Глава 24

Анна удивлялась тому, что такого тяжелого больного могли поместить в ординаторскую. Как тут можно выздороветь?

Если шум здесь такой же сильный, как свет и суета, то больной только от этого должен чувствовать себя неважно.

Медсестры и другой медицинский персонал все время приходили и уходили. У центральной стойки несколько человек о чем-то разговаривали по телефону. Уборщица мыла пол, в то время как другая опорожняла корзинки для бумаг. И все вместе старались увернуться от массивной женщины, раздававшей подносы с едой с металлической тележки, которая двигалась перед ней словно танк.

Когда Анна зашла за загородку, где стояла кровать Делрея, медсестра как раз проверяла капельницу. Делрей не спал. Сделав пометку, она вышла, оставив их одних.

Подойдя к кровати, Анна показала:

– Я рада, что тебе лучше.

– Не так чтобы очень. – Делрей окинул взглядом устройства, которые кормили его, следили за его сердцем и дыханием, опорожняли его мочевой пузырь, нагнетали ему кислород в ноздри – словом, делали за него все, что он не мог сделать сам.

– Доктор говорит, что твое состояние гораздо лучше. Ты и выглядишь совсем не так, как утром, когда я сюда заходила. – На лице Делрея появилось удивление. – Ты спал, и я не стала тебя беспокоить. Тесты очень плохие?

– Довольно плохие.

Больше он ничего об этом не сказал, а Анна не стала настаивать, зная, что Делрей не обращает внимания на неудобства, но терпеть не может беспомощность. Самым худшим в его положении сейчас была унизительная слабость. Кроме того, доктор ее уже проинформировал.

– Мистер Корбетт чувствует себя настолько хорошо, насколько это вообще возможно после тяжелого сердечного приступа, – сообщил он ей. – Ангиограмма и сонограмма подтвердили первоначальный диагноз. Более того, это был уже не первый приступ – предыдущие остались незамеченными. Значительная часть сердечной мышцы подверглась инфаркту. Это неизлечимо.

С другой стороны, доктору понравилось общее состояние Делрея. Для своего возраста он оказался исключительно крепким. Врач сказал, что в целом он находит перспективы Делрея удовлетворительными.

– Как там Дэвид? – спросил Делрей.

Анна сказала ему, что его внук сейчас находится в зале для посетителей вместе с Марджори Бейкер – рисует для своего дедушки картинку, которую принесет в следующее посещение.

– Буду ждать с нетерпением. На ранчо все в порядке?

Анна заверила Делрея, что все в порядке. Она не стала говорить ему о визите Сесила Херболда. Любое упоминание о пасынках его расстроит. А в нынешнем состоянии это может оказаться роковым.

Кроме того, Сесил уже уехал из города. Причина его появления на ранчо так и осталась неизвестной, но местная полиция заверила ее, что за ним следили до тех пор, пока Сесил не покинул пределы округа.

– Сойер хорошо за всем присматривает?

– Да.

Делрей задумчиво почесал подбородок.

– Знаешь, я ему сначала не доверял. – Он замолчал, как будто ожидая, что она выразит свое несогласие или по крайней мере хоть что-то скажет. Не дождавшись от Анны никакой реакции, Делрей продолжал:

– Я имею в виду – как можно доверять парню, который вдруг появляется словно из ниоткуда? С виду он безвредный, даже симпатичный. Но что-то было не то. Некоторое время я даже думал, что он имеет отношение к убийству тех коров.

– А теперь так не думаешь?

– Теперь нет. Зачем ему убивать моих коров, но спасать мою жизнь? Знаешь, он ведь спас мне жизнь, Анна.

Пока не приехала «скорая помощь» Джек безостановочно старался восстановить, а затем сохранить у Делрея дыхание и сердцебиение. Предельно сосредоточившись, он все нажимал и нажимал на грудь Делрея, так что пот катился градом по его обнаженной груди. Даже когда Анна предложила его сменить, Джек отказался. Он делал это с такой настойчивостью и целеустремленностью, что казалось, будто он не просто спасает жизнь Делрею, а жизнь самого Джека зависит от того, выживет ли Делрей.

– Если он хотел причинить мне вред, то просто оставил бы меня умирать. Но все же, – сдвинув брови, добавил Делрей, – у меня такое ощущение, что я в нем что-то проглядел. Что-то упустил. Только что это может быть?

«Возможно, у Джека свои счеты с Сесилом Хербол-дом?» – подумала Анна. Конечно, не такие, как у Делрея.

Но столь же серьезные.

Джек узнал Херболда мгновенно. Это она поняла. Наверное, он видел его в новостях, но он его явно узнал. И немедленно стал настороженным и сосредоточенным – как животное, почуявшее опасность. И это произошло сразу, до того, как Херболд представился, а не после.

– Что ты о нем думаешь, Анна?

Несмотря на то что у нее сложилось свое, причем противоречивое, мнение о Джеке Сойере, она солгала:

– Я ничего о нем не думаю. – И тут же солгала еще раз:

– Я мало с ним общалась.

Она провела целую ночь на расстоянии вытянутой руки от Джека Сойера. Она знала, когда он действительно спит, а когда только прикидывается – так же как и она время от времени притворялась спящей. И зачем она только играла в эту глупую игру?

А затем, что было проще сделать вид, что его здесь нет, чем скрыть легкую дрожь, которая охватывает ее в его присутствии. Это просто инстинкт самосохранения. Она совсем не хотела обманывать самое себя.

Наносить удар первой – такова всегда была ее тактика в отношениях с людьми, особенно с мужчинами.

Таким образом Анна защищала себя от похотливых молодых людей, которые хотели испытать новые ощущения, переспав с глухой девушкой.

Схема была простой: парень заигрывает с ней, приглашает прогуляться, а затем в обмен на свое милосердное отношение ожидает от нее сексуального вознаграждения. Не в силах смириться с отказом, парни хвастали о победах, которых на самом деле не было. В результате вокруг нее создавались мифы и без всяких реальных оснований репутация Анны была сильно подмочена. Кто поверит молчаливым протестам глухой девушки?

Конечно, не мальчики, надеющиеся отведать ее прелестей, о которых так много слышали. И не девочки, которые презирают ее как шлюху, а сами втайне завидуют ее популярности среди мужской половины класса.

Родители, желавшие, чтобы Анна жила нормальной жизнью, советовали ходить на свидания с мальчиками, которые ей звонили. Они рассматривали это как хороший признак, как свидетельство того, что она ничем не отличается от обычной девушки-подростка, а Анна так и не решилась рассказать им о причине своего успеха.

Вскоре ее страдания сменились ненавистью. Она перестала верить в дружбу как с мужчинами, так и с женщинами. Это чуть не отпугнуло от нее Дина Корбетта. Считая, что он ничем не отличается от остальных, она сначала отвергала все его приглашения. Но он настаивал, и в конце концов она согласилась пойти с ним на свидание. Кажется, он тогда ничего и не ждал от нее, кроме обещания встретиться еще раз.

Они встречались каждый вечер, и прошло несколько месяцев, прежде чем он осмелился дотронуться до ее груди, и то попросил на это разрешения. Наверное, именно тогда Анна поняла, что любит его.

Дин предложил ей пожениться сразу же после того, как они в первый раз занимались любовью. Она шутливо заявила ему, что нет нужды заходить так далеко: она готова спать с ним, даже если он на ней не женится. Он заверил, что ему нужен от нее не только секс. Он хочет, чтобы Анна связала с ним свою жизнь.

К несчастью, жизнь Дина оказалась слишком короткой.

С его смертью возможности общения с мужчинами для нее значительно уменьшились. Она была глухой вдовой, с маленьким ребенком и жила со своим свекром на ранчо достаточно далеко от города. Каждое из этих обстоятельств само по себе могло отпугнуть многих холостяков, а вместе они представляли собой непреодолимое препятствие.

Кроме того, отпугивали и грязные слухи относительно нее и Делрея. Когда они вместе появлялись в общественных местах, Анна ловила на себе любопытные взгляды. В этих, правда весьма редких, случаях она высоко поднимала голову, сохраняя на лице холодное и бесстрастное выражение.

Впрочем, у некоторых мужчин – вроде Эмори Ломакса – сплетни насчет ее отношений со свекром только пробуждали интерес, но он ничем не отличался от того интереса, который когда-то проявляли к Анне ее одноклассники.

Несмотря на богатый негативный опыт, Анна все же сохранила положительное отношение к любви и сексу. Дин давно уже умер, но она помнила, что значит быть влюбленной. Когда не хватает воздуха и сердце бьется как сумасшедшее. Когда стоит ком в горле. Когда внутри все обрывается.

Воспоминания об этом были все еще живы.

Теперь она часто испытывает те же ощущения. Каждый раз, когда находится рядом с Джеком Сойером.

Еще недавно она сомневалась, сможет ли когда-нибудь снова полюбить, и уж совсем не ожидала, что станет краснеть и бледнеть в присутствии бродяги в грязных ботинках, и притом такого, которого трудно понять.

Джек очень хорошо относится к Дэвиду. Его манеры можно назвать безупречными. Он упорно работает. Но что-то в нем не так, и это ее пугает. Особенно если это имеет отношение к Херболдам.

Она не собирается в панике бежать, как это предлагал Джек. Но она вздохнула бы свободнее, если бы Карл Херболд вновь оказался в заключении. Кажется, она знает причину – если она вообще существует – столь своевременного появления Джека у них на ранчо.

Что же касается Сесила… Зачем он сегодня приезжал?

Чтобы привлечь внимание Анны, Делрей похлопал ее по руке, и женщина очнулась от своих тяжелых раздумий.

– Что случилось; Анна?

Изобразив под подбородком знак «с», она дополнила его знаком "5".

– Не говори мне ничего. Ты была словно в миллионе миль отсюда. Я знаю…

– Я беспокоюсь, Я хочу, чтобы ты выздоровел.

– Я постараюсь, Анна, – сказал он. – Но если я не… – Она снова начала говорить знаками, однако Делрей ее остановил. – На тот случай, если это меня убьет, я хотел бы кое о чем потолковать.

Анна надеялась, что он не сделает никаких признаний, о которых они оба потом будут жалеть, и почувствовала облегчение, когда Делрей заговорил о делах.

– Ни на что не трать деньги, которые отложены на колледж Дэвиду. Не важно, какие будут трудности и какое давление на тебя окажет этот Ломакс, – сохрани их в неприкосновенности.

Она попросила, чтобы он об этом не беспокоился.

– А теперь отдыхай. Он нахмурился.

– У меня будет время отдохнуть, когда я скажу то, что должен сказать. – Глядя ей прямо в лицо, он произнес:

– Анна… Анна!

Читая свое имя на его губах, она понимала, что он говорит от всей души, и нервничала, но остановить Делрея не могла.

– Я был не прав, подняв такой шум, когда Дин впервые сказал мне, что хочет на тебе жениться. Я прошу прощения за это.

Ей захотелось засмеяться от облегчения.

– Делрей, это же было давно. С тех пор прошло много лет.

– Я знаю, но все равно прошу прощения. Ты была добра к Дину. И добра ко мне. Особенно после его смерти.

Она улыбнулась.

– Мне жаль оставлять тебя одну. Я покидаю тебя и Дэвида, когда дела идут неважно.

– Ты не покидаешь. Главное, чтобы ты поправился и вернулся домой, – все остальное не важно.

– Важно, Анна. И будет особенно важно, если я не поправлюсь.

К глазам ее подступили слезы.

– Ты должен поправиться, Делрей. Иначе я огорчу Дина. Когда он умирал, я обещала ему заботиться о тебе. Я не хочу нарушать это обещание.

Он взял ее за руку и прижал к своей груди. Он редко дотрагивался до нее. Обычно он даже обходил ее стороной – лишь бы случайно не коснуться. Нынешний жест Делрея был беспрецедентен. Он даже не стал использовать язык жестов – лишь бы не выпустить ее руки. Анна читала его слова по губам.

– Ты не права, Анна. Ты уже сдержала свое обещание, причем дорогой ценой. Нет, я это точно знаю, – сказал он, когда она попыталась выдернуть у него руку, чтобы возразить. – Жить со мной все эти годы было для тебя нелегко. Я… Я вел себя как эгоист.

Он покачала головой.

– Да, как эгоист. Мне жилось гораздо лучше, чем тебе и мальчику.

Анна ни разу не видела Делрея плачущим – даже на похоронах собственного сына. Теперь же на его глазах появились слезы.

– После смерти Дина я боялся, что ты уедешь с ранчо, заберешь с собой Дэвида и начнешь новую жизнь. Ты могла это сделать. Может быть, даже должна была так поступить. Тем не менее я благодарен тебе за то, что ты осталась со мной.

И снова она попыталась вырвать руку, чтобы возразить, но он ее не отпустил.

– Дай мне закончить, раз уж я начал. Я не мастер говорить. Не очень-то я умею передавать словами то, что чувствую. Но мне хотелось бы верить, что ты знаешь… Не можешь не знать, что я…

Она надеялась, что он не станет признаваться ей в любви, которую многие годы видела в его глазах. Было невозможно точно сказать, когда именно она поняла, что Делрей любит ее. Это понимание пришло к ней не в какой-то один миг, некий момент озарения, когда все вдруг становится на свои места. Нет, оно возникло у нее постепенно, тихо и без фанфар. Просто однажды она почувствовала, что уже знает об этом, – как любая женщина.

Тем не менее Анна никогда не показывала Делрею, что знает о его чувствах. Это было бы безжалостно, поскольку ничем хорошим не кончилось бы.

Если даже отбросить соображения морали, она все равно не смогла бы ответить на его любовь. Да, она любила его за то, что он в конце концов принял ее, несмотря на первоначальные опасения. Он нашел время и силы, чтобы научиться языку жестов, и за это она тоже его любила. Они были связаны общей любовью к Дину, а затем к Дэвиду. В общем, она была любящей и преданной невесткой. Но и только.

Его же любовь к ней была другой и более сильной.

Если бы он когда-нибудь заговорил об этом, ей пришлось бы уйти. Анна страстно желала, чтобы такого не случилось.

Ранчо стало ее домом, и, что более важно, оно было домом для Дэвида. Делрей был для него единственным мужчиной в семье и вообще единственным членом их семьи, кроме самой Анны.

Сорвать с места сына, лишив его всего привычного и родного, было бы просто ужасно. Очевидно, Делрей догадывался о ее мыслях, понимая всю иронию стоявшей перед ним дилеммы: раскрывшись, он терял и ее, и своего внука.

Так они и жили, выполняя молчаливое соглашение: он не говорил о своих чувствах, а Анна делала вид, что не знает о них.

Вот и сейчас это соглашение было продлено. Нагнувшись, Анна нежно и целомудренно поцеловала старика в лоб, а когда она выпрямилась, оба обменялись понимающими взглядами, более выразительными, чем любые слова. Ее глаза благодарили Делрея за то, что он не оттолкнул ее от себя, заговорив о своей любви. Его – за то, что она не высмеяла его. Ничье достоинство не пострадало.

Глава 25

Ход мозгового штурма, возможно, стоит стенографировать.

Такие записи стали бы энциклопедией выдающихся идей в назидание будущим поколениям, которые изучали бы ее, восхищаясь их авторами.

Однако если бы такой справочник существовал, то новые идеи утратили бы элемент неожиданности. А ведь суть любого мозгового штурма как раз и заключается в этом самом элементе. Не зря рождающиеся здесь предложения сначала кажутся фантастическими. Например, никто не ожидал от Сесила Херболда, что он навестит своего отвратительного старого отчима.

Сидя за рулем «мустанга», Сесил слушал доносившееся из динамиков рычание Босса. В своем деле Спрингстин, конечно, гений. Но и Сесил в своем тоже не последний. Никак нет. У него есть творческие способности, которые до сих пор никто не оценил.

О, Карл, безусловно, храбрее его. Он более решительный, более энергичный. Однако Сесил умнее. Он стратег. Мыслитель.

Ему очень хотелось надавить на педаль газа, чтобы выжать из старушки все, что она может дать, помчаться стрелой по шоссе. Опьяненный успехом, его бесшабашный младший брат так бы и поступил. И сразу привлек бы внимание дорожной полиции, дав законникам повод над собой поиздеваться.

Нет, Сесил не такой дурак. Он не станет превышать скорость. Никаких штрафов – покорно благодарим.

Кроме того, увеличив скорость, он может оторваться от своего «хвоста». «От этого чудака», – с презрением пробормотал он, поднося к губам банку пепси. За кого только законники его принимают? Разве они не знают, что он мастер ходить по лезвию ножа?

Удерживая скорость в пределах разрешенных шестидесяти миль, Сесил вновь стал вспоминать прошедший день.

Лучшего нельзя было и пожелать. Все прошло, можно сказать, идеально. То, что старик заболел, – просто подарок судьбы. Хотя, услышав эту ошеломляющую новость, кто-то другой, наверное, огорчился бы. Кто-то другой – с недостатком воображения – решил бы, что день потерян, повернулся бы и уехал.

А он, Сесил, понял, какие перед ним открываются возможности, и использовал их на всю катушку.

Он-то ехал в Блюэр, к старому мерзавцу, рассчитывая на то, что парни, сидящие у него на хвосте, сообщат об этом визите в своих отчетах. Когда потом Делрея спросят, зачем Сесил приезжал, он скажет им правду – Делрей Корбетт никогда не врет (сколько раз они с Сесилом упрашивали его, чтобы он обеспечил им алиби, а он отвечал: «Извините, мальчики, я не могу солгать»).

«Сесил приезжал просить у меня прощения», – сказал бы им Делрей. Получил он его или нет – это уже дело десятое.

Станет известно, что Сесил просил Делрея его простить.

День должен был пройти удачно.

А прошел выше всех ожиданий, потому что скорбь и раскаяние Сесила смогут засвидетельствовать все, кто находился в тот момент на третьем этаже мемориального госпиталя.

Когда его не пустили в ординаторскую, он устроил сцену.

Нет, он не орал и не ругался, как на его месте сделал бы Карл. Это не правильная стратегия. В такой ситуации слезы эффективнее. Все в комнате для посетителей сочувствовали ему, когда дежурная сестра холодно сказала:

– Извините, мистер Херболд. По просьбе семьи к мистеру Корбетту мы никого не пускаем.

– Но я же сам член его семьи! – всхлипнул Сесил – пока что без слез. Но вскоре ему удалось выдавить несколько слезинок. – Я же член его семьи. – Голос Сесила слегка дрогнул, отчего его слова прозвучали еще жалобнее. – Я не уйду, пока не увижу моего отчима. Я должен кое-что сказать ему, пока он не умер. Он знает, что я здесь? У него спрашивали, хочет ли он меня видеть?

На самом деле, если бы старый сукин сын узнал, что Сесил находится поблизости, его, наверное, хватила бы кондрашка.

Сесилу, конечно, было наплевать, жив старик или мертв.

Пожалуй, он даже обрадовался, что не увидится с ним лицом к лицу. Естественно, для убедительности он был готов пресмыкаться перед Делреем и ползать перед ним на коленях, но все же хорошо, что этого не потребуется. К тому же Делрея не так-то просто одурачить. Он не такой простак, как больничный охранник, которого сестры вызвали на подмогу.

На усах у охранника висели крошки от завтрака, который он только что съел. Он спросил у Сесила, в чем дело, и Сесил ему объяснил.

– Я, конечно, понимаю, – сказал охранник, – что вы расстроены, но вы мешаете другим. В больнице нельзя шуметь. – И он предложил Сесилу прийти в другое, более подходящее время.

Когда Сесил отказался, охранник только беспомощно посмотрел на медсестру и она вызвала местную полицию.

Пожилому, усталому полицейскому наверняка было глубоко плевать на то, увидится Сесил со своим отчимом или нет. Но о братьях Херболд он слышал.

– Вы ведь нарушаете режим досрочного освобождения, а, дружище?

– Нет, сэр. Мне разрешили проведать отчима. При том условии, что вечером я вернусь и доложусь. У моего инспектора телефон с автоответчиком, так что я не смогу его обмануть. Вот его номер. Позвоните, проверьте.

Полицейский взял визитную карточку, которую протянул ему Сесил, и набрал номер. Ему сказали, что Сесилу разрешили покинуть штат Арканзас, чтобы проведать свою семью, при условии, что к семи вечера он вернется. Кроме того, если Сесил не ошибся, полицейского заверили, что Сесил находится под наблюдением, так что по дороге он не может причинить неприятностей – например, встретиться со своим братом, чтобы чем-то ему помочь. Должно быть, ему также сказали, что этот визит Сесила только для отвода глаз и он может привести правоохранительные органы прямо к Карлу и Майрону.

Слушая информацию, которая поступала из Арканзаса, ветеран полиции Блюэра сурово смотрел на Сесила. В конце концов, сказав: «Ладно, спасибо», – он повесил трубку и отдал Сесилу визитную карточку.

– Вы создаете себе проблемы на ровном месте, мистер Херболд. Вам здесь нечего делать. Семья вашего отчима считает, что ваше посещение может его расстроить. Они говорят, что вы были не в лучших отношениях.

– Вот поэтому-то я и хочу его видеть. Мы с братом чуть не сломали ему жизнь. Когда Делрей отказался помочь Карлу, тот много чего ему наговорил. Угрожал и все такое прочее. Я хочу сказать Делрею, что не имею к этому отношения. Я совершил преступление и отмотал за него срок. Я сожалею о том, что натворил. Карл совсем спятил – бежал из тюрьмы. Изнасиловал ту девочку. Он движется прямиком в ад. Я хочу, чтобы Делрей знал, что хоть один из нас исправился. – Он тихо всхлипнул. – Вот и все. Я просто хотел дать ему знать, что в тюрьме я обрел Господа. Я был в Калгари. Я не такой, каким меня знал Делрей. Я не такой, как мой брат.

– Я уверен, что Делрей стал бы тобой гордиться, Сесил, – безразлично произнес коп. – Но ты должен с ним поговорить в другое время и в другом месте. Пойдем, я тебя провожу.

– Ладно, офицер,[12] – вытирая глаза, сказал Сесил. – Мне не нужны неприятности.

И он ушел. Операция была успешно завершена. По всем службам, которые занимаются поисками Карла, пройдет информация о том, что Сесил вполне законопослушный гражданин. Он совершил паломничество в Техас, чтобы умирающий отчим его простил. Он хотел искупить – это словечко часто используют тюремные воспитатели – все свои прошлые прегрешения. Он не хочет, чтобы его имя связывали с именем его младшего брата. Сесила-преступника больше нет.

Пусть копы займутся кем-нибудь другим.

А пока что внимание они уделяют именно ему.

Сесил заметил «хвост» в сотне миль от Блюэра, когда остановился, чтобы заправить «мустанг», купить пепси и что-нибудь поесть. Не заботясь о том, заметят его или нет, преследователь нагло проехал на находившуюся рядом стоянку для грузовиков и припарковался там.

Не вылезая из автомобиля, он наблюдал, как Сесил заправляет свой «мустанг», расплачивается и несет в машину куриные грудки. Сесил зло посмотрел на него, «хвост» ответил ему тем же, прямо-таки умоляя, чтобы Сесил устроил стычку.

Но Сесил не такой дурак. Проехав за ним еще миль пятьдесят, «хвост» отстал.

– На ферме он работает, как же! – пробормотал Сесил, пересекая границу между штатами Арканзас и Техас. Это хорошее прикрытие, но все равно от этого типа, одетого как пастух и называющего себя Джек Сойер, за версту разит полицейским. Вариант с грузовиком, который он водит, тоже неплох. Несомненно, этот тип хитер.

Но даже если так, то, чтобы перехитрить Сесила Херболда, ему пришлось встать чертовски рано.

Глава 26

Джек спал на животе, зарывшись лицом в подушку и завернувшись в простыню. От стука в дверь трейлера он мгновенно проснулся. Вскочив с кровати, он прикрылся простыней и, пройдя по узкому коридору, толкнул дверь.

На Анне была только длинная хлопчатобумажная ночная сорочка. Волосы всклокочены, щеки раскраснелись от сна. Она задыхалась, вероятно, от быстрого бега. Махнув рукой в знак того, что ему надо идти, и идти быстро, она изобразила в воздухе телефон.

– Сейчас буду.

Джек тут же забежал в дальний конец трейлера только для того, чтобы натянуть на себя джинсы. Выбежав из трейлера, он догнал Анну еще на полдороге к дому. Войдя внутрь, она взмахом руки указала ему на кабинет.

Одетый в пижаму Дэвид говорил в телефонную трубку:

– А если боишься сильно раскачиваться, то можно упасть и разбить себе голову, и тогда придется ходить забинтованным. Джек говорит, что я почти готов раскачиваться посильнее, но мама все еще за меня боится. Она уже пришла. Она привела Джека, чтобы он с вами поговорил. Пока.

Передав трубку Джеку, он сказал:

– Я услышал, как он звонит, и снял трубку сам, а потом пошел разбудил маму, как велела та леди.

– Ты правильно сделал. – Джек взъерошил мальчику волосы. Взяв трубку, он сказал «алло» и представился. – Извините, что так долго.

Звонила дежурная медсестра.

– Я пыталась связаться с ретрансляционной системой, чтобы поговорить с миссис Корбетт, – сказала она, – но, к сожалению, мне это не удалось. Должно быть, номер «восемьсот», который у меня записан, не правильный. Я потом дала на пейджер сообщение для миссис Бейкер, но она не ответила.

– Я обязательно все передам, – заверил ее Джек.

Не обращая внимания на Дэвида, который тянул ее за подол ночной рубашки и требовал завтрак, Анна с беспокойством смотрела на Джека.

– Как я понимаю, это связано с Делреем? – Ожидая худшего, Джек задержал дыхание. – Он… Как он?

– Сегодня его состояние значительно улучшилось. По крайней мере так было совсем недавно. Нянечка, которая мыла мистера Корбетта, упомянула о вчерашнем визите в больницу его пасынка. Он сразу стал очень беспокойным и, если бы мы его не удержали, вскочил бы с постели и уехал. Он все еще порывается так и сделать. Мы подумали, что его невестка должна об этом знать. Может быть, она поможет его успокоить.

– Да, спасибо за звонок. Она сейчас будет.

Повесив трубку, Джек посмотрел на Анну. Дэвид все еще приставал к ней, хныкая, что хочет есть, и просил приготовить завтрак.

– Эй, капитан космических рейнджеров, сэр! – отдавая ему честь, сказал Джек. – Достаточно ли вы храбры, чтобы выполнить важное задание? Сможете ли вы сегодня утром сами добыть себе пропитание?

– Можно я поем кукурузных хлопьев?