ГЛАВА 2

– Давно он в таком состоянии? – спросил я.

– Да, ченселлор Майкл.

Секретарь просиял, словно только что сделал нечто крайне важное. Например, склеил бумажный самолетик.

Это был человек маленького роста, с большим птичьим носом и крошечными темными глазками. Словно в отместку природе, он говорил громким и звучным голосом.

– Что сказал врач?

Тело Саргона Хаммелсдора лежало на широкой кровати, словно куча старого, несвежего белья. Грудь вздрагивала неровными, рваными толчками. Дыхания почти не было слышно, только иногда из горла вырывался громкий, протяжный хрип, чтобы тут же умолкнуть снова.

Секретарь поправил галстук.

– Доктор сказал, что мистер Хаммелсдор совершенно здоров.

– Как же я сам этого не понял, – заметил я.

– Говорит, все из-за нервов.

Мой собеседник тоже оценивал меня.

Порой мысли человека так очевидны, что вы можете прикинуться телепатом и требовать за это деньги. Некоторые так и зарабатывают себе на хлеб.

Думаю, секретарь сравнивал меня с Магготом.

Я лет на шесть моложе, и это наверняка было поставлено мне в минус. Люди обычно думают, что мудрость приходит с годами. Они ошибаются – с возрастом приходит лишь смерть.

– Полковник Бурковиц очень вас рекомендовал, – осторожно сказал секретарь.

– Видимо, не слишком, раз господин Хаммелсдор обратился сначала к Магготу, а не ко мне.

Мне показалось, что для секретаря было безразлично, кого вызвать к занедужившему патрону – медиума, ветеринара или сантехника. Возможно, он бы с большей радостью вызвал патологоанатома, да еще и придержал бы Хаммелсдора за руки, чтобы тот не мешал успешному вскрытию.

Порой хороший заработок превращается для человека в прочную клетку. Мысль о деньгах не дает уйти, и остается лишь мечтать о том, чтобы судьба сама развязала стянувшийся на горле узел.

Обычно этого не происходит.

– Маэстро Маггот пользует многих друзей мистера Хаммелсдора, – пояснил секретарь.

Слово «пользует» было не к месту. Такая выспренность обычно свойственна нуворишам – они хотят показать, что заслужили свое богатство, а не выхватили украдкой кусок из-под носа судьбы.

– Не сомневаюсь, – ответил я, и референт отчего-то обиделся.

Дверь распахнулась – торжественно, словно впуская короля Людовика с многочисленной свитой. Все в этом доме было величественным, и я мог бы поклясться, что где то, наверное, в кабинете, висят огромные часы с боем, громыхающие на весь особняк.

В спальню неслышно вошла Франсуаз. Секретарь встретил девушку чопорным взглядом вышколенного дворецкого-дворфа.

Потом скользнул по стройным ногам, короткой кожаной юбке, задержался на белой полупрозрачной блузке с целомудренными кармашками там, где иначе виднелись бы соски, после чего громко хмыкнул и отвернулся с видом монашеской добродетели.

– Негативного астрала больше нигде нет, – сказала Франсуаз. – Только в этой комнате.

Я склонился над постелью Хаммелсдора.

– Иными словами, – произнес я, – вы пригласили доктора, чтобы вылечить насморк, а он заразил больного чумой.

ГЛАВА 3

– Надо очистить комнату, – бросила Франсуаз. – Больного это не вылечит, но ему станет легче.

Дьяволица обратилась к секретарю:

– Уберите прочь эти занавески, могут загореться. Девушка развела руки, и гудящие потоки пламени взметнулись вокруг нее. Огненное зарево описало вокруг демонессы круг, потом искривилось в пентаграмму.

– Flameni ecta puris! – произнесла демонесса.

Пространство начало рваться.

Первая трещина пролегла в центре комнаты. Вторая оскалилась недалеко от смятой, пропахшей горькими снадобьями постели, в которой вздрагивал Хаммельсдор.

– Corta estara flameni!

Голос дьяволицы пронесся от стены к стене. Я видел, как вспыхивают, подхваченные им, густые облака черного астрала. Франсуаз полузакрыла глаза.

– Sacardo!

Тело больного сотрясла судорога. Темная, дурно пахнущая жидкость потекла из разрывов пространства.

Грани между измерениями отходили слоями, как шелушащаяся кожа. Упавшие обрывки превращались в сороконожек. Подняв к потолку драконьи морды, они жалобно выли и тут же умирали, освобождая место для новых.

– Паразиты, – негромко произнесла Франсуаз. – Это как инфекция, попавшая в открытую рану.

Все новые завесы падали, открывая двери между мирами. Уже можно было различить очертания твари, прятавшейся в астральной щели.

Крупное, величиной с человека, оно походила на осьминога. Я понял, что передо мной полип – монстр, которого Аристотель назвал «клыкастой бездной».

Я соединил ладони и развел их.

Эльфы редко носят оружие. Вместо него мы учимся овладевать энергией разума. Многие называют наше искусство магией. Некоторые считают, что оно стоит по другую сторону волшебства.

Мы не прибегаем к силе первоэлементов природы: огня, воды, воздуха, земли и металла. Жизнь и смерть, время и пространство не существуют для нас.

Разум, освобожденный для веры и окрыленный горячим желанием жить, – главное оружие эльфа и порой единственное.

Я создал астральный топор – с длинной рукоятью из гномьего дуба и широким мифриловым лезвием. На клинке трепетали три руны – Зла, Ночи и Разрушения.

Хотел добавить еще и имя Франсуаз, но потом решил, что она обидится.

Упала последняя завеса между мирами.

То, что я принял за осьминога, оказалось огромным человеческим мозгом – обнаженным и залитым горячей кровью. Густые тугие извилины стекали с него, превращаясь в щупальца. Каждое из них заканчивалось человеческой головой с одним глазом на подбородке и обожженной раной, словно клеймо, во лбу.

– Болотный полип, – бросила Франсуаз. – Давно я их не убивала.

Если быть честным, болотных полипов не убивал никто. Эти существа селятся в самых глубоких щелях между мирами. Встретить их и остаться в живых можно только в Великой мшаре, где болота перемежаются глубокими гниющими озерами, – там, в воде, эти твари не смогут преследовать вас.

К тому же они боятся песчаных скорпионов.

Несколько раз в год один или два смельчака отправляются туда, чтобы убить полипа. Каждый из них мечтает стать первым, кому это удалось, чтобы гоблины-барды пели о них победные песни.

Перед тем как отправиться в Мшару, они продают все свое имущество и раздают деньги бедным. Такова традиция – считается, что она приносит удачу. Если и так, то лишь чудовищам болота – ни один из охотников так никогда и не вернулся домой.

Секретаря уже не было в комнате, а она сама стремительно исчезала. Меня и Франсуаз затягивало в Ущелье между мирами, где правил полип.

Я знал, что такие существа очень сильны. Но эта тварь несколько дней кормилась страданиями Хаммельсдора, поэтому была особенно опасна.

Демонесса создала астральный меч, и длинная дай-катана рассекла шесть щупалец полипа. Отрубленные головы падали в бурлящие воды болота, но не тонули, а покачиваясь, оставались на поверхности волн.

Несколько других отростков сомкнулись на оружии девушки и вырвали его.

Извилины, из которых было сплетено тело твари, начали раздвигаться. Между ними воспылал багряный глаз с четырьмя зрачками.

Пять щупалец вонзились в тело Франсуаз. Острые, как крючья, зубы глубоко погрузились в медовую кожу девушки. Демонесса вскрикнула, но ее тело тут же обмякло.

Из закругленных клыков сочился дурманящий яд. Он кружил голову, приносил тупую боль, потом полностью парализовал жертву.

Я проклинал себя за то, что родился эльфом.

Мы не можем пересекать границы между мирами так же быстро, как делают это демоны. Франсуаз ввязалась в бой, не подождав меня.

Сколько мне еще ждать?

Минуту? Две?

Наконец я шагнул вперед и с силой опустил топор на голову твари. Горячий фонтан, в котором кровь была смешана с еще живыми мозгами, ударил высоко в черное небо Ущелья.

Франсуаз вскрикнула, и я помог ей подняться.

Водоворот огня родился в центре твари, стремительно прожигая ее насквозь. Существо корчилось от невыносимой боли. Четыре щупальца обвились вокруг моих ног, пытаясь опрокинуть.

Я спрятал топор и начертал шесть рун высоко в воздухе, над телом монстра. Древние символы вспыхнули, исполняясь силой астрала. Каждый из них исторгнул ослепительний луч света. Сияние обрушилось на тварь, превращая ее в обугленные головешки.

Тугое щупальце взвилось к моему лицу, острые зубы щелкнули, – потом оно глухо упало в воду обгоревшим обрывком плоти.

ГЛАВА 4

– Что с ним произошло? – спросил я.

Мы сидели на террасе открытого кафе. Я задумчиво вертел в руках соломинку.

– Не хотела говорить при его супруге, – сказала Франсуаз. – А тем более при этом секретаре. Уверена, Маггот заплатил ему – и именно так втерся к Хаммелсдору в доверие.

– Пословица гласит: «Нанимая слугу, ты приглашаешь в свой дом предателя», – согласился я.

– У него вырвали душу, – сказала Франсуаз. – Не похитили, не высосали – выдрали с мясом, словно сердце из груди.

Официантка, проходившая мимо, с подозрением уставилась на нас.

– Девушка объясняется мне в любви, – пояснил я. Она фыркнула и пошла дальше.

Ее уши едва не стелились по земле – так ей хотелось услышать, о чем мы будем говорить дальше.

Франсуаз продолжила, когда официантка ушла достаточно далеко.

– Если мы не поможем Хаммелсдору, он скоро умрет или превратится в зомби. Не уверена, что хуже. Его супруга согласилась нанять нас, хотя мне показалось, она не слишком верит в успех.

– Зато она верит в деньги и знает, что после смерти мужа не получит даже хлебной крошки. Самый верный способ заслужить любовь родственников – это ничего им не завещать.

Я переломил соломинку и попытался сложить из нее квадрат.

– Зачем Магготу понадобилась душа? – спросил я. – Он всего лишь человек, а не демон.

– Скорее всего, он готовится к сложному ритуалу, и ему нужна жизненная энергия. А что тебе вообще известно об Артемиусе Магготе?

Квадрат не получался, и я попытался переломить соломинку еще раз.

– Он называет себя потомком темномагов и колдуном в шестом поколении. На самом деле его отец был уборщиком при гладиаторской арене в Тампее. Артемиус получил неплохое образование. Защитил плохонькую диссертацию по кабалистике, преподавал.

Соломинка не слушалась, и мне пришлось взять другую, из бокала Френки.

– Постепенно стал знаменит. Со временем бросил размениваться на мелочи. Теперь работает только с богатыми клиентами.

– Успешно?

– Конечно. Люди хотят услышать одно и то же. У вас сильный характер, чуткая душа, вы рождены для власти. Будущий год станет для вас на редкость удачным. За такие слова человек всегда рад заплатить – будь то богатый финансист Саргон Хаммелсдор или буфетчица, покупающая гороскоп в киоске.

Вторая соломинка полетела в мусорную корзину. Сегодня явно был не мой день.

– Немногие способны забрать человеческую душу, – сказала Франсуаз. – Одни хранят ее как величайшую ценность и обретают в ней силу. Таким достаточно единственной, но очень чистой и возвышенной. Другие пожирают свою добычу, поэтому всегда ищут новые жертвы. Третьи, низшие демоны, отъедают от человеческой души по кусочкам. Кто-то присасывается к жертве, пока не поглотит ее целиком. Их собратья ценят разнообразие и откусывают то здесь, то там.

– Но все они действуют совершенно иначе, чем Маггот?

– Да. Есть два правила. Первое – жертва не должна ничего почувствовать.

– Точно так же, как во время комариного укуса?

– Конечно. Если бы люди ощущали при этом боль, они не позволили бы насекомому пить кровь. Далее. Похищать душу надо чисто. Ни у жертвы, ни у ее окружения не должно возникнуть никаких подозрений. В противном случае всех демонов давно бы уничтожили. А Маггот напортачил.

– Странно, что человек вообще смог похитить чужую душу.

– Да, и это беспокоит меня больше всего. Кто-то помог Артемиуске подрасти. И эта тварь будет гораздо опаснее, чем целый легион Магготов.

– Думаешь, он служит одному из верховных демонов?

– Сомневаюсь. Высшие силы астрала не берут шарлатанов даже в лакеи. Какой-нибудь мелкий бес мог бы заинтересоваться Магготом – но от него Артемиус не получил бы подобной власти.

Девушка встряхнула волосами.

– Думаю, все произошло случайно. Парень слишком долго занимался мистикой и рано или поздно должен был столкнуться с одним из высших демонов. Ступив в его ауру, Артемиус вырос, как поганка под радиоактивным дождем. Потом они разошлись, даже не подозревая о существовании друг друга.

– Идеальные отношения, – согласился я.

ГЛАВА 5

Артемиус Маггот свил гнездо на верхнем этаже престижного высотного дома. Оттуда он мог любоваться городом Темных Эльфов, помешивать в небе облака, найдись у него достаточно длинная палка, или броситься вниз, проклюнься у него совесть.

Лифты наводят на меня тихую тоску, и я был бы рад подняться по лестнице, не окажись дом настолько высоким.

Поэтому я предпочел просто страдать.

Подойдя к двери Маггота, я вдавил кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока замок не щелкнул. Мне много раз пытались объяснить, что так поступать невежливо, но я не уловил почему.

Артемиус ждал нас и уже намалевал на себе приветливую улыбку. Впрочем, после моего звонка она увяла, сморщив лицо.

– Моя секретарша сказала, что вы зайдете, – сообщил он.

Секретарши у него не было. Наверное, как раз потому, что он должен был хранить слишком много мелких секретов.

Я чувствовал, что Артемиус чем-то сильно изможден, измотан, словно корка апельсина, вынутая из соковыжималки. Я знал – украденная душа должна была наполнить Маггота большим зарядом энергии. Получалось, что он уже успел растратить похищенный у своей жертвы астральный заряд.

– После вашего визита Хаммелсдору стало хуже, – заметил я.

Он поспешно содрал с лица маску гостеприимства и наскоро налепил другую, печальную.

– К сожалению, так нередко случается, – сказал Артемиус и важно покачал головой.

Уверен, это движение он разучивал перед зеркалом.

– Люди мечтают добиться успеха в жизни, обращаются к волшебнику – и чего они ждут? Чудес! Чудес, батенька! А ведь в нашем деле их не бывает. Есть только долгая, напряженная работа над собой. Самая могущественная магия не поможет, если человек сам не захочет измениться. Да вы садитесь.

Он наклонился колодезным журавлем, сгреб в кучу газеты с низкого столика и водрузил на него поднос – три бокала и графин неизвестно с чем.

– Человек ленив, – продолжал он с важностью. – Ему подавай все и сразу. Как только я говорю, что предстоит много трудиться, посвятить немало времени астральной медитации, большинство людей сразу же скисает.

Артемиус жизнерадостно забулькал жидкостью из графина. Перелитая в бокалы, она выглядела еще отвратительнее.

– Поэтому я занимаюсь, как правило, пустякашками. Предсказываю судьбу. Снимаю порчу. Отвожу негативную энергию от предстоящих сделок. Иными словами, батенька, все то, где от клиента только и надо, что проверять на прочность свои штаны, просиживая их в кресле.

Он умакнул нос в свой бокал.

– То же и с мистером Хаммелсдором вышло. Случай, я вам скажу, весьма запущенный. Здесь надо чакры прочищать, карму править, про фэн-шуй опять-таки не забыть. А он? Сделай мне, говорит, пару пассов и избавь от черной ауры.

Маггот хитренько засмеялся:

– Не бывает так. Даже переставить мебель в спальне не разрешил, а ведь кровать его стоит в полном противоречии с Сатурном.

Сомневаюсь, будто он сам понимал, что говорит.

– Стоит ли удивляться, что сейчас ему стало хуже. А что, кашель начался? Или галлюцинации?

Если хирург допускает ошибку – человек умирает. Но если такую же халатность проявит психиатр – чаще всего она остается незамеченной. Более того, шарлатан повторяет ее раз за разом, полностью уничтожая пациента, да еще и получая за это деньги.

Нет ничего более опасного для душевного здоровья, чем плохой психиатр, ибо он стремится не излечить больного, а доказать на его примере правоту своих научных теорий.

То же самое и с медиумами.

Не существовало никаких способов доказать, что Артемиус Маггот намеренно причинил вред своему клиенту. Я мог разве что приложить его головой об угол стола, но сомневался, что от этого хоть кому-нибудь станет легче.

По всей видимости, он догадался о моих мыслях. Поэтому встал и с подчеркнутой скорбью остановился возле большой фотографии молодой женщины, с черной траурной полосой.

– Моя жена, – произнес он, опуская глаза – видимо, пытался разглядеть супругу, горевшую в аду глубоко под нами. – Скончалась несколько месяцев назад.

Прикрываться мертвыми – излюбленная хитрость политиков, а Артемиус Маггот изучил много нечестных трюков. Даже если бы я собирался обрушиться на него с обвинениями – несмотря на полную бесцельность такой атаки, – после такой интермедии оставалось лишь трубить отступление.

Я пожалел, что не ношу шляпу – тогда я мог бы с важным видом ее надеть, и это придало бы нашему уходу торжественность.

Когда Маггот закрывал за нами дверь, я гадал – допьет ли он из двух нетронутых бокалов или сольет обратно в графин.

ГЛАВА 6

– Я определенно что-то почувствовала, – сказала Франсуаз. – Конечно, он не будет хранить ничего подозрительного у себя дома и запретные ритуалы наверняка тоже проводит в каком-то другом месте. Однако их астральные следы все равно ощущаются, и сильнее всего – возле фотографии.

– Думаешь, Маггот убил жену? – спросил я. – Зачем? Лифт стремительно скользил вниз. Оставалось только надеяться, что он остановится на первом этаже, а не разобьется в лепешку где-нибудь в подвале.

Девушка задумалась.

– О ее смерти писали мало, – сказала Франсуаз. – Странно, но журналисты не нашли, за что зацепиться. Маггот не получил ни страховки, ни наследства. Изменой тоже не пахло – ни с его, ни с ее стороны. Просто шофер не справился с управлением.

Я кивнул.

Писали, что погибшая была беременна. Мертвый ребенок – лакомая тема для низкопробного репортера. Но то ли Маггот не настолько знаменит, как ему хочется думать, то ли нашлись сенсации погорячее. Несколько статей, и все об этом забыли.

Лифт меня удивил – он не разбил нас и даже не застрял на половине пути. По всей видимости, решил усыпить бдительность пассажиров, чтобы в полную отыграться на них потом.

Когда мы вернулись в наш автомобиль, Франсуаз взяла с заднего сиденья толстую кожаную папку и быстро перелистала ее.

– У меня не было времени, чтобы составить полное досье на Маггота, – сказала она. – Но эта вырезка показалась мне интересной.

Девушка протянула мне статью из дешевого таблоида. Вся страница была залита алой краской – всегда удивлялся, зачем дизайнеры так делают. Возможно, им приплачивают производители очков за то, чтобы портили людям зрение.

Черные буквы кричали:

«ЖЕНА МЕДИУМА ОТПРАВИЛАСЬ НА ТОТ СВЕТ»

Текст был написан в лучших, а вернее, в худших традициях бульварной журналистики. Ни одного прямого обвинения – такого, за которое можно подавать в суд. Однако любой, кто прочитал хотя бы пару абзацев, понимал: Артемиус Маггот прикончил свою жену, чтобы обрести еще большее колдовское могущество.

В качестве иллюстрации на читателя скалился бритый детина с окровавленным ножом в одной руке и куклой вуду – в другой.

– Первая ласточка весны не делает, – задумчиво сказал я. – Особенно если она же оказывается последней. Больше нигде и никто не бросал в фицроя Маггота таких обвинений. Что ж, Френки – тема не пошла, журналист срубил деньги и переключился на новую.

– В том-то и дело, что нет, – сказала Франсуаз. – Его статьи появлялись в газете несколько раз в месяц. После материала о Магготе вышла только одна, и он замолчал.

Я хмыкнул.

– Думаешь, Артемиус укоротил ему язык вместе с головой?

– Сейчас мы это узнаем, – сказала Франсуаз, вынимая мобильный телефон.

Отыскать человека может быть очень просто или очень сложно – зависит от того, хочет ли он, чтобы его нашли.

Хоббит Элдердорн, вольный рыцарь пера и по совместительству бульварный журналист, жаждал, чтобы его кто-то отыскал. Редакции газет были завалены его резюме, образцами бойкого творчества и жаркими предложениями долгого, плодотворного сотрудничества.

Однако госпожа Фортуна явно повернулась к нему тем местом, из которого растет хвост. Ни одна газета не воспылала страстью к его статьям, а письма чаще всего отправлялись в корзину даже не прочитанные.

Это было тем более странно, что еще несколько месяцев назад Элдердорн крепко сидел в седле. Лавровый венок, правда, вручать ему пока что не собирались, но статьи вылетали из-под его пера столь же бойко, как натуральные удобрения из коровы, и редакторы не скупились на гонорары.

Теперь он сидел в старом протертом кресле, обмотанный таким же старым, протертым пледом, и уныло изучал мир из-за носового платка.

Журналист давно проиграл генеральное сражение с насморком и теперь лишь причинял себе дополнительные мучения, глотая обжигающий чай с малиной и глядя в окно.

– Меня не хотят печатать, – сказал он. – Вот ведь…

Он поделился с нами весьма интересными сведениями о том, кто же на самом деле был предком его редакторов.

– А вы из какой газеты?

Я объяснил, что собираю информацию об Артемиусе Магготе, и репортер оживился. Если судьба дает тебе шанс обляпать ближнего грязью, нельзя оскорблять ее отказом.

– У меня на него есть целое дело, – сказал он, с кряхтением поднимаясь с кресла. – Нет, правда, ксерокса, а так можете скопировать.

– У нас в машине есть, – бросила Франсуаз, быстро просматривая папку.

Эддердорн с подозрением взглянул на нее.

То ли подозревал, что мы только и ждем, когда он отдаст нам бумаги и отвернется, дабы немедленно облить их кетчупом и съесть. То ли просто не доверял людям, у которых в машине есть факс, ксерокс и не пахнет плесенью.

Однако мстительность всегда сильнее осторожности, иначе граф Монте-Кристо просто забрал бы денежки и свалил из страны подальше, оставив читателей без романа.

Поэтому журналист только кивнул, позволяя девушке забрать папку.

– Вы действительно думаете, что Маггот убил свою жену? – спросил я.

Он ответил с грубой откровенностью:

– Да мне как-то все равно. Заплатили – я написал. Ничего не лгал, отсебятины не нес. А что до предположений, так это мое право.

Он оживился и громко высморкался в насквозь мокрый платок.

– Но что интересно. Когда статья вышла, явился ко мне этот Маггот. Весь такой из себя. Нет, для меня, конечно, не впервой, когда скандалить приходят. Много раз рожу грозились набить…

Журналист хрюкнул, и я догадался – эти угрозы не раз воплощались в жизнь.

– Когда человек виновен, я это сразу чувствую. Для вида он возмущается, шебуршится, а на деле прощупать хочет, много ли ты знаешь. В самом ли деле какие-то доказательства отыскал или так, с пьяных глаз накатал статейку.

Он самодовольно хмыкнул, но тут же вновь умылся соплями.