6

— Уж не тайник ли это Сэма Смита?

Организм человеческий настолько непрочен, что иной раз достаточно какой-нибудь мелочи, чтобы его разрушить. Но иногда он оказывается поразительно живуч. Обыкновенный сквозняк может вызвать смертельное воспаление легких, но сколько раз бывало, что солдат, раненный в грудь навылет, благополучно поправляется и всю свою дальнейшую жизнь наслаждается цветущим здоровьем. Какой-нибудь толчок, удар в голову при падении могут вызвать воспаление мозга, заканчивающееся смертью. Вместе с тем осколки снаряда, попадая в черепную коробку, обнажают мозг, но жизни это еще не угрожает.

Можно привести бесконечное множество таких примеров. И все же читатель будет удивлен, когда узнает, что его преподобие, почти удавленный Сэмом Смитом, едва не задохшийся из-за тряпки, воткнутой ему в рот, изъеденный муравьями, утопавший со своим деревом в Замбези и в конце концов унесенный водопадом Виктория, уже на следующее утро наслаждался всеми радостями бытия.

Логически он должен был бы сначала быть раздавленным огромной массой воды, а затем разбитым о базальтовую скалу, по которой она проносится с оглушительным шумом.

Но его преподобие чудесным образом избежал обеих этих. опасностей. Он был, по всей вероятности, первым человеком, пробравшимся живым через места, над которыми гремит божественный голос баримов.

Случайность, благодаря которой слепая судьба сохранила бандиту жизнь, была, в сущности, очень простой. Читатель помнит, что его преподобие тщетно пытался распустить узлы, которыми были стиснуты его ноги, и с отчаянием утопающего впился в свое дерево.

То, что должно было стать причиной его гибели, стало источником его спасения. Дерево, как мы видели, было унесено в один из боковых каскадов, отделенный от главного водопада скалами. Оно свалилось, как в колодец, на дне которого с воем кружилась вода. Густая зеленая крона и прочные ветви не дали его преподобию удариться о базальтовые скалы, и он уцелел. Это не все. Базальтовая стена стояла здесь не отвесно, а представляла собой наклонную плоскость, и в ней зияло неправильной формы отверстие шириной метра в три. Никто не мог и заподозрить его существования. Чтобы его увидеть, нужно было предварительно выполнить гимнастическое упражнение, которое против своей воли проделал Джемс Виллис.

По непостижимой прихоти случая дерево угодило в это отверстие своей густой зеленой кроной и на минуту заткнуло его. Затем оно перевернулось корнями кверху и полетело вниз. У входа в отверстие произошла короткая задержка, и тогда переместился центр тяжести. По этой причине бандит выпустил из рук ветви, за которые держался, и в силу закона притяжения его тело продолжало лететь по кривой линии, по которой ранее неслось дерево. Эта кривая привела его в самую сердцевину зияющей пещеры. Он упал на дно и лежал, раскинув руки.

Обморок продолжался долго. Очнувшись, Джемс Виллис увидел водяную пыль, которая облаком стояла над пещерой, и солнце, в сиянии которого водопад казался огромным потоком металла.

Мы предоставляем читателю самому судить, о чем подумал бандит, столь неожиданно убедившись, что он жив, какова была его радость, его удивление, его изумление. В один миг пронеслось перед его мысленным взором все пережитое за ночь, все нагромождение ужасов; затем он вспомнил минуту, когда услышал где-то внизу грохот водопада и потерял сознание. Он медленно перебирал в уме все события, которые могли бы объяснить, как он попал в эту пещеру, и, в общем, его предположения не были лишены основания.

Но хоть бандит и ушел от грозной опасности, он еще не был огражден от новых злоключений. Эта тревожная мысль пришла ему в голову весьма кстати.

— Ну-ка, — сказал он, с трудом садясь, — давай подумаем, как выбраться отсюда. Навсегда поселиться в водопаде Виктория — это не дело. Я не вижу здесь никаких удобств. Однако сначала осмотрим нашу новую квартиру. Кроме того, пора наконец освободить ноги. Этот мерзавец Сэм Смит поработал усердно. Вот кому лучше не попадаться мне на глаза, если только я сам еще выберусь отсюда. Эти куски черного камня мне пригодятся. Я перетру ими все мои путы и пойду на разведку.

Джемс Виллис попытался разбить один такой камень, сильно ударив им о землю, но, к великому его удивлению, камень весь раскрошился. То, что Виллис принимал за скалы, было глыбами каменного угля.

— Черт возьми! — закричал он обрадовавшись: — Уж не попал ли я в каменноугольную шахту из тех, которые здесь некогда разрабатывали португальцы? Но в таком случае я спасен! Я найду главную галерею — там обязательно должен быть выход.

Беглый осмотр пещеры убедил его, что он ошибается. Нигде не было видно никаких следов человеческого труда. Пещера образовалась, вероятно, в результате оползней, вызванных вековым действием вод. Пласт каменного угля, менее прочный, чем соседние породы, естественно, подался и образовал разрез толщиной в метра два.

Отказавшись от мысли найти кусок базальта, его преподобие немедленно сам принялся за свои путы. Вооружившись терпением, ломая себе ногти и крепко ругаясь, он наконец освободился.

— А теперь вперед! — сказал он, когда кровь стала снова правильно обращаться в его жилах.

Он продвигался на ощупь, держась правой рукой за стенку, потому что наступила полная темнота. Мало-помалу грохот водопада становился все слабей, и его преподобие слышал уже только сплошной гул, от которого в его мрачной тюрьме дрожали стены.

Боясь оступиться и упасть в какую-нибудь новую, невидимую яму, он делал каждый шаг, только убедившись, что под ногами есть почва.

Так он прошел метров сто и крайне устал от бесконечных предосторожностей и трудностей, которые встречал на каждом шагу. Легко, впрочем, понять, что и пережитые злоключения отняли у него немало сил.

Он все еще продвигался вперед, почти ни на что уже не надеясь, подталкиваемый одним лишь желанием уйти как можно скорей от бездны, которая грохотала позади него. Естественная подземная галерея, на выступы которой он поминутно натыкался, внезапно повернула в сторону, и вздох облегчения вырвался из груди бандита: он заметил вдали бледный свет, падавший на дно пещеры откуда-то сверху. Свет! Почти то же, что жизнь! Он шагал еще в течение некоторого времени, которое казалось ему ужасно долгим, и очутился наконец на просторной круглой площадке.

Она как бы лежала в угольном пласту и получала свет через своего рода круглую трубу, в которую было видно темно-голубое небо. Труба имела метров десять в длину и около двух метров в ширину и пропускала огромный сноп ярких лучей.

Его преподобие оказался как бы на дне высохшего колодца. Он осмотрел все углы и закоулки и был ослеплен. Казалось бы, после всех пережитых приключений он уже не должен ничему удивляться, но теперь он был в буквальном смысле потрясен. Это было потрясение радостное, ибо каковы бы ни были его мечты, он никогда не мог мечтать о том, что сейчас лежало у него перед глазами. Он все еще был узником, но как великолепна была его тюрьма!

Впрочем, посудите сами!..

Прежде всего коллекция ружей, аккуратно поставленных вдоль стены. Она была совершенно сухой благодаря вентиляции, которую давала все та же труба. Несколько карабинов с покрытыми бронзой стволами стояли рядом с ружьями системы «Мартини-Анри», «Винчестер», «Уэттэрли», — словом, здесь были собраны лучшие образцы современных ружей, последнее слово техники. Охотничье оружие было достойным образом представлено ружьями центрального боя, среди которых можно было заметить и скромные пистонные, которыми тоже не следует пренебрегать, когда не хватает патронов. Тщательно рассортированное снаряжение было завернуто в куски просмоленного брезента, что делало его нечувствительным к изменениям атмосферы.

Рядом с этими обильно смазанными жиром грозными орудиями нападения и защиты его преподобие с неописуемой радостью заметил несколько небольших ящиков, содержавших галеты, табак и различные консервы в тяжелых коробках, украшенных цветными этикетками. Далее шло самое разнообразное платье: синие шерстяные куртки, такие же брюки, фланелевые рубашки, сапоги для верховой езды и даже колониальные шлемы. Затем ножи, тесаки, полные комплекты упряжи, компасы, часы, серебряные столовые приборы и туалетные несессеры…

Таинственный хозяин этого подземного склада должен был быть не только коллекционером и знатоком, но еще и человеком, который любит удобства. Так, в небольшой нише оказался целый ворох густых мехов. Они могли служить такой мягкой постелью, какой был бы доволен любой неженка.

Джемс Виллис был потрясен. Со все возрастающим удивлением созерцал он эти богатства. Он был человек, весьма далекий от суеверий, и все же ему казалось, что в его жизнь вмешались сверхъестественные силы, если только под влиянием всего пережитого накануне у него не начались галлюцинации.

Но нет, действительность представала перед ним в неопровержимом виде, и отрицать очевидность было бы невозможно. Он перетрогал, перещупал, пересмотрел все лежавшие перед ним разнообразные предметы и, убедившись, что в его невероятном приключении нет никакой фантастики, решил вскрыть банку мясных консервов. Но тут взгляд его упал на небольшую круглую выемку в почве, по-видимому образовавшуюся в результате того, что слой угля здесь недавно переворошили.

Странно — этот человек, умиравший от голода и который, казалось, должен был бы мечтать только о том, чтобы хорошенько наесться, благо еда была под рукой, и хорошенько поспать, этот человек, только что находившийся в таком ужасном положении, подумал только об одном: поскорей разрыть это местечко, показавшееся ему загадочным тайником. Он отбросил коробку с консервами и воткнул в уголь саблю, при помощи которой собирался вскрыть консервы.

Предчувствие не обмануло его. Уголь действительно недавно ворошили, если судить по тому, как он крошился. Преподобный был убежден, что закопанный здесь предмет должен представлять особенную ценность, раз уж владелец всех этих богатств дал себе труд так тщательно скрыть его в этом и без того скрытом и недоступном месте. Джемс Виллис яростно работал клинком и выгребал уголь с такой поспешностью, что по его почерневшим рукам потекла кровь.

Но вот клинок наткнулся на твердый предмет.

— Так я и думал! — пробормотал бандит, наклоняясь над ямкой. — Постой-ка! Бочонок! Из-под соленых анчоусов. Их сколько угодно в любом кабаке. Очень просто. Анчоусы вызывают отчаянную жажду, и кабатчику легче сбывать свое огненное поило. Ну-ка, посмотрим, что в бочонке. Не думаю, чтобы в нем оказалось виски. Я что-то вообще не вижу, чтобы мой хозяин достаточно позаботился о напитках.

Джемс Виллис с трудом извлек из ямы бочонок и поставил его на свет.

Напрасно пытался бандит выбить клепку. Дерево было крепкое, острие сабли сломалось с сухим треском. Заметив американский топор, стальной клинок которого отливал лазурью, он схватил его и с силой ударил по днищу.

Дерево треснуло, ободья лопнули, бочонок рассыпался.

Бандит был ослеплен, заворожен, он задыхался и дико закричал при виде сказочной картины, которая открылась его глазам.

Вообразите, что перед вами внезапно засверкали драгоценности султанши или раскрылся ларчик набоба, переливающийся всеми цветами радуги; вообразите, что великолепные дары Голконды note 42 прихотливо играют перед вами всеми своими огнями, и вам все же будет трудно составить себе представление о несравненном великолепии клада, который бандит нашел так неожиданно.

Из бочонка высыпались сотни алмазов. В беспорядке рассыпавшись по углю, они сверкали как звезды, которые оторвались от небесной тверди и упали на полог черного бархата. Безумными глазами смотрел миссионер, из груди его вырвалось рычание, какое издает хищный зверь, вышедший на охоту. Затем взгляд его снова перенесся на бочонок. Этот скромный сосуд был до половины наполнен драгоценными камнями разной величины и желтыми металлическими кружками — золотыми монетами.

Камни еще не были отделаны, к ним еще не прикасались ни искусство гранильщика, ни прихотливый вкус ювелира, и все же они представляли неоценимое богатство. Их естественные грани, на которые сверху падал свет, задерживали на себе все лучи. Некоторые камни, случайно лежавшие на золотых монетах, напоминали сверкающие глаза тигра.

— Мое!.. Мое!.. Все мое!.. — задыхаясь, повторял бандит, погружая руки в алмазы. — Я богат!.. Наконец-то! Я давно это заслужил!

Он набрал полные пригоршни драгоценных камней и сжал их так, что они врезались ему в ладони. Вероятно, это было ему нужно, чтобы еще лучше поверить в обладание. Затем, нечувствительный ко всему остальному, сразу забыв голод, жажду и усталость, он стал пересыпать драгоценные камни из одной руки в другую, как маленькие дети, забавляясь, пересыпают песок. Камни оживали, напоминая рой мошек, играющих в солнечном луче.

Молчаливое созерцание этого сверкающего волшебства продолжалось долго. Наконец его преподобие как будто очнулся. Посторонний наблюдатель этой удивительной сцепы подумал бы, что бандит наконец решил поесть. Ничего подобного. Жадность, которую такая находка, казалось, могла утолить — хотя бы на время, — проявилась в странной форме. Бандит пересыпал обратно в бочонок все алмазы, и они падали с сухим потрескиванием. Затем он подобрал камни, валявшиеся тут и там по углам, делая это спокойно, неторопливо — как бережливый земледелец подбирает каждое зерно, вывалившееся из снопа.

Эта нелепая работа отняла много времени, и его преподобие, которого созерцание богатства взволновало и утомило, но не насытило, подумал наконец о еде. Но тут ему захотелось прежде всего полностью вступить в право владения, и он стал пересыпать алмазы и золотые монеты из бочонка к себе в карманы. Затем он сел на бочонок, опустил ноги в ямку и жадно съел галету и кусок мяса.

Только тогда стал он серьезно обдумывать свое положение и хладнокровно его взвешивать.

— Вот что, — сказал он, разгрызая своими острыми волчьими зубами сухую галету, — нечего тут сидеть и восторгаться этой странной милостью судьбы. На минутку я было потерял голову. Надо, впрочем, признать, что было от чего. Другой на моем месте совсем спятил бы. Постараемся все обдумать, как подобает умному человеку. Немыслимо, чтобы я наскочил на сокровища кафрских королей. Все оборудование этой подземной пещеры, все предметы, которые здесь находятся, — все говорит о том, что хозяин или хозяева — европейцы. В этом и сомневаться нельзя. Отличный порядок во всем, прекрасное состояние оружия, аккуратное хранения платья и снаряжения, качество продуктов — все это убеждает меня, что сюда заглядывают довольно часто. Долго я здесь не продержусь, даже если не найду выхода. Конечно, выход-то есть, но сейчас он мне просто недоступен. Вот он, у меня над головой, этот проклятый вертикальный коридор, скорей похожий на трубу или на ствол колодца. Несомненно, именно им-то и пользуются мои загадочные хозяева. Надо только иметь веревку с узлами. По ней можно легко взбираться и спускаться. Кажется, я даже вижу царапины на стене. Это следы ног. Но, черт возьми, кто они, эти хозяева? Люди с приисков не стали бы так прятать плоды своих трудов. Они бы поторопились обратить такие богатства в деньги. Кабатчик тоже не стал бы устраивать здесь свой склад. И наконец, какой же сумасшедший будет прятать столько алмазов и заниматься тем, чтобы продавать пьяницам алкоголь? Только у какого-нибудь миллионера могла зародиться такая фантазия. У миллионера? Как сказать… А быть может, у осторожного вора?.. У вора?..

Джемс Виллис внезапно разразился неудержимым смехом.

— Черт меня побери, если это не так! — воскликнул он, все больше трясясь от смеха. — Но это было бы уж чересчур! А почему бы и нет? Я столько насмотрелся за эти сутки!.. Только один-единственный вор на свете способен собрать такую разнообразную коллекцию и содержать ее в таком порядке. Я не впервые это вижу, — конечно, кроме алмазов. В Австралии мне оказал гостеприимство один джентльмен, орудовавший на больших дорогах. Он принимал меня в просторной пещере, в которой с большим толком и вкусом было собрано все, что может быть необходимым в жизни. Мой бывший дружок Сэм Смит был человек осмотрительный, и мы с ним неплохо кутили, покуда колониальная полиция рыскала по нашим следам. Уж но попал ли я случайно на дачу моего милого Сэма? Чего на свете не бывает!

7

Покуда его преподобие, избежав страшной мести Сэма Смита, находился в таинственной пещере, Смит держал совет со своими новыми компаньонами. Все трое высадились на твердую землю и, оставив справа дорогу на прииск Виктория, направились в сторону базальтовых холмов, сжимающих русло Замбези выше водопада. Узкая тропинка — скорее, карниз, прилепившийся к отвесной стене, у подножия которой ревела вода, — привела их к площадке, окруженной густыми зарослями алоэ, молочаев и опунций. Эта живая изгородь была утыкана такими колючками, что перед ними отступил бы полк солдат, но в ней все же оказалось несколько просветов, и благодаря им путники могли видеть простиравшуюся внизу необозримую долину.

Корнелис и Питер положили перед собой огромный кусок холодной дичи, которого вполне хватило бы, чтобы накормить взвод английской пехоты, вынули ножи и приготовились есть. Смит, сидя на обломке скалы, внимательно изучал карту, нанесенную на платок покойным отцом госпожи де Вильрож, и время от времени окидывал местность быстрым взглядом.

— Это может быть только здесь, — бормотал он. — В какую сторону ни повернись — всюду эта пунктирная линия, которая идет с севера на юг немного выше водопада. Стало быть, здесь и надо искать. Ладно! Скоро мы кое-что узнаем о сокровищах кафрских королей.

Эти последние слова заставили обоих белых дикарей привскочить.

— Как? — воскликнули они оба одновременно и сразу перестали жевать.

А Смит удостоил их снисходительно-высокомерной улыбкой, которая должна была напомнить о его превосходстве, и сказал:

— Что, ребята, встрепенулись? Понравилось?

У Корнелиса и Питера были набиты рты. Они могли только утвердительно мотнуть головами. Но это помогло им проглотить пищу, и тотчас оба брата обрели способность говорить.

— Конечно, джентльмен!

— Вот и отлично. Стало быть, излишне спрашивать вас, не переменили ли вы прежнее решение.

— Мы принадлежим вам телом и душой. Вы это отлично знаете.

— Теперь уж недолго ждать. Или я сильно ошибаюсь, или мы подходим к цели.

— Приказывайте. Мы все сделаем. Наши собственные интересы — лучшая гарантия нашей полной преданности вам. Но ведь у вас есть еще и свои доводы, против которых возражать невозможно, — с простодушным видом ответил Корнелис.

— Вы умница! — заметил Смит.

— Не знаю. Но мне страшно хочется стать миллионером.

— Похвально. Раз так, слушайте меня. Вы, должно быть, догадываетесь, что если я заставил вас карабкаться на эту кручу, то не для того, чтобы посмотреть, крепкие ли у вас ноги.

— Вам видней.

— И не для того я вас привел на эту почти недоступную площадку, чтобы вы подышали горным воздухом.

— Нам все равно.

— Здесь будет наш штаб. И уж поверьте мне, если я выбрал это место, то не без оснований.

Тут Корнелис, по-видимому, вспомнил побои, какие ему нанес Смит, и сказал:

— Ваша милость все делаете основательно. Верно, Питер?

У Смита лицо прояснилось.

— Хорошо, что вы этого не забываете, ребята. Но довольно болтать попусту. К делу! Мы находимся неподалеку от склада, о котором знаю только я один. Там мы найдем оружие, одежду и в особенности еду. И в таком количестве, что хватило бы для целого войска.

— Неужели? — с энтузиазмом воскликнули братья.

— Так что важный вопрос о питании разрешен. А он тем более важен, что, как только мы раскопаем клад, надо будет подумать об отъезде в цивилизованные края. Но это еще не все. Нам понадобится фургон — по крайней мере один — и хорошая упряжка «соленых» быков note 43, которые не заболеют в пути. А отсюда, сверху, мы легко можем видеть все фургоны, которые приходят на прииск и уходят…

— …и которые можно взять за спасибо! — грубо рассмеявшись, воскликнул Питер.

— Вот что, дружок! — холодно оборвал его Смит. — Я заметил, что Корнелис умница. К сожалению, должен сказать вам, что вы, по-видимому, круглый дурак.

— Почему, джентльмен?

— Потому что надо будет платить, чтобы избежать каких бы то ни было неприятностей. И платить щедро. Поняли? Когда человек богат, он должен быть честен. И наконец, не мы одни знаем о сокровищах кафрских королей и не мы одни за ними гоняемся.

— Да, конечно. Есть три француза…

— …и Клаас, ваш милый братец.

— Совершенно верно! А мы про него и забыли!

— Но я, ваш начальник, я должен думать обо всем! Стало быть, вы засядете один справа, другой слева от плато и возьмете под наблюдение все видимое пространство между юго-востоком и юго-западом, не упуская также из виду и реку вверх и вниз от водопада.

— Это нетрудно. Все?

— Пока все.

— Я думаю, что это «пока» не будет тянуться слишком долго.

— Почему?

— Потому что справа, на лесной опушке, я вижу людей и много скота.

— Что за люди?

— Негры.

— А скот какой?

— Верховые быки.

— Вы уверены?

— Вполне. Вот они остановились. По-видимому, хотят здесь расположиться.

— Надо как можно скорей связаться с ними. У них быки, несомненно, «соленые». Купить во что бы то ни стало! Фургон после найдем. Быть может, быки не захотят идти в упряжке, но это уж вы возьмете на себя — приучить их к ярму.

— Положитесь на нас, джентльмен.

— Питер, переговоры возлагаю на вас. Будьте уступчивы и не скупитесь. Я могу предложить в обмен самые разнообразные товары. И платить буду через три дня после получения быков. Кстати, какие у вас отношения с публикой на прииске Виктория?

— Отвратительные. От нас требовали, чтобы мы с Корнелисом непременно указали, где лежит клад, и поставили нас во главе экспедиции, а мы ушли.

— Стало быть, новые конкуренты! — сказал Смит насмешливо. — Увидим. А пока что, Питер, идите. И будьте осторожны. Избегайте всяких встреч и попросите наших будущих продавцов немножко отойти в глубину леса. У французов это называется купить веревку, не купив теленка, но у нас выбора нет, мы должны хвататься за первую возможность. Ступайте.

— До свидания, джентльмен.

— До свидания, дружок.

Смит снова занялся изучением местности по карте, Корнелис стал на свой наблюдательный пункт, а Питер спокойно спускался по крутой тропинке.

Он добрался до владельцев скота меньше чем за два часа и тотчас узнал всадников, если только можно назвать всадниками людей, которые ездят верхом на рогатом скоте: это были люди из племени макололо.

Питер знал их обычаи и язык и сразу обратился к ним как человек, знакомый со всеми правилами вежливости и приличий. Ему оказали сердечный прием, тем более что он белый. Зная, как макололо любят животных, он осмотрел все стадо и расхваливал его как знаток.

Действительно, любой скотовод замер бы от удовольствия на его месте. А всякий, кто слыхал о методах разведения скота, применяемых туземцами Южной Африки, был бы глубоко удивлен.

В стаде были быки двух различных пород. Одних называют «батока», потому что их разводит племя батоков. Быки эти невысокого роста, прекрасно сложены и весьма легко одомашниваются, так что их используют для верховой езды. Они отличаются замечательно веселым нравом. Стоит пастуху, если он идет впереди, прыгнуть, и все стадо начинает прыгать. По вечерам они, резвясь, собираются вокруг костров и спят со своими хозяевами, так что их даже не привязывают.

Вторая порода называется «бароти» — по имени долины, которая считается ее родиной. Быки огромного роста. Встречаются экземпляры, у которых два метра от копыта до плеча. У них высокие жилистые ноги и рога, достигающие двух с половиной метров в длину note 44.

Не менее, а, пожалуй, и более терпеливые, чем китайцы, и такие же любители оригинальности, кафры умудряются придавать этим рогам самые причудливые формы. Путешественники, начиная с Левайяна и включая Ливингстона, с изумлением рассказывают о бычьих рогах, имеющих форму правильного круга или спирали. У одного быка четыре, шесть и восемь рогов, у другого они соединены и срослись и придают ему вид единорога и т.д.

Левайян полюбопытствовал узнать, как добиваются этого местные скотоводы-художники. Ему захотелось самому научиться, и, по его собственному шутливому выражению, он прошел полный курс.

Кафры берут теленка в самом раннем возрасте. Как только начинают прорезаться рожки, по ним делают небольшой вертикальный надрез пилой или каким-нибудь другим режущим инструментом. Таким образом, каждый рог разделен надвое. Ткани в атом возрасте еще только формируются, поэтому половинки рога не срастаются, а, напротив, расходятся и растут независимо одна от другой, так что получается уже четыре рога. Если хозяин хочет, чтобы их было шесть или восемь, ему остается только поработать пилой соответствующее количество раз. Если надо, чтобы одна из частей рога или весь рог целиком принял, скажем, форму круга, кафр снимает часть верхнего слоя вблизи самого острия рога, остерегаясь, однако, задеть это острие. Если повторять эту операцию достаточно часто и осторожно, то рог начинает изгибаться, и в конце концов кончик соединяется с основанием у самого лба животного, и рог получает форму правильного круга. Этим способом рогам можно придавать бесчисленные и самые разнообразные формы.

Порода «батока», можно сказать, рогов не имеет. Однако кафров это не смущает. Они видоизменяют, переделывают кожу животного. Они делают своего любимого быка похожим на зебру. Для этого они прикладывают ему к шее, к хребту и крупу раскаленные клинки и выжигают шерсть параллельными полосами. Другие вырезают у животного полосы кожи вокруг головы, на бедрах и на ногах. Затем на раны искусно накладывают швы, так что остаются лишь еле заметные шрамы, а так как вырезанные полосы кожи не отделены от тела, то они свисают в виде бахромы, браслетов и т.п.

Пропускаю много других приемов.

Животные со странным спокойствием переносят все эти варварские операции, которые, впрочем, благодаря умению и ловкости операторов не слишком болезненны. Эти мастера уродования напоминают компрачикосов, о дикой работе которых наш бессмертный Виктор Гюго рассказал в романе «Человек, который смеется».

Кафрские быки ходят и под седлом и в ярме и могут оказывать человеку неоценимые услуги.