Одно другого интересней

      Ребята молча переглянулись. Это было посерьезнее, чем история с маленьким мальчиком, который потерялся на вокзальном перроне. Неужели и вправду они минуту назад услышали этот вопль отчаяния, этот сигнал, звучавший как крик о помощи?
      Кто же звал на помощь? Откуда? Почему? Кого?
      У Ики подозрительно заблестели глаза. Но на этот раз Горошек знал, что делать.
      Он сурово нахмурился и захлопнул атлас.
      — Набрось пальто! — приказал он коротко. — Первым делом мы должны посоветоваться с Капитаном.
      Ика обрадованно мотнула головой и подбежала к окну. Но у нее сразу же задрожал голос.
      — Горошек, — сказала она. — Горошек! Он не подает никаких знаков. Ничего не выйдет!
      — Что значит «ничего не выйдет»! — крикнул Горошек. — Не хнычь!
      Ика стиснула зубы. Прежде чем Горошек успел выключить радио, погасить лампу и сорвать с вешалки пальто, она была уже на лестнице. Он догнал ее только в парадном.
 
      — ЗНАЧИТ, ЯВИЛИСЬ, — СКАЗАЛ КАПИТАН.
      — Явились, — повторили они.
      — Садитесь, — буркнул он, распахнув дверцу. Голос его был очень серьезным, даже суровым.
      — Слышали сигнал?
      — Да.
      — Поняли его?
      — Да, — шепнула Ика.
      — Понять-то мы поняли, — сказал Горошек. — Я знаю азбуку Морзе, и мы оба знаем, что такое SOS. Но ведь мы не знаем, откуда пришел этот сигнал? Кто его передал? Зачем? И был ли этот сигнал направлен именно нам? Вот это мы и хотим…
      — Знать! — прервала его Ика. — Хотим знать, к нам ли обращались!
      — К вам, — сказал Капитан.
      В глубине души они ждали именно такого ответа. Но, когда они его услышали, когда он прозвучал громко и ясно, оба были прямотаки ошарашены. У ребят перехватило дыхание, а все мысли разлетелись, словно их разогнало ветром.
      — А… а почему? — спросил в конце концов еле слышным шепотом Горошек.
      — Почему именно к нам? — повторила Ика.
      — Потому что только вы, — отвечал Капитан, — можете помочь тем, кто сейчас нуждается в помощи.
      — Почему только мы?
      — Чем же мы можем помочь?
      — Слушайте, — строго сказал капитан. — Имейте в виду — никто вас не будет заставлять. Дело серьезное. Очень. Тут могли бы заколебаться и взрослые. Увы, взрослые тут ничего не сумеют сделать. Только вы можете попытаться помочь.
      — Да как же? — лихорадочно перебил его Горошек. — А главное, кто это…
      — Вы когда услышали сигнал? — прервал его Капитан.
      — Во время передачи вечернего выпуска последних известий.
      — Как раз после сообщения о бурях над Африкой!
      — И о пропавшем самолете!
      — Вот то-то и оно, — сказал Капитан. — Это как раз тот самолет.
      Ребята онемели. У них, честно говоря, отнялся язык. И в наступившей тишине заговорил Капитан:
      — В самом начале бури удар молнии вывел из строя радиостанцию этого самолета. Потом произошла авария одного из моторов. Самолет, летя над пустыней, был снесен бурей далеко в сторону от намеченного курса. И в конце концов он совершил вынужденную посадку, повредив при этом шасси. К счастью, ни пассажиры, ни экипаж не пострадали, но положение очень опасное. Буря продолжается. На самолете нет запасов ни воды, ни пищи. Не забудьте: самолет сбился с маршрута. Его ищут — ищут уже двенадцать часов, но идут, так сказать, по ложному следу. Ведь самолет в Сахаре все равно что песчинка на городской площади. А экипаж не в состоянии никому сообщить о месте посадки.
      — Да ведь мы же слышали сигнал, — проговорил Горошек.
      — Только вы, — сказал Капитан, — и только потому, что мы — вы и я — дружим. Больше никто из людей не услышал этого сигнала.
      — Почему?
      Капитан слегка прокашлялся, словно хотел скрыть волнение.
      — Радиопередатчик этого самолета, — сказал он растроганным голосом, — был очень тяжело… да что скрывать — смертельно ранен. Несмотря на это, он попытался ценой величайших усилий передать еще несколько последних сигналов… Он был уже не в состоянии передать сообщение людям, и решил хотя бы нам, машинам, которые служат людям и дружат с ними, дать знать, что и он и весь самолет старались до конца исполнить свой долг. А поскольку, — продолжал Капитан, — поскольку в нашем мире — в мире машин — уже известно, что мы с вами подружились и хорошо понимаем друг друга, этот сигнал и передали сюда.
      — Кто передал?
      — Антенны. Мачты радиостанций Капштадта, Парижа, Осло и Киева. Они приняли сигнал, передали его в Варшаву, а здесь я посоветовал вашему радиоприемнику сообщить его вам.
      — Да как это могло быть? — спросила изумленная Ика.
      — Ну, у нас есть свои способы, — буркнул Капитан, — Мы, мирные машины, поддерживаем широкие дружественные международные отношения. В отличие от военных машин, которые…
      — Простите, пожалуйста, — прервал Капитана Горошек. Голос его дрожал и прерывался от волнения. — Мы услышали сигнал и поняли его. Сразу прибежали к вам, потому что поняли, что дело очень важное. И… мы готовы сделать все! — выпалил он. — Правда?
      — Да, — спокойно и четко сказала Ика.
      — Вот только, — снова начал Горошек, — вот только, что же мы, собственно, должны делать?
      Капитан снова прокашлялся.
      «Да, — сказал он про себя. — Так я и думал.»
      А потом уже громко:
      — Спасибо вам. Вы оправдали мое доверие.
      Ика подняла голову.
      — Это мы благодарим вас за доверие и постараемся его оправдать!
      Горошек посмотрел на нее не без уважения. Но он все еще был неудовлетворен.
      — Все это хорошо и прекрасно, — проворчал он, — но ведь время идет… Вы же нас в Африку не отвезете!
      Сказал и осекся. Это было нетактично по отношению к Капитану. Но Капитан не обиделся.
      — Верно, — согласился он, — надо торопиться.
      — Ну?
      — Главное, вы должны уяснить себе, что дело очень, очень серьезное. Вы еще молоды и…
      — Вдвоем, — строго сказала Ика, — мы уже почти совершеннолетние. И мы уже все уяснили.
      — Не спорю. Но ведь вы еще ничего не знаете, — засмеялся Капитан.
      — Это не наша вина, — как кошка фыркнула Ика.
      Горошек жестом выразил согласие с ней.
      Тут смутился Капитан.
      — Это верно, — сказал он смущенным голосом. — Действительно, я разболтался, как старый граммофон. Словом, вы должны приготовиться к путешествию на самолете, потому что я действительно в Африку вас не довезу.
      — На са-мо-ле-те? — спросили оба.
      — Да.
      Горошек облизнул пересохшие губы.
      — На каком самолете?
      — Дорогие мои, — сказал Капитан. — На одном из аэродромов вас уже ждет очень быстрая двухместная машина. Это — «Як», правда, не первой молодости, но на нас, ветеранов, в таких делах можно положиться. Он вас доставит на место и по дороге объяснит, что придется делать дальше. Вы готовы в путь?
      — Минуточку, — сказал Горошек. — Свет погашен… Радио, телевизор и газ выключены… Так… Краны закрыты. Порядок, мы готовы.
      Циферблаты приборов Капитана разгорелись, как — кошачьи глаза.
      Он включил фары, запустил мотор. Беззвучно проехал по двору, осторожно выехал из подворотни, а на улице сразу так рванул с места, что ребят прижало к спинкам сидений.
      Когда они выехали за город и перед ними легла белая в свете фар лента шоссе, Горошек спросил:
      — А почему, Капитан, вы нам раньше обо всем этом не рассказали?
      Капитан осторожно обогнал три грузовика, проскочил на полном газу два поворота и только тогда ответил:
      — Во-первых, мы еще не обо всех подробностях тогда договорились. Было много добровольных предложений от разных самолетов, и нам пришлось в связи с этим запросить целых две электронно-счетные машины, пока мы выбрали «Як». А во-вторых, место вынужденной посадки нам удалось точно локализовать только в последнюю минуту. Только тогда, когда вы уже услышали сигнал SOS.
      — Ага! — сказала Ика. — потом толкнула Горошка локтем. — Ты? шепнула она. — Что это значит — ло-ка-ли-зо-вать?
      Горошек откашлялся с очень умным видом, но это ему мало помогло. Он даже не успел придумать что-нибудь похожее на объяснение, потому что Капитан как раз остановился перед шлагбаумом железнодорожного переезда и сам услышал вопрос Ики.
      Капитан не засмеялся — ведь в том, что человек, когда он так молод, не знает некоторых слов, ничего смешного нет. Каждому приходится в свое время узнавать какие-то новые слова. Так до самого конца жизни. Потому Капитан был серьезен и вежлив.
      — Это значит, — сказал он, — найти именно то самое место.
      — Которое?
      — Именно то, которое мы ищем.
      — Ага, — сказала Ика. — Теперь понимаю.
      Да, в эту поездку Капитан впервые показал, на что он способен. Он мчался, словно хотел обогнать свет собственных фар. Ика и Горошек сидели неподвижно, хватаясь только за спинки сидений на самых крутых поворотах. Молчали и думали. Пытались собраться с мыслями.
      Конечно, когда надо было дать ответ, согласны ли, готовы ли они двинуться в путь, Горошек, вопреки своему обыкновению, даже забыл заявить, что все это надо бы еще продумать.
      Семьдесят восемь человек, затерявшихся в Сахаре, ожидали помощи. Что тут было продумывать?
      Но вот теперь как раз было время подумать: как действовать? Что делать? А в голове между тем вместо мыслей — сплошная пустота. И великая тревога: справятся ли?
      Будем откровенны. В этой тревоге была и доля страха за собственную участь. Ведь даже у величайшего героя бывают такие странные минуты, когда он, герой, превращается в обычного, самого обыкновенного человека. А в том, что обыкновенный человек в трудном положении порой чувствует тревогу, даже страх, тоже нет ничего необыкновенного.
      Но дело было не в этом.
      Не о своей участи беспокоились ребята. В тысячу раз важнее был для них вопрос: удастся ли им спасти людей с погибшего самолета? Ведь те ждут! Ждут именно их, Ику и Горошка. А Ика с Горошком даже еще толком не знают, что им надо сделать…
      … Во время страшной африканской бури по свету разнесся зов о помощи. Его, собрав последние силы, передал смертельно раненный радиопередатчик. Сигнал подхватили мачты четырех радиостанций четырех радиостанций из разных стран, в разных частях света… Несмотря на это они сразу друг друга поняли. Передали сигнал в Варшаву. Польский электронный мозг принял решение. И вот теперь немецкий «Капитан» везет польских ребят на встречу с советским «Яком», для того чтобы вместе, плечом к плечу, колесом к крылу, спасти группу совершенно чужих, незнакомых людей, затерявшихся в огромной желтой, как львиная шкура, пустыне…
      Неудивительно, что сердца Ики и Горошка трепетали от волнения; неудивительно, что Капитан летел сквозь осенний мрак, словно сам хотел подняться в воздух!
 
      ИСЧЕЗАЛИ, ПРОПАДАЛИ ПОЗАДИ ДОМА, деревья, телеграфные столбы. Убегали назад поля. Вот впереди вырос темный лес, окружил машину. Испуганный заяц последним отчаянным прыжком вывернулся из-под колес. Потом лес снова расступился. И наконец Капитан круто свернул в сторону и чуть замедлил ход.
      И вот вдалеке на широком поле мигнул красный огонек. Капитан все заметнее сбавлял скорость. Потом погасил огни и, съехав с асфальта, покатил прямо по полю.
      Поле, впрочем, было ровное, как скатерть. Темнела трава, виднелись светлые бетонные полосы.
      — Аэродром, — шепнул Горошек.
      Ика промолчала.
      Капитан остановился возле большого темного силуэта.
      — Это здесь, — сказал он. — Приехали.
      Первой выскочила из машины Ика. Выскочила так, как прыгают в холодную воду: не раздумывая, набрав полные легкие воздуха. За ней, помедленнее, вылез Горошек.
      Над ними на фоне неба вырисовывался в темноте силуэт самолета. На крыле его слабо мерцал красный фонарик.
      — Как поживаете? — прозвучало откуда-то сверху. — Меня зовут Як. Садитесь! Надо спешить! Что ты так долго канителился, Капитан?
      Капитан почувствовал себя задетым.
      — У меня, брат, нет ни твоих моторов, ни твоей молодости, буркнул он. — Попробуй-ка перегнать ракету, тогда почувствуешь себя в моей шкуре.
      — Ладно, ладно, — усмехнулся Як. — Будешь ждать их здесь?
      — Да.
      — Ну и отлично, — сказал Як. — Полетели. А ты, Капитан, немного отодвинься, чтобы я тебя не задел часом.
      — Когда вернетесь? — спросил Капитан.
      — Тогда, когда вернемся.
      — Ты за ними приглядывай.
      — Как за собственными крыльями, — снова усмехнулся Як.
      Капитан слегка блеснул огнями, словно от волнения. Во всяком случае, голос его звучал растроганно.
      — Ну, дети, — сказал он, — желаю успеха.
      Даже Ика забыла обидеться на «детей». Оба обняли Капитана. Горошек прокашлялся.
      — Вы не волнуйтесь, Капитан, — сказал он.
      — Все будет в порядке, — поддержала Ика.
      — Ну, хватит трогательных сцен, — буркнул Як. — Прошу садиться и запирать двери.
      — Простите! А куда собственно? — спросил Горошек.
      — На крыло… Та-ак… А теперь подтяни, паренек, свою милую… Та-а-ак. Теперь в кабину. Отлично! Все правильно, командовал Як. В его голосе звучала легкая насмешка.
      — Никакая я ему не милая, — свирепо фыркнула Ика, влезая за Горошком в кабину, и тут же осеклась.
      Ибо в эту самую минуту совсем рядом, словно чей-то великанский смех, раздался рев могучего мотора. Самолет тронулся с места. Да вдобавок ребят совершенно ошеломил и приковал к месту вид доброй сотни незнакомых, непонятных, неведомых приборов, циферблатов, аппаратов, освещенных лишь мерцающим светом маленьких лампочек.
      Сквозь рев мотора прорвался голос Яка:
      — Внимание, товарищи! Прошу тщательно привязаться поясами к креслам. Не так, аккуратнее… Хорошо! Наушники, которые висят на кресле, прошу надеть — нам будет легче разговаривать. Хорошо!
      Оба послушно, без всяких возражений, выполняли приказания.
      Да, это вам не автомобиль, старый знакомый, о котором любой малыш из старшей группы детсада расскажет, где баранка, где тормоз, а где газ. Это был самолет. Правда, не реактивный, не тот самый современный и очень быстрый, Но и здесь от всех этих приборов, стрелок, аппаратов и устройств можно было потерять не только смелость, но и дар речи.
      Голос Яка прозвучал в наушниках четко и очень дружелюбно:
      — Внимание! Прошу ничего не трогать, сидеть спокойно, держаться за поручни кресел. Договорились?
      Ика только кивнула, но Горошек уже осваивался:
      — Будет сделано.
      Хотя наушники несколько приглушали шум моторов, он усиливался. Чувствовалось, что самолет катится по аэродрому все быстрее. Вначале он слегка подпрыгивал на неровностях взлетной полосы, однако вскоре выехал на совершенно гладкую дорожку. Так, по крайней мере, им показалось.
      Но в ту самую минуту Як сказал:
      — Ура, ура! Извещаю вас, товарищи, что вы находитесь в воздухе.
      — В воздухе? — крикнули оба разом.
      — Высокий уровень коллективных действий. Пятерка за хоровую декламацию, — снова засмеялся зычный, веселый голос. — А по существу вопроса: да, мы действительно находимся в воздухе.
      Ребята повернулись к стеклам кабины и увидели под собой, внизу, рой звезд. Рой звезд, отразившийся в озере…
      Это были огни города, по которому четверть часа назад вез их Капитан.
      Итак, они летели.
 

 
      РЕБЯТАМ ВСЕГДА КАЗАЛОСЬ, что полет — это что-то необычайное, почти невероятное. И во время полета человек должен переживать совершенно неслыханные ощущения.
      Между тем едва они пришли в себя, едва привыкли к приглушённому наушниками шуму моторов, ребят поразило одно, что все происходит так, как будто… ничего не происходит.
      Ночь была темная. Луна еще не взошла. Звезд было немного. Самолет летел. Верно. Но, по правде говоря, у наших пассажиров было такое чувство, как будто они сидят в неподвижной лодке на застывшем пруду.
      И, немного освоившись с внутренним видом кабины, с тем, что они летят, друзья переглянулись, чувствуя, что к ним возвращается душевное равновесие и уверенность в себе. И тут Ика, видимо, вспомнила что-то важное. Несмотря на темноту, было заметно, что она покраснела.
      Она наклонилась к Горошку и что-то шепнула. Горошек ее не расслышал, зато Як услышал. В наушниках зазвучал его голос.
      — То, что вы мне не представились, это беда небольшая. Я и так знаю, что товарищ в юбке — это не Горошек, а товарищ в брюках это не Ика, а как раз наоборот. Во всяком случае, очень приятно познакомиться.
      Горошек подтолкнул Ику.
      — Нам тоже! — воскликнул он.
      Ика кивнула головой.
      — Хорошо ли проходит полет? — спросил Як.
      Тут языки развязались.
      — Даже чересчур хорошо, — начала Ика. — Я вообще не знала, что мы летим. Попросту не верится.
      — А кроме того, — продолжал Горошек, — когда летишь в первый раз, да еще в темноте… в такой обстановке…
      — Понимаю, понимаю, — вставил Як.
      — Да, — продолжал Горошек, — все как-то непонятно… Мы летим так спокойно… Как будто бы вообще никуда не летим…
      — Не торопитесь, уважаемые, — прервал его Як. — До утра еще далеко. Полеты бывают разные. Там, куда мы летим, далеко не спокойно.
      Ребята вздрогнули. «Там, куда мы летим». Увлеченные новыми впечатлениями, они чуть не позабыли о цели своего путешествия.
      Но, услышав эти слова Яка — «там, куда мы летим», — они в ту же секунду вспомнили обо всем.
      Первой хотела взять слово Ика, но Горошек успел удержать ее весьма решительным жестом руки.
      — Кстати, — сказал он, — мы должны получить от вас разъяснение: что нам делать дальше?
      — Какая у нас задача? — Это вставила Ика.
      — И как нам надо действовать.
      — Ну и отлично, — сказал Як, на этот раз совершенно серьезным тоном, а потом что-то прошептал про себя. И еще раз повторил:
      — Ну и отлично. Говорите, ждете разъяснений?
      — Да.
      — Хорошо! Первым делом должен вам, дорогие и уважаемые товарищи, разъяснить, что вы мне очень понравились. Это не на тему, но зато факт.
      Ребята поклонились в неопределенном направлении. Скорее всего, в сторону приборов.
      — А остальные разъяснения такие, — продолжал Як. — Удалось выяснить, что «Дуглас»… то есть тот пассажирский самолет приземлился почти точно на двадцатом градусе северной широты и приблизительно на тринадцатом градусе восточной долготы. Отсюда первая задача: мы должны его разыскать.
      — Как? — спросил Горошек.
      — Ведь такой самолет в пустыне все равно что песчинка на огромной площади, — сказала Ика с очень умным выражением лица.
      Горошек сделал гримасу и пробормотал что-то вроде «перестань выпендриваться».
      — Верно, — подтвердил Як. — Но раз у нас есть географические координаты — долгота и широта, то становится понятнее, в каком месте этой площади надо искать. Широта известна точно, оттуда был подан последний сигнал. Следовательно, сделаем простую вещь…
      — Понятно! — выскочила Ика.
      Горошек сделал свирепую гримасу, а Як спросил невинным тоном:
      — Что «понятно»?
      — Ну… — начала Ика и запнулась. Як тихонько фыркнул.
      — Понятно, — сказал он. — Следовательно, мы, понятно, долетим до двадцатого градуса северной широты и полетим прямехонько вдоль параллели. Доберемся туда не раньше чем к рассвету. Только бы была видимость. Вот тут-то и заковыка: будет ли видимость.
      — Там ведь ураган, — начал Горошек.
      — В том-то и дело, — невесело согласился Як. — Буря — штука серьезная. Правда, метеостанции сообщают, что буря уходит на север, но, во-первых, это значит, что нам придется сквозь нее пробиваться, а во-вторых… Боюсь, что на нашу долю еще… Ну ладно, заранее огорчаться нечего. Поживем — увидим. Понятно, товарищ Ика?
      Ика сидела очень прямо, плотно сжав губы. Видно было, что она зла как черт, причем, что хуже всего, на себя самое. Тут она благодарно улыбнулась.
      — Понятно, — скромненьким голоском сказала она. — Но ведь это все вы сами сможете сделать. Без нас.
      — В том-то и дело, — поддакнул Горошек.
      — В том-то и дело, — повторила Ика. — Все вы. А что же будем делать мы?
      — Гм-гм, — задумался Як. — Видите ли… Все выяснится только на месте.
      При этих словах ребята так и подскочили.
      — Как же так? — крикнули они. — Как же так?
      Як чуть не задохнулся от смеха.
      — Вы что, специально тренировались? — спросил он.
      Но им было не до шуток.
      — Прошу прощения, — сказал Горошек. — Я просил бы относиться к нам серьезно.
      — Да уж! — весьма решительно поддержала его Ика.
      — У нас есть задача, — продолжал Горошек, — задача очень важная и серьезная. Мы твердо решили ее выполнить. Во что бы то ни стало! Да, да! Но нам надо хоть что-нибудь знать! Знать, к чему готовиться!
      — И что продумать! — закончила Ика.
      Як помолчал минутку. Смеяться он перестал. И даже, кажется, слегка покачал крыльями от удивления. Потом сказал:
      — Дельно. Очень дельно. Придется, видно, и мне перед вами извиниться.
      — Да мы совсем не обиделись! — закричали ребята. — Мы только о деле беспокоимся.
      — В том-то и штука, — продолжал Як, — что все придется решать на месте. Жизнь сама подскажет, как говорится.
      — Но… — начал было Горошек.
      — Понятно, — перебил его Як. — Ты хочешь сказать, что все-таки кое-что можно предвидеть заранее. Верно?
      Оба кивнули. Кивнули очень решительно.
      — Верно, — сказал Як, — есть и такая возможность. Например, такой план: найдем самолет, точно установим долготу и широту, а потом сбросим несколько писем с этим сообщением над ближайшим поселком, откуда могут послать спасательную экспедицию. Там есть одно такое местечко… Километрах в ста от вероятного места приземления. Называется оно Ят.
      — Як? — переспросила Ика.
      — Не Як, а Ят, — терпеливо повторил Як.
      — Гм-гм, — хмыкнул Горошек. — Только и всего?
      — Пока все, — сказал Як. — Пока. А что будет дальше — там увидим. Дело покажет.
      — Да-а, — протянул Горошек. — Что же сейчас делать?
      — Сейчас? Лучше всего, пожалуй, поспать.
      — Поспать? — возмутились ребята. — Здесь, сейчас лечь спать?
      — Что вас удивляет? Летать я умею сам. Идем на высоте трех тысяч метров. Километров пятьсот уже прошли…
      — Сколько?
      — Пятьсот. Летим уже сорок минут. Все нормально. Не забудьте сейчас ночь. Тишина и покой. Условия вполне приличные… А ведь утром все может измениться. Почти наверняка придется крепко попотеть. Поэтому — спать. Такая директива. Командую здесь, если не ошибаюсь, все-таки я.
      Ребята переглянулись.
      — Что такое директива? — спросила Ика.
      — Это такой… вежливый приказ, — проворчал Горошек.
      — Указание, — сказал Як. — Директива — значит указание. Итак, спокойной ночи!
      Спорить не приходилось. Пришлось ответить: «Спокойной ночи», и позаботиться только о том, чтобы не получилось хорового ответа, над которым Як посмеивался.
      Что ни говори, выражение «спокойной ночи» имеет такое свойство, что хотя бы человек абсолютно, ни капельки не хотел спать, все-таки он невольно усаживается или укладывается поудобней и даже вопреки своим лучшим намерениям, начинает чувствовать, что сон бродит где-то рядом.
      Конечно же, Ика и Горошек поняли друг друга без слов, и оба твердо решили, что спать, наперекор доброму совету Яка, не будут. Разве можно спать, когда в первый раз в жизни летишь на самолете со скоростью семисот пятидесяти километров в час, на высоте трех тысяч метров, спать, когда ты пролетаешь над чужими странами, над горными хребтами, над городами, которые светятся внизу, словно созвездия неведомого неба! Позор!
      Да. Оба твердо решили, что спать не будут. Но молчание, убаюкивающий шум мотора, темнота, удобные, мягкие кресла — все это делало свое…
      Через несколько минут Ика (она всегда засыпала, едва коснувшись головой подушки и не успев даже зевнуть) решила закрыть глаза. Только на одну секундочку. И, по своему обыкновению, в ту же секунду заснула.
      Горошку было легче. Он, как человек, которому всегда нужно было что-нибудь продумать, обычно засыпал с трудом. Потому-то сейчас ему было легче. Легче выполнить решение не спать. Сперва он внимательно рассматривал приборы. Спустя несколько минут нашел такой, стрелка которого упорно держалась на цифре три тысячи. Это, видимо, был альтиметр. Другой прибор, как выходило по всем расчетам Горошка, должен был показывать скорость.
      Ну хорошо, а для чего остальные?
      Увы, это было слишком трудно!
      И, убедившись, что больше ничего не поймешь, и приняв внезапное, бесповоротное, мужественное решение непременно стать в будущем конструктором самолетов и никем иным, Горошек выглянул наружу.
      Выглянул — и задохнулся от восторга.
      На небе уже показалась луна. В эту минуту она озаряла своим светом огромную, распростертую внизу пелену туч. Было так, словно самолет плывет над безмерно спокойным серебристо-жемчужным морем.
      Горошек вздохнул. Впервые в жизни он понял, ощутил всю огромность, все величие мироздания. И с гордостью подумал, что хотя по сравнению с этим огромным миром он, Горошек, просто букашка, но он — человек, сын рода людского, один из тех, кто способен опуститься в таинственные пучины морей и взлететь на тысячи миль над серебряными морями туч. До самой луны и… И еще дальше!
      Мысли эти были, правду говоря, не только гордые, но и несколько сбивчивые. Чтобы лучше их продумать, Горошек прикрыл глаза…
      А Як плыл над серебристо-серым морем туч, напевая какую-то песню. Вольно и широко, неслыханно широко лилась она. Потом шум мотора начал затихать… Песня тоже стихла. Наконец затихло все.
      Но Як не спал: пульсируя ритмом приборов, простирая могучие крылья, он неустанно летел на юг.
 
      ВОКРУГ БЫЛА ПУСТЫНЯ. Ночная пустыня. Горошек съежился на переднем сиденье Капитана, а Капитан, подпрыгивая и шатаясь, съезжал с какой-то огромной горы.
      По всему горизонту, куда только хватал глаз, шла свирепая битва. Слышен был непрестанный, терзающий уши рев пушек. Рев все приближался, становился все страшнее. Горошек хотел пошевельнуться, но не мог. Хотел крикнуть, но не смог издать ни звука. Наконец он услышал отчаянный крик Ики:
      «Горошек!»
      И проснулся.
      Но орудийный рев не затихал и по-прежнему терзал уши. В кабине было еще темно. И сквозь окна ее ничего не было видно, кроме густого тумана и мрака. Порой этот мрак пронизывали синие отблески. По стеклам хлестали струи дождя.
      А самолет? Спокойный его полет превратился в серию ударов, скачков, рывков. Моторы ревели и стонали от усилия.
      При блеске молнии Горошек увидел где-то совсем рядом расширенные от страха глаза Ики. Он хотел ее успокоить, сказать что-то разумное, но не мог издать ни звука. К счастью, в этот самый миг прозвучал спокойный, хотя и напряженный голос Яка:
      — Внимание! Не волноваться! Идем над Средиземным морем и как раз вошли в полосу грозы. Чтобы миновать зону максимальной опасности, переходим на бреющий полет. Резко пикирую. Если от перемены давления у вас заболят уши — несколько раз зевните. Подбородок прижмите к груди. Высота: тысяча метров, девятьсот метров… восемьсот… семьсот, шестьсот, пятьсот… так… ага, уже лучше, но мы опустимся еще ниже!
      Боль в ушах была такая резкая, что Горошек позабыл даже о страхе. Лишь бы скорее избавиться от этой боли! Он широко открыл рот и прижал подбородок к груди. В кабине посветлело, так что можно было разглядеть — Ика делает то же самое. Оба одновременно закрыли рты и поспешно снова разинули. Должно быть, выглядели при этом ребята очень забавно, потому что сами внезапно покатились со смеху.
      Прогремел гром, снова и снова блеснула молния. Як подскочил от удара ветра, резко накренившись на правое крыло.
      А они хохотали. Хохотали как сумасшедшие.
      — Что это вы там? — спросил изумленный Як.
      — Ой! Хи-хи, хи-хи! — заливалась Ика.
      — Потому что… ой, не могу! — покатывался Горошек. — Ну и видик у нас!
      — Ага! — догадался Як. — Значит, уши уже не болят?
      Все еще хихикая, ребята энергично покачали головой. Теперь ни гром, ни молния не производили на них никакого впечатления. Гроза? Ну и отлично! «Стоит только, — подумал Горошек, — на минутку позабыть о страхе — и забудешь о нем навсегда!»
      И когда Як спросил, страшно ли им, Горошек так ему и ответил. Ика, утиравшая слезы, вполне с ним согласилась.
      — Вот еще философы! — буркнул Як.
      Он снова взлетел на набегавшую волну ветра, снова боком соскользнул с нее вниз, и внезапно мгла за стеклами кабины пропала.
      — Внимание! Море! — крикнул Як. — Высота сто метров.
      Светало. Прямо над ними клубились темные, гонимые ветром, сеющие дождь тучи. А под ними распростерлась равнина, почти черная, испещренная лишь белыми гребешками волн. Бескрайний простор.
      — Море! — сказал Горошек.
      Ика молчала.
      Ураганный ветер рвал крылья самолета, бил в стекла пулеметными очередями дождя, несмотря на усиливающийся с каждой минутой рев моторов, был ясно слышен их дробный перестук.
      А внизу тяжко ворочалось, то вздымаясь горами волн, то уходя в глубь самого неба, море. Прекрасное Средиземное море. Ребята не раз слышали, что оно светлое и лазурное. Сейчас оно представало их глазам в грозной черной ярости.
      Страх не вернулся. Но они стали серьезны.
      Як молчал. Видно, битва с грозой отнимала у него слишком много сил, чтобы он мог тратить время на разговоры.
      Итак, все трое молчали. Все были серьезны и сосредоточены. Ика и Горошек напряженно вглядывались в морской простор, где порой все реже отражался, отливая сталью, отблеск зарниц.
      Вдруг Ика схватила Горошка за руку. Она не сказала ни слова, только показала рукой, куда смотреть. Из предрассветного мрака, из-за стены шквала вынырнул небольшой белый пароход. Волны тяжело вздымали его на свои хребты, струями пены обдавали безлюдные палубы. Судно медленно плыло. Оно казалось безжизненным, лишь дым валил из труб да светились огни на капитанском мостике. И все-таки пароход, такой крошечный среди бескрайнего морского простора, спокойно, упорно шел своим курсом, не боясь ни молний, ни бури.