Так или иначе, непонятно, какие причины сподвигли всесильного магната поручить расследование мне.
С другой стороны, а кому он мог доверять? Закон поощряет доносительство. Лучший способ уйти пораньше на покой — настучать на своего босса. Премии растут за счет штрафов, и даже самые преданные помощники, сотрудники и компаньоны часто не выдерживают испытания и выдают самые тщательно охраняемые секреты начальства. Мир, напичканный камерами, как ни странно, оказался надежным защитником от мести пострадавших. Немало банд погубили сами себя только тем, что попытались заткнуть рты дезертирам и отступникам. Неумолимая логика спровоцировала волну краха многочисленных заговоров, участники которых порой едва не выстраивались в очередь, чтобы разоблачить своих друзей-конспираторов, превратиться в героев и получить солидный куш. В какой-то момент даже показалось, что предательство прижмет преступность к стене. Любой заговор с участием более трех членов был обречен с самого начала.
Затем появилась диттотехнология.
В наши дни банды безжалостных преступников не такое уж редкое явление, только состоят они из двойников одного и того же человека! Еще лучше, если для выполнения особых заданий, требующих специальных навыков, можно привлечь големов доверенных сообщников. Но при этом важно сохранять число оригинальных, членов на как можно более низком уровне. Самое большее — пять. Выше планки — и шансы на провал резко возрастают. Совесть умолкает, если ее подмазать большим вознаграждением.
Реальных служащих у Каолина было несколько тысяч, а число их двойников, непосредственно занятых на производстве, достигало десятков тысяч. Но мог ли он обратиться к кому-то из них с предложением пройти по лезвию бритвы, как собирались сделать мы с Пэлом? Выбор у вика был невелик. Он мог взяться за дело сам, дав поручение своим двойникам. Или нанять того, кто обладает требуемыми навыками. Лучше того, кто уже доказал свою готовность пройти по узкой грани, отделяющей закон от правонарушения, и кто имеет надежную репутацию. Того, у кого есть веский мотив быстро докопаться до сути дела.
Прослушав запись незадачливого Серого, Каолин, должно быть, посчитал, что именно я соответствую всем этим требованиям. А я не горел желанием осложнять ситуацию признанием в своей неадекватности. Всесильный магнат мог запросто бросить меня в ближайший рециклер!
В ожидании шофера я снова атаковал Каолина вопросами.
— Было бы полезно для дела, если бы я знал, кто и почему может желать зла вам и вашей компании.
— Пусть вас меньше всего заботят «почему» и больше «кто», — резко ответил он.
— Вы не правы, сэр. Знание мотива крайне важно для поимки злоумышленников. Может быть, ваши конкуренты устали платить за ваши патенты? Или они завидуют вашей эффективности? Не могли ли они попытаться сделать «ВП» подножку?
Каолин отрывисто рассмеялся.
— Надзор за деятельностью больших компаний и без того достаточно докучлив. А терроризм — вещь рискованная? Наши конкуренты в лице «Фабрик Хельм» или «Хайакава Шобо» на это не пойдут. Зачем им бомбы, если они могут натравить на нас юристов?
— Тогда кого вы считаете способным прибегнуть к использованию грубых средств? Возможно, какие-то отчаянные ребята…
— Вы же не имеете в виду тех жалких фанатиков, которые шумят у моих ворот? — Каолин пожал плечами. — Я не опускаюсь до того, чтобы считать своих врагов, мистер Моррис. Я бы вообще ушел на покой, удалившись в одно из загородных поместий, если бы не некие крайне важные научные изыскания, требующие моего присутствия. — Он вздохнул. — Если уж вам так нужно мое мнение, то рискну предположить, что проведенная диверсия — дело рук каких-то извращенцев.
— О… извращенцев? — Я удивленно мигнул. — Вы употребили это слово в буквальном смысле?
— Ну да. Меня ненавидят не только религиозные фанатики и эти фетишисты из «Толерантности». Но ведь вы и сами все знаете. Я ведь не только содействовал внедрению диттотехнологий в обыденную жизнь, но и всегда выступал против неправильного их использования. С самого начала мне было глубоко противно то, во что превратили мое открытие некоторые безнравственные члены нашего общества.
— Что ж, изобретатели всегда идеализировали…
Он не дал мне договорить.
— Я произвожу на вас впечатление витающего в облаках идеалиста? — резко бросил Каолин. — Мне ясно, что любое нововведение используется во вред, когда становится достоянием масс. Возьмите книгопечатание, кино или Интернет. Они почти сразу стали проводниками порнографии. Сейчас одинокие чудаки употребляют дитто для секса, стирая все границы между реальностью и фантазией, верностью и изменой, моралью и безнравственностью.
— Вас-то это не удивило.
— В общем, нет. Все поняли, что новая технология снова делает безопасным секс с незнакомцем, чего так боялись предшествующие поколения. Естественный ход маятника, основанный на глубоко укоренившихся животных инстинктах. Черт возьми, тенденция к использованию анимированных кукол прочилась еще до того, как Бевисов и Львов впервые шпринтировали Постоянную Волну. Меня не порадовал тот факт, что повсюду стали открываться клубы по обмену дитто, но в этом хотя бы было что-то человеческое.
— И лишь затем последовало движение «модификации». Волна за волной так называемых инноваций, преувеличений, целенаправленных членовредительств…
— Ах да. Вы боролись против того, что пользователи изменяли продаваемые вами заготовки. Но теперь-то эта тема уже неактуальна.
Каолин пожал плечами:
— Тем не менее я уверен, что эти извращенцы не забыли, как я боролся против них. Кроме того, я ежегодно оказываю финансовую поддержку сторонникам Законопроекта о жестокости.
— Вы имеете в виду законопроект о приличии? — пробормотал устроившийся на балюстраде Пэллоид. — Неужели вы действительно хотите, чтобы все выходящие с фабрики дитто были лишены способности к проявлению и восприятию эмоций?
— Я за запрет чувств, способствующих агрессивному или враждебному поведению.
— Но зачем тогда големы? Кайф как раз в том, чтобы через своих дитто выпустить на волю подавляемые эмоции, освободиться от сидящих в нас демонов.
— Подавление существует не зря, — горячо возразил Каолин. Пэллоид знал, как «завести» собеседника. — С социальной, психологической и эволюционной точек зрения оно играет важную роль. Каждый год антропологи отмечают тревожные тенденции. Люди привыкают к возмутительно высокому уровню жестокости и насилия…
— Но проявление жестокости и насилия ограничены в пространстве и времени. Почему бы не помечтать о том, что ты никогда не совершишь лично.
Убедительных доказательств переноса такого поведения в реальную жизнь не найдено.
— Люди равнодушно воспринимают уродование человеческой формы…
— Но при этом на своей шкуре познают, каково быть не таким, как все, калекой, например. Или лицом противоположного пола.
— Они причиняют страдания…
— …и сами же их испытывают…
— …становятся бесчувственными…
— …и проникаются сопереживанием…
— Хватит, — крикнул я.
Нельзя сказать, что мне было неинтересно наблюдать за жаркой дискуссией между платиновым големом мультимиллионера и похожим на хорька существом из Диттотауна. Но у Пэла совершенно отсутствует чувство самосохранения, а это уже небезопасно, ведь мы во многом зависели от терпеливости нашего клиента.
— Итак, вы считаете диверсию актом мщения за поддержку определенных законопроектов? — спросил я.
ДитКаолин пожал плечами:
— В прошлом году они были приняты в Фарсиа-на-Индус. В следующем месяце голосование пройдет в Аргентине. В случае успеха она станет двадцать седьмой страной, ограничившей сферу использования диттотехнологии. Недоумки могут узреть в этом тревожную тенденцию движения к эпохе, когда наши потомки станут спокойнее и лучше, чем мы…
— То есть сексуально пассивными и безынициативными…
— Такие меры помогут человечеству возвыситься, а не деградировать до примитивного уровня, — закончил Каолин, наградив Пэллоида недовольным взглядом, ставящим точку в их споре. На этот раз даже мой маленький друг понял намек. А может быть, его остановило прибытие автомобиля, за рулем которого сидел безликий Желтый, единственной характерной чертой которого было то, что он тихонько мурлыкал под нос какую-то незатейливую мелодию. Уступив водительское место мне, дитто поспешил к подошедшей маршрутке, чтобы вернуться во «Всемирные печи».
Я приподнял кресло и получил от платинового Каолина портафон с фиксированным номером, звонить по которому разрешалось в случае крайней необходимости. Кроме того, согласно инструкции, мне следовало посылать аудиоотчет через каждые три часа на некий электронный адрес.
Я уже собирался закрыть дверцу, когда хорек-голем перепрыгнул с моего плеча на плечо Каолина. Двойник магната вздрогнул, а Пэллоид поскреб лапкой-рукой по его шее.
— Невероятно, — пропел миниатюрный дитто. — Какое качество! Почти как настоящая.
Мне показалось, что мой друг собирается наградить Каолина поцелуем, вместо этого Пэллоид вдруг вонзил свои острые зубы в поблескивающую шею!
Из двух ранок-близнецов полилось что-то густое.
— Какого черта!
Лицо Каолина перекосилось от боли и злости, а взметнувшийся кулак сбросил наглеца, влетевшего через окно в салон и приземлившегося прямо мне на колени.
Слизнув застывшую на зубах кровь, мой друг с отвращением сплюнул.
— Глина! О'кей, он все-таки подделка. Но проверить же надо было. Может, наш новый босс только притворяется.
В этом весь Пэл. Сильные мира сего пробуждают в нем все самое худшее. Я поспешил успокоить нашего нанимателя.
— Извините, сэр. Ух… Пэл такой дотошный. А тело действительно настолько реалистичное…
ДитКаолин возмущенно фыркнул:
— А если бы это была маскировка! Проклятая тварь могла изувечить меня! Кроме того, не ваше дело, в каком обличье я выступаю! Я мог бы…
Он оборвал себя и сделал глубокий вдох. Рана уже перестала кровоточить, тягучая жидкость превратилась в керамическую корку. Между нами, дитто, говоря, это чистый пустяк.
— Убирайтесь отсюда. И не беспокойте меня, пока не обнаружите что-нибудь интересное.
— Спасибо за все! — бодро ответил Пэл. — Передавайте привет вашему архети…
Я ударил по газам, оборвав его на полуслове. Проезжая через ворота, я бросил на моего спутника неодобрительный взгляд.
— Что? — Хорек-голем ухмыльнулся. — Еще скажи, что тебе не было любопытно. Сейчас столько всего говорят. И ведь этого парня никто не видел живьем уже несколько лет.
— Любопытство — это одно, Пэл…
— Одно? А что еще? Меня только оно и держит. Понимаешь, что я имею в виду?
Увы, я понимал. Все, что мне дал Каолин, это лишь еще один день жизни.
Что можно сделать за это время? Добиться справедливости. Или хоть немного отомстить злодеям, убившим бедного Альберта. Этим можно было бы удовлетвориться. Но никакое удовлетворение не возьмешь с собой дальше, чем до рециклера.
— Ладно, Альберт. Ты видел, какую он скорчил физиономию, когда я запустил в него зубы?
— Черт, да, видел. Ты маленький…
Я покачал головой. Выражение оскорбленного достоинства и изумления было…
Я невольно прыснул со смеху, и в следующую секунду мы оба уже хохотали как сумасшедшие, наш автомобиль проскочил на желтый свет. Четырехбалльное нарушение. И штраф придется заплатить «ВП». Но меня это нисколько не огорчило. Я смеялся, чувствуя силу и энергию обновленном тела. Я смеялся, зная, что проживу еще один день Черт возьми, я уже давно не чувствовал себя таким живым!
— Ну все, — сказал я наконец, стараясь сконцентрироваться.
Мы ехали по Реал-тауну, где могли быть дети. Надо быть повнимательнее.
— Поедем к Ирэн. Посмотрим, что там делается.
То, что там делалось, можно охарактеризовать одним словом: смерть.
У входа в «Салон Радуги» собралась внушительная толпа. Всевозможные пестро раскрашенные дитто — специализированные и модифицированные в домашних условиях для наслаждений или ритуальных поединков, нервно прохаживались и озадаченно переговаривались, получив поворот от ворот их излюбленного клуба, обтянутого предупреждающей лентой. Ее блеск вызывал резь в глазах, посылая сигнал «не подходить» непосредственно к фиброволокнам, пронизывающим глиняные тела големов.
У входа стояла рыжеволосая красотка в черных очках. Когда мы с Пэллоидом подошли ближе, она терпеливо объяснила:
— Повторяю. Извините, но входить нельзя. Клуб переходит под новое управление. А пока ищите другое место для развлечений.
Я пригляделся к рыжей повнимательнее. Роскошные формы придавали ей вид официантки-конфетки, спрятанные под ногтями иголки говорили о том, что девица может выполнить и функции вышибалы, если клиент позволит себе лишнее. Должно быть, это и есть одна из рабочих пчелок улья Ирэн, того самого странного сообщества, описанного в дневнике Серого.
Она вполне соответствовала данной им характеристике, но казалась усталой и несвежей, держась, наверное, на последних запасах энергии.
Некоторые клиенты уходили, надеясь отыскать другое злачное местечко. Лица их были унылы и серьезны. Особенно у тех, кого хозяева снабдили внушительным инструментарием для боев или секс-оргий. Есть немало людей, «подсевших» на секс или насилие, которые не могут жить, не получая ежедневно порцию острых ощущений. Если дитто являются домой без нужного товара, оригиналы могут даже отказаться принять их обратно. Шансы на продолжение, на дальнейшую жизнь зависят у таких големов от того, удалось ли им раздобыть нечто пикантное, острое, мерзкое и гадкое.
И все же клиенты продолжали прибывать, надеясь невесть на что или ругаясь с рыжей. И что, она так и будет стоять, пока не развалится на части? Судя по записи нашего неудачника-Серого, Ирэн относилась к разгрузке големов очень серьезно.
— Попробуем зайти с тыла, — предложил Пэллоид. — Если не ошибаюсь, свою матку-королеву они держат там.
Королева. Конечно, я об этом слышал. Но все равно жутковато. Ульи, королева… Кое-кто утверждает, что в конце концов мы все придем именно к этому, повинуясь неумолимой логике развития диттотехнологии.
Интересные времена.
— О'кей. Давай зайдем с тыла и посмотрим.
Глава 26
ДУШИ НА ЦЕЛЛУЛОИДЕ
…или как реальный Альберт находит оазис своего сердца…
После долгой ночи нелегкого перехода через пустыню мы с Риту чувствовали себя усталыми и грязными.
Вы, возможно, предположите, что маскировка вообще довела нас до состояния полного изнеможения и что вид у нас был хуже некуда, но это не так. К счастью, лучшие марки грима отличаются очень высоким качеством и не засоряют поры. Краска не только не препятствует потоотделению, но и способствует испарению, усиливая охлаждающий эффект даже легкого ветерка.
Грязь и соль выходят наружу. В общем, как говорят, эти материалы настолько хороши, что с ними чувствуешь себя свежее и чище, чем с открытой кожей.
Все это хорошо, пока у вас достаточно питьевой воды. За время нашего ночного перехода, начавшегося от места, где остался «вольво», ее отсутствие становилось проблемой дважды. Оба раза, когда контейнер пустел, а вокруг расстилались бескрайние просторы без малейшего намека на цивилизацию, я задавал себе вопрос, а правильное ли мы приняли решение.
И все же, несмотря на кажущееся запустение, сегодняшняя пустыня уже не та, что была во времена наших предков. Когда кончалась вода, обязательно подворачивалось что-то, что не давало впасть в отчаяние. Сначала мы набрели на брошенный домик скваттеров, построенный лет сто назад, стоящий на грубых бетонных плитах и укрытый ржавой металлической крышей. Водопроводные трубы оказались забитыми, но в цистерне скопилось вполне достаточное количество неприятной на вкус, затхлой, но тем не менее пригодной к употреблению дождевой воды. Во втором случае Риту обнаружила лужицу на месте уже несуществующей шахты. Пить эту бурую жидкость мне не хотелось, но современные системы очистки быстро выводят из организма любые токсины. Если, конечно, вовремя добраться до цивилизации.
Так что наш поход оставался пусть и не всегда приятным приключением, не доходящим до той грани, за которой открывается суровая перспектива — жизнь или смерть. Несколько раз мы замечали в отдалении метеостанцию или пункт наблюдения экологов. В крайнем случае всегда можно было обратиться за помощью. Но мы не собирались этого делать по весьма веским причинам. Так что выбор оставался за нами, а посему путешествие получалось сносным.
Нам даже хватало энергии на разговоры. В основном речь шла о последних постановках. Ставший клише классический сюжет не отличается оригинальностью: двойник утверждает, что он «реальный», и обвиняет некоего самозванца в том, что тот украл его нормальную жизнь. Как оказалось, мы оба посмотрели и диттодраму «Красный, как я» о женщине, естественный цвет кожи которой делал ее похожей на голема. Нам всем приходится мириться с тем, что мы большую часть времени являемся «просто собственностью», потому что в итоге все компенсируется, верно? Героиню же никогда не принимали за владельца, реального гражданина. Мне почему-то вспомнился Пэл, прикованный к своему креслу и не имеющий возможности в полной мере познать мир без дитто. В мире не все справедливо.
Постепенно я узнал, почему Риту отправилась в это путешествие лично, а не послала дитто. Оказалось, что у нее с ними проблемы — она не может делать надежные копии. Дитто часто получаются с отклонениями.
Что ж. У миллионов людей вообще нет печей, и они вынуждены вести простую линейную жизнь, унылую и однообразную; Фанатики называют таких людей «бездушными», считая, что подобное происходит с теми, у кого нет настоящей Постоянной Волны, поддающейся копированию. Изъян передается по наследству, затрудняет поиски работы и супруга. Современная версия высшей меры наказания — отсечь открытый Бевисовым нервный узел и тем самым сделать импринтинг невозможным. Пожизненное заключение на нынешний лад.
Многие десятки миллионов способны анимировать только жалкие, грубые, неуклюжие карикатуры, пригодные разве лишь для стрижки газонов или покраски заборов.
У Риту проблема иного свойства. Двойники получаются высококачественные, но многие из них становятся Франки.
— Когда я была тинейджером, они уже из печи выходили злыми, презирающими и ненавидящими меня. Вместо того чтобы помогать мне в достижении целей, некоторые всячески этому препятствовали или ставили меня в неловкое положение.
В последние годы я достигла чего-то вроде равновесия. Примерно половина големов выходят такими, как я хочу. Остальные отклоняются от нормальной линии поведения, но, к счастью, не причиняют никому неприятностей. Тем не менее я обеспечиваю всех мощными транспондерами, чтобы не беспокоиться по поводу их поведения.
Признание далось Риту нелегко, да и то лишь после долгих часов пути, когда усталость ослабила ее настороженную сдержанность. Я пробормотал что-то сочувственное, не решившись сказать, что никогда не делал Франки.
До вчерашнего зеленого, приславшего то странное сообщение. Впрочем, я до сих пор не уверен, что оно меня убедило.
Что касается проблемы Риту, то изучение психопатологии натолкнуло меня на одно заключение: дочь Йосила Махарала страдает от глубоко укоренившихся психологических проблем, которые не проявляются до тех пор, пока она остается в надежной скорлупе собственного тела. Но при копировании они высвобождаются.
Классический случай подавленной ненависти к себе. Подумав, я мысленно раскаялся — нельзя выносить диагноз другому человеку на основании столь хлипких свидетельств.
Вот и объяснение того, что Риту отправилась сопровождать меня лично. Ей нужно было самой осмотреть убежище Йосила Махарала. Чтобы убедиться, что все сделано правильно, она должна была прибегнуть к старомодному способу.
Почти весь наш разговор был записан крошечным транскрайбером, имплантированным под кожу за моим левым ухом. Я чувствовал себя виноватым, но остановить запись не мог. Потом. Если представится случай, сотру кое-какие эпизоды.
Международный полигон Джесса Хелмса.
Издалека он похож на типичную военную базу — зеленый оазис с покачивающимися пальмами, теннисными кортами и бассейнами. Казармы для размещения приезжающих сразиться друг с другом войск выглядят отнюдь не шикарно — укрытые в тени деревьев пляжного типа бунгало, окрашенные в приглушенные тона. Рядом с ними киберсимуляционные пункты, тренировочные арены и сады для медитации. Все, что нужно солдатам, стремящимся поддержать свой боевой дух.
Резким контрастом этим лагерям являются роскошные, устремленные в небо отели, предназначенные для журналистов и официальных лиц, лично посещающих каждое крупное сражение. Надежные проволочные ограждения, смертельно опасные для нарушителей, держат на расстоянии репортеров и любительские камеры, так что воинов ничто не отвлекает от целенаправленной подготовки к сражениям.
Далеко за пределами оазиса, под природным холмом, окруженным кольцевой дорогой, находится подземная начинка базы — комплекс обеспечения, который ни разу не видели миллионы фэнов, с жадностью наблюдающих за мини-войнами. Там производится самое современное вооружение, и там же ежечасно штампуются сотни големов, пополняющих ряды воюющих сторон. В нескольких километрах отсюда расположен еще один подземный комплекс, в котором располагаются приезжающие пять-шесть раз в год армии из других стран.
— Не похоже, чтобы война закончилась, — заметила Риту, когда мы по очереди осмотрели оазис через ручной окуляр, одну из немногих вещей, спасенных из развалившегося «вольво».
Даже с вершины хребта, отстоящего примерно на 5 километров от границы полигона, было отчетливо видно, что боевые действия в самом разгаре. Парковки возле отелей забиты автомобилями. В небе кружили спутники связи и видеозонды.
Да, там что-то происходило. За ограждением, на глазах сотен любопытных вуайеристов. Время от времени оттуда доносились сердитые громыхания, напоминающие раскаты грома. Иногда взрывы мощных бомб так сотрясали воздух, что горячие волны докатывались до нас. Порой им сопутствовали яркие вспышки, от которых по высушенной солнцем равнине пробегали тени.
То, что творилось там, напоминало ад. Жестокий водоворот смерти, куда более безжалостный и кровопролитный, чем могли представить себе наши предки. И однако же в нашем тесном мире трудно найти человека, которому становилось бы не по себе от этого зрелища.
— Итак, как мы проберемся туда, чтобы повидать твою подружку? Подойдем к главным воротам и вызовем ее?
— Не думаю, что стоит привлекать к себе внимание.
— Без шуток. Насколько я в курсе, тебя подозревают в крупном преступлении.
— И считают мертвым.
— Ах да, мертвым. Вот будет переполох, когда ты предъявишь свою сетчатку для идентификационного сканирования. Тогда… Хочешь, я это сделаю? Могу снять комнату. Надо же смыть эту краску. — Она провела рукой по щеке. — Я бы приняла ванну, а ты позвонил ей.
Я покачал головой:
— Конечно, решать тебе, Риту. Но не думаю, что ты должна обнаруживать себя. Даже если тобой не интересуется полиция, не стоит забывать о Каолине.
— Если только это действительно был Эней. Не могу поверить, что он хотел убить нас. Нельзя верить всему, что видишь, Альберт.
— Хм. Готова держать пари, что это был не он? Ставка — жизнь. Ясно, что Каолин и твой отец вовлечены во что-то крупное. Что-то рискованное. И все указывает на то, что они разошлись. Возможно, из-за этого погиб твой отец. Кстати, на том же шоссе, где и нам устроили засаду.
Риту подняла руку:
— Ты меня убедил. Нам нужен надежный терминал, чтобы выяснить, что происходит, а уж потом объявлять, что мы живы.
— И это организует Клара. — Я поднял окуляр. — Давай пройдем еще несколько километров и привлечем ее внимание.
— Как это сделать?
Я указал на небольшой лагерь, слева от главных ворот, у самого ограждения. Разноцветные фигурки, суетливо перемещавшиеся между тренировочных площадок, машин и палаток, создавали впечатление проходящего там карнавала анархистов.
— Туда. Сейчас мы пойдем туда.
Глава 27
ОСКОЛКИ НЕБЕС
…или как Зеленый узнает, что есть вещи и похуже смерти…
С маленьким дитто-хорьком на плече я отступил от главного входа в «Салон Радуги» и направился к тыльной стороне здания. Там тоже стоял предохранительный барьер, но мне не пришлось раздумывать, как его миновать. Ворота оказались приоткрытыми: вероятно, их не закрыли после большого фургона, въехавшего внутрь. Мы протиснулись в узкую щель и не спеша приблизились к громадной машине.
КОРПОРАЦИЯ «ПОСЛЕДНИЙ ВЫБОР»
Именно это возвещал голобаннер с ангельского вида херувимами, приветливо кивающими головами. Большая «тарелка» передатчика на крыше выглядела на первый взгляд какой-то самодельной, довольно мудреной и слишком сложной для связи со спутником. Пробираясь мимо, я почувствовал, как мелко задрожала кожа, словно в нее воткнули сотни иголок. Нечто похожее я испытал совсем недавно, когда проходил обновление.
— Высокое напряжение, — прокомментировал Пэллоид, выгибая спину.
Шерсть у него поднялась.
— Ты о них что-нибудь слышал? — осведомился я, зябко поводя плечами.
— Немного. То да се, — напряженным голосом ответил Пэл.
Из фургона в полутемную глубь помещения, откуда доносились звуки органной музыки, уходили толстые, надежно изолированные криопаром кабели. Я осторожно переступил через них и сделал несколько шагов в напоминающий пещеру зал, где увидел два-три десятка фигур в длинных одеждах. Они нестройно раскачивались в такт похоронно звучащей мелодии.
— Что тут происходит? — прошипел Пэл. — Снимают эпизод «Театра Винсента Прайса»?
Я знал, что произошло здесь всего лишь накануне, когда эти существа обманули одного из лучших Серых Альберта, имплантировав в него прионовую бомбу. Если им удалось перехитрить Серого, то бедняге Зеленому надобно быть вдвойне осторожным.
Привыкнув к полумраку, я заметил, что собравшиеся похожи на стоявшую у главного входа красотку. У всех была отличительная особенность — красноватый оттенок кожи. У всех, кроме центральной фигуры, лежащей на возвышении и такой бледной, что поначалу я принял ее за высококлассную копию.
Но нет, это была реальная женщина с редкими прядями седых волос, торчавшими из-под многочисленных прилепленных к ее голове электродов. В наши дни многие стремятся поддерживать органическое тело в хорошей форме, принимая солнечные ванны, чтобы их не спутали с големами! Но есть и такие, кто использует свое тело с одной-единственной целью — вместить в него впечатления многочисленных двойников. Очевидно, Ирэн принадлежала к их числу. Неудивительно, что она управляла модным заведением, предназначенным для ценителей самых изысканных наслаждений!
И все же, судя по звукам реквиема, наполнявшим все пространство между высокими стенами, жизнь Ирэн — наверное, очень долгая — подходила к концу. Ее грудь под покрывалом вздымалась и опадала в каком-то неровном, судорожном ритме. По тонким трубкам поступали неизвестные мне жидкости, поддерживающие бренную плоть, а на экране монитора подрагивали линии, фиксирующие работу систем.
Печи я не заметил. Не было видно и дитто-заготовок. Значит, Ирэн не собиралась делать призраков, как часто поступают умирающие, рассылая автономных двойников с различными прощальными поручениями — завершать дела, сказать то, что человек не смел сказать при жизни. Большинство из окружавших Ирэн копий выглядели далеко не свежими. Возможно, все они присутствовали при той «операции», которой подвергли накануне Серого Альберта.
Когда Ирэн прекратила копировать себя? Тогда же? Или немного позже? Странное совпадение. Если, конечно, совпадение.
Продолжая оставаться в тени, я увидел, как одна из Ирэн, стоявшая несколько в стороне от других, подошла к пурпурному голему с огромными глазами — и изогнутым клювом.
— Гор, — пробормотал Пэллоид.
— Что?
— Гор! — Он кивнул в сторону гостя, облаченного в яркое длинное одеяние с какими-то непонятными надписями и вышитыми загадочными символами. — Египетский бог смерти и загробной жизни. На мой взгляд, чересчур претенциозно.
Конечно. «Последний выбор». Одна из фирм, предлагающих специализированные услуги мертвым, или умирающим. Если кто-то желает получить нечто особенное, всегда найдется миллион безработных, готовых предоставить вам желаемое.
Я подошел ближе. Голем с птичьей головой объяснял что-то своей собеседнице, тыча пальцем в яркую брошюру.
— …Это один из самых популярных вариантов. Сохранение в низкотемпературной камере. У меня есть все необходимое оборудование для того, чтобы органическое тело вашего архетипа было пропитано нужной комбинацией научно сбалансированных стабилизирующих агентов. После этого его температура будет понижена. Я доставлю тело в наше главное хранилище в Редленде, где находится источник геотермальной энергии. Условия прекрасные. Хранилище надежно защищено от любых катастроф, исключая только прямой удар кометы! Вашему ригу нужно лишь импринтировать документ на право…
— Нас не интересует заморозка, — ответила дитИрэн, представлявшая весь улей. — Существуют неопровержимые доказательства того, что замороженный человеческий мозг не способен сохранить Постоянную Волну. Она исчезает и уже не возвращается.
— Но остаются воспоминания, сохраняемые в квадриллионе синапсов и внутриклеточных…
— Память не гомологична, это не то, чем человек является на самом деле. Кроме того, доступ к памяти может получить только функционирующая копия оригинальной Постоянной Волны.
— Ну, дитто можно заморозить. Допустим, одна из заготовок отправится в хранилище вместе с головой оригинала. Затем, когда-нибудь, когда технология продвинется вперед настолько…
— Пожалуйста, не надо, — прервала его Красная Ирэн. — Нас не интересует научная фантастика. Пусть другие платят за то, чтобы побыть вашими подопытными свинками. Нам нужна простая служба, вот почему мы вам и позвонили. Мы выбираем антенну.