Глава 9

ОН ИЗ ЛЕСА ВЫШЕЛ, БЫЛ СИЛЬНЫЙ ПОНОС…

Гогина помощь оказалась бесценной. Роман впервые за эти две недели смог поделиться с другом грузом своих проблем. Психологически был снят стресс после самоубийства Тимура. Это была своеобразная психотерапия. Из Гогиных анекдотов Бекас не запомнил практически ничего, кроме последнего анекдота, в котором психиатр-молодожен рассказывал своим коллегам о своей жене: «Да, я признаю, что она кривая, косая и, вообще, страшнее не бывает, но если бы вы знали, какие потрясающие кошмары ее мучают?!»

Бекаса в эту ночь не мучили никакие кошмары, и проснулся он вполне свежим и отдохнувшим. Гога гремел посудой на кухне, фальшиво напевая песню о том, как «тяжелым басом гремит фугас». Бекас дождался момента, когда вокальный порыв Гоги утих, и сказал:

— Я бы хотел умыться. Вы еще практикуете поливать головы душевнобольных холодной водой, как у Гоголя?

— Разве что по желанию.

Гога принес из комнаты полотенце, и через несколько минут, когда Бекас, вытираясь, вышел из ванной, на столе уже стояли две тарелки с жареной свининой, щедро посыпанной жареным луком. Рядом на тарелке лежали аккуратно нарезанные свежие помидоры и огурцы.

— Хавать подано! — объявил Гога и начал с завидным аппетитом уничтожать завтрак. Набив рот свининой, Гога поинтересовался: — И что же ты теперь будешь делать?

Бекас пожал плечами и ответил:

— Ну… В первую очередь надо найти фирму «Взлет». Позвоню туда, позову этого, как его, Губачева…

— Губанова Владимира Михайловича. Сахар кушай, чтобы память была! Между прочим, пока ты дрых, я кроме того, что сбегал в магазин, расшифровал диктофонную запись. Для тебя, упыря, старался!

— Премного благодарен, — отозвался Бекас, — и что же там было зашифровано?

— Ну, до чего же ты тупой! Расшифровать — значит переписать на бумажку то, что записано на пленке. Ну, позовешь ты Губанова к телефону, а дальше что?

— Объясню ему прямым текстом, что его автоматы заминированы. Пусть пойдет и проверит. Честно говоря, я не очень-то понимаю смысла всего этого.

— Ну, положим, ты вообще много чего не понимаешь. Хотя в данном случае и понимать ничего не надо. А если ему именно это и нужно было? Что будешь делать? В ментуру обратишься?

— Не знаю, — недовольно буркнул Бекас, — видно будет. А у тебя не возникло подозрение, что вчерашний клиент из этих… бойцов невидимого фронта?

— Возникло? Да я тебе голову даю на отсечение, что так оно и есть, — сказал Гога и рассек помидор на две одинаковые половинки. — Вот только действовал он неофициально. Все это очень напоминает заговор, точнее, предварительный этап подготовки компромата на кого-то из власть придержащих. Не забывай, что с приходом нового президента в стране стало меньше беспредела. Там, наверху, привыкли хапать по-крупному, без оглядки на закон. Эти пережитки-недобитки «перестройки» ради возврата утраченных ими в последнее время позиций не только школы, мать родную подорвут и свалят вину на злых чеченов…

С этими словами Гога включил с пульта телевизор.

По местному каналу шли новости. Симпатичная, но немного косноязычная девушка рассказывала о том, что уже несколько дней на улицах города звучат выстрелы, там и сям обнаруживаются трупы авторитетных граждан города. На экране замелькали окровавленные тела, лужи крови и сотрудники убойных отделов, комментирующие это…

— Все, спасибо тебе, Гошка, за то, что ты есть. Поеду я, как говорил старшина: «Что на шашечки смотреть, когда ехать надо», — сказал Роман, поднимаясь из-за стола.

Гога пошел следом и, отпирая дверь, напутствовал его так:

— Смотрите, сударь, не подохните, как собака.

Бекас усмехнулся и, держа в руке дипломат с пультом, вышел из квартиры. Выйдя на улицу, Бекас поймал машину и, усевшись в нее, сказал:

— К центральному универмагу.

Его «опель» стоял на том же месте, откуда его похитил ловкий, но мертвый на данный момент Тимур.

Через пять минут Роман уже был на Декабристов. Ольга была дома. Она вспыхнула легким румянцем при его появлении. Роман и сам почувствовал некоторое смущение. Он, словно опоздавший школьник, с порога попросил прощения:

— Извините, ради Бога, Оля, честное слово, вопрос жизни и смерти решался. Как Игорешка?

— Здоров. Я сейчас накормлю вас, и мы с сыном пойдем гулять на один час. Хотите, пойдемте вместе, или нет… Вы, наверное, устали.

— Я очень устал, — улыбнулся Роман, — но я ни за что на свете не променяю возможность погулять с вами по улице, на час ничегонеделания. А насчет еды не волнуйтесь, пожалуйста. Мой школьный товарищ Гошка накормил меня сегодня утром до отвала. Подождите меня, я сей секунд буду готов.

Оставляя дипломат с пультом в своей комнате, он подумал:

«Ну вот. Теперь у меня уже два волшебных чемоданчика. Может, мне коллекционировать их? Начало положено».

Они гуляли с Олей и Игорьком не час, а два. Никогда за всю его жизнь не было Бекасову Роману так хорошо и тепло на душе, как в эти два часа. Они почти не разговаривали, просто шли рядом, держась за ручку коляски, каждый думая о чем-то своем. Но, по-видимому, думали они все-таки о чем-то очень схожем. Встречные прохожие, бросая на них взгляд, не могли удержаться от доброжелательных улыбок. В их представлении, наверное, Роман и Оля были счастливыми молодоженами, прогуливающими своего ребенка.

Коляску и спящего Игорька Роман поднимал по лестнице наверх сам, мягко отстранив Ольгу рукой в сторону, когда она попыталась помочь ему. От этого прикосновения, первого за эти два часа прогулки, у обоих на лицах вспыхнул румянец, незаметный в тусклом свете лестничной лампочки.

Когда Роман сказал Оле, что пойдет по делам до вечера, Ольга несколько неожиданно для себя поинтересовалась, во сколько он вернется домой.

— Чтобы знать, готовить обед или нет, — словно оправдываясь, сказала она.

— Готовить, обязательно! К десяти вечера я буду как штык! Честное слово… — Роман смутился. — Если что-нибудь случится из ряда вон выходящее, то я позвоню…

Выйдя на Декабристов, Бекас зашел в книжную лавку напротив дома, где купил толстый справочник «Цветные страницы города». Открыв его, он через пять минут, несмотря на все ухищрения авторов толстого руководства для начинающих Иванов Сусаниных скрыть искомую информацию, все-таки нашел консалтинговую фирму «Взлет».

Роман подошел к ближайшему телефонному автомату и набрал нужный номер. Через пару гудков он услышал специфические звуки, которые издает определитель номера. Роман хмыкнул. Зазвучала дребезжащая электронная версия полонеза Огинского, и на этом фоне любезный мужской голос произнес:

— Вы попали в приемную косалтинговой фирмы «Взлет». В настоящий момент мы не можем вам ответить. Оставьте ваш номер телефона и вкратце изложите суть вашего дела. Мы вам позвоним. Начинайте говорить после сигнала. Всего доброго.

Потом раздался гудок, и Бекас отключил трубку.

«Надо съездить на место, посмотреть, что это за „Взлет" такой», — решил он.

Сев в машину, Бекас нацепил очки и отправился в Долготрубное, с поездки в который началась вся эта история. Справа от него лежал выдранный из справочника лист, на котором были адрес и телефон фирмы «Взлет». Сам справочник он с мстительным удовольствием бросил в урну.

До Черниговского шоссе он добрался без приключений.

Приближаясь к тому месту, где памятной ночью он стал обладателем сумки из ослиной шкуры, он увидел стоящие у обочины «крайслер» и «БМВ». Рядом с остановившимися у места аварии богатыми иномарками стояла небольшая группа аккуратных крепких ребят в черных костюмах и с мрачными лицами.

«Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», — вспомнил Бекас знаменитую фразу то ли Цезаря, то ли еще кого-то и постарался побыстрей миновать проклятое место.

Подъехав к Долготрубному, он остановился на обочине и еще раз посмотрел на листок с адресом. «Геологическая, 9. Очень хорошо», — подумал он и поехал дальше.

В это время в трех километрах за ним в ту же сторону и по тому же адресу ехала черная «вольво», за рулем которой сидел Палач и двое его новых напарников, Хмурый и Валет. Они были просто посланы на разведку настырным вошедшим в боевой раж Салтыковым и специальной боевой задачи не имели. Нужно было посмотреть, что происходит вокруг резиденции Кабачка. Обыкновенная рекогносцировка. Проезжая в свою очередь мимо «крайслера» и «БМВ», Валет кивнул в сторону компании на обочине и сказал:

— Кабачковские пи…ы. Эх, блин, сейчас бы из «калаша» пройтись! Всех бы уложил.

— У нас сегодня другое дело, — не оборачиваясь, сказал Палач, явно думая о чем-то своем. Мало кто видел его думающим. Валету и Хмурому повезло.

Бекас быстро нашел Геологическую улицу. Особняк Кабачка он увидел издалека. На другой стороне улицы был разбит роскошный парк.

Бекас медленно проехал мимо особняка, полюбовался на лепнину и панели из розового мрамора, прочел табличку с названием фирмы, затем сделал круг, объехав парк с обратной стороны и углубился в одну из тенистых аллей, выходящих прямо на особняк. Не доехав до Геологической метров сто, он остановился и выключил двигатель. Вынув из кармана трубку, он собрался было набрать номер «Взлета», но остановился и подумал:

«А что же я им все-таки скажу?»

Тут было о чем подумать, и Бекас, сняв все еще непривычные очки, закурил, опустив оба передних стекла.

Через минуту на соседней дорожке, справа от Бекаса, бесшумно остановилась черная «вольво». На которую Бекас не обратил никого внимания. Он даже не заметил ее появления.

Палач достал из бардачка бинокль и стал рассматривать фасад кабачковского особняка. Через несколько минут сидевший сзади Валет сказал:

— А что это за хмырь в «опеле»?

Палач посмотрел в сторону Бекаса и хмыкнул:

— Ну, сидит, ну, и что? — и снова уставился в бинокль.

Но через несколько секунд он в задумчивости опустил бинокль и полез в карман куртки. Достав оттуда розыскную листовку, он некоторое время рассматривал ее, затем навел бинокль на Бекаса и окликнул его:

— Эй, мужик!

Бекас, вздрогнув, повернулся к Палачу лицом и секунду-другую смотрел в наставленный на него бинокль, тут же отвернулся и включил зажигание.

— Это он, бля буду! — среагировал на движение Романа Палач, заводя мотор.

— Кто — он? — спросил Хмурый, но Палач лишь отмахнулся, на ходу засовывая бинокль в бардачок.

Машина Бекаса в это время уже трогалась с места.

— Стой! — заорал в окно Палач, — стой, е… х…так твою…. поговорить надо!

Но Бекас говорить с ним ни о чем не собирался. «Опель» стал быстро набирать скорость.

— Стой, падла! — закричал Палач, рванув машину с места. — Бекасов, стой, козел!

Бекас, повернувшись на возглас и увидев направленный на него бинокль, не на шутку обеспокоился. Когда же он услышал свою фамилию, то рванул по-настоящему. Его узнали. Это было совсем плохо. Бекас еще не знал, что будет делать дальше, но делать это надо было как можно дальше от этих ребят.

По Черниговскому шоссе в сторону города мчались, обгоняя всех, две машины. Впереди несся «Опель „Вектра"», за ним — черная «Вольво-740».

Бекас едва успевал уворачиваться от ставших вдруг очень медлительными машин.

Впереди показался знакомый пункт ГАИ. В другом случае Бекас, возможно, и попросил бы помощи у ментов, но «беретта» за пазухой, да и собственная физиономия в розыске, не позволяли ему этого.

Посему он не обратил никакого внимания на выскочившего из будки гаишника, который в одной руке держал свисток, а другой — полосатую палку, которой махал, будто градусник встряхивал. Пролетев мимо инспектора на расстоянии сантиметров двадцати, Роман с трудом увернулся от «Москвича» с корзинами на крыше, который в это время отъезжал от поребрика, и не увидел того, что произошло секундой позже.

Оскорбленный гаишник, глядя вслед «опелю», потянулся к рации, при этом он неосмотрительно шагнул на проезжую часть. «Вольво», несшаяся следом, на скорости ста тридцати километров в час ударила его правой стороной бампера по ногам.

Гаишника подбросило и завертело в воздухе, как огородное чучело, сорванное ураганом. Когда его тело, исполнив несколько оборотов в воздухе, шмякнулось о землю, милиционер пребывал в полном бессознании. Ботинки, слетевшие с его ног, валялись поодаль, а полосатый жезл, символ абсолютной власти над водителем, улетел на встречную полосу, где его тут же раздавил трейлер с финскими номерами.

Палач, поглядев в зеркало, сжал зубы и промолчал. Хмурый открыл рот, чтобы сказать что-то, но Палач угрожающе выдавил:

— Не вякай.

Когда Палач снова посмотрел в зеркало, то увидел, как из быстро удаляющейся будки выскочили трое инспекторов ГАИ. Двое бросились в «Жигулям» с мигалками, стоявшим неподалеку, третий склонился над поверженным коллегой.

Машины, с трудом избегая столкновений, мчались по тому самому маршруту, который привел Дена к преждевременной смерти. Но, поскольку движение становилось все более оживленным, скорость пришлось снизить. Борьба стала позиционной. Отчаянно сигналя и рискованно выезжая на встречную, Палач постепенно приближался к машине Бекаса. Между «опелем» и «вольво» оставалось шесть машин и никакой возможности для обгона.

Подъезжая к Третьяковскому мосту, Бекас увидел, что впереди образовалась пробка, и задергался. Машины ехали все медленнее и постепенно останавливались. И тут Бекас обратил внимание на то, что в двадцати метрах впереди, у северного въезда в Центральный городской парк имени Папанин-цев, имеется свободное пространство, а ворота, ведущие на мост, открыты. Из ворот медленно выезжал туристский автобус. Отчаянное положение толкнуло Бекаса на решительные действия.

Он резко вывернул руль вправо и, едва не проскрежетав крылом и дверью по толстому бамперу успевшей затормозить новенькой «десятки», пролез в правый крайний ряд, к поребрику, перевалив через который, «опель» пересек небольшой газон и оказался на свободной от машин площадке перед въездом в парк. Площадка была свободна от машин, но не от мелких торговцев, продававших здесь свой товар.

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Бекас увидел, что «вольво» преследователей повторила его маневр. Раздались возмущенные гудки, но «вольво» лезла вперед, как ледокол.

Решительность преследовавшего его водителя добавила Бекасу прыти, и он надавил на газ. «Опель» снес стол едва успевшего отскочить торговца-книжника. На асфальт веером посыпались цветастые глянцевые книжки, повествовавшие о невероятных приключениях воров в законе, Слепых, Глухих, Седых и Хромых. К сожалению, на тротуар упали и достойные книги, вроде «Кошмара на улице Стачек» Кивинова и «Операции „Вурдалак"» Черкасова.

Второй жертвой Бекаса стал матрешечник, который, увидев судьбу книжного стола, успел заранее отскочить в сторону. Многочисленные безрукие колабашки с лицами Горбачева, Ельцина, Ленина и прочих популярных среди иностранцев героев русского анекдотного эпоса рухнули с многоярусного стеллажа и, сверкая лаковыми боками, деревянно застучали по асфальту.

«Вольво», проехавшись по рассыпанным на асфальте бестселлерам, рванула вслед за «опелем». На площадке перед мостом на секунду повисла тишина, которую буквально взорвали возмущенные возгласы пострадавших лоточников, которые бродили вокруг своих покалеченных стендов и товаров, сравнивая проехавших мимо них гонщиков с разными нечистоплотными и рогатыми животными.

Менты, погнавшиеся за Бекасом и Палачом, намертво застряли в пробке на проспекте, потеряв из вида «вольво». Им не оставалось ничего другого, как переговариваться со своими по рации. Про «опель» они забыли, зато оживленно обсуждали, какой маршрут может выбрать водитель «вольво», которая чуть не оборвала жизнь одного из их товарищей.

Бекас, проскочив мост, направил машину прямо и через несколько секунд, распугивая гуляющую публику, переехал через следующий мостик. Справа было кафе, рядом с котором за столиками сидел праздный люд, пьющий кофе, соки и чай, а по большей части — пиво. Перед кафе была неизвестно откуда взявшаяся в ясный солнечный день грязная лужа.

Бекас объехал грязь. «Вольво», проехав по самой середине лужи, окатила грязной водицей сидящих за столиками празднично одетых людей. Те повскакивали с пластиковых стульев, посылая проклятия и выражая желания, касающиеся здоровья и чести водителя «вольво».

Бекас, увидев, что налево уходит относительно свободная аллея, крутанул руль, и «опель» послушно устремился туда. «Вольво» тут же повторила маневр «немца», но шведская колымага весила в два раза больше немецкой, поэтому при повороте ее занесло, и она задела правым задним крылом за стоявшую на краю газона высокую стремянку. На стремянке никого не было, зато, падая, она попала верхним концом прямо по заднему стеклу удаляющейся «вольво». Стекло рассыпалось на множество мелких гранул, а в салоне стало значительно прохладнее и свежее.

— Ну, пи…. ну, …сое, — кровожадно начал Палач, но продолжить не успел, потому что Хмурый, сидевший рядом и все это время погони пытавшийся попасть пряжкой ремня безопасности в замок, закричал:

— Эй, смотри!

Палач посмотрел и увидел, как из боковой аллеи выехал задом грузовик с люлькой на длинной стреле. Стрела была опущена до самого нижнего положения, и «вольво» мчалась прямо на решетчатую коробку люльки, которая через несколько секунд должна была угодить ей в лобовое стекло. Палач резко нажал на тормоз. «Вольво», проехав с десяток метров юзом, остановилась.

Палач перевел дух, вывернул до отказа руль вправо, так что гидроусилитель руля натужно загудел и, резко объехав препятствие, дал по газам.

«Опель» успел за это время удалиться на приличное расстояние, и Бекас, увидев впереди какую-то покрытую лесами запущенную стройку, уверенно направил машину туда.

В этой запущенной и неблагоустроенной части парка народа не было.

Бекас увидел, как «вольво», набирая скорость, стала приближаться к нему. Объехав стройку, Бекас резко затормозил и, выскочив из машины, бросился во внутренний двор здания.

Стены трехэтажного строения, подковой охватывавшего с трех сторон небольшой двор, были полностью закрыты лесами. Увидев в десяти шагах от себя темный проем открытой двери, Бекас устремился туда, уловив за спиной шум въезжавшей во двор машины. В полутемном подъезде он увидел прямо перед собой лестницу и рванул наверх.

Въехав во двор, Палач увидел мелькнувшую в дверном проеме спину Бекаса и направил машину прямо туда. Затормозив, он слегка не рассчитал, и «вольво» несильно ткнула бампером в строительные леса. Легкого удара бампера «вольво» по строительным лесам вполне хватило, чтобы лежавший на лесах на высоте четырнадцати метров народный гибрид топора и лома свалился вниз. Когда трое бандитов выскочили из машины, Палач повернулся к Валету, чтобы дать соответствующие указания, но Валет странно дернулся и упал лицом на землю. Палач очень удивился, когда увидел торчавший у того из головы топор с приваренным к нему железным ломом.

Дернувшись пару раз, лежавший на земле Валет затих. Палач и Хмурый опешили. Хмурый, отнеся случившееся на счет ловкости Бекаса, поднял голову и заорал:

— Ну, сука, за Валета ты ответишь отдельно, понял, говно?!

Ответа не последовало.

Палач схватил Хмурого за плечо и сказал:

— Иди к воротам и секи. Упустишь — убью.

Хмурый смачно плюнул в сторону подъезда и, достав «ТТ», пошел к въезду во двор.

В это время Бекас, который не имел совершенно никакого отношения к эпизоду с ломом, на цыпочках пробирался по анфиладе второго этажа.

Глава 10

КАК СУДНО ПОПРОСИШЬ, ТАК И ПОДАДУТ…

Одна из оперативных групп, которым было поручено уничтожение банды Салтыкова, состояла из Шварца, Крюка, Валдиса и Тихони. За рулем сидел Шварц, рядом с ним сто сорокакилограммовый Тихоня, а на заднем сиденье устроились Крюк и Валдае. Никакого особенного оружия у них при себе не было. Пистолеты одной системы и одной модели. Те же «вальтеры», что и у Шварца. К пистолетам у каждого имелось по две обоймы. На инструктаже кабачковские силовики распределили объекты между шестью группами специалистов. Шварц и его подчиненные ехали на один из таких объектов.

В зале игровых автоматов на Госпитальном проспекте у одной из сверкающих денежных машин столпились молодые ребята лет по двадцать пять — тридцать. Будучи разной комплекции и роста, они, тем не менее, были одинаково коротко стрижены, оттатуированы в разные части тела и одинаково возбуждены. Все они сочувствовали такому же, сидевшему перед игровым автоматом, пацану. Пацан засаживал уже девятую тысячу рублей.

— Ну, давай, падла! — выкрикивал играющий и с силой бил по кнопке, над которой была надпись: «Убедительная просьба по кнопкам не бить».

Автомат не давал. Он уверенно жрал деньги, и его размалеванные символами богатства и удачи толстые бока не выражали ни капли сочувствия к проигрывавшему.

Деньги закончились, и выругавшись в очередной раз, Толян отвернулся от автомата.

— Девять косых слил! — то ли пожаловался, то ли похвастался он. — Считай, триста бакинских!

Стоявшие вокруг братки сочувственно закивали.

Хотелось продолжать, но денег не было, так что нужно было уходить. Толпа зашевелилась и, с гоготом вывалившись на улицу, стала усаживаться в две машины, стоявшие напротив входа. Расстроенному проигрышем Толяну пришла в голову свежая дебютная идея:

— Слышь, пацаны, давай заедем к Ботвиннику, может, наш клиент уже созрел?..

Ботвинник был владельцем подвального шалмана самого низкого пошиба. Его заведение находилось на улице Справедливости между общественным туалетом и пунктом приема вторсырья. Девять выщербленных ступенек, на которых можно было свернуть хоть ногу, хоть шею, вели в подвал, отделанный грязным, как совесть гаишника, кафелем. Четыре ободранных столика, несколько стульев и прилавок, за которым стоял сам хозяин, составляли интерьер этого любимого местными алкоголиками и бандитами заведения.

Водку, предлагавшуюся неразборчивым посетителям, для сокращения налоговых платежей и транспортных расходов производили в подвале напротив. Над входом в шалман висела светящаяся надпись: «Три Личичикалы».

Кто такие «Личичикалы», не знал никто, включая самого Ботвинника.

Через полминуты «БМВ-316» и «восьмерка», в которых сидели в общей сложности шесть человек, резко отъехали от поребрика, помешав всем, кто двигался в это время по Госпитальному проспекту. Из «БМВ» высунулся конкретный пацан и проорал в адрес едва не врезавшегося в него «Москвича»:

— Ты смотри, куда едешь, козел!

За дверью, ведущей в кулуары шалманской норы, находилось некое подобие кухни, в углу которой, уронив голову на алюминиевый стол, спал на стуле повар, он же уборщик и вышибала.

За следующей дверью начинался длинный коридор с двумя дверями подсобок. За одной из них, прикованный наручниками к батарее, на грязном полу сидел человек. Это и был тот самый дозревающий клиент, которого имел в виду слегка поиздержавшийся Толян.

История клиента была проста, как правда жизни любого провинциального города, хоть бы и областного центра.

Прикованный к батарее Владимир Анатольевич Иванов, пятидесяти пяти лет от роду, недавно открыл магазин садово-огородного инвентаря. Раньше он был геологом, но, сломав в одной из экспедиций ногу, которую из-за начавшейся гангрены пришлось ампутировать, был вынужден сменить род деятельности. Десять лет, работая где придется, он копил деньги и вот открыл, наконец, бизнес, который был ему и по карману, и по здоровью.

Но недолго продолжалась его спокойная жизнь. Через две недели к нему в кабинет ввалились салтыковские отморозки и, поплевывая на пол, объяснили, что Бог велел делиться. При этом они назвали несуразную сумму. Иванов попытался объяснить им, что если и делиться, то нужно подождать, пока будет чем. Ему тут же объявили, что ждать никто не собирается и времени у него всего лишь три дня. Дальше пусть пеняет на себя.

Наивный Иванов пошел в милицию и рассказал о наезде. Его сочувственно выслушали и пообещали разобраться. Иванов вернулся в магазин, а через два часа отморозки, которым услужливые менты тут же передали содержание беседы с Ивановым, пришли снова и со словами «Ах ты, сука, ментам жаловаться надумал» уволокли его в подвал и пристегнули к трубе. Объявив, что освобождение стоит пять тысяч долларов, они ушли, и вот уже вторые сутки, страдая от боли в культе, Иванов сидел на цементном полу и надеялся, что все каким-то образом обойдется.

Шварц и его группа направлялись как раз в тот самый зал игровых автоматов. Когда они подъехали к месту, конкретные пацаны отбывали в сторону шалмана «Три Личичикалы». Сидевший рядом со Шварцем Тихоня сказал:

— Вон они поехали. Видишь?

— Вижу, — ответил Шварц, — поедем за ними. Хорошо, что они уезжают отсюда. Здесь слишком людное место.

Тихоня кивнул, а сидевший сзади Крюк сказал:

— Этого, в кепаре, я знаю.

И рассказал о том, что видел одного из пацанов на улице, когда тот полез в ларек без очереди:

— Там дедок, ветеран войны стоял, кавалер фиг знает каких орденов, замечание хаму сделал. Так этот кепарь просто отпихнул деда в сторону. Я тогда завелся и уже собрался было влезть в это дело, но шеф срочный сбор объявил. Вот я ему, гниде, сейчас дедушку и Дена нашего припомню, — сказал Крюк и потрогал «вальтер» за пазухой.

Свернув на улицу Справедливости и проехав метров триста, «БМВ» и «восьмерка» остановились у входа в бар «Три Личичикалы». Шестерка бандитов спустилась в подвал. Когда последний из них скрылся за железной дверью шалмана, на противоположной стороне остановилась белая «пятерка», и из нее вышли Шварц, Тихоня, Валдис и Крюк.

Перейдя дорогу, они внимательно посмотрели по сторонам и пошли вниз. Впереди шел Тихоня. Ростом под метр девяносто, он выглядел очень внушительно. Даром, что до работы у Кабачка он был членом сборной города по боям без правил. Он и теперь продолжал регулярно ходить на тренировки, чтобы не терять формы.

Когда они вошли в кабак, трое из бандитов, среди которых был Толян, уже прошли в катакомбы, чтобы поговорить с непонятливым Ивановым. Еще трое стояли у стойки и здоровались со слегка нетрезвым Ботвинником. У самой двери за столиком сидел местный алкаш.

Стоявшие у стойки пацаны обернулись и увидели вошедшего в шалман хорошо одетого громилу с недобрым лицом, а затем еще троих посетителей, внешний вид которых тоже не соответствовал рангу заведения. Они сразу поняли, что эти люди пришли сюда вовсе не для того, чтобы распить стаканчик-другой ботвинниковского «самовара». Несколько секунд все стояли молча, потом стоявший у стойки бандит с погонялом «Гонщик» сказал: