Все мы вышли из моря. Все мы стремимся вернуться в него, хотя бы на несколько минут во время курортных купаний.
      Море кормит нас так же, как и земля: рыба, моллюски, водоросли, китовое мясо, тюлений жир, ракообразные…
      Но мы принесли в нашу древнюю колыбель - смерть! Смерть, которая страшнее Хиросимы и Чернобыля… Мы нанесли мощнейший химический удар по Океану. Чем-то он ответит?

      
      В августе 1969 года датские рыбаки, ловившие сельдь в Малом Бельте (пролив на выходе из Балтийского моря) вывалили из трала вместе с рыбой ржавую бочку с полустершимися германскими литерами на боках. Бочка была наглухо закупорена. Но из проржавевшей оболочки на палубу стекала вязкая бесцветная жидкость. Через несколько секунд рыбаки, сбежавшиеся посмотреть на странный улов, почувствовали нестерпимую резь в глазах. На руках, прикоснувшихся к бочке, вздувались ожоги, переходящие в язвы… Вызванный по рации вертолет береговой охраны эвакуировал пострадавших. По счастью, все остались живы, но ослепли. Врачи констатировали тяжелое отравление ипритом.
      Иприт - бесцветная, жидкость тяжелее воды„… Боевое отравляющее вещество, протоплазматический яд, поражающий глаза, кожу, верхние дыхательные пути, легкие…»
      Трагедия датских рыбаков быстро стала достоянием гласности. На курортных пляжах Южной Швеции поднялась паника… Туристы, напуганные слухами, о затопленном в балтийских проливах германском химическом оружии, спешно покидали пансионаты. От рыбной продукции с пометкой "сделано, в Дании" покупатели шарахались, как от зачумленной (спустя пятнадцать лет так будут шарахаться от салата, грибов, яблок, выращенных в чернобыльской округе). Рыботорговцы и владельцы курортных зон несли, огромные убытки. И скандальную историю с пиритовой бочкой быстро замяли.На тему затопленного химического оружия, легло, табу: не надо пугать прибалтийского бюргера - потребителя-покупателя, туриста…
      А рыбаки датские, шведские, норвежские еще не раз выволакивали донными тралами контейнеры с химической смертью. Закрытая, статистика утверждает, что таких происшествий было около сотни.
      Человечество, неистощимо в своих самоубийственных выдумках: хлор, иприт, бациллы чумы, выращенные в спецбиолабораториях, оружейный плутоний, ядерные бомбы, межконтинентальные ракеты подводного старта с разделяющимися боеголовками, лазеры-смертоносцы…
      После Хиросимы и Чернобыля душа современника устала удивляться опасности приуготовленных на наши головы спецсредств - оружия массового поражения.
      Мой дачный участок расположен неподалеку от самого крупного в мире хранилища синильном кислоты. Ну и что? Привык я, привыкли соседи… Если, утечка, то не жить всем - ни мне, ни соседям, ни Москве, ни миру…
      Ну, подумаешь, химическое оружие? А биологическое лучше что ли? А радиация? А световая вспышка? А ударная волна?
      В школе на уроках гражданской обороны начисто отбили и интерес, и страх перед всякими там ипритами, фосгенами, заманами,; заринами…
      Вот терминаторы, киборги, батманы - куда страшнее… Они зримы, зрелищны и даже как-то реальнее, чем все абстракции ГРОБа - гражданской обороны.
      То, о чем.мы не. хотим задумываться сегодня весьма волновало в тридцатые годы самого "мистического" из всех советских писателей Михаила Булгакова.(странно, что не писателя Михаила Зощенко, хлебнувшего отравляющих газов на германском фронте). Булгаков написал пьесу "Адам и Ева" на тему химической войны, между капиталистами и коммунистами. За 15 лет до взрыва атомной бомбы в Хиросиме он сумел нарисовать картину грядущего варварства и даже дату предсказал, ошибшись всего на три дня. Трагедия Хиросимы произошла 6 августа, гибель в пьесе Ленинграда от химического взрыва состоялась 9 августа. Так ли далек был от жизни Булгаков в своих фантасмагориях?
 

* * *

 
      Химическое оружие на парады не вывозили. И газеты не трубили о героях-химиках. Но среди всех прочих хроник человечества военные архивы хранят и такую:
      8О-ые годы 19 века: случайное открытие "горчичного газа" 10-ые годы XX века: профессор Абер выдвинул идею применения токсичных химических веществ в боевых целях. Появился термин "химическое оружие".
      1915 год: широкомасштабное применение "горчичного газа" под Ипром. Появился термин "иприт".
      1916 год. Профессор Зелинский предложил идею угольного противогаза для защиты солдат от боевых ОВ.
      1915 - 1918 годы: разработаны новые виды боевых отравляющих веществ - хлорциан, фосген, адамсит, люизит…
      1919 год: Версальский договор запрещает Германии производство химического оружия.
      1925 год: Женевская конвенция запрещает применение химического оружия в военных действиях.
      1926 год: открытие немцами Школы химической войны в СССР (официально между Рейхсвером и РККА) под Вольском в Самарской губернии.
      1926 - 1933 годы: серия испытаний химического оружия с помощью авиации, дистанционных химических бомб и цистерн по химическому заражению местности. Испытание нового ОВ - вязкого иприта. Вопреки договоренности многие германские разработки остались закрытыми для советских специалистов. Испытание защитных средств и профилактики ипритовых поражений на красноармейцах-добровольцах.
      1935 год: фашистская Италия применяет иприт в войне с Абиссинией.
      1937 год: заявление Гитлера о том, что Германия не будет совершать ошибки первой мировой войны, то есть химическое оружие будет применяться в широких масштабах.
      1939 год: применение фашистами газовых камер в психиатрических больницах «для очищения
      1941 год: использование фашистами газовых камер в концлагерях. Все химические заводы Германии переведены на производство химического оружия.
      1941-45 годы: применение газов «Циклон», «Кларк-Б» и «Табун» для массового умерщвления людей в нацистских лагерях смерти.
      Чтобы противостоять угрозе химической войны, мало было выпускать противогазы и плащ-накидки, надо было создавать свои химические арсеналы. С 1928 года в СССР начал работу первый завод по производству боевых ОВ. Он располагался в городе Дзержинске, что в Горьковской области.
      «Индатрен» - по этому кодовому слову, обозначавшему безобидный краситель в ткацкой промышленности, вермахт должен был начать широкомасштабную химическую войну. По счастью, зловещий пароль не прозвучал в эфире даже тогда, когда Гитлеру, уходя из жизни, очень хотелось «громко хлопнуть дверью».
      В 1945-1946 годы германские химические арсеналы были разделены между странами-победительницами с условием, что каждая сторона сама уничтожит свою долю. Поскольку специальных технологий по уничтожению химоружия не было, решили топить его в океане - на больших глубинах. Англичане погрузили бочки на старые пароходы и повели их на буксирах в места затопления. Но в Атлантике бушевали осенние штормы и тогда, не долго думая, затопили суда-могильники там, где показалось удобнее - на выходе из Балтийского моря.
      В 1987 году представитель министерства обороны Норвегии, заявил, что удалось точно установить местонахождение 27 затопленных судов вместе с германским крейсером "Лейпциг», в трюмах которых находится 179 тысяч тонн опасных химических веществ.
      До сих пор на укладывается в голове, что да эту чудовищную по неразумности акцию: пошли, такие здравомыслящие страны. как Англия и Америка. Ладно, советские головотяпы, нашвырявшие экологические бомбы замедленного действия у себя под боком: под Лиепаей и Кронштадтом, в Ладожском озере и черт знает, где еще. Но ведь англичане поступили и того хуже - топили суда-саркофаги в проливах Скагеррак, откуда донные течения уходят во внешние моря на соединения с Гольфстримом, который омывает берега стольких стран. Воистину, после нас хоть потоп, хоть иприт!
      4 мая 1990 года побережье Белого моря близ Архангельска было сплошь устлано мертвой рыбой… Даже с вертолета, не. Просматривался конец этой, страшной белой кайме вдоль прибойной полосы. А волны выбрасывали все новые и новые погибшие косяки. Прибывшие из Питера обнаруживали в тканях выброшенных рыб весьма существенные дозы иприта… И что же? А ничего. Кто-то пустил общественное негодование по ложному, руслу. Обвинили подводников-атомоходчиков: они де откачали за борт радиоактивную воду. Но радиация, убивает, не враз, а постепенно. Другое дело высокотоксичная боевая химия…
      Бывший офицер Генерального штаба ВС СССР генерал-майор в отставке Б.Т. Суриков:
      - Меня просто взорвала та ложь насчет радиации. И я рассказал в печати то, что мне открыл мне бывший командующий Балтийским флотом адмирал Трибуц. Мы лежали с ним в одном госпитале - в Мытищах. Дело было в 1970 году. И он, коротая время, рассказал, как его корабли топили в Балтийском море трофейное химическое оружие. Но это было всего: 13% от общей массы, затопленного союзниками в Скагерраке И В ДРУГИХ МЕСТАХ. Хуже всего то, что в 50-е годы, признавался Трибуц, мы затопили в Белом море несколько эшелонов с химическими боеприпасами собственного производства. Как устаревшее… А иприт практически не стареет.
      "Ох, какую большую свинью подложили мы своим детям и внукам!" - Вздохнул адмирал. Если бы свинью подложили, а том чудовищную бомбу замедленного действия. Это пострашнее, чем Чернобыль будет.
      Многие годы генерал Суриков бил в набатный колокол: писал тревожные статьи, выступал по телевидению и по радио. К его голосу прислушивались в США и Германии, Англии и Италии, но только не в Советском Союзе. Тем не менее, быть может все же с подачи генерала Сурикова в Санкт-Петербурге вместе с группой норвежских фирм была разработана Программа подъема затонувших судов, уничтожения или утилизации затопленных отравляющих веществ. Она получила название «Экобарос». Беда же в том, что затопленные суда с химическим оружием поднимать нельзя. На вопросы «почему?» и «чем это грозит?» отвечал перед телемониторами видный ученый вице-адмирал Тенгиз Борисов:
      - За полвека пребывания на грунте корпуса судов настолько коррозировали, что любая попытка оторвать их от грунта приведет к залповому выбросу иприта и других ОВ содержащихся в их контейнерах. Все-таки есть вполне реальный способ уменьшить угрозу залпового выброса. Он, этот способ уже опробован нами при герметизации первого отсека затонувшей атомной подводной лодки «Комсомолец». Суть его в том, что по специальной трубе, спущенной о борта надводного судна, закачивается жидкий бетон внутрь корпуса затонувшего объекта. Раствор заполняет все промежутки, между химическими боеприпасами и превращает корабль, в прочнейший железобетонный монолит, из которого не просочится ни одна капля иприта или другого яда. Такая уникальная технология разработана российскими учеными. Мы готовы применить свой опыт на практике, если международное сообщество возьмется всерьез решать проблему затопленного химического оружия, если мировая общественность осознает, наконец, всю реальность угрозы из-под воды для себя и наших потомков.
 

      
      На кинокадрах, снятых российскими экологами под водой, я видел дно Балтийского моря в одном из районов, где захоронено трофейного химического оружия. Воистину, выжженная земля, абиотичный грунт, как говорят биологи, - ни травинки, ни икринки… Лишь борозды, оставленные тралами рыбаков да лунки-кратеры в тех местах, Гед прорывались из-под слоя песка и ила ядовитые газы из проржавевших бомб.
      Могильник. Мертвая вода. Лунный ландшафт… Но на Луне нет иприта.
      Где-то здесь затаились «жгучие медузы» - желатинизированные сгустки иприта в оболочках из тиодигликоля. Другое ОВ - адамсит - покрывает грунт в виде твердого осадка, нерастворимого в воде. «Жгучие медузы» жалят со дна Балтики и Белого моря беспощадно и далеко: намного поколений вперед. Для тех, кто отмахивается от этой угрозы напомню слова из инструкции «Боевые газы» времен первой мировой войны: «Участь смельчаков, считавших, что газа бояться нечего, всегда была одинакова - смерть!»
      Вольно или невольно мы нанесли мощнейших химический удар по океану. Чем-то он ответит? Кто сеет ветер, пожинает бурю. Что же пожнет тот, кто рассеял яд посреди моря?
      И почему-то кажется не случайным, что великий знаток и защитник океанов Жак Ив Кусто умер в год, когда исполнилось ровно полвека массированного вторжения боевой химии в морскую среду, когда она стала предельно опасной.
      Кто же это все сотворил? Мы, англичане, немцы, американцы… Надо было обладать экологическим сознанием питекантропа, чтобы топить яд у населенных берегов. А впрочем, тогда, в 45-ом, и слова-то такого не знали - "экология". Да, не знали. Но ведь знали же вековую житейскую мудрость: не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Не трави море, пригодиться рыбой запастится.
      Но ведь топили и в пятидесятые, и в шестидесятые, и в семидесятые годы, когда вовсю уже шумели "зеленые" и экологи всех стран били тревогу.
      Ни одна великая держава не подтверждает своих захоронений в море после 1947 года. Но разве шило в мешке утаишь? Разве утаишь иприт в море?
      Три года слово "иприт" не сходило с газетных полос:
       "Известия" /23.10.90: "Скагеррак: зловещая находка"- швед Бьорн Окарлунд обнаружил в проливе Скагеррак на глубине 200 метров остатки боевых судов фашистской Германии. В их трюмах снаряды и авиабомбы с фосгеном, табуном, ипритом…"
       "Смена"/14.03.92/: "Балтийский могильник".Вице-мэр Санкт-Петербурга получил данные о нахождении 34 тысяч, тонн химических боеприпасов, затопленных у о. Борнхольм и вблизи Лиепаи»
       "Час пик" /21.07.93г./: "Экспедиция на кладбище состоится?"
       «Председатель комитета по конвенциональным проблемам химического и биологического оружия А.Д. Кунцевич заявил, что после 1889 года ни СССР, ни Россия затоплений химоружия в Балтийском море не производила".
       "Вечерний Петербург"/II. 06.93/ "Иприту не хотите ли?"
       "По сообщению партии "зеленых" стала известна новая точка захоронения химического оружия недалеко от Кронштадта."
      Так или иначе, газетные страсти утихли. Иприт и ныне там.
      Впрочем, чтобы ознакомиться с этим замечательным продуктом цивилизации, не обязательно ехать к поморам или на берега Балтики. Достаточно заглянуть в нижегородский город Дзержинск. Именно здесь многие годы производилось советское химическое оружие. Там тоже есть свое «Белое море» - так с мрачным юмором называют дзержинцы водоем, который официально именуется шлаконакопителем ПО «Оргстекло» (бывший завод №148 по производству химического оружия). В отличие от настоящего Белого моря здесь не выживают даже простейшие бактерии. Экологи считают этот пруд самым ядовитым местом во всей России.
      Чудовищно был отравлен воздух над родиной ипритовых бомб пока «Оргстекло» еще действовало. Одно время военно-химическое предприятие стравливало избыток хлора через 50-метровую кирпичную трубу завода «Капролактан». Жителям окрестного села Огумново можно выдавать удостоверения ветеранов химических атак или ветеранов подразделений особого риска. Городская среда была отравлена до такой степени, что экологически опасные вещества образовывались даже при сжигании осенних листьев. Еще горше участь тех, кто ковал «химический меч».
      «На иприте» трудились с 15, а то и с 14 лет, - свидетельствует местный летописец, - рабочих рук в военное время не хватало. Взрывы цехов, вызванные поспешной работой без ремонтов и возникавшие вследствие этого массовые отравления, отсутствие даже самых элементарных защитных средств были обычным явлением. Не удивительно, что почти все работники спецпроизводств… стали профессиональными больными».
      Председатель правления Российского мутагенного общества - есть и такое! - Валентин Тарасов:
      - По своей вредоносности таких веществ, как иприт в природе немного. Он и канцероген, и мутаген. Поражения генных структур - хромосом - происходит без пороговых величин. Любая ненулевая концентрация иприта - опасна.
      Да, есть данные, что иприт в морской воде гидролизуется. Но продукты этого гидролиза, нетоксичные сами по себе, попадая в живой организм, в биосреду, становятся канцерогенами и мутагенами.
      Если действие обычных токсикантов - обратимо, организм может вывести их из себя, излечиться, то особь, отравленная ипритом, может прервать действие мутагена только двумя способами: или отказ от продолжения потомства, или прекращением собственного существования.
      - То есть - либо стерилизация, либо - смерть?!
      - Да, вопрос стоит именно так. Мутированный сперматозоид передает свое генетическое увечье оплодотворенной им яйцеклетке. У будущего ребенка в с е к л е т к ибудут нести следы мутации. Став отцом или матерью этот ребенок корреспондирует свою мутацию в общий генофонд своей популяции. На базе множественных мутаций возникает рак. Ведь злокачественная опухоль - это бесконтрольное программное деление клеток, вызванное вторжением в механизм редупликации, то есть деления, какого-либо ксенобиотика, в частности, молекул иприта.
      Это доказала еще в 1961 году английская ученая Шарлота Ауэрбах: иприт поражает в живой клетке прежде всего носителей наследственной информации - хромосомы.
      В 1940 году моей маме, тогда еще студентке 1-го медицинского института Евгении Соколовой предложили «добровольно» испытать на себе действие боевого отравляющего вещества. На предплечье ей нанесли каплю иприта, а потом следили за действием кожно-нарывного ОВ. Результаты зарисовали для плакатов ОСОАВИАХИМа. Ожидалось, что противник может применить химическое оружие. Другим студенткам наносили капли иных ОВ. Сотрудники НКВД взяли с них подписку о неразглашении тайны проведенных испытаний. В память об этих «научных экспериментах» у мамы осталась оспинка на правом предплечье. Дай Бог, чтобы дело этим и ограничилось. Не хочется думать о судьбе маминых подруг по «химическим опытам». Да они ей и неведомы - столько лет прошло…
 

      
      Трагический парадокс советской истории: ученых-генетиков травили в те самые годы, когда в моря эшелонами сбрасывали генетически опасный яд - иприт.
      Председатель Комитета по конвенциональным проблемам химического и биологического оружия при Президенте РФ Александр Дмитриевич Горбовский:
      - Конвенция по запрещению химического оружия, которую Россия подписала в 1993 году, не предусматривает каких-либо обязательств государств-участников по уничтожению затопленного химического оружия до 1 января 1985 года.
      К настоящему времени - а прошло уже более полувека с момента захоронения, значительная часть боеприпасов прокорродировала, то есть, попросту говоря, проржавела и находящиеся в них ОВ вышли в донный слой. Но в результате гидролиза, который в тех условиях морской среды, проходит в течение десяти дней, они, эти ОВ, оказались связанными. Поэтому фактически в придонных слоях их сейчас нет. К такому же выводу пришли и зарубежные специалисты, в частности, норвежские. Они провели свою оценку боеприпасов, залегающих на дне моря: придонные процессы вполне могут обеспечить детоксикацию ОВ.
      … Я считаю, что это не глобальная катастрофа. Разумеется, научные изыскания приводят к открытию новых феноменов, в частности, мутагенных свойств иприта. Но тем не менее…они мало влияли на экологию. При раздувании этой опасности паника может привести к выделению больших средств, которые будут неоправданно выделены на решение этой проблемы в ущерб другим задачам. Должна быть оценка на основе реально выявленной картины опасности.
      Но ведь в этом же вся и загвоздка: ответить на вопрос «процесс уже прошел или только пошел. Или еще пойдет?»
      Главный специалист управления экологической безопасности Министерства охраны окружающей среды Ольга Штемберг видит проблему не столь оптимистично, как ее оппонент Дмитрий Горбовский:
      - По данным, опубликованным в Германии и Швеции рыбаки на промысле довольно часто вытаскивают из своих сетей либо сгустки иприта, либо прокорродировавшие химические бомбы. Но дело в том, что передача токсических соединений идет по принципу экологического усиления: чем выше организация живого, тем больший уровень накопления в нем токсических веществ. Рыбы, безусловно, приспособятся к отравленной водной среде. Приспособимся ли мы к ней без того, чтобы стать безухими трехпалыми циклопами-мутантами?
      И Швеция, и Норвегия, и Германия провели очень серьезные исследования. И Россия проводила их в силу своих финансовых возможностей. Данные неутешительны.
      И тем не менее специалисты всех этих стран, снаряжавших морские экспедиции, сходятся на том, что у них нет пока оснований утверждать, что химические могильники в море опасны или безопасны. Никто из уважающих себя специалистов не рискует давать однозначные ответы: да, это очень опасно или - ничего страшного, все рассосется…
      Да, не рискнет. Свое реноме ближе к телу, чем невидимый яд иприта.
      Очень удобная позиция: нет «систематизированных интегрированных данных», нет и однозначных выводов. Конечных оценок нет потому, что нет мониторинга, а мониторинга нет потому что, нет денег, а денег нет потому… Ну, это и так ясно.
      Итак, ученый мир разбился на два лагеря: одни верят в биологическую опасность затопленных ОВ, другие не верят. И те, и другие сходятся на том, что нет достаточных статистических данных для вынесения окончательного вердикта. Их нет и, наверное, не скоро они будут. Ибо в отличие от нашумевшей на весь мир Чернобыльской аварии с ее взрывом, пожаром, радиоактивным облаком на пол-Европы, балтийская катастрофа т и х а я, невидимая. Она с трудом поддается наблюдению даже с помощью специальных приборов. Поэтому каждый вправе сам выбирать себе позицию: хотите верьте в нее, хотите - нет.
      Однако, не будучи химиками, мы все же не верим - здравый смысл не дает - что эшелоны с генетической отравой, загнанные на шельф Балтийского и Белого морей, безвредно скажутся на здоровье прибрежных жителей и тех, кто хоть однажды вкусит рыбы, гулявшей на ипритовых могильниках.
      Странное дело, чем выше пост того или иного химического деятеля, тем благостнее, тем безмятежнее взгляд на проблему: не надо трогать, рассосется само собой, гидролизуется, не сейте панику, все обойдется…
      А если не обойдется? И разве не теми же словами успокаивали партократы людей, накрытых чернобыльским облаком?!
      Впрочем, до тех пор пока в госаппарате будет хоть один чиновник, который несет персональную ответственность за проблему затопленного химического оружия, над подводными захоронениями будет висеть режим секретности с грифом «не для печати!».