Похитители бриллиантов

С каким трудом, ценой каких утомительных и сложных ухищрений удалось им наконец создать себе средство обороны! Но вот возникла новая опасность.

На берегу лагуны, по которой фургон должен был вот-вот поплыть, показались несколько человек. Кто-то из них без предупреждения выстрелил,

— стало быть, нельзя сомневаться насчет их намерений. Александр остался жив только благодаря чуду. Однако надо спешить, потому что вода спадает — еще немного, и фургон окажется на сухой земле.

Бесстрашные друзья голову не теряют. Опасность придает им новые силы, они решают играть ва-банк, и сию же минуту. К счастью, фургон стоит не поперек реки, а вдоль. Таким образом, одна сторона кузова более или менее защищена от пуль, которых враги, несомненно, не пожалеют.

Альбер и Жозеф выломали каждый по перекладине из боковых стенок и вооружились ими. Они требуют, чтобы им была предоставлена опасная честь первыми начать задуманную операцию по снятию колес. Операция была бы достаточно рискованной при любых обстоятельствах, а сейчас, на глазах у нападающих, она становится в сто раз более трудной и опасной. Решено на всякий случай выполнить работу в два приема и сначала снять колеса, которые смотрят в сторону Замбези. В изобретательной голове Александра рождается новая мысль. Найти в фургоне среди хлама какую-нибудь старую куртку, рваные штаны и продавленную шляпу, напялить все это на обломки доски, так, чтобы получилось чучело, было для Александра делом одной минуты.

— Это ты что же, задумал ворон пугать на огороде? — спрашивает заинтересованный Альбер. — Тем мерзавцам понадобилась наша шкура, вряд ли они испугаются, когда увидят твое изделие!..

— А я на это и не рассчитываю! — смеясь, отвечает Александр. — Пока не мешай мне. Потом увидишь, что выдумка не такая уж глупая.

— Но все-таки?..

— Когда осажденный гарнизон намерен сделать вылазку или восстановить повреждения, он прежде всего старается отвлечь внимание неприятеля, приковать его к какой-нибудь другой точке.

— Знаю.

— Эту стратегическую задачу я и возлагаю на чучело.

— Браво! Понял! За работу! Жозеф, ты готов?

— Готов, месье Альбер.

— Одну минуту, — продолжал Александр. — Я выставлю этого тряпичного джентльмена у задней двери. А вы тем временем скользните вперед. Прячьтесь за колесами и снимайте чеки. Наступать враг еще не решается. Наше молчание пугает его не меньше, чем могла бы испугать самая энергичная стрельба. Остается несколько минут. Это больше, чем нам нужно. Зуга, лук и стрелы при тебе?

— При мне!

— Отлично! Стреляй в первого, кто сунется.

Все вышло именно так, как предвидел Александр. Едва появилось чучело, раздался новый выстрел. Пуля пробила лохмотья, но единственным последствием было то, что в рванине образовалась еще одна дырка.

Тем временем Альбер и Жозеф вошли в воду. Их скрывали высокие массивные колеса.

— Хороший выстрел, — пробормотал Александр. — Судя по раскату и облаку дыма, это голландское ружье. Неужели с нами воюет владелец фургона или кто-нибудь из его братьев?

— Чеки сняты! — сообщили Альбер и Жозеф одновременно.

— Хорошо. Укрепите рычаги между колесами и стенкой фургона и ждите моей команды.

— Готово.

— Фургон накренится в вашу сторону. Будьте осторожны.

— Хорошо.

— Вы готовы?

— Готовы.

— Раз, два, три…

Огромный деревянный ящик сначала заколыхался, потом резко накренился набок, как если бы собирался опрокинуться в реку. Он затрещал, но не упал. И тут раздался крик радости. Тяжелая махина в одну минуту снова принимает устойчивое горизонтальное положение и тихо покачивается на спокойной глади воды.

Оба каталонца, которым этот успех стоил больших усилий, вскакивают в фургон, обливаясь потом. Но они сияют от радости и кричат как сумасшедшие:

— Плывем! Плывем! Мы спасены!..

Это было верно. Подхваченный легким течением, которое уносило его к реке, фургон поплыл, к великому изумлению осаждающих, но понимавших, что за чудо происходит у них на глазах.

Три друга, наконец избавившиеся от грозной опасности, крепко обнялись. Теперь им надо было позаботиться об управлении этим необычным кораблем. Что им до бешеного крика врагов и их пальбы?

Более всех был заинтригован всегда спокойный и не так-то легко удивляющийся Александр. Опираясь на крепкий багор, посредством которого он приводил в движение свою плавучую телегу, он все старался понять, почему все-таки она поплыла.

Объяснил Альбер:

— Не скажу, чтобы это вышло совсем случайно, но все-таки нам на сей раз просто повезло. Когда мы с Жозефом спихнули одновременно оба левых колеса, фургон резко накренился влево. Края осей по выдержали и поломались. Тогда кузов потерял опору и снова выпрямился. Кстати, кузов совершенно водонепроницаем. Ни одна капля воды не просочилась.

— Эта махина ведет себя лучше, чем можно было ожидать.

— Совершенно верно. Мы плывем довольно прилично, хотя наш ковчег ничем не похож ни на катер, ни на шлюпку.

— Ни хотя бы на самое обыкновенное угольное судно.

— Ну вот, мы наконец попадаем в реку, — заметил Александр. — Теперь нам необходимо на минутку задержаться, чтобы изготовить весла, иначе нас может унести течением. К тому же не надо забывать, что впереди водопад.

— Весла?.. Вот одно весло. Его, по-видимому, оставил хозяин. Нам нужно таких два или три. Третье будет служить рулем.

— Я, кстати, приберег немного гвоздей. Мы сделаем лопасти из ящиков. И выстругаем древки из боковых досок.

— Как это все медленно тянется! — вздохнул Альбер, подумав о том, сколько времени потребуется на изготовление этих предметов.

— Ничего не поделаешь, друг мой, мы еще немало потеряем времени. Ведь у нас нет никаких инструментов. И все-таки, если бы ты меня послушал, мы пустились бы в путь только ночью или, верной, завтра утром, до рассвета.

— Опомнись! — горячо воскликнул Альбер. — Неужели ты думаешь, что я могу этак сидеть здесь до бесконечности сложа руки? Да мне каждая минута мучительна!..

— Я понимаю. И потому хочу обратиться к твоему благоразумию. Неужели ты забыл, что в нескольких стах метрах отсюда стоят наши лодки? И что ночью надо встретиться с судьей и получить у него оружие? Я чувствую, что дело приближается к развязке. Поверь мне, излишняя поспешность может только погубить все, чего мы достигли ценой таких усилий.

— Нет, это невозможно! Я сойду с ума! Я больше ждать не могу!

— Ну что ж, будь по-твоему, — с грустью сказал Александр. — Едем. Только как бы нам не пришлось пожалеть…

Через полчаса весла были кое-как сделаны. Альбер схватил одно из них и занял место в задней части фургона. Александр и Жозеф поместились в передней части, предварительно подняв стену и спрятавшись за ней. Надо было еще прорезать два отверстия в боковых стенках, чтобы пропустить весла и дать им точки опоры. Наконец было покончено и с этим.

Альбер, который все время ерзал от нетерпения, подал наконец сигнал к отплытию.

Громоздкое сооружение с трудом снялось с места и медленно поплыло по желтым водам Замбези, пересекая реку наискось. Несмотря на свою необычную форму, на свою тяжесть, на слабые силы гребцов, судно держалось довольно хорошо. Только двигалось оно удручающе медленно, хотя и это медленное движение стоило гребцам огромных усилии. Надо было во что бы то ни стало не отклоняться от курса, и оба передних гребца положительно выбивались из сил. И хотя это были люди крепкие, но от беспрерывной борьбы с течением у них уже ломило все тело.

А тем временем Зуга и бушмен, прильнув к щелям в передней стенке, смотрели на берег и подавали команду гребцам, которые гребли вслепую.

Стойкость всех этих людей была наконец вознаграждена. Фургон попал в мертвую зону, то есть в стоячую воду. В каких-нибудь ста метрах лежали непроходимые заросли. Негры-дозорные сказали, что ничего подозрительного не видят, и гребцы остановились недалеко от берега.

Зуга обменялся несколькими словами с Александром, направился к задней стенке фургона, вышел, нырнул и скрылся под водой. Его отсутствие продолжалось больше часа. Французы понимали, какое значение имеет разведка, в которую он ушел, а также и то, что лучше его никто с таким делом не справится. Поэтому возвращения кафра ожидали терпеливо и молча. Наконец Альбер, который за все время не сдвинулся с места, внезапно заметил, что вода забурлила. В то же мгновение вынырнула черпая голова.

Зуга сиял. Счастливая улыбка растянула ему рот до ушей.

— Идем! — сказал он, раньше чем Альбер успел произнести хоть одно слово.

— Ну что? Что ты видел?

— Идем! Все! — повторил африканец своим гортанным голосом.

Несколько мощных взмахов веслами — и фургон подошел к берегу, где его закрепили с помощью лиан. Их было здесь великое множество. Альбер, Александр и Жозеф бросились в траву, которая густо покрывала берег. Они даже не подумали, какими опасностями это могло им грозить. Бушмен последовал их примеру.

Но тотчас все поднялись на ноги и пошли, вытянувшись гуськом. Впереди выступал Зуга. Кончились водяные растения, начались густые сплетения гигантских злачных. Поломанные или помятые стебли свидетельствовали о том, что здесь недавно проходил человек. Все пятеро пробирались в течение почти получаса, а прошли едва какой-нибудь километр. И не потому, что дорога была такая уж трудная, а потому, что проводник вел осторожно. Наконец вышли на небольшую полянку и увидели остатки потухшего костра, несколько обгорелых головешек, пепел, остатки еды, а также две охапки травы. Они были слегка примяты и, видимо, служили сиденьем для тех, кто здесь останавливался на привал.

Альбер внимательно осмотрел пепел и, от волнения не будучи в силах говорить, пальцем указал своему другу на несколько вполне явственных следов. Рядом с одним из них, который мог бы перекрыть след слона, был виден след маленькой ноги на высоком каблуке, какой могла оставить только женщина, носящая изящную обувь.

По другую сторону костра, в направлении, почти параллельном реке, видно было продолжение тропинки, по которой сюда пришли наши путешественники.

— Там? — спросил Альбер голосом, дрожавшим от волнения.

— Там, — ответил Зуга.

— В таком случае, вперед! — воскликнул Альбер, к которому вернулась вся его энергия.

Даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть, следуют ли за ним его друзья, и совершенно забыв, что у него нет оружия, он пустился в лес. Остальные на минуту растерялись, но все же последовали за ним, терзаемые тревогой и предчувствием беды.

Сумасшедший бег продолжался долго. Но догнать Альбера не удавалось. Он все время оставался впереди и шумно ломал кусты, среди которых извивался еле заметный след.

Внезапно все стихло, и четыре спутника Альбера, охваченные щемящей тревогой, услышали в нескольких шагах от себя душераздирающий крик.

Понять, что произошло, было невозможно.

12

В темнице. — План побега. — Рудокоп поневоле. — Суп из водки. — Как изготовляются свечи. — Взрыв. — Пожар. — «На помощь!» — Сэм Смит недоволен. — Рудничный газ. — «Кающиеся грешники» и «пожарные». — Новый взрыв — Попались!

Его преподобие стал беспокоиться — он все еще не нашел выхода из своей угольной темницы. Текли часы, но никакая неожиданная случайность не приходила ему на помощь.

Благодаря непостижимому чуду он остался жив, благодаря второму чуду ему в руки попало богатство, о каком и мечтать нельзя было. Неудивительно, что его преподобие предался безудержной радости.

Затем, несколько успокоившись, он стал думать о трудностях своего положения и об опасностях, которые еще ждут его впереди. Он понимал, что ему никак не удастся найти дорогу, которой пользуется таинственный владелец всех этих богатств, и потому решил дожидаться его прихода: спрятаться в каком-нибудь уголке, дать незнакомцу войти и снести ему череп выстрелом из карабина. А тогда можно будет и уйти. Да, но что будет, если хозяин долго не придет? Если он ранен? Если он попал в плен к чернокожим? Если он умер?

От одних этих мыслей дрожь охватила нашего героя, который только что избежал гибели и мечтал снова спасти свою жизнь ценой преступления. Ему пришло в голову, что, если он здесь проторчит слишком долго, могут иссякнуть запасы продовольствия. К мукам заточения присоединились» бы муки голода. Все кончилось бы самой страшной из всех смертей — смертью от истощения. Погибнуть среди богатств, даже не привыкнув еще к мысли, что они тебе принадлежат!

— Нет, нет! — глухо бормотал он, — надо выбраться отсюда во что бы то ни стало. И чем скорей, тем лучше.

Он вытер вспотевший лоб, сел на глыбу угля и предался размышлению.

— Остается только одно: проложить подземную галерею. Ну-ка, попробуем сориентироваться. Это нетрудно. Сейчас я стою спиной к водопаду. Стало быть, Замбези у меня слева. Слои земли между моей пещерой и руслом не может быть слишком толстым. Тридцать метров, быть может, сорок. Пускай шестьдесят! Прорыть подземный ход длиной в шестьдесят метров не такое уж великое дело. В особенности если угольный пласт тянется до продольного разреза. Таким образом я дойду до стены, которая возвышается над водой. Правда, стена отвесная, но кто мне помешает прорубить в ней ступени? Тогда я смогу подняться туда, где начинается чертов колодец, ведущий в мою темницу. Итак, решено! Немедленно рыть подземный ход! Время и труд — и я снова увижу божий свет! Ей-богу, Джемс Виллис еще узнает счастливые денечки!.. А если поверх угля лежит базальт? Тогда я окажусь как перед железной броней! Никакая кирка, никакая сила не одолеет такое препятствие… Но, черт возьми, я забыл, что здесь есть порох! Чего нельзя разбить, то можно взорвать!

Внезапно его внимание привлекла некая геологическая особенность.

Вход в пещеру, пробитый в угольном пласте и потому совершенно черный, соприкасался справа с каким-то белым веществом. Это был известняк грубого строения, образующий слои средней толщины, которые лежат один на другом уступами вплоть до самой вершины холма.

По странному капризу природы, этот известняк, почему-то затесавшийся среди пластов угля, имел форму гигантского опрокинутого клина, так что угол упирался в дно пещеры, в то время как основание уходило вверх, беспрерывно расширяясь. Уголь проступал справа и слева и тесно сжимал этот известняковый слой, самым любопытным образом контрастируя с его белизной.

Джемс Виллис отметил про себя, что если бы известняк находился слева, то это могло бы здорово помешать его работе. Затем он вернулся на круглую площадку, на которой находился склад, отобрал лопату и кирку и приступил к работе, то есть стал рубить уголь. Но тут он заметил со все возрастающим удивлением, что известняковый пласт пересекает пласт угля по правильной прямой, которая идет параллельно реке. Ошибаться он не мог хотя бы потому, что одна из стен склада была известняковой.

— Странно! — пробормотал бандит. — Эта стена что-то мне напоминает. Если мысленно продолжить эту линию по реке вверх от водопада, то… Постой-ка! Не ошибаюсь ли я? Нет, не ошибаюсь! Я дойду до акаций, которые отмечены на карте этого чудесного мистера Смитсона. На карте отмечено три акации. Я обнаружил только две. Но третью могли и срубить! Уж не вздумала ли слепая фортуна побаловать меня два раза в один день?.. Да ведь тут есть от чего сойти с ума! У меня голова раскалывается надвое! Я не выдержу! Это было бы чересчур!.. Успокойся! Я вижу эту карту во всех мельчайших подробностях. Дурак Сэм Смит! Он забрал у меня карту и думает, что без нос я как без рук и без ног. Пунктирная линия, которая идет от акаций, пересекает Садовый Остров. На чертеже мистера Смитсона имелось черное пятно. Я думал, что это обыкновенная чернильная клякса. А не имел ли он в виду мою пещеру? Ведь он несомненно знал о ее существовании… Но, в таком случае, я попал как раз туда, куда нужно! Я становлюсь миллионером! Ах, черт возьми, только бы вырваться на свободу!

Он стал бить киркой по угольному пласту с такой силой, какой сам за собой не знал. Удары звучали глухо, точно падали на какой-то резонатор.

— Что это значит? — пробормотал озадаченный Джемс Виллис. — Там какая-то пустота?! Уж не наткнулся ли я еще на одну пещеру или на подземный ход? Было бы неплохо. Работа сразу подвинулась бы вперед! Ибо нечего обманывать самого себя — шахтер я плохой!..

Он, впрочем, клеветал сам на себя, потому что вокруг него уже образовался изрядный холмик угля и заслонял вход в галерею, которая становилась еле видна.

Старый бандит работал с бешеным усердием, не замечая усталости. Часы текли быстро, и хотя он испытывал настойчивую потребность подкрепиться, но не мог прервать работу. Между тем руки его покрылись волдырями, которые лопались, так что кровь и сукровица, смешиваясь с угольной пылью, образовали черную грязь на древке лопаты.

Тогда ему пришло в голову обратиться за подкреплением к алкоголю. Он откупорил бутылку бренди и хватил порядочную порцию этой огненной жидкости. Затем, увидев жестяное блюдо, он туда вылил все содержимое бутылки. Рядом стоял жестяной ящик с галетами. В одну минуту Виллис вскрыл его, сорвал крышку, взял несколько галет, разломал их на мелкие куски, бросил в алкоголь и приготовил себе хороший «пьяный суп», какой часто видел на приисках.

Таким образом он мог подкрепляться, не прекращая работы. После каждого большого усилия он бежал к своему блюду, жадно глотал галету, набрякшую в водке, и снова возвращался к работе, разгорячаясь все больше и больше.

Последствия подобного питания не заставили себя ждать. Сначала Джемс Виллис почувствовал, что у него рябит в глазах и отяжелела голова. Вскоре он был совершенно пьян.

— Стоп! — крикнул бандит, замечая симптомы этого физиологического явления. За свою бурную жизнь он успел изучить его достаточно хорошо. — Стоп! Иначе я скоро буду пьян в стельку. Довольно хлебать этот суп из водки! Черт возьми, да у меня все руки изодраны! Говорят, алкоголь способствует заживлению ран. Не лучше ли протереть руки, вместо того чтобы так по-дурацки напиваться? Гром и тысяча молний, да это не водка, это расплавленный свинец!

В проходе стало темнеть, и кусок неба, который бандит еще видел из тайника, когда разбрасывал уголь, стал краснеть, озаряемый пламенем заката. Спускалась ночь.

Его преподобие весьма обрадовался, когда нашел несколько штук свечей из буйволиного жира, которые буры изготовляют довольно интересным способом.

Кусок ваты или тряпки они погружают в сосуд, наполненный растопленным жиром. Когда тряпка хорошенько пропитывается, ее вынимают и подвешивают за один конец на просушку. Через несколько минут она затвердевает. Тогда ее снова погружают в жир, и она обволакивается новым слоем. Ее снова просушивают. Эту операцию повторяют несколько раз, покуда свеча не получит желаемую толщину.

Лжемиссионер высек огонь, зажег свечу и снова взял в руки кирку. Не слишком твердо держась на ногах, он, однако, работал как бешеный. И тут он потерял всякое представление о времени. Чтобы проложить себе выход из пещеры, он бил киркой направо и налево, не задумываясь над тем, правильного ли он держится направления.

Внезапно кирка провалилась. Она прошла через тонкую перегородку, позади которой лежала пустота.

Его преподобие услышал сильное шипение: откуда-то вырывался воздух или газ. Ему показалось, что коптящее желтое пламя его свечи стало неожиданно увеличиваться и принимать странный голубоватый цвет. Джемс Виллис решил, что это ему только кажется, что у него в голове бродит похлебка из бренди. Он даже собрался отпустить по этому поводу шутку, но не успел.

Ослепительная молния сверкнула в черной пустоте, бандита окутало пламя, он услышал страшный взрыв и почувствовал, что его с невероятной силой подбросило в воздух.

Больше он не помнил ничего — падая, он потерял сознание.

Должно быть, солнце уже давно взошло, когда его преподобие пришел в себя.

Как ни странно, он с замечательной ясностью сознавал все, что с ним было до того, как он напился, и после. В один миг промелькнули перед ним все события — начиная с падения в пещеру и кончая загадочным взрывом.

Но если сознание было ясно, то бренное тело находилось в плачевном состоянии. Первые движения, которые его преподобие пытался сделать, вызвали у него крик боли Когда же он захотел подняться, ноги отказались ему служить. Он тяжело упал на кучу угля. Но этот уголь медленно тлел, распространяя едкий и удушливый дым. Джемс Виллис даже почувствовал жестокий укус огня, — видимо, это и привело его в чувство.

— Горю! Я горю! — в ужасе закричал он. — Огонь! Огонь! Бежать! Оставаться здесь — смерть! Я сгорю или задохнусь! Бежать! Но я не могу сделать ни шагу. Неужели у меня перебиты ноги? Да ведь в таком случае я пропал! Неужели начинается возмездие?.. На помощь! На помощь!..

— Иду! Иду! — отозвался насмешливый голос, шедший как будто из колодца.

Покачиваясь, оттуда спустился длинный и тонкий канат Затем показался какой-то темный предмет, и с ловкостью обезьяны по веревке спустился человек.

— Это что такое? — воскликнул он. — Ко мне забрались воры? Да тут пожар! Вовремя же я прибыл, однако!

Его преподобие тотчас узнал этот издевательский голос и в неописуемом ужасе воскликнул:

— Сэм Смит! Кончено, я погиб!..

Это действительно был Сэм Смит. Несмотря на всю свою невозмутимость, на всю свою выдержку, он был ошеломлен и вздрогнул.

— Джемс Виллис! Ты? Ах, мошенник, да у тебя в животе зашито десять тысяч жизней! Не иначе как ты заключил договор с нашим общим покровителем Вельзевулом! Я тебя оставил на съедение муравьям, а ты цел и невредим? Вероятно, им было противно жрать твое мясо! Как ты попал сюда, ко мне на дачу, вот чего я не постигаю? А уж я, кажется, кое-что повидал на своем веку!

— Пощади! — прохрипел лжемиссионер, которого сразу обуяли все страхи.

— Послушай, приятель, — резко оборвал его Сэм Смит, — должен тебе сказать, ты все-таки возмутительный трус. К тому же страх у тебя какой-то препротивный. Как только ты меня видишь — сразу начинаются плаксивые причитания и мольбы. Они были бы способны увеличить мое презрение к твоей особе, если бы это еще было возможно!.. Придумай что-нибудь другое, чучело ты этакое!..

— Что ж, убей меня сразу! — прорычал Джемс Виллис, скрежеща зубами.

— Вот! Это уже лучше! Все равно ты обречен. Значит, надо держаться молодцом… — И он насмешливо добавил: — Знаешь, если бы ты даже не был вычеркнут из списков живых, я бы все равно не рекомендовал моим друзьям взять тебя на службу в качестве прислуги. Смотри, во что ты превратил мой дом! Прямо кавардак какой-то! Тут на неделю работы приводить все в порядок! Но ведь ты способен протянуть в это время лапу к моему карабину и пустить мне пулю в голову! Так что лучше уж я тебя свяжу, чтобы тебе не лезли дурные мысли в голову.

Его преподобие все еще оставался неподвижен. Но когда Сэм Смит грубо схватил его ноги, чтобы связать их, он громко закричал от боли.

Жалость была Смиту чужда, все же он остановился и пробормотал:

— Бедняга! У него перебиты ноги!.. Но это ничего не значит, ползать он еще может. Такие мерзавцы — народ живучий. Настоящего мужества нет у них, но ненависть придает им силы. Свяжем ему руки.

Так он и сделал, после чего зажег свечу и стал осматривать пещеру.

— Ума не приложу, — со злостью ворчал он, — как этот болван умудрился наделать здесь пожар! Надо убрать весь этот уголь. Он лежит на сквозняке и пылает, как в печи! А это что за галерея? Э, да он не так глуп, Джемс Виллис! Он не мог удрать через колодец и прокладывал себе подземный ход!.. Да, но как он сюда попал? Давай-ка осмотрим эту галерею, быть может, мы что-нибудь узнаем.

Он легко перескочил через груду угля, заметил темную пробоину, сделанную киркой Джемса Виллиса, и, естественно, приблизил к ней свою свечу. И тут он тоже обратил внимание на то, что пламя изменило форму и цвет и стало голубоватым.

Он быстро отошел и бросил пронизывающий взгляд на его преподобие, по лицу которого, сведенному болью, скользила недобрая улыбка.

— Стой! — сказал Сэм Смит. — Мы люди опытные, мы видали виды, мы с этим явлением знакомы. Я сразу узнал рудничный газ… Ах, значит, вот оно как!

— прибавил он насмешливо — Значит, мы не захотели предупредить нашего доброго друга Сэма Смита, что в эту галерею лазить опасно, потому что там газ? Это неблагодарность с вашей стороны, мистер Джемс Виллис. Потому что я ведь мог убить вас, едва войдя, и вы обязаны только моему великодушию тем, что вам все-таки оставлено несколько минут жизни! Верь после этого людям!..

— Раз я все равно обречен, — глухим голосом проворчал его преподобие, — для меня было бы по крайней мере утешением погибнуть рядом с тобой.

— Ах, пот как? Ты в самом доле набираешься смелости! Но поздно! Жаль, что у меня нет времени заняться твоим воспитанием. Впрочем, довольно болтать. Надо поскорей вспомнить Австралию и как я был пожарным в угольных копях. Можно все-таки избавиться от этого зловещего газа. Есть способ.

Способ, о котором Смит говорил так непринужденно, был чрезвычайно опасен, он ставил под отчаянный риск жизнь смельчака, который к нему прибегал.

Известно, что рудничный газ, или углеводород, обладает свойством воспламеняться под действием света и, смотавшись в определенной пропорции с атмосферным воздухом, дает мощный взрыв.

В старину, до того как была изобретена шахтерская лампочка, газу обычно давали распространиться по галереям и смешаться с воздухом. Затем эту смесь поджигали — конечно, предварительно удалив рабочих, — и она взрывалась. На некоторое время это сгорание газа предупреждало возможность непроизвольного взрыва. Человека, который производил взрыв, в Англии называли «пожарным», а во Франции — «кающимся грешником». На него надевали мокрое платье, маску со стеклами для защиты глаз и в руки давали длинный шест с факелом на конце. В таком виде он ложился наземь и полз в отравленную галерею. Он там находился до тех пор, покуда но раздавался взрыв.

Не надо объяснять, какой опасности подвергался «кающийся грешник».

В Австралии, в первые годы колонизации, такие работы возлагались на каторжников.

Вот, стало быть, что имел в виду Сэм Смит.

В пещере, которую он в шутку называл своей дачей, длинного шеста не нашлось. Тогда он схватил жестяное блюдо, из которого его преподобие недавно хлебал свой «суп», наполнил его раскаленным углем, с размаху швырнул в галерею, а сам мгновенно бросился наземь.

Взрыв был оглушительный.

В одно мгновение пламя охватило галерою, пронеслось, как метеор, по круглой площадке и, гонимое сквозняком, образовавшимся между обоими отверстиями, с шумом ворвалось в колодец, который служил входом Сэму Смиту.

Все это продолжалось едва несколько секунд. Потом наступила тишина.

— Вот и все, ваше преподобие, — сказал Смит вставая. — Опасность миновала, и ваш друг Сэм пойдет знакомиться с вашей работой.

С этими словами Смит машинально поднял голову и глухо зарычал от отчаяния: веревку, которая служила ему лестницей, пожирал огонь.

Теперь всякую возможность общаться с внешним миром потеряли уже оба бандита.

13

Сэм Смит продолжает изучать местность. — Белая линия в угольном пласте. — За компасом. — Как Сэм Смит попадал на свою дачу. — Приступ безумия. — Муки его преподобия. — Сокровища кафрских королей. — Оскверненная усыпальница. — Новые последствия взрыва. — Жилище мертвых дает убежище живым. — Пожар.

Покуда Питер добывал для Сэма Смита быков — мы знаем, каким способом, — Смит оставался на вершине холма с Корнелисом и ждал.

Общество неотесанного мужлана, который не умел связать двух слов, было утомительно, поэтому Смит замкнулся и предался размышлениям.

Он думал о странном сцеплении событий последнего времени, и в особенности о тех, которые были связаны с вожделенными сокровищами кафрских королей.

Бандит глубоко верил в свои силы; кроме того, благодаря неожиданной случайности к нему в руки попал ценный документ, который давал ему огромные преимущества перед прочими искателями клада. Будущее представлялось ему в розовом свете, и он мысленно перебирал счастливые возможности, которые перед ним откроются, когда он станет обладателем сказочных сокровищ.

Разложив у себя на коленях карту, он внимательно сравнивал нанесенные на нее условные знаки с предметами на местности. Его беспокоила белая линия на карте, зажатая между двумя черными полосами. На местности он ничего подобного не видел.

«Какого черта делает здесь эта линия? — не переставал он спрашивать самого себя. — Что она обозначает? Зону, где надо производить поиски? Или углубление в почве? Или подземный ход? Подземный ход! Ах, черт возьми! Я знаю только один подземный ход, который идет в этом направлении: у меня на даче! Там есть коридор. Он ведет к выступу, который висит над водопадом. Вот это было бы здорово! Надо проверить. Нечего жаловаться на карту. Был бы у меня компас, я бы покончил с этой неизвестностью. Компас!.. Да их там у меня на складе несколько штук! Но я бы не хотел, чтобы этот дурак бур видел, куда я пойду. Эх, ничего не поделаешь, придется! Я ему прикажу оставаться здесь, караулить. Он меня боится как черта и не посмеет двинуться с места. Да я ведь ненадолго».

— Эй, Корнелис!

— Что прикажете, джентльмен?

— Вот что! У нас кончаются запасы продуктов, а я проголодался как волк. И умираю от жажды.

— Джентльмен, я всегда голоден как волк и всегда умираю от жажды.

— Тем более надо подумать о продуктах.

— К вашим услугам. Хотите, я пойду поищу где-нибудь ногу антилопы и принесу одну-две пинты воды в колене бамбука?

— Я могу предложить вам кое-что получше. Что бы вы сказали о коробке тушеного мяса, о ломтике ветчины и паре бутылок бренди?

— Что бы я сказал, джентльмен? Да очень просто. Я бы сказал, что если не пошарить у кабатчика на прииске Виктория и если обойтись без колдовства, то нам о таком пире и мечтать нечего…