Он поступал так не в первый раз. Это было по-своему волнующим шагом, возбуждающим и слегка опасным из-за времени и места. Все заключалось главным образом в проверке памяти и надёжности измерений, сделанных на глаз. Самым трудным был перевод английских мер измерения в метрические. Идеальные пропорции женского тела должны быть 36-24-36, а не 91,44-60,96-91,44.
      Последний раз, когда он навещал такое место, это происходило в Беверли Сентер Молл в Лос-Анджелесе, где Номури делал покупки для Марии Кастилло, итальянки с роскошными формами. Его ошибка, когда он счёл, что размер её талии составляет двадцать четыре дюйма вместо действительных двадцати семи, привела её в восторг. Всегда следует ошибаться в меньшую сторону в цифрах при покупке женского белья, но, по-видимому, в большую сторону в буквах. Если вы купите бюстгальтер 34С вместо 36В, она, наверно, не рассердится, но стоит вам купить бельё с талией в двадцать восемь дюймов для обладательницы двадцати четырех, вас ждут крупные неприятности.
      «Стресс, — подумал Номури и покачал головой, — имеет самые разные формы и размеры».
      Ему хотелось приобрести бельё правильного размера, потому что он намеревался использовать Минг в качестве источника информации, но он собирался найти в ней и любовницу, и это было ещё одной причиной, по которой нельзя допустить ошибку.
      Самым простым делом был выбор цвета. Красный, разумеется. Китай по-прежнему оставался страной, в которой красный цвет был «хорошим» цветом, и это было тем более удобно, потому что красный всегда являлся цветом, полным жизни при выборе женского нижнего белья, цветом приключений, смешков… и лёгкого поведения. А лёгкое поведение одновременно соответствовало его биологическим и профессиональным целям.
      Ему требовалось разобраться и в других аспектах покупки. Минг не была высокой девушкой, меньше пяти футов — 151 сантиметр или около этого, подумал Номури, переводя в уме одну систему измерений в другую. Небольшая, но неизящная. Фактически в Китае не существовало тучных людей. Китайцы не увлекались перееданием, возможно потому, что у них по-прежнему сохранялось воспоминание о тех временах, когда пищи не хватало и переедать было просто невозможно. В Калифорнии Минг считали бы излишне полной, но у неё просто такой тип фигуры. Она казалась коренастой, потому что была невысокой, и никакая диета или физические упражнения или косметика не в состоянии изменить это. Её талия вряд ли меньше, чем двадцать семь дюймов. Что касается её груди, 34В был самый оптимистичный размер, на который он мог надеяться… ну, может быть, 34С — нет, решил он, В+ в лучшем случае. Итак, бюстгальтер 34В и шорты среднего размера — трусики — красного шелка, что-то женственное… с намёком на дикую, развратную сторону женственности, что-то такое, что она сможет, надев на себя и оставшись одна, смотреть в зеркало и хихикать… может быть, и вздохнуть при мысли о том, насколько иначе она выглядит в этом бельё. А то и улыбнуться той специальной внутренней улыбкой, которую хранят женщины для таких моментов. В это мгновение ты уже знал, что она твоя, а остальное всего лишь десерт.
      Лучшей частью «Секрета Виктории» был каталог, предназначенный для мужчин, которые, по сути дела весьма разумно, хотели бы купить самих моделей, несмотря на выражение лиц, иногда делающее их похожими на лесбиянок, принимающих метакуалоновые таблетки, — но если у них такие тела, разве может мужчина требовать что-то ещё? Фантазии, порождённые мечтами. «Интересно, — подумал Номури, — такие модели действительно существуют или являются продуктом компьютеров?» Сегодня с помощью компьютеров можно сделать что угодно — превратить Рози О'Донелл в Твигги или придать Синди Кроуфорд устаревший тип красоты.
      За работу, сказал он себе.
      Итак — бельё должно выглядеть сексуальным. Оно должно быть таким, чтобы одновременно развеселило и взволновало Минг, да и его тоже. Это являлось частью игры.
      Номури вынул каталог из стопки. Он начал листать страницы и замер на 26-й. Там красовалась чёрная модель, и хотя неизвестно, сплавом каких генов она являлась, это были высококачественные ингредиенты, потому что её лицо привлекло бы к себе как члена гитлеровской СС, так и Иди Амина. Таким было её лицо. Но ещё лучше было то, что на ней был бюстгальтер «Рейсербэк», гармонирующий с узенькими трусиками бикини, а цвет был идеальным, красно-пурпурным, который римляне когда-то называли тиррианским алым. Цвет полосы на тоге сенаторов, ограниченный ценой и обычаем для самой богатой римской знати, не совсем красный и не совсем пурпурный. Материалом для бюстгальтера служили атлас и лайкра, он застёгивался впереди, чтобы девушке было легче надевать его, и интереснее для парня снимать, подумал Номури, перемещаясь к одежде, висящей на стойке. Размер тридцать четыре В, решил он. Если бюстгальтер окажется слишком маленьким, это станет тем более лестным для девушки… малый или средний размер для узеньких трусиков бикини?
      Какого черта, куплю оба. Чтобы не ошибиться, он выбрал также модель бюстгальтера с треугольными чашами, но без проволоки, делающей его более жёстким, а также бикини с ремешком — оранжево-красного цвета, который католическая церковь признает смертным грехом при одном только взгляде. Потом Номури поддался порыву и заказал несколько дополнительных пар трусиков, исходя из того, что они пачкаются быстрее бюстгальтеров. Правда, он не был в этом уверен, несмотря на профессию оперативника Центрального разведывательного управления — на Ферме этому не обучали. Придётся послать меморандум по этому вопросу. По крайней мере, Мэри-Пэт сможет похихикать в своём кабинете на седьмом этаже здания в Лэнгли.
      Осталось ещё одно. Духи. Женщины любят духи. Этого нельзя не знать, особенно здесь. Весь город Пекин пахнет, как металлургический завод, масса угольной пыли и других вредных веществ, загрязняющих воздух, — таким же был, наверно, Питтсбург в начале века, — а печальная правда заключается в том, что китайцы не моются так же прилежно, как жители Калифорнии, и уж совсем не так регулярно, как японцы. Значит, надо купить духи, которые приятно пахнут…
      «Мечта ангелов», так назывались эти духи. Они выпускались в виде спрея, лосьона и в других формах, предназначение которых он не совсем понимал, но не сомневался, что Минг поймёт, поскольку она была девушкой, а духи являются исключительной прерогативой прекрасного пола.
      Так что он купил эти духи, расплатившись кредитной карточкой НЭК — он не сомневался, что японские боссы поймут его. В Японии существовали искусно организованные секс-туры, которые доставляли японских служащих в самые разные места Азии, рекламирующие торговлю сексом. Таким образом, наверно, в Японию и проник СПИД.
      По этой причине Номури всегда пользовался презервативами, разве что мочился без них.
      Стоимость всех покупок обошлась ему в триста евро. Продавец завернул покупки и заметил, что леди, для которой они куплены, должно быть, очень повезло.
      Обязательно повезёт, пообещал себе Номури. Ткань нижнего белья, только что купленного им, была гладкой, как гибкое стекло, а цвета пробудят желание даже у слепого. Единственный вопрос заключался в том, как подействуют они на пухлую китайскую секретаршу министра в правительстве КНР. Никогда не следует пытаться предугадать такие вещи заранее. Эмми Ирвин, первое завоевание Номури, когда ему было уже семнадцать лет и три месяца, была достаточно привлекательной, чтобы пробудить в нём желание, — это означало для юноши такого возраста, что у неё были все необходимые части тела, отсутствовала только борода, как у генерала Гражданской войны, и в прошлом месяце она приняла душ. По крайней мере, Лиан Минг не походит на множество американских женщин, которые навещают пластического хирурга, чтобы он закрепил повыше их свисающие ягодицы, увеличил груди, так что они начинают смахивать на чаши для овсянки, а губы накачивал химическими веществами до такой степени, что они напоминают две половинки какого-то экзотического фрукта. Чего только не делают женщины, чтобы привлечь мужчин… и чего только не делают мужчины в надежде соблазнить их. «Какой это потенциальный источник энергии», — подумал Номури, поворачивая ключ в блоке зажигания автомобиля «Ниссан» своей компании.

* * *

      — Что у нас сегодня, Бен? — спросил Райан у своего советника по национальной безопасности.
      — ЦРУ пытается запустить новую операцию в Пекине. В настоящий момент она называется «ЗОРГЕ».
      — Рихард Зорге?
      — Совершенно верно.
      — Кто-то обладает непомерным честолюбием. О'кей, расскажи мне об этой операции.
      — У них есть офицер-оперативник, его зовут Честер Номури, нелегал, в настоящее время он в Пекине под прикрытием продавца компьютеров японской НЭК. Он пытается соблазнить секретаршу одного из старших министров в правительстве КНР по имени Фанг Ган.
      — Кто он? — спросил Райан, поднося к губам чашку кофе.
      — Нечто вроде министра без портфеля, работает на премьера и министра иностранных дел.
      — Как этот парень Чанг Хан Сан?
      — Ниже его по должности, но такой же. Выглядит как очень высокопоставленный тип, стремящийся продвинуться наверх. У него контакты в их военной среде и в Министерстве иностранных дел, хорошо зарекомендовал себя с идеологической точки зрения, активен в Политбюро. Как бы то ни было, Номури пытается соблазнить девушку.
      — Бонд, — заметил Райан намеренно нейтральным голосом, — Джеймс Бонд. Мне знакомо имя Номури. Когда я занимал твою должность, он хорошо проявил себя в Японии. Это только для информации, моего одобрения не требуется?
      — Да, господин президент. Эту операцию ведёт миссис Фоули, и она хотела обратить на неё ваше внимание.
      — О'кей, передай Мэри-Пэт, что меня интересует вся информация, которую она получит. — Райан поборол гримасу, которая едва не появилась на его лице, когда он услышал о личной жизни другого человека — причём о сексуальной жизни.
      — Да, сэр.

      Честер Номури многое узнал в жизни от своих родителей, учителей и инструкторов на Ферме, но ему предстояло овладеть ещё одним уроком, а именно — ценностью терпения, по крайней мере, в отношении к своей личной жизни. Это, однако, не мешало ему быть осторожным. Вот почему он послал свои планы в Лэнгли. Его смущало, что приходится сообщать женщине о перспективах своей сексуальной жизни, — Мэри-Пэт была блестящим оперативником, но она как-никак была женщиной.
      С другой стороны, ему не хотелось, чтобы в ЦРУ думали о нем как о бродячем коте, похождения которого оплачиваются правительством. К тому же, по правде говоря, ему нравилась его работа. Он привык к волнению, связанному с опасностью, как привыкали к кокаину иные его коллеги по колледжу.
      «Может быть, — размышлял Номури, — именно поэтому он нравился миссис Фоули». Они походили друг на друга. Мэри-Пэт, говорили о ней в оперативном директорате, была женским воплощением ковбоя. Она бесстрашно ходила по московским улицам в последние дни «холодной войны», как Анни Оукли .
      Несмотря на то что Второе Главное управление КГБ в конце концов арестовало её, она не выдала русского агента, с которым работала, — эта операция по-прежнему оставалась совершенно секретной. Должно быть, ей пришлось многое испытать, потому что после освобождения она больше не работала оперативником, зато вскарабкалась по лестнице ЦРУ, ведущей наверх, со скоростью голодной белки, добывающей жёлуди на дубе. Президент считал её умной, и если в таком деле вам нужен друг, лучшего не придумаешь, потому что сам президент был хорошо знаком с оперативной работой. Потом поползли слухи, что президент Райан вывез из СССР самого председателя КГБ. Мэри-Пэт тоже, должно быть, принимала в этом участие, считали парни и девушки оперативного директората. То, что было им известно даже в пределах ЦРУ, они прочитали в материалах, опубликованных в прессе. Несмотря на то что обычно средства массовой информации ни хрена не знали о чёрных операциях, телевизионным операторам CNN удалось заснять на плёнку лицо бывшего председателя КГБ, живущего теперь в Винчестере, штат Виргиния. Хотя он не рассказал почти ничего, лицо человека, которого Советское правительство объявило погибшим в авиационной катастрофе, было достаточным для настоящей сенсации. Таким образом, Номури считал, что он работает под руководством двух настоящих профессионалов, и поэтому счёл необходимым сообщить им о своих намерениях, даже если это вызвало бы краску на лице Мэри Патриции Фоули, заместителя директора ЦРУ по оперативной деятельности.
      Он выбрал ресторан в западном стиле. Теперь таких ресторанов немало в Пекине, они обслуживали как местных жителей, так и иностранных туристов, испытывавших чувство ностальгии по далёкому дому (или тех, кто беспокоился о своих военных системах, находящихся в Китае, — не такое уж неразумное чувство, подумал Номури). Качество еды было далёким от того, что готовили в настоящих американских ресторанах, но всё-таки намного лучше, чем мясо прожаренных крыс, которое, как он подозревал, включалось в меню бесчисленных пекинских закусочных.
      Он пришёл в ресторан первым и спокойно пил дешёвый американский бурбон, когда открылась дверь и вошла Минг. Номури махнул ей рукой, надеясь, что это не было излишне мальчишеским жестом. Она заметил его, и улыбка, появившаяся на её лице, была искренней и приятной. Значит, Минг действительно рада видеть его. Это был первый шаг в осуществлении плана сегодняшнего вечера. Она подошла к его угловому столу в конце зала. Номури встал, демонстрируя вежливость джентльмена, непривычную в Китае, где женщин ценили намного ниже, чем у него дома. «Интересно, — подумал он, — может быть, это изменится, если все эти убийства младенцев женского пола смогут внезапно сделать Минг ценным товаром, несмотря на её самую рядовую внешность». Он все ещё не мог забыть о такой привычной для китайцев расправе с младенцами; Номури по-прежнему словно видел эту сцену, ему не хотелось забывать, кто в мире хорошие люди, а кто — плохие.
      — Мне так приятно снова видеть тебя, — произнёс он с очаровательной улыбкой. — Меня беспокоило, что ты можешь передумать и не прийти сегодня.
      — Вот как? Почему?
      — Ну, твой начальник на работе… я уверен, что ты нужна ему… это, так сказать, вежливый способ выразить то, что я думаю, — произнёс Номури с неуверенной улыбкой заранее отрепетированную фразу. Ему показалось, что он сделал это очень убедительно. Действительно, Минг поверила ему и хихикнула.
      — Товарищу Фангу больше шестидесяти пяти лет, — сказала она. — Он хороший человек, отличный начальник, но ему приходится много работать, а ведь он уже не молод.
       О'кей, значит, он трахает тебя, но редко,— так истолковал Номури её слова. — А тебе хочется, наверно, чтобы это случалось чаще, с кем-нибудь ближе к твоему возрасту, правда?Разумеется, если Фангу больше шестидесяти пяти и он все ещё может функционировать, то старик действительно заслуживает уважения, подумал Номури, затем отбросил эту мысль.
      — Тебе не доводилось ужинать здесь? — Ресторан назывался «Винченцо» и претендовал на итальянский. На самом деле его хозяин, одновременно и управляющий, был наполовину итальянцем, наполовину китайцем, полукровкой из Ванкувера. Если бы он попытался говорить по-итальянски в Палермо или даже на Малберри-стрит в Манхэттене, мафия неминуемо расправилась бы с ним, но здесь, в Пекине, он казался почти настоящим, этническим итальянцем.
      — Нет, — ответила Минг, оглядываясь вокруг. Этот ресторан казался ей самым экзотическим из всех мест, в которых ей приходилось ужинать. На каждом столе стояла старая винная бутылка с донышком, обвязанным бечёвкой, и с оплывшей старой красной свечкой наверху. Скатерть была с красными и белыми квадратами, расположенными в шахматном порядке. Судя по всему, дизайнер, работавший в ресторане, смотрел слишком много старых фильмов. Впрочем, «Винченцо» ничуть не походил на местные рестораны, хотя официанты в нём и были китайцами. Тёмные деревянные панели на стенах, крючки у двери, чтобы повесить пальто. Ресторан мог находиться в любом американском городе на Восточном побережье, и там его считали бы одним из старых семейных ресторанов, принадлежащих итальянской семье, где подают хорошую пищу и вино. — На что похожа итальянская кухня? — спросила девушка.
      — Хорошо приготовленная итальянская пища — одна из лучших в мире, — ответил Номури. — Ты никогда не пробовала итальянские блюда? Ни разу? Тогда позволь мне выбрать их для тебя.
      Реакция этой китайской девушки была очаровательной. «Женщины одинаковы повсюду, — подумал он. — Ухаживай за ними, и они превратятся в воск у тебя в руках, ты сможешь мять его и придавать ему любую форму, какую только пожелаешь». Эта часть работы начинала нравиться Номури, и когда-нибудь приобретённый опыт может оказаться полезным в его личной жизни. Он подозвал к себе официанта, который тут же подошёл к ним с подобострастной улыбкой. Прежде всего Номури заказал бутылку настоящего итальянского белого вина — как ни странно, перечень вин был действительно первоклассным, и к тому же вина были дорогими, чего следовало ожидать. Затем последовало феттуччино Альфредо, основа итальянской кухни. Взглянув на Минг, он решил, что она не откажется от острой пищи.
      — Как у тебя на работе понравились новый компьютер и принтер?
      — Очень понравились, министр Фанг похвалил меня перед остальными служащими за то, что я выбрала такую совершенную систему. Ты превратил меня в героиню, товарищ Номури.
      — Я очень рад этому, — ответил офицер ЦРУ, пытаясь понять, является ли обращение «товарищ» благоприятным знаком для этой части операции. — Сейчас мы начинаем выпускать новый портативный компьютер, ты можешь брать его домой, хотя он обладает такой же мощностью, как и твой универсальный компьютер в офисе. Разумеется, у него такие же достоинства и программное обеспечение, даже модем, обеспечивающий доступ в Интернет.
      — Неужели? Я так редко вхожу в Интернет. Понимаешь, на работе не любят, когда ты просматриваешь Интернет, за исключением тех случаев, когда министру требуется что-то особое.
      — Вот как? А какие темы интересуют министра Фанга в Интернете?
      — Главным образом политические комментарии, в основном в Америке и Европе. Каждое утро я печатаю различные отрывки из газет — лондонский «Таймс», «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост» и так далее. Министра особенно интересует, о чём думают американцы.
      — Не так много, — заметил Номури, когда на стол поставили бутылку вина.
      — Извини меня, я не поняла, — сказала Минг, заставив его обернуться.
      — Гм, видишь ли, американцы мало о чём думают. Самые ограниченные люди, с которыми мне приходилось встречаться. Крикливые, необразованные, а их женщины… — Голос Чета затих.
      — Что ты хочешь сказать про их женщин, товарищ Номури? — потребовала Минг.
      — А-а. — Он сделал глоток вина и кивнул официанту. Тот начал разливать вино по бокалам. — Ты когда-нибудь видела американскую игрушку, куклу Барби?
      — Конечно. Их ведь делают в Китае.
      — Такой хочет быть каждая американская женщина — очень высокой, с огромной грудью и талией, которую можно обхватить пальцами. Это не женщина. Игрушка, манекен для детских игр. И у Барби такой же интеллект, как у средней американской женщины. Неужели ты думаешь, что они владеют разными языками? Вот посмотри: мы сейчас говорим по-английски, на языке, который не является родным ни для кого из нас, но мы разговариваем хорошо, не правда ли?
      — Да, — согласилась Минг.
      — Как ты думаешь, сколько американцев могут говорить на мандаринском наречии? Или владеют японским языком? Нет, у американцев нет ни образования, ни утончённости. Это отсталая нация, а их женщины совсем тупые. Представляешь, они даже обращаются к хирургам, чтобы им сделали грудь больше, как у этой глупой детской игрушки. Когда они обнажены, это комическое зрелище, — закончил он, надеясь, что она попадётся на крючок.
      — А ты видел их обнажёнными? — спросила она, глотая наживку.
      — Видел кого — ты имеешь в виду, видел ли я обнажённых американских женщин? — Последовал утвердительный кивок. «Все идёт хорошо»,— подумал он. Да, Минг, я повидал многое в этом мире. —Да, видел. Я жил там несколько месяцев, и по-своему это было интересно, хотя они выглядели нелепо. Некоторые из них могут быть очень милыми, но им далеко до азиатских женщин с настоящими формами тела и причёсками, которые не сделаны в косметических салонах. А манеры! У американок нет такого воспитания, как у азиатских женщин.
      — Но ведь там много наших людей. Разве тебе не приходилось?..
      — Встречаться с ними? Нет, круглоглазые американцы держат их для себя. Я думаю, что американские мужчины ценят настоящих женщин, даже когда их собственные женщины превращаются во что-то совсем иное. — Он протянул руку и подлил вина в бокал Минг. — Но, честно говоря, есть вещи, в которых американцы очень хороши.
      — Например? — спросила она. Вино уже начало развязывать ей язык.
      — Я покажу тебе потом. Наверно, мне нужно извиниться перед тобой, но я позволил себе купить несколько американских вещей для тебя.
      — Неужели? — Волнение в её глазах. Значит, все идёт действительно хорошо, сказал себе Номури. Ему следует пить поменьше. Ничего, половина бутылки, два таких бокала не повлияют на него. Как это поётся в песне… Можно делать это и после первого свидания… Ну что ж, здесь ему не нужно беспокоиться о религиозных убеждениях или запретах, не так ли? Это ведь преимущество коммунизма.
      Феттуччино принесли как раз вовремя, и, к удивлению Номури, оно оказалось очень вкусным. Он следил за её глазами, когда она поднесла ко рту первую порцию, зацепив её вилкой (в этом ресторане пользовались европейскими столовыми приборами вместо палочек, что было в любом случае более удобно для феттуччино Альфредо). Глаза девушки расширились, когда лапша попала ей в рот.
      — Очень вкусно… здесь много яиц. Я люблю яйца, — призналась она.
      Он наблюдал за ней, когда она проглотила первую порцию феттуччино. Номури протянул руку и снова наполнил её бокал. Минг не заметила этого, с такой яростью она атаковала свою пишу.
      Одолев половину блюда, она подняла голову и посмотрела на него.
      — У меня ещё никогда не было такого вкусного ужина, — призналась Минг.
      Ответом Номури была тёплая улыбка.
      — Я так рад, что тебе понравилось. — Погоди, скоро ты увидишь, какие штанишки я тебе купил, милая.

* * *

      — Смирно!
      Генерал-майор Марион Диггз думал о том, что принесёт ему это новое назначение.
      Вторая звезда на погонах … ну что ж, он сказал себе, что чувствует её дополнительный вес, но, говоря по правде, он этого веса не чувствовал. Его последние пять лет службы своей стране в армейской форме были интересными. Он был первым командиром заново созданного Десятого бронетанкового полка — «Буйволы» — и превратил этот старый, покрывший себя славой полк в часть, обучающую израильскую армию, сделав из пустыни Негев новый Национальный центр боевой подготовки. В течение двух лет он вогнал в землю каждого израильского бригадного генерала и затем воссоздал всех заново, в три раза увеличив их боевую эффективность, так что теперь гордая походка израильских солдат действительно оправдывалась их умением вести бой. После этого его перевели в настоящий НЦБП в калифорнийской пустыне, где он проделал то же самое со своей собственной армией США. Он был там, когда на его страну было совершено нападение с применением биологического оружия, со своим одиннадцатым мотомеханизированным полком «Чёрной кавалерии» и бригадой национальной гвардии, чьё неожиданное использование информационной системы связи между экипажами танков, намного облегчившее управление боем, застало врасплох «Чёрную кавалерию» и гордого командира полка полковника Эла Хэмма. Одиннадцатый полк и бригада национальной гвардии вместе с Десятым бронетанковым полком, находившимся в Израиле, были срочно переброшены в Саудовскую Аравию. Там они первоклассно начистили морду армии Объединённой Исламской Республики, просуществовавшей так недолго. Проявив себя блестящим полковником, командиром полка, он особенно отличился в качестве бригадного генерала, и это проложило путь к ещё одной сверкающей серебряной звезде на погонах. Вместе со званием генерал-майора ему поручили командование новым подразделением, известным под различными названиями, такими, например, как «Первая танковая», «Старые железнобокие» или «Бронетанковая дивизия Америки». Это была Первая бронетанковая дивизия, базирующаяся в германском городе Бад-Кройцнахе, одна из немногих оставшихся тяжёлых дивизий под американским флагом.
      Когда-то здесь было много таких дивизий. Два полностью укомплектованных корпуса в Германии, Первый и Третий бронетанковые, Третий и Восьмой пехотные, а также два мотомеханизированных полка — Второй и Одиннадцатый. Кроме того, здесь же размещались гигантские склады военного снаряжения для подразделений, находящихся в Америке, таких как Второй бронетанковый и Первый пехотный в Форт-Райли. Их могли перебросить в Европу на самолётах, здесь их укомплектовывали бы снаряжением, и они были бы готовы к бою. Вся эта сила — а это была колоссальная по своей мощи армия, размышлял Диггз, — гарантировала обязательство Америки перед НАТО защищать Западную Европу от страны, носившей название Советский Союз, и её зеркального отражения — стран Восточного пакта. Гигантские формирования этих стран были нацелены на Бискайский залив, или, по крайней мере, так всегда считали офицеры оперативных и разведывательных отделов в бельгийском Монсе. Это могло быть грандиозным столкновением. Кто одержал бы победу? Пожалуй, НАТО, в зависимости от политических помех и искусства командиров.
      Но теперь больше нет Советского Союза, а вместе с ним исчезла необходимость в присутствии Пятого и Седьмого корпусов в Западной Германии. Таким образом. Первая и т.д. бронетанковая дивизия являлась последним остатком от того, что когда-то представляло собой огромную и мощную силу. Отвели из Западной Европы даже мотомеханизированные полки. Одиннадцатый стал теперь силой «противника» на манёврах, или «плохими парнями» в Национальном центре боевой подготовки, а Второй «драгунский» полк почти полностью разоружили в Форт-Полк, Луизиана, в попытке создать новую доктрину для безоружных солдат. Таким образом, остались только «Старые железнобокие» несколько меньшего размера по сравнению с золотыми днями, но эта дивизия по-прежнему представляла собой грозную силу. Впрочем, в настоящее время Диггз не имел представления, с кем ему придётся воевать, если неожиданно разразятся боевые действия.
      Это было, разумеется, работой его G-2, офицера разведки, подполковника Тома Ричмонда, а подготовка к такому событию осуществлялась его G-3 — начальником оперативного отдела дивизии, полковником Дьюком Мастертоном, которого Диггз сумел вытащить из Пентагона, несмотря на его отчаянное сопротивление. В армии Соединённых Штатов это было обычным явлением, когда старший офицер собирал вокруг себя группу молодых офицеров, со способностями которых он познакомился во время своего продвижения к верхам. Отныне его работа заключалась в том, чтобы наблюдать за их карьерой, а их задача — заботиться о своём учителе, его называли «раввином» в полицейском департаменте Нью-Йорка или «морским папой» в военно-морском флоте.
      Их отношения походили больше на отношения отца и сыновей, чем на что-нибудь другое. Ни Диггз, ни Ричмонд с Мастертоном не ожидали ничего особенного от времени, проведённого в Первой бронетанковой дивизии, кроме интересной профессиональной службы. Они видели слона — эта фраза возникла в армии Соединённых Штатов ещё во время Гражданской войны и означала активное участие в боевых действиях, — а убийство людей с помощью современного оружия не было похожим на поездку в Диснейленд.
      Спокойная служба, в ходе которой они будут исполнять свои обязанности и участвовать в манёврах на огромном столе, покрытом песчаными холмами и оврагами, этого вполне достаточно, считали они. К тому же в Германии варили превосходное пиво.