Фукс был коренаст, ненамного выше меня, но с широкой грудной клеткой и мощными плечами, прорисовывавшимися под курткой темно-голубого цвета. Лицо у него оказалось с широкими скулами. Циничная усмешка не сходила с его губ. Глаза-буравчики прятались в черепе, так что я даже не мог точно определить, какого они цвета.
На первый же вопрос он осклабился или ощерил клыки, как тигр на добычу. Он ответил так:
- Да, я лечу на Венеру. Само собой разумеется, я должен принять этот щедрый приз, этот куш из рук Мартина Хамфриса - человека, который сделал для меня так много.
- Что конкретно сделал он для вас?
- Разорил и увел от меня жену более тридцати лет назад.
Это вызвало целый вал вопросов от репортеров. Я остановил пленку и стал копаться в пометках гипертекста и комментариях.
Фукс имел впечатляющую судьбу. Родился он в страшной бедности, но сумел устроить свою судьбу на Поясе астероидов в качестве разведчика ископаемых и старателя. Затем он переключился на собственные разработки и стал одним из промышленников и добытчиков. Все шло отлично, пока хамфрисовские компании не подрезали ему цены. Фукса вынудили объявить о банкротстве. Затем Хамфрис выкупил его предприятие за смешные деньги. Мой отец собственной персоной встал за штурвал фирмы и уволил Фукса - человека, который основал ее более двадцати лет назад.
И пока Фукс болтался так в Поясе астероидов, без гроша в кармане и скрипя зубами в бессильной злобе, его бросила жена, чтобы выйти за Мартина Хамфриса. Она стала четвертой и последней женой моего отца.
У меня захватило дух, когда на меня вдруг снизошло это озарение. Я понял все! Это была моя мать! Женщина, которой я никогда не знал. Которая умерла через шесть лет супружеской жизни, дав мне жизнь. Мать благодаря наркотикам прожила недолго. Именно ее наркотикам я был обязан своей врожденной анемии. Я вглядывался в ее изображение на экране: молодое лицо, льняные волосы и бледно-голубые глаза нормандки, в которых, казалось, светился лед северных озер. Она была очень красива, несмотря на хрупкий вид, и казалась цветком, распустившимся на айсберге, чтобы через день завянуть.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы стереть ее облик, стоявший перед глазами, и вернуться к блоку новостей. Фукс стартовал к Венере в корабле, который он назвал «Люцифер». Латинское название Венеры как утренней звезды звучало именно так. Этим же именем еврейский пророк Исайя называл Сатану.
Итак, Люцифер. И Фукс. Сейчас он уже на орбите Венеры, опередив меня более чем на неделю. И сейчас, сидя в каюте, которую предстояло скоро оставить, и глядя на ухмыляющееся лицо на стене, я вспомнил, что пришло время перебираться на «Гесперос». Этого мне никак не избежать. И все-таки очень хотелось оказаться снова дома, в покое и безопасности. Но теперь я знал, что должен во что бы то ни стало пройти через все тернии, несмотря на все уготованные мне опасности.
Тут мои мысли вернулись к матери. Даже в страшном сне я не мог представить себе такое - что она была женой этого Фукса. Отец вообще редко говорил о ней, не считая упреков по поводу ее смерти. Алекс рассказывал мне о том, что моей вины в этом нет, что женщина не умирает от родов, если это не связано с какими-то опасными болезнями. Именно Алекс первый рассказал мне о ее пагубном пристрастии к наркотикам, однако отец считал ее совершенно безгрешной. Для него она была «чистейшим образом».
- Она - единственная женщина, которую я по-настоящему любил,- говорил он не раз. И я почти поверил ему.
А затем он всякий раз добавлял, как ведро холодного гелия на голову: - А ты убил ее, Коротышка.
Но тут стук в дверь вывел меня из мира воспоминаний. Прежде чем я успел откликнуться, Дезирэ Дюшамп распахнула дверь каюты и уставилась на меня суровым взглядом.
- Так вы идете или нет? - спросила она таким тоном, как будто за мной выстроилась целая очередь.
Я выпрямился во весь рост, стараясь стать как можно выше, чтобы встретиться взглядом с моим капитаном, и голосом как можно более уверенным и внушительным ответил:
- Да, я готов.
Как только она удалилась, я закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти образ брата. «Я иду за тобой, Алекс, я делаю это для тебя. Я найду место твоей гибели и узнаю, кто в ней повинен».
Но как только я направился по коридору следом за Дюшамп, у меня перед глазами вновь встал образ матери: такой юный, прекрасный и хрупкий…
Мы уже десять раз отрабатывали виртуально процедуру передвижения в скафандрах, и у меня все всегда получалось. Глупо это было, конечно, точно детская игра в магазин готового платья, но Дюшамп настаивала, чтобы мы влезали в эти громоздкие скафандры и башмаки, напяливали шлемы, похожие на черепашьи панцири, и ранцы. Со стороны это, наверное, смотрелось нелепо, так как все это время мы на самом деле находились в комнате виртуальной реальности.
Команда собралась у главного воздушного шлюза, деловито облачаясь в скафандры. На миг мне показалось, что я зашел в раздевалку хоккейного клуба. Но к процедуре облачения в скафандр я отнесся со всей серьезностью. В этот раз все происходило не понарошку. Любая ошибка могла стать фатальной. Сначала штанины «шириной с Черное море», затем громоздкие башмаки на толстой подошве. После этого надо было накинуть часть скафандра на спину и просунуть руки в рукава. Потом нахлобучить шлем-пузырь на голову и закрутить его на шее. Затем напялить перчатки. По их ткани проходил экзоскелет, приводимый в движение крошечными сервомоторами, которые десятикратно усиливали действие любой мышцы. Такие же сервомоторы были встроены и в другие узлы или суставы скафандра: плечи, локти, колени.
Дюшамп помогла мне повесить на спину ранец с системой жизнеобеспечения, присоединила воздушный шланг и провода. Казалось, на моих плечах повисла целая тонна.
Я услышал, как включились вентиляторы, словно далекое пение комаров над болотом, и почувствовал, как прохладный воздух мягко овевает лицо. В скафандре было довольно просторно, хотя при движении неудобные штаны слегка натирали бедра.
Маргарита, Родригес и четверо остальных членов экипажа уже были в полном облачении. Даже доктор Уоллер нетерпеливо хмурился в ожидании, пока все смотрели, как я заканчиваю одеваться.
- Прошу прощения за медлительность,- пробормотал я. Все кивнули в ответ в шлемах-пузырях. Маргарита чуть
заметно улыбнулась.
- Порядок,- наконец объвила Дюшамп, убедившись, что ремни за моей спиной закреплены надежно.- Проверка связи,- голос ее звучал приглушенно за стеклом шлема.
Один за другим члены экипажа откликнулись на позывные EVA-оператора на капитанском мостике. Я слышал поочередно их голоса в наушниках шлема.
- Мистер Хамфрис? - дошла очередь до меня.
- Слышу,- отозвался я.
- Проверка связи завершена. Капитан Дюшамп, вы и ваша команда готовы к переходу.
И под предводительством Дюшамп все двинулись друг за другом в открытый люк воздушного шлюза. Первым шел Родригес. За ним следовал доктор и, друг за другом, трое техников. Я последовал за Маргаритой. Дюшамп перехватила меня за руку, как только я переступил через порог люка в пустое металлическое чрево воздушного шлюза.
Когда внутренний люк задвинулся, я почувствовал себя точно в голом металлическом гробу. Дыхание участилось, удары сердца стали чаще и сильнее. «Стоп! Успокойся, а то наступит гипервентиляция. А она чревата дополнительным головокружением».
Но лишь стал отодвигаться внешний люк, я запаниковал.
Там же ничего не было! От меня хотели, чтобы я шел в совершенную пустоту. Это как шаг в пропасть. Я попытался отыскать хотя бы какие-то звезды в этой черной бесконечности, хоть что-то, на что можно если не опереться, то зацепиться взглядом, иметь перед собой какой-то ориентир, но сквозь затемненное стекло шлема я не видел ни зги.
- Первый пошел. Держусь,- знакомый голос Родриге-са несколько успокоил меня. Но совсем чуть-чуть.
Затем я увидел, как силуэт астронавта появляется в проеме открытого люка.
- Давайте ваш трос,- приказал Родригес, протягивая мне свою пятипалую перчатку. Казалось, ко мне протянулась конечность робота. Лица астронавта не было видно. Хотя из шлемов все видно прекрасно, внутри все скрывал солнцезащитный слой, который должен был уберечь космонавтов от излучения, отражая все вредоносные лучи, в том числе и невидимые, которых полно в космосе. Все, что я видел в шлеме Родригеса - собственное отражение - существо с темным рыбьим пузырем вместо головы.
- Давайте, мистер Хамфрис, ваш трос. Я прикреплю его к кабелю. Иначе вас снесет в сторону.
Я мигом вспомнил тренировки в виртуальной реальности, где нас муштровали, как солдат. Отсоединив карабин страховочного троса с запястья скафандра, я без слов передал его Родригесу. Он тут же исчез из поля зрения. Теперь я не видел перед собой ничего, кроме люка .воздушного шлюза, кроме необъятной зияющей пустоты.
- Выходите, мистер Хамфрис, пора,- раздался участливый голос Родригеса.- Все в порядке, можете двигаться свободно. Ваш трос на кабеле, и я рядом.
Его силуэт в скафандре вновь вынырнул из пустоты, словно бледный призрак. Затем я увидел остальных: несколько бледных силуэтов, плывущих в пустоте. Все были прикреплены к кабелю тонкими страховочными тросами, казалось, натянутыми до предела.
- Потрясающе,- услышал я шепот Маргариты.
Мы оказались в полной невесомости. Гравитация - «нуль». Оба корабля по-прежнему вращались вокруг общего центра гравитации, все так же соединенные кабелем. Но вокруг - пустота! Одна пустота!
Сердце мое стучало так оглушительно, что, казалось, все слышат его через микрофон в своих наушниках. Я ухватился за край внешнего люка и, зажмурившись, нырнул в бесконечность.
Что при этом произошло? Ну, во-первых, желудок сразу вывернуло наизнанку. В горле запылала желчь. В голове загорелись зловещие предчувствия. Он бросил меня! Родригеса нигде не было, и я падал с корабля в бездну. И когда-нибудь я упаду на Солнце или буду лететь вечно - все дальше и дальше.
Затем меня дернуло в сторону. Причем сильно дернуло. Глаза раскрылись сами собой, и я увидел, что мой трос так натянут, что превратился в стальной стержень, который прочно удерживал меня. Сам же кабель, казалось, находился на расстоянии нескольких миль. Так неумеющему плавать берег кажется всегда страшно далеким. К тому же я не видел ни признака присутствия остальных - казалось, они давно ушли вперед, сколько я ни крутил головой по сторонам.
- Он в порядке,- раздался голос Родригеса в наушниках.
- Прекрасно,- отвечала Дюшамп.- Я выхожу.
Я вращался на самом конце страховочного троса, как приколотая мушка на булавке, пытаясь разглядеть местоположение остальных.
И тут громадный остов Венеры выплыл прямо передо мной. Планета выглядела такой гигантской! Вот это планета! Вот это исполин! Она казалась так четко очерчена и сверкала так ярко, что больно было смотреть на нее даже сквозь солнцезащитное стекло шлема. На один головокружительный момент я почувствовал ее власть, почувствовал себя крохотным жуком, в голову которому запущен исполинский булыжник.
Но это продолжалось лишь один краткий миг. Страх быстро прошел, и я уставился, как завороженный, на это грандиозное зрелище. По моему лицу текли слезы - и вовсе не из-за яркости отраженных солнечных лучей, просто я был потрясен красотой Венерой. Слезы умиления от невиданной красоты.
Я почувствовал, как кто-то треплет меня по плечу.
- С вами все в порядке, босс? - спросил Родригес.
- Что… Ах, да. Да, я в полном порядке.
- Не отвлекайтесь,- приказал астронавт.- Скоро нам предстоит двигаться, вот только Дюшамп закрепит трос на кабеле.
Я не мог оторвать глаз от Венеры. Она была такой сверкающей, шафранно-желтой, и сияла так, что казалась живой - истинное воплощение божественной красоты, и планета не зря получила свое название. Сначала пелену облаков я принял за твердую поверхность, отчего планета показалась мне вылитой из чистого золота. Затем я заметил прожилки в облаках, темные пятна и полосы там, где клубились облака янтарного цвета.
Я сразу влюбился в этот мир, с первого взгляда.
- Я подцепила страховку. У меня все в порядке. Можно двигаться,- сдержанный голос Дюшамп развеял мое гипнотическое очарование.
Извернувшись всем телом, я увидел еще семь силуэтов, кувыркавшихся на тросах вокруг кабеля, как планеты по орбите, вокруг центра притяжения и собственной оси. Первым шел кабель, вторым - страховочный трос.
Я посмотрел вдоль линии кабеля, пролегавшего до самого «Геспероса», который, казалось, находился на расстоянии нескольких километров. Так оно и было на самом деле: три километра, если быть точным. На таком расстоянии толстый бочкообразный дирижабль, на который походил наш корабль, казался просто мячом для регби или детской игрушкой, моделью, которую запускают в ванну, а не в космос. Широкий конус теплового экрана на носу напоминал гигантский солнечный зонтик и казался смешной и нелепой попыткой защититься от жары, спрятавшись под этими желтыми облаками.
- Ладно, приступили к расчету. По номерам рассчитайсь! - скомандовала Дюшамп.
Молчание стало ей ответом.
- Я сказала рассчитаться по номерам,- повторила Дюшамп, голос ее был на взводе.- Мистер Хамфрис, как владелец судна, вы номер первый. Или вы забыли, как мы тренировались?
- Да, конечно,- встрепенулся я.- Номер первый, в порядке,- произнес я заветные слова, которых все, видимо, и ждали. Я подергал страховочный трос, чтобы убедиться, насколько они справедливы. Трос держался крепко.
Следующим откликнулся Родригес, затем Маргарита. Пока отзывались остальные члены экипажа, я призадумался о том, какой, в сущности, синекурой была должность биолога в нашей экспедиции. Но я радовался при мысли, что Маргарита с нами. Было хоть с кем поговорить. Она не вела себя так авторитарно, как ее мать, а ведь даже из общения с Родригесом я чувствовал, что все видят во мне всего лишь сынка богатенького папаши, который корчит из себя ученого-исследователя. Интересно, к Алексу так же относились в его экспедициях?
- Ну, значит, все в порядке,- объявила Дюшамп.- Капитан «Третьена»,- позвала она.- Мы готовы к переходу.
- Повторно подтвердите готовность к переходу, капитан. Главный шлюз «Геспероса» открыт.
- Проверка систем на «Гесперосе» прошла?
- Все подключенные системы дают «зеленый», кроме APU, он отключен.
Вспомогательный Силовой Блок отключен? Я тут же навострил уши, услышав о таком обороте дел. Но ни Дюшамп, ни остальных это, казалось, не беспокоило.
- И главный шлюз дает «зеленый»? - сухо спросила Дюшамп.
- Никак нет,- раздался немедленный ответ.- Главный шлюз мигает красным.
- Так-то лучше,- с облегчением вздохнула капитан.
Индикатор воздушного шлюза мигает красным, когда внешний люк открыт. Я почувствовал тонкую усмешку Дюшамп, поймавшую EVA-оператора связи на мелкой оплошности.
- Включить кабель,- распорядилась она.
- Включаю.
Я почувствовал слабую тягу страховочного троса, а затем все мы разом устремились навстречу далекому «Гесперосу», скользя по длинному многокилометровому кабелю, словно стайка блесен в садке. «Гесперос» ужасно быстро увеличивался в размерах, становясь все ближе и ближе, надвигался на нас с такой скоростью, что я испугался: треснусь об него со всего маху. Но я дипломатично хранил молчание, боясь перепугать остальных. Иногда сильнее страха смерти страх выставить себя на посмешище.
Вскоре наша скорость стала замедляться, пока все семеро не остановились, как группа канатоходцев, созерцая диск Венеры. Удивительно, как мы не врезались по дороге друг в друга, но мы так ни разу и не столкнулись. Потом Родригес рассказал мне, что тут просто-напросто сработала механика Ньютона. Мое почтение сэру Исааку.
Кабель перестал нас тянуть, и мы остановились в десяти метрах от открытого воздушного шлюза. Мы повисли на тросах, размахивая громадными башмаками в считанных метрах от обшивки «Геспероса». Дальше все пошло, как в виртуальной симуляции: Дюшамп отстегнула трос и нырнула в раскрытый люк, согнув колени. Башмаки ее скафандра беззвучно ударились о корпус.
Вскоре она исчезла в шлюзе, но лишь на мгновение. Затем ее шлем вновь показался - она по грудь высунулась из люка и просигналила мне.
- Добро пожаловать, мистер Хамфрис,- пригласила она.- Как владельцу судна, вам принадлежит честь первому ступить на борт «Геспероса». После меня, конечно.
ОРБИТА ВЕНЕРЫ
- Я десять раз пыталась с ним связаться, мистер Хамфрис,- вздохнула техник по связи.- Он не отвечает.
Это была самая длинная фраза, которую я услышал от нее за все время полета. Звали ее Риза Каладни. Молодая девушка невзрачной наружности с округлым личиком и тусклыми коричневыми волосами, которые она коротко стригла, согласно моде позапрошлого года. Как и двух других техников, Родригес выбрал ее из студентов-стажеров. Согласно ее анкете, она считалась первоклассным специалистом по электронике. На мой взгляд, первоклассного в ней ничего не наблюдалось.
Я навис у нее за плечом, как ангел-хранитель, вглядываясь в искаженный помехами экран связи. Риза жевала что-то, по запаху отдаленно напоминавшее корицу, а может, гвоздику. Выглядела она несколько напуганно, наверное, боялась, что я рассержусь на нее и на связь, за которую она отвечала.
- Все «студни» из команды пробовали выйти на частоту капитана Фукса,- в волнении она не замечала, что говорит на своем жаргоне.- Мы пробовали частоту, на которой он зарегистрирован в Международном Космическом Агентстве. Но он не отзывается.
«Гесперос» построили, наплевав на все удобства. Его строители не знали такого слова, как «комфорт». Конечно, «удобства» здесь были, так же как и на «Третьене», но разница, причем значительная, чувствовалась во всем. Цилиндрическую гондолу, подвешенную под выпуклым газовым баком, оборудовали по-спартански: несколько тесных пеналов, в числе которых - миниатюрный капитанский мостик, или рубка, камбуз, одна уборная на всех, рабочие отсеки, санчасть на случай карантина, склады с провиантом и техникой, а также наши так называемые каюты, в которые с трудом вмещалась койка, а перегородки оказались не толще бумажного листа - слышно было, как чешется во сне сосед. Все пространство на «Гесперосе» использовали до предела, оно служило одной цели - удовлетворению самых насущных, неизбежных потребностей в пище, сне и прочем самом необходимом. Мне приходилось бороться с начинающейся клаустрофобией, как только я забирался в койку, пристегиваясь к ней ремнями, и каждый раз я чувствовал себя Дракулой, ночующим днем в закрытом гробу.
О капитанском мостике стоит рассказать особо. Весь командный центр корабля представлял собой пульт управления, впихнутый в нишу в нескольких сантиметрах от командирского кресла. Мне приходилось изгибаться кренделем, чтобы подобраться к креслу Ризы и посмотреть в экран монитора. При этом затылком я чувствовал дыхание капитана Дюшамп. Она не обращала на меня внимания, ее черные глаза были прикованы к экрану связи, укрепленному на стене перед ней. Родригес и еще двое техников находились вне корабля, в открытом космосе. Три силуэта в скафандрах карабкались по тепловому экрану-отражателю, похожему на солнечный зонтик, внимательно проверяя каждый квадратный сантиметр поверхности.
- Может, корабль Фукса разбился,- предположил я. Естественно, я выдавал желаемое за действительное.- Или просто вышел из строя двигатель. Может, Фукс попал в трудное положение, неприятности какие-нибудь.
Риза покачала головой, взъерошив свою позапрошлогоднюю прическу активной лесбиянки.
- « Люцифер» постоянно передает состояние систем корабля в штаб-квартиру Международного Агентства, так же как и мы. Корабль по-прежнему находится на орбите, и все его системы в порядке.
- Тогда почему же он не откликается на наш вызов?
- Не хочет, вот и не откликается,- встряла Дюшамп.
- Но почему?
Капитан холодно усмехнулась.
- Спросите у него.
Я уставился на капитана. Она с нескрываемой иронией относилась к любой моей попытке выйти на связь с Ларсом Фуксом. Нас на мостике оставалось всего трое: кресло Родригеса пустовало.
- Я могу транслировать наш вызов через штаб-квартиру Ассоциации,- предложила Риза.- Может, он ответит, если запрос придет через них.
- Не станет он отвечать,- уверенно отрезала Дюшамп.- Я знаю Фукса. Он не разговаривает с нами потому, что не хочет. И ничего с этим не поделаешь. Насильно мил не будешь.
Как ни хотелось, я был вынужден согласиться с ней. Фукс не хочет общения. Все сведения о его местонахождении мы можем получать лишь через Международное Космическое Агентство в Женеве.
- Что ж, прекрасно,- проскрипел я, протискиваясь между Дюшамп и экраном, с которого она не сводила глаз.- Пойду к своему суперпейджеру, посмотрю, нет ли каких новостей.
Под суперпейджером я имел в виду свой электронный почтовый ящик.
- Держитесь подальше от люка воздушного шлюза,- предупредила Дюшамп.- Томми с ребятами вернутся через десять минут.
- Хорошо,- кивнул я, ныряя в люк перехода, ведущий в коридор. Главный коридор проходил по всей длине гондолы и был настолько узок, что Родригес шутил, что можно потерять невинность, пытаясь разойтись в коридоре.
Еще до старта возникал вопрос: брать ли с собой репортера? Пытаясь представить в этой роли кого-нибудь из своих друзей, я даже предлагал Гвинет побыть нашим пресс-атташе и заодно историографом экспедиции.
Живые новости от экспедиции могли иметь высокий рейтинг. Но, к сожалению, средства массовой информации смотрели на это несколько иначе. У них имелось свое мнение, прямо противоположное моему. Мне сообщили, что новости с «Геспероса» будут сенсацией от силы день-два, но быстро начнут утомлять, а путешествие к Венере дело долгое. Даже если это будет шоу «За стеклом иллюминатора», с освещением всех подробностей жизни экипажа. Газетчики признали, что, конечно, по достижении планеты репортажи станут настоящей сенсацией, но, опять же, на пару дней. Впоследствии интерес развеется, история станет выцветшей утомительной рутиной. Ну, Венера. И что? Подумаешь, Венера. Мало ли других планет в Солнечной системе. Существует много других миров, которые, глядишь, со временем тоже станут доступны.
- Все это наука, и только,- сказал один из самых молодых телемагнатов, тоже мой бывший приятель.- А наука помимо своей полезности обладает еще одним свойством - она быстро утомляет. Если в ней нет какой-нибудь,- он пощелкал пальцами в воздухе,- какой-нибудь… клубнички.
- Значит, наука и секс?
- А хотя бы и так,- оживился приятель.- Это уже намного интереснее. По крайней мере, ново. Свежо.
Все дело было не в сексе, а, как мне кажется, в том, что они не хотели тратиться на репортера. Выплачивать ему жалованье, страховку - вот это действительно скучно, когда видишь перед собой множество расходных ордеров. Я их понимаю, молодых телемагнатов. Ведь все деньги хочется заработать самому. Дюшамп первой подала идею, не стать ли репортером мне самому, так сказать, лицом и голосом миссии «Геспероса».
- Да и кто лучше подходит на это место? - риторически спросила она. Мне понравилась ее идея. Исчезала потребность в лишнем члене экипажа. Я мог спокойно вести хронику миссии, заполняя ежедневно нечто вроде увлекательного бортжурнала. Более того, я мог стать известной и запоминающейся фигурой в системе Луна-Земля, запомниться как землянам, так и селенитам.
Да, Дюшамп знала, о чем говорит. Она пыталась заткнуть мне рот, чтобы я не поднимал голоса насчет замены астронома на биолога. Она просто манипулировала мной, хотя мы оба прекрасно понимали, что никакого биолога этой экспедиции не нужно, тем более, при наличии профессионального врача, который тоже когда-то изучал биологию в университете. Дюшамп преследовала личные интересы и умела заставить плясать под свою дудку.
Но теперь это не имело значения. Очень хорошо, что Маргарита с нами. Не считая моих ежедневных репортажей и обмена новостями с Землей, у меня не было никаких обязанностей на «Гесперосе». Время стало тянуться жутко медленно, как только мы достигли орбиты. У Маргариты тоже дел оказалось не больше моего, хотя, как ни посмотришь в ее сторону, она все время чем-то занималась.
Часто она просиживала в одном уютном уголке, который приспособила себе под лабораторию. Можно сказать, она свила там свое гнездышко. Покинув мостик и направляясь к своему монитору на нос гондолы, я, естественно, заглянул «по дороге» в ее комнатку, тесную, как телефонная будка.
Складная дверь, открывавшаяся, как мехи у баяна, оказалась раздвинута, так что я остановился и спросил:
- Ты занята?
- Да,- отозвалась Маргарита. Вопрос, конечно, глупый. Она стучала по клавишам ноутбука, одного из тех, что выдвигались с полки на уровне груди. В комнатке некуда было всунуть кресло или даже табуретку, поэтому Маргарите приходилось работать стоя.
- Я тут собрался за новостями - делать ежедневный репортаж о миссии - и подумал, что неплохо бы заглянуть на камбуз.
Мой голос сорвался. Маргарита даже не посмотрела в мою сторону, щелкая одним пальцем по клавишам, а другой рукой переключая тумблер, меняя при этом картинки на экранах остальных ноутбуков. Похоже, это была микрофотосъемка: бактерии или что-то вроде того, такое же тошнотворное в полном цвете. Напоминало картины примитивистов, если присмотреться и видеть не объем, а линии.
Я поежился, внутренне содрогнувшись, и стал пробираться дальше своей дорогой по узенькому коридорчику на камбуз. Собственно, камбуз - громко сказано. Просто несколько холодильников с замороженными брикетами, и печи-микроволновки над ними выстроились вдоль одной из переборок коридора, и одна-единственная скамейка со столом - напротив. За овальными иллюминаторами гондолы светился огромный диск планеты, словно гигантская золотая лампа.
Я опустился на скамью и, как завороженный, уставился на желтые облака Венеры. Они менялись, вихрились и кучерявились прямо у меня на глазах. Казалось, я смотрел в огнедышащий камин, словно загипнотизированный пляской огня. Похоже, облачная активность усиливалась по мере перемещения по орбите, не везде туман, покрывавший планету, был однородным. Вот облака налились ядовито-желчным цветом. Может быть, я видел в них отражение собственного настроения?
- Не помешаю?
Я оглянулся и увидел Маргариту. И тут же вскочил со скамьи, хотя места там оставалось достаточно.
Она села рядом, и я почувствовал запах ее духов, очень тонкий и изысканный, представлявший чудный контраст с металлическим стерильным запахом корабля и камбуза.
- Не обижайся, что я не смогла поговорить с тобой там,- сказала она.- Я проводила последнюю проверку ультрафиолетового сканирования атмосферы. Временами результаты просто потрясающие. Явно повышенная интенсивность поглощения.
- Да чего там,- отмахнулся я. Маргарита явно не могла отвлечься от работы:
- Что-то есть в этих облаках,- убежденно пробормотала она,- что-то, поглощающее ультрафиолетовое излучение.
- Думаешь, органика? Или,-- копнул я глубже,- что-нибудь живое? Форма жизни, обитающая в облаках?
Девушка кивнула, но затем задумалась. Словно заправский ученый скептик со стажем, она сумела заглушить первый энтузиазм и ответила неопределенно:
- Не знаю, не знаю… Может быть. Очень может быть. Окончательно мы выясним это, как только пройдем за облака и снимем пробы газа.
- Ну а как же пробы, которые были сняты управляемыми роботами? - ляпнул я, не долго думая.- Они же не обнаружили присутствия ничего живого.
Внезапно в темных глазах Маргариты вспыхнуло раздражение.
- У них не нашлось для этого соответствующего оборудования. Точнее, оно было, но слишком примитивное. Всего лишь нефелометры, приборы для измерения мутности сред. Таким, например, можно измерить размер водяной корпускулы… Но ни на одном роботе-зонде не установили даже самого простого прибора, который мог бы обнаружить биологическую активность.
- И что? Никакой биологической активности эти пробы не показали?
- Ни следа. Ни даже самого маленького отпечатка,- вздохнула она.- Венера - мертвая планета. Это общепризнанно.
- Но ты сама не веришь в это.
- Пока - нет.
- Что значит - пока?
- Пока сама не проверю.
Внезапно Маргарита открылась мне с другой стороны. В делах, в которых она была заинтересована, она, как и ее мать, могла проявлять темперамент тигрицы.
- И сколько мы еще будем торчать на орбите? - спросила она.
Я пожал плечами, как заправский горбун.
- Мы просканировали радарами весь район экватора в поисках обломков корабля моего брата.
- Но ведь он мог разбиться… всмятку, как говорится, так что там, быть может, нечего и искать?.. Ведь он мог разбиться так, что его и не опознаешь?
- Может быть,- согласился я.- Атмосфера планеты настолько плотная, что космический корабль опускался, как затонувший корабль на дно океана. А давление там, внизу, вполне сравнимо с давлением на глубине километра ниже уровня моря в океане Земли.
Она задумалась на секунду.
- Это совсем не то, что падающий на Землю аэроплан?
- И не напоминает бомбу. Так что почву он бы не пробил. Скорее всего, посадка напоминала спуск «Титаника» на дно Атлантики.
- Но вы еще ничего не обнаружили?
- Пока нет,- признался я. «Гесперос» находился на расстоянии двух часов от экваториальной орбиты, а мы уже облетели планету раз тридцать, не меньше.
- И какова вероятность того, что мы могли обнаружить что-то за это время?
- Нам известно лишь место, где его корабль проник в атмосферу планеты, ширина и долгота. О дальнейшем его движении вниз можно только догадываться.
- А маяк слежения он не включал?
- Сигналы стихли, как только он нырнул в облака, так что нам придется сканировать всю планету вдоль экватора.
Маргарита оглянулась на меня, точнее - она смотрела за меня, на облака, скрывавшие от нас лик Венеры.