— Тогда получается, что общее количество посланий — девять, — вставила Нигли. — Аналогично рассуждая, можно расценить убийства в Миннесоте и Колорадо как такие же послания.

— Совершенно верно, — кивнул Суэйн. — Понимаете, что я имею в виду? Повсюду присутствует элемент запугивания. Без него не обошлось ни одного послания. Давайте представим, что мы ничего не скрывали от Армстронга. Итак, получив первое письмо, он начинает волноваться. Затем мы сами получаем письмо, и его волнение усиливается. Тут нам удается выяснить, каким образом доставлено второе сообщение, и вице-президент немного успокаивается. Но дела усложняются, поскольку тут же Нендик становится невменяемым от страха. Затем следует предупреждение о демонстрации уязвимости Армстронга — и тот снова встревожен. Наконец, совершаются два убийства — и вице-президент в ужасе вынужден констатировать, насколько жестоки и беспощадны преступники.

Ричер молчал, уставившись себе под ноги.

— Вы, наверное, скажете, что я слишком усердствую с анализом, — предположил Суэйн.

Ричер покачал головой, не отрывая взгляда от пола.

— Нет, это скорее я недооценил метод анализа. Возможно. Или даже скорее всего. Потому что о чем нам говорят отпечатки большого пальца?

— Это своеобразная насмешка, — ответил Суэйн. — Хвастовство. Загадка. Попытка подразнить вице-президента. Ну, что-то вроде: «Все равно вы меня не поймаете».

— А сколько времени вы работали с моим братом?

— Пять лет. Вернее, я работал у него. Я сказал «с ним» для важности.

— Он был хорошим начальником?

— Великолепным, — подтвердил Суэйн. — И как босс, и просто как человек.

— И он на рабочих собраниях обсуждал случайные наблюдения?

Суэйн кивнул.

— Это было замечательно. Каждый сотрудник мог свободно высказываться и выражать свое мнение.

— А сам он подключался?

— Да. Но очень скромно.

Наконец, Ричер перестал рассматривать пол и взглянул на собеседника.

— Вы говорили, что главная цель преступников — добиться страха. Но потом добавили, что отпечаток пальца должен был выразить насмешку над Армстронгом или что-то вроде того. Значит, далеко не все у них одинаково. Что-то меняется.

Суэйн пожал плечами:

— Ну, подтянуть факты все равно можно. Отпечаток пальца должен вызвать страх перед тем, что мы не сумеем их поймать, например. Другая разновидность страха, но все же страха, понимаете?

Ричер отвернулся и замолчал. Так прошло тридцать секунд, потом минута.

— Я все же докопаюсь до истины, — упрямо заявил он. — Я постараюсь быть таким же, как Джо. Я ношу его костюм. Я спал с его подружкой. Я встречаюсь с его бывшими коллегами. Поэтому я тоже приведу свои очень скромные случайные наблюдения и постараюсь их проанализировать. Ну, точно так же, как в свое время поступал он.

— И что же у тебя имеется на этот счет? — заинтересовалась Нигли.

— Мне кажется, мы упускаем что-то значительное, — пояснил Ричер. — Проходим мимо него и не замечаем.

— Что же это такое?

— В голове вертятся самые жуткие и совершенно неуместные образы. Ну, например, как секретарь Стивесанта занимается своими непосредственными делами, сидя за столом.

— Какими именно делами?

— Мне кажется, что мы совершенно неправильно поняли назначение этого отпечатка пальца. Все время мы полагали, будто они считают, что мы никогда не проследим его происхождение. Но дело в том, что мы жестоко ошибались. Все как раз наоборот: они рассчитывали на то, что мы сразу определим, кому принадлежит этот отпечаток.

— Почему?

— Потому что, как мне кажется, этот отпечаток в чем-то сродни невменяемому состоянию Нендика. Сегодня я случайно познакомился с одним часовщиком, и он поведал мне о том, откуда берется сквален.

— Из печени акул, — напомнила Нигли.

— И с кожи рядом с носом любого человека, — добавил Ричер. — Это то же самое вещество. Короче, когда ты просыпаешься, у тебя вокруг носа успевает за ночь скопиться сквален. У него точно такая же химическая формула.

— И что же?

— А то, что нашим парням не повезло. Представьте себе, что вы выбрали наугад мужчину лет шестидесяти или семидесяти. Велики ли шансы, что хоть раз в жизни у него брали отпечатки пальцев?

— Думаю, что да, — отозвалась Нигли. — Отпечатки берут у всех иммигрантов. Если он коренной американец, его могли призывать в Корею и Вьетнам, а для этого тоже требуются отпечатки пальцев, даже в том случае, если этого человека никуда потом не пошлют. Кроме того, если он хоть раз был арестован или работал в правительственной организации, его отпечатки тоже должны быть в архивах.

— Или трудился в крупной частной корпорации, — добавил Суэйн. — Сейчас очень многие компании ставят такое условие при приеме на работу. Это, в первую очередь, банки, торговые предприятия и так далее.

— Точно, — согласился Ричер. — Итак, вот что я хочу сказать. Я полагаю, что отпечаток большого пальца принадлежит не самим преступникам, а совершенно постороннему лицу, а именно выбранному ими наугад невинному человеку. И этот отпечаток должен был вывести нас на того, кому принадлежал.

В комнате стало тихо. Нигли уставилась на Ричера.

— Но для чего? — спросила она.

— Чтобы мы отыскали еще одного такого же Нендика, — пояснил Джек. — Отпечаток пальца ставился на каждом послании, и тот, кому он принадлежал, сам являлся очередным посланием. Ну, в том смысле, в котором, как нам пояснил Суэйн, посланием был и сам Нендик. Мы должны были определить, кому принадлежит отпечаток пальца и, обнаружив этого человека, увидеть, что он также смертельно напуган и не сможет прояснить ситуацию, поскольку побоится говорить. Поэтому он и будет посланием сам по себе. Но так уж получилось, что у этого человека никогда не брали отпечатков пальцев, а потому нам до сих пор так и не удалось выследить его.

— Но мы получили в общей сложности шесть посланий на бумаге, — заметил Суэйн. — Между первым, доставленным по почте, и последним, подброшенным в дом Фролих, прошло, может быть, двадцать дней. Что же все это значит? Неужели они заранее заготовили все сообщения? Но не слишком ли многое им пришлось планировать загодя?

— Не исключено, что именно так все и было, — кивнула Нигли. — И они могли напечатать десятки вариантов своих сообщений, на каждый случай, который только сумели предвидеть.

— Нет, — покачал головой Ричер. — Я думаю, они печатали их постепенно, по мере развития событий. А отпечаток пальца имели возможность получить в любой момент.

— Каким образом? — удивился Суэйн. — Неужели для этого им пришлось похитить того парня и держать его в заложниках все это время? Но тогда они были бы вынуждены повсюду возить его за собой, куда бы ни направлялись.

— Нет, эта версия не годится, — поморщилась Нигли. — Тогда мы не застали бы его дома, как только нам удалось бы выяснить адрес этого несчастного.

— Он находится у себя дома, — согласился Ричер. — А вот его большой палец — нет.

Никто ему ничего не ответил.

— Включите-ка ваш компьютер, — попросил Ричер. — И запросите у него справку из Центра информации о преступлениях по ключевым словам «большой палец».

— В Сакраменто у нас очень большой филиал, — заметил Бэннон. — Трое агентов и один врач уже задействованы. Через час мы получим всю необходимую информацию.

На этот раз Бэннон сам пришел к ним. И сейчас они заседали в конференц-зале Секретной службы. Во главе стола сидел Стивесант. Ричер, Нигли и Суэйн расположились с одной стороны стола, а Бэннон — с другой.

— Это какая-то безумная идея, — пожал плечами Бэннон. Что же, по-вашему, они держат его в морозильной камере?

— Возможно, — согласился Ричер. — Нужно только немного дать ему оттаять, затем потереть им кожу возле носа — и можно ставить отпечаток на бумаге. Точно так же, как делает это секретарь Стивесанта своим резиновым штампом. Наверное, со временем палец высыхает, а потому количество сквалена на нем становится немного больше раз от раза, так как тереть его тоже приходится дольше.

— Ну и какие выводы из всего этого можно сделать? — поинтересовался Стивесант. — Если, конечно, допустить, что ваша теория верна.

Ричер поморщился.

— Теперь кое-что меняется в наших предположениях. Я думаю, что отпечатки пальцев обоих преступников имеются в архивах, и им обоим приходилось надевать резиновые перчатки.

— Значит, это два предателя, — заметил Бэннон.

— Совсем не обязательно считать, что они работали у нас, — напомнил Стивесант.

— Тогда попробуйте разумно объяснить мне и другие факты, — ехидно заявил Бэннон.

Никто не стал ему отвечать, и он победно вздернул плечи.

— Ну, что же вы, давайте, выкладывайте свои мысли, — снисходительно добавил он. — У нас имеется что-то около часа. И мне очень не хочется искать преступников там, где их нет. Поэтому попробуйте убедить меня в том, что я ошибаюсь. Докажите, что это независимые и совершенно посторонние граждане, которые просто хотят свести счеты с Армстронгом.

Стивесант многозначительно посмотрел на Суэйна, но тот упорно продолжал молчать.

— А время, между прочим, уходит, — заметил Бэннон.

— Для рассуждений сейчас не слишком подходящая обстановка, — уклончиво заявил Суйэн.

— Что такое? — улыбнулся Бэннон. — Вам нужна трибуна и соответствующая аудитория?

В комнате стало тихо.

— Вы ничего не сможете мне возразить, — продолжал Бэннон. — Я хочу сказать вот что: ну кто он такой, этот ваш вице-президент? Никто. Как там один раз сказали про них: «ведро теплых плевков», что ли?

— Кувшин, — поправил его Суэйн. — Джон Нэнс Гарнет как-то сказал, что вице-президенты не стоят и кувшина плевков. И еще он говорил, что вице-президент — это так бы запасное колесо для правительственного автомобиля. А сам он был первым помощником Рузвельта, между прочим. Джон Адамс называл вице-президента самой незначительной, да и ненужной фигурой в политике, хотя сам являлся первым вице-президентом.

— Ну и кому же могло понадобиться стрелять в запасное колесо или, как вы заметили, в кувшин с плевками?

— Позвольте мне начать с самого начала, — попросил Суэйн. — Чем занимается вице-президент?

— Сидит себе и ждет, когда умрет президент, — не задумываясь, ответил Бэннон.

Суэйн кивнул.

— Кто-то из знаменитостей как-то заметил, что работа вице-президента заключается лишь в том, чтобы ждать. Он ждет, само собой, смерти президента, а также и того, чтобы его еще раз переизбрали, а через восемь лет, глядишь, может быть, он сам станет президентом. Но, чтобы перейти к делу, скажите мне, для чего нужен вице-президент?

— Если бы я это знал! — в сердцах воскликнул Бэннон.

— Его значимость очевидна лишь тогда, когда он является кандидатом, — начал свое объяснение Суэйн. — Его расчетные ресурсы существуют с того дня, когда его начинают финансировать летом, и вплоть до дня выборов. Таким образом, он приносит пользу лишь в течение четырех или — самое большее — пяти месяцев. Начинается все с предвыборной кампании, когда он выступает со своими речами, смысл которых сводится к короткой фразе «выберите меня». К середине лета всем уже успевают порядочно надоесть кандидаты на пост президента, и потому будущий вице-президент вносит в кампанию свежую струю. Неожиданно появляется нечто новенькое, что можно обсудить. Нечто такое, что можно проанализировать. Мы начинаем рассуждать о качествах этого человека, изучаем его прошлое. Мы прикидываем, насколько он вписывается в ряд кандидатов. Вот в чем заключается первоначальная функция вице-президента. Он существует для равновесия и контраста. Если претенденту на пост президента не хватает каких-то качеств, они обязательно найдутся у того, кто выдвинут на пост вице-президента. Он может быть молодым, старым, веселым, занудным, северянином, южанином, туповатым, умницей, жестким, мягким, богатым, бедным.

— Ну, это нам понятно, — нетерпеливо вставил Бэннон.

— Итак, вот он появился, выдвинутый за то, кем является сам по себе, — продолжал Суэйн. — Поначалу для всех нас он представляет собой лишь фотографию в газете и краткую биографию в статье о нем. Он — всего лишь понятие. Некая концепция. Затем он приступает к выполнению своих обязанностей. У него должны быть навыки в участии и проведении предвыборной кампании. Именно здесь он будет играть роль нападающего. Он имеет право произносить в своих речах такие вещи, которые недопустимы для кандидата в президенты. Если в программе партии есть особенно острые моменты, именно будущий вице-президент будет произносить их в своих выступлениях. А кандидат в президенты в это время будет стоять в сторонке и наблюдать за всем этим, как и подобает в данном случае государственному деятелю. Затем происходят выборы. Победивший кандидат в президенты едет в Белый Дом, а вице-президента, так сказать, припрятывают в шкаф. Его задача выполнена. И уже после первого вторника ноября он становится абсолютно бесполезной фигурой.

— И как же Армстронг справился со своей задачей? Достойно?

— Он был великолепен. На самом деле он оказался отрицательной фигурой во время предвыборной кампании, но подсчет голосов этого не отразил, поскольку ему удавалось все время сохранять на лице свою неизменную улыбку. А правда заключается еще и в том, что он абсолютно безгрешен.

— И вы считаете, что он все же сумел наступить кому-то на любимую мозоль во время кампании, за что теперь его хотят убить?

Суэйн кивнул.

— Да, и сейчас я как раз работаю над этой проблемой. Я стараюсь проанализировать каждую его речь, каждый комментарий, а также все его нападки на противника.

— Этот период времени очень важен для нас, — подтвердил Стивесант. — Тут спорить бесполезно. Армстронг был в Палате представителей шесть лет и еще шесть заседал в Сенате, но за это время ни разу не получал подобных писем с угрозами. Вся эта история началась недавно, а потому, вероятно, и связана с событиями последних выборов.

— Да, потому что кроме предвыборной кампании ничего интересного в его жизни не происходило.

— И вы ничего не нашли в его биографии? — удивился Бэннон.

Но Суэйн лишь отрицательно покачал головой.

— Мы уже просмотрели все материалы четырех проверок. Кстати, самую недавнюю проверку проводили вы сами у себя в ФБР, когда он только был выдвинут на пост вице-президента. У нас имеется копия результатов этого исследования, но там нет ничего достойного внимания. Кроме того, у нас есть данные об исследованиях оппозиции на период последних выборов, а также два отчета, составленных в то время, когда его дважды выбирали в Конгресс. Причем те исследователи порылись в его подноготной даже глубже, чем это получилось у вас, но и они не смогли отыскать ничего компрометирующего.

— А что утверждают источники из Северной Дакоты?

— Там тоже пусто, — кивнул Суэйн. — Разумеется, мы успели побеседовать с местными журналистами, которым известно буквально все, но насчет Армстронга они ничего плохого сказать нам не сумели.

— Значит, все дело в предвыборной кампании, — подтвердил свое предположение Стивесант. — Он наверняка кому-то перешел дорогу.

— Кому-то, кто знает все об оружии, которое приобретает Секретная служба, — заметил Бэннон. — Кому-то, кто в курсе скоординированного сотрудничества между ФБР и Секретной службой. Кому-то, кто справедливо полагает, что ни одно письмо, адресованное вице-президенту, не достигнет его, прежде чем его тщательным образом изучит Секретная служба. Кому-то, кто знал, где живет Фролих. Вы слышали что-нибудь о так называемой «утиной проверке»? То есть, если кто-то похож на утку, ходит как утка, крякает как утка, то, скорее всего, это и есть утка.

Стивесант ничего ему не ответил. Бэннон взглянул на часы, вынул из кармана мобильный телефон и демонстративно положил его на стол перед собой.

— Вот потому я продолжаю придерживаться своей теории, — заявил он. — Но только теперь я считаю, что оба преступника — ваши ребята. Если сейчас этот телефон зазвонит, и Ричер будет прав, значит, я не ошибся.

В этот момент телефон зазвонил, причем начал наигрывать вариацию на тему известной классической увертюры. В напряженной тишине комнаты она прозвучала особенно нелепо. Бэннон поднял телефон и нажал на кнопку связи. Идиотская мелодия смолкла. Наверное, кто-то спросил в трубку: «Шеф, это вы?», поскольку Бэннон ответил коротким «да», а потом выслушивал говорившего в течение нескольких секунд. Затем он разъединил связь и снова уложил аппарат в карман пиджака.

— Сакраменто? — поинтересовался Стивесант.

— Нет, — покачал головой Бэннон. — Это звонили отсюда. Наши сотрудники обнаружили винтовку.

Оставив Суэйна, троица отправилась в лаборатории ФБР, расположенные в здании Гувера. Там уже собирались специалисты, внешне напоминавшие Суэйна — такие же ученые-теоретики, которых только что вытащили из-за праздничного стола. Одеты они были тоже по-домашнему и, видимо, рассчитывали провести вечер у телевизора, наблюдая за футбольным матчем. Кое-кто из них уже успел выпить по парочке бутылок пива, и это казалось заметным по их внешнему виду. Нигли смутно вспомнила одного из них: когда-то ей приходилось наведываться в лаборатории ФБР для прохождения практики.

— Это «вайме Мк2»? — поинтересовался Бэннон.

— Без сомнения, — тут же отозвался один из экспертов.

— Есть серийный номер?

Но эксперт покачал головой.

— Стравлен при помощи кислоты.

— Можно попробовать как-то восстановить его?

Но эксперт опять покачал головой.

— Нет. Если бы это был чеканный номер, мы могли бы под ним обнаружить поврежденные кристаллы в металле и, вероятно, узнать номер, но дело в том, что «вайме» использует гравировку. Поэтому мы ничего предпринять не сможем.

— Где же эта винтовка сейчас?

— Мы ищем отпечатки пальцев, хотя, кажется, это тоже занятие бесполезное. Флуороскоп нам ничего не дал, равно как и лазер. Оружие тщательно протерли.

— Где вы его нашли?

— На складе, за дверью одной из комнат на третьем этаже.

— Наверное, они и сами прятались там. Выжидали, когда начнется переполох, чтобы скрыться в толпе, охваченной паникой, — заметил Бэннон. — Хладнокровные люди.

— Гильзы обнаружены?

— Ни одной, — покачал головой эксперт. — Скорее всего, они их забрали с собой. Но зато у нас есть все четыре пули. Три сегодняшних повреждены ударами о твердую поверхность, но та, которую нам прислали из Миннесоты, хорошо сохранилась: этому способствовала земля, куда она попала.

Он подошел к столику, где на чистой белой бумаге были выложены четыре пули. Три из них были расплющены. Одна, та, что, не попав в Армстронга, угодила в стену, оставалась чистой. Две другие до сих пор хранили на себе почерневшие брызги от мозга Крозетти и крови Фролих. Остатки плоти пригорели к медным оболочкам, образовав характерные концентрические круги. Эти следы частью деформировались, когда пули, покинув тела, ударились о следующую преграду. О кирпичную кладку, например, как в случае с Фролих, и, очевидно, о стену склада, если говорить о Крозетти. Пуля из Миннесоты выглядела, как новая. Зарывшись в мягкую землю на фермерском дворе, она осталась чистой.

— Принесите винтовку, — потребовал Бэннон.

Ее доставили из лаборатории, и она еще сильно пахла парами суперклея, которыми ее обдували в попытке обнаружить скрытые отпечатки пальцев. Перед Ричером лежало неуклюжее, не впечатляющее оружие, сохранившее черную лаковую заводскую окраску металлических частей. Короткий утолщенный приклад и столь же короткий ствол. Длину оружию придавал лишь глушитель с компенсатором. Винтовка была снабжена мощным оптическим прицелом на цапфах.

— Это другой прицел, — заметил Ричер. — Это же «хенсольдт», а на «вайме» используются прицелы «бушнелл».

— Да, им пришлось немного модифицировать оружие, — согласился один из экспертов. — Мы тоже это сразу заметили и занесли данные в журнал.

— Как модифицировано? На заводе?

Но специалист покачал головой:

— Не думаю. Работа тонкая, но не заводская.

— И что же это может означать? — заинтересовался Бэннон.

— Я еще сам толком не понял, — признался Ричер.

— Наверное, «хенсольдт» лучше, чем «бушнелл»?

— Не совсем так. Они оба хороши. Как, например, «БМВ» и «мерседес» или «кэнон» и «никон».

— Но, может быть, у каждого человека свой вкус в этом отношении?

— Только не у государственного работника, — возразил Ричер. — Ну что бы вы сказали, если бы один из ваших людей, фотографирующих места преступления, вдруг явился к вам и попросил: «Поменяйте мне „никон“, который вы мне выдали, на „кэнон“»?

— Ну, я, наверное, послал бы его ко всем чертям.

— Вот именно. И он будет работать с тем аппаратом, который ему положен. Вот поэтому я не думаю, что сотрудник государственной службы мог заявиться к штатному оружейнику и попросить у него взамен прицела «бушнелл» в тысячу долларов такой же «хенсольдт» за ту же сумму лишь потому, что он предпочитает эту фирму.

— Тогда зачем им понадобилось переделывать винтовку?

— Я еще сам не понял, — повторил Ричер. — Может быть, прицел был поврежден. Если хорошенько уронить такую винтовку, то прицел, скорее всего, придет в негодность. Но в государственном учреждении поставят еще один «бушнелл». Винтовки покупаются вместе с ящиками всевозможных запчастей.

— Ну а если у них кончились такие прицелы? Вдруг они постоянно портили их, и получилось так, что «бушнеллов» не осталось?

— Тогда, наверное, можно было приспособить и «хенсольдт». Такие прицелы обычно устанавливают на винтовках SIG. Надо еще раз хорошенько просмотреть списки и выяснить, кто закупает для своих снайперов и «вайме» и SIG одновременно.

— A SIG тоже используются с глушителем?

— Нет, — покачал головой Ричер.

— Итак, что же у нас получается, — подытожил Бэннон. — Некой организации требуются два вида снайперских винтовок. Она приобретает «вайме» с глушителем и SIG без глушителя. В качестве запасных частей закупает два вида прицелов. Но вот «бушнеллы» у них кончаются, и тогда они автоматически переходят на «хенсольдт».

— Возможно, все происходит именно так, — кивнул Ричер. — Нужно сделать соответствующие запросы. И особенно нужно поинтересоваться, не переделывал ли кто-нибудь винтовку «вайме» так, чтобы на нее можно было установить прицел «хенсольдт». И если такого заказчика не обнаружится, необходимо будет опросить частных ружейных мастеров. Причем начать с самых дорогих, поскольку мы имеем дело с редкими моделями оружия. Это важно помнить.

Стивесант смотрел куда-то вдаль, сгорбившись от горя.

— Что с вами? — заволновался Ричер.

Стивесант вздрогнул, услышав его голос, и печально покачал головой.

— Боюсь, что это именно мы приобретали винтовки SIG, — негромко заговорил он. — У нас была такая партия лет пять назад. Полуавтоматическое оружие, без глушителя. Мы использовали его как альтернативный вариант. Правда, нечасто, так как автоматический механизм делает эти винтовки не слишком точными, когда работать приходится в толпе и на близком расстоянии. В основном, эти винтовки так и хранились на складе. В настоящее время мы повсеместно используем «вайме». Поэтому, как мне кажется, запасных частей для SIG должно быть в избытке.

В комнате на некоторое время стало совсем тихо. В этот момент зазвонил телефон Бэннона, и нелепая звенящая мелодия как нельзя некстати разорвала тишину. Бэннон нажал на кнопку связи, произнес свое обычное «да» и принялся слушать.

— Понимаю, — сказал он кому-то и снова прислушался.

— Так считает доктор? — спросил он собеседника и через несколько секунд снова добавил: — Понимаю.

Затем он выдавал только односложные предложения, реагируя на рассказ невидимого собеседника, такие как: «Наверное», «Два?», и наконец, произнеся: «Хорошо», разъединил связь.

— Наверх, — коротко велел он. Джек успел заметить, как побледнел Бэннон.

Стивесант, Ричер и Нигли последовали за ним к лифту и поднялись в конференц-зал. Бэннон сел во главе стола. Остальные устроились рядом с выходом, словно не хотели оказаться ближе к новостям. Небо за окнами уже начинало темнеть. День Благодарения заканчивался.

— Его фамилия — Андретти, — начал Бэннон. — Этому господину семьдесят три года, плотник-пенсионер, бывший доброволец-пожарный. У него есть внучки. Именно о них и шла речь, когда ему угрожали.

— Он что-нибудь рассказал? — осведомилась Нигли.

— Очень немногое. Просто этот человек покрепче, чем Нендик.

— И как же все произошло?

— Когда он еще работал пожарным, то полюбил посещать один бар на окраине Сакраменто, и эта привычка осталась у него до сих пор. Вот в этом баре он и встретил двоих незнакомцев.

— Они были одеты как полицейские? — поинтересовался Ричер.

— Они были похожи на полицейских, — ответил Бэннон. — Во всяком случае, он так утверждает. Они разговорились, потом начали показывать друг другу семейные фотографии. Эти двое повторяли, насколько прогнил наш мир, и что нужно сделать, чтобы как следует защитить свою семью. В общем, вот так постепенно они и дошли до сути дела.

— И что же?

— Поначалу он вообще отмалчивался, но потом наш врач решил осмотреть его руку и увидел, что большой палец на левой был ампутирован хирургическим путем. Ну, даже не совсем так. Его могли попросту отрубить, как считает наш медик. Правда, видна попытка сделать все по возможности аккуратней. Андретти упорно повторял историю о плотницких работах и несчастном случае. Но доктор уверен, что это не электропила. Он так и сказал Андретти. Тот словно обрадовался этому выводу и начал говорить.

— И что же он рассказал?

— Он вдовец, живет один, и те два парня, похожие на полицейских, довольно быстро напросились к нему в гости. Там, у него в доме, они начали спрашивать, что, мол, ты бы сделал для того, чтобы защитить свою семью? Ну, что конкретно? Все это звучало вроде бы теоретически. Но эти типы вскоре перешли к практике. Они заявили, что старику придется пожертвовать пальцем или он попрощается с внучками, с которыми они обещали разделаться по-своему. Старику предстояло выбирать. Они держали его и отрубили ему палец. Затем захватили с собой его семейный альбом и записную книжку с адресами. Дескать, теперь мы знаем, где живут твои внучки и как они выглядят, и если ты пикнешь что-нибудь лишнее, мы вырежем у них яичники так же, как сейчас обошлись с твоим пальцем. И Андретти им поверил. А что оставалось делать? Они бы ни перед чем не остановились и выполнили бы свою угрозу. Помимо всего прочего, эти сволочи похитили у него с кухни морозильную камеру и набрали льда из холодильника для транспортировки пальца. Когда они ушли, старик сразу отправился в больницу.

В комнате стало тихо.

— Он дал описание их внешности? — поинтересовался Стивесант.

Бэннон покачал головой.

— Он слишком запуган. Мои сотрудники рассказали ему о системе защиты свидетелей, обещали охранять все его семейство, но он не поддался. Я полагаю, больше нам из него ничего выжать не удастся.

— Эксперты осматривали его дом?

— Да, но Андретти его тщательно прибрал. Эти негодяи заставили хозяина все вымыть и сами наблюдали за его работой.

— А что сказали в баре? Кто-нибудь видел, как они разговаривали со стариком?

— Мы еще раз опросим персонал и завсегдатаев. Но учтите, что с тех пор прошло уже полтора месяца. Вот почему на многое рассчитывать не приходится.

Долгое время все хранили молчание.

— Ричер, — обратилась Нигли к коллеге.

— Что?

— О чем ты сейчас думаешь?

Он пожал плечами.

— Я вспомнил Достоевского, — медленно заговорил Джек. — Я обнаружил томик «Преступления и наказания», который в свое время подарил Джо на день рождения. Тогда я чуть было не послал ему «Братьев Карамазовых», но потом передумал. Ты когда-нибудь читала эту книгу?

Но Нигли отрицательно покачала головой.

— Там есть отрывок, где описываются зверства турок в Болгарии, — пояснил Ричер. — Там происходили сплошные насилия, грабежи и мародерство. Пленных вешали по утрам, а перед этим они целую ночь оставались прибитыми к заборам за уши. Турки кидали младенцев в воздух и ловили их на штыки. Они утверждали, что лучше всего это проделывать на глазах у матерей. Иван Карамазов был потрясен увиденным. Он говорил, что ни одно животное не бывает настолько искусным и изысканно жестоким, как человек. Потом я подумал о том, как эти звери наблюдали за Андретти, который мыл полы в своем доме, я полагаю, одной рукой. Представляю, как тяжело ему пришлось. Достоевский вложил свои чувства в книгу, но я не обладаю подобным талантом. Потому я считаю, что мне придется другими способами доказать этим негодяям, как они были не правы. Для этого мне придется применять те таланты, которыми меня наделила природа.

— Что-то я не заметил, чтобы вы любили читать, — ехидно вставил Бэннон.

— Иногда приходится откладывать чтение до лучших времен, — ответил ему Джек.

— И хочу вас предупредить, чтобы вы не прибегали к самодеятельности, когда настанет время наказывать преступников. Надеюсь, что в душе вы все-таки не виджиланте[1].

— Надо же! Какие слова, оказывается, знают специальные агенты ФБР!

— В любом случае, я не хочу, чтобы вы в одиночку решали их судьбу.

Ричер кивнул.

— Я это запомнил.

Бэннон улыбнулся.

— Вы уже решили ту самую математическую задачу? — осведомился он.

— Какую?

— Мы предполагали, что винтовка «вайме» побывала во вторник в Миннесоте и вчера в Северной Дакоте. Теперь мы ее обнаруживаем в Вашингтоне. Но преступники не летели вместе с ней, потому что перевозка оружия коммерческими рейсами требует заполнения всевозможных бумаг, которые несложно отследить. А перечисленные мною пункты находятся слишком далеко друг от друга, чтобы они успели преодолеть это расстояние на машине.