- Полтора часа.
      Я подошел к пульту связи и, перегнувшись через плечо сидевшего там сменщика, включил программу-переводчика. Вахтенный только посмотрел на меня, но ничего не сказал.
      - Амарджагаль,- заговорил я, тщательно обдумывая каждое слово,- я сменю тебя на час. Отдохни и возвращайся, когда мы будем вступать в верхний слой облаков.
      Синтетический голос компьютера повторил мои слова на незнакомом языке ее народа. Затем Амарджагаль что-то спросила.
      - Какое ты имеешь право отдавать приказы? - ровно, без всякого выражения, спросил синтезированный голос.
      - Я принимаю командование кораблем,- объявил я, не сводя с нее взгляда.
      Она растерянно (или рассерженно?) заморгала, когда компьютер перевел мои слова.
      - А что с капитаном?
      - Капитан в лазарете,- объявил я.- Я говорю за него. Всем придется надеть шлемы при вхождении в облака, причем сделать это надо будет по моей команде.
      Амарджагаль посмотрела на меня в затянувшейся паузе, пытаясь осознать сказанные компьютером слова. А может быть, и обдумывая их. Но ее стоическое лицо, всегда сдержанное, и темные непроницаемые глаза не выразили ничего.
      - Ты не капитан,- наконец объявила она.
      - Я - сын капитана,- сказал я.- И буду замещать его, пока он не поправится. Все понятно?
      У меня не было ни малейшего представления о том, как она отреагирует. Она просто смотрела на меня, не сводя глаз и пытаясь сообразить, как действовать в новой ситуации. Амарджагаль осталась верна Фуксу во время восстания Багадура. И сейчас, если она примет меня как командира, весь остальной экипаж последует ее примеру. Если же она этого не сделает, тогда все может прийти к хаосу или, того хуже, к новому бунту.
      Наконец она произнесла по-английски:
      - Есть, сэр,- и поднялась с командирского кресла.
      Я попытался сохранить каменное выражение лица и ничем не выказать мгновенно охватившей меня радости. Я весь трепетал внутри от восторга. Впервые в жизни я стал командиром, в руках моих была власть. Где-то, впрочем, в глубинах подсознания самокритичный внутренний голос предупреждал меня, что ничем хорошим это не кончится. Но я тут же напомнил себе, что зловещие прогнозы уже не сбылись тогда, на поверхности планеты, когда я вышел из самого ада. Я уже не был беспомощным, неопытным, испорченным ребенком.
      По крайней мере, я на это надеялся.
      Двое других членов экипажа на мостике бросили осторожные взоры в мою сторону, однако ничего не сказали. И вовсе не потому, что у нас были проблемы с языковым общением. Они видели, как Амарджагаль покинула мостик, и снова склонились над пультом в неприступном молчании.
      Я вызвал график полета. Как я и предполагал, Фукс повел «Люцифер» по самой крутой кривой через облака, начиненные прожорливыми жуками, чтобы как можно скорее выскочить из этой зоны. По сути дела, «Люцифер» был дирижаблем, воздушным судном, плывущим в плотной атмосфере Венеры, немного помогая себе пропеллерами. Главной задачей экипажа было вносить корректировку в курс корабля, регулируемый ветрами. Мы не могли подняться к облакам никаким другим образом, кроме как выкачивая газ из емкости, заменяя его на более легкий, а потом и на вакуум, так, чтобы достичь верхней границы атмосферы.
      Затем у нас были припасены ракетные двигатели, но на них можно стартовать только из верхних слоев. И уже потом добираться до орбиты. Я проверил цифры, заложенные в программу полета. Получалось так, что, если мы стартуем на ракетах преждевременно, то мы не сможем достичь орбиты Венеры, а лишь направим «Люцифер» по длинной баллистической траектории и застрянем в облаках. А на орбите нас ждал ядерный модуль-двигатель, чтобы доставить нас до Земли. Фукс припарковал его, оставив на орбите Венеры.
      В общем, как ни крути, получалось, что с ракетами надо быть осторожными. Иначе нам не добраться до пускового ядерного модуля и тогда останется одно: зависнуть в атмосфере, пока жуки на сожрут корабль, или до нас не доберется жара, или же, наконец, просто кончится пища. Пожизненное заключение в аду. Которое, конечно, скорее всего, окажется недолгим.
      Эти жуки не давали мне покоя. Они уже сожрали два корабля, чтоб им подавиться: Алекса и мой. И как бы ни хвастал Фукс насчет своего «Люцифера» с пресловутым запасом прочности, оставалось под сомнением, переживет ли корабль вторую атаку жуков.
      И что же мне оставалось делать? Покрыть обшивку составом, о который они, фигурально выражаясь, сломают себе зубы? У меня даже отдаленного понятия не было, что это за состав, и чем он может быть, и где, наконец, его взять. И даже если бы я знал, то на его изготовление и распыление, на все про все у нас оставалось всего полтора часа, или девяносто минут. Эту цифру можно, правда, растянуть на секунды, чтобы она выглядела еще утешительнее.
      В поисках, какие повреждения #9830;Люцифер» уже понес по пути через облака, я порылся в файлах капитана, в программе безопасности полета и бортжурнале технического состояния корабля. Однако поиски оказались безуспешными. Или Фуксу просто некогда было заняться осмотром повреждений, или эти данные хранились где-то под паролем, может быть, для того, чтобы исключить доступ к ним экипажа. Скорее всего, чтобы избежать паники.
      Я хотел попросить помочь мне в поисках техника, сидевшего за пультом связи, но, как оказалось, он тоже находился не в ладах с английским. Точнее, он все понимал и даже вроде бы иногда кивал головой, но смысл моей речи все равно оставался для него тайной. То есть, он просто не понимал, чего от него хотят. Он удивленно смотрел на меня, сосредоточенно морща лоб, как Сократ на профсоюзном собрании.
      - Файлы! Где файлы?
      - ?
      - Понимаешь, файлы? - Я показал руками, какие, по моему мнению, могут быть файлы.- По ремонту корабля. Ремонтные файлы. Меня интересует, видишь ли,- я стал жестикулировать,- состояние корабля после прохода через облака.
      Он изобразил лицом полное недоумение. Кончилось все тем, что он снова отвернулся к пульту. На главный экран посыпались градом данные. Среди такого количества файлов можно было потеряться. У меня просто не хватило бы времени искать.
      Тут на мостик вернулась Амарджагаль, и я понял, что мой час пробил. Освободив место за командным пультом, я тут же прибег к помощи языковой программы и задал ей тот же вопрос, с которым обращался к недоумевающему технику.
      - Мы проводили осмотр и регистрацию повреждений,- бесстрастно перевел компьютерный голос.- Герметичность корпуса не нарушена.
      - Но каков масштаб повреждений? - спросил я, ощущая жуткое неудобство от этого замедленного общения через компьютер. Это раздражало почти так же, как замедленная реакция «Гекаты» на управление. Время уходило катастрофически быстро… Я уже подумал о том, что лучше было бы вызвать на мостик Нодона.
      - Недостаточно, чтобы пробить обшивку,- пришел ее ответ.
      Я метался от отчаянья к безнадежности.
      - Можно как-нибудь определить, сколько она еще выдержит?
      - Кто выдержит? - был ответ.
      - Обшивка! - компьютер перевел мои слова совершенно хладнокровно и буквально. Мне стало несколько стыдно за свою горячность, и я поспешил исправить положение, еще раз повторив всю фразу от начета до конца, уже более миролюбивым тоном.
      Амарджагаль задумалась надолго: мне казалось, что истекает последний песок этого получаса, когда она ответила просто и лаконично:
      - Нет.
      Потом это же перевел компьютер, с небольшим запозданием. Я был в отчаянии, какое не овладевало мной еще никогда в жизни. Одно дело - рисковать собой, а тут так глупо вляпаться, принять команду над людьми и, стало быть, ответственность за их жизни в такой решающий момент!
      Теперь до населенных жуками облаков нам оставалось каких-нибудь пятнадцать километров, а у меня до сих пор не было ни малейшего представления, как выбираться из этой передряги. Сдержав гнев и отчаянье, я вновь обратился к Амарджагаль через компьютер:
      - Уходим по самой крутой кривой. Самой крутой, какая только возможна.
      - Понятно,- передал мне ответ компьютер.
      В черной ярости и негодовании покинул я мостик. Мы летели словно слепые щенята, из огня да в полымя, даже не имея понятия, как защититься. Ну что это за корабль, на котором не найти никакой документации! На полпути к лазарету меня озарила новая мысль: а какая, собственно, разница? Чего я, собственно говоря, всполошился? И я чуть не рассмеялся, когда все стало вдруг так просто и понятно. Ведь у нас все равно никакого другого выхода не оставалось.
      Или мы погибнем, или прорвемся. Выбор сделан. Осталось только ждать разрешения судьбы и смотреть, как ляжет фишка.
      Но все же давила неприятная тяжесть в желудке, от осознания неопределенности ситуации. И я принял позу фаталиста: пусть будет, что будет. Чему быть, того не миновать. Это самое лучшее решение, когда никак не можешь повлиять на ситуацию.
      И все же мы могли еще принять меры предосторожности, на случай, если жуки прогрызут броню. Но какие меры? Оставалось только решить этот последний вопрос.
      Фукс был без сознания. Маргарита сидела ко мне спиной, не сводя глаз с мониторов. Видно было, что ничего хорошего не происходит.
      - Как дела? - машинально спросил я.
      Девушка нервно оглянулась, видимо, застигнутая врасплох.
      - Пока удалось стабилизировать его состояние. Но становится все хуже. Медленно, но верно. Мозг не хочет восстанавливать свои функции, несмотря на инъекции гормонов.
      - Ты делаешь все, что можешь,- сказал я, пытаясь успокоить ее.
      Но Маргарита покачала головой:
      - Ему нужно гораздо больше, чем я могу дать! Если бы я только могла переговорить с каким-нибудь медицинским центром на Земле…
      - А кто тебе мешает? - спросил я.- Сейчас установим связь с «Третьеном».
      - Но он же запретил вступать в контакт, ты что, забыл? Отодвинув девушку в сторону, я включил переговорное
      устройство на переборке:
      - Амарджагаль, мне надо немедленно связаться с «Третьеном»! Экстренная ситуация.
      Через несколько секунд она откликнулась:
      - Есть, сэр.
      Повернувшись к Маргарите, я усмехнулся:
      - Как видишь, должность дает свои привилегии. И власть.
      Она даже не побеспокоилась поблагодарить. Тут же стала объяснять технику по связи, что ей нужно. Наконец оба заговорили на английском, и проблем в понимании у них не возникало.
      Я уже отправился обратно на мостик, когда интерком заголосил:
      - Немедленно пристегнуть ремни. Люки задраить в течение тридцати секунд.
      Я тут же моментально рванул мимо мостика по коридору, на нос корабля, где располагалась обсерватория. Сквозь толстые кварцевые стекла я увидел брюхо надвигающегося на нас облака. Затем корабль резко изменил угол взлета. Я чуть не полетел кувырком, едва успев схватиться за один из аппаратов, которые Маргарита называла сенсорами. Мне удалось, по счастью, удержать равновесие, несмотря на то что рукоятка моего «стоп-крана», которым я пытался остановить падение, слегка погнулась. Ну, там, слегка оторвалась какая-то панель… в общем, пустяки. Я кое-как приладил ее на место и пошел себе дальше. Вроде бы никто не видел.
      «Да,- думал я, возвращаясь на мостик.- Сейчас предстоит такая гонка, что держись, Коротышка». Со всеми предосторожностями я продвигался обратно по коридору, точно спускаясь по сходням.
      За пультом связи сидел Нодон, за командным, естественно,- Амарджагаль. Она стала было вставать, но я махнул рукой:
      - Командуйте, Амарджагаль, вы штурман.- С этими словами я занял кресло рядом с ней.- Вы управляетесь с этим лучше, чем я.
      Если мои слова и порадовали ее, в том виде, как их перевел компьютер, то она ничем не выразила своих чувств.
      - Сэр, капитан «Третьена» задает много вопросов,- сообщил мне Нодон.- Некоторые адресованы персонально вам, сэр.
      Я замялся, но потом решительно ответил:
      - Передайте на «Третьей», что мы поговорим, как только выйдем на орбиту. Теперь же мне нужен от них только медицинский канал. Пусть он остается открытым, остальное подождет.
      - Есть, сэр,- откликнулся Нодон.
      После чего я пристегнулся к креслу рядом с Амарджагаль, а «Люцифер» прошел последний слой разреженных облаков. Дальше начинались владения прожорливых тварей. Странно, ведь я всегда считал космическое пространство опасной средой: вакуум с его постоянными излучениями, напичканный метеоритами, которые могли прошить обшивку, как автоматной очередью. Но теперь, после посещения Венеры, вакуум, где погибает все живое, казался мне просто райским местом.
      Верхний слой облаков - самый толстый из всех трех на Венере, а мы, казалось, шли к нему тихим ходом… Я еще раз проверил траекторию восхождения на главном экране - длинную кривую, проходившую на фоне серого массива облаков. Мерцающий курсор обозначал наше местоположение Мы едва сдвинулись. «Нельзя ли поскорее?» - хотелось мне спросить Амарджагаль, но я сдерживался, понимая, что она и так выжимает из летательного аппарата все, что возможно.
      Получалось, по всем показателям, что у жучков уйдет достаточно времени, чтобы как следует пообедать нашим кораблем. Затем я вспомнил, что случилось с Багадуром и его товарищами, и веселая картинка из космоса мигом всплыла у меня перед глазами.
      Должно быть еще что-то, что мы сможем сделать, проходя облака. Мысли мои крутились вокруг Багадура. Спасательная капсула.
      Повинуясь мгновенному импульсу, я включил крохотный экран в рукоятке кресла и запросил программу ракетоносителя. Каковы запасы ракетного топлива и есть ли излишек? Ничего, если мы сорвемся пораньше, быть может, нам хватит топлива?
      Нет, не получится. Картина, представшая моим глазам, оказалась удручающей. Топливо на исходе. Его мало. Его нужно беречь. И стартовать придется в расчетной точке. Иначе - слишком велик риск.
      - Приближаемся к дневной стороне,- сообщил штурман-навигатор. Он говорил по-английски.
      Амарджагаль молча кивнула, не разжимая губ. Затем повернулась ко мне:
      - Сейчас мы опять столкнемся с ветрами сверхротации.
      - Понял,- откликнулся я и вызвал на экран программы альтернативных траекторий. Нет, ничего утешительного. Все программы были рассчитаны на включение ракет только после прохождения верхнего облачного слоя. Я попросил компьютер показать пуск ракет с минимальной мощностью на старте и максимальным временем сгорания топлива. Как только цифры возникли на экране, я запросил рассчитать их движение по нашей траектории.
      Вот оно! Если запустить ракеты сейчас, они вынесут нас за облака через двадцать минут, и еще останется запас топлива на достижение орбиты. С натяжкой, конечно, однако хватит. По крайней мере, это не двадцать часов. Это намного лучше.
      - Амарджагаль,- позвал я астронавтку,- отвлекитесь на секунду.
      И вывел траекторию на главный экран над консолью управления.
      Она нахмурилась, рассматривая, сдвинула брови, уголки рта опустились. Но тут я понял, что Амарджагаль поняла мой замысел, поняла без переводчика. Через несколько секунд она повернулась и выпалила:
      - Не остается топлива на орбитальное маневрирование. «А и Фукс с ним!» - чуть было не сказал я.
      Да, в самом деле. Без маневрирования нам не подойти к «Третьену», и более того, даже если я остаюсь на борту «Люцифера» - нам не состыковаться с модулем ядерного реактора, который должен доставить нас к Земле. А без этого нам предстоит не гореть в атмосфере Венеры, а замерзать в космическом холоде.
      Тут черты Амарджагаль разгладились - она перестала хмуриться.
      - У модуля есть маневренные дюзы. Я растерянно заморгал:
      - Так, значит, он может сам подойти к нам? Женщина кивнула:
      - Если в этом есть необходимость.
      «Да будет, голубушка моя, будет такая необходимость!» Нет, я ее положительно награжу по возвращении на Землю, умница такая.
      - То, что нам надо!
      - Но это не та траектория, которая запланирована вашим отцом,- заметила она.
      Ну вот. А говорят, сын за отца не отвечает.
      - Знаю,- согласился я.- Знаю, голубушка, знаю. Но теперь я за него. Я несу за него ответственность,- уточнил я.
      Некоторое время она ничего не отвечала, молчала, как рыба, уставившись на меня долгим взглядом бесстрастных черных глаз. Затем кивнула и сказала лучшие два слова в мире, которые я когда либо слышал от моего рождения до настоящего момента:
      - Есть, сэр!
      Мы были уже в облаках, прежде чем она закончила вносить изменения в управление и программу запуска. Мне уже казалось, что я слышу жадное жужжание жуков за обшивкой.
      Амарджагаль придвинула к губам микрофон, постучала по нему, подула и произнесла какие-то решительные слова на своем языке. Педантичный голос компьютера тут же синхронно перевел их, и они раскатились по всему кораблю:
      - Готовность номер один. Старт с двойным ускорением. Отсчет через минуту.
      Я заранее схватился за ручки кресла, в готовности, что меня как следует вдавит и вомнет при запуске ракет. Но все получилось вовсе не так уж драматично, как я предчувствовал. Ну, дернулся корабль, ну, задрожал от внезапного ускорения и перегрузки, но, кроме приглушенного, придушенного, я бы даже сказал, рева моторов - или ракет да ракетного пламени за бортом,- ничего из ряда вон выходящего не произошло.
      Пока я следил по экрану за нашим продвижением, события развивались вот каким образом. Мы плыли через облака - да, именно плыли через облака, которые двигались все так же плавно, просто несколько побыстрей.
      Я улыбнулся Амарджагаль покровительственной командирской ухмылкой, и она ответила мне такой же.
      Вот так. И никаких штормов. И никаких ветров сверхротации. Ракеты быстро вынесли нас к цели.
      Курсор переместился к самому краю. Ни единого сигнала тревоги не прозвучало. Не было сигнала, который говорил бы о том, что целостность корпуса нарушена. Траектория показывала, что мы сближаемся с ядерно-реактивным модулем. Мы успешно прошли свой путь через зараженные облака. Я испустил глубокий вздох облегчения.
      - Можно посмотреть, что там у нас впереди? - поинтересовался я у Амарджагаль.
      Астронавт кивнула в ответ и что-то сказала Нодону. На главном экране вспыхнуло широкое пространство бесконечности, усеянное звездами. Я улыбнулся в предвкушении далекого космического путешествия.
      - А теперь задний обзор, пожалуйста.
      И я снова увидел Венеру, в завитках облаков, сверкающих золотом. «Мы в безопасности!..» И мысленно я воздал хвалу богам. Мы прошли через худшее, что могла бросить нам под ноги судьба.
      В этот самый момент на нас набросились ветра сверхротации. Корабль швырнуло в сторону, как боксера, получившего прямой удар в челюсть. Но я громко рассмеялся. «Прощай!» - сказал я Венере, посылая планете воздушный поцелуй.
 

ЗА ГРАНЬЮ СМЕРТИ