– Спасибо. – Сато положил трубку и взял чашку с чаем. Его лучшие техники сидели у аппаратуры электронной разведки, прослушивая эфир. Записывающие устройства заносили на магнитную ленту всю информацию, собранную множеством датчиков, для последующего анализа. Это и был по сути дела самый важный этап учений – узнать как можно больше о том, каким образом американскому флоту удается наносить столь сокрушительные и внезапные удары.
– Объявить боевую тревогу? – негромко спросил капитан «Митсу».
– В этом нет необходимости, – ответил адмирал, задумчиво глядя на линию горизонта, как и полагается, считал он, военному моряку.
***
Техники на борту «Выслеживающего-1», американского патрульного самолета ЕА-6В «праулер», следили за всеми каналами радиопередач и радиолокационными частотами. Им удалось обнаружить и опознать шесть поисковых радиолокаторов гражданского типа, причем ни один из них не находился поблизости от уже известных координат трех групп японских военных кораблей. Что-то они не слишком уже рьяно сопротивляются, думали все. Обычно подобные игры намного более интересны.
***
Капитан порта в гавани Танапаг увидел из своего кабинета огромный корабль, груженный автомобилями, который огибал южный мыс острова Манагаха. Это удивило его. Капитан перелистал документы на столе в поисках телекса, информирующего о подходе судна. Да, вот он. Должно быть, прибыл ночью. «Оркид Эйс» из Йокагамы с автомобилями «тойота-лэндкрузер» для продажи здешним японским гражданам. Наверно, первоначально они предназначались для Америки. Теперь будут ездить тут по местным дорогам, создавая еще больше пробок, проворчал про себя капитан порта. Он поднес к глазам бинокль и, к своему изумлению, увидел на горизонте прямоугольные очертания другого судна. Еще один корабль, груженный автомобилями? Странно.
***
«Выслеживающий-1» продолжал описывать круги на прежней высоте, чуть ниже видимого горизонта для кораблей «противника», находящихся примерно в сотне миль от самолета. Техники, специалисты по электронной войне, сидящие в двух креслах в хвостовом отсеке самолета, держали руки на переключателях аппаратуры радиолокационных помех, но радары японского флота бездействовали, и глушить было нечего. Женщина-летчик, что сидела за штурвалом «праулера», на мгновение взглянула в сторону юго-востока и заметила желтые солнечные блики, отражающиеся от фонарей кабин истребителей группы «Альфа», которые стремительно снижались до высоты бреющего полета, чтобы как можно дольше оставаться вне пределов досягаемости японских радиолокаторов, прежде чем взмыть вверх и «выпустить» первую серию ракет.
***
– Танго, танго, танго, – произнес по системе связи «гертруда» капитан третьего ранга Стив Кеннеди кодовое слово, означающее учебный торпедный залп. Он следовал за японской подводной лодкой типа «харушио» вот уже девять часов, давая возможность команде познакомиться с контактом и привыкнуть к цели, более опасной, чем беременная самка кита-горбача. Наконец игра надоела капитану, он решил включить подводный телефон и до полусмерти – так считал Кеннеди – напугать «Сьерру-1». Ему не хотелось, чтобы в будущем его обвинили в нечестной игре, и потому дал японской субмарине возможность заметить преследование. Вообще-то честной игры в таком деле не бывает, но ведь Япония и Америка – союзники, несмотря на все радиопередачи последних недель.
– Наконец-то, – заметил капитан третьего ранга Угаки. Он обнаружил американскую пqдвoднyю лодку типа 688 почти сорок минут назад. Выходит, американские подводники не такие уж мастера, как им это кажется, поскольку, едва заметив «Курушио», они тут же произвели торпедный залп. Вот почему, подумал Угаки, я и позволил им выстрелить первыми. Он посмотрел на стоящего рядом офицера-торпедиста и на четыре красных огонька на панели управления огнем. Потом поднял трубку своего подводного телефона и ответил голосом, полным простодушного удивления:
– Откуда вы взялись?
Члены экипажа, находящиеся поблизости – все моряки на борту «Курушио» хорошо говорили по-английски, – с удивлением услышали слова капитана. Угаки заметил изумленные взгляды. Позднее он объяснит им причину.
***
– Он даже не произвел ответного «залпа» – по крайней мере я не услышал от него: «Танго». По-видимому, капитана не было в боевой рубке. – Кеннеди снова нажал на кнопку передачи. – В соответствии с учебной задачей мы отходим и повторяем упражнение. – По его команде «Эшвилл» повернул направо и увеличил скорость до двадцати узлов. Кеннеди решил отвести свою лодку на двадцать тысяч ярдов и еще раз проделать маневр сближения, чтобы предоставить «противнику» лишнюю возможность потренироваться.
– Мостик, говорит акустик.
– Мостик слушает.
– Новый контакт, классифицирую его как «Сьерра-5», пеленг два-восемь-ноль,.надводный корабль, дизельная двигательная установка, два винта, тип неизвестен. Судя по оборотам винтов, скорость примерно восемнадцать узлов, – сообщил гидроакустик первого класса Лаваль-младший.
– Что-нибудь еще?
– Думаю, это небольшое судно, капитан, непохоже на грохочущие винты крупного купца.
– Хорошо, начинаем слежение. Держите меня в курсе событий.
– Слушаюсь, капитан.
Все происходит слишком просто, подумал Санчес. На севере авианосная группа «Энтерпрайз» столкнулась, наверно, с более яростным сопротивлением со стороны японских эсминцев типа «конго». Он не слишком старался, всего лишь удерживал свою группу самолетов, летящих со скоростью около четырехсот узлов в развернутом строю на высоте триста футов над гладкой морской поверхностью. Каждый из четырех истребителей-бомбардировщиков группы «Молот» нес четыре учебных ракеты «гарпун», так же как и еще четыре самолета следующей за ним группы «Кувалда». Санчес поднял голову и взглянул на дисплей, где указывались координаты истребителя. Информация, загруженная в его бортовой компьютер всего час назад, указывала вероятное местонахождение японской эскадры, а система космической навигации привела самолеты прямо к месту с расчетными координатами цели. Теперь оставалось выяснить, насколько точными являются разведданные.
– «Кувалда», это ведущий, начинаю набор высоты! – Санчес взял на себя штурвал. – Перехожу в активный режим! – Сразу после второй команды он включил поисковый радиолокатор.
Вот и они, чертовски большие на дисплее. Санчес выбрал корабль командира соединения и включил поисковые боеголовки своих учебных ракет на пилонах под крыльями. На контрольной панели зажглись четыре красных огонька, сигнализирующие о готовности к пуску – вообще-то в ракетах действовали только боеголовки наведения, все остальное представляло собой инертную массу.
– Это ведущий «Молота». Пуск, пуск, пуск! Выпустил четырех «вампиров».
– Второй, пускаю четыре.
– Третий, пускаю четыре.
– Четвертый, пускаю три, одна неисправная на пилоне. Ну что ж, можно признать атаку удовлетворительной, подумал Санчес, запоминая, что следует сделать упрек в адрес начальника техобслуживания авиакрыла. В боевой обстановке истребители после пуска ракет тут же спикировали бы обратно к морской поверхности, чтобы не подвергнуться обстрелу, но сейчас, в соответствии с условиями – учений, они снизились до двухсот футов и продолжили сближение с целью, имитируя полет собственных ракет. Бортовые компьютеры запишут данные слежения и радиолокационные частоты японских кораблей для того, чтобы оценить надежность их действий, которые пока не производили особого впечатления.
***
Столкнувшись с неприятной необходимостью допустить женщин к штурвалам настоящих боевых самолетов, базирующихся на настоящих авианосцах, командование пошло на компромисс и усадило их прежде всего в кресла пилотов на самолетах электронного противодействия. По этой причине первым командиром женской эскадрильи VAQ-1237 «Грачи» Военно-морского флота США стала капитан третьего ранга Роберта Пич, по прозвищу «Персик». Самая старшая по воинскому званию женщина-пилот палубной авиации, она считала величайшей честью для себя, что другая летчица уже имела позывные для радиосвязи, соответствующие ее прозвищу, и выбрала себе другой сигнал вызова – «Бандит» – и настаивала, чтобы в воздухе к ней обращались именно так.
– «Бандит», «Бандит», замечены радиолокационные импульсы, – послышался голос техника из хвостового отсека ее «праулера» летящего первым. – Включается очень много радаров.
– Подави их, – коротко скомандовала она.
– Понятно… готовлю к пуску «харм» по лучу SPG-51. Цель освещена.
– Пуск, – произнесла командир эскадрильи. Пуск ракеты являлся ее прерогативой как пилота. Пока луч радиолокатора, наводящего ракету на цель, освещал ее, антирадарная ракета практически должна была неминуемо поразить цель.
Теперь Санчес видел корабли – серые тени на горизонте. Неприятный визг, доносящийся из наушников, предупредил его, что истребитель освещают одновременно поисковые радиолокаторы и радары пусковых ракетных установок, – всегда пугающий звук, особенно в данном случае, потому что «противник» был вооружен американскими зенитными ракетами SM-2 «стэндард», с достоинствами которых Санчес был хорошо знаком. Корабль походил на эсминец типа «хатаказе» с двумя радиолокаторами наведения на цель и всего лишь одной пусковой ракетной установкой. Он мог наводить на цель только две ракеты одновременно. Самолет Санчеса выглядел на экране, как две ракеты, однако «хорнет» был целью побольше, чем противокорабельная ракета «гарпун», и мчался вперед не на такой малой высоте, как ракета. С другой стороны, у него на борту находилась защитная аппаратура глушения, а это несколько уравнивало шансы. Бад сдвинул ручку управления влево. Полет прямо над кораблем при такой ситуации нарушил бы правила безопасности, и через несколько секунд его истребитель промчался в трехстах ярдах перед форштевнем японского эсминца. По крайней мере одна из выпущенных им ракет попала бы в цель, решил Санчес, а ведь целью являлся всего лишь эскадренный миноносец без броневой защиты водоизмещением в пять тысяч тонн. Взрыв только одной боеголовки «гарпуна» вывел бы корабль из строя, да и последующая бомбардировка кассетными бомбами стала бы еще более эффективной.
– «Молот», это ведущий. Сближайтесь со мной.
– «Второй» понял…
– «Третий»…
– «Четвертый»… – донеслись ответы истребителей его группы. Еще один день в жизни военно-морского летчика, подумал командир авианосного авиакрыла. Теперь ему предстояло совершить посадку, отправиться в центр боевой информации и провести следующие двадцать четыре часа, знакомясь с материалами учений. Это потеряло для него прежнюю привлекательность. Ему доводилось сбивать настоящие самолеты, и потому все остальное уже перестало его волновать. Однако сами полеты все-таки оставались полетами.
***
Рев самолетов, проносящихся над кораблем, обычно всегда кружил голову. Сато наблюдал за тем, как последний из американских истребителей набрал высоту, исчезая вдали, и поднес к глазам бинокль, чтобы убедиться в направлении их полета. Затем он встал и спустился в боевую рубку.
– Ну что? – спросил адмирал.
– Обратный курс такой же, как мы и предполагали. – Начальник оперативного отдела соединения постучал пальцем по спутниковой фотографии, на которой виднелись обе американские боевые группы, все еще направляющиеся на запад, навстречу господствующим ветрам, чтобы проводить летные операции. Фотография была сделана всего два часа назад. На экране радиолокатора виднелись истребители, возвращающиеся к предполагаемой точке встречи.
– Отлично. Передайте мое почтение капитану, курс один-пять-пять, предельная скорость. – Меньше чем через минуту корпус «Митсу» задрожал от увеличившейся мощности машины, и эсминец устремился в сторону американского соединения, рассекая форштевнем волны Тихого океана. Время сейчас было решающим.
***
В зале Нью-йоркской фондовой биржи один из молодых сотрудников брокерской фирмы точно в 11.43.02 по восточному поясному времени допустил ошибку, внося в компьютер стоимость акций компании «Мерк». Цифра 23 1/8, значительно отличающаяся от текущей котировки, успела появиться на экране. Через тридцать секунд он заметил ошибку, попытался исправить ее, и на табло появилась прежняя цифра. На этот раз послышался предупредительный окрик. Он объяснил, что заело проклятую клавиатуру, отключил ее и заменил новой. Это случалось нередко. В спешке по неопрятности случалось на клавиатуру проливали кофе или другой напиток. Исправленная котировка тут же появилась на табло, и все вернулось к норме. В тот же самый момент аналогичная ошибка произошла с котировкой акций «Дженерал моторе» и кто-то в оправдание произнес те же самые слова. Ничего страшного не произошло, и мир не перевернулся. Брокеры на этом рабочем месте почти не взаимодействовали с теми, кто занимался акциями «Мерка». Ни один не имел представления, что в действительности происходит. Им всего лишь заплатили по пятьдесят тысяч долларов за совершенную ошибку, которая никак не могла повлиять на деятельность фондовой биржи. Они даже не подозревали, что не сделай они этого, еще два человека, получившие такую же сумму, проделали бы ту же операцию десять минут спустя.
Универсальные электронно-вычислительные машины «Стратус» в «Депозитари траст компани» – точнее, находящиеся в них программы – отметили первоначальные котировки, и «Пасхальное яйцо» проклюнулось.
***
Во Владимирском зале Большого Кремлевского дворца – традиционном месте подписания соглашений, где Райан уже однажды побывал в другое время и при совсем иных обстоятельствах, – уже были установлены телевизионные камеры и юпитеры. В двух отдельных комнатах на лица президента Соединенных Штатов и президента Российской республики уже накладывали макияж, необходимый для телевизионной трансляции, – эта процедура для российского президента наверняка была более неприятной, подумал Райан. Местные политические деятели не слишком стремились к тому, чтобы хорошо выглядеть на экранах телевизоров. Гости в большинстве своем уже сидели в зале, однако руководство обеих делегаций все еще испытывало некоторое беспокойство. Подготовка была почти завершена. Хрустальные бокалы сверкали на подносах, с бутылок шампанского уже сняли фольгу. Поступит команда – и в потолок полетят пробки.
– Знаешь, Сергей, я кое-что вспомнил. Ты так и не прислал мне грузинское шампанское, – сказал Джек, обращаясь к Головко.
– Ну что ж, теперь могу оеспечить тебя по очень сходной цене.
– Раньше мне пришлось бы сдать его – из-за существовавших законов государственной этики,
– Да, я знаю, каждый правительственный чиновник в Америке – потенциальный жулик, – заметил Головко, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в том, что все делается как надо.
– Ты говоришь, как настоящий юрист. – Райан заметил, что старший агент Секретной службы вышел из двери и направился к своему стулу. – Роскошный зал, правда, милая? – спросил он жену.
– Цари знали, как жить, – прошептала она в ответ, и тут же ярко вспыхнули юпитеры. В Америке все телевизионные компании прервали трансляцию своих программ. Согласование по времени было не слишком удачным – между Москвой и Западным побережьем Америки разница составляла одиннадцать часов, да и сама Россия размещалась на десяти часовых поясах из-за своей необъятной протяженности с запада на восток. Однако видеть подобную церемонию хотели все.
Под аплодисменты трехсот гостей, собравшихся во Владимирском зале, появились оба президента. Роджер Дарлинг и Эдуард Грушевой встретились у стола карельской березы и тепло пожали друг другу руки, как это делают только бывшие враги. Дарлинг – в прошлом десантник, воевавший во Вьетнаме; Грушевой – бывший сапер в составе первой группы войск, введенных в Афганистан. В молодости их учили ненавидеть друг друга, и вот теперь они встретились здесь, чтобы положить конец этой ненависти. Сегодня они на несколько часов забудут о внутренних проблемах своих стран, о трудностях, с которыми приходится бороться каждый день. Сейчас им предстояло своими руками изменить судьбу мира.
Грушевой как гостеприимный хозяин пригласил Дарлинга сесть, а сам подошел к микрофону.
– Господин президент, – сказал он через переводчика, в котором вообще-то не нуждался, – мне доставляет большое удовольствие приветствовать вас здесь, в Москве. Это ваш первый визит в Россию…
Райан не прислушивался к словам Грушевого – все до единого они были известны и согласованы. Он устремил свой взгляд на черный ящик посреди стола, на одинаковом расстоянии от обоих глав государств. На нем виднелись две красные кнопки. Вниз от ящика спускался кабель. У соседней стены располагались два телевизионных монитора, а позади стола, на стене, были установлены два огромных телевизионных экрана, позволяющих всем присутствующим наблюдать за взрывами. На обоих экранах виднелись похожие пусковые шахты.
***
– Надо же до такого додуматься, – проворчал американский майор саперных войск. Тут, в Северной Дакоте, в двадцати милях от Майнота, он только что присоединил последний провод. – Все в порядке, цепь под током. – Всего лишь один переключатель предохранял заряд от взрыва, и он не снимал с него руки. Майор уже лично все проверил. Место было оцеплено ротой военной полиции, потому что члены экологического общества «Друзья земли», протестовавшие против взрыва, угрожали пробраться к самой шахте, и, как бы ни хотелось взорвать этих недоносков, если им это удастся, ему придется демонтировать цепь. Какому идиоту приходит в голову протестовать против такого события? – подумал майор. Он уже напрасно потратил целый час, пытаясь объяснить своему коллеге из России создавшуюся ситуацию.
– Здесь все так походит на наши степи, – произнес русский, дрожа на ледяном ветру. Оба офицера не отрывали взглядов от экрана маленького телевизора в ожидании команды.
– Жаль, что рядом с нами нет политиков, они так любят сотрясать воздух. Может, тогда стало бы потеплее. – Майор убрал Замерзшую руку с переключателя. Почему они тянут?
Русский офицер был достаточно хорошо знаком с американскими идиомами, чтобы оценить шутку и засмеяться. Он сунул руку под свою просторную альпаковую куртку и нащупал подарок, которым собирался удивить американца.
***
– Господин президент, гостеприимство, оказанное нам в этом великом городе, является убедительным доказательством того, что между двумя нашими народами должна, может и будет существовать дружба. Она должна быть настолько прочной, насколько острой была прежняя неприязнь, и пусть она будет обращена на пользу человечества. Сегодня мы говорим «нет» войне, – закончил Дарлинг под дружные аплодисменты и повернулся к Грушевому, чтобы снова пожать ему руку. Оба президента сели. Как ни странно, но теперь им придется ждать распоряжений американского режиссера, о чем-то быстро говорившего в микрофон.
– А сейчас, – послышалось по всем телевизионным каналам на двух языках, – просим зрителей повернуться к экранам своих телевизоров…
– Когда я был молодым лейтенантом и служил в саперных войсках, – шепнул русский президент, – мне нравилось заниматься подрывными работами.
Дарлинг усмехнулся и наклонил голову к соседу – иногда хочется сказать что-то не для микрофонов.
– Мальчишкой мне хотелось стать крановщиком и знаешь чем заниматься?
– Чем, Роджер?
– Разбивать здания тяжеленным железным шаром. Мне казалось, что это самая интересная работа на свете!
– Особенно если внутри здания находятся представители оппозиционной партии, – добавил Грушевой. Оба засмеялись, разделяя эту точку зрения.
– Пора, – заметил Дарлинг, увидев, как режиссер подал знак. Оба президента положили большие пальцы рук на кнопки.
– На счет три, Эд? – спросил Дарлинг.
– Считай, Роджер. – Один, – начал Дарлинг. – Два, – продолжил Грушевой.
– Три! – произнесли оба одновременно и нажали на кнопки. Кнопки замкнули простую электрическую цепь, которая вела к спутниковому передатчику, находящемуся снаружи здания. Потребовалась примерно треть секунды для того, чтобы сигнал долетел до спутника и вернулся на землю, еще треть на обратный путь, и в течение этого времени миллионы людей затаили дыхание в нетерпеливом ожидании, опасаясь, что в последнее мгновение все сорвется. Но этого не произошло.
***
– Вот это да! – заметил майор, когда детонировал подрывной заряд из сотни фунтов композитной взрывчатки С-4. Грохот оказался впечатляющим даже на расстоянии в полмили, и тут же из шахты вырвался столб пламени от возгорания твердого ракетного топлива. Эта часть церемонии была самой опасной. Подрывникам нужно было убедиться в том, что загорится только верхняя часть, в противном случае ракета могла бы вылететь из шахты. По правде говоря, вся процедура торжественного уничтожения ракет являлась слишком опасной и сложной. Холодный ветер относил токсичный дым на восток, и к тому времени, когда на его пути окажется первый населенный пункт, от ядовитых зов останется только отвратительный запах – примерно то же самое можно сказать и о политической ситуации, существовавшей в тот момент, когда создавались эти ракеты, правда? Впрочем, зрелище горящей ракеты производило огромное впечатление. Самый большой в мире трехминутный фейерверк, сгорающий в обратном направлении – сверху вниз – и оставляющий один только дым, ничего больше. Сержант включил систему пожаротушения внутри пусковой шахты, и, к удивлению майора, она исправно заработала.
– Знаешь, мы бросали жребий – кому выпадет честь уничтожить последнюю американскую ракету, – и я выиграл, – произнес майор вставая.
– А мне просто приказали ехать, вот и все. Но я рад, что мне повезло. Сейчас уже можно подъехать к шахте?
– Думаю, да. Пошли, Валентин. Осталось еще одно дело, не так ли?
Офицеры сели в «хаммер», последнее воплощение армейского джипа, и майор направил огромную машину к пусковой шахте с наветренной стороны. Сейчас шахта представляла собой всего лишь дыру в сожженном грунте, из которой поднимался пар. За ними пристроилась съемочная группа Си-эн-эн, и телеоператор передавал прямо в эфир изображение «хаммера», прыгающего по кочкам прерии. Обе машины остановились, к неудовольствию съемочной группы, в двух сотнях ярдов от шахты. Офицеры вышли из «хаммера», держа в руках противогазы на случай, если окружающий воздух все еще опасен для здоровья. Воздух оказался безопасным, просто дурно пахло. Американский офицер знаком разрешил телевизионщикам приблизиться и подождал, пока они приготовятся к съемке. На это потребовалось две минуты.
– Готово! – произнес режиссер.
– Итак, ты признаешь, что пусковая шахта и ракета в ней уничтожены? – спросил майор.
– Да, признаю, – улыбнулся русский офицер и отдал салют, затем сунул руку в карман и достал два бокала. – Вы не подержите, товарищ майор?
Дальше из другого кармана на свет появилась бутылка грузинского шампанского. С широкой улыбкой на лице русский выстрелил пробкой вверх и разлил пенящееся вино по бокалам.
– Сейчас тебя кое-чему научу – в лучших русских традициях. Но сначала выпьем, – предложил он.
Телевизионщики с нескрываемым удовольствием вели репортаж. – Думаю, я уже знаком с этой традицией. – Майор залпом осушил бокал. – А что теперь?
– Больше пользоваться этими бокалами нельзя. Не может быть благороднее цели. Делай то же, что и я. – С этими словами он повернулся и замахнулся, чтобы бросить свой бокал в зияющее жерло шахты. Американец засмеялся и последовал его примеру.
– Бросай! – И по команде оба бокала исчезли в клубах пара, поднимавшегося из бывшей пусковой шахты последнего американского «Минитмена», однако оба офицера расслышали звон разбившегося о железобетонные стенки хрусталя.
– К счастью, у меня осталось два стакана, – заметил Валентин, доставая их из очередного кармана.
***
– Черт побери, – выдохнул Райан. Оказалось, что у американского офицера, присутствующего при взрыве русской пусковой шахты, возникла аналогичная мысль, и сейчас он объяснял своему коллеге смысл рекламы «Время пить пиво». К сожалению, алюминиевые банки не разбиваются, когда их бросают в шахту.
– Слишком уж театрально, – заметила Кэти.
– Да, это не пьеса Шекспира, но по крайней мере раз сделано – значит, сделано. – Аплодисменты перекрывали хлопки пробок, вылетающих из бутылок шампанского.
– Это правда относительно пяти миллиардов долларов?
– Да.
– Итак, Иван Эмметович, мы можем теперь стать друзьями? – спросил Головко, подходя к ним с бокалами в руках. – Наконец-то нам удалось встретиться, Кэролайн, – приветливо улыбнулся он, глядя на Кэти.
– Мы с Сергеем знаем друг друга уже много лет, – объяснил Джек и поднял бокал.
– Начиная с того вечера, когда я держал тебя под прицелом пистолета, – заметил русский. Интересно, подумал Райан, это всего лишь экскурс в историю или… что-то за этим стоит?
– Что?! – воскликнула Кэти, поперхнувшись шампанским.
– Неужели ты не рассказал об этом жене?
– Боже мой, Сергей!
– О чем это вы оба говорите?
– Видите ли, доктор Райан, когда-то в далеком прошлом мы с вашим мужем не смогли… договориться по одному вопросу, затрагивающему проблемы нашей профессии. В результате мне пришлось убеждать его с пистолетом в руке. Я так и не сказал тебе, Джек, что пистолет не был заряжен.
– Ну и что? Мне все равно некуда было спешить, верно?
– Это какая-то шутка? – недоуменно воскликнула Кэти.
– Да, милая, пожалуй, это можно назвать шуткой. А как поживает Андрей Ильич?
– С ним все в порядке. Если хочешь, я организую тебе встречу.
– Да, было бы неплохо, – кивнул Джек.
– Простите, но я хотела бы знать, кто вы?
– Дорогая, – объяснил Джек, – это Сергей Николаевич Головко, директор русской службы внешней разведки.
– КГБ? И вы давно знакомы?
– Нет, мадам, не КГБ. Теперь наша организация намного меньше. Мы с вашим мужем были… соперниками в течение ряда лет.
– Понятно. И кто же победил? – спросила Кэти. У того и у другого промелькнула одна и та же мысль, но Головко произнес ее первым:
– Оба, разумеется. А теперь позвольте представить вам мою жену Елену. Она – детский врач. – Это была информация, которую ЦРУ даже не подумало раздобыть, неожиданно для себя отметил Джек.
Он повернулся и посмотрел на двух президентов, которые явно наслаждались торжественным моментом, несмотря на окружающих их журналистов. Райан впервые присутствовал на таком событии, однако ничуть не сомневался, что президенты не были столь уж большими друзьями. Возможно, это всего лишь облегчение, освобождение от напряжения, понимание того, что да, Вирджиния, все осталось позади. Он увидел, что в зал вносят новые подносы с бокалами шампанского. Ему оно очень понравилось, и Джек собирался отдать ему должное. Сотрудникам Си-эн-эн скоро надоест здесь, а вот остальные получают огромное удовольствие от происходящего. Все эти военные политики, дипломаты, разведчики. Черт побери, ведь на самом деле нельзя исключить вероятности того, что они могут стать друзьями.
19. Второй удар. Атака на доллар по телефону 1-800
Несмотря на то что по времени дальнейшие события совпадали случайно, сам план использования этой случайности отличался крайней утонченностью и явился результатом многолетних математических исследований, имитационных экспериментов и моделирования. По сути дела операция началась, когда шесть крупных коммерческих банков Гонконга приступили к широкой продаже американских долгосрочных казначейских обязательств. Крупный пакет этих государственных облигаций был куплен несколько недель назад. Это являлось частью сложной операции обмена долларов на иены, осуществляемой в качестве классической меры страховки от валютных колебаний. Да и самим банкам предстояло перенести тяжелый удар в самом ближайшем будущем – территория, на которой они находились, переходила в другие руки, – и потому эти два фактора придали крупной финансовой операции самый обыкновенный характер шагов, направленных одновременно на увеличение ликвидности и укрепление позиций. Продавая облигации американского казначейства, они всего лишь получали прибыль – правда, в очень больших размерах – от изменений стоимости доллара и иены. В конечном итоге банки получили прибыль в семнадцать процентов и на вырученные деньги купили японскую валюту, которая, по мнению финансистов мира, опустилась сейчас до предела, и в ближайшем будущем следует ожидать ее укрепления. Таким образом, на валютном рынке ненадолго появились облигации американского казначейства на общую сумму в двести девяносто миллиардов долларов, причем их продавали по цене ниже номинала. И тут же они были перекуплены европейскими банковскими консорциумами. Банки Гонконга завершили электронные трансакции и немедленно сообщили об этом в Пекин, довольные тем, что сумели выполнить приказ и продемонстрировать лояльность по отношению к политическим властям, в чьи руки скоро попадет Гонконг. К тому же, с удовлетворением думали обе стороны, им удалось даже получить прибыль.
В Японии обратили внимание на масштабы проведенной сделки. Поскольку разница во времени между Токио и Нью-Йорком, все еще важнейшим торговым центром мира, составляла четырнадцать часов, для японских финансистов не было чем-то необычным работать в то время, которое отводится, как правило, ночным сторожам, да и в любом случае телеграфные агентства, передающие финансовую информацию, функционировали круглые сутки. Кое-кого могло бы удивить, что сейчас в кабинетах японских ведущих финансовых компаний находились не рядовые служащие, а их руководители и что на верхнем этаже огромного небоскреба за последнюю неделю оборудовали специальное помещение. Те, кто работали в этом помещении, называли его «военным штабом», и телефоны связывали его со всеми городами мира, где осуществлялись крупные финансовые операции, а компьютерные дисплеи показывали процессы, происходящие в них.
Другие азиатские банки последовали примеру Гонконга. В «военном штабе» следили за экранами компьютеров.