Беззвучный крик

Сидя под навесом вместе с Дэвидом, Анна смотрела на горстку пришедших проститься с Делреем. Его партнеры по домино все были здесь. Анна с удивлением узнала одного из друзей Дина, который был шафером у них на свадьбе и которого она после смерти Дина ни разу не видела.

Когда умер Дин, она решила, что ради Делрея надо поддерживать отношения с друзьями мужа, которые тоже переживали потерю. Но вскоре она поняла, что Делрей усматривает в них угрозу. Кроме того, что он вообще их избегал, поскольку они напоминали ему о сыне, он не желал видеть их в обществе Анны, поскольку каждого из них рассматривал как потенциального поклонника и соответственно своего соперника.

Марджори Бейкер была единственной подругой, которую Анна могла пригласить на похороны. Даже Джек Сойер не пришел. Он отказался, пояснив, что принесет больше пользы, работая на ранчо, и еще сослался на то, что у него нет подходящей одежды. Однако Анна не знала, действительная это причина или только предлог.

Большой разницы она все равно не видела.

Закончив свою речь, священник закрыл Библию и подошел к Анне.

– Я буду молиться за вас и Дэвида.

С помощью Марджори она поблагодарила его, и на этом все кончилось.

Во время обеих церемоний Дэвид выглядел очень серьезным и неестественно спокойным, его бьющая через край энергия куда-то пропала. Вероятно, его ошеломили незнакомые тихие голоса, органная музыка, цветы, приглушенный свет и гроб, пахнущий желтыми хризантемами.

Встав рядом с ним на колени, Анна сказала сыну, что им пора уходить, и спросила, не хочет ли он попрощаться с дедушкой. Посмотрев на гроб, Дэвид, кажется, в первый раз понял связь между этой странной церемонией и своим дедом. Осознав, что он больше никогда его не увидит, мальчик уткнулся лицом в плечо Анны и заплакал. Она прижала сына к себе. Не надо его торопить. Пусть выплачется.

Наконец Дэвид поднял голову и вытер рукой нос.

– Пойдем? – спросила Анна.

– Может, пообедаем в «Макдоналдсе»?

Улыбнувшись сквозь слезы, Анна согласилась, что это хорошая мысль. Держась за руки, они прошли к предоставленному семье Делрея лимузину. К сожалению, прежде чем они успели к нему подойти, вперед вышел Эмори Ломакс и загородил им дорогу.

Нет, он рожден под счастливой звездой. Чем иначе можно объяснить столь неожиданную удачу? Он любимец ангелов, эльфов и нимф. Все, кто определяет судьбу, видимо, благоволят Эмори Ломаксу.

Когда священник начал читать над Делреем Корбеттом отходную молитву, Эмори склонил голову, но глаза его оставались открытыми и улыбались. Корбетт мертв. Какое благоприятное стечение обстоятельств – особенно когда Коннот и прочие в «Ист-парке» становятся беспокойными и требуют результатов.

Теперь Эмори может спокойно звонить им, чтобы сообщить, что самое главное препятствие лежит в могиле.

Встреча была назначена на послезавтра.

– Аминь, – вторя священнику, сказал Ломакс.

Ребенок плакал, Анна Корбетт обнимала его за плечи.

Демонстрируя свое уважение, Эмори вместе с остальными двинулся прочь, давая членам семьи покойного возможность несколько мгновений побыть одним на могиле. Чтобы соблюсти декорум, он шел к веренице припаркованных машин, слегка наклонив голову, медленной походкой, хотя внутри у него все пело и ноги сами пускались в пляс.

В «Ист-парк» его встретят как героя. Комиссионные будут такими большими, что от одной мысли об этом у него кружится голова. Он сделает в компании сногсшибательную карьеру, расставшись с рутинной работой и оставив позади тех ничтожеств, которые недостойны даже держать ему свечку.

Банк вместе с его дурацким президентом, тупым наследником и непривлекательной секретаршей миссис Пресли могут поцеловать его в задницу. Прощай, детка! Теперь ничто не стоит на его пути.

Но конечно, еще нужно доделать одно маленькое дельце.

Разок перепихнуться, – и все тип-топ.

Эмори нахмурился. А вообще-то все может осложниться. Тут требуется…

Он так усердно об этом размышлял, что чуть не упустил Анну, когда она проходила мимо него вместе с высокой седой бабой и ребенком. Эмори выступил вперед.

– Миссис Корбетт! – Он обеими руками стиснул руку Анны и принялся ее похлопывать и поглаживать. – Примите мои искренние соболезнования!

Четко шевеля губами, чтобы она не упустила ни одного прочувствованного слова, он выразил свою скорбь и сожаления по поводу безвременной кончины ее свекра.

– В такие минуты слова ничего не значат. Холодно кивнув, она попыталась высвободить свою руку.

Продолжая ее удерживать, он впихнул Анне свою визитную карточку.

– Позвольте мне как можно быстрее. Вам необходимо принять очень важные решения по финансовым вопросам, которых нельзя избежать. Вам нужен совет.

Она выдернула руку и знаками что-то показала.

– Анна вас благодарит, – перевела высокая баба. – Она также говорит, что ценит ваше предложение, но Делрей оставил все финансовые дела в полном порядке.

Улыбка Эмори поблекла.

– Ваш свекор был аккуратным человеком. За это я им и восхищался.

Она еще раз снисходительно кивнула. Ребенок потянул ее за руку.

– Я хочу есть, мамочка. Может, пойдем? Эмори был готов удушить маленького ублюдка, но вместо этого посмотрел на него с улыбкой.

– Попридержи лошадей, сынок. Мы разговариваем с твоей мамой.

Но Анна знаком попрощалась и повернулась к лимузину, шофер которого открыл перед ней дверцу.

Эмори словно наяву увидел мрачную физиономию Коннота, такую же реальную, как и потоки поднимающегося с тротуара горячего воздуха. В своем темном костюме Ломаксу сразу стало жарко.

– Миссис Корбетт! – сказал он, чтобы остановить ее, но, поняв, что говорит в спину глухой женщине, схватил ее за руку, которую та сразу же вырвала. – Простите, что задерживаю вас. Здесь жарко, ваш мальчик хочет есть, и я знаю, что это для вас тяжелый день, но… В общем, некоторые вещи важны даже… – Он кивнул в сторону могилы.

Анна почувствовала, как ее охватывает раздражение.

– Я знаю, кто отравил ваш скот! – выпалил Эмори.

Глава 31

Дэвид постучался в дверь. Джек как раз грел себе еду на маленькой газовой плите.

– Мама говорит, что у нас хватит еды на целую армию и что она испортится, если ты не поможешь нам ее съесть. Ты не возражаешь, Джек?

Джек убрал кастрюлю с конфорки.

– Конечно, нет, спасибо. Скажи маме, что я сейчас приду.

– Ты еще не идешь?

– Буду через пять минут.

Джек использовал это время на то, чтобы провести щеткой по волосам и сменить рубашку. Он даже плеснул на себя лосьоном после бритья. Это было глупо, но его так давно не приглашали на ужин.

Когда Анна и Дэвид вернулись с похорон, Джек стоял на лестнице, сбивая с крыши старые птичьи гнезда. Дэвид выскочил из машины сразу, как только она остановилась.

– Джек, а Джек! Чего ты делаешь? Можно мне тебе помочь? А мы ездили в «Макдоналдс». Джек спустился с лестницы.

– Ну и как, нормально?

– Ага. Разреши мне залезть наверх?

– Только на несколько ступенек. И будь поосторожнее.

Анна не казалась такой оживленной, как ее сын. Она вылезла из машины медленно и передвигалась так тяжело, словно ее траурное одеяние было сделано из железа. На ее худощавой фигуре платье выглядело слишком свободным. Глаза скрывались за темными очками, но лицо было бледным и изможденным.

– Как вы? – спросил Джек.

Она знаком показала, что с ней все в порядке.

– После того как вы два дня назад уехали из больницы, вы толком не спали. Вам надо пойти в дом и лечь. Отдыхайте до вечера. За Дэвидом я присмотрю.

Она что-то показала знаками, и Джек попросил Дэвида перевести. Держась одной рукой за лестницу, мальчик другой прикрывал глаза от солнца.

– Она говорит, что очень благодарна, но сначала я должен пойти в дом и переодеться.

– Отличная мысль! – Обхватив мальчика за талию, Джек поставил его на землю. – Ты переоденешься, потом вернешься ко мне готовый к работе. Идет?

– Идет, Джек!

– И не разбрасывай одежду по всей комнате. Отдай все маме.

– Я так и сделаю. – Хлопнув дверью, он влетел в дом.

– Хорошо, когда у тебя столько энергии, – обернувшись к Анне, заметил Джек.

С улыбкой глядя вслед сыну, она кивнула. Джек снял шляпу и вытер лоб носовым платком.

– Какая ужасная жара, правда? Сейчас не помешал бы дождь.

Что за банальность! Но он просто не знает, о чем говорить. Он хотел бы утешить ее горе, но понимал, что это опасная тема. Он хотел бы спросить ее, как прошли похороны, но боялся услышать в ответ строгую отповедь. Так что остается нейтральная тема – погода.

Все утро, выполняя свои обычные обязанности, Джек мучился вопросом, что делать, и пришел к выводу, что надо уйти до того, как они вернутся с похорон. Просто уйти, и все. Никаких прощаний. Никаких объяснений, почему он уходит или почему пришел. Может быть, короткая записка с пожеланием всего наилучшего – и адье.

Это было бы умнее всего. Но, черт возьми, в день похорон Делрея он не мог просто так исчезнуть. Хербодды имели зуб именно на Делрея, однако его смерть вовсе не означала, что Анна и Дэвид теперь вне опасности. Поэтому Джек не может уехать – до тех пор, пока Сесил и Карл вновь не окажутся за решеткой.

Тем не менее не стоило обливаться «Оулд спайс» и идти по ее приглашению на ужин, подумал Джек, входя в дом через заднюю дверь. Зацепившись за порог, он чуть не сломал себе шею.

На кухне Дэвид накрывал на стол. Анна, казавшаяся слегка взволнованной, поспешно вытаскивала из древнего серванта кастрюли и тарелки с едой. Знаком показав Джеку, что он должен накладывать себе сам, она подала ему пустую тарелку.

Джек был удивлен щедростью людей, с которыми Делрей даже не был в особенно дружеских отношениях. Он никогда не встречал такого проявления соседской отзывчивости.

Накладывая себе картофельный салат, маринованные огурцы, жареные бобы и глазированную медом ветчину, он вспоминал о том, как умерла его мать.

Он вырос в Бейтауне, что напротив Галвестона, через залив. Его мать зарабатывала себе и ему на жизнь, работая посудомойкой по десять с лишним часов в день. Когда она приходила домой с работы, то наскоро ужинала и сразу валилась в постель, иногда плача во сне. Одним из самых первых воспоминаний Джека было то чувство беспомощности, которое он испытывал, видя страдания матери.

По воскресеньям, в свой единственный выходной, она вставала поздно, прибиралась, ходила за покупками и рано ложилась, чтобы начать новую трудовую неделю. Изнурительная рутина ни на что не оставляла времени. Они редко позволяли себе как-то развлечься – все силы поглощала борьба за выживание.

Однажды утром Джек встал и обнаружил, что мать лежит в постели мертвая. Он позвонил в полицию, которая вызвала коронера, а тот, в свою очередь, распорядился увезти тело.

Вскрытие показало, что мать моментально умерла от кровоизлияния в мозг. Без всякой суеты ее отправили на вечный покой.

Отец Джека появился через неделю.

Джек не знал, куда сообщить ему о смерти его жены. По последнему адресу, который отец оставил матери, его не оказалось, так что появление отца было чистой случайностью.

Отец был старше Джека всего на пятнадцать лет, моложе своей жены на десять и гораздо ее симпатичнее. Он находил жестокое наслаждение в том, что постоянно ей на это указывал. Отец говорил Джеку, что он появился на свет в результате его безответственного поведения.

– Ты был зачат, когда я, изрядно навеселе, провел одну субботнюю ночь с твоей будущей матерью, – повторял отец. Узнав о ее беременности, он женился на ней, но посчитал, что больше ничем ей не обязан.

Когда он соизволял нанести им визит, полный наивного детского оптимизма Джек надеялся, что отец останется. Появляясь в доме, отец шутил и смеялся, а мать улыбалась.

Джек слышал, как она хихикает по ночам, и знал, что мама рада лечь в постель с его папой.

Однако счастье каждый раз было недолгим. Вскоре неизбежно возникали ссоры. Первым делом папа начинал рассказывать о женщинах, с которыми переспал, пока отсутствовал дома, и это не было пустым хвастовством. Подружек он заводил и среди местных женщин. Даже после того как отец уезжал, они все продолжали звонить, прося его позвать.

Иногда он напивался и принимался скандалить. Несколько раз раздраженные соседи вызывали полицию, которая его утихомиривала. Конечно, Джек, как и все дети, хотел, чтобы у него был отец. Когда папы не было, он по нему скучал. Но в папино отсутствие жизнь становилась гораздо спокойнее.

Хотя мама Джека умерла молодой, ее оплакивал только Джек. Если его отец и приходил на могилу, Джек об этом не знал. Возвратившись домой и обнаружив, что Джек остался один, его родитель вскоре исчез снова, заявив своему сыну, отчаянно пытавшемуся сдержать слезы, что ему нужно еще доделать кое-какие дела. «Я скоро вернусь. Я тебе обещаю».

Он вернулся только через шесть месяцев, когда штат подыскал Джеку приемных родителей.

Когда умерла его мать, никто не принес Джеку домашних пирожных и тортов с кокосовой начинкой. Никто не протянул ему руку помощи. Единственная рука, которая тогда к нему протянулась, – это рука домовладельца, потребовавшего с него арендную плату, которую Джек не мог заплатить, поскольку его папаша забрал с собой все деньги.

* * *

– Мне нравится эта штука с апельсинами и ананасами. Попробуй, Джек.

Последовав совету Дэвида, Джек отведал желе, и оно действительно оказалось хорошим.

Хорошим здесь было все – домашняя еда, домашняя обстановка, вообще все. Единственное, что портило картину, – это сам Джек. Он тут лишний, и надо быть круглым дураком, чтобы хотя бы на один вечер обмануться.

Это не его дом. Это не его мальчик. Он не будет укрывать его на ночь и слушать его молитвы, а затем ложиться в постель с этой женщиной. Потому что это не его женщина и никогда ею не станет. Он в этом уверен.

И в то же время он никак не мог отвести от нее глаз.

Их взгляды притягивало друг к другу словно магнитом, так что в конце концов раздраженный Дэвид несколько раз постучал по столу, чтобы привлечь внимание Анны, и захныкал:

– Мамочка, я ведь с тобой говорю!

Сон вернул ее к жизни. Усталые, заплаканные глаза вновь обрели прежний блеск. Щеки порозовели. Переодевшись, Анна сменила траурное платье на синие джинсы и полосатую блузку. Блузка была тесной, а вот волосы свободно разлетались по плечам каждый раз, когда Анна поворачивала голову. От розовой помады губы ее блестели.

Нет, не стоит смотреть на ее губы.

– Можно мне выйти из-за стола, Джек?

– Гм! – Не расслышав, он повернулся к Дэвиду, который повторил свой вопрос. – А почему ты не спрашиваешь разрешения у мамы?

– Я всегда спрашивал дедушку.

Джек посмотрел на Анну, и она разрешила Дэвиду выйти из-за стола. Мальчик тут же отправился в гостиную смотреть телевизор. Несмотря на протесты Анны, Джек помог ей убрать со стола и загрузить посуду в посудомоечную машину. Закончив эту работу, он направился к задней двери, готовый попрощаться и уйти.

Однако Анна взмахом руки предложила ему пройти за ней в кабинет, где сразу включила компьютер. Джек, как и в прошлый раз, сел, расположив стул так, чтобы Анна видела его лицо, а он мог видеть экран компьютера.

«Мне нужен ваш совет», – напечатала она.

– Ладно. Валяйте. – Последнее слово, кажется, привело ее в замешательство. Джек улыбнулся. – Это значит – начинайте.

«Пожалуйста, взгляните на это и скажите свое мнение», – прочитал Джек на экране компьютера. Напечатав эти слова, Анна достала из папки письмо и протянула его Джеку.

Письмо было на бланке местной лесопромышленной компании. Она предлагала вырубить часть леса на участке, принадлежащем Корбетту. Компания обещала заплатить за древесину конкурентоспособную цену, а общая сумма по приблизительной оценке должна была составить около пятнадцати тысяч долларов. Прочитав эту часть письма, Джек тихо присвистнул.

Пока он читал письмо, Анна набрала:

«Делрей не хотел об этом и слышать. Он не желал ничего менять. Он не желал, чтобы рубили лес, особенно чтобы рубили чужаки. А вы что думаете?»

Джек потер шею.

– Ну, здесь сказано, что на месте вырубки они посадят новые деревья, что хорошо для экологии. Причем они сами выполнят всю работу. Конечно, не лишне, чтобы перед подписанием контракта на него взглянул адвокат, но что вы теряете, кроме деревьев?

«Без деревьев я могу прожить, – написала она. – А без денег – вряд ли. На похоронах был Ломакс».

– Вот стервятник!

«Это точно, – напечатала она. – Боюсь, что если я не соглашусь продать участок „Ист-парк“, он потребует начать выплату основного долга. Если рынок говядины будет таким, как сейчас…» – Она посмотрела на Джека, чтобы убедиться, что он следует за ее мыслью.

– Это вас поддержит, но не более того.

«Сделка с древесиной даст мне необходимые деньги, – напечатала она. – Делрей отвергал подобные предложения. Но если я сейчас не продам часть древесины, я могу потерять все. Мне кажется, это имеет смысл».

Джек улыбнулся.

– Леди, вам не нужен мой совет. Скорее, это я должен спрашивать у вас совета в финансовых делах.

Анна засмеялась, и смех ее звучал очень приятно.

«Я позвоню им завтра», – напечатала она. Затем ее лицо омрачилось, и она добавила: «Может быть, нехорошо, что я уже в день похорон Делрея иду против его воли? Это письмо пришло несколько недель назад. Если я не дам им ответ, они могут снять свое предложение».

– Теперь вы здесь хозяйка, Анна. Вам совершенно ни к чему оправдываться. В особенности передо мной. Не мне судить, как другие распоряжаются своей жизнью.

Она долго смотрела ему в глаза, потом повернулась к клавиатуре. «Какая история произошла с вами, Джек?»

Он криво улыбнулся.

– У меня нет биографии.

«У каждого есть биография».

– Только не у меня. И уж во всяком случае, она никому не интересна.

По выражению лица Анны он понял, что она ему не верит.

От него не укрылось и то, что она уже хорошо его знает, хотя они встретились всего две недели назад. Ее глухота компенсировалась необычным даром. Если слепые, как правило, обладают невероятно острым слухом и чувствительностью, то Анна могла проникать в мысли собеседника.

Джек читал одно за другим слова, появлявшиеся на голубом экране компьютера.

«Вы собираетесь уехать, не так ли?»

Он знаком показал:

– Да.

Она посмотрела на его руки, потом на его губы, затем заглянула ему в глаза.

Херболдам осталось разгуливать на свободе считанные дни. Их поймают или убьют. И тогда Джек уйдет. Это решено. Он не может здесь остаться.

Да, надо уходить. Когда Джек появился на ранчо, он не предполагал, что так увязнет. Делрей, Анна и Дэвид, все вместе и по отдельности, произвели на него сильное впечатление – этого нельзя отрицать. Что ж, у него будут добрые воспоминания. Для Джека Сойера это чертовски важно. Это все, на что он может надеяться.

Анна изобразила знак, который явно означал какое-то вопросительное слово. Джек без труда догадался, о чем она спрашивает.

– Когда? Скоро, Анна.

Она на миг опустила глаза. Уголок ее губ слегка дернулся, что, как понял Джек, означало сожаление. Затем, повернувшись к клавиатуре, она напечатала: «Перед тем как уйти, вы кое-что сделаете для меня?»

– Конечно. Я не оставлю вас на мели. Вы составите список дел, и я выполню их до того, как…

Она остановила его взмахом руки.

«Нет, я говорю об одолжении, – напечатала она. – О личном одолжении».

Глава 32

– Я вот что думаю. – Сесил пронзил перочинным ножом маринованный огурец и вытащил его из банки. – Мы должны просидеть здесь как можно дольше.

– Дольше – это сколько?

– Несколько дней. Может быть, даже неделю.

– Неделю? Господи! Ты дурак или законченный псих?

– Послушай меня, Карл. Надо подождать, пока все не утихнет. Хочешь?

Это уже относилось к загарпуненному огурцу. Сесил предложил его Карлу, но тот с отвращением отпрянул.

– Нет. От него воняет, как от немытых ног. Между прочим, кто планировал меню?

– Мы с Конни запаслись продуктами на распродаже. Купили только то, что не портится, потому что не известно, сколько мы здесь проторчим, да и холодильника тут нет.

– Да уж! – пробормотал Карл, отпивая глоток теплого «Будвайзера».

В течение дня его настроение менялось от плохого к отвратительному. Хижина, в которой они прятались, принадлежала какому-то дальнему родственнику Конни. Мужу двоюродной сестры или что-то в этом роде. Когда она начала объяснять степень родства, Карл велел ей заткнуться.

Предварительное описание выглядело не очень обнадеживающе. У Карла, правда, была слабая надежда на то, что жилище ему все-таки понравится, но, к несчастью, его худшие опасения подтвердились. Они приехали на место поздно вечером, но даже темнота не могла скрыть всех изъянов хижины. Она была не намного лучше той хибары, в которой они е Майроном жили перед ограблением банка.

Единственное, о чем Карл думал с удовольствием, – это об ограблении. По крайней мере в этой части план Сесила удался. Посчитали еще не все, но уже ясно, что в банке они взяли больше денег, чем предполагал Карл.

Просто позор, что надо делить их на четыре части!

Карлу страстно хотелось побыстрее хоть что-то потратить. Теперь он богатый человек, а с помощью денег можно купить себе власть и уважение. Кроме того, деньги внушают страх. Все еще узнают, кто такой Карл Херболд.

Отныне с ним придется считаться. Старые и новые враги будут трепетать, заслышав его имя. Иметь много денег – все равно что держать в руке меч, и Карл собирался без колебаний пускать это оружие в ход, сметая всех, кто встанет на его пути. Всю жизнь ему приходилось подчиняться другим, в основном полным ничтожествам. Сейчас это исключено.

Тем не менее, глядя на него в эту минуту, трудно сказать, что это денежный мешок, внушающий страх и трепет. Он ест из банки холодную свинину с бобами, сидя в жаркой и грязной однокомнатной хибаре, в которой недавно сдохла лиса, так что сейчас здесь стоит чудовищная вонь. Такая жизнь не по нему, и он жаждет как можно поскорее с ней расстаться.

Карл смял в руке пустую банку из-под пива.

– Зачем столько ждать, Сес?

– Затем, что в радиусе пятисот миль нас разыскивают все копы.

– Но машина ведь чистая! – запротестовал Карл. Они сменили машину в пятнадцати милях от банка. Конни заранее оставила второй автомобиль на круглосуточной автостоянке, где все время кто-то приезжал и уезжал, так что теоретически на них не должны были обратить внимания. – Они не станут искать эту машину, Сес. Если, конечно, ты меня не обманул.

– Может, ты наконец оставишь его в покое? – вмешалась Конни.

– А не поцеловать ли тебе меня в задницу? – огрызнулся Карл.

– Машина чиста, – быстро сказал Сесил. – Словно эти тарелки. Но как только мы выезжаем на дорогу, мы выставляем себя напоказ. Нас сразу кто-нибудь может узнать. Было бы разумно уменьшить фактор риска.

– Какие замечательные слова ты знаешь, братец! Радиус. Фактор риска. Ты, видимо, слишком много смотрел Эйч-би-оу. – Карл махнул в сторону Конни. – Или это она тебя научила таким словам?

– Я только говорю, что мы должны оставаться здесь до тех пор, пока наши портреты не перестанут показывать по телевизору, – ответил Сесил. – Хочешь персик, милая?

И он предложил Конни банку с консервированными персиками. Выудив один из них пластмассовой ложкой, она взяла персик в руку и, неприлично улыбаясь, откусила от него кусочек и принялась с чавканьем высасывать мякоть. Сок стекал по ее подбородку. От Карла не ускользнул символический смысл ее действий; впрочем, он понимал, что Конни этого и добивалась.

Смеясь, она вытерла липкий сироп тыльной стороной руки и игриво ткнула Сесила пальцем в живот.

– С тех пор как я с тобой познакомилась, мое поведение за столом стало просто ужасным. Моя мама была бы в истерике, если бы меня сейчас увидела.

Карл мрачно посмотрел на банку со свининой. Он сделал вид, что выволочка, которую он устроил Сесилу, – это всего лишь шутка, но на самом деле все было на полном серьезе. Во время налета эта сука действительно принесла пользу. Иметь в банке своего человека – это, конечно, важно. Она также доказала свою храбрость, когда отправила того копа к праотцам. Здесь тоже спору нет.

Однако для мужиков в бегах последнее дело, когда с ними вместе находится вот такая Конни Скэггс, которая на каждом шагу делится своей двухцентовой мудростью. У нее язык без костей, и она не боится высказывать свое мнение. И что еще хуже – она не боится его, Карла.

Выругавшись, Карл сунул пластмассовую ложку в консервную банку и со стуком поставил ее на стол.

– Ты закончил, Карл?

Он махнул Майрону, чтобы тот доедал. Майрон уже очистил банку с равиоли и облизывал языком ложку. Перед этим он покончил с банкой сардин. И вот теперь Майрон принялся за бобы.

Это просто замечательно, мысленно проворчал Карл.

Сейчас бы он сидел с сеньоритой на коленях и курил дорогую сигару, потягивая что-нибудь покрепче, а вместо этого приходится торчать в каком-то вонючем сарае у черта на куличках. Причем с кем? С трусливым братцем, наглой бабой, у которой и взглянуть-то не на что, и полным идиотом, который безостановочно жует, словно козел.

Не нравится Карлу и то, что Сесил здесь распоряжается.

И кто же внушил ему, что он здесь царь и бог? Конни. Ну да, это именно она задурила ему голову насчет того, кто тут главный.

Карл знает, как легко Сесил поддается чужому влиянию.

Конни вертит им как хочет. Ему запудрить мозги можно в два счета, что он умнее и храбрее, чем есть на самом деле.

В свое время Карл поставит его на место.

А пока придется подыгрывать. Открыв зубами пакетик с солеными орешками, Карл выплюнул кусок целлофана и высыпал орехи на ладонь.

– Чего я еще не пойму в твоем плане, Сесил, так это почему мы выбрали этот маршрут. Мы ведь едем на юг. Если у меня все в порядке с географией, то чтобы из северо-восточного Техаса попасть в Мексику, надо двигаться к юго-западу.

– Там негде спрятаться, – промямлил Сесил. Конни сунула ему в рот один из этих скользких персиков, и ему приходилось говорить с набитым ртом.

– Можно мне тоже? – спросил Майрон.

Поколебавшись, Конни толкнула к нему банку. Запустив в нее свои тонкие пальцы, Майрон выудил персик.

– О Боже! – запричитала Конни. – Да ты, мерзавец, их раздавил! По-твоему, я теперь стану это есть?

– Заткнись! – рявкнул Карл. – Я не могу думать, когда ты поднимаешь вой. Так что ты говорил насчет того, где спрятаться?

– Если мы поедем через западный Техас, они могут заметить нас с самолета или вертолета.

– Там меньше городов, меньше копов.

– Но негде укрыться. Слишком много открытых пространств, где нет ничего, кроме перекати-поля и зайцев. Кстати, они ждут, что мы как раз там и поедем.

Якобы в восхищении Карл откинулся на спинку стула.

Оказывается, он не только знает разные умные слова, но еще и эксперт по мыслям законников.

– Ну, я потрясен, Сес! А ты, Майрон? Тебя восхитило то, как мой старший братец все продумал?

– Конечно, Карл.

– Перестань, Карл. Я просто считаю…

– Дай же ты ему сказать! – Поджав губы, Конни зло смотрела на Карла. – Он все прекрасно тебе объяснит, если ты хоть на минуту заткнешься.

Карл весь вскипел от бешенства, кровеносные сосуды превратились в потоки лавы. Он мог бы с легкостью свернуть Конни шею, но, подавив это стремление, заговорил подчеркнуто тихо:

– Никто не смеет говорить мне, чтобы я заткнулся. Тем более сучка. И тем более тогда, когда я разговариваю со своим братом.

Нисколько не задетая этим оскорблением, Конни спокойно сложила руки на груди и засмеялась.

– Это же веселое приключение. Не понимаю, почему ты все время злишься.

– Я не злюсь, – спокойно возразил Карл. – Майрон много раз видел меня злым, а сейчас я не злюсь. Майрон, я сейчас злой?

Майрон выплюнул на стол косточку от персика. Приняв вопрос Карла всерьез, он задумчиво посмотрел на него и изрек:

– Немного, Карл.

– Ради Христа, успокойтесь! – умоляюще сказал Сесил. – Конни, остынь. Карл, ты просто послушай мой план. Потом, если ты не согласен, мы можем все обсудить. Справедливо?

– Ну да, справедливо. Прямо как в ООН. – Карл развел руками, показывая, что слово предоставляется его старшему брату.

– Я говорю, что нам надо ехать прямо на юг, пока мы не достигнем побережья. Потом вдоль побережья поедем до Корпус-Кристи, а там резко свернем вправо и отправимся в окрестности Ларедо.

– Через восточный Техас?

– Можем двигаться вдоль границы штата Луизиана.

– Восточный Техас мне не по вкусу, брат. И ты знаешь почему.

– Из-за нашего отчима и этой истории с Маккоркл? – Засмеявшись, он подмигнул Конни. – Раскроем ему наш секрет?

Карл сразу насторожился, нутром почуяв, что это ему не понравится.

– Секрет?

– Делрей в больнице, в плохом состоянии. Может умереть в любую минуту, если еще не умер. – Сесил не ухмылялся так с тех пор, как раскупорил свою первую девственницу.

– Откуда ты знаешь?

– Я приезжал его навестить.

– Что? Когда?

– За день до ограбления.

– Зачем?

– Чтобы отвести всем глаза! – засмеялся Сесил. – И это сработало.

Он рассказал Карлу о своей эскападе, заново вспоминая сцену, которую устроил в больнице.

– Они все это проглотили. До последнего слова. Причем получили подтверждение у женщины-инспектора по режиму. – Он снова подмигнул Конни. – Этот коп набрал номер телефона с визитной карточки, которую я ему подал, а Конни ответила. Она ему все уши прожужжала о том, какой я хороший мальчик. Представляю, что он теперь чувствует, милая! Воображаю, как он…