Венера

      - …продвигается медленнее, чем мы ожидали. Должна вам сказать, это непростая работа.
      - Вы должны немедленно отозвать их обратно! - сказал я Дюшамп.- Немедленно. Пока жуки не погубили их.
      Родригеса на мостике не было. Риза Каладни испуганно горбилась за своим пультом, боясь поднять глаза в присутствии двух людей, борющихся за власть.
      Прежде чем Дюшамп успела ответить, я добавил:
      - Жуки едят металлокерамику. Проверено в ходе эксперимента. Причем делают это с потрясающей быстротой. Они ее уже распробовали, понимаете? Для них это лакомство, как для нас - черная икра,- они усваивают ее с потрясающей скоростью.
      Капитан уставилась на меня тяжелым недоверчивым взглядом.
      - У вас есть доказательства?
      - Они у вашей дочери, в лаборатории. Это правда, клянусь вам! Немедленно верните их обратно!
      Дюшамп одарила меня таким взглядом, как будто собиралась перерезать мне глотку, но вместо этого включила связь, нажав пальцем кнопку в рукоятке кресла, и хрипло произнесла:
      - Йитс, Сакамото, немедленно вернуться на борт. Это приказ.
      - Есть. Уже возвращаюсь,- донесся голос Йитс с видимым облегчением. Она не привыкла к чрезмерному физическому напряжению, которое в обиходе называется работой. Техники годами сидят в креслах и несут нелегкую и ответственную службу, с головой уходя в компьютерные игры.
      - Да, капитан,- отвечал Сакамото ровным тоном камикадзе. Казалось, он просто сидит в соседней каюте за компьютером.
      Дюшамп вызвала Родригеса и Маргариту из лаборатории. Мы стояли, столпившись в проходе у люка, когда она вывела результаты эксперимента на главный экран. Через несколько минут к нам подключились доктор Уоллер, Йитс и Сакамото, отчего в проходе выросла настоящая толпа. Я чувствовал, как люди навалились на меня сзади, сопя в затылок. Сердце мое трепетало, меня подташнивало и не хватало воздуха.
      - Я еще анализирую атмосферные пробы на предмет следов пластикокерамических материалов,- говорила Маргарита своей матери.- Но пока ничего. Похоже, эти организмы переваривают любую молекулу.
      Если эта информация и смутила нашего капитана, то она ничем не подала виду. Повернувшись к Родригесу, она произнесла:
      - Что ты думаешь? Тот уже наморщил лоб:
      - Мы попали в ситуацию «Уловки-22». Получается замкнутый круг. Нам нужно восстановить обшивку, но если мы выйдем наружу, то жуки прогрызут насквозь наши скафандры, а это значит…
      - Быстрое окончание экспедиций,- закончил я.- Ни скафандров, ни космонавтов больше не останется.
      Он кивнул, как мне показалось, не очень уверенно. Маргарита продолжала:
      - И в то же время организмы проедают обшивку газового баллона. Это может кончиться тем, что…- Тут у нее перехватило дыхание, как только она представила, что с нами будет.
      «Не это ли случилось и с Алексом? - подумал я.- Может, и его корабль был сожран ненасытными инопланетными жуками?»
      Затем я вспомнил, что организмы вовсе не инопланетные, это их естественная среда. Инопланетные здесь мы, пришельцы, вторгшиеся в их мир. И, может быть, они инстинктивно сражаются с нами, пытаясь выгнать нас из своего мира.
      «Чепуха! - сказал я себе.- Это же просто жуки. Микробы. Они не могут думать и действовать осмысленно».
      Надеюсь.
      Дюшамп посмотрела на меня, сказав:
      - Вот что нам надо сделать. Все займутся ремонтом обшивки. И никто не останется за бортом дольше, чем Том и мистер Хамфрис.
      - Но два скафандра уже потеряли герметичность,- возразил я.
      - Мы сократим время пребывания за бортом,- заявила Дюшамп.
      За моей спиной проворчала Йитс:
      - Это как же: значит, придется латать быстрее, чем они будут прогрызать? Какая-то гонка получается, соревнование на выживание.
      Дюшамп кивнула:
      - И одновременно я буду спускаться все ниже.
      - Ниже!..- ахнула Риза.
      - Между этим облаком и следующим, примерно в пяти километрах под нами, есть слой чистого воздуха.
      Родригес безрадостно усмехнулся:
      - Где нет ни облаков, ни кусачих мошек.
      Я чувствовал, что Йитс хочет возразить, но прежде чем она успела это сделать, капитан продолжила:
      - Вилла, я хочу, чтобы ты рассчитала максимальное время, в течение которого мы сможем работать в атмосфере, прежде чем появится опасность разрушения скафандра.
      - Да, капитан,- недовольно откликнулась Йитс.
      - Том, ты возьмешь на себя управление. Мы с мистером Хамфрисом пойдем в первой паре. Все остальные пойдут следующими.- На мгновение она заколебалась, заглядывая куда-то мне за спину. «Наверное, смотрит на свою дочь»,- подумал я.- Все, кроме доктора Уоллера,- добавила капитан.
      Я затылком почувствовал, как он облегченно вздохнул. Действительно, здоровье доктора не позволяло ему присоединиться к нам. Но я беспокоился за Маргариту, ей не приходилось этим заниматься, да и вообще, ее никто не готовил на космонавта. Хотя, как знать. Маргарита не открывала мне подробностей, где получала свое образование.
      Дюшамп встала из командного кресла, освобождая его Родригесу. Все расступились перед ней. Я последовал за ней, борясь со страхом, осаждавшим меня.
      Вообще-то говоря, никто из нас не тренировался в искусстве латания дыр в летящем среди кислотных испарений корабле. Конечно, виртуальные тренировки пошли на пользу, но никто не может заложить в компьютерную программу то, что может выкинуть ситуация там, в облаках, никогда не знаешь, как ляжет карта. Тебя лупит ветер, и корабль дергается, как живой. Прибавьте осознание того, что какие-то жуки грызут при этом ваш скафандр… тут душа уйдет не только что в пятки, но и мочевой пузырь мигом опорожнится. Меня, например, при одной мысли об этом щекотало, словно электрическим током.
      Но вызов судьбе брошен, и я не собирался пасовать, отказываясь от своей доли ответственности.
 

* * *

 
      Нелегкая выдалась работенка, смею вас заверить. Даже несмотря на то, что мы работали внутри емкости, цепляясь за выпуклые стенки и свисая с внутренних балок и распорок каркаса на страховочных тросах, работа оказалась сложнее, чем шпаклевка какой-нибудь высокогорной скалы.
      К тому же внутри емкости царила тьма кромешная. Там, снаружи, в облаках, было хотя бы желтовато-серое свечение, сумеречный свет, который позволял хоть что-то видеть вокруг, когда глаза привыкали. А здесь, в пустой бочке газовой емкости, приходилось работать при свете нашлем-ного фонарика, который светил совсем недалеко. Свет быстро растворялся в желтоватом тумане, заполнявшем внутренности баллона. Это напомнило мне описание лондонских туманов прошлого столетия, когда приходилось пробираться по улицам на ощупь.
      - Риза,- услышал я голос Дюшамп в шлеме,- прикажите доктору Уоллеру собрать все лампы, которые он сможет найти на складе. Их нужно перебросить в газовую емкость. Тут они сейчас нужнее.
      - Да, капитан,- раздался голос техника. Несмотря ни на что, я улыбался. Еще бы, Дюшамп не
      позволит кому-то сидеть без дела. Она каждому найдет работу, даже владельцу корабля.
      Мы разбрызгивали эпоксидную смолу по внутренностям огромного баллона. Изнутри он казался еще больше - гигантским, почти бесконечным. Темнота равнодушно проглатывала жалкий чахлый свет наших нашлемных фонарей. Я невольно вспомнил Иону в чреве кита или Фухида в бескрайних пещерах Марса, причем никак нельзя было определить, где именно прореха. Внутри емкости не установили датчиков, а сама щель оказалась так мала, что свет сквозь нее не просачивался. Мы сосредоточили наши усилия на кормовой части, поскольку коррозия по большей части коснулась именно ее.
      Мы с Дюшамп провели изнурительные полчаса внутри обшивки, затем Родригес и Маргарита пришли нам на помощь. Дюшамп, не сомневаюсь, загнала бы сюда и больше народу, залатав остальные скафандры, но у нас на борту имелось всего два пневматических пистолета-инъектора.
      Так, по двое, попарно, экипаж работал час за часом над ликвидацией утечки. Несмотря на усталость, я пошел работать по второму кругу, в этот раз вместе с Сакамото. Родригес выходил уже трижды. То же и Йитс, которая чертыхалась и ворчала всю дорогу.
      Когда я вернулся из второй вылазки, то упал перед выходом из воздушного шлюза, уже не в силах даже снять скафандр. Просто отвинтил шлем и сел, даже не скинув рюкзака с системой жизнеобеспечения. Меня охватило не только физическое истощение, хотя каждая мышца во мне просто изнывала и просила отдыха. Это было истощение душевное, вызванное не только усталостью, но и крайним напряжением. К тому же приходилось учитывать, что времени в нашем распоряжении катастрофически мало.
      Сакамото, встав надо мной, снял шлем и скупо улыбнулся:
      - Работа - проклятие пьющего человека,- пробормотал он и стал сам, без посторонней помощи, снимать скафандр.
      Наконец и мне удалось раздеться. Я вполз в койку для того, чтобы сделать впрыскивание транквилизаторов. Но как только я приставил шприц-пистолет к локтевому сгибу, заорал сигнал интеркома, в шести сантиметрах от моего уха:
      - Мистер Хамфрис, вас ждут на капитанском мостике.
      С затуманенным взором я закончил укол, затем, соскользнув с кровати, побрел, спотыкаясь, на мостик, как был, в смятом комбинезоне, даже не позаботившись привести себя в порядок. Где-то, периферией сознания, я понимал, что я весь в поту, но меня это уже ничуть не беспокоило.
      Дюшамп сидела на командирском месте, спокойная, как кремень. У Родригеса же то и дело закрывались глаза, видимо, он уже клевал носом. Йитс находилась на своем месте, и трудно было понять, в каком состоянии, потому что сидела ко мне спиной.
      Как только я появился, капитан Дюшамп заговорила:
      - У меня есть хорошая и плохая новости. С какой начать?
      - С хорошей,- вяло произнес я.
      - Течь мы устранили,- сказала она. Однако лицо ее радости при этом не выражало.- Теперь корабль приведен в порядок и мы вырвались из облаков на чистый воздух. Мы выкачали из емкости все, что туда набралось во время снижения,- добавила Дюшамп,- и заполнили ее окружающим воздухом.
      Я кивнул.
      - Хорошая новость.
      - Теперь плохая. Только один из скафандров имеет легкие повреждения. Остальные пришли в полную негодность - они не прошли контроля на безопасность.
      - Это значит, что мы не можем воспользоваться ими на планете?
      - По крайней мере, цока мы их не починим,- безрадостным тоном сообщила Йитс.
      - Что ж,- вздохнул я.- Могло быть и хуже.
      - Вопрос в том, не окажется ли этих жуков и там, внизу,- заметила Дюшамп.- В нижних слоях атмосферы.
      - Но там ведь ужасная жара,- возразил я.- На поверхности больше двухсот градусов по Цельсию. А это тридцать четыре километра над поверхностью.
      - Так вы думаете, что у нас не будет проблем с этими… жуками? - последнее слово Дюшамп произнесла с настойчивым отвращением. Как будто, можно подумать, в появлении этих жуков был повинен я.
      - Надо спросить Маргариту. Она же биолог. Дюшамп кивнула.
      - Я уже спрашивала ее. Она сказала, что ничего сказать точно нельзя. Никто не может дать на это ответ.
      И тут я услышал свой голос, как будто со стороны:
      - Да ничего живого не может быть при таких высоких температурах!
      - Ну-ну, посмотрим,- пробормотала капитан.
      Сначала она скептически отнеслась и к жукам, как современная женщина - к привидениям, а теперь они ей чудились за каждым облаком.
      Тут меня посетила новая мысль:
      - А как же Фукс? Он уже прошел этот слой? Она покачала головой:
      - Нет. Он вертится где-то поблизости, в этом чистом участке воздуха, согласно последним сводкам МКА.
      - Интересно, а как же он… а что же… Не удивлюсь, если он…- Тут Дюшамп и мостик стали расплываться в фокусе, как будто кто-то крутил оптику, неправильно поворачивая линзы видеокамеры. Я потянулся рукой схватиться за край люка, у меня подогнулись колени.
      Я услышал, как кто-то спросил:
      - Что случилось?
      И тут все бешено завертелось вокруг.
      - Что-то мне не по себе,- услышал я собственный голос. И это было последнее, что я помню.
 

КРУШЕНИЕ

 
      Когда я открыл глаза, то увидел перед собой доктора Уоллера, Родригеса и Маргариту. Лица у них были хмурые и обеспокоенные.
      - Вы знаете, где находитесь? - спросил Уоллер.- Догадываетесь? - В его голосе одновременно звучали ирония и сочувствие.
      Я оглядел их напряженные внимательные лица и увидел медицинские мониторы и зеленых червей, ползущих по экранам. Услышал тонкое попискивание приборов и почувствовал запах антисептика.
      - Лазарет,- сказал я.- Голос мой был едва громче шепота, и к тому же хриплого шепота.
      - Очень хорошо! - одобрительно сказал доктор Уоллер.- В полной памяти и сознании. Просто прекрасно.
      Маргарита облегченно вздохнула. Родригес расслабился.
      Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы увидеть, что ты лежишь на единственной койке в лазарете. Расположенный на самой корме гондолы, в самом ее хвосте, лазарет был единственным местом на «Гесперосе», где пространства хватало даже для того, чтобы встать вокруг койки сразу нескольким людям. Таким образом, больные могли запросто разминуться со здоровыми, то есть не испытывая прямого физического контакта.
      - Что произошло? - спросил я, по-прежнему чувствуя себя способным разве что лежать и задавать вопросы. Сил встать у меня не было.
      - Похоже, ваша анемия опять навестила вас. У вас был приступ, поздравляю,- оповестил меня доктор Уоллер.
      Я посмотрел на Маргариту. Я не рассказывал ей о своем состоянии здоровья, но, очевидно, Уоллер поведал ей все, пока я находился в обмороке. Девушка выглядела озабоченной, но не удивленной. Родригес, конечно, заранее знал обо всем, поскольку собирался занять должность капитана. Однако и он был обеспокоен, на лбу его сложилась гармошка морщин.
      - Но я же напичкал себя уколами,- слабо пробормотал я.
      - Чем и загнали себя в еще большее физическое истощение. Такого у вас, наверное, думаю, еще в жизни не было,- игриво сказал доктор.- Вы перегрузили себя стрессом и тяжелой работой.
      - Это всего несколько часов?..
      - Вполне достаточно. Более чем.
      Поговорим о неприятном. Я-то думал, что, работая наравне с Родригесом и Дюшамп, сталкиваясь с теми же трудностями, исполняя те же обязанности, что и они, и вся остальная команда, стану во всем им равным. И вот мое проклятие - анемия нанесла коварный удар, сразу показав, насколько я немощен, показав всем, какое бесполезное бремя они взяли на борт. Отец был прав: я - коротышка, бесполезный хлам, огрызок человеческого рода. И никакой пользы от меня никому не было.
      Я чувствовал, что вот-вот разрыдаюсь, но держался, пока Уоллер суетился вокруг. Родригес с виноватым видом сказал, что ему нужно подняться на мостик.
      - Мы уже на подходе к следующему слою облаков,- сказал он напоследок.- Решили сначала снять пробу, нырнув в них на время, и затем проверить пробы на наличие «жучков». Так сказать, «снять пенки».
      Я слабо кивнул.
      - Хорошая мысль.
      - Это была идея Дэ, то есть капитана Дюшамп. Я так же вяло повернул голову к Маргарите.
      - Хорошая мысль была - взять с собой в экспедицию биолога.
      Она улыбнулась.
      Родригес взял меня за руку и сказал:
      - Теперь позаботься о себе, Ван. Займись собой.
      - Ты предлагаешь сходить к косметологу?
      - Делай все, что скажет доктор.- Маргарита в упор не желала принимать моих шуток.
      - Конечно,- ответил я.- Почему бы нет? Родригес ушел. Осталась Маргарита. Она присела рядом с моей койкой.
      - Сколько мне здесь валяться? - спросил я доктора Уоллера.
      - Всего несколько часов,- ответил он, с лицом, уже хмурым, как обычно.- Я проведу диагноз, посмотрим, сколько у вас красных кровяных телец, и, соответственно, выясним, сколько кислорода переносится к вашим жизненно важным органам. Это займет немного времени.
      Я сел в кровати, ожидая почувствовать боль в спине. Но к моему удивлению, я чувствовал себя прекрасно. Маргарита торопливо подоткнула под меня подушку, так что я смог откинуться, не меняя положения.
      - Из тебя вышла бы первоклассная нянька,- заметил я. Мне действительно было очень удобно. Мой голос набрал прежнюю силу.
      - Ты всех огорошил своим обмороком.
      - Какой обморок? О чем ты говоришь?
      - Вот! - воскликнул доктор Уоллер.- Юмор! Это главное для быстрого выздоровления. Умение шутить - первый признак, что дела пошли на поправку.
      - Да ничего особенного со мной не случилось, не считая этой треклятой анемии,- фыркнул я.
      - Да, это так. Не считая анемии, вы в превосходном физическом состоянии. Но, как сказал Ромео, рана может и не быть глубиной с колодец или шириной с церковные двери, однако и того, что есть, достаточно.
      Маргарита поняла намек.
      - Ты должен быть осторожен, Ван. Твое состояние может ухудшиться, если ты не будешь следить за собой.
      Отчасти я даже был рад моему бедственному положению, которое позволяло мне лежать, имея под боком такую няньку. «Но как долго это продлится?» - задавался я вопросом. Мне надо скорее подниматься на ноги и заняться делом. Мне не нужна жалость. Я хотел, чтобы меня уважали.
      - Но вы же, доктор, сами рекомендовали мне физическую нагрузку. Вот я немного и переборщил с дозой транквилизаторов.
      Он кивнул, однако хмуро заметил:
      - У нас ограниченный запас транквилизаторов на складе с медикаментами. И нет оборудования и материалов, чтобы произвести новые. Ваш запас как раз рассчитан на то, чтобы обеспечить нормальное использование, при обычных нагрузках, с расчетом на курс лечения. Но все же, вам надо быть повнимательнее со своим здоровьем, мистер Хамфрис.
      - Да, конечно. Ну, а теперь я могу встать и вернуться к своей работе?
      Он бросил взгляд на мониторы, укрепленные по всей стене изолятора-лазарета.
      - Через два часа. Может быть, чуть раньше или чуть позже.
      - Два часа,-повторил я.- Прекрасно.
 

* * *

 
      На самом деле я встал гораздо раньше. Пришлось.
      Маргарита принесла мне микрокомпьютер, для забавы, так сказать, поработать, пока я сидел в постели, ожидая окончания диагностики доктора Уоллера. Он ненадолго покинул лазарет, бормоча и напевая себе что-то под нос, как обычно. Я связался по компьютеру с штаб-квартирой МКА в Женеве и через десять минут получил ответ, что Фукс вступил во второй облачный слой уже как минимум час назад.
      Он опять оказался впереди. И по всему видно, не пострадал от жуков, атаковавших нашу газовую емкость. Но почему? Неужели его «Люцифер» сделан из других материалов? Или же просто быстрее управился с ремонтом?
      Сидя в лазарете и просматривая сводки МКА, я задумался о том, что произойдет, если Фукс сядет раньше и найдет корабль Алекса первым. Тогда он получит десять биллионов отца, а я останусь без гроша. Вот это будет облом! Возвращаться некуда.
      Ну, конечно, меня никто не ждет, при таком раскладе карт, вот разве что сочувствие друзей. Сразу бросить меня будет слишком безжалостным поступком, поэтому они некоторое время покрутятся возле меня, как спутники разрушающейся по частям планеты, но вскоре сорвутся с орбиты - и до свидания! До новых поступлений, которых, может быть, не произойдет никогда. Ариведерчи! Раньше или позже они все равно бросят меня. Я не испытывал на этот счет никаких иллюзий. Они были «друзьями по классу» (в социальном смысле), а не по духу. К тому же для многих я являлся спонсором и меценатом их опер, пьес и поверхностных научных увлечений.
      Лишившись денег, я лишусь и друзей. Даже Гвинет со мной не останется. Кто будет оплачивать ее счета?
      «А Маргарита? - спросил я сам себя.- Что ты скажешь насчет Маргариты?» Я не мог представить ее, покидающую меня из-за того, что я становлюсь беден. С другой стороны, я не представлял, каким образом она может помочь мне выкрутиться из этого бедственного положения. Мы еще не настолько хорошо знали друг друга, и к тому же сомневаюсь, что она сама умела зарабатывать деньги.
      Все это пролетало у меня в голове, пока я сидел на койке в лазарете, ожидая возвращения доктора Уоллера и разрешения встать.
      Тут корабль нырнул. «Нырнул» - это значит, что мы совершили прыжок и нас встряхнуло, как бывало, когда мы попадали в зону особо сильной сверхротации. Но как только мы зашли в чистое место между первым и вторым слоями облаков, давление стало столь плотным, что ветер понес нас как по накатанной.
      Но тут нас тряхнуло так, что я чуть не вылетел из постели. Я вцепился в ее края, как ребенок, съезжающий со снежной горы, держится за свои санки.
      Из-за полупритворенного люка лазарета раздались сигналы тревоги и грохот автоматически задвигающихся люков, ведущих в другие отсеки.
      Лазарет качался, как бочка, брошенная в шторм. На мгновение меня охватил приступ морской болезни, но тут я вспомнил, что нахожусь в хвостовой части гондолы и сама гондола подвешена под газовой емкостью. И тут где-то в стороне прозвучала сирена общей тревоги.
      Я выскочил из кровати, сказав мысленное «спасибо» Уоллеру за то, что меня не раздели. Пол под ногами снова качнулся, в этот раз родилось ощущение мчащегося к земле аэроплана, который нырнул в воздушную яму.
      - Внимание! Пристегнуть ремни! - раздалось по интеркому. Превосходный совет. Пришлось зацепиться за койку, чтобы не полететь в сторону люка лазарета.
      Тут створка люка распахнулась, из люка высунулся доктор Уоллер, в его воспаленных глазах был ужас:
      - Мы падаем! - завопил он.- Газовый баллон взорвался!
 

ПАДЕНИЕ

 
      Казалось, минуло столетие. Я все еще висел, вцепившись в койку под вой и визг сирены тревоги, разносившиеся по всей гондоле. Я видел, как Уоллер держится, зацепившись руками за проем люка. То, что корабль падал, я ощущал всем своим желудком.
      - Держаться за люки! - вещал интерком.- Немедленно надеть скафандры.
      Это был голос Дюшамп, острый как скальпель хирурга, но достаточно убедительный, чтобы заставить меня шевелиться.
      - Пошли,- позвал я, пролезая за Уоллером. Он замер как вкопанный, с раскрытым ртом, выпученными глазами, точно не в силах вылезти из люка или не желая оторваться от единственной опоры. Наконец он стал сползать на пол.
      Я схватил его за плечо и встряхнул со словами:
      - Пошли! - крикнул я ему в самое ухо.- Слышали приказ капитана? Это всех касается!
      - Но я не смогу дышать в скафандре! - сказал он со слезами с голосе.- Я только раз попробовал в него влезть и чуть не задохнулся!
      - Теперь это не имеет значения,- обрезал я, выковыривая доктора из люка.- Пойдемте со мной, я покажу вам, как это делается.
      Корабль, казалось, успокоился, так что мы сравнительно без труда смогли пройти по коридору. Нам приходилось открывать люки вручную на каждом шагу, через каждые несколько метров. Они автоматически захлопывались за нами. При этом звуки сирены, от которой разрывались барабанные перепонки, становились тише. От них начиналось усиленное сердцебиение. Сердце заходилось.
      Родригес уже находлся возле шлюза, помогая Ризе Каладни надевать скафандр. Еще двое техников столпились рядом, занимаясь тем же.
      - Где Маргарита? - спросил я у него.
      - Не знаю. Может, на мостике вместе с матерью,- бросил он, не отрываясь от работы.
      - Все эти скафандры дырявые,- фыркнул я, дернув за рукав своего «космического макинтоша». Локтевое соединение почернело, как будто прожженное.
      - А что, по-твоему, лучше вообще без скафандра? - бросил Родригес.
      Уоллер застонал. Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок, но тут я заметил темное пятно на промежности его комбинезона. Доктор обмочился.
      - Что случилось? Что, черт возьми, тут происходит? Проверяя ранец Ризы со шлангами и кабелями, Родригес
      ответил:
      - Проклятый баллон лопнул. Мы потеряли плавучесть. Корабль никак не привести в равновесие.
      - Так, и что дальше…
      - Дальше нас ждет аварийный модуль.
      - Это что такое?
      - Это спасательная капсула. Катапультируемся на орбиту, где нас, быть может, подберет «Третьей».
      - Быть может?
      - Если нам посчастливится с ним встретиться с первого захода на орбиту. Ведь в модуле или капсуле двигателей нет, а реактивных ракет хватает только-только, чтобы дотянуть до орбиты.
      - А если «не посчастливится»?
      - Тогда зависнем на орбите, подавая аварийный сигнал.
      - И что?
      - И будем ждать пришествия…
      - Пришествия?
      - Прибытия спасательного корабля,- горько улыбнулся Родригес.- Будем ждать, пока за нами подойдет «Третьей».
      При этих словах он несколько осуждающе взглянул на доктора.
      - Я же говорил, не надо было брать в экспедицию стариков,- бросил он мне шепотом.- Авральная ситуация им не по силам.
      - Но ты же знаешь, Том, я не могу без врача. Он вздохнул:
      - Понятно.
      Я еще раз оглянулся на остальных одевавшихся членов экипажа и, тихонько толкнув его локтем в бок, спросил:
      - Тогда зачем нам эти скафандры?
      - Прорвало переднюю часть гондолы. Теперь там сквозняк,- нервно ответил Родригес.- Если трещина доберется до мостика, прежде чем все успеют эвакуироваться…
      Он не закончил фразы. Я представил себе картину того, что могло случиться дальше.
      Прежде чем одеваться самому, я помог влезть в скафандр доктору Уоллеру. Палуба корабля продолжала ходить ходуном, отчего внутренности выворачивались, как будто я летел вниз в сорвавшемся лифте,- отчего-то образ с падающим лифтом никак не уходил из головы. Уоллер оставался в шоке, едва двигал конечностями. Его охватила паника. Взгляд его стал тупым и бессмысленным, челюсть отвалилась, как у покойника, и дышал он, как рыба на песке. Мельком я отметил, что на нем - единственный неповрежденный скафандр, так как он никуда не выходил. Остальные скафандры были с прорехами.
      К тому времени, как я облачился, Маргарет с матерью так и не появились. Я затопал им навстречу по наклонному коридору.
      - Куда ты? - закричал мне вслед Родригес.- Сейчас уходим!
      - Вернусь через несколько минут,- отозвался я, крикнув так громко, чтобы они услышали меня и за стеклом шлема.- Вытащу остальных. Встретимся у спасательной капсулы.
      Проверять герметичность сейчас не было времени, да и просто бессмысленно. Все равно скафандры были негерметичны, ежу понятно. Мы не испытывали на этот счет никаких иллюзий. Они вообще могли нам понадобиться лишь на несколько минут, чтобы добраться до спасательной капсулы.
      Я не хотел уходить без Маргариты, девушки, в честь которой называли лучший коктейль. Что она сейчас делает? Что с ней? Где она?
      Ее лаборатория была пуста. Корабль в то мгновение, когда я туда заглядывал, выпрямился, чтобы затем слегка еще раз всколыхнуться.
      Я дотащился в своем тяжелом и неудобном одеянии на мостик. Они были здесь. Обе.
      - …не можешь остаться,- говорила Маргарита. Она упрашивала.
      - Кто-то должен остаться у штурвала, чтобы выравнивать корабль хотя бы на планирование,- говорила Дющамп, не отрываясь от главного экрана обзора. На коленях у нее лежал еще один компьютер, и ее пальцы порхали над клавишами, точно у концертного пианиста.
      - Но ты же… ты должна… Я вмешался в их разговор:
      - Все уже оделись и ждут.
      Дюшамп одарила меня своим обычным взглядом, в котором читались холод и неприязнь. Затем, ответив коротким кивком, повернулась к дочери:
      - Иди надень скафандр. Быстро.
      - Нет, если ты не пойдешь со мной,- возразила Маргарита.
      Эта картина отпечаталась у меня в памяти. Две копии одного и того же человека, две копии одной женщины, отличавшиеся только возрастом, буравили друг друга глазами. Казалось, между ними - невидимое зеркало времени.
      - Вы обе, надевайте ваши скафандры,- распорядился я командным тоном.- Вас все ждут.
      Корабль шатнуло в сторону, и желудок с готовностью подпрыгнул к горлу. Я схватился за проем люка. Маргарита, стоявшая рядом с матерью, споткнулась и свалилась, полетела кувырком в кресло Родригеса.
      Дюшамп как ни в чем не бывало отвернулась к главному экрану и снова застучала по клавишам.
      - Мы теряем последнюю способность к равновесию,- объявила она, не отрываясь от экрана. Я увидел на нем светящийся график маневренных двигателей нашего корабля.
      - Тогда нужно срочно выбираться отсюда!
      - Кто-то должен остаться за штурвалом, чтобы корабль не полетел вверх тормашками, неужели не ясно,- отвечала Дюшамп.- Если я брошу двигатели, мы полетим как камень в тартарары.
      - А как же автопилот?
      - Ха! - только и ответила она.
      - Но компьютер… он же может…
      - Никакой компьютер не сможет рассчитать движение в таких условиях, когда все меняется каждую секунду.
      - Но…
      - Я едва успеваю выравнивать корабль, чтобы судно хотя бы не так стремительно теряло высоту.
      Словно в доказательство ее слов, корабль сделал очередной отчаянный нырок. Мне показалось, я услышал стоны с той стороны, где оставался поджидавший нас экипаж.
      - Такова обязанность капитана,- сказала Дюшамп, выразительно посмотрев на меня. Затем улыбнулась, как обычно, едва заметно. Можно сказать, одарила улыбкой. Еще точнее - удостоила.- Я знаю, что вы были против моего назначения, но я отношусь к своей работе серьезно.
      - Ты погубишь себя! - закричала Маргарита.
      - Уведите ее отсюда,- обратилась ко мне Дюшамп. Не отпуская проема люка, я быстро соображал:
      - Хочу сделать вам предложение. Она вопросительно приподняла бровь.
      - Я помогу Маргарите одеться и потом приду на мостик с вашим скафандром. Затем вы оденетесь и пойдете к аварийной капсуле.
      Она кивнула.
      - Пошли,- сказал я Маргарите, девушке с именем заменителя масла.
      - Нет,- отрезала она. И, обернувшись к матери, добавила: - Без тебя я отсюда ни шагу.
      На лице Дюшамп возникло выражение, видеть которое мне еще не доводилось. Нет, это был не суровый взгляд капитана, а что-то новое, матерински нежное и чистое, полное жалости и сострадания к собственному ребенку.
      - Маргарита, иди с ним. Со мной все будет в порядке. Я же не самоубийца.