Мы с Маргаритой любили друг друга на пляже какого-то необитаемого острова, под большой выпуклой луной. Я слышал, как бриз вздыхал над океаном, и мягкий шорох прибоя вдоль рифов побережья.
      Больше никого на острове не было. По крайней мере, в зоне видимости и в перспективе никого не ожидалось. Только мы одни, и эта благословенная тишина, и сладкая истома страсти.
      И вот откуда-то издалека донесся голос, звавший меня по имени. Сначала это был едва слышимый шепот, но с каждым разом он становился все сильнее, все настойчивее. Наконец я понял, что это жарко дышит мне в ухо Маргарита.
      - Он убил ее,- шептала она, так что я едва разбирал слова.- Он убил твою мать. Он убил ее.
      - В чем дело? - заклинал я ее, переполняемый так же, как и она, порывами страсти.- Зачем ему убивать ее?
      - Ты знаешь сам. Ревность - это одна из разновидностей зависти. Ты чувствуешь, когда все закипает внутри.
      - Да,- признал я.- Знаю. Я чувствовал это.
      - А у него есть силы, чтобы вымещать свой гнев на людей.
      И в это время над нами с ревом встал Фукс.
      - Я убью тебя! Так же, как убил Багадура и всех остальных!
      Маргарита исчезла. И наш тропический остров тоже внезапно куда-то исчез. Мы стояли в раскаленном аду Венеры, в одних комбинезонах, вдыхая отравленный воздух, готовые к смертельной битве.
 

 
      Вскочив, я сел на койке, как заводная игрушка. Я обливался потом. В моем комбинезоне сухой нитки не было.
      Светящийся циферблат в переборке над койкой показывал, что мне пора заступать на вахту при насосах. Выглянув из-за ширмы, разорванной в нескольких местах и кое-как заклеенной, я увидел, что в кубрике почти никого нет. Людей не хватало, и на каждого уже приходилось по две вахты в день. Провожаемый хмурыми взглядами двух азиатов, я выбрался из своего загона. Все повернулись ко мне спиной.
      Только один Нодон приветствовал меня широкой улыбкой. Казалось, он доволен, что на корабле появился еще один любитель насосов. И он уже спал и видел, как будет просвещать меня дальше в излюбленной области, после чего получит желанное повышение - на мостик.
      - Ты сможешь сам стоять всю вахту у насосов,- говорил он мне, словно такая вахта должна была стать самым счастливым событием в моей жизни. Мы направлялись по коридору прямиком на главную станцию.- Я буду только помогать.
      Я кивнул и сосредоточился на цифрах и стрелках приборов.
      Насосы пыхтели исправно, но один начал перегреваться. Пришлось отключить его и принести запасной.
      Затем мне предстояло разобрать помпу, чтобы найти причину перегрева. Газовый клапан слегка засорился, что вызвало дополнительное трение при прохождении газа и, как
      следствие, повышение температуры. Пока Нодон заглядывал мне через плечо, я свинтил клапан и стал его старательно очищать. Нодон внимательно наблюдал за этой процедурой.
      - А что капитан,- начал я,- давно ты его знаешь?
      - Всю свою жизнь,- откликнулся он.- Капитан был большим другом моего отца. Еще до моего рождения.
      Я покачал головой:
      - Не так просто поверить в то, что у капитана Фукса есть друзья.
      Нодон хмуро кивнул.
      - Но ты не знал его, когда он был счастливым человеком. Тогда он был совсем другим. Война изменила капитана.
      - Война? - Я поднял взгляд от деталей, разбросанных по полу.
 

* * *

 
      Нодон рассказал мне о войне в Поясе астероидов. Я читал о ней в учебнике истории и, естественно, смотрел видеофильмы. Эта война не имела политической подоплеки и была чисто экономической. Сражение шло между промышленными корпорациями за раздел сфер бизнеса, за главные источники полезных ископаемых. Само собой, все закончилось тем, что крупные предприятия раздавили мелкие, а вместе с ними - независимых шахтеров и разработчиков.
      Нодон оказался непосредственным участником событий и поэтому видел совсем другую картину. Термин «война» звучал для него отнюдь не метафорой. Корпорации нанимали войска и уничтожали промышленников. Война в глубокой космической тьме велась между кораблями, вооруженными лазерами, которые предназначались для бурения никелево-железных залежей. Мужчины в скафандрах вооружились скорострельными автоматами с игольчатыми боеприпасами. Женщины тоже. На пол различий не делалось. Велась война на уничтожение, на истребление целых семей. Промышленный геноцид.
      Ларе Фукс считался лидером независимых, сильным и отважным молодым человеком, который создал небольшое, но вполне доходное предприятие. Он также был достаточно умен и сообразителен, чтобы не попадаться на дороге войскам наемников, которые прочесывали весь Пояс астероидов в его поисках. Он совершал контратаки, вел партизанские действия, нападал на Церес и Весту - филиалы корпорации, короче говоря, вел непрерывную войну, доводя бизнесменов, типа моего отца, до отчаяния. За это такие, как мой отец, отчаянно его ненавидели.
      Фукс уже торжествовал победу, когда отец - по рассказу Нодона - сразил его одним беспощадным ударом. Без всяких войск, без оружия, с помощью одной слабой женщины. Жены Фукса. Тайная полиция моего отца похитила его жену и выставила свои требования, в случае неисполнения которых женщина погибнет. Фукс сдался, хотя знал, что это означает для него неминуемую гибель. Но тут произошло неожиданное - мой отец влюбился в жену Фукса. И тогда она предложила ему себя в обмен на его жизнь.
      Так моя мать возвратилась на Землю, чтобы стать четвертой и последней женой Мартина Хамфриса. А Ларе Фукс остался в Поясе астероидов. Это был уже другой человек, сломанный жизнью; человек, у которого отобрали все. Война закончилась победой корпораций. Независимые разработчики прекратили существование, они просто вымерли как класс, хотя несколько самых несгибаемых затерялись на отдаленных участках Пояса, работая по контрактам с крупными компаниями. Фукс стал простой каменной крысой, одним из разработчиков, тем, кто жил под эгидой всемогущих корпораций, сцепив зубы и затаив ненависть.
 

* * *

 
      - И тут он услышал о награде за доставку праха твоего брата,- говорил Нодон голосом древнего сказителя.- Он воспользовался случаем!
      К этому времени я прочистил клапан и уже собирал насос.
      - Из чего же он построил корабль? - спросил я.- Если у него не было никаких средств и возможностей.
      Нодон лукаво улыбнулся.
      - У него были друзья. То, чего не хватает твоему отцу. Те самые боевые друзья, кто пережил войну, те мужчины и женщины, кто знал и уважал его. Вместе они построили корабль, далеко на окраинах Пояса. Строительство корабля держалось в тайне. Думаю, ты сам знаешь почему..
      Я понимал. Если бы отец узнал о том, что его бывший противник восстал из пепла, он бы непременно устроил какую-нибудь диверсию.
      - И я помогал,- продолжал Нодон.- Это - наш последний способ отомстить корпорациям и таким людям, как твой отец.
      Я приладил клапан на место и завинтил его. Затем насос поставили на место и включили. Медленно, с гудением, он возвращался к жизни. Мы с Нодоном с удовлетворенными улыбками смотрели, как оживают приборы.
      - А как же экипаж? - спросил я.- Они тоже все из Пояса?
      Улыбка его испарилась.
      - Да, с Пояса. Но большинство - просто подонки. Очень немногие набрались храбрости пуститься в это предприятие.
      - Венера - не место для прогулок.
      - Да, это так. Но больше всего они боялись не Венеры, а того, что кое-кто,- загадочно посмотрел он в мою сторону,- что кое-кто узнает, что они помогали капитану Фуксу. Одно дело строить корабль где-то далеко, вне видимости, скрытно от чужих глаз. Но открыто присоединиться к его экипажу? Очень немногие набрались мужества. Фуксу пришлось нанимать головорезов вроде Багадура.
      Воспоминание о бедном Саньдже с перерезанным горлом промелькнуло у меня перед глазами. И еще Багадур, превратившийся в фонтан крови.
      - Не думай плохо о капитане,- сказал мне Нодон.- Это человек, хлебнувший горя в жизни.
      «Из рук моего отца»,- молча добавил я про себя.
 

 
      Мы опускались все ниже и ниже, медленно подходя к ночной стороне планеты. Согласно расчетам Фукса, мы должны были опуститься в высокогорье Земли Афродиты, где должен лежать «Гесперос». Оставалось лишь надеяться, что радары смогут его отыскать. Ведь там повсюду лежал металл - зеркало-отражатель для волн радара.
      Я почувствовал, что неплохо бы принять душ после вахты. После работы с насосами я здорово взмок. Но времени не оставалось. Пришлось, наспех переменив комбинезон и бросив одежду в стиральную машину, бежать на мостик.
      Фукс нахмурился, когда я пробегал мимо командного пульта, однако ничего не сказал. Да и что хорошего он мог сказать сыну Мартина Хамфриса?
      Уже перед самой сдачей вахты пришел вызов из отсека теплообменника. Я поправил наушники и включил программу переводчика.
      Капитан!.. Сэр, необходимо отключить центральный блок для ремонта,- говорил в этот момент техник. Компьютерный перевод «съел» все эмоции и тона, но мне казалось, что в подсознании я слышу взволнованный гортанный голос техника.
      Я развернулся в винтовом кресле, так что лицо Фукса отразилось в одном из выключенных мониторов. Он хмурился.
      - Простите, сэр, возникла необходимость отключить теплообменник, если мы хотим избежать аварии,- продолжал техник.
      - Понял,- отозвался Фукс.- Приступайте.
      - Может быть, позвать команду…
      - Занимайтесь своим делом,- оборвал его Фукс.- Команда - это мое дело.
      - Есть, сэр.
      - Хамфрис! - позвал Фукс.- Подключите меня к интеркому корабля.
      - Есть, сэр,- с живостью отозвался я.
      - Это говорит капитан,- заговорил Фукс.- Нам придется несколько часов потерпеть жару, пока одна из секций главного теплообменника будет ремонтироваться.
      Он задумался на несколько секунд, затем продолжал:
      - Это все.
      Как только связь с интеркомом оборвалась, он приказал:
      - Хамфрис, дайте мне видеосвязь с доктором Дюшамп. Из ее каюты я не получил никакого ответа. Она оказалась в лазарете.
      - Ты слышала мое предупреждение? - спросил Фукс у ее изображения на главном экране.
      - Да, капитан,- кивнула она.- Я на своем рабочем месте, готова принять тех, у кого будут жалобы на тепловой удар.
      - Хорошо,- отозвался он.- Только не позволяй никому покидать рабочего места, пока не свалится от теплового удара. Остальные жалобы рассматривать в устном виде. Поняла?
      Губы Маргариты слегка искривились:
      - Вы не хотите, чтобы я… как это слово? Цацкалась? Фукс хмыкнул.
      - Итак, вы не хотите, капитан, чтобы я цацкалась с экипажем,- закончила Маргарита.- Чтобы я не сделала их неженками.
      - Правильно,- подтвердил он.- Никаких послаблений.
      - Есть, капитан.
      Наверно, это сработало воображение, но мне показалось, что в ту же секунду на мостике стало жарче обыкновенного. Или это сработала моя анемия? Что-то давно не давала она о себе знать. Нет, первым симптомом анемии была не лихорадка, не жар, напомнил я себе. Скорее, озноб. И еще что? А, головокружение. Тоже неплохо. Подождем очередной встречи с Маргаритой.
      Температура тем временем быстро росла.
      Мы находились в десяти километрах над «уровнем моря» - абстрактной высотой, выбранной земными учеными для измерения всех прочих уровней на Венере: ее высот, плато и кратеров. Район Земли Афродиты располагался примерно в трех километрах от окружающих долин и низменностей. Однако пока никаких признаков катастрофы там не обнаруживалось.
      Я уже вообразил предстоящую высадку на планету: какие-нибудь сверхжароустойчивые ящерицы вертятся под ногами (возможно, ядовитые!), прячась в раскаленный песок, где на глубине нескольких метров кипят подземные ключи.
      Сущий бред, конечно. Ничего такого не могло быть на деле и даже не могло созреть в уме какого-нибудь тронувшегося ученого. Даже такому безумцу, как Фукс, не могло прийти в голову, что на планете, где плавится алюминий, можно увидеть след живого существа. Что же тянуло меня сюда? По идее, сейчас я бы должен находиться дома, в моем домике у тихого теплого моря, ходить по мягким травянистым холмам и дышать пьяняще-свежим весенним воздухом, даже не помышляя ни о каких опасностях.
      А вместо этого я сидел в металлическом снаряде, находящемся в руках безумного и жестокого, как император Нерон, человека, возомнившего себя воплощением Немезиды, который сам себе выбрал участь - месть вместо спокойной жизни на Поясе астероидов.
      Что ж, два сапога пара. Я был ему под стать. Тоже - безумец. Потому что вдруг я осознал со всей отчетливой ясностью, что сам себе выбрал этот путь.
      «И приведет он к смерти»,- вдруг понял я. По крайней мере, кому-то из нас - мне или Фуксу придется умереть. Впервые в жизни я принял решение, что я не буду тем, на кого упадет такой выбор. Я больше не буду жалким пассивным Коротышкой. Я не позволю никому оборвать нить моей жалкой жизни, будь то отец или кто другой. Я не позволю этого сделать ни моим слабостям, ни моим болезням. Я должен выжить во что бы то ни стало. И я поклялся себе в этом.
      Что было легко сделать в мечтах, оказывалось довольно трудно претворить в реальность.
      Но я решил отныне каждым шагом своим доказывать свою жизнеспособность, чтобы сделать себя достойным любви и доверия, как Алекс.
      Внезапно мигнула желтая лампочка входящего сообщения. Она мигала настойчиво под моим главным экраном. Я простучал по клавиатуре, и экран озарился надписью:
      «Входящее сообщение с „Третьена"».
      Развернувшись в кресле, я позвал:
      - Капитан, у нас тут…
      - Вижу,- сказал он.- Перевести на главный экран, но без условий ответа. Понятно?
      - Понятно, сэр.
      На экран выплыл один из техников «Третьена». Лицо у нее было озабоченное, я бы даже сказал, встревоженное.
      - «Третьей» передает «Люциферу». Наши сенсоры обнаружили сейсмическую активность пока непонятного происхождения. Вполне возможно, это - извержение вулкана. Будьте осторожны.
      Вулкан? Я тут же вспомнил профессора Гринбаума и Микки, а также их теорию насчет разлома поверхности Венеры.
      Лицо техника на экране сменилось радарным изображением западной оконечности Афродиты. Мерцающая алая точка отмечала источник сейсмической активности.
      - Это почти в тысяче километров отсюда,- проворчал Фукс.- Никаких проблем.
      - Может быть, это…- попытался заговорить я.
      - Скорость прежняя, курс прежний,- приказал Фукс, не обратив на меня внимания и отключая дисплей.
      - Ответить «Третьену», что мы приняли его сообщение, сэр? - спросил я.
      - Нет. Никаких контактов.
      - Сэр,- сделал я еще одну попытку,- эта активность может свидетельствовать о крупном тектоническом сдвиге, смещении пластов.
      Он хмуро посмотрел в мою сторону.
      - В таком случае нам тем более нужно как можно скорее выйти к «Фосфоросу», не так ли?
 

 
      На Земле ночи обычно прохладнее, чем дни. Нетрудно догадаться почему: ночью Земля не нагревается Солнцем. На Венере нет разницы, есть ли Солнце над головой или нет его там. Замкнутая в облаках атмосфера переносит жару с места на место. Вихри ротации носят ее по всей планете, от одного полюса к другому. Так что совершенно все равно, где Юг, а где Север - пингвинам в такой атмосфере ничего не светит, впрочем, как и страусам.
      Потея и чертыхаясь, мы пробирались в самый ад, к верховьям Земли Афродиты. Теплообменник уже подключили, но проклятая жара, казалось, не хотела отпускать корабль. Вот только форточки нельзя было открыть, чтобы проветрить. Температура за бортом зашкаливала за двести, а потом уже и за все триста по Цельсию.
      И все же мы по-прежнему шли в тумане. Жизнь моя стала монотонной рутиной вахт на мостике, вахт за насосами, после которых оставалось несколько часов на еду, туалет, сон. Нодона и в самом деле перевели на мостик, но Фукс не освободил меня от дежурств за пультом связи. Я по-прежнему нес двойную вахту.
      Постепенно я стал чувствовать первые признаки подкрадывающейся слабости, моей старинной немочи, которая со мною неразлучна. Нашла она меня и на этот раз, в насосных трюмах. Легкое головокружение всякий раз появлялось, стоило мне слишком резко повернуть голову. Коварная дрожь в ногах всякий раз наводила меня на мысль, что они могут подкоситься помимо моей воли, в самый неподходящий момент. Об ознобе, сопровождающем анемию, я уже мечтал, как о подарке судьбы.
      Я изо всех сил сопротивлялся симптомам болезни. «Думай о деле»,- твердил я себе. Но даже умом в делах нельзя отвратить того, что красных кровяных телец мало, как снега весной. А от одной мысли об этом думать уже ни о чем не хотелось. Маргарита была также не на шутку озабочена, поскольку Фукс явно не без ее настояния велел мне пройти медицинское обследование.
      - Эритроциты падают,- с тревогой констатировала она.- Тебе надо срочно делать новое переливание.
      - Пока еще рано,- отвечал я с бравадой.- Дай мне время прийти в себя после прошлого.
      - Не время шутить.
      - Да нет, я просто не хочу убивать его,- произнес я, стараясь, чтобы голос мой звучал холодно, как у капитана.- Мне он нужен живым.
      Маргарита лишь покачала головой, но ничего не сказала. За время вахт на мостике я часто включал программу-переводчик и слушал разговоры в разных отсеках. Большинство разговоров шло о жаре. Несколько человек связывались с лазаретом, жалуясь на слабость и головокружение. Женщины, казалось, переносили жару лучше мужчин или просто не показывали виду.
      Становилось по-настоящему жарко. В буквальном и переносном смыслах.
      «Интересно,- подумал я,- по-прежнему ли пользуется своими „жучкам" Фукс?» Или он считал, что казнь Багадура произвела должное впечатление на экипаж, чтобы исключить возможность мятежа? Ведь, как известно, мятеж назревает на корабле, когда наступают тяжелые условия: кончаются припасы или не видно обещанного берега.
      Фукс выглядел хмурым и задумчивым и совсем не беспокоился, как вывести этот погружающийся в пучину дирижабль к заветному призу в десять биллионов долларов. Казалось, Фукс думал о чем-то другом, что ждало его в будущем^ или вспоминал нечто в прошлом. И беспрерывно жевал свои загадочные пилюли.
      «Люцифер» шел достаточно хорошо, гладко и плавно: так, что в общем-то иногда представлялось, что мы находимся на батискафе. Ни в какое сравнение с воздушной болтанкой это не шло. Но опускался наш батискаф не иначе как в кипящую похлебку. Зато, если не принимать во внимание жару, все системы работали очень даже исправно. К тому же все сконцентрировались на работе как никогда. Оно и понятно, каждый неверный шаг мог привести к гибели всей команды.
      Я уже приступил к изучению изображения, полученного с радара, когда корабль перешел на ночную сторону планеты. У меня не нашлось никаких особых дел, не считая сообщения с «Третьена», на которое не надо давать даже подтверждения.
      Мы медленно скользили вдоль экватора,, как клецка в густом горячем супе. Вокруг ни ветерка, только медленное течение воздуха, едва достигавшее скорости пять километров в час. Наши двигатели вполне успешно боролись с этим встречным потоком.
      Двигатели работали изумительно изящно, используя температуру планеты. Пропеллеры в турбинах вращались, толкая нас сквозь поток плотного горячего воздуха. Но с каждым метром потерянной высоты воздух становился все плотнее и горячей.
      Фукс не обращал внимания на возраставшее беспокойство экипажа. Я исследовал картинку со сканера, пытаясь сообразить, где могли бы находиться останки брата. Я видел яркие вспышки, которые могли быть отражениями металла, но все они казались слишком малы для «Фосфороса». Наверное, следы спутников и космических радиозондов. Жаль, конечно, что на ночной стороне нельзя было воспользоваться обычными оптическими телескопами.
      Ландшафт, странный, враждебный, плывущий под нами, невольно завораживал меня. Даже в часы, свободные от вахт, я нет-нет, да и заглядывал на нос корабля, в обсерваторию - любимое место Фукса, после каюты с широким стенным экраном. Волей-неволей я начинал понимать капитана. В самом деле, трудно оторвать взгляд от этого адского великолепия, которое притягивало и пугало одновременно. Ни травинки, ни капли воды, только голые раскаленные скалы и такая же земля.
      - Просто невероятно, не так ли?
      Я чуть не подпрыгнул. Картинка, полученная с радара, так приковала мой взор, так заворожила его стигийским ландшафтом, свечением, идущим из самых недр планеты, что я не услышал, как за спиной у меня встала Маргарита.
      Она не заметила моего волнения: все ее внимание было приковано к иллюминаторам. Подрумяненная поверхность светилась точно головешки в камине, бросая сквозь кварцевые иллюминаторы на лицо девушки загадочный, нездешний (точнее, именно «здешний»), свет.
      - Потрясающе,- полушепотом произнесла она.- Страшно красиво.
      - Скорее страшно, чем красиво. То есть страшного больше.
      - А это что такое? - показала она на экран, где было изображение, полученное с радара.
      Какие-то округлые осколки, округлости, впечатанные в почву, словно здесь упало нечто тяжелое - как будто гигантская кувалда впечаталась в камень.
      - Это называется корона,- объяснил я.- Падение астероида, причем довольно большого. Вот, посмотри, видишь эти горизонтальные трещины? Это расплющенные вулканы. Температура после падения повысилась.
      - Можно подумать, ее здесь не хватало,- пробормотала Маргарита.
      - Интересно, сколько лет этой короне? - обратился я с вопросом, скорее, к себе, чем к ней.- Я имею в виду, мы не знаем, как далеко проникла эта эрозия под поверхность планеты. Ударил этот астероид совсем недавно или же сто миллионов лет назад.
      - Есть что изучать, не так ли? - с иронией спросила она.
      - Не в этом путешествии. У нас нет времени на научные изыскания. Мы же прилетели за деньгами,- не без сарказма ответил я.
      Маргарита как-то странно посмотрела на меня.
      - Ты рассчитываешь вернуться?
      Я содрогнулся. Внутренне. Но в то же время заставил себя спокойно ответить:
      - Все может случиться. Здесь в самом деле есть что изучить. Гринбаум считает, что всю поверхность планеты может вспучить, и произойдет это раньше или позже, но произойдет. Может, я еще смогу воспользоваться своей частью премии, чтобы снова прилететь сюда…- И тут я, не договорив, оборвался, вспомнив, что могу не получить ни гроша, если Фукс найдет корабль брата.
      Маргарита сделала шаг ко мне, подошла так близко, что смогла положить руку на плечо.
      - Ван, пора подумать о том, в каком состоянии мы найдем тело твоего брата. Я имею в виду то, что от него осталось.
      - Состояние? Какое еще состояние?
      Слово «состояние» ассоциировалось у меня только с деньгами, и я не сразу понял, о чем идет речь.
      - Ведь там, может быть, ничего не осталось,- мягко заметила она.- Это же не Земля.
      - Зато здесь нет кислорода. И значит, нет разложения,- возразил я уверенно.- А также бактерий и разложения.
      - Он был в спасательной капсуле, не так ли? Загерметизирован?
      - Да, согласно последним его словам.
      - Значит, в момент падения его окружала кислородная атмосфера.
      - И все же…- Я не хотел терять надежды на то, что тело Алекса сохранилось каким-то чудным образом, в ожидании, пока я прилечу за ним, чтобы отвезти на Землю.
      Маргарита не испытывала подобных иллюзий.
      - Температура и давление,- продолжала она.- В таких условиях двуокись углерода или углекислый газ становится способным к разложению.
      Признаться, я об этом как-то не задумывался.
      - Так ты думаешь, что он… того? Полностью разложился?
      - Такая высокая температура разрушает протеиновые связи,- объяснила Маргарет.
      Я невольно поморщился. Мы рассуждали, как два ворона-падалыцика на приграничном камне. Какое нам, в сущности, дело до того, в каком состоянии находится тело?
      - Но он же в скафандре,- бросил я последний козырь.- Значит, так. В спасательной капсуле и в скафандре. Так что, если у него был запас времени… ну, я имею в виду, после падения… Он же знал.
      - Что знал?
      - Что корабль падает.
      - Ну и что? - возразила Маргарита.
      - Думаешь, там ничего не будет? Вообще? Там ничего не осталось? Не сохранилось?
      - Вполне возможно. Как ты верно заметил, мы мало что знаем об условиях на поверхности и как они воздействуют на протеиновые связи.
      Если бы в обсерватории было кресло или стул, я бы рухнул. Ноги у меня подкосились, в голове возник кавардак.
      - Ни-че-го,- пробормотал я. Маргарита смолкла.
      Я посмотрел на адский ландшафт, затем повернулся к девушке.
      - Пройти через такое… и не найти ничего,- прошептал я.
      - Ну, что-то останется, конечно,- утешила она меня.- Останки корабля. Обломки. Я имею в виду, ты сможешь доказать, что был здесь, и доставить свидетельства.
      - Ты имеешь в виду, не я - а Фукс.
      - Какая разница.
      Я чуть не рассмеялся.
      - Представляю, как отец откажется платить Фуксу только за то, что он не соблюл букву договора - не привез останков, которых и сохраниться-то не могло.
      - Но ты же не думаешь, что он так сделает?
      - Я не думаю? Да это будет заключительной шуткой в том грандиозном фарсе, который он с нами разыграл.
      - Но в этом же нет ничего забавного.
      Чем больше я думал об этом, тем более абсурдной представлялась ситуация.
      - Фукс оторвет моему отцу голову.
      - Не думаю,- покачала головой Маргарита.
      - Да ну? Думаешь, у него темперамента не хватит?
      - У него вовсе не такой темперамент, как ты думаешь,- возразила она.
      - Да плевал я на его темперамент!
      - Он очень расчетливо использует свой гнев. Это его способ получать от жизни то, что ему надо. На самом деле он человек весьма хладнокровный. У него ледяной темперамент.
      Я не верил ни единому ее слову.
      - Безумие,- пробормотал я.
      - Нет, это правда.
      Несколько долгих мгновений я не сводил с нее взгляда, глядя, как блики планеты растекаются по ее лицу, играют на ее щеках, на линии подбородка, брызжут искрами в ее черных глазах, где струилась вечная чернота.
      - Ладно,- проворчал я.- Не буду с тобой спорить. Тебе лучше известно, что он за птица.
      - Да,- с вызовом ответила Маргарита.- Мне лучше известно.
      С глубоким вздохом я отвернулся от девушки. Кажется, мы достигли перемирия.
      - А вот эти скалы? - ткнула она пальцем в экран. Это сразу сменило тему беседы. Я снова изучал экран,
      призывая на помощь все мои способности бортового техника по связи и планетолога.
      - Да,- сказал я, наконец узнав, что показывал радар.- За этими скалами начинается Земля Афродиты. Это место, куда, скорее всего, упал «Фосфорос».
 

 
      Я спал как мертвый и радовался, что не вижу снов. Но проснувшись, почувствовал себя усталым, как альпинист, карабкавшийся на огненные скалы Венеры. Усталым - не то слово. Изнуренным. Выжатым, как лимон.
      В кубрике царила жара. Казалось, он в сердцевине непропеченного хлеба, только что вынутого из печи. До переборок нельзя было дотронуться, несмотря на то что система охлаждения работала на полную мощность. Палуба скользила под босыми ступнями.
      Сначала я принял происходящее за симптомы вернувшейся анемии. Но после душа, побрившись дрожащей рукой, я понял, что это все вместе: эмоциональная усталость, анемия и перегрев. Я находился на грани нервного истощения. Происходящее оказалось выше моих сил.
      Маргарита заявляла, что не спала с Фуксом, и в то же время проявляла все большую привязанность к нему в каждом новом разговоре. Что ж, может быть, от Алекса и в самом деле ничего не осталось, но даже если Фукс затребует премию по возвращении, он затребует ее для себя.
      Мне уже эти деньги не понадобятся.
      Мне нужна была его кровь, а не деньги. Но дальнейшие переливания крови могли оказаться роковыми для Фукса. Каждое новое переливание отнимало у него силы. Или это гибель Багадура и двоих других мятежников вызвала у него усталость? Устал казнить, капитан Фукс?
      Мне не верилось, что Фукс жалел тех, кого отправил на тот свет, подвергнув ужасной казни декомпрессией. И не верилось, что такой человек может отдавать свою кровь с риском для собственной жизни. Тем более, отдать ее сыну своего кровного врага.
      Теперь Фукс слабел эмоционально или физически - или и то и другое. Это пугало меня больше всего. Лучше бы он оставался собой - таким же тираном, чем сползал в мрачное подавленное уныние. Ведь он нужен мне, как и всему экипажу. Без этого деспота и тирана нам никогда не выбраться с Венеры. И это знали все. Точнее, не стань Фукса - и «Люцифер» немедленно начал бы подниматься на орбиту.
      Без сильного и энергичного капитана я бы оказался беззащитен перед экипажем. Меня ждала бы судьба Саньджи.
      А если бы не Фукс, то что случилось бы с Маргаритой?
      Ничего удивительного, что я чувствовал себя таким подавленным и усталым. И беспомощным.