Луи Буссенар. Собрание романов. Серия 1 ("Ладомир") - Необыкновенные приключения Синего человека (= Голубой человек)

      Беник от бессилия топал ногами, ругался как извозчик, проклинал сатанита - несомненную причину катастрофы, и хотел броситься в воду. Дважды капитан и два матроса силой удерживали его.
      - Несчастный! Разве ты не видишь, что пропадешь в волнах?
      - Гафель* за борт! - скомандовал Анрийон, увидев своего друга метрах в двадцати от "Дорады".
      ______________
      * Гафель - деталь корабельной оснастки, полурей.
      Гафель прикрепили к якорной цепи и бросили в воду. Феликс заметил кусок дерева, собрал последние силы, проплыл еще немного, ухватился за него и, слабея, прошептал:
      - Тащите!.. Скорее... Иначе я утону.
      В результате всех перипетий "Дорада" оказалась развернута против ветра. К счастью, он немного успокоился. Этого было достаточно, чтобы матросы могли отдохнуть, растянувшись на палубе.
      Но как вытащить полумертвого ребенка и мужчину, который уже совсем выбился из сил?
      Феликс, изнуренный, с глазами, полными ужаса, чувствовал, что теряет сознание. Еще несколько минут, и будет поздно.
      Дело наконец дошло и до Беника. Он сбросил куртку и прыгнул в воду. Привязав мальчика к цепи, боцман крикнул матросам:
      - Тяните!
      - Теперь ваша очередь, месье, - обратился он к Феликсу, торопливо обвязывая его веревкой.
      - Уф! - прошептал тот. - Самое время...
      За борт выбросили третью якорную цепь. Это позволило выровнять судно.
      Когда Беник взобрался на борт, капитан перехватил у него из рук Ивона и отнес на кухню. Там он раздел парнишку и принялся приводить в чувство. Опомнившись, к нему присоединился и Феликс. Подошли еще два матроса. Потрясенные, они молча окружили мальчика, не подававшего признаков жизни.
      Потекли бесконечные, томительные минуты ожидания. Но вдруг юнга открыл глаза. Все облегченно вздохнули.
      - Спасен! - торжествовал капитан. - Кок! Чашку горячего вина! Я заверну его в одеяло и отнесу поближе к печке. А ты-то как, Феликс? Ну и плаваешь же ты, старик! Что-нибудь нужно?..
      - Лучшее лекарство для меня видеть, как малыш возвращается к жизни.
      Мало-помалу придя в себя, боцман ухватил своими ручищами руку Обертена, сжал ее так, что кости затрещали, и проговорил осипшим голосом:
      - Месье, у вас золотое сердце - слово Беника, я знаю, что говорю. Это настоящий поступок! Видите ли, малыш - старший из шестерых детей моей бедной сестры, она вдова, муж пропал в море... Вы спасли нас обоих. Поверьте, без него я не вернулся бы в Роскоф. Располагайте мной, как вам будет угодно.
      Произнеся столь пространную речь, обычно немногословный моряк смутился. Грудь его тяжело вздымалась, глаза наполнились слезами, он вот-вот готов был разрыдаться и без конца тряс руку Обертена.
      - Ну-ну, боцман, я сделал лишь то, что должен был сделать. Не будем больше об этом. А тебе, Ивон, - улыбнулся он мальчугану, - придется, пожалуй, подучиться у меня плаванию, чтобы впредь ничего подобного не повторилось.
      И так как Ивон, в свою очередь, начал быстро бормотать слова благодарности, Обертен перебил его:
      - Выпей-ка лучше вина, поспи хорошенько, и через два часа все как рукой снимет.
      - Позволь и мне поблагодарить тебя, дорогой мой Феликс, - произнес капитан, - без тебя...
      - Как? И ты туда же? Да вы сговорились свести меня с ума. Не надеть ли мне по такому случаю фрачную пару? К тому же я, по-моему, уже схватил насморк.
      Но напрасно парижанин пытался остановить поток благодарных речей. Как только он появлялся на палубе, его тут же обступали и устраивали настоящую овацию. Чем немногословнее были матросы, тем больше смущала Феликса их искренняя признательность.
      - Друзья мои, прошу вас, не надо преувеличивать мою заслугу в этом деле.
      - А знаете ли вы, месье, - начал один из матросов, - в какой компании оказались?
      - Да уж!.. - подхватил другой.
      - В компании? Не понимаю...
      - Видите ли, тот кусок дерева, что мы бросили вам, был в двух местах будто топором подрублен...
      - Рядом с вами сновала огромная акула...
      - Следы ее челюстей остались на гафеле. Правда, в это время вас уже вытащили из воды.
      - Акула? Здесь водятся акулы?
      - Еще какие, месье. Эти пираты шарят повсюду.
      - Ей ничего не стоило раскусить вас пополам. Во всяком случае, деревяшку она почти перекусила. Я даже слышал лязг челюстей.
      - Да-да, там остались следы от полудюжины резцов, знаете, такие глубокие проколы...
      В это время на палубе появился кок. Он объявил, что в который раз подогревает обед.
      Феликс спустился в кают-компанию. Неожиданное жуткое сообщение еще больше обострило его аппетит.
      Матросы продолжали обсуждать происшедшее, так и эдак прикидывая, какие ужасные последствия могло бы оно иметь. Припомнили и погибшего сатанита, и то, что Бог любит троицу. А значит, будущее сулило новое несчастье. В этом они были абсолютно убеждены.
      - Сами посудите, - обеспокоенно рассуждал кто-то, - когда в начале плавания убивают сатанита, жди беды...
      ГЛАВА 4
      Берег! - Тайна. - Пока Феликс спал. - Двести пассажиров в трюме. - Об ирландцах и китайцах. - Работорговля под маской. - Английская филантропия. Софизмы* работорговца. - Что приносит торговля "черным деревом". - Белые тоже продаются. - Контрабанда. - Неопровержимый аргумент. - На восемнадцатый день пути. - Встреча в открытом море.
      ______________
      * Софизм - утверждение, построенное умышленно ложно, хотя формально кажется правильным.
      Прошло двадцать пять дней.
      Беник и парижский бакалейщик почти не разлучались. Проводя вместе долгие часы, они болтали обо всем, но больше всего - о морском деле. Феликс вошел во вкус и, к неимоверной радости своего учителя, делал значительные успехи.
      В двадцатый раз Обертен заговаривал о том, что "Дорада" плывет в Бразилию окольными путями. И в двадцатый раз его собеседник отвечал:
      - Матерь Божья! Что вы хотите, месье, все дороги ведут в Рим.
      - Однако, дорогой друг, в таком случае наше путешествие слишком затянется.
      - Когда плывешь на паруснике, ни в чем не можешь быть уверен... Впрочем, это не самое важное, ведь мы отрабатываем наши деньги.
      - Кстати, я никогда не спрашивал у вас, сколько вы зарабатываете.
      - Здесь хорошо платят; к примеру, за месяц мне причитается семьдесят пять франков. Правда, этот великий писака* взыщет часть в пенсионную кассу когда-нибудь ведь и я сойду на берег. К тому же высокому начальству тоже надо на что-то жить. Сверх того - получу еще двадцать пять луидоров**. Да за погрузку-разгрузку имею как грузчик. Итого примерно семь франков в день. В целом каждое плавание приносит тысячу франков, которые я откладываю на черный день. Это мое третье и, надеюсь, последнее плавание. По возвращении мы с Кервеном хотим на двоих купить рыболовное судно. Буду сам себе хозяин.
      ______________
      * Писака - здесь: должностное лицо, портовый комиссар.
      ** Луидор - французская золотая монета (6 - 7 г. чистого золота).
      - Вот это правильно, - подхватил пассажир, подумав про себя: "Если Беник уже в третий раз плывет на "Дораде", то нужно держаться его, он знает, что и как".
      Успокоенный и умиротворенный, парижанин добавил:
      - Умный в гору не пойдет... Если "Дорада" плывет в обход, то в конце концов окажется в нужном месте.
      - Это так же верно, как то, что солнце стоит над нашими головами! согласился боцман.
      Внезапно сверху раздался крик, заставивший морского волка вздрогнуть:
      - Земля!
      - А, черт! Я как в воду глядел. Беник, вы видите землю? А я лишь понапрасну напрягаю глаза.
      - Через час заметите серую полоску, а вечером бросим якорь, если, конечно, ничего не случится...
      - Превосходно! Тем временем можно вздремнуть. Это лучший способ убить время.
      Феликс заснул мертвым сном. А когда, весь в поту, проснулся, была уже ночь. Дверь его каюты оставалась настежь открытой.
      Корабль недвижно стоял, а наверху слышался какой-то шум, непрерывная возня. На борту явно что-то происходило. Обертен поднялся на палубу. Здесь было много народу: перекатывали бочки, перетаскивали ящики, тюки, мешки, покрикивая на непонятном языке. Всюду проникал резкий специфический запах: смесь бурдюка* и тростниковой водки.
      ______________
      * Бурдюк - мешок из цельной шкуры козы или лошади, предназначенный для хранения жидкостей.
      - Чудесно! Работают и пьют... Все это меня не касается. Лучше, пожалуй, вернуться в каюту, открыть баночку консервов, откупорить бутылку бордо* и, хорошенько подкрепившись, завалиться снова спать. Поль совсем обо мне забыл. Впрочем, могу его понять. Дела есть дела, как говорит моя супруга. А с другой стороны, там, наверху, мне могут намять бока.
      ______________
      * Бордо - сорт вина.
      Близость земли подействовала на пассажира лучше всякого снотворного. Несмотря на шум, он опять заснул и проснулся от голода - за время плавания он уже почти свыкся с ним - средь бела дня. "Дорада" была уже в открытом море.
      - Поль! А как же обед?
      - Кушать подано, - ответил капитан, не в силах удержаться от хохота. Правда, должен тебя предупредить: сегодня стряпня у нас на скорую руку. Вчера все, в том числе и кок, работали так, что едва не свалились с ног.
      - Усталость усталостью, а есть все-таки надо.
      - Согласен! Слава Богу, поработали на славу. Все пассажиры на месте.
      - Пассажиры?.. А разве я не один?
      - Да нет, в трюме еще двести человек.
      - Двести?! - опешил бакалейщик.
      - Ровно две сотни, ни больше, ни меньше.
      - Но они задохнутся в трюме!
      - Не беспокойся, там есть решетки.
      - Решетки... Это что, узники?
      - Как тебе сказать?.. Это рабочие руки... Ну, словом, чернокожие, которых я везу в Бразилию.
      - Работорговля... Вот чем ты занимаешься.
      - Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, что работорговли больше не существует, а значит, не существует и невольников. Рабов заменили наемные рабочие.
      - Почему же тогда твои так называемые эмигранты заперты, почему грузили их в спешке и ночью? И это внезапное отплытие... Все это, мой дорогой, смахивает на похищение.
      - Не скрою: несчастные здесь не по собственной воле. Однако через несколько дней они и думать об этом забудут, а потом, в Бразилии, когда станут работать на золотых и алмазных рудниках, и подавно почувствуют себя самыми счастливыми в мире.
      - Хорошо. Если ты не слишком занят, будь добр, объясни, в чем, собственно, заключается эта операция. Скажу тебе прямо: она мне представляется не совсем честной.
      - Все просто. Как поступают ирландцы, когда кончилась картошка и нечего есть, когда англичане выкидывают их из жалких лачуг?
      - Они эмигрируют за океан в поисках лучшей жизни и добрых хозяев. Правительство Объединенного Королевства создает для этого все предпосылки. Переселенцев сажают на пароход - и в Америку!
      - А как поступают китайцы, когда не хватает риса и жестокий голод опустошает страну?
      - Тоже эмигрируют.
      - Они приходят в так называемые эмиграционные агентства, а потом долго ждут корабль, который отвезет их на другой конец Тихого океана, где рабочему человеку легче живется.
      - Я понимаю твой намек.
      - А почему ты думаешь, что ирландцы или китайцы с радостью покидают родину, пусть даже и столь жестокую к ним?
      - Но я вовсе так не думаю.
      - Несчастных подталкивает к этому нужда. Всего одна их подпись, заверенная прокурором или агентом, и рабочие уже не принадлежат сами себе.
      - Как, разве они не имеют права вернуться?
      - Нет, с этой минуты они наняты; по крайней мере три года обязаны работать на хозяина, чтобы оплатить свой приезд. Их кормят, одевают, дают кров...
      - Ты хочешь сказать, что бедняги работают бесплатно?
      - Не то чтобы совсем... Небольшой заработок все же есть: двенадцать пятнадцать франков в месяц.
      - Но ты же прекрасно знаешь, что такого рода наем - всего лишь замаскированная работорговля. Из людей выкачивают не деньги, а саму жизнь.
      - Если тебе так больше нравится, пожалуйста, называй это торговлей белыми, желтыми рабами на английский манер...
      - Не понимаю...
      - Сейчас поймешь.
      - Тех, кто там, внизу, ничто не заставило бы покинуть родину добровольно. Им неведомы злоключения ирландцев, китайский голод, жизнь негров относительно благополучна, по крайней мере свободна.
      - Заблуждаешься, мой дорогой. Все они во власти вождей, которые просто убивают их, если не удается продать. Уж поверь мне! Нашим чернокожим повезло, их жизнь в безопасности. К тому же у них появилась возможность очень неплохо устроиться.
      - Твои доводы совершенно неубедительны. Мне кажется, что, если бы эти вожди, эти жестокие тираны были лишены возможности торговать людьми, то есть если бы вы не предоставляли им эту возможность, страшной охоты на людей не было бы и в помине. Белые сами греют руки на этой отвратительной индустрии.
      - Может быть, ты и прав. Однако я бессилен что-либо изменить. Таков порядок. Не я его устанавливал... Но мне он выгоден.
      - Скажи, а к чему ночная погрузка, это бегство, тайком, по-воровски? Если это допустимо, даже позволено в цивилизованном мире, чего стыдиться, почему надо прятаться?
      - Нет ничего проще. Для начала в двух словах об английской морской полиции. Видишь ли, я не верю в человеколюбие англичан. Ни один рабовладелец не обращался со своими людьми с такой жестокостью, какую они проявляют в отношении ирландцев.
      - Однако именно они так много сделали для отмены рабства. Они притесняют своих белых соотечественников, но зато выступали за освобождение чернокожих.
      - Пустые слова, и только! Вникни. Как и почему в тысяча восемьсот сорок пятом году был принят Абердинский билль, согласно которому английский крейсер наделен практически неограниченными полномочиями? Он имеет право преследовать невольничий корабль в водах любого государства, захватить, сжечь или потопить его, а экипаж отдать под суд на острове Святой Елены* или в Сьерра-Леоне, а то и просто повесить по приговору военного трибунала. И все это лишь потому, что работорговля обогащает иностранные колонии, особенно наши, а отмена работорговли разорит их.
      ______________
      * Остров Святой Елены - вулканический остров в южной части Атлантического океана.
      - Да какая разница? Главное, чтобы чернокожие были свободны!
      - Целиком и полностью разделяю твои чувства. Но знаешь ли, что измыслили эти гениальные Тартюфы?* Знаешь ли, что делают эти филантропы** при встрече с кораблем, полным рабов?
      ______________
      * Тартюф - герой комедии французского писателя Мольера (псевдоним Жана-Батиста Поклена; 1622 - 1673). Лицемерие, мошенничество Тартюфа здесь характеризуют работорговцев.
      ** Филантропия - благотворительность, помощь нуждающимся.
      - Ты же только что сказал: топят судно, вешают команду...
      - Да я не об этом. Что, по-твоему, происходит дальше с неграми?
      - Понятия не имею.
      - О, ты, конечно, думаешь, они препровождают несчастных прямо в объятия безутешных родных.
      - Безусловно.
      - Ошибаешься, дружище! Что с возу упало, то пропало. Невольники просто-напросто меняют хозяина. Крейсер отправляет их в какую-нибудь английскую колонию. Да-да, так оно и происходит. По сей день. Вот почему мы работали ночью и так внезапно ушли в море. В своем стремлении обескровить чужие колонии англичане далеко зашли. Они опутали чернокожих рабочих таким множество оскорбительных и дорогостоящих формальностей, что законно эмигрировать сейчас почти невозможно.
      - И что же?
      - Скажи, Феликс, случалось ли тебе, торговцу колониальными товарами, уклоняться от уплаты налогов? Считаешь ли ты контрабанду столь же постыдным делом, как и воровство?
      - Ну. Ты скажешь.
      - Хорошо, так и запишем тебя не будет мучить совесть, если удастся в обход законов раздобыть сотню-другую гектолитров вина или иного снадобья, за которое на таможне пришлось бы платить пошлину*.
      ______________
      * Пошлина - плата за провоз товара через границу.
      - Я не сказал нет. Контрабандой грешат не только крупные торговцы, но и обыкновенные смертные. Но к чему ты клонишь?
      - К тому, что мне хотелось бы обойти формальности. Иначе могу потерять месяца три. Я француз, но исповедую известное американское правило время деньги! Бегая по конторам, мне пришлось бы сначала добывать разрешение из столицы, потом разрешение начальника порта, а он волен сказать и да и нет. Еще я должен был бы получить медицинское свидетельство, а затем разрешение военно-морского ведомства. И все это, заметь, оплатить из собственного кармана. На эту беготню уйдет и время и деньги, а в результате - от ворот поворот. Нет, так ни черта не заработаешь. Предпочитаю обходиться без волокиты. На свой страх и риск снарядить судно, а там куда кривая вывезет!
      - Послушай, но ведь все эти формальности обеспечивают безопасность тебе и твоему компаньону.
      - Не больше, чем расписка или любая иная бумажка - негоцианту. Ты, бакалейщик, в своем деле пользуешься услугами контрабандистов. Или не пользуешься. Хозяин - барин. Для меня контрабанда мое дело. До сих пор мне сопутствовал успех. Я не лучше и не хуже тех, у кого в кармане разрешение.
      Философские выкладки капитана Анрийона в конце концов убедили собеседника, и он взглянул на похищение двухсот человек как на обыкновенную торговую операцию. Как вдруг страшная мысль поразила его.
      - Так ты говоришь, что знаменитый Абердинский билль действует и поныне?
      - Конечно, черт возьми!
      - Нас могут обыскать, арестовать, забрать эмигрантов, конфисковать* судно, повесить экипаж.
      ______________
      * Конфисковать - принудительно отобрать в пользу государства имущество частного лица.
      - Дорогой мой, коммерция, как и война, предполагает жертвы. Пословица гласит: кто не рискует, тот не выигрывает.
      - Повесить! Дьявол меня побери!
      - Обычно нам не встречаются английские крейсеры.
      * * *
      Минутой позже Феликс узнал, что "Дорада" прошлой ночью стояла у берегов Западной Африки, у устья реки Рио-Фреско, приблизительно в 7°53' западной долготы и 5° северной широты. Двести пятьдесят километров отделяло парусник от крошечных французских колонии Гран-Басам и Пети-Басам.
      Спешка же объяснялась тем, что компаньон капитана, англичанин Бейкер, двумя месяцами раньше снарядил судно с товаром, взявшее курс к этим проклятым местам. Бейкер послал с судном и человека, уполномоченного вести переговоры с работорговцами.
      Обшарив джунгли, человек этот отобрал двести крепких негров, выносливых гвинейцев* - таких всегда держали про запас в укрепленном лагере, - после долгих объяснений купил их отдав взамен привезенные безделушки, затем невольников под конвоем препроводили на берег. Здесь они должны были ждать, пока не придет корабль.
      ______________
      * Гвинейцы - жители Гвинеи.
      Заточенные в тесных клетках лишенные воздуха, голодные, они просили у неба лишь одного - убежать из этого ада. Но за попытку побега им грозила смерть. Появление капитана Анрийона пленники восприняли как освобождение. Голодным тут же раздали пищу и тростниковую водку. Потом их заставили больше для соблюдения проформы - поставить крест против своего имени на белом листе бумаги, где, помимо имен, записывались и некоторые формальные условия найма.
      Это и называлось добровольной эмиграцией негров с берегов Гвинеи.
      Когда наконец погрузили людей, провизию и пресную воду, "Дорада" пустилась в путь. Таким образом, капитан Анрийон экономил время и мог, в случае непредвиденной встречи, утверждать, что плывет из Франции без остановок.
      Поскольку единственной движущей силой столь опасного путешествия были деньги, можно предположить, что подобные операции приносят значительную выгоду.
      Увы! Так оно и есть. Этим и объясняется, что, несмотря на огромный риск, всегда находятся люди, готовые по собственному желанию пуститься в столь опасную авантюру. За каждого чернокожего по возвращении они получат около тысячи франков. Учитывая все расходы: на транспорт, питание, сделки с агентами и прочее, иной посредник ухитряется выручить до шестисот франков за человека.
      В целом, англичанин Бейкер и капитан "Дорады" на двоих заработали сто двадцать тысяч франков.
      Вот что узнал пассажир от своего приятеля. Поль постепенно, мало-помалу притупляя сомнения с помощью более или менее убедительных доводов, сумел-таки обратить Феликса в свою веру, заставил смотреть на все с точки зрения немедленной выгоды - а это всегда было слабинкой коммерсантов - и доказал, что негры покидают родину для их же собственного блага, чтобы где-то вдали от дома мыть золотой или алмазный песок. Ничтоже сумняшеся он утверждал, что чернокожие всего добьются в Бразилии, где не хватает рабочих рук, где жизнь легка, и прочее и прочее.
      Бакалейщик сдался добровольно и в конце концов уже считал абсолютно естественным, что эмигранты находятся в трюме, в сырости, в голоде и холоде, что их, связанных по двадцать пять человек, выводят ночью подышать свежим воздухом на какие-нибудь полчаса. Про себя он оправдывал это, как некогда и свое прозябание на улице Ренар, тем, что дела есть дела, капитан Анрийон прежде всего человек дела, а удача приходит лишь к отважным и ловким.
      Моральное перерождение произошло тем быстрее, что капитан из лучших побуждений с самого начала выдвинул такой аргумент, против которого бакалейщику возразить было нечего:
      - У тебя на улице Ренар примерно тридцать служащих.
      - Если точно, то сорок два.
      - Ты их кормишь?
      - В общем, да. Молодые приказчики приравниваются у нас к ученикам.
      - То есть их кормят так же плохо, как в коллеже*.
      ______________
      * Коллеж - среднее учебное заведение во Франции.
      - Но черт возьми! Я не могу подавать им жареную индюшку и шато-марго*.
      ______________
      * Шато-марго - сорт вина.
      - Мне-то известно, что это означает: мерзкая и недоброкачественная еда.
      - За этим следит жена, она у нас за экономку.
      - Хорошо, не будем больше об этом. А платишь ли ты им?
      - От тридцати пяти до пятидесяти франков в месяц.
      - И на это они должны снимать комнату, одеваться, обуваться...
      - Ну конечно! Что ты хочешь этим сказать?
      - Естественно, ты заставляешь их работать по двенадцать часов в день.
      - Таковы правила в любой приличной фирме.
      - Я отнюдь не спорю и не осуждаю: я констатирую. Скажи мне, Феликс, велик ли доход, что приносят тебе эти голодные, оборванные и сонные молодые люди? Выгодно ли тебе держать их?
      - Если бы они были невыгодны, пришлось бы закрыть магазин.
      - Так почему же, в таком случае, ты осуждаешь меня за то, что я доставляю бразильским промышленникам рабочие руки на условиях, немногим отличных от тех, что ты создаешь для своих служащих? Что скажешь, старина?
      - Скажу, что был слеп, а ты открыл мне глаза.
      - Коли так - мир! Стриги купоны с белых, а мне оставь чернокожих. И хватит об этом.
      Тем временем "Дорада" при попутном ветре быстро приближалась к цели своего путешествия.
      Каждый день капитан записывал, сколько морских миль осталось за кормой трехмачтовой красавицы. Несмотря на ужасные условия, в которых содержали эмигрантов, их самочувствие было лучше, чем ожидалось.
      Хорошему настроению капитана способствовали и размышления о кругленькой сумме, которая будет заработана на кофейном деле. Это предприятие удвоит, а то и утроит состояние бакалейщика и насытит наконец мадам Обертен.
      Друзьям предстояло вместе осуществить налет на бразильские рынки, естественно, обойти таможенные правила и возможно экономичнее использовать транспорт.
      Все шло хорошо, если не считать мрачных предсказаний Беника. Боцман, напуганный смертью сатанита, полагал, что все идет слишком уж хорошо, и утверждал, что их непременно подстерегают неприятности.
      Тем не менее до Бразилии оставалось каких-нибудь два дня пути. Все говорило о том, что предсказания не сбудутся. И вот на восемнадцатый день плавания сигнальщик заметил судно по левому борту.
      Как тотчас же стало ясно, это был английский крейсер.
      За этим последовали события, раскрывшие мошенничество капитана Анрийона, повлекшие за собой конфискацию его корабля, презрение, жертвой которого стал несчастный Феликс Обертен, и, наконец, заточение бакалейщика на военном судне.
      ГЛАВА 5
      Неясная надежда. - Празднество на борту "Дорады". - Праздник или панихида? - Капитан Анрийон переодевается в форму пьяного англичанина. Таинственные приготовления. - На борту крейсера. - Военный совет. - Осужден, сам того не зная. - Последние минуты "работорговца". - Не понимая друг друга. - Ужасное прозрение. - Висельник. - Взрыв. - Агония*.
      ______________
      * Агония - состояние, предшествующее наступлению смерти.
      Крейсер взял курс на Марахао. "Дорада" с опущенными парусами медленно тащилась вслед за военным судном.
      Поль Анрийон, поначалу смертельно напуганный роковой встречей, понемногу приходил в себя, хотя положение казалось совершенно безвыходным. Их тянули силой, на привязи, как злоумышленников.
      На что капитан надеялся? Через два дня в Марахао он представит местным властям и командованию крейсера неопровержимые доказательства своих коммерческих связей с Джеймсом Бейкером. Подозрение, павшее на несчастного Феликса Обертена, рассеется, и жизнь бакалейщика будет спасена.
      Но только ли этой иллюзорной надеждой держался Поль? Прекрасно зная, насколько нещепетильны англичане, когда речь заходит о карательных мерах, мог ли он всерьез рассчитывать на то, что его друга не повесят в сорок восемь часов?
      С другой стороны, возможность побега полностью исключалась. Только сумасшедшему могло прийти в голову тягаться в скорости с мощным паровиком, чья артиллерия била без промаха. В лучшем случае их попросту выбросило бы на берег.
      Так на какое же невероятное стечение обстоятельств уповал Поль Анрийон?
      Взглянув в глаза капитану, успокоился и второй помощник. Постепенно необъяснимая уверенность, что все образуется, овладела всем экипажем, от боцмана до последнего матроса, до юнги Ивона.
      О! Если бы эти негодяи англичане не захватили с собой Феликса, безмятежность на борту "Дорады", как это ни покажется странным, была бы полной.
      Но капитан парусника помалкивал. Он не произнес ни единого слова ободрения - пятеро англичан - охрана - могли понимать французский, - однако команда инстинктивно чувствовала его уверенность.
      Более того. На "Дораде" вовсю пошло веселье, в котором приняли участие и английские матросы. Охранники даже слишком оживились, ненадолго ощутив свободу. На них не давила железная дисциплина военного корабля.
      Поначалу французы и британцы злобно уставились друг на друга. Присутствие чужаков явно не радовало людей Анрийона. Но англичане, гораздо менее спесивые, чем их лейтенант, были настроены дружелюбно, и вскоре лед недоверия начал таять. Непрошеные гости всеми силами старались смягчить обстановку.
      Перебросились парой слов на ломаном языке, угостили друг друга табаком. И вот уже победители громко хрумкают морковку, которую преподнесли им побежденные.
      Затем Беник с гостеприимством настоящего бретонца тайком подсунул старшему из охранников стаканчик водки. Растроганный офицер с этой минуты смягчился и посматривал на боцмана все приветливее и приветливее.
      Вскоре Беник как сквозь землю провалился. Он спрятался специально, чтобы набить себе цену, а может быть и для того, чтобы раззадорить англичан, которые все больше и больше хотели пить.
      Уловка возымела успех. Англичане так исстрадались от жажды, что, как только пропавший француз вновь появился на палубе, напились в стельку. Сам гостеприимный хозяин не слыл завзятым пьяницей, однако выпить любил и частенько бывал под хмельком. В сложившейся ситуации он посчитал вполне естественным желание расслабиться. Тем не менее превыше всего Беник ставил дисциплину на корабле. Стреляный воробей, он понимал, что может понадобиться капитану в любую минуту и поэтому решил спросить разрешения у Анрийона.
      - Ну и ловкач же ты, - отвечал тот, загадочно улыбаясь, - делай как знаешь! Но не теряй голову.
      - Я-то ладно, а что с англичанами?
      - Я бы не слишком огорчился, если бы к вечеру они были мертвецки пьяны.
      - Дело простое. Через два часа будут готовенькими. А как с нашими?
      - Не увлекайтесь! Знайте меру. Ты за все отвечаешь. Возьми что нужно на камбузе*.
      ______________
      * Камбуз - кухня на судне.
      - Благодарю, капитан.
      И началась пьянка. Пили, как будто в последний раз в жизни, целиком отдаваясь удовольствию.
      Английским матросам строго-настрого приказали не покидать торговое судно, и за всю выпивку в мире они не оставили бы свой пост. Но пить на посту им никто не запрещал. Сопротивляться искушению не было сил. Как известно, сыны Альбиона* славятся обжорством - языки развязались, разговор перекинулся на девочек...
      ______________
      * Сыны Альбиона - здесь: ироническое название англичан.
      Между тем пришло время прогулки чернокожих эмигрантов, по-прежнему томившихся в трюме. Тут-то и сказались результаты импровизированного празднества. Беник в точности выполнил приказание капитана. Он был немного навеселе, и только. Но англичане, пьяные вдрызг, будучи не в силах ворочать языками, все еще тянулись к своим стаканам.
      - К погибели своей тянутся! - воскликнул боцман. И он знал, что говорил.
      Когда наступила ночь, непроглядная экваториальная ночь, пятеро матросов, повалившись на палубу, заснули непробудным сном. Хоть из пушки пали!
      С борта "Дорады" виделись сигнальные огни крейсера. Он медленно двигался вперед, то и дело выпуская из трубы сноп искр. Между двумя судами непроницаемая тьма.
      - Капитан, - торжественно доложил Беник, - все готово. Они спят как убитые.
      - А ты?
      - В полном порядке... Готов выполнить любое ваше приказание.