Беззвучный крик

– Может быть. Но только отчасти. Эти мальчики были плохими уже тогда, когда он женился на их матери.

Взглянув на пустой стол, она посмотрела на Эззи тревожными глазами.

– Они также говорили, что… что Карл поклялся убить и тебя.

– Ты больше слушай стариков, которые только и делают, что перемывают другим кости.

– Но это правда? – настаивала она.

– В некоторой степени, – с неохотой сказал он. – Он говорил, что попал в закоренелые преступники только из-за того, что я в детстве чересчур часто сажал его по пустяковым обвинениям. Якобы из-за меня судьи в Арканзасе отнеслись к нему слишком строго.

– Это тебя все еще беспокоит?

– Нет. Это только разговоры, Люси. Не стоит принимать их близко к сердцу.

– Нет, я говорю о смерти Маккоркл. Это дело до сих пор не дает тебе покоя.

Ее проницательность поразила Эззи. Или это видно невооруженным глазом? Плохо, если люди обо всем догадываются.

– Время от времени я о нем вспоминаю, – тем не менее честно ответил он.

Люси даже не моргнула, но было ясно, что такой ответ ее не удовлетворил. Почему оказавшиеся на его жизненном пути женщины столь догадливы?

– Ну да, Люси, меня это дело все еще беспокоит. Признаться, я много о нем думаю.

– Херболды так и не были наказаны за Маккоркл. – Ее покрытое морщинами лицо выражало сострадание. – И тебя это волнует, так как ты веришь, что они виноваты.

– Не совсем так, Люси. Я начинаю верить в их невиновность.

* * *

Снаружи ветер был еще сильнее, чем это представлялось Эззи, когда он сидел в «Трудолюбивой пчеле». Прикрывая глаза от пыли, он с трудом дошел до своей машины и, придерживая одной рукой шляпу, выудил из кармана ключи.

Недавно группа музыкантов из школьного оркестра обошла все припаркованные в центре города машины и подсунула под стеклоочистители листовки, призывающие посетить благотворительный ужин. Сейчас они кружились в воздухе, подобно стае розовых бабочек.

На другой стороне улицы сдуло с места детский плавательный бассейн, принадлежавший магазину «Перри бразерс». Его вынесло на мостовую, и какому-то автофургону пришлось уворачиваться от него.

Забравшись в машину, Эззи включил фары. Хотя до заката оставалось еще несколько часов, из-за низко нависших туч было темно, как в сумерках. По улице на огромной скорости один за другим проносились автомобили – их владельцы старались добраться к месту назначения до начала бури.

По дороге домой Эззи видел несколько опасных дорожных происшествий, едва не приведших к столкновению.

Сам он ехал с большой осторожностью, которая его даже раздражала. Желая поскорее попасть домой, чтобы обдумать то, что неожиданно для себя сказал Люси, Эззи рассматривал бурю как неприятную помеху своим планам.

Однако старые привычки взяли верх, и он стал рассуждать как официальное лицо, столкнувшееся с явлением, угрожавшим общественному порядку. Вполне может случиться наводнение, так что нужно огородить низинные участки, пока какой-нибудь дурак не въехал на своей машине прямо в реку.

Необходимо также привести в боевую готовность пожарных на случай смерча и мобилизовать всех помощников шерифа.

Поймав себя на том, что сворачивает к управлению шерифа, он вспомнил, что больше там не работает. С этой бурей справятся без него, как и со всеми остальными.

Приехав домой, он услышал первые раскаты грома, что отнюдь не улучшило его настроения. В доме было неестественно темно. Включая по дороге свет, он вышел на задний двор и поставил под навес садовую мебель и Корины любимые гибискусы.

Эззи захотелось позвонить жене и спросить, как там с погодой в западном Техасе, чтобы она почувствовала себя немного виноватой за то, что он один сидит здесь в бурю.

Однако, подумав, он решил этого не делать, чтобы вновь не нарываться на отказ. Не сейчас. Потом он будет ее умолять, давать обещания, которые, вероятно, не сможет сдержать, будет делать что угодно, лишь бы вернуть ее домой. Но пока он к этому не готов.

В последний раз, когда он звонил, она резко пресекла его робкие попытки заговорить об их воссоединении.

Собственно, что еще хуже, она их полностью проигнорировала, потратив его время и деньги на оплату междугородных звонков на разговор о похоронах Делрея Корбетта и о еде, которую он должен был отнести Анне.

Наверное, он с самого начала ошибался. Когда обнаружили обнаженное тело мертвой девушки, он сделал поспешный, но вроде бы вполне логичный вывод. Возможно, он хотел, чтобы братья Херболд оказались в этом виновны, потому что ждал от них подобных неприятностей. Все равно не за горами было то время, когда они кого-нибудь убили бы.

Эззи просто немного опередил события, вот и все.

В Аркадельфии они получили замечательное алиби. Во время ограбления в продуктовом магазине их сфотографировали.

Однако, считая их виновными, Эззи подтасовывал факты. Не так чтобы очень, но подтасовывал. Ведь женщина, которая обычно носит туфли размером восемь с половиной, в общем-то может носить и восьмой. Так же поступил и Эззи.

Тем не менее уверения Карла в своей невиновности всегда беспокоили бывшего шерифа. Зачем Карлу сознаваться в других преступлениях, но яростно отрицать, что в ту ночь он уехал вместе с Пэтси? Раньше Эззи считал, что тот врет. Но может быть, это и не так. Может быть, единственный раз в жизни Карл сказал правду.

Самое неприятное здесь заключалось в том, что если тогда не Карл с Сесилом ушли с этой девушкой из таверны, то это сделал кто-то другой. Таинственный незнакомец увез ее на берег реки, занимался там с ней сексом, а потом оставил лежать мертвой на траве. Он-то и может ответить на те вопросы, которые мучают Эззи вот уже четверть века.

Неужели он потратил значительную часть своей жизни, пытаясь доказать вину Карла и Сесила, когда на самом деле какой-то другой человек слышал, как она испустила последний вздох? Неужели он позволил виновному уйти от наказания?

Если это так, то он просто глупец.

Глава 40

– Так-то вот лучше. Правда, Майрон?

– Конечно, Карл.

– Мы сделали то, что должны были сделать.

– Ну да.

Майрон в этот момент занимался тем, что поедал венские сосиски. Желатин падал на пол быстрее, чем дебил успевал слизывать его с пальцев.

– Я тебе когда-нибудь рассказывал о нашем отчиме, Майрон?

– Ты говорил, что он был подонок.

– Это еще мягко сказано, Майрон. Однажды вечером наша мама привела с собой этого гада и объявила, что теперь он будет нашим новым папой. Как же! Мы с Сесилом сразу его возненавидели и не скрывали этого. С того дня, как они поженились, мы с ними воевали. А нам с братом никого, кроме нас самих, и не было нужно. Мы с ним составляли хорошую команду.

Он тяжело вздохнул.

– Делрей все-таки испортил Сесила, вот что я думаю. Должно быть, мой брат принял близко к сердцу некоторые из его проповедей, так как чем старше Сесил становился, тем больше походил на бабу. И вот довольно скоро он совсем утратил чувство юмора и склонность к приключениям. Это проявилось в то утро в Аркадельфии. Он наложил в штаны со страху, и мне самому пришлось убить того полицейского. Как такое могло случиться с моим братом? – с болью воскликнул он. – После этого я больше не мог ему доверять, Майрон. Взять хотя бы последнее наше дело. Он спорил со мной по любому поводу, верно? Ты ведь был здесь, Майрон. Ты все слышал. – Посмотрев на Майрона, он настойчиво сказал:

– Если бы я сделал так, как говорил Сесил, мы бы прогорели.

– Ага. Прогорели, Карл. – Майрон потрогал прыщик у себя на подбородке и принялся пить пиво, проявляя явное безразличие как к теме разговора, так и к наличию в хижине двух трупов.

Во многих отношениях Карл завидовал Майрону. Он сам бы с удовольствием на некоторое время погрузился в его мыслительный вакуум, где ничего не происходило, разве что иногда давал о себе знать желудок. Хотя бы ненадолго. Хотя бы до тех пор, пока не пройдет дурное настроение. Майрона, кажется, вовсе не беспокоило (а может, он об этом и не помнил), что совсем недавно он пытками довел Сесила до такого жалкого состояния, что тот начал молить о смерти.

С этой точки зрения Карл оказал своему брату большую услугу. Лишив его жизни, он проявил милосердие, так что даже убийством это назвать нельзя.

Тем не менее инцидент все же оставил неприятный осадок. Находиться в одном помещении с трупами тоже было противно. Жаль, что нельзя их вытащить отсюда, или по крайней мере пусть бы они разлагались быстрее, чтобы не пришлось долго на них смотреть. Они еще не начали смердеть, но когда начнут, что прикажете делать?

Совершенно спокойно, словно это были мешки с картошкой, Майрон оттащил тогда трупы в угол, чтобы они не валялись посередине комнаты. Теперь они так и лежат в том положении, в котором он их оставил, – окровавленные, безжизненные тела.

Без всяких угрызений совести Майрон смотрел на искаженное смертью лицо Сесила, на залитые кровью ноги Конни и на темные пятна на ее шее. Майрон оказался пылким, хотя и безыскусным любовником. Конни его манеры не понравились, и она сопротивлялась ему до последнего вздоха. Но ведь она была шлюхой, так что невелика потеря.

Карл пытался обнаружить в себе хоть какие-то следы печали по поводу смерти брата, однако все, о чем он сожалел, – это что Сесил умер таким же трусом, как и жил. Если бы он проявил хоть какую-то силу воли, то, возможно, остался бы в живых. Но он хныкал как ребенок, и это вызывало только отвращение, а не печаль.

– Он никогда не мог пойти до конца, – поделился Карл своими сокровенными мыслями. – Я мог бы привести тебе сотню примеров, когда в последнюю минуту он трусил и мне приходилось выполнять за него грязную работу. Но все равно он был моим братом. Мне будет его очень недоставать.

И хотя было сомнительно, что Майрон имеет хоть какое-то представление о братских чувствах, дебил кивнул в знак согласия.

Почувствовав себя несколько лучше, Карл сказал:

– А ведь твоя доля удвоилась, Майрон!

Тот осклабился. Карл содрогнулся.

– Господи, Майрон! Разве ты не знаешь, для чего нужна зубная…

Щелкнул выстрел. Карл и Майрон в поисках укрытия бросились на пол.

* * *

Дэвид нацелил пальцы в потолок – как будто он стреляет из лазерного оружия в пришельцев. Это отвратительные создания, у которых из носа текут сопли, а на голове красуются поросшие волосами бородавки. У них перепончатые руки и длинный язык, прикосновением которого они могут убивать людей, потому что на нем яд. Даже космические рейнджеры не могут чувствовать себя в безопасности. Такие, как он. Космический рейнджер ХТЗ. Он вождь рейнджеров, самый храбрый из них. Пришельцы его боятся.

– Пух! Пух! – Выстрелом из лазерного ружья Дэвид снес покрытую бородавками голову главаря пришельцев. Он убил их всех.

– Космический рейнджер ХТЗ, вас вызывает база ноль-ноль-девять. Где вы находитесь? Космический рейнджер ХТЗ, вы меня слышите?

Дэвид поправил воображаемый шлем.

– Ноль-наль-девять, это космический рейнджер ХТЗ. Задание выполнено.

Он посмотрел на свою мать, которая лежала на боку спиной к нему. Недавно она спустилась вниз и забрала его, сказав, что он должен вздремнуть. Дэвид принялся спорить. Он не устал. Дремлют только самые маленькие. Его любимые телегерои не дремлют, и уж тем более не дремлют космические рейнджеры.

Правда, у космических рейнджеров не бывает мамы, которая смотрит на них сердитым взглядом, обещающим в случае неповиновения серьезные неприятности.

Так что Дэвиду пришлось вслед за матерью подняться по лестнице наверх, произнося вслух «черт» и «задница» – нехорошие слова, которые она не может услышать.

Если у вас мама глухая, в этом есть одна положительная сторона – вы можете безнаказанно ругать ее у нее за спиной.

А еще вы можете, дождавшись, когда она уснет, пускать ракеты и издавать самые громкие звуки, не боясь, что она проснется.

Но Дэвид уже уничтожил всех пришельцев, и теперь ему стало скучно.

Он начал вслух считать до ста, чему его недавно научила мама. Закончив, попытался называть числа в обратном порядке, но, дойдя до цифры семьдесят, потерял к этому делу всякий интерес.

Тогда он стал щелкать языком, стараясь, чтобы вышло как можно громче. Когда Дэвид занимался этим в присутствии дедушки, тот обычно хмурился и требовал прекратить, потому что это некультурно и раздражает. Джек, правда, не возражал.

У них с Джеком было соревнование, кто щелкнет громче. У Джека получается очень громко. Громче всех.

Вспомнив о Джеке, Дэвид загрустил и хотел заплакать, но сдержался, потому что он уже не маленький. Повернувшись на бок, он принялся рассматривать окружающее пространство. Мама говорила, что Джек может не вернуться, и Дэвид боялся, что так и получится, потому что когда «в телевизоре» полиция кого-то забирает, то это уже насовсем. Таких людей убивают, или сажают в тюрьму, или еще что-то с ними делают. Жаль, если Джек не вернется. Все будет так, как было до его появления, только теперь дедушки нет на свете. Они останутся вдвоем с мамой.

Нет, с мамой хорошо. Она вкусно готовит, играет с ним в разные игры и не злится, если он выигрывает. Когда он заболеет, она берет его к себе на колени и укачивает, хотя и говорит, что он уже почти такой же большой, как она. Приятно, когда мама, его обнимает и прижимает его голову к своей груди.

Но она девочка. Она всегда боится, что он выколет себе глаз, или сломает шею, или еще что-нибудь. В ее присутствии нельзя писать возле дома. Не нравится ей и когда пугают.

Девочки этого очень не любят – по крайней мере мама.

Сегодня, когда он начал плакать из-за того, что Джек уехал, она сказала ему, что он, возможно, перестанет скучать по Джеку, когда пойдет в школу. Она сказала, что это будет здорово.

Широко улыбаясь, мама сказала:

– Ты научишься читать.

Он напомнил ей, что уже умеет читать.

– Ты станешь читать еще лучше. И у тебя будет много друзей среди мальчиков и девочек твоего возраста.

Ему давно хотелось иметь друзей. Однажды мама и дедушка спорили насчет того, чтобы отдать его в детский сад. Тогда Дэвид не смог разобрать все знаки, но большую часть все-таки понял. Он надеялся, что мама победит и он сможет ходить в садик и играть с другими детьми, но дедушка сказал, что мама может сама научить его всему, что нужно, и что он все равно скоро пойдет в школу. Так вот Дэвид и не пошел в садик.

Возможно, в школе он мог бы научиться играть в футбол. Он ведь хорошо бегает. Может быть, он ходил бы на дни рождения, как дети «в телевизоре». Правда, он точно не знает, что там надо делать. Другим детям он может не понравиться. Они могут и не взять его в футбольную команду, решив, что он глупый или еще что-нибудь в этом роде.

Если бы Джек был здесь, Дэвид чувствовал бы себя увереннее. Он мог бы поговорить с Джеком о том, что его беспокоит. Когда он говорит об этом с мамой, она твердит всякие глупости – что всем он понравится и что учитель будет больше всех его любить. Ну откуда она может это знать?

Джек бы все понял. Но Джека здесь нет. Он сел в свой грузовик и уехал с одним из полицейских. Что, если он не вернется? Никогда не вернется?

Минуточку!

Ведь Джек не забрал свои вещи! Он не может навсегда уехать, оставив вещи! Он ведь должен их забрать, правда?

И тут Дэвида осенило.

Он осторожно обернулся. Мама по-прежнему спала. Он медленно передвинулся на край кровати. Глядя на мать, он соскользнул с кровати и встал на пол.

Одна из половиц скрипнула, и мальчик в страхе замер, пока не сообразил, что мама не может этого слышать. Она может только чувствовать вибрацию, поэтому Дэвид шел к двери на цыпочках, очень осторожно. В дверях он обернулся. Мама лежала неподвижно. Он закрыл дверь.

Спустившись по лестнице, он увидел, что уже темно. Мама очень долго спит. Наверное, пора ужинать.

На лестнице он все время ждал появления матери. Если бы он спросил ее разрешения, то она, вероятно, отказала бы, а так он успеет сходить туда и обратно до того, как она его хватится.

Когда он вернется, то поднимется наверх и спрячет вещи под своей кроватью, потом разбудит маму, назовет ее соней и скажет, что хочет есть. Она не узнает, что он выходил из дома, чего нельзя делать без разрешения. Он не должен выходить со двора без нее или дедушки (двором называлась заросшая травой лужайка, огороженная белой изгородью).

Это глупое правило. Он ведь уже достаточно взрослый, чтобы ходить' в школу, ведь так?

Дэвид вышел на веранду, осторожно прикрыв за собой дверь. На веранде он остановился.

Все вокруг выглядело замечательно и немного таинственно. На небо было страшно смотреть. Вот сверкнула извилистая молния, за ней последовали раскаты грома.

Возможно, стоит пойти в другой раз?

Но когда еще выпадет такой удобный случай.

Не раздумывая больше, он сбежал по ступенькам крыльца и быстро пересек двор, затем пролез под изгородью и направился в сторону сарая. Проходя мимо загона, мальчик обратил внимание на то, что лошади ведут себя как-то странно. Словно пытаясь выскочить наружу, они бегали взад-вперед вдоль изгороди, фыркали, били копытами, мотали головами и таращили глаза. Да, сейчас Дэвид не стал бы садиться ни на одну из них, даже если бы Джек держал поводья.

Он снова остановился, гадая, не сон ли все это. Может быть, он спит? Но когда снова сверкнула молния, Дэвид понял, что это не сон.

Он побежал быстрее. Надо спешить, иначе он попадет под дождь и тогда мама узнает, что он выходил из дома без разрешения.

* * *

Грузовик подскочил на ухабе, и Джек, несмотря на ремни безопасности, ударился головой о крышу кабины. «Черт возьми!» Он выругался не только из-за этой проклятой колдобины, его злило то, что даже на скорости восемьдесят миль в час машина, казалось, не двигалась с места.

Он пропустил яму потому, что смотрел не столько на дорогу, сколько на небо. Он уже видел такое раньше. В Альтусе, штат Оклахома; в каком-то небольшом городке в Миссури, название которого забыл. Когда небо приобретает такой зеленоватый оттенок – жди торнадо.

Промчавшись мимо знакомого указателя, он понял, что осталась всего пара миль. «Давай, давай!» – сказал он грузовику, выжимая из него максимальную скорость. Слава Богу, он только что проверил уровень масла.

По ветровому стеклу забарабанили тяжелые капли дождя.

Неестественную неподвижность воздуха нарушил мощный порыв ветра, затем еще один, сильнее, чем первый. Деревья отчаянно закачали ветвями, и на машину обрушился поток падающих листьев. Дождь полил как из ведра. Посмотрев на небо, Джек снова выругался.

Дорожное покрытие стало очень скользким. Едва Джек наконец подъехал к воротам и нажал на тормоза, машина пошла юзом, и, чтобы ее остановить, пришлось дать задний ход. Проехав железную арку, Джек обнаружил, что свет в доме не горит.

Почему везде темно? Где они? Или, может быть, Анна, испугавшись грозы, уехала к кому-то в город? Например, к Марджори Бейкер?

Не закрывая дверцу кабины, Джек, едва заглушив мотор, выскочил из машины и побежал к крыльцу. Не притрагиваясь к звонку, он сразу распахнул дверь, но сильный ветер с размаху ударил ею о стену.

Такой грохот мог бы разбудить и мертвых, но Джек все же крикнул:

– Анна! Дэвид!

Не дождавшись ответа, он пробежал в гостиную. Там никого не было, телевизор был выключен. Перебегая из комнаты в комнату, Джек звал Дэвида.

Тщетно. Открыв дверь в подвал, он заглянул вниз, но не увидел даже нижних ступенек – такая там царила тьма. Кроме того, если бы они укрылись здесь, Дэвид подал бы голос.

– Где вы, черт возьми?

Вернувшись в прихожую, Джек, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, взбежал на второй этаж. Комната Дэвида была пуста. Джек побежал в комнату Анны. Женщина лежала на кровати и спала.

– Анна! – Двумя прыжками Джек пересек комнату и стал ее будить.

Она тут же села, не понимая, что происходит. Сообразив, что похож на сумасшедшего, Джек постарался взять себя в руки.

– Где Дэвид?

Анна посмотрела на пустую кровать, и на лице ее отразилось беспокойство.

– Приближается буря, – сказал Джек. – Нужно найти Дэвида. Скорей!

Возможно, даже не поняв до конца все, что он сказал, но поддавшись настроению Джека, Анна соскочила с кровати и поспешила за ним. Они обшарили спальню Делрея, чердак, платяной шкаф в комнате Дэвида, заглянули под его кровать.

Мальчика нигде не было.

– Где же он может быть? – обхватив себя за плечи, спросил Джек.

Анна отчаянно замотала головой. Спотыкаясь, они спустились вниз.

– Я уже здесь все осмотрел, но давайте проверим еще раз. – Чтобы Анна не упустила ни одного его слова, он смотрел прямо на нее. – Я буду искать в этой части дома. Встречаемся здесь.

Меньше чем через минуту они снова были в прихожей.

Близкая к истерике, Анна схватилась руками за голову. Выскочив в открытую дверь, Джек пробежал в конец веранды и взглянул на северо-запад.

И увидел то, чего боялся.

Среди туч мчался черный вихрь.

– Черт!

Схватив Анну за руку, он вместе с ней спрыгнул с веранды – к счастью, ей удалось приземлиться на ноги, – и они побежали к подвалу – специально оборудованному помещению для укрытия людей от смерча, который находился в дальней стороне загона. Делрей показал ему это убежище сразу после того, как Джек начал здесь работать.

Лошади выглядели испуганными, и Джек пожалел, что не может сейчас ничего для них сделать. Правда, в загоне они были в большей безопасности, чем в конюшне, крыша которой могла в любой момент на них обрушиться.

Сейчас главное – это позаботиться о безопасности Анны и Дэвида.

Но Анна не желала его слушаться. Подбежав к убежищу, она стала упираться.

– Залезайте в подвал! – не слыша собственного голоса, крикнул Джек. – Я сам найду Дэвида.

Она вырвала руку и метнулась в противоположном от подвала направлении.

– Черт побери! – Джек кинулся за ней.

Опередив его на несколько секунд, она подбежала к сараю и бросилась открывать тяжелую металлическую дверь. Ветер рвал ее одежду, струи дождя хлестали по лицу, но Анна, казалось, не замечала ничего вокруг, поглощенная одним желанием – найти своего сына.

Оттолкнув ее в сторону, Джек схватился за ручку двери.

– Дэвид! – сложив руки рупором, позвал он. – Дэвид! – Он устремился вперед, заглядывая в каждое стойло и продолжая громко звать Дэвида. Мальчика нигде не было. Добравшись до задней двери, Джек приоткрыл ее.

– О Господи!

Он уже не кричал – эти слова прозвучали словно молитва.

Глава 41

Буря перешла в ураган, который набирал силу с каждой секундой, и ранчо Корбетта лежало прямо на его пути. В распоряжении его обитателей оставалось всего минуты две, может быть, меньше.

Пока Джек пытался оценить опасность, Анна сломя голову по открытому полю мчалась к трейлеру.

Побежав за ней, Джек вскоре перегнал ее и ворвался в трейлер первым. Он так спешил, что чуть не сорвал дверь с петель.

– Дэвид! Дэвид!

Дрожащий от страха мальчик сидел, съежившись, на краю дивана.

– Меня накажут? – стуча зубами, спросил он. Джек схватил его на руки.

– Я очень рад тебя видеть, дружище!

В тот момент, когда Анна подбежала к двери трейлера, Джек уже выскакивал наружу с мальчиком на руках.

– В подвал!

Теперь она не колебалась и не спорила, а сразу же повернула обратно. Расстояние было как будто небольшим, но Джеку все время казалось, что оно не уменьшается – до тех пор, пока они не очутилась на месте.

Дэвид так сильно цеплялся за шею Джека, что открывать дверь пришлось Анне. Сначала она поднимала ее с большим трудом, но тут ветер подбросил дверь, словно пушинку, и она с грохотом упала на землю. Джек оглянулся. Смерч опустился ниже и уже мчался по полю, которое они только что пересекли. В одно мгновение вихрь вырвал из земли столбы изгороди, и их засосало в воронку. Грохот стоял ужасный.

Анна, спотыкаясь, стала спускаться по ступенькам.

Передав ей Дэвида, Джек собрал все силы и попытался снова закрыть дверь. Несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он играл с матерью-природой в перетягивание каната. С крыши конюшни смерч сорвал железные кровельные листы. Один из них пролетел совсем близко. Немного правее – и лист разрезал бы Джека пополам.

Стиснув зубы, он все-таки сумел оторвать дверь от земли. Она с грохотом захлопнулась, и он запер ее изнутри.

В подвале царила полная темнота, и, не зная, куда идти, он замер на месте.

– Джек! – раздался дрожащий голос Дэвида.

Он двинулся на этот звук, и уже на полпути к нему сквозь непроницаемую тьму протянулась рука Анны.

Встретившись, их руки крепко обхватили друг друга. Нащупывая себе путь, Джек осторожно двигался вперед. Вот рядом с ним нога Дэвида, плечо Анны, ее волосы, щека мальчика.

Оба тут же обняли его. Анна уткнулась лицом ему в шею с одной стороны, Дэвид – с другой. Джек прижал их к себе.

Какие-то предметы ударялись в дверь подвала с такой силой, что Дэвид хныкал от страха. Анна дрожала.

Джек шептал обоим слова ободрения, зная, что мальчик их слышит, и надеясь, что, хотя Анна их и не может слышать, ее успокаивает движение воздуха от его губ. Ее рука доверчиво лежала на его бедре, маленький кулачок Дэвида вцепился в его рубашку.

Он понимал, как много они сейчас значат для него, а он для них. Все остальное – решительно все – совершенно не важно.

От переполнявших Джека чувств ему хотелось плакать.

Его вечный спутник – одиночество – впервые в его жизни отступил. Наслаждаясь близостью Анны и Дэвида, он крепче прижал их к себе. Этот миг останется в его памяти навсегда.

Никто не сможет это у него отобрать. Теперь он знает, что такое любовь.

Джек хотел бы, чтобы это мгновение длилось вечно, но тут раздался голос Дэвида:

– Это был смерч, Джек?

Джек неохотно отпустил обоих и опустился на корточки.

– Да, это был смерч.

– Здорово – как в кино! – Теперь, когда опасность миновала, Дэвид пришел в возбуждение. – Может, он снес наш дом? Или утащил коров?

Джек засмеялся.

– Надеюсь, что нет.

Рука Анны нашла его в темноте. Разжав его ладонь, она принялась чертить на ней буквы: «С…в…е…»

– Свет? Свет. – В знак того, что понял, он похлопал ее по колену. – Дэвид, здесь есть свет?

– На потолке.

Встав, Джек водил в воздухе руками до тех пор, пока не нащупал единственную лампочку. Когда он вкрутил ее в патрон, вспыхнул свет, показавшийся всем чересчур ярким.

– Ох! Взгляните на этого паука! – воскликнул Дэвид.

Но Джек смотрел не на паука, а на Анну, и она тоже смотрела на него. И хотя она сейчас была мокрой и грязной, словно потерявшийся котенок, Джеку она казалась красивее, чем когда бы то ни было. Мокрая юбка, ничего не скрывая, плотно прилегала к телу, точно вторая кожа. Как истинный рыцарь, Джек перевел взгляд на ее лицо и уже не мог оторваться. Оно так прекрасно, зачем же смотреть куда-то еще? К тому же в ее взгляде что-то подсказывало ему, что и ей он кажется вполне привлекательным.

– Эй, Джек! Джек!

– Оставь паука в покое, Дэвид, – рассеянно промолвил Джек. – Это его дом, а не наш.

– Я знаю, но он подбирается к маме.

Джек отбросил в сторону безобидного паука и огляделся. Подвал был низким, между головой Джека и потолком оставалось не больше десяти сантиметров. Вдоль стен помещения, насчитывавшего метра четыре в длину и три в ширину, стояло по две койки. На одной из них сейчас и сидела Анна.

У задней стены располагались полки, на которых лежали свечи и спички, электрические лампочки, консервные банки и консервный нож, банка арахисового масла, запечатанная стеклянная канистра с крекерами, бутылки с водой и сверхмощный фонарь с запасными батарейками.

Лестница, по которой они спустились сюда, была довольно крутой. Поднявшись по ступенькам, Джек приложил ухо к двери и прислушался.

– Кажется, худшее позади, – сказал он, обернувшись к Анне. – Но пока идет дождь, и я слышу раскаты грома. Думаю, нам стоит тут задержаться на некоторое время.

Дэвид перевел слова Анны.

– Мама говорит – как решишь, Джек.

– Ладно. Тогда мы останемся.

– Здесь уютно, – встав на цыпочки, сказал Дэвид. – Мы здесь будем ночевать?

– Наверное, это не потребуется.

– Жаль. – И он тут же переключился на другую тему:

– Ты насовсем вернулся? Почему ты уехал с полицейскими? Ты по нам скучал?

Анна стиснула руки и махнула рукой, чтобы он замолчал.

Под ее суровым взглядом все оживление моментально слетело с Дэвида. Сразу притихнув и опустив голову, он подошел к матери.

Анна взяла сына за подбородок, подняла его голову вверх и стала говорить знаками. Глаза ее были полны слез.

Нижняя губа Дэвида начала дрожать.

– Я не собирался пугать тебя до смерти, мама. Я просто не хотел спать и мечтал о том, чтобы Джек вернулся. Мне показалось, что если пойти в трейлер, взять его вещи и отнести в свою комнату, он тогда обязательно придет и я его увижу снова и попрошу, чтобы он остался с нами.

Анна подождала, пока он закончит, и высказала ему еще один упрек.

Теперь плакал и Дэвид.

– Да, я вышел за изгородь, но я же должен был попасть в трейлер, мамочка. Я же не знал, что будет торнадо. Я не знал, что ты проснешься и подумаешь, что меня похитили. Ты теперь меня отшлепаешь? Прости, мамочка. – Прикрыв глаза рукой, он начал всхлипывать.

Анна прижала его к себе и стала убаюкивать. Наконец, когда слезы у обоих высохли, она отпустила сына и начала говорить знаками.

– Три дня! – захныкал мальчик. Джек спросил его, что происходит.