10

Когда Александр, увидев двух чернокожих, которым грозила гибель, воскликнул: «Надо их спасти!», у каждого из присутствующих сложилось свое отношение к этому делу.

Альбер и Жозеф, люди с золотым сердцем, бесстрашные и великодушные, оба мгновенно разделись и приготовились броситься в воду.

Его преподобие, вопреки напыщенным тирадам, которые он только что произнес, осторожно отошел подальше от берега. Что касается мастера Виля, то он незаметно пожал плечами и пробормотал сквозь зубы:

— Надо быть французом, чтобы так глупо рисковать своей шкурой ради каких-то негров!

Жозеф слышал гнусное замечание полицейского и побледнел от негодования.

Однако надо было торопиться, и он не счел нужным удостоить мастера Виля отповеди тут же, на месте, но сохранил его слова в памяти.

— Друзья, — сказал Александр, — только не будем действовать необдуманно. Это значило бы идти на верную, но бесполезную гибель. Вы не проплывете и десяти шагов, как вас завертит течением и унесет к водопаду…

— Что же делать? — встревоженно воскликнул Альбер. — Не будем же мы спокойно любоваться…

— Слушайте меня. Без лишних слов. Альбер, беги посмотри, цела ли наша пирога. А вы, Жозеф, можете вы быстро, в два счета, взобраться на это дерево, с которого свисают лианы?

— Могу. Что еще?

— Вот вам мой нож. Доберитесь до вершины, срежьте две-три лианы и немедленно спускайтесь вниз.

— Карай! Лезу. Сейчас увидите…

Несколько секунд — и он исчез в густой листве, мокрой от водяной пыли, которая неслась с водопада.

— Мужайтесь, ребята! — крикнул Александр неграм по-английски. — Сейчас мы вам поможем!

Три срезанные Жозефом лианы, тонкие, но крепкие, как канаты, извиваясь упали на землю.

Тут бегом вернулся Альбер. Он был в отчаянии.

— Пирога выбыла из строя! — кричал он издали, — Гиппопотам перекусил борт. Открылась течь в двух местах.

— Я так и думал, — хладнокровно ответил Александр. — Поэтому-то я и приказал Жозефу поискать на всякий случай канат. Эй, Жозеф, слезайте, друг мой!

— Есть, месье Александр! — ответил каталонец, соскальзывая вниз между лианами, как марсовой между снастями.

— Ну вот! А теперь моя очередь действовать. Ты, Альбер, хорошенько обвяжи меня под мышками одной из этих лиан. Затем, по мере того как я буду отплывать от берега, потихоньку разматывай их. Когда первая кончится, привяжи к ней вторую. Вы, мастер Виль, возьмите карабин и смотрите в оба. Не исключено, что я опять напорюсь на гиппопотама. Тогда вы стреляете.

— Ну нет, месье Александр, — горячо перебил его Жозеф, — не допущу я, чтобы вы тут изображали ньюфаундлендскую собаку! Я сам вытащу негров.

— А я? — сказал Альбер. — Неужели ты думаешь, я буду сидеть и плести веревки, когда ты рискуешь переломать себе все кости?

— Оставь, Альбер.

— Да ни в коем случае!

— Давайте я вас помирю, господа, — вставил Жозеф. — Вы, месье Альбер, должны себя сохранить ради мадам Анны. У вас, месье Александр, есть мать. А у меня нет никого. Я уже рисковал своими костями по менее важному поводу, и не позже как сегодня утром. Так что нечего тут — я ныряю.

— Ладно! — сказал Александр. — Если мы слишком долго будем соревноваться в великодушии, это кончится плохо для тех двух бедняг. Идите, Жозеф. Это добрый поступок, и я буду у вас в долгу.

— Карай! Месье Александр, я вам верю. Раз, два…

Смелый каталонец бросился в волны, и они разбились в сверкающую пыль. Затем он стал сильно грести руками и поплыл к тому месту, где выбивались из сил истощенные борьбой негры. А течение все ломало и ломало обломки их плота. Несмотря на прилив энергии, которую им теперь подавала надежда на спасение, они уже с трудом держались.

Крик ужаса вырвался у Альбера и Александра, когда они увидели, что последний обломок плота разбился о скалу. Вся самоотверженность Жозефа становилась излишней. Но нет. К счастью, два бревна задержались, и утопающие смогли за них ухватиться.

Тут подоспел Жозеф. Он уже дышал тяжело, как кит.

— Ничего, ребята! Смелей! — весело кричал он. — Еще капельку продержитесь! Только за меня не хвататься, а то будет плохо. Постой-ка, да они не отвечают! Уж не померли ли они? Карай! Да они стали пепельного цвета… Это со страху! Ну, давайте!..

Он схватил их обоих за волосы и поплыл обратно. По счастью, течение благоприятствовало ему. Если бы надо было плыть вверх, то, несмотря на всю свою смелость и ловкость, Жозеф пошел бы ко дну вместе с обоими спасенными. А теперь его несло к островку, да еще Альбер и Александр крепко держали в руках лианы на случай, если бы его стало относить в сторону. Трудно было, однако, держаться на воде, и Жозеф не без тревоги думал, как ему быть с обоими неграми: они стали беспомощны, как два покойника.

Грохот водопада мешал ему слышать советы Александра и Альбера, а те не знали, что негры лишились чувств, и все кричали им, чтобы они обвязались лианой. Одно из двух бревен, уцелевших от плота, давно унесло водой. Осталось еще одно, последнее. К счастью, дерево было очень пористое.

Не найдя другого выхода, Жозеф крепко обхватил бревно ногами и поплыл, не выпуская из рук густые волосы негров.

Альбер и Александр, не зная, насколько прочна лиана, с ужасом наблюдали этот маневр. Если лиана оборвется, все трое неминуемо погибнут!

Но такой героизм не мог не быть вознагражден. Три человека неслись, их бросало и кружило, но лиана держала крепко, и в конце концов Жозеф, изнуренный и задыхающийся, подплыл к берегу вместе с двумя африканцами, все еще находившимися в глубоком обмороке.

Но тут он и сам лишился чувств.

Негры были не из тех слабеньких существ, которые часто падают в обморок. Когда они перестали захлебываться и Альбер с Александром принялись их растирать, они вскоре начали шевелить руками и ногами, широко раскрыли свои фарфоровые глаза и оба одновременно громко чихнули, что доказывало вполне благополучное состояние всех их органов.

— Будьте здоровы! — невозмутимо поздравил их Жозеф. Он и сам чихнул не менее звучно и приветствовал самого себя: — И ты тоже будь здоров, друг Жозеф.

Потом он воскликнул:

— Черт возьми, я все-таки доволен! Не так ли, месье Александр? Вовремя я подоспел! Еще минутка — и они бы утонули самым аккуратным образом.

— Ах, Жозеф, Жозеф! И нагнал же ты на нас страху! — сказал Альбер, все еще дрожавший при мысли об опасности, какой подвергал себя его молочный брат. — Но ты цел и невредим?

— Как крепость Пра-де-Моло!..

— Ну, вот и отлично! А что касается негров, то, по-моему, у них со страху мозги немного съехали набок. Смотри, Александр, как они на тебя уставились!..

— Да ведь, черт возьми, это мои старые знакомые! Это Гэн, сын Магопо, и его племянник Хорс note 32. Неожиданная и приятная встреча!

Но молодые батоки, два прекрасных атлетически сложенных представителя кафрской расы, не могли выговорить ни слова, так они дрожали, так у них стучали зубы. Разве только встреча с баримами — божествами водопада — могла бы до такой степени ошеломить их.

— Ну, что вы, дети мои?! — мягко сказал им Александр. — Успокойтесь. Ведь вы меня знаете. Вам больше не грозит опасность… Вы оба живы, а я ваш друг…

— Вождь… Белый вождь! — с трудом пробормотал Гэн, а Хорс, видимо, был готов броситься назад в Замбези, чтобы только не глядеть на существо, которое ему казалось сверхъестественным.

Александр сделал шаг вперед и дружески подал Гэну руку, но тот отскочил, как если бы ему протянули кусок раскаленного железа.

— Ничего не понимаю! — сказал Александр. — Да они просто сошли с ума!

— Это вождь, — наконец выжал из себя Хорс.

— Да! Великий вождь, наш друг! — подтвердил Гэн и громко расхохотался.

Хорс немедленно последовал его примеру, и раскаты неудержимого хохота гремели еще долго.

— Значит, ты не с батоками, о великий вождь?

— Как видишь…

— Я это вижу… Конечно. Но я не уверен…

— Я не уверен!.. — как эхо повторил Хорс.

— Объясни, мой мальчик!

— Да ведь сегодня утром мы тебя оставили там, — он показал на юг. — Ты был вместе с моим отцом Магопо.

— Ошибаешься, Гэн.

— Нет, вождь. Ты поддерживал батоков, и твой карабин, который убил слона, дышал огнем на врагов.

— Как, батоки дрались?

— Дрались, вождь. Была страшная битва.

— С макололо?

— Нет. С белыми, у которых длинные бороды.

— И я был среди них?

— Ты был с батоками. Правда, нас было больше, но белые имели ружья. Батоки отошли без потерь… А ты остался с моим отцом Магопо.

— Белый вождь остался с Магопо, — подтвердил Хорс, которому тоже хотелось вставить слово.

— А потом Магопо направил нас сюда — узнать, ушли ли макололо. Мы считаемся самыми быстроногими бегунами во всем племени. И нам было ведено обратиться к баримам, добиться, чтобы они покровительствовали успеху нашего оружия. Потому что мы оба знаем, как надо разговаривать с баримами,

— не без гордости заявил юноша.

— Я все понял, кроме одного: как это ты мог меня видеть сегодня утром рядом с Магопо?

— Это правда, мы тебя видели. Ты разговаривал с нами. Посуди сам, как мы удивились, увидев тебя здесь, если нет ни белого, ни черного человека, который мог бы состязаться с нами в беге… А ты попал сюда раньше нас!.. Значит, ты существуешь одновременно в двух местах?

— Белый вождь существует везде… Он друг баримов. Возможно, он и сам барим, — перебил Хорс, который был счастлив найти объяснение этой удивительной вездесущности, тем более что оно совпадало с наивными верованиями его предков.

— Тут какая-то чертовщина, но я не знаю какая, — негромко сказал Александр своим друзьям. — Одно ясно: батоки дрались с белыми. А не те ли это приисковые молодчики, с которыми и у нас была стычка? Позвольте! А эта личность, которая находится у Магопо и благодаря которой мне приписывается божественная вездесущность?! Да ведь это может быть только мой двойник, подлец Сэм Смит!.. Ах, черт возьми, Магопо, вероятно, принимает его за меня! Этак он нам испортит наши добрые отношения с неграми!..

— Дело серьезное, — заметил Альбер. — Смит быстро смекнет, насколько ему выгодно, чтобы его принимали за тебя. Ведь Магопо собирался раскрыть тебе все, что касается клада…

— Верно. Но раз так, нельзя терять времени! Надо поскорей отправиться к батокам, а мистер Смит пусть занимается своими делами… Господа! — продолжал он, обращаясь к Вилю и преподобному, которые с молчаливым любопытством наблюдали всю описанную сцену. — Мы сейчас возвращаемся на материк. Хотите ли вы поехать с нами или предпочитаете остаться здесь?

— Нет, нет! — одновременно ответили оба англичанина. — Мы едем с вами!..

Александру захотелось отметить не без иронии, как противоречит этот ответ его преподобия тем елейным речам, которые он держал еще так недавно. Но француз вспомнил о Другом.

— А пирога? — воскликнул он. — Ведь гиппопотам ее изломал!.. Как же мы переправимся?

— За этим дело не станет, — сказал Альбер. — Батоки мне помогут, и за час я ее починю. Если бы нам удалось снять с гиппопотама кусок кожи, было бы лучше всего. Впрочем, можно взять кусок древесной коры и прикрепить его типами «подожди немного». Это вполне заменит кожу гиппопотама.

— Но деревья здесь очень сырые, и кора на них толстая. Боюсь, будет трудно приладить их так, чтобы лодка не пропускала воду, — заметил Александр.

— А я и не намереваюсь использовать наружную кору. Она вся потрескалась от влаги и солнца. Я возьму лишь внутреннюю пленку, которая покрывает древесину. Она тонкая и прочная, как пергамент.

— Чудесно! Стало быть, за работу! Надо поскорей ободрать деревья…

Альбер заимствовал этот способ починки судов у буров Оранжевой республики. Как он и предвидел, вся работа отняла не больше часа, и переправа прошла вполне благополучно. Но, едва ступив на твердую землю, Александр отвел в сторону обоих молодых батоков и поделился с ними планом, который сложился у него в голове во время переправы. Гэн и Хорс согласились, хотя это было им весьма не по душе…

А тем временем мастер Виль и преподобный сообразили, что если они и сейчас не отвяжутся от французов, то это может показаться подозрительным. Поэтому они заявили, что отправляются на прииск. Прощание было холодным.

— Наконец-то мы одни! — сказал Альбер. — Что ты думаешь делать?

— Вот что я решил, — заявил Александр. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы продолжалась братоубийственная война между батоками и макололо. Она неизбежно кончится истреблением батоков. Правда, я пользуюсь у них известным престижем после того, как оказал услугу их вождю, но вместе с тем я и у макололо встретил живую симпатию. Это, вероятно, отклик тех отношений, которые у них были в свое время с белыми и, в частности, с доктором Ливингстоном. Надо как можно скорей помирить их, установить среди них прочный и длительный мир. Поэтому, я думаю, хорошо было бы направить сына Магопо в качестве посла к вождю макололо. В этом звании он не подвергается никакой опасности: у чернокожих оно священно. Самое большее, чем он рискует, — это неудача переговоров.

— Очень хорошо. Но почему бы тебе самому не выполнить это дело? Зачем возлагать его на неопытного молодого человека, почти мальчика?

— Не беспокойся. Говорить буду я. Гэн только должен подтвердить, что у батоков вполне честные намерения. Кроме того, своим присутствием он придаст этой дипломатической конференции официальный характер. Кафры страшно любят соблюдение всяческих форм. Я надеюсь, что такое проявление доверия самым лучшим образом отразится на последующих взаимоотношениях обоих племен… Ну как, Гэн, дружок, ты готов? И ты не боишься?

— Я готов следовать за тобой, вождь, и я не боюсь ничего.

— Хорошо. Через несколько минут ты предстанешь перед племенем макололо. Тебе известно, что ты должен сказать их вождю?

— Да. Я помню твои слова.

— Возьми этот нож и эту зеленую ветвь. Вот, кроме того, в зеленом листе порох и свинец. Держи все это на виду. А ты, Альбер, и вы, Жозеф, идите рядом с Хорсом. Я пойду вперед с Гэном. Ну вот, церемониал выработан, а теперь — вперед.

Так они и пошли берегом вверх по течению Замбези и меньше чем через час встретили бечуанов из племени макололо, которых осторожный вождь выслал в разведку. Александр назвал себя, сообщил, что с ним еще двое белых из Европы, и наказал черным разведчикам доложить вождю, что к нему идет придворный гонец от батоков.

Разведчики церемонно поклонились и сказали, что это хорошо. Потом они прибавили:

— Добро пожаловать посланцу батоков. Белые будут приняты, как сыновья Дауда. Пусть белый вождь, друг черных людей, подождет нашего возвращения, раньше чем вести сына Магопо в Котлу. Женщины принесут плетенки с байялоа note 33, потом соберутся воины.

После столь ободряющего вступления показалось многочисленное войско. Оно приближалось медленно, издавая нестройные крики, которые подействовали на Гэна и Хорса весьма успокоительно, хотя европеец не понял бы, содержат ли они приветствие или угрозу.

Шагах в ста воины остановились и воткнули копья в землю. Затем старик высокого роста, в головном уборе из страусовых перьев сделал знак четырем женщинам и те подали прохладительные напитки.

Этот старик был придворным глашатаем вождя Сешеке, сына Себитуане. Оба они, отец и сын, были друзьями доктора Ливингстона. Глашатай нес свою должность с незапамятных времен, но чувствовал себя не совсем уверенно всякий раз, когда ему приходилось выполнять служебные обязанности.

Однако он был непреклонен во всем, что касалось этикета и церемониала, и ни за что не хотел допустить самого малейшего их нарушения.

Поэтому, еще находясь на таком расстоянии, которое едва позволяло его слышать, он стал зычным голосом провозглашать:

— Господи! Взгляни на белых людей, товарищей вождя Сешеке! Взгляни на братьев племени макололо. Господи! Макололо — могучие воины, они протягивают руку своим достойным врагам, сыновьям батоков. Господи! Мы хотим мира! Ниспошли мир детям твоим!

— Прекрасное начало, — шепотом сказал Альбер Александру который с грехом пополам переводил ему эти приветствия.

Конечно. Только бы какая-нибудь неожиданность не сорвала нам все дело в последнюю минуту.

11

То ли он и сам устал от войны с батоками, то ли ему просто хотелось угодить белым, оказывая достойный прием глашатаю двора, но Сешеке, как говорится, просто из кожи лез, чтобы принять гостей достойным образом. Новый отряд, состоявший из лучших воинов, одетых в полную парадную форму, вышел им навстречу. Железные наконечники копий, начищенные красным песком, сверкали, как штыки у европейских солдат, а древки были отполированы кварцем. Широкие пояса из манчестерской хлопчатобумажной ткани опоясывали талию и бедра черных воинов; браслеты из латуни были надеты у них на руки и на ноги и сверкали, как золото; волосы, смазанные смолой акации, смешанной с красной глиной, высоко вздымались над головой, напоминая меховые шапки наполеоновских гренадеров, и, наконец, у каждого воина перемычка между ноздрями была проколота щетиной дикобраза, что издали походило на лихие усы.

Оркестр, выступавший впереди этой королевской гвардии, состоял всего из четырех исполнителей. Но какие это были виртуозы! Жозефа сначала поразил великолепный красный цвет их волос, и он не мог не обратить на это внимания Александра.

— Посмотрите! — сказал он. — Они носят красные конские хвосты, как у нас во Франции драгуны и кирасиры.

— Вот вам доказательство того, дорогой Жозеф, что ничто не ново под луной.

— С вашего позволения, месье Александр, — а барабаны?

— Уступаю вам охотно барабаны из кожи куагги и их манеру бить в эти барабаны только одной палочкой.

— А трубы?! Карай! Они вставляют их себе в нос!.. Видели вы когда-нибудь, чтобы горнист играл носом?

Действительно, ново и оригинально!..

Да у них кровь должна идти носом!..

— Это их дело! Но поглядите, что вытворяет капельмейстер. А это переносное пианино!.. Какой невиданный музыкальный инструмент! Он дополняет коллекцию рабукенов, ромельпо, ньюм-ньюмов и прочих, какие мы встречали раньше.

И действительно, если странные барабаны из дуплистого ствола, туго перетянутого двумя просушенными на огне кожами куагги, производили адский шум, если паутина, затягивающая небольшую дырочку сбоку, служила для того, чтобы звуки получались надтреснутыми, то инструмент, который Альбер назвал переносным пианино, казался еще необычнее и по виду и по звучанию.

Туземцы этой части Южной Африки называют его «маримбо» и пользуются им только в исключительных случаях. Он состоит из двух параллельных брусков, согнутых в полукруг. Поперек на расстоянии сантиметров двадцати один от другого положено пятнадцать деревянных клавишей длиной сантиметров в сорок и шириной от шести до восьми сантиметров каждая. От толщины клавиши зависит высота звука. Под каждой клавишей находится пустая тыква. На ее верхней части сделаны надрезы, так что оба бруска входят в них, как в пазы. И наконец, величине каждой тыквы соответствует тональность звука, который должна дать соответствующая клавиша. Тыква является резонатором, наподобие полого тела наших струнных инструментов.

По маримбе бьют двумя маленькими барабанными палочками. Звук она издает мягкий, довольно приятный, и исполнитель нередко достигает виртуозности. Сейчас на маримбе играл музыкант, красная шевелюра которого пылала, как огромный пион. Он закончил свою серенаду головокружительной трелью и сразу перешел к мелодии, в которой Альбер и Александр не без глубокого удивления узнали английский государственный гимн: «God save the queen» note 34.

Сешеке слышал эту мелодию от доктора Ливингстона и без всякой церемонии присвоил ее для своего собственного тропического величества. Подданные были обязаны выслушивать ее во всех торжественных случаях.

Европейцы едва успели обменяться двумя словами по поводу этой довольно-таки неожиданной музыкальной фантазии, потому что женщины принесли новые напитки и раздавали их в изобилии, как всегда делают чернокожие: они сами всегда рады случаю выпить.

Дородность женщин позволяла легко догадаться, что они принадлежат к верхам местной знати. Это были настоящие дамы. Их тонкие руки не знали грубого труда женщин из простого народа. Они носили короткие юбочки из бычьей кожи, которая была, однако, не толще сукна, и небольшие мантильи, переброшенные через плечо. Наряд делал их привлекательными. Руки и ноги, густо смазанные коровьим маслом и блестевшие, как черное дерево, были почти целиком прикрыты множеством браслетов из латуни и слоновой кости. Некоторые напялили на себя такое количество этих украшений, что натерли себе запястья и щиколотки. Но уж такова мода! А мода — что в Африке, что у нас — беспощадно требовательна, и эти наивные жертвы варварской элегантности платили за нее кровью.

Неудивительно, что, когда они появились с корзинками байялоа, их встретили одобрительным шепотом.

— Как они красивы! Как у них блестит кожа! Как красива кровь на слоновой кости! — шептали восторженные зрители.

Женщины шагали тяжелой походкой перекормленных уток.

Тропические богини потчевали Александра, и он пил, не моргнув, мутную бурду, которую могли прозвать пивом только люди, измученные жаждой и свободные от предрассудков. Это пойло, приготовляемое из дурасаифи, то есть из сорго, содержит много муки. Оно весьма питательно, но не освежает и приводит к ожирению, которое считается здесь у женского пола верхом элегантности. Однако, чтобы пить это «пиво», нужно иметь крепкую глотку.

Альбер и в особенности Жозеф не смогли сдержать гримасу разочарования.

— Карай! — пробормотал Жозеф. — Это отруби! Правда, месье Альбер? Отруби и что-то аптечное…

— Гм! — буркнул Альбер, у которого рот был полон муки. — Я бы скорей сказал, что это похоже на болтушку из кукурузы и каштана, какую у нас дают животным для откорма.

— То-то все эти дамочки похожи на гиппопотамов.

«Дамочки» не понимали непочтительных замечаний Жозефа. Одна из них, видя его нерешительность, взяла у него его плетенку и с самой милой бесцеремонностью стала пить из нее.

Однако, несмотря на все эти предварительные знаки расположения, Александр лишь с большой осмотрительностью продвигался вперед, к тому месту, где его ждал вождь, окруженный высшими сановниками. Хорошо зная обычаи, он даже испытывал некоторую тревогу, когда заметил, что не возвращается глашатай, несколько времени тому назад ушедший к своему повелителю. Между этим слишком усердным чиновником и его властелином шло долгое совещание, потом начались бесконечные взаимные приветствия и благопожелания. Наконец монарх поднялся, подал знак, взмахнул три раза хвостом шакала, заменявшим ему носовой платок, и издал пронзительный крик, после чего сразу вступили все шумные инструменты оркестра.

Александр вздохнул с облегчением и пробормотал:

— Наконец-то! Я ужо начал беспокоиться.

— Ты опасался предательства? — спросил Альбер.

— Да ведь всего можно ждать. Нам-то никакая опасность не грозила, но наших двух полномочных послов могли прогнать или взять в плен.

— А теперь?

— Теперь им дадут пропуск.

— Интересно посмотреть, как выдаются такие документы.

— Сейчас увидишь. Вот идет глашатай. Он шагает так, будто ему завязали глаза, а по земле рассыпаны яйца.