— Что это значит, Бен? — спросил Райан, увидев изменение в своём утреннем графике.
      — Эд и Мэри-Пэт хотят обсудить что-то с вами. Они не сказали, что именно, — ответил Гудли. — Они попросили, чтобы при этой встрече присутствовали ещё только двое — вице-президент и я. Никого больше.
      — По-видимому, в Кремле заменили старую туалетную бумагу на новую, — сказал президент Соединённых Штатов. Это была давнишняя шутка в ЦРУ, когда там ещё служил Райан, в Плохие Старые Дни Холодной войны. Он размешал кофе и отклонился на спинку своего комфортабельного кресла. — Что ещё происходит в мире?

* * *

      — Значит, это и есть мао-тай? — спросил кардинал ДиМило. Он не добавил, что ему дали понять, что баптисты не употребляют алкогольные напитки. Это странно, если принять во внимание, что первым публичным чудом, совершенным Иисусом, было превращение воды в вино на свадебном празднике в Кане. Но у христианства много лиц. Как бы то ни было, на вкус мао-тай казался отвратительным, хуже самой дешёвой граппы. С приходом старости кардинал предпочитал более мягкие напитки. Они гораздо меньше влияли на желудок.
      — Мне не следовало пить его, — согласился Ю, — но это часть наших традиций.
      — Я не знаком ни с одним отрывком в Священном Писании, который запрещал бы эту человеческую слабость, — сказал кардинал. К тому же вино является частью католической литургии. Он заметил, что его китайский хозяин едва отпил из своей крошечной чашки.
      Наверно, так лучше и для его желудка, размышлял итальянец.
      Ему придётся привыкать к местной пище. Гурман, как и многие итальянцы, кардинал Ренато ДиМило обнаружил, что пища в Пекине является не такой вкусной, как ему подавали в многочисленных китайских ресторанах Рима. Проблема, подумал он, заключается не в методе приготовления, а скорее в качестве ингредиентов. В данном случае жена преподобного Ю уехала в Тайвань навестить больную мать, извинился хозяин, встречая гостей. Монсеньор Шепке взял на себя обслуживание, вроде молодого адъютанта, заботящегося о своём генерале, подумал Ю, с интересом наблюдая за процедурой. Действительно, у католиков превосходно отработана система подчинения младшего старшему. Впрочем, этот Ренато кажется хорошим человеком, образованным священником и отличным дипломатом, у которого можно многому научиться.
      — Значит, вы готовите сами. Как вы научились?
      — Большинство китайцев умеют готовить. Мы учимся этому в детстве у своих родителей.
      ДиМило улыбнулся.
      — Меня тоже научили родители, но я не готовил для себя уже много лет. Чем старше становлюсь, тем меньше мне позволяют заниматься этим, правда, Франц?
      — У меня тоже есть обязанности, ваше преосвященство, — ответил немец. Он пил мао-тай с несколько большим удовольствием. Должно быть, хорошо, когда у тебя молодой желудок, подумали оба пожилых священника.
      — Как вам понравился Пекин? — спросил Ю.
      — Действительно, прекрасный город. Мы, римляне, считаем, что наш город очень древний и в нём все дышит историей, однако китайская культура была старой уже в то время, когда римляне ещё только положили один камень на другой. А искусство, которое мы видели вчера…
      — Гора из нефрита, — объяснил Шепке. — Я спросил гида, но она ничего не знала о том, кто сотворил это чудо, или о времени, которое потребовалось, чтобы вырезать эту гору.
      — Имена ремесленников или время, которое им потребовалось, все это не имело значения для императоров древности. В то время было немало красоты, но и жестокости тоже.
      — А сейчас? — спросил Ренато.
      — И сейчас, как вам это хорошо известно, ваше преосвященство, — подтвердил Ю с глубоким вздохом. Разговор вёлся на английском языке, и акцент Оклахомы в устах Ю очаровывал его гостей. — Правительство не уделяет должного внимания ценности человеческой жизни, как предпочитаем мы с вами.
      — Будет совсем не просто изменить это, — добавил монсеньор Шепке. Действительно, проблема не ограничивалась коммунистическим правительством КНР. Жестокость всегда была частью китайской культуры. Доходило до того, что кто-то однажды заметил, будто Китай слишком огромен, чтобы им можно было править с добротой. С неприличной быстротой подхватили этот афоризм левые во всем мире, не обращая внимания на недвусмысленный расизм, скрывающийся в таком заявлении. Возможно, проблема заключалась в том, что Китай всегда страдал от перенаселения, а толпы представляют собой горючий материал для ярости, и вместе с яростью возникало бездушное отношение к другим. К тому же религия не оказывала смягчающего воздействия на эту нацию.
      Конфуций, который был в Китае наиболее близок к понятию великого религиозного деятеля, проповедовал почитание старших, как по возрасту, так и по общественному положению, считая это правилом для всех. В то время как иудаистско-христианская традиция говорила о величайших ценностях добра и зла, а также о человеческих правах, вытекающих из этого, Китай считал, что власть заключается в обществе, а не в боге. «Именно по этой причине, — размышлял кардинал ДиМило, — коммунизм и пустил здесь такие глубокие корни». Обе общественные модели были схожи в своём отрицании абсолютного господства добра и зла. В этом заключалась опасность. Гибель человека таилась в релятивизме, потому что, в конечном итоге, если не существует абсолютных ценностей, разве есть разница между человеком и собакой? А если никакой разницы нет, где тогда основное достоинство человека? Даже мыслящий атеист признавал величайший дар религии человеческому обществу: человеческое достоинство, ценность даже одной человеческой жизни, элементарная идея, заключающаяся в том, что человек выше животного. В этом состояла основа всего человеческого прогресса, потому что без неё человеческая жизнь обречена на созданную Томасом Гоббсом модель — она «отвратительна, звероподобна и коротка».
      Христианство — а также иудаизм и ислам — требует всего лишь, чтобы человек верил в очевидную истину: во Вселенной существует порядок, этот порядок появился из источника, и этот источник зовётся богом.
      Христианство даже не требует, чтобы человек верил в эту идею, пусть он всего лишь воспринимает её смысл, сутью которого является человеческое достоинство и прогресс. Неужели это так трудно?
      Для некоторых это непостижимо. Марксизм, который отвергал религию как «опиум для народа», всего лишь прописал другое, менее эффективное лекарство — «светлое будущее», так называли его русские, но это являлось будущим, которого они так и не сумели достигнуть. Китайские марксисты проявили здравый смысл и приняли некоторые формы капитализма для того, чтобы спасти экономику. Однако они отказались принять принцип человеческой свободы, который обычно сопровождает этот строй. "Это оказалось до некоторой степени успешным, — подумал ДиМило, — только благодаря тому, что в китайской культуре давно существовал принцип подчинения старшим и признания высшей власти. Но как долго может это продолжаться? И до какой поры будет длиться процветание Китая без признания идеи, что существует разница между добром и злом? Без этого Китай и китайцы обречены на погибель. Кто-то должен принести китайцам Добрые Новости об Иисусе, потому что с этим придёт не только вечное спасение, но и временное счастье. Такая выгодная сделка, и всё-таки эти люди слишком глупы и слепы, чтобы принять её. Одним из них был Мао. Он отвергал все формы религии, даже учение Конфуция и Будды. Но когда он умирал, лёжа в постели, о чём думал председатель Мао? О чем думает коммунист, лёжа на своём смертном одре? Какое «светлое будущее» наступит для него? Ни один из трех духовных лиц не хотел ни знать, ни посмотреть в лицо ответу на этот вопрос.
      — Я разочарован небольшим количеством католиков в этой стране — не считая иностранцев и дипломатов, разумеется. Неужели христиан преследуют так жестоко?
      Ю пожал плечами.
      — Это зависит от того, где вы находитесь, от политической обстановки в стране и от личности местного политического руководителя. Иногда они оставляют нас в покое — особенно когда сюда приезжают иностранцы со своими телевизионными камерами. Бывает, что к христианам относятся очень строго, а временами нас действительно жестоко преследуют. Меня много раз допрашивали и подвергали политической обработке. — Он поднял голову и улыбнулся. — Это походит на ситуацию, когда на вас лает собака, ваше преосвященство. Нужно всего лишь не обращать внимания. Разумеется, отношение властей к вам будет совершенно иным, — напомнил баптист, имея в виду дипломатический статус ДиМило и его личную неприкосновенность.
      Кардинал заметил это напоминание и почувствовал себя неловко. Он не считал свою жизнь более ценной, чем жизнь других. Ему также не хотелось, чтобы его вера казалась этому китайскому протестанту менее искренней. Кроме того, он знал, что Ю получил образование в каком-то претенциозном псевдоуниверситете в глубине американских прерий. Кардинал, в отличие от него, обрёл запас знаний в одном из самых древних и признанных заведений, дающих высшее образование, чьи предшественники восходили к Римской империи и дальше к Аристотелю. Если кардинал Ренато ДиМило и страдал от греха, то это был грех тщеславия. Он по справедливости гордился своим великолепным образованием и знал это. Кардинал мог обсуждать «Республику» Платона на аттическом греческом языке или судебные речи Марка Туллия Цицерона на имперской латыни. Он мог дискутировать с идейным марксистом относительно свойств его политической философии на том же языке, на каком говорил Карл Маркс, — и одержать верх, потому что Маркс оставил массу недоказанных вопросов в своих политических теориях. Кардинал больше знал о природе человека, чем знали многие психологи. Он находился на дипломатической службе Ватикана потому, что мог читать мысли людей — больше того, он мог читать мысли политиков и дипломатов, искусно умеющих их скрывать. Он мог стать выдающимся игроком в карты и очень богатым человеком, обладая такими талантами, но вместо этого он посвятил их Вящей Славе Господа.
      Его единственным недостатком было то, что он не мог предсказывать будущее и, таким образом, не мог предвидеть мировую войну, к которой, в конце концов, приведёт эта встреча.
      — Таким образом, правительство всё-таки преследует вас? — спросил кардинал у гостеприимного хозяина.
      Ю пожал плечами.
      — Иногда. Я предлагаю провести молитвенную службу на людях, чтобы испытать желание властей нарушить мои человеческие права. Правда, это может оказаться опасным.
      Это был искусный вызов, и кардинал католической церкви принял его:
      — Прошу держать Франца и меня в курсе событий.

* * *

      — Певчая птичка? — спросил Райан. — Что ты можешь рассказать мне о ней?
      — Ты действительно хочешь знать? — многозначительно поинтересовался Эд Фоули.
      — Хочешь сказать, что мне лучше не знать? — ответил Райан. Затем он понял, что в Овальном кабинете присутствуют также Робби Джексон и Бен Гудли и ему могут сообщить подробности операции, о которых им следует остаться в неведении. Уровни допуска к секретной информации существовали даже на вершине власти. Президент кивнул.
      — Хорошо, пока умолчим об этом.
      — Вся операция носит название «ЗОРГЕ».Периодически её название будет меняться, — сказала Мэри-Пэт, обращаясь к присутствующим. Необычным было то, что телохранителей президента удалили из кабинета на время брифинга — это сказало агентам Секретной службы гораздо больше, чем этого хотелось ЦРУ. Кроме того, была включена специальная система глушения. Она не даст функционировать всем электронным устройствам, находящимся в кабинете. Это наглядно демонстрировал телевизор, стоящий слева от стола президента. Он был настроен на приём канала CNN, но сейчас его экран был полон падающего снега. Звук отключили, чтобы не беспокоить участников совещания. Вероятность существования подслушивающего устройства в этой самой защищённой комнате была ничтожна, но операцию «ЗОРГЕ»сочли настолько ценной, что решили перестраховаться. Папки с инструктивным материалом уже раздали. Робби поднял голову от своей папки.
      — Документы из китайского Политбюро? Господи! — выдохнул вице-президент. — Никаких источников и никаких методов. Я признаю это, приятели. Насколько надёжна эта информация?
      — Пока её надёжность расценивается как «В+», — ответила Мэри Пэт. — Мы полагаем, что уровень надёжности немного позже будет повышен. Проблема заключается в том, что мы не можем повысить уровень надёжности этих материалов до «А» или выше, пока не получим дополнительное подтверждение. К сожалению, у нас нет других возможностей проверить полученную информацию, потому что она поступила из самой глубины Политбюро.
      — Вот как, — заметил Джексон. — Значит, это может оказаться фальшивкой. Признаю, очень интересной, но всё-таки фальшивкой.
      — Возможно, но очень маловероятно. Эта информация является исключительно конфиденциальной для того, чтобы её добровольно выпустили, даже для крупномасштабной дезинформации.
      — Да, я вижу, — Райан склонялся к тому, чтобы верить в её подлинность. — Но я помню, что часто говорил Джим Грир: «Не бывает ничего слишком безумного, чтобы не оказаться правдой». Основная проблема заключается в том, что их культура так отличается от нашей, что они вполне могут мыслить, словно инопланетяне.
      — Похоже, что в этих документах не содержится особого расположения к нам, — заметил Бен Гудли, перелистав половину страниц в своей папке. — Господи, это очень интересный материал. Мы собираемся показать его Скотту Адлеру?
      — Да, такова наша рекомендация, — согласился директор ЦРУ. — Адлер очень хорошо разбирается в людях, и его мнение по некоторым вопросам, упомянутым здесь, может оказаться весьма интересным. Также понадобится ознакомить с ними Тони Бретано.
      — О'кей, включаем в этот список «Орла» и «Гром». Кого ещё?
      — Пока это всё, — сказал Эд Фоули и увидел, как кивнула головой его жена. — Господин пре…
      Глаза Райана на мгновение расширились.
      — Меня зовут…
      Директор ЦРУ поднял руку.
      — Спокойно, Джек, давай пока этим и ограничим число посвящённых в эту информацию. Мы придумаем способ, как обработать полученные документы таким образом, что станет возможным ознакомить с ними и других, кто нуждается в такой информации по роду службы. Но пока это все. «Певчая птичка» является слишком ценным источником, чтобы мы пошли на риск потерять его.
      — Вы считаете, что он потенциально так же ценен, как «Кардинал»?
      — Может быть, даже ещё ценнее, Джек, — сказала Мэри-Пэт. — Этот источник равносилен установке подслушивающего устройства в зале заседаний Политбюро. Мы меняем наши методы при работе с этим источником и проявляем исключительную, повторяю, исключительную осторожность.
      — Ну а как насчёт аналитиков? — спросил Бен Гудли. — Нашим лучшим специалистом по КНР является профессор Вивёр из университета Брауна. Ты знаешь его, Эд.
      Фоули кивнул.
      — Да, я знаю его. Но пока давайте проявим осторожность. У нас есть очень хороший аналитик в ЦРУ. Посмотрим, что он сумеет сделать для нас, прежде чем начнём отдавать работу на сторону. Между прочим, полученная нами информация составляет около полутора тысяч страниц, а также ежедневные сведения, которые будут поступать из Пекина.
      При этих словах Райан поднял голову. Ежедневнаяинформация. Каким образом, черт побери, удалось им добиться этого? Вернёмся к делу,сказал он себе.
      — О'кей, для начала мне нужна характеристика этого Чанг Хан Сана, — произнёс Райан. — Мне уже встречалось имя этого ублюдка. Он начал две войны, в которые нас втянули. Что за чертовщину придумывает он сейчас?
      — У нас работает психоаналитик, который займётся этим, — ответила Мэри-Пэт. После того, разумеется,не добавила она, как мы вычистим эту информацию от любого намёка на источник. —Он составляет характеристики на интересующих нас людей.
      — О'кей, отлично, я помню его. — Райан кивнул, соглашаясь с этой кандидатурой. — Что ещё?
      — Ничего нового, — сказал Эд Фоули, вставая. — Не оставляйте эти документы на столе, ладно?
      Все кивнули, соглашаясь с предостережением. У каждого участника совещания имелись персональные сейфы для этой цели, и каждый сейф был подключён охранной сигнализацией к командному центру Секретной службы. Кроме того, сейфы находились под круглосуточным телевизионным наблюдением. Белый дом был превосходным местом для хранения секретных документов, и к тому же все секретарши имели допуск выше, чем у господа бога. Мэри-Пэт вышла из Овального кабинета, чувствуя какую-то особую упругость в своих шагах. Райан сделал знак, приглашая вице-президента остаться, пока все остальные направились к Западному входу.
      — Ну, как твоё мнение об этой информации из Китая? — спросил «Фехтовальщик» у «Томкэта».
      — Она выглядит потрясающей, Джек. Господи, как им удалось получить такие документы?
      — Если они когда-нибудь решат, что мне можно знать детали, я не смогу посвятить тебя, Роб, и я не уверен, что хочу знать. Знание не всегда приятно.
      Отставной лётчик-истребитель кивнул головой, соглашаясь.
      — Ты прав. Это не так просто, как взлететь с палубы авианосца и врезать врагу по зубам, верно?
      — Но не менее важно.
      — Ну что ты, Джек, разве я не понимаю? Вспомни битву при Мидуэе. Джо Рошфор и банда его славных друзей из морской разведки спасла страну в 42-м году от многих неприятностей, когда они предупредили Нимица о приближающейся угрозе.
      — Да, Робби, похоже, что нас ожидают такие же неприятности от похожих узкоглазых уродов. Мне может понадобится твоё мнение.
      — Я могу проинформировать тебя об этом прямо сейчас. Их армия и то, что они называют военно-морским флотом, уже говорят, ничуть не скрывая, как будут они воевать с нами, как бороться с авианосцами и тому подобное. Это главным образом нереальные планы и несбыточные мечты, но мой вопрос заключается в следующем: почему они говорят об этом так открыто, черт побери? Может быть, чтобы произвести впечатление на неграмотные массы — репортёров и других идиотов, не имеющих ни малейшего представления о войне на море, — или произвести впечатление на свой собственный народ, демонстрируя, какие они умные и крутые парни. Не исключено, что они хотят поддать жару Китайской Республике на Тайване, но, если в их планы входит высадка на острове, для начала им нужно кое-что предпринять, а именно — построить настоящий флот с кораблями-амфибиями. Для этого им понадобится десять лет, и мы заметим, наверно, появление больших китайских челноков на воде. У них есть подводные лодки, а русские — представь себе! — снабжают их военной техникой. Недавно продали им новейший эсминец класса «Современный» с ракетами «Санберн» типа «корабль — корабль». Не представляю, что они собираются делать с ними. Так не создаётся военно-морской флот, я поступил бы совсем иначе, но китайцы не обращаются ко мне за советом. Что поражает меня, так это то, что русские продают им военное снаряжение и кое-что другое. Это безумие, — закончил вице-президент.
      — Объясни, почему ты так считаешь, — потребовал президент Соединённых Штатов.
      — Да потому, что давным-давно парень по имени Чингисхан завоевал всю Россию и дошёл до Балтийского моря. У русских хорошее чувство истории, Джек. Они не забыли это. Если бы я был русским, какие враги беспокоили бы меня больше всего? НАТО? Поляки? Румыния? Не думаю. Зато к юго-востоку от моих границ находится огромная страна с колоссальным населением, большим запасом оружия и имеющая старые счёты с русскими. Но я всего лишь парень, интересующийся военными операциями, и иногда немного страдаю от паранойи, представляя, о чём думают мои коллеги в других странах. — Робби промолчал о том, что русские сами когда-то страдали от паранойи.

* * *

      — Но это безумие! — выругался Бондаренко. — Существует немало способов доказать, что Ленин был прав, но я не выбрал бы именно этот способ! — Владимир Ильич однажды сказал, что наступит время, когда капиталистические страны будут спорить между собой, кто из них продаст Советскому Союзу верёвку, на которой он их и повесит.