Филдинги (№2) - Янтарные небеса

Поужинав, отец нетерпеливо вскочил и бросил на дочь какой-то странный взгляд. Джессике показалось, что в глазах его промелькнуло сожаление. Но нет, лицо его вновь исказилось ненавистью. Значит, она ошиблась, решила Джессика. Видимо, мерцание свечи, отбрасывающей трепещущий свет на лицо отца, ввело ее в заблуждение.

– Лучшего ты не заслуживаешь, сука! – зло прошипел он. – Пойду помолюсь за спасение твоей души.

И Уильям, подхватив под мышку кувшин домашнего вина, помчался со всех ног на зов Господа… и навсегда исчез из жизни Джессики.

Осознав наконец, какая участь ее ждет, она пронзительно вскрикнула и бросилась было за ним, но сильные черные руки схватили ее и понесли. Джессика отчаянно брыкалась, кричала, царапалась, но все было напрасно. Ее принесли в кладовку с зарешеченным окном и заперли. Отныне ей предстояло сидеть в этой темнице.

На следующее утро Джессика увидела сквозь решетку, как Рейф, огромный чернокожий детина, слуга Евлалии, несет по лужайке, заросшей высокой, по колено, травой, безжизненное тело Уильяма Дункана. Отца нашли в болоте. Он плавал на поверхности лицом вниз, обхватив руками пустой кувшин из-под вина.

Джессика боялась отца, вспышки его гнева приводили ее в ужас, ей всегда хотелось вырваться из-под его господства, однако она никогда не испытывала к нему ненависти. В конце концов, Уильям был ее родным отцом, а Джессике с малых лет внушали, что дети должны почитать своих родителей. Она понимала, что должна оплакивать отца, но слез не было. С его смертью в душу Джессики проник леденящий холод, ужасающая смесь двух чувств: облегчения, оттого что отца больше нет на свете, и страха, оттого что она осталась совсем одна. Чувства эти были настолько странны и противоречивы, что Джессике, целиком и полностью занятой тем, чтобы в них разобраться, было не до выражения скорби. Может быть, когда-нибудь она и поплачет по нему. А сейчас ей необходимо приложить все силы к тому, чтобы остаться в живых.

Поначалу Джессика еще пыталась следить за временем и не теряла надежды. Мало ли кто может зайти в усадьбу и постучать в ее ветхую входную дверь. Например, какой-нибудь мелкий торговец, или бродяга, или кто-нибудь еще. Тогда она расскажет ему, в какое затруднительное положение попала, и ей непременно помогут. Да что она, в самом деле, сделала, чтобы подвергаться такому бесчеловечному наказанию? Всего лишь вышла замуж, причем за человека хорошего и доброго. Она никого не опозорила, не нарушила никакого закона. Так за что ей такие страдания? Господь должен быть к ней милосерден. Ведь если она и совершила какой-то грех, то весьма незначительный, и ее можно за него простить.

Но время шло, один унылый день сменялся другим, и Джессика постепенно поняла, что никто ее не спасет. Ни единая живая душа не пройдет мимо усадьбы, а если кто и окажется вдруг где-то неподалеку, то увидит лишь полуразрушенную старую плантацию, каких по берегам Миссисипи и по ее заболоченным рукавам множество. Так зачем ему останавливаться, зачем подходить к ней? Ему и в голову не придет, что здесь кто-то живет. Кроме того, никто не знает, куда увез ее отец. Если бы даже ей представилась возможность послать письмо, к кому она может обратиться с просьбой о помощи? Дэниел, дорогой, любимый Дэниел, погиб от руки отца. Если бы отец был жив, у нее хотя бы оставалась надежда, что он когда-нибудь увезет ее отсюда, из этого сумасшедшего дома. Но отец умер, а Евлалия ревностно выполняет последнее желание человека, который никогда не вернется, чтобы отменить его. Джессика осталась одна на всем белом свете, и нет никакой уверенности в том, что ее кто-то вызволит отсюда, разве что она сама придумает какой-нибудь хитроумный способ, чтобы выбраться из своей темницы.

Но день сменялся ночью, и ни самих перемен, ни надежды на них не было. Отчаяние уступило место ужасу, потом депрессии, и Джессика чувствовала, как с каждым днем убывает у нее воля к жизни. «Скоро я стану такой же сумасшедшей, как и старуха, захватившая меня в плен, – подумала Джессика, отходя от окна. – И умру в этой проклятой темнице…»

В комнате уже стояла кромешная мгла. Джессику мучил голод. Он стал уже ее обычным состоянием, поскольку Евлалия кормила ее лишь овсяной кашей и мамалыгой, и то не каждый день, а порции были крошечные. Но Джессика страдала не столько от голода, сколько от темноты. В углу кладовки уже начали свою возню крысы, а скоро изо всех щелей выползут жуки, крупные, величиной с человеческий палец, шумные насекомые, способные издавать лапками пронзительный треск. Эти отвратительные создания толпами носились по полу, даже карабкались иногда на ее голые ноги…

Вздрогнув, Джессика обхватила себя руками. В ее темнице был леденящий холод, хотя на дворе стояло жаркое лето. На бедняжке была лишь ночная рубашка, потрепанная и замызганная. Всю остальную одежду Евлалия отобрала и почему-то изорвала в клочья. Волосы Джессики стали липкими и сальными, поскольку со дня приезда она не принимала ванну, и теперь они ниспадали ей на плечи и спину грязными сосульками. Иногда несчастная девушка использовала воду, которую ей давали для питья, чтобы умыться, однако этого было явно недостаточно, чтобы привести себя в порядок, и Джессика оставила эти бесплодные попытки, а вскоре вообще перестала чувствовать исходящий от нее неприятный запах. За дверью послышались шаги, и Джессика вздохнула с облегчением: наконец-то она будет хоть и не долго, но не одна. В ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и дверь, взвизгнув, отворилась.

Евлалия никогда не приходила одна, так что если Джессика и подумывала вначале сбежать, когда ей приносили еду, то вскоре поняла, что сделать это ей не удастся. С Евлалией остались двое: Рейф, бывший невольник, которому после отмены рабства некуда было идти, и Уилл, надсмотрщик, жилистый, с похотливым взглядом мужчина, который считал усадьбу «Виргинские дубы» последним прибежищем, где можно укрыться от северян и всяких подонков, наводнивших после Гражданской войны юг. Он считал, что огромные невозделанные территории могут дать ему возможность сколотить когда-нибудь состояние. Эти двое слуг рыскали по округе, добывая для Евлалии продовольствие, крали, если не получалось по-другому, и ходили с собаками в лес на охоту. Они охраняли немощную старуху, которая по-прежнему была для них госпожой, запасали дрова и выполняли какие-то работы по дому. Массу времени они проводили за чисткой ружей, а бывало, и просто сидели на обветшалом крыльце, лениво жевали табак да сплевывали его в зияющие щели. А еще они сторожили Джессику.

Сегодня сопровождал Евлалию и остался у дверей, пока она носила племяннице скудный ужин, Рейф. Джессика была этому рада. Всякий раз, когда приходил Уилл, она ощущала неловкость и страх, а когда он ощупывал своими черными глазками ее едва прикрытое тоненькой рубашкой тело, ее пробирала дрожь.

Евлалия вошла в каморку, неся в одной руке поднос, а в другой – потрескивающую свечу, которой служила сосновая шишка с налитым в нее воском.

– Добрый вечер, дорогая. Ну как, тебе сегодня лучше?

Евлалия вбила себе в голову, что Джессику нужно держать взаперти из-за болезни. Поначалу Джессика еще пыталась спорить с теткой, но, поняв, что это бесполезно, махнула на все рукой.

– Да, спасибо, мэм, намного лучше. Думаю, что я уже почта поправилась. Быть может, завтра я смогу прогуляться по саду…

– Ну что ты, детка, для этого ты еще слишком слаба. Ты очень бледненькая, и потом, зачем ты стоишь возле окна? Так ведь можно и простудиться. Право, если до следующей недели ты не поправишься, придется мне послать за доктором Фортиниром. Я так о тебе беспокоюсь, девочка моя.

Разговор этот каждый день был одним и тем же. Поначалу Джессика пыталась спорить с теткой, возмущалась, что ее держат взаперти, убеждала выпустить ее из кладовки, рассказывала ей о Дэниеле и о том, что она вышла замуж, но ничего этим не добилась. Наоборот, настроение ее после этих разговоров только падало. Кроме того, если Джессика возмущалась тем положением, в которое попала, слишком яростно, Евлалия не кормила ее целый день, а то и больше. Так что Джессика в конце концов поняла: с теткой нужно вести себя спокойно и не лезть на рожон.

Евлалия прошла мимо Джессики, поставила поднос на пол, и на девушку повеяло отвратительным запахом давно не стиранной одежды и немытого тела. Тусклое пламя свечи осветило крошечную квадратную комнату с покрытыми паутиной стенами и неровным полом. Каморка эта была пуста, если не считать стоявшего в углу ночного горшка, который выливали крайне редко, да лежавшего на полу старого матраса, конечно, без подушки и простыни. В углу кладовки сидела тощая крыса. Моргнув несколько раз – видимо, тусклый свет оказался для нее слишком ярким, – мерзкая тварь юркнула в щель.

– Ну ладно, дорогая, у меня мало времени, а дел еще полным-полно. Я должна отнести твой поднос на кухню и отдать распоряжения насчет ужина. Полковник пригласил сегодня гостей. – Говоря это, Евлалия кокетливо взбила грязной рукой растрепанные седые волосы, словно находилась не в вонючей кладовке, а перед зеркалом роскошной гостиной.

– Как славно! – Джессика подошла поближе к свече и внимательно взглянула на тетку. – Быть может, мне тоже можно сойти вниз и присоединиться к вам?

Евлалия долго смотрела на племянницу, а потом сказала:

– Право, пора бы тебе уже выйти на белый свет, моя дорогая. Ты так давно не встречалась с молодыми людьми. Еще немного – и станешь старой девой, вообще замуж не выйдешь.

– Да, – чуть слышно проговорила Джессика, не веря своим ушам. Никогда еще она не слышала от тетки таких слов. – Думаю, вы правы. Если бы… полковник был настолько любезен, что представил меня вашим соседям…

– Ты могла бы надеть голубое тюлевое платье, – мечтательно проговорила Евлалия. – И жемчужное ожерелье, которое полковник подарил мне на свадьбу. Ты ведь видела его, моя милая? С бриллиантовой застежкой?

– А под платье – шелковые нижние юбки, а на ноги – новые лайковые туфельки, – тихонько подхватила Джессика, сделав по направлению к тетке маленький шажок, и затаила дыхание, боясь ее спугнуть. Только бы ей дали выйти из этой кладовки, а там… – А вы бы помогли мне сделать прическу…

Евлалия мечтательно вздохнула:

– Какая это радость – готовить молодую девушку к ее первому балу! А когда ты будешь спускаться по лестнице, все гости будут провожать тебя восхищенными взглядами, как когда-то меня… – Голос ее замер. Евлалия погрузилась в воспоминания.

Никакой парадной лестницы в «Виргинских дубах» не было. Когда-то процветающая плантация оказалась на пути армии северян во время жестокой битвы, которая разразилась на Эйвери-Айленде за соляные прииски. Соль ценилась обеими воюющими сторонами на вес золота. Усадьба «Виргинские дубы» пострадала очень сильно. Верхний этаж особняка был разрушен, надворные строения сожжены, обстановка разграблена. Невольники и домашний скот угнаны, поля выжжены и вытоптаны. И все это произошло всего через несколько дней после того, как Евлалия получила известие о гибели мужа на войне. Она так и не оправилась от этого удара, предпочитая прятаться от правды в придуманном ею мире.

Временами Джессика жалела тетку и, уж конечно, не желала ей зла. Но шли дни, стража ее приходила и уходила, надежда на освобождение становилась все призрачнее, Евлалия все глубже погружалась в мир безумных грез, и Джессика чувствовала, что ей все труднее становится понимать и жалеть женщину, которая держит ее в темнице. Изо всех сил, которых с каждым днем становилось все меньше, она пыталась сама не сойти с ума…

Не в силах больше ждать, Джессика подсказала:

– Может быть, мы начнем готовиться? Я слышу вдалеке топот копыт. Наверное, это уже едет полковник.

Евлалия медленно приблизилась к ней. Взгляд ее, еще несколько секунд назад такой мечтательный, внезапно стал злым и настороженным.

– Ах ты, гадкая девчонка! – прошипела она. – Хотела меня провести? Думаешь, я не знаю, какие темные мысли бродят в твоей голове? Ты хочешь моего мужа! Каждую ночь ты предаешься похотливым мечтам о нем! Мерзкая шлюха! Уильям был прав. Тебя и в самом деле нужно держать взаперти от всех порядочных людей и для твоей же пользы! Я сдержу свое обещание, Уильям, – проговорила Евлалия, вскинув голову к потолку. – Я не выпущу ее, не беспокойся! – Она перевела взгляд на Джессику. – На колени, девчонка, или я прикажу Рейфу выпороть тебя! Будем молиться о спасении твоей души.

Джессика обреченно опустилась на колени на голый и грязный пол и принялась молить Господа о чуде, не веря в то, что оно может свершиться.

В тени дома, нахлобучив шляпу на лоб, сунув руки в карманы макинтоша и подняв воротник, чтобы защититься от холодных брызг, стоял человек. В тусклом свете, струящемся из окна, на фоне стены четко выделялось его лицо, выражавшее крайнее нетерпение и сосредоточенность. Человеком этим был Джейк.

Отряд, посланный шерифом в погоню за Уильямом Дунканом примерно через час после его отъезда, потерял его след в десяти милях от «Трех холмов». Джейк не хотел уезжать от брата, пока врач не скажет ему, что тот вне опасности. Несколько часов просидел он возле кровати Дэниела. В горячке несчастный все время говорил о какой-то плантации «Виргинские дубы» и Новом Орлеане. Джейк понял, что беглецов надо искать именно там. Так что, не дожидаясь рассвета, он оседлал лошадь и отправился в путь. Из дома младший Филдинг не взял ничего, кроме оружия и еды, которую Рио поспешно собрала и сунула в седельные сумки. Глаза Джейка горели решительным огнем, губы были плотно сжаты: он не собирался возвращаться с пустыми руками. Однако цель он себе ставил не привезти Джессику, а покарать ее отца, Уильяма Дункана.

Поиски дались Джейку нелегко: негодяй хитро заметал следы. С трудом разузнав, что Уильям отправился в Галвестон, Джейк последовал за ним с отставанием более чем в неделю, а добравшись туда, обнаружил, что Дункан пересел на пароход и отбыл в неизвестном направлении. К тому времени как Джейк прибыл в Новый Орлеан, Уильяма уже и след простыл. Оставалось лишь надеяться, что догадки Дэниела верны: Уильям отвез дочь на плантацию своих родственников в Новом Орлеане.

Однако в Новом Орлеане Джейку сказали, что никакой плантации под названием «Виргинские дубы» ни в этом городе, ни вообще где бы то ни было на побережье Миссисипи нет. Больше недели Джейк колесил по городу, наводя справки в каждом квартале, с каждой минутой раздражаясь все больше и больше. Может быть, Дэниел ошибся? Или девчонка придумала, что у нее есть тетка? А что, если именно в эту минуту этот сукин сын Дункан улизнул из города безнаказанно?

Время шло, а новостей не было. И вот вдруг после месяца напряженных поисков Джейк наконец узнал то, что ему было нужно. Да, плантация под названием «Виргинские дубы» действительно существует. Владельцем ее был полковник Фишер. До войны она считалась крупнейшим в этих краях поставщиком индиго и риса. Но находилась она вовсе не в Новом Орлеане и даже не на Миссисипи, а черт знает где, где-то рядом с Эйвери-Аилендом, на заболоченном рукаве Лафорш.

Джейк отправился туда. Раздобыть подробную карту оказалось делом невозможным, а из людей, которых он расспрашивал, редко находились такие, которые что-то слышали о плантации «Виргинские дубы»; они смотрели на Джейка как на сумасшедшего. По их словам, плантация во время войны была разрушена, никто там больше не жил. Однако Джейк не представлял, где ему еще искать Джессику, и решил проверить, правду ли ему говорили.

Одного взгляда на полуразрушенный особняк оказалось достаточно, чтобы понять: то, что ему рассказывали, – правда. Настроение Джейка упало, он готов был рвать и метать. Проделать такой длинный путь, и все без толку! Да ни один нормальный человек не станет жить в таком полуразвалившемся доме, это ясно как Божий день!

Филдинг стоял как в воду опущенный, размышляя, что же делать дальше…

И вдруг взгляд его упал на ветхую пристройку с односкатной крышей, служившую сараем. Каково же было его удивление, когда он увидел в этом сарае домашний скот! Он стал присматриваться. У стены дома была сложена поленница дров. Над дымоходом вился дымок. К дереву перед домом были привязаны две охотничьи собаки, неимоверно тощие. Джейк наблюдал за усадьбой целый день и в течение этого времени заметил двоих мужчин – ни один из которых не был похож на Дункана – и старуху. Когда на землю спустились сумерки, он привязал лошадь в лесу, на приличном расстоянии от усадьбы, а сам подобрался ближе. С задней стороны дома он заметил зарешеченное оконце. Приглядевшись, он с замиранием сердца увидел ту, которую искал так долго и так мучительно. Джессика, на его счастье, подошла к оконцу именно тогда, когда он подполз к ее темнице.

По правде говоря, до сих пор он думал только о том, как найти Джессику и – если на белом свете существует хоть какая-то справедливость – Дункана. Дальнейших планов Джейк не строил. Да и зачем? Все казалось ему простым: найдет Джессику, скажет ее тетке, что собирается отвезти девушку к законному мужу, и поедет с ней верхом на лошади на ближайшую станцию. Там посадит Джессику на поезд, следующий на Запад, и дело с концом. Однако из того, что он увидел, было ясно: этот план не сработает. И дело тут не только в Дункане. Если эти его родственнички предпочитают жить как крысы, значит, они ненормальные. Кроме того, они держат девчонку за решеткой и наверняка под замком. Следовательно, на этих людей никакие уговоры и доводы не подействуют, так что нечего и пытаться. Да и времени у него нет на всякую там дипломатию.

Неделю назад Джейк отправил домой телеграмму, в которой справлялся о самочувствии Дэниела. Ответ был прост: «Я здоров. Найди ее, пожалуйста».

Никакого плана у Джейка не было. Он был лишь взбешен тем, что Дункан бросил свою дочь у тетки, а сам куда-то уехал, и пока он, Джейк, теряет тут драгоценное время, этот негодяй все дальше уходит от него.

У Джейка не было лошади для Джессики. Добыть кобылу можно было только в городе, а ближайший город находился отсюда на расстоянии почти целого дня пути. День туда, день обратно… Нет, это недопустимо долго. Он и так уже потерял слишком много времени.

Джейк не сомневался, что обещание, данное брату, выполнит: вызволит Джессику из темницы и отправит ее в «Три холма», а сам отправится вдогонку за ее негодяем отцом.

В маленькой душной каморке тяжелым пологом повисла полночь. Стояла тревожная тишина, нарушаемая лишь размеренным стуком дождя по огромным, тяжелым листьям гортензии, растущей прямо под окном. Густой туман обвил оконную решетку своими призрачными пальцами. Дом спал. Джессика, плотно завернувшись в ночную рубашку и подложив под голову руку, дремала на своем убогом матрасе…

… Самым простым оказалось попасть в дом: открыть ветхую входную дверь было проще простого. Однако на двери комнаты, где, по его расчетам, должна была находиться Джессика, висел огромный замок. Открутить болты можно было перочинным ножом, и Джейк возблагодарил Бога, что он у него оказался с собой. Несколько минут, и… оглушительно скрипнув, дверь отворилась. Джейк замер. Выждав некоторое время, он понял, что обитатели развалюхи не проснулись.

Войдя в комнату, Джейк чуть не задохнулся: в лицо ему ударило невыносимым запахом гнили и человеческих испражнений. Превозмогая отвращение и стараясь не думать ни о чем, кроме спасения Джессики, он стал присматриваться в темноте. Увидев ее на полу, он в два прыжка, быстро и бесшумно, как пантера, оказался возле нее.

Почувствовав что-то неладное, Джессика открыла глаза и хотела закричать, но не успела: чья-то сильная рука зажала ей рот. Сначала она решила, что к ней, как она и боялась, забрался Уилл, отвратительный тип с завораживающим, как у змеи, взглядом. Джессика принялась отчаянно брыкаться, однако насильник, не отрывая руку от ее рта, швырнул ее на пол.

– Только попробуй меня ударить или куснуть, и я тебе так дам, не обрадуешься! – яростно прошипел он. – У меня нет времени возиться с вопящими бабами. Перекину тебя через плечо да и вынесу из дома. Ну давай, поднимайся, пока не перебудила весь этот чертов дом!

И, зажимая Джессике рот рукой, другой он рывком поставил ее на ноги. Сердце ее исступленно колотилось, она изо всех сил старалась держаться на ногах, а незнакомец потащил ее к двери и, чего Джессика никак не ожидала, выволок из комнаты. Вцепившись в сильные руки невесть откуда взявшегося освободителя, Джессика, оторопев от неожиданности и страха, семенила с ним рядом, пытаясь поспеть за его широченными шагами.

Влажный ночной воздух пахнул Джессике в лицо. Откуда-то издалека доносился приглушенный шум. Мир, которого она так давно не видела, радостно встречал ее. Только что пережитый ужас быстро исчез, уступив место удивлению, и Джессика повернула голову, чтобы взглянуть в лицо тому, кто возродил для нее этот мир. Большая часть его лица была скрыта низко надвинутой на глаза шляпой, видны были лишь плотно сжатые губы. Непокорная прядь темных волос выбилась из-под шляпы и упала на воротник. Это был не Уилл, как Джессика уже успела догадаться. Какой-то незнакомец. Нет, она уже где-то видела этого человека. Но где?

И вдруг Джессику осенило. Да ведь это Джейк! Ну конечно, Джейк! Ее захлестнула волна отчаянной радости. Но откуда он здесь взялся? Как нашел ее?

Джейк, больно обхватив Джессику одной рукой за талию, а другой по-прежнему зажимая ей рот, тащил ее по заросшей буйной травой поляне. Сквозь тонкую ночную рубашку Джессика чувствовала его влажное от дождя плечо. Джейк… Дэниел… Техас…

Внезапно за спиной у беглецов послышалось рычание, а затем тишину ночи прорезал яростный лай. Джейк замер. Тут же к первой собаке присоединилась вторая, потом раздался крик и по шатким ступенькам крыльца прогромыхали тяжелые башмаки.

Джейк в сердцах ругнулся. Теперь только ноги могут их спасти. Схватив Джессику за руку, он бросился бежать. За их спинами раздался выстрел. Джессика поскользнулась на влажной траве, однако упасть не успела – Джейк поддержал ее и, больно стиснув ей руку, рванул за собой.

– Черт бы тебя подрал! Я тебя сейчас брошу.

Джессике хотелось кричать от боли и страха, но она сдержалась. Лай слышался все ближе, все отчетливее. Джессика уже не сомневалась, что слуги тетки пустились за ними в погоню. Понимая, что с ней сделают, если им с Джейком не удастся удрать, Джессика сломя голову помчалась от ненавистного дома.

Глава 4

– Джейк! – едва выговорила Джессика, тяжело дыша. Они продирались сквозь густой подлесок. Мокрые ветви больно хлестали ее по лицу и по всему телу. – Как… Дэниел?..

Джессика хотела что-то добавить, но в этот момент ее волосы запутались в ветвях какого-то кустарника, и, пытаясь высвободиться, она дернулась с такой силой, что искры посыпались из глаз. Джессика, пронзительно вскрикнув, вырвала свою руку из руки Джейка.

Он остановился. Будь его воля, он бросил бы эту девицу, от которой одни несчастья, на произвол судьбы. Однако поступить так Джейк не мог, совесть не позволяла. Надо выкручиваться. Он подумал, что их преследователи скоро отстанут: у них нет хороших лошадей. А на клячах далеко не уедешь. А вот собак Джейк боялся. Собаки – это убийцы, жаждущие крови. Вон как страшно рычат! Кроме того, они прекрасно умеют выслеживать свою добычу. А уж какую добычу – опоссума, енота или человека, – им все равно.

Но ведь он обещал Дэниелу. Вспомнив об этом, Джейк снова схватил Джессику за руку и потянул за собой. Джессика взвизгнула, и Джейк тотчас же догадался, в чем дело.

Длинные нечесаные волосы бедняжки запутались. Джессика заплакала. Бормоча ругательства, каких бедолага в жизни не слышала, Джейк схватил злосчастную прядь волос и отчаянно потянул. Безрезультатно. Грозное рычание становилось все слышнее. Нельзя было терять ни секунды. Выхватив из висевших на поясе ножен острый нож, Джейк одним движением руки отхватил запутавшуюся прядь волос у самых корней. Освободив девушку, Джейк обхватил ее рукой за талию и помчался к тому месту, где оставил лошадь. Животное уже исступленно било копытами о землю.

Подбежав к лошади, Филдинг бесцеремонно схватил Джессику и почти швырнул в седло. Чувствуя, что сейчас свалится на землю, несчастная лихорадочно вцепилась в лошадиную гриву. Лошадь попятилась, и Джессике показалось, что она падает. Но в этот момент Джейк, вскочив в седло, натянул поводья и успокоил испуганное животное, а Джессику прижал животом к крупу лошади, но она снова начала сползать с нее. Успев схватить Джессику за талию, Джейк притянул ее к себе с такой силой, что она едва не задохнулась.

– Держись, черт бы тебя побрал! Если ты сейчас свалишься, я уже ничего не смогу сделать!

Собаки были уже совсем рядом. Они щелкали зубами и злобно рычали. Джейк огрел испуганную лошадь поводьями, она рванулась вперед и помчалась с такой бешеной скоростью, что оба седока едва не свалились на землю.

Джессика сидела на лошади, свесив ноги на одну сторону. Джейк никогда не видел, чтобы женщины ездили верхом по-другому, и ему и в голову не пришло, что ехать в таком положении небезопасно. Отчаянно ныла рука, которой он придерживал Джессику, да она еще вонзила в нее ногти с такой силой, что того и гляди выступит кровь. Лошадь перепрыгнула через поваленное дерево, и Джессика немного съехала вниз. «Сейчас упадет, – мрачно подумал Джейк. – Навязалась на мою голову». Остановиться, чтобы поправить ее в седле, он не мог. Собаки гнались за ними по пятам и лаяли так, будто их было не две, а целая стая. Кроме того, Джейку казалось, что позади слышится стук копыт. Но хуже всего было то, что Джейк понятия не имел о том, куда они скачут.

Жадно хватая ртом воздух, придавленная к спине лошади тяжестью веса Джейка, Джессика думала о том, что если не упадет на землю и не погибнет под копытами, то Джейк раздавит ее и она все равно умрет. Нога Джейка прижимала ее ногу к лошадиному крупу с такой силой, что Джессика перестала ее чувствовать. Передняя лука седла больно впивалась ей в бедро. Дождь все усиливался. Он заливал Джессике глаза, нос, рот. Но самое страшное было то, что тропинка, по которой они мчались, вела прямиком в болото. Джессика отчаянно заерзала, пытаясь обернуться и взглянуть Джейку в лицо.

– Что ты делаешь? – в ужасе прокричала она. – Куда ты…

– Не вертись! – Джейк натянул поводья, чувствуя, что Джессика снова соскальзывает.

– Мы не можем туда ехать! Мы…

– А куда нам еще ехать?

И Джейк выразительно мотнул головой, давая Джессике понять, что преследователи скачут по пятам, значит, сворачивать им некуда. Лицо его было мокрым от дождя и пота, глаза полны отчаяния и вместе с тем решимости. Обхватив Джессику за талию, он снова взгромоздил ее на лошадь. Джессике показалось, что ребра ее сломаются. Давно она не чувствовала себя такой тоненькой… с того самого вечера, когда Джейк кружил ее в вихре вальса. Казалось, это было сто лет назад… А впрочем, она, похоже, совсем спятила, если вспоминает об этом, когда за ними гонятся собаки и два вооруженных человека.

Внезапно Джейк, натянув поводья еще крепче, отцепил руку Джессики от себя. Джессика пронзительно вскрикнула, решив, что он собирается ее сбросить. Но Джейк, наоборот, ухватив девушку за колено, рванул ее вверх, отчего она распласталась на лошади в самой неприличной позе.

– Вот так! – выпалил он одним духом. – Держись за седло, а не за меня. Я не знаю, сколько нам еще придется скакать, а руку я уже не чувствую.

Джессика сидела теперь на лошади более надежно и уже не ощущала на своем голом колене тяжелую руку Джейка, не чувствовала своими холодными ягодицами его теплого паха. Его тяжеленная нога уже не вжимала ее ноги в лошадиный круп. Внезапно, как это ни странно, Джессика почувствовала смущение – хотя, казалось бы, до смущения ли в такой обстановке. На нее, полуголую, наваливался всем телом почти незнакомый мужчина. Такого с ней еще не бывало. Вдруг Джессика отчаянно закричала:

– Но эта тропинка ведет в болото! Давай свернем с нее. – Именно отсюда Рейф принес безжизненное тело отца, и при воспоминании об ужасе, который она тогда испытала, Джессика вздрогнула всем телом.

– Если хочешь назад, я тебя не держу, – коротко бросил Джейк, лихорадочно осматриваясь вокруг, нет ли поблизости какой-нибудь другой тропинки. – Только сдается мне, эти две собаки, что гонятся за нами, с удовольствием сожрут тебя на ужин, а из того, что останется, твои многоуважаемые родственнички сделают наживку. Будет с чем удить рыбу.

И тут впереди Джейк заметил какой-то огонек. Не раздумывая он повернул лошадь и поскакал прямо на него.

Ветви деревьев и кустарника били Джейка прямо по лицу, норовя сорвать шляпу, и он пригнулся пониже. Лицо ему тотчас же защекотали волосы Джессики. Сердце Джессики колотилось под его рукой быстро, как испуганный зайчик. И Джейку вспомнилось, как она стояла под руку с братом, сияющая, розовощекая, в мамином платье, плотно облегавшем ее стройную фигуру и подчеркивавшем высокую грудь, и почувствовал злорадство. Сейчас эта девица, грязная и растрепанная, в замызганной рубашке, трясется от холода и страха… Он пришпорил лошадь.

Звук погони слышался уже не так явственно, а огонек все приближался. Что это за огонек? Может, свет в окошке дома или кареты? Тропинка, заросшая буйной травой, была вся усеяна камнями, но все-таки это была тропинка – а в прошлом даже дорога – и она куда-то вела. В одном Джессика оказалась права: болото где-то совсем рядом. Запах затхлой воды становился с каждой минутой все сильнее, хлюпающие звуки – все отчетливее. Но самое плохое – это то, что направлялись они не в ту сторону, откуда приехал Джейк, а в противоположную.

Отодвинув густую завесу из испанского мха, Джейк резко натянул поводья, почувствовав, что копыта лошади увязают в болотистой почве. Тонкую пелену дождя прорезал зыбкий желтый свет. Свет этот исходил из стоявшего на берегу заболоченного места фонаря. Рядом с ним сидел на корточках тощий негр. Услышав за спиной топот копыт, он с любопытством обернулся.