Глава 28

Оливия снова очнулась. На этот раз она лежала, уткнувшись лицом в сухие порыжелые сосновые иголки. Неимоверным усилием ей удалось на время утишить непрестанный стук в голове и бросить взгляд через плечо.

Место, где она в первый раз потеряла сознание, скрылось из виду. Значит, она на полпути к заброшенной тропинке. Это считанные минуты ходьбы быстрым шагом и часы, когда ты ползешь в гору со скоростью улитки.

Сделав вдох, она вытянула вперед грязные руки и впилась пальцами в сосновые иголки, перемешанные с ледяной землей. Ноги плохо ее слушались, а может, и не слушались вовсе. Согнув ноги в коленях и подтянув их как можно выше, она почти беззвучно вскрикнула и втащила себя еще на восемнадцать дюймов вверх по склону оврага. Рана в бедре жутко болела, а глаза снова застлались красной пеленой. Оливия припала к земле, в пятидесятый раз подряд пережидая приступ головокружения.

Она лежала ничком, отдуваясь и ожидая, когда утихнет боль. Если бы она могла говорить, наверное, разразилась бы бранью, чтобы хоть как-то отвести душу. Но она окончательно сорвала голос, когда звала человека, который не собирался к ней приходить.

Она кричала, плакала, умоляла, призывая его, но не услышала в ответ ни звука. Никто не прочесывал лес в ее поисках, никто даже не удосужился пройти по следам, которые ее лошадь наверняка оставила в рыхлой земле тропинки. Хороший же Дейн охотничек! Неудивительно, что ему приходится стрелять в беззащитных пташек.

Оливия оставила лошадь в конце тропинки, привязав ее к ветке дерева. Если лошадь не отвязалась, то она сможет (она скорее надеялась на это, чем верила) каким-то образом подняться в седло и вернуться в безупречный особняк лорда Горгульи.

И если ей хоть немного повезет, то, прежде чем отдать Богу душу, она зальет кровью весь бежевый мраморный пол в холле. Прислуге Горгульи тогда вовек не удастся вывести пятно.

Оливия снова набрала полную грудь воздуха. Руки вперед. Упор. Рывок!

Она почти всползла на холм и увидела тропинку. Последнее усилие, и, может статься, она увидит свою лошадь.

Зажмурив глаза, Оливия втащила себя наверх, с трудом преодолев последние полтора фута. Рухнув животом на ровную землю, она чуть было снова не отключилась…

Нет, так она скатится обратно в овраг.

«Держись!»

Оливия боролась с дурнотой. Спасение было близко.

Туман постепенно рассеялся. Она с облегчением устремила взгляд в конец тропинки, где привязала лошадь.

Пусто. Тропинка лежала перед ней как на ладони, а в ее конце просматривался кусочек дороги. Повернув голову в другую сторону, Оливия пригляделась. Может, она отползла слишком далеко назад? Тоже пусто.

Лошадь исчезла.

Рыхлая земля осыпалась под ее животом. Оливия широко раскинула руки, силясь удержаться, но тщетно. Она соскользнула с ровной поверхности и съехала на несколько ярдов вниз по склону.

Бешеная скачка галопом охладила гнев Дейна. Теперь он предоставил Галааду самому выбирать дорогу, а сам сидел в седле, закрыв глаза. Упругая поступь длинноногого жеребца укачивала его, навевая некое подобие покоя.

В лесу царила тишина. Почти все птицы уже улетели в теплые края, пушные зверьки постепенно впадали в зимнюю спячку. Тишину нарушали только завывание ветра, ворошившего золотистый ковер из опавшей листвы, да глухой стук копыт Галаада по сырой земле.

Галаад тихо заржал. Дейн открыл глаза и увидел, что они свернули на заброшенную тропинку, которая вела к большой дороге.

«Вот он, путь беглянки!»

Только что он об этом подумал, как его внимание привлек какой-то яркий предмет. Остановив Галаада, Дейн спешился и поднял втоптанную в грязь ленточку. Она вечно теряла украшения для волос. Оранжевая. Охранник сказал, что на Оливии было оранжевое платье.

Боже, как он ненавидел это платье, несмотря на ублажавшее взор декольте! Оранжевый цвет придавал ее лицу слишком желтоватый оттенок а ей самой – унылый вид…

Гринли крепко зажмурил глаза и скомкал ленточку в кулаке. Гардероб Оливии больше не его забота, если не считать ожерелья из каната, которое ему придется ей преподнести, пусть даже мысль об этом сковывала его сердце ужасом.

Дейн подлил еще масла в огонь горечи, чтобы она достигла своего апогея и не подвела его в нужный момент. А чтобы еще сильнее разбередить рану, скрепя сердце пошел той дорогой, которой Оливия убегала от него.

Дейн медленно брел по тропинке по направлению к дороге, убеждая себя, что вовсе не упивается своим горем, а просто проверяет, хорошоли усвоил преподанный урок. Никогда нельзя забывать о том, кто ты такой.

Пожалуй, надо распорядиться, чтобы сирену на фреске переделали, нарисовав ей лучистые вероломные глаза и золотистые волосы цвета меда…

Оливия с горем пополам вскарабкалась обратно на пригорок, но в двух ярдах от тропинки силы ее – как телесные, так и душевные – полностью иссякли. Теперь она могла только лежать, вцепившись в клочок земли, который ей удалось покорить.

Она бросила на недостижимую тропинку взгляд, затуманенный большой потерей крови и начавшейся лихорадкой.

А в это время по тропинке брел Дейн. Сейчас он оглядится вокруг и увидит Оливию… Она лежала совсем рядом и ждала его.

Он прошел мимо прямо перед ее носом, уткнувшись взглядом в землю.

– Дейн! – едва прошептала она, но шелест листвы и вой ветра заглушили ее голос. Она забарабанила кулачками по земле, но стук заглушил топот копыт белого жеребца.

Оливия попыталась подползти поближе. Дейн обязательно услышит, как она барахтается, и тогда-то уж точно повернется и увидит ее.

«Рассеянный болван!»

Ее усилия обошлись ей дорогой ценой. Мир завертелся вокруг нее волчком, и в глазах потемнело. Она потянулась к нему.

«Пожалуйста, помоги мне…»

Ее рука нащупала камень размером с кулак. Выковыряв его из рыхлой земли, она исступленно запустила им в своего глупого, бестолкового, погруженного в себя супруга.

– Ай! Оливия!

Она подняла голову и впилась в его ошарашенное лицо разъяренным взглядом.

– Негодяй! – просипела она и тут же лишилась чувств.

Дейн влетел в парадные двери Керколл-Холла, держа на руках окровавленную жену.

– Кинсуорт, живо верни лекаря!

Здоровенный лакей сделал шаг вперед, собираясь принять Оливию из его рук, словно гигантский сверток. Крепко прижав ее к груди, Дейн прошагал мимо.

– Миссис Хафф, принесите горячую воду и чистую ветошь! Петти! Черт подери, где Петти?!

Петти появилась наверху лестницы и побелела как полотно, увидев его ношу.

– Она умерла? Госпожа умерла?

– Глупая девчонка, конечно, нет! – отругала ее миссис Хафф. – Его сиятельство ее спас!

«Его сиятельство чуть ее не угробил». Дейн не стал попусту тратить время на экономку, а быстро взбежат по лестнице, не переставая выпаливать приказания:

– Петти, помоги мне ее искупать и переодеть в чистую сорочку…

Путь ему преградила Уилла.

– Петти помогу я. Вы и так наделали предостаточно дел.

– Миледи, – прорычал Дейн, – прочь с моей дороги!

Она посторонилась, но упрямо пошла за ним до хозяйской спальни. Виконт осторожно уложил Оливию на кровать и опустился рядом с ней на колени.

– Боже правый! – выдохнула леди Рирдон. – Должно быть, она проползла добрую милю. Она сама погналась за предателем, верно?

Дейн закрыл глаза, внутренне сгорая от стыда. Он бросил свою бесценную Оливию, израненную и истекающую кровью, на произвол судьбы, оставив ее умирать, точно сбитую каретой собачонку.

Леди Рирдон опустилась на колени по другую сторону кровати и взяла в руки грязную, кровоточащую ладошку девушки.

– Ах ты, бедняжка! – Она повернула голову и посмотрела на Дейна: – Что это у нее в юбке? Дыра от пули?

Дейн кивнул. Перед его глазами стояла страшная картина, увиденная им в лесу, когда он обследовал ее бесчувственное тело.

– Пуля все еще… – Бедро ее распухло и посинело, а по коже уже начала разливаться лихорадочная краснота. Он сглотнул и набрал в легкие воздуха. – Ее надо вынуть.

Подавив жалость, леди Рирдон принялась осматривать Оливию с головы до пят.

– На голове тоже рана. Сотрясение. В ванной я осмотрю ее как следует. Как вы думаете, неизвестные… – Она обратила на Дейна взгляд темных глаз. – Вы думаете, они…

Дейн быстро помотал головой. Нет, хоть тут Бог миловал. Думается, Самнер торопился унести ноги.

Конечно, раздев Оливию, леди Рирдон увидит отметины, которые он сам оставил на ее теле прошлой ночью. Ничего серьезного, хотя кое-где на ее груди остались царапины от его зубов…

«О Господи! Оливия права. Я последний негодяй». Гринли провел ладонями по лицу и застыл. И рубашка, и жилет сплошь пропитались ее кровью… Все его руки были в ее крови.

Сорвав с себя сюртук с жилетом, Дейн принялся оттирать с рук кровавые пятна. И только после этого осмелился снова дотронуться до нее. Он взял покрытую синяками руку и прижал к сердцу. Не обращая внимания на леди Рирдон, он уткнулся лбом в плечо жены и помотал головой.

– Не умирай, родная, – прошептал он. – Кто же будет смеяться надо мной, если ты умрешь?

В спальню ворвалась Петти в сопровождении целой армии лакеев. Они притащили с собой столько горячей воды, что в ней запросто можно было бы искупать всех слонов из королевского зверинца. Леди Рирдон встала и хлопнула в ладоши.

– Мужчины, освободите комнату! Миссис Хафф, Петти, живо сюда!

Дейн смотрел, как его преданные слуги с первого слова повинуются маленькой тиранше Рирдона. «Оливии тоже следовало вот так взять их в оборот», – вяло подумал Дейн. Вместо этого она пыталась подкупить их лаской и заботой, надеясь, что армия его слуг станет ее новой семьей.

Он мог бы рассказать ей, как это делается, если б захотел. Он стольким мог бы облегчить ей жизнь!

Но нет! Он вставил ее в паз под названием «леди Гринли» в огромном механизме Гринли. Пусть, дескать, крутится как знает. А сам с каждым днем все строже судил ее поступки.

Леди Рирдон уперлась руками в его грудь и толкнула, но без толку. Он опустил на нее глаза.

– Я никуда не уйду.

– Раз так, то не путайтесь у нас под ногами.

Уилла указала на кресло. Дейн послушно отошел в сторону, но садиться не стал, стоя наблюдая за женщинами.

Они осторожно поддерживали Оливию в теплой воде, бережно смывая пятна крови мягкими мочалками. Петти расчесывала пальцами свалявшиеся волосы Оливии, выбирая спекшуюся кровь и лесной сор.

– Думаете, лекарь велит остричь ей волосы? Нельзя ей обрезать волосы, – прошептала Петти, обращаясь кледи Рирдон. – Миледи говорит, что это ее единственное достоинство.

У Дейна защипало в глазах. При всей ее красоте, мужестве и великодушии, она считала, что только волосы у нее ничего. Этого уж он никак не мог себе простить: Лавина раскаяния накатила на него.

«Негодяй».

Три женщины выкупали Оливию. Дейн молча вынул ее из ванны, не обращая никакого внимания на то, что по его одежде стекает теперь уже коричневатая вода.

Когда Оливию вытерли и переодели в короткую сорочку, чтобы лекарь мог без помех заняться ногой, Дейн уложил ее на чистые простыни, а потом заботливо укрыл одеялом до самого подбородка.

Она что-то пробормотала и повернула голову набок. Дейн приложил ладонь к ее лбу.

– У нее жар. – Миссис Хафф кивнула:

– Поверьте, это очень хорошо. Если ее лихорадит, значит, она потеряла не так уж много крови. – Миссис Хафф вытерла руки об окончательно испорченный передник. – Я велю, чтобы повариха прислала бульон и бренди. Госпожа может очнуться. Ей будет легче перенести боль, если до прихода лекаря нам удастся влить в нее хоть ложку бренди.

Доктору придется извлекать пулю. Боль будет невыносимой. Дейна замутило. На ней и без того живого места не осталось, но ничего не поделаешь – так надо.

Послышался стук в дверь. Отворив ее, Гринли увидел в коридоре Маркуса.

– Дейн, карета нашлась. Ее бросили на окраине Гретна-Грин.

Виконт пристально посмотрел на него:

– Ты ослушался меня и продолжил поиски? – Маркус встретил его взгляд не дрогнув.

– Ты не отдавал себе отчета в своих действиях. По тебе уже психушка плакала.

Что правда, то правда. Зато, если память ему не изменяла, другие отдавали себе отчет в его действиях.

В любом случае все кончено. Самнер и его таинственный напарник, должно быть, поставили крест на своей неудавшейся афере. Дейн раскрыл их намерения. Они хотели заставить Дейна плясать под их дудку. Теперь принцу-регенту ничего не угрожало, а Челтнемов вывели на чистую воду. Игра окончена.

Сейчас его должна занимать только безопасность принца-регента, отныне и навсегда.

Дейн повернулся и посмотрел на закрытую дверь, ведущую в спальню хозяйки. Он ни на шаг не продвинулся в решении головоломки под названием «Оливия» с тех пор, как утром Маркус постучал в дверь хижины…

Дверь отворилась, и наружу высунулась голова Петти.

– Милорд, она очнулась!

Глава 29

Оливия обнаружила, что она вне опасности, лежит в тепле и блаженной чистоте. У нее по-прежнему невыносимо дергало ногу под повязкой, которую миссис Хафф наспех соорудила со словами «Ни к чему вам на это глядеть, миледи». Голова болела так, словно кто-то безостановочно резал ее мозг ножом.

Забинтованными руками Оливия едва сжимала кружку с бульоном. Горло острой болью отзывалось на каждый глоток.

Руки ее сплошь покрывали синяки и царапины, мышцы спины ныли со страшной силой, а из носа просто текло ручьем.

– Вы малость простыли, пока были в лесу, миледи. Доктор вас живехонько поставит на ноги. – Петти утерла ей нос, словно для нее это было обычным делом.

Петти очень обрадовалась, увидев, что Оливия очнулась. По-другому и быть не должно.

– Глядите, миледи, его сиятельство пришел вас проведать!

По-видимому, Петти далеко не так обрадовало появление Дейна, но камеристка все-таки сделала веселое лицо.

– Видите, милорд, она как огурчик.

Оливия даже не подняла глаз от бульона. Лорд Горгулья может сгнить в навозной куче! Последний час Оливия то погружалась в беспамятство, то снова приходила в себя, но она прекрасно слышала обрывки разговоров, когда все считали, что она без сознания.

Хотя Оливия не вполне была уверена, что из услышанного правда, а что – бредовые видения. Но она отлично поняла, что Дейн и пальцем не пошевельнул, чтобы ее найти.

Дейн что-то тихо сказал камеристке, и вслед за тем послышался шорох юбок. Петти поспешно вышла из комнаты. Дверь затворилась, воцарилась блаженная тишина. Оливия души не чаяла в Петти, но та совершенно не умела молчать.

Зато Дейну в молчании не было равных. Оливия краем глаза видела его сапоги, словно вросшие в ковер. От них так и веяло упрямством.

Она медленно потягивала бульон. Дейн не рассыплется, если подождет. Рвение, с которым она ловила каждое его слово, ее щенячья и совершенно незаслуженная преданность, дурацкая привычка таять, когда он появлялся рядом, – что ж, все это было вчера…

Оливия поболтала остатки бульона на дне кружки. Наверное, она проголодалась, потому что в последний раз ела почти сутки назад, да и то чуть ли не все съеденное осталось на земле. У нее ни крошки не было во рту с тех пор, как она перекусила перед Охотничьим балом…

Боже правый, неужели бал был только вчера? А кажется, что прошел целый месяц.

Дейн откашлялся. Оливия метнула в него угрюмый взгляд. Если он ждет, что она заговорит первой, то ждать придется долго. Она надорвала горло, когда звала его.

Вернулась Петти с кружкой свежего бульона и фляжкой.

– Миссис Хафф подумала, что вам понадобится бренди, когда придет доктор.

Оливия наконец повернула голову и посмотрела на Дейна с тревогой в глазах.

– У тебя в ноге пуля, Оливия, – тихо ответил он. – Доктор должен ее извлечь.

Это… это… у нее не было слов. Она схватила с подноса фляжку, зажав ее в своих обмотанных тряпицами клешнях, потом опрокинула в себя щедрый глоток бренди. Оно провалилось куда-то в горло огненным комком, но Оливия прихлопнула рот забинтованной ладонью, давясь и кашляя, и все же проглотила жгучую жидкость. Она собралась было повторить процедуру, но тут ей на руки легла ручища Дейна.

– Поосторожнее с этим, – мягко сказал он. – Не то потом тебя будет воротить от вида бренди.

Дейн нашел единственно верные слова, чтобы остановить Оливию. Она безропотно отдала ему фляжку и откинулась на подушки. Одного глотка спиртного оказалось достаточно. Боль начала утихать.

Виконт осторожно опустился подле нее на кровать, и матрас прогнулся под тяжестью огромного тела. Дейн был в заляпанной рубашке и грязных брюках. Волосы его рассыпались по плечам, на лице пролегли усталые морщинки. В общем, выглядел он совершенно бесподобно.

У Оливии на глаза навернулись глупые слезы. Почему в мире все так несправедливо? Вот он, по уши в грязи, ведет себя как последний негодяй, но при этом выглядит изумительно. А она, отмытая до блеска, преданная и искренняя, страшна как смертный грех.

– Уходи, – беззвучно прошептала она.

Гринли обхватил руками согнутую в колене ногу, сцепив пальцы в замок.

– Не могу. Мне надо узнать, что произошло.

– Ты бросил меня на произвол судьбы.

Как ей хотелось прокричать эти слова! Но она могла лишь беззвучно открывать рот.

Он кивнул:

– Да. Прости, что подумал о тебе плохо. Я, конечно, не рассчитываю, что ты примешь извинения прямо сейчас…

Оливия выгнула бровь.

– Если вообще приму.

Видимо, он и это понял, потому что кивнул:

– Спору нет, это твое право. – Виконт слегка наклонил голову набок, и взгляд его потеплел. – Не могу выразить, как я рад, что ты не сбежала…

В его лицо врезалась подушка. Отшвырнув ее от себя, Дейн раздраженно посмотрел на жену:

– Что…

Оливия сделала знак Петти, нетерпеливо тыча пальцем на письменный стол. Хвала Петти, потому что та тотчас ее поняла.

– А! Сейчас, миледи! – Через минуту камеристка вернулась с бумагой и карандашом. – Я подумала, карандашом вам будет сподручнее, миледи.

Оливия вытянула правую руку, и Петти бросилась распутывать нелепый клубок бинтов. Когда перевязанные пальцы Оливии были частично освобождены из плена, она принялась писать. Писать исступленно, с силой вдавливая карандаш в бумагу, размашистым, корявым почерком.

Она швырнула листок в Дейна. Он взял его и прочитал вслух:

– «По-твоему, лучшебыя, раненая, валяласьнеизвестно гдеприсмерти, чемжилаиздравствовала, носдругим?»

Он в замешательстве поднял на нее взгляд:

– Ну… да… то есть нет… Конечно, нет! Но…

Она снова написала. И снова швырнула в него листок.

–«Нода», – прочел он вслух, хотя не следовало бы. – «Уходи. Тыбольшемненелюб».

Как сквозь сон Дейн услышал, что Петти вдруг резко повернулась и вышла из комнаты. Он смотрел на безжизненное лицо Оливии. Отчаяние захлестнуло его. С самого начала он был несправедлив к своей милой Оливии.

А теперь он ее терял. Дейн знал это, чувствовал сердцем, в то время как она смотрела на него в упор. И в глазах ее была не просто грусть, не просто печаль. Ее глаза говорили, что все кончено. Конец их отношениям, конец всем былым надеждам.

Слова душили его. Слова, которые ему не суждено было произнести вслух. Между ними стояла истина – тайна, которую нельзя было разглашать. Сведения, которые только поставят их всех под угрозу…

И все-таки он заговорил:

– Оливия… ты должна кое-что понять. Да, я не желал тебе доверять, но на то есть своя причина… Я не вправе доверять никому, кроме нескольких избранных людей… Мне не следует этого говорить…

Она что-то нацарапала.

– «Тогданеговори. Еслитытакмаломневеришь, тоне говори».

Он в изумлении поднял на нее глаза. Оливия встретила его взгляд, и Дейн обмер. На него смотрели не глаза Оливии. То были глаза женщины, которая ни во что и ни в кого не верила. Должно быть, потрясение выразилось на его лице, потому что она засмеялась. Засмеялась таким резким, хриплым, горьким смехом.

«Всеотменячто-тоскрывают, всеноровятиспользовать менявсвоихцелях, вседуютвсвоидудкииждут, чтоябуду плясатьподних». Похоже, она без труда выражала свои мысли на бумаге. «Мнетыникаплинедоверяешь. Аотменятребуешьдоверия?»