Но Джессика недооценила силу воли Джейка. Он преодолевал боль и головокружение с такой же яростной решимостью, с какой боролся со змеями и аллигаторами с самого начала путешествия. Ему удалось забраться по лестнице, хотя каждое движение причиняло нестерпимую боль. Джессика поддерживала его сзади, нашептывая всякие ободряющие слова. Волнение и страх, что он так и не доползет до спасительного убежища, нарастали в ней с каждой секундой.
– Осталось совсем немного, – шептала она. – Мы почти добрались…
Преодолев наконец подъем, они оказались на ветхом крыльце. Джессика толкнула дверь в хижину, и она легко поддалась. Джейк, у которого, похоже, больше не осталось сил, тяжело повис на Джессике, и ей пришлось почти втаскивать его внутрь. В хижине царила непроглядная мгла. Когда глаза Джессики привыкли к темноте – а произошло это довольно быстро, – она разглядела убогую обстановку: стол, стул с высокой спинкой, печурка, а в самом дальнем углу – гамак. Собрав последние силы, Джессика подтащила Джейка к гамаку, на который тот тяжело рухнул.
Несколько секунд Джессика стояла, наклонившись над ним. Он тяжело дышал и опять впал в забытье. «Господи, как же помочь Джейку?»
На столе стояла лампа. Отыскав в седельной сумке спички, Джессика зажгла ее и внимательно огляделась, надеясь найти хоть что-нибудь, чем бы можно было обработать и перебинтовать рану.
Обстановка хижины была самая что ни на есть спартанская. Пахло сыростью и плесенью. Над железной плитой низко висела полочка, на которой стояло несколько горшочков с засохшими остатками еды. По стенам были развешены капканы всевозможных форм и размеров, при взгляде на которые Джессику передернуло; на полу у плиты валялась пыльная медвежья шкура. На столе она увидела несколько острых ножей весьма зловещего вида. Выбрав самый большой, Джессика направилась к своему подопечному. Для начала нужно было разрезать ботинок. Джейк был плох. Он лежал, абсолютно ко всему безучастный. Самое ужасное – начала подниматься температура.
– Мне ужасно жаль, Джейк, – прошептала Джессика и, стиснув зубы, принялась разрезать мягкую кожу ботинка снизу вверх.
Джейк застонал: кровь уже успела засохнуть, и действия Джессики причиняли ему острую боль. При тусклом свете лампы Джессика внимательно осмотрела рану.
От середины икры вниз нога распухла чуть ли не вдвое. Кроме того, она была какого-то багрово-синего цвета. Из многочисленных глубоких ранок сочилась свежая кровь. Она смешивалась с уже засохшей кровью, так что на глаз невозможно было определить, началось заражение или еще нет.
Джессика решила промыть ранки и продезинфицировать виски.
– Какого черта! – закричал Джейк, когда боль от спиртного разлилась огнем по всей ноге.
– Виски поможет предотвратить заражение крови, – пояснила Джессика и снова плеснула на раны. На сей раз Джейк, стиснув зубы, терпел.
– Дай-ка мне фляжку, – слабым голосом проговорил он, протягивая руку.
Поколебавшись, Джессика выполнила его просьбу. Приподнявшись на локте, Джейк сделал щедрый глоток и снова рухнул на кровать, тяжело дыша.
– Черт подери, женщина, ты что, хочешь убить меня?
Джессика воспрянула духом: это было первое полное предложение, которое Джейк произнес после нескольких часов, наполненных лишь стонами и отрывистыми междометиями.
– Что ты сделала с моим ботинком?
– Разрезала, – спокойно ответила Джессика.
Джейк разразился потоком ругательств, и Джессика вздохнула с облегчением: раз ругается, значит, чувствует себя лучше.
Однако эта вспышка, вызванная, по всей видимости, воздействием спиртного, быстро прошла. Джейк замолчал, с трудом переводя дух. Джессика принялась искать, чем бы ему перевязать ногу.
– Где это мы? – спросил Джейк слабым голосом несколько минут спустя.
– Думаю, в хижине охотника.
– Хоть какие-нибудь признаки жизни есть?
Джессика покачала головой:
– Нет, но я уверена, что хозяин ее рано или поздно объявится. А пока он не вернулся, мы можем здесь отдохнуть.
Джейк помолчал, собираясь с силами, потом спросил:
– Как ты нашла ее?
Джессика нашла наконец какие-то лоскутки, не очень грязные.
– Я знала, что она где-то должна быть. Ведь если есть капкан, значит, должен быть и тот, кто его поставил.
Джессика наклонилась над Джейком. Ей показалось, что в его затуманенных болью глазах мелькнуло восхищение. Губы Джейка дрогнули, будто он собрался улыбнуться. Но как только Джессика осторожно взяла в руку его ногу, плотно сжал губы и устало закрыл глаза.
– Дай еще… виски, – выдавил он из себя.
Джессика покачала головой, хотя сердце ее разрывалось от боли.
– Не могу, Джейк. Мне нужно смочить повязку.
– О Боже! Нога прямо горит.
Смочив тряпочку виски, Джессика аккуратно наложила повязку.
– Еще немного потерпи, – прошептала Джессика, увидев, как Джейк вцепился руками в веревки гамака.
На дне фляжки виски осталось на пару глотков, и она, поддерживая ему голову, дала ему пригубить. Какое счастье, что он за время путешествия по большей части не вспоминал о заветном напитке! Что бы они сейчас делали?..
Джейк уронил голову Джессике на колени, и она ласково гладила по его спутанным волосам. Голова у бедолаги кружилась от слабости, по телу равномерно, как биение сердца, проходила пульсирующая боль.
На шершавой стене прямо перед ним в углу висела густая паутина. Джейк видел этот угол отчетливо, а вот остальная, большая часть комнаты и лицо Джессики меркли в желтовато-белесом свете лампы. Джейк чувствовал на себе ласковое прикосновение пальцев Джессики, но не ощущал тепла ее ног. Он боролся с болью и пытался удержать ускользающие проблески сознания, и борьба эта отняла у него все силы. И вскоре он понял: бороться с болью бесполезно, лучше принять ее как друга, нежданно-негаданно заявившегося в гости.
– Ах, Джессика, – пробормотал он после продолжительного молчания, – ну почему, черт подери, мы должны помирать в таком паршивом месте?
Джессика собралась было ответить, но поняла, что вопрос риторический. У Джейка начинался бред. Что ж, может, это и к лучшему – не так будет чувствовать боль.
Джейк закрыл глаза, устав бороться с неизбежным, однако обрести покой оказалось не так-то просто. А слова продолжали литься из него бурным потоком. Он и сам не понимал, почему это происходит, просто возникла потребность говорить и говорить, и он не стал ей противиться.
– Я всегда, даже мальчишкой, был сущим дьяволом, – деловито пробормотал он, – а вот Дэниел – образцовым мальчиком. Он пошел в мать, а я – в отца. Отец мой был сварливым необразованным стариканом, хотя и владел огромным ранчо. Маме так и не удалось, как она ни старалась, придать ему светский лоск… Мамы своей я не помню. Она умерла, когда я появился на свет, но мне всегда казалось, что я ее знаю. Имя ее было известно в Техасе каждому, ее не забыли и после смерти. Это мама заставила отца построить красивый дом, разбила роскошный цветник, заставила слуг ходить по дому в обуви, купила пианино. О ней ходили легенды. Как бы мне хотелось ее знать! Может, я стал бы тогда совсем другим. Кто знает?
Джессике показалось, что он чуть-чуть улыбнулся, и у нее немного отлегло от сердца, хотя она понимала, что радоваться рано. Склонившись над Джейком, она ласково коснулась рукой его щеки. «Мой Бог, как же он горит!»
– Ш-ш, успокойся. Ты должен отдохнуть, – тихонько проговорила она.
– Ты хочешь, чтобы я был другим, Джессика? – вдруг спросил Джейк.
Сердце Джессики учащенно забилось. Он смотрел на нее с таким волнением, что ей стало не по себе. Как жаль, что он говорит это в горячке!
– Ты мне нравишься таким, какой ты есть, – ласково улыбнулась она. – Прошу тебя, постарайся не волноваться.
Джейк нахмурился, стараясь что-то припомнить, но мешала тупая боль, которая все никак не отпускала. Он понимал, что должен молчать, но не мог. И что это на него нашло? Почему он изливает Джессике душу, рассказывая о таких вещах, о которых еще никому не говорил, каких никто не имеет права знать?
– Иногда мне так хотелось быть другим. Как Дэниел… Но чем больше я старался, тем хуже получалось. – Джейк вздохнул.
Джессика попыталась встать, чтобы развести огонь, но он, схватив ее руку, прижал ее к своему лицу.
– Не уходи, – пробормотал он. – Мне так приятно, когда ты меня гладишь.
У Джессики сердце сжалось от боли, и она осталась. Он продолжал говорить, а она, слушая, гладила его по голове.
– Брат всегда заботился обо мне. После смерти матери отец совсем сдал, и всю оставшуюся жизнь взгляд его был каким-то безжизненным… Говорят, я рос как сорная трава, но это не так. Дэниел учил меня всему, что знал сам. Он пытался вырастить меня таким, каким вырастила бы мама, однако ничего хорошего из этого не вышло. Я оставался диким и необузданным. Когда Дэниела призвали на войну, я рвал и метал от ярости, потому что по молодости лет мне не разрешили идти вместо него. По справедливости это я должен был идти воевать, а не он. Я всегда умел драться, а не он, и это меня должны были ранить, а не его… – Джейк смотрел на Джессику горящими от жара и боли глазами. – Ты ведь тоже это понимаешь, Джессика? – нетерпеливо спросил он. – Все это понимали. На месте Дэниела должен был быть я. Ему предстояло прожить хорошую, счастливую жизнь… – Джейк вздрогнул. – А я был ни на что не годен. От меня всем одно беспокойство. Да, лучше бы я стал калекой.
Склонившись над ним, Джессика с тревогой смотрела в его затуманенные глаза.
– Не говори так. На все воля Божья. Нельзя ставить ее под сомнение.
Устало закрыв глаза, Джейк пробормотал:
– Ты была бы счастлива, Дэниел был бы счастлив. Бог был не прав. – Лицо его исказилось от боли. – Как холодно…
Джессика встала и бережно положила голову Джейка на матрас. Он легонько пожал ей руку, и тут же у него начался озноб. Его немилосердно лихорадило.
Джессика быстро развела огонь, однако плита была устроена таким образом, что не отдавала много тепла, да и хижина не была приспособлена его хранить. Джессика подошла к Джейку: нужно было снять с него мокрую одежду.
Первым делом она стянула с него второй ботинок. С ним пришлось изрядно повозиться. И как она ни старалась не причинить боли Джейку, ей не удалось этого сделать. Когда наконец ботинок упал на пол, Джессика дышала как загнанная лошадь, а Джейк посылал на ее бедную голову всяческие проклятия, значение которых Джессика не могла разобрать, да и не хотела.
Дальше нужно было снять ремень. Неловкими пальцами принялась она расстегивать пряжку. Ей еще никогда не приходилось раздевать мужчину, и во сне не могло присниться, что она станет это делать. Она долго провозилась со всякими незнакомыми застежками и клапанами, то и дело касаясь таких же незнакомых частей тела. Наконец ремень был расстегнут, но тонкий ремешок из сыромятной кожи, с помощью которого крепилась кобура, никак не поддавался. Мокрый, он к тому же был завязан настолько туго, что его никак не удавалось развязать.
Пытаясь ослабить узел, Джессика нечаянно коснулась пальцами ног Джейка и поразилась незнакомому трепетному чувству, которое вызвало это прикосновение. Руки у нее дрогнули. Она понимала, что не должна касаться такого интимного места, и все равно испытывала удовольствие.
Наконец ей удалось расстегнуть ремешок и снять ремень. Облегченно вздохнув, Джессика убрала с лица волосы. Слава Богу, самое трудное позади. Наклонившись к Джейку, она принялась деловито расстегивать ему рубашку, а потом пришел черед брюк.
Еще месяц и даже день назад она и представить себе не могла, что придется заниматься таким делом. Пока она расстегивала пуговицы на брюках и стаскивала их, сердце ее колотилось как сумасшедшее и во рту пересохло. Но Джейк промок насквозь и весь дрожал, а раздеть его, кроме нее, было некому.
Под одеждой у Джейка оказалось белье из белого батиста, такое тонкое, что уже почти успело высохнуть. Впрочем, этому немало способствовала поднявшаяся высокая температура. Джессика была только рада тому, что белье не придется снимать. Она не представляла себе, как стала бы раздевать Джейка догола, и вовсе не была уверена в том, что он сказал бы ей за это спасибо, даже если бы от этого зависела его жизнь. Впрочем, тонкое белье и так почти ничего не оставляло ее воображению.
Вспыхнув от стыда, Джессика поспешно отвела взгляд и, накрывая Джейка одеялом, приказала себе больше не смотреть на него. Но должно быть, она слишком неловко стала подтыкать под него одеяло и причинила боль, потому что он вдруг застонал и на секунду открыл затуманенные жаром глаза.
Джессика не знала, что ей делать. Джейка трясло все больше, так, что у него уже стучали зубы. Он попытался что-то сказать, но сквозь плотно стиснутые зубы слов было не разобрать. Пытаясь согреться, он обхватил себя руками и хотел было свернуться калачиком, но задел больную ногу и застонал так жалобно и протяжно, что у Джессики мучительно сжалось сердце.
Она быстро оглядела комнату, ища, чем бы еще накрыть Джейка, и взгляд ее остановился на медвежьей шкуре. Пыхтя и отдуваясь, она взгромоздила тяжеленную шкуру на Джейка, но его по-прежнему лихорадило, и Джессика могла лишь беспомощно наблюдать за его страданиями.
– О Джейк! – прошептала она и, присев на краешек кровати, обеими руками сжала его руку. – Что же мне с тобой делать?
Наклонившись, она прижалась щекой к его горячему лбу, чувствуя, как дрожь сотрясает его сильное тело.
– Что же делать?
Внезапно ее осенило. Приподняв тяжелую шкуру, она улеглась рядом с Джейком и, обхватив его обеими руками, притянула к себе, согревая собственным теплом. И так Джессика провела всю ночь, не выпуская Джейка из своих объятий.
Глава 10
Всю ночь Джессика спала урывками и только к рассвету, когда Джейка немного отпустила лихорадка, забылась крепким сном. Проснулась она через два часа, словно кто-то ее толкнул. Джейк лежал как-то уж чересчур спокойно.
Джессика похолодела от страха. Резко подняв голову, она посмотрела на него и встретилась взглядом с усталыми зелеными глазами. Джессика облегченно вздохнула. И вдруг она осознала, где лежит, а главное – как и с кем. Голова ее покоилась у Джейка на груди, одной рукой она обнимала его за талию, а другой – за плечи. Ногой крепко прижимала его ноги, чтобы Джейку было тепло и чтобы он во сне не задел больную ногу. Он же, обхватив ее руками за талию, надежно и бережно прижимал к себе. Под тонким бельем чувствовалось его сильное мускулистое тело. Исходящее от него тепло действовало на Джессику удивительным образом. Ей было необыкновенно уютно и приятно. И тут она вдруг вспомнила слова Джейка о красоте близости мужчины и женщины. Ей даже показалось, что она понимает, что тогда имел в виду Джейк.
Едва подумав об этом, Джессика пришла в ужас. Да она, похоже, совсем лишилась рассудка! Как только такое может в голову прийти?! Она попыталась сесть, и Джейк, вопросительно взглянув на нее, разжал руки, позволив ей это сделать. Он стал приходить в себя со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Я хочу пить, – хмурясь, бросил он.
Джессика бросилась к фляге с водой.
Жар, уже не такой страшный, как раньше, скорее изматывающий, чем опасный, не оставлял Джейка в течение всего дня. Он впился в него как клещ, которого не оторвешь, заставляя метаться и стонать во сне, а в недолгие минуты бодрствования делая его раздражительным. Джессика отыскала в хижине немного зерен и, мелко помолов их, смешала с изрядным количеством меда, но Джейк смог проглотить всего несколько ложек этого кушанья. Периодически она будила его и заставляла пить. Он ворчал, но всякий раз пил с жадностью. Джессика клала ему на руки и на лоб холодные компрессы: другого способа сбить жар она придумать не могла. Оставалось лишь надеяться, что это поможет.
И весь этот день ее не покидало чувство беспокойства и неуверенности, возникшее утром, когда она проснулась в объятиях Джейка. Она пыталась не обращать на это внимания, как не обращаешь внимания на мелкую царапину или зубную боль, но оно все равно присутствовало здесь и не давало покоя.
Как же так? Ведь она жена Дэниела. Но в его присутствии у нее никогда так сладко не замирало сердце и не кружилась голова. Он обнимал ее, касался своими холодными губами ее щеки, улыбался ей, и она чувствовала себя в полной безопасности. Но никогда ему не удавалось вызвать у нее чувство трепетного восторга и томления, какое бушевало в ней в присутствии Джейка.
А она замужем за Дэниелом…
Пока Джейк спал, беспокойно разметавшись во сне, Джессика развела огонь, нагрела воды и хорошенько выстирала его одежду, а потом развесила ее на крыльце сушиться на солнышке. И одного прикосновения к материи, касавшейся его тела, было достаточно, чтобы душа ее запела от счастья.
Днем лоб Джейка казался уже не таким горячим, а когда Джессика перебинтовывала ему ногу, она заметила, что опухоль немного спала, хотя кожа приобрела теперь зловещий темно-пурпурный оттенок. Однако тонких красных паукообразных линий, тянувшихся к сердцу и указывающих на заражение крови, не было. Джессика позволила себе вздохнуть с облегчением. В сердце ее закралась робкая надежда, и она принялась горячо молить Господа о выздоровлении Джейка.
В кладовке охотника она нашла немного красных бобов и риса и приготовила из них ужин, полагая, что Джейку захочется чего-нибудь посытнее, чем утренняя пустая похлебка. Однако он к еде не притронулся, даже брезгливо отвернулся, но некоторое время спустя Джессика все-таки заставила его немного подкрепиться. После этого Джейк заснул глубоким здоровым сном. На лице его выступили капельки пота, возвещавшие о том, что лихорадка наконец-то отступила. Разложив на полу у кровати медвежью шкуру, Джессика расположилась на ней, чтобы быть поближе к Джейку, если ему вдруг что-нибудь понадобится, и заснула с улыбкой на губах.
На следующее утро Джейк проснулся, чувствуя ломоту во всем теле. Он был слабым, словно новорожденный младенец, голова казалась набитой ватой, но, когда он осторожно, очень осторожно пошевелил ногой, она лишь немного заныла. Мучительная боль прошла.
Джейку приходилось чувствовать себя и хуже, чем сейчас. Когда он пас скот, чего с ним только не случалось: и змеи его кусали, и ноги и руки он ломал, и животные, которых он пытался укротить, его лягали. Так что сейчас был не самый худший вариант. Джейк это понимал, однако больше всего на свете он ненавидел состояние беспомощности. Особенно претило оно ему теперь, когда все силы и умение нужно было положить на то, чтобы заботиться о Джессике и каким-нибудь образом вытащить их из этого злополучного болота.
Джессика… Вспомнив о ней, Джейк обернулся, ища ее глазами, и одного этого движения оказалось достаточно, чтобы у него разболелась голова. Джессика стояла у плиты, склонившись над горшком, источавшим божественный запах. Джейку смутно припомнилось, как она пристала к берегу – хотя он просил ее плыть не останавливаясь, – объяснив свой поступок тем, что нашла пристанище, как она тащила его в хижину по веревочной лестнице… Как, черт подери, ей это удалось? Потом она сняла с него мокрую одежду, промыла рану виски. Больно было ужасно, зато он избежал заражения. Интересно, сколько времени он пребывал в бессознательном состоянии? Единственное, что он помнил, – так это ту первую ночь, когда его бил озноб, а Джессика обнимала его и прижимала к себе, чтобы согреть, да еще разрозненные обрывки снов…
Вспомнив эти сны и то, как, проснувшись на следующее утро, он заглянул в ласковые голубые глаза Джессики, Джейк почувствовал во всем теле блаженное тепло. Пытаясь преодолеть эти ощущения, он непроизвольно напрягся, чтобы сесть, и нога тотчас же заболела. Он выругался, однако чувство злости больше пришлось ему по душе, чем то непонятное ощущение, которое он только что испытал.
Джессика обернулась и встретила его хмурый взгляд восторженной улыбкой.
– Как хорошо, что ты проснулся! Не пытайся сесть сам, я тебе помогу.
Джейк, не обратив на эти слова никакого внимания, упрямо сел сам. Джессика взяла тарелку и положила туда какой-то еды.
– Что это? – недовольно буркнул Джейк, когда она протянула ему тарелку. Еда пахла восхитительно, да и Джейк был настолько голоден, что сейчас съел бы что угодно, хоть вареное седло, даже без соли.
– Тушеная рыба. Я добавила в нее дикие помидоры и лук, чтобы было вкуснее.
Она уселась рядом с Джейком и поднесла ему ложку ко рту. Джейк недовольно нахмурился.
– Я и сам умею есть, – проворчал он.
Даже от такого непродолжительного сидения у него закружилась голова, однако Джейк считал, что горячая еда быстро поставит его на ноги. А чтобы он позволил кому-то кормить себя с ложечки, когда у него действуют обе руки, – не бывать этому!
Спокойно глядя на капризного больного, Джессика отдала ему тарелку, но незаметно придерживала за дно. И правильно сделала – у Джейка так тряслись руки, что, если бы Джессика не пришла ему на помощь, он бы вывалил тушеную рыбу на себя. Поняв это, он позволил ей помочь ему справиться с ложкой.
Рыба оказалась просто восхитительной!
Когда первый приступ голода был утолен, Джейк спросил:
– А где ты раздобыла рыбу?
– Я нашла на крыльце старую рыболовную сеть, – деловито отозвалась Джессика, – положила в нее немного медвежьего жира, и рыба сама заплыла в сеть.
Джессика, конечно, лукавила. Все было не так просто. Перед рассветом она провела в болоте целых два долгих часа, согнувшись в три погибели, ожидая, когда рыба заплывет в сеть. Она понимала, что Джейку нужно мясо, но стрелять не умела, так что пришлось добывать рыбу.
Джейк с изумлением смотрел на Джессику. Он имел представление о том, как трудно ловить рыбу, не имея ни удочки, ни наживки. Он пытался это сделать с самого начала этого трудного путешествия, но тщетно. А вот Джессике это удалось.
Джейк смотрел на нее таким странным взглядом, что Джессике стало неловко, а может, он слишком сильно сжал ее руку, но, так или иначе, рука ее дрогнула, ложка опрокинулась, и содержимое ее вылилось Джейку на шею и на грудь.
– О Господи, женщина! Да что это с тобой?
Раздраженный Джейк начал было стряхивать с себя кусочки помидоров и лука, но тут же пожалел о своей несдержанности. Рыба была уже не настолько горячей, кроме того, он сам виноват в том, что случилось. Однако Джессика уже спрыгнула с гамака и через несколько секунд вернулась с мокрой тряпкой.
– Да ладно, сам справлюсь, не маленький, – пробурчал он и вдруг встретился с ней глазами. Лицо ее, еще несколько минут назад такое радостное, помрачнело.
– Еще хочешь? – тем не менее, вежливо осведомилась она. Джейк хотел, однако, решив наказать себя, отказался.
– Нет, – буркнул он и сунул тряпку Джессике в руку. – Я уже наелся.
Прислонясь головой к стене, он смотрел, как Джессика деловито снует по комнате, и чувство стыда и потери переполняло его. «Подонок ты, Филдинг, – сердито думал он – Женщина спасает тебе жизнь, а ты готов ей голову откусить за это» Вспомнив, что пришлось вынести Джессике за последние несколько дней, Джейк только диву дался. Ни одна женщина не способна выдержать такие тяжкие испытания, какие выпадали на долю Джессики с самого начала путешествия, – в этом он не сомневался. Похоже, эта девица, если что задумала, обязательно выполнит. «Дьявол, а не женщина!» – с восхищением подумал он.
Этим утром Джессика выглядела просто обворожительно. Она перехватила на затылке свои густые волосы кусочком веревки, и темные локоны рассыпались по спине и по плечам. Солнечные лучи, врывавшиеся в дом сквозь распахнутую дверь, играли на них, заставляя их блестеть и переливаться. Кожа у нее была цвета чайной розы, и даже темные круги под глазами – следы усталости – не сумели обезобразить изящных, правильных черт лица. Мешковатая одежда, которой Джейк ее снабдил, обрисовывала при ходьбе ее изящную фигурку. Двигалась Джессика легко и непринужденно, одно удовольствие на нее смотреть. Интересно, знает ли Дэниел, как ему повезло?
Внезапно сердце Джейка сжалось от боли. Ну конечно же, знает. Как же ему не знать?
Тяжело вздохнув, он заметил:
– Мария говорит, когда я болею, я хуже самого дьявола.
– Я бы этого не сказала, – ответила Джессика, моя тарелку.
Помолчав, Джейк добавил:
– А когда я ей грубил, она била меня по руке ложкой.
Джессика улыбнулась, по-прежнему не оборачиваясь.
– Я это запомню.
Воцарилось молчание. Джейк немного расслабился. Ему было тепло и уютно. Он понимал, что необходимо как можно быстрее начать разрабатывать ногу, пока мышцы не затвердели. Как же он хотел, чтобы утраченные силы вновь вернулись к нему! А еще Джейк мечтал о горячей ванне.
Он устало провел рукой по небритой щеке.
– Колется, – пожаловался он, хотя и не собирался этого делать.
Джессика подошла, вытирая руки о полотенце, и сдержанно взглянула на него.
– Хочешь, я тебя побрею? – внезапно предложила она. Джейк заколебался. Если он сам попытается это сделать, то наверняка порежется, а то, чего доброго, и вовсе перережет себе горло. Однако он никогда не доверял женщине, у которой в руке бритва. «Да ведь ты доверил Джессике собственную жизнь, так чего тебе бояться?» – укорил он себя.
– Ну, если ты считаешь, что справишься… – осторожно заметил он.
Сначала Джейк держался очень напряженно, но по мере того, как Джессика водила лезвием по его бороде, понемногу перестал бояться, что она его зарежет, и успокоился. Похоже, Джессике еще никогда не доводилось никого брить, поскольку случалось, что она несколько раз проводила по одному и тому же месту. Однако она взялась за дело так же рьяно, как и за все остальное, и даже ни разу не порезала Джейка. Вытерев с его лица остатки мыльной пены, она удовлетворенно улыбнулась.
– Ты выглядишь намного лучше.
Джейк провел рукой по чисто выбритому подбородку и щекам и улыбнулся в ответ.
– Я и чувствую себя лучше.
Глаза его светились такой огромной благодарностью за столь незначительную услугу, что Джессика порывисто проговорила:
– Если бы ты снял свою нижнюю рубашку, я бы вымыла тебе руки и… – Она запнулась, поражаясь самой себе за то, что решилась предложить такую интимную услугу, но Джейк, кивнув, уже принялся поспешно расстегивать пуговицы.
– Это было бы просто здорово. Я весь липкий от пота.
Джессика вернулась с кувшином воды, в которую добавила уксус, и чистым полотенцем – она сама его вчера выстирала – и уселась рядом с Джейком на краешек кровати.
Отчетливо вспомнилась их первая мимолетная встреча в «Трех холмах», и сердце как-то глухо откликнулось на это воспоминание. Она покраснела оттого, что Джейк догадается о ее греховных мыслях.
Уверенными движениями опытной сиделки Джессика начала растирать его мокрым полотенцем. Прикосновение прохладной ткани доставило Джейку ни с чем не сравнимое удовольствие, и, блаженно застонав, он закрыл глаза. И внезапно Джессика со всей ясностью поняла: Джейк прав. Помимо дружбы и защиты мужчина может предложить женщине и многое другое. Так можно ли сказать, что она и в самом деле любит Дэниела, если испытывает трепет, прикасаясь к телу другого мужчины?
Наверное, Джейк прав: к Дэниелу она чувствует лишь благодарность. Нужно лишь надеяться, что благодарности для совместной жизни будет достаточно. Должно быть достаточно.
Джейк открыл глаза, и Джессика принялась мыть ему руку от плеча вниз Какие же у него сильные руки! Одно удовольствие дотрагиваться до них. Джессика вспомнила, как Джейк во сне обнимал ее за талию. Интересно, какие бы чувства она испытывала, если бы он притянул ее к себе не во сне, а наяву?
Джейк наблюдал за ней с благодушным выражением на лице.
– Солдаты легиона умирали в Алжире, – тихонько, почти про себя, пробормотал он. – И некому было облегчить их предсмертные страдания, и некому оплакать их.
Джессика ласково взглянула на него.
– Это что, поэма?
Джейк хмыкнул и улыбнулся.
Джессика принялась мыть ему вторую руку.
– Ты любишь читать? – слегка задыхаясь, спросила она.
Улыбка Джейка стала печальной.
– Когда пасешь скот, чувствуешь себя иногда настолько одиноко, что читаешь все подряд, все, что только можешь найти – от Шекспира до наклеек на коробках с табаком. Мама очень любила читать, – добавил он. – Папа часто рассказывал, что, когда они поженились, он первым делом купил ей у торговца целый стеллаж книг. Сам он, как мне кажется, вряд ли умел – как, впрочем, и многие жители Запада – хорошо читать, но после маминой смерти я частенько заставал его в библиотеке. Он просиживал там целыми часами, поставив перед собой мамин портрет. Наверное, ему казалось, что, читая мамины книги, он таким образом общается с ней.
Слова эти глубоко тронули Джессику. Какой, оказывается, сильной может быть любовь мужчины к женщине! Интересно, какие испытываешь чувства, когда тебя так любят?
– А ты, Джессика, любишь читать? – вывел ее из задумчивости голос Джейка.
– Я читала только Библию, – ответила она, слегка покраснев. Взгляд Джейка странным образом волновал ее, и Джессика никак не могла заставить себя взглянуть на него. Она еще усерднее принялась тереть ему руку.
– У нас в «Трех холмах» очень много книг. – Голос Джейка сделался задумчивым. Ему припомнился тот день, когда он напал на Дэниела за то, что тот собрался жениться на Джессике. Как он мог тогда так ошибаться? Он внимательно смотрел на Джессику. – Когда мы вернемся домой, я тебе их покажу.
«Когда мы вернемся домой…» Он никогда не говорил этого раньше. Еще несколько дней назад он запрещал ей называть «Три холма» домом и предложил денег, чтобы она уехала куда-нибудь подальше. А теперь он собирается отвезти ее домой. Такая перемена должна бы, кажется, обрадовать Джессику, однако она не ощущала никаких радостных чувств, лишь какую-то глухую тоску. Она вернется домой… к Дэниелу.