І.

      Фатум за грехи родителей тяготеет над детьми до третьего-четвертого поколения. Греки знали не хуже евреев об этой заповеди, продиктованной в синайском законодательстве.
      Линкей запятнал себя неблагородным поступком с Кастором и Полидевком, из-за чего погиб и тело его сожжено молнией гнева Всевышнего. По грехам деда страдает и третье поколение — царь Аргоса Акрисий, внук Линкея. Оракул предсказал ему гибель от руки сына своей прекрасноликой, неземной красоты дочери Данаи.
      Непорочная Даная вовлекается в круговой порядок родовых программ.
 
      …О Даная! Ты — сплошное вековое страстноoе.
      Ее любимый отец, царь Аргоса души в ней не чает. Наслаждается ее неземной красотой. Не знает как угодить ей. Обожествляет. Сравнивает с Афродитой и ревнует к женихам… И что же? Как кинжал в сердце: внезапно отец изменился. Зачем он, мнительный и подозрительный, спросил оракула о своей судьбе? Боялся, злая тень настигнет его или рок наступит ему на пятки? О, зачем испрашивал ненужное отец?
      Оракул известил зловеще: престарелый царь Аргоса погибнет от руки своего внука, рожденного от прекрасноликой дочери Данаи. «Может ли быть такое, чтобы я взрастил дочь-отцеубийцу?! — спрашивает у оракула Акрисий. — Неужели дочь прекрасная любимая Даная, коей я посвятил жизнь, души в ней не чаю и обожествляю, станет соучастницей заговора против меня и настроит своего сына убить своего отца? О ужас!…»
      — Нет! — кричит глядя в бездонный колодец с мутной водой Акрисий. — Нет, Даная не способна на подобное. Но что если ее подговорят мои враги? Неизвестно какого нрава будет мальчик, рожденный от нее. Да будет проклят час когда она пришла на землю!
      Акрисий забывает, как восхищался красотой Данаи вместе с лучшими мужами Греции и как превозносил ее совершенный нрав на собраниях и форумах аргосцев. После предсказания оракула его не оставляет одна мысль: как избавиться от дочери?
      Рок можно победить. Не для того ли поусердствовал оракул, чтобы предупредить беду? — размышляет несчастный. Он не может смотреть на свою дочь. Замышляет злодеяние, видя в ней своего врага. Ее ласка и безумная любовь к отцу кажутся ему коварным лицемерием ангелоподобной дочери.
      Она видит многоглавую змею, бежит от нее как от страшилища. Ее сердце пронзает электрическая игла. «Что с тобой, папа?» — трепеща спрашивает Даная. Акрисий тяжело молчит. Не сказав ни слова, отвернувшись уходит.
      Какая трагедия! Какая боль в сердце любящей дочери! Ее дорогой отец отверг ее. «Папа, что с тобой произошло? Почему ты изменился? Чем я обидела тебя? Какой грех совершила?» Акрисий, видя страдания дочери, не может сдержаться и выкладывает ей правду: «По предсказанию оракула, я погибну от руки твоего сына. И ты, дочь, в кою я вложил жизнь и любил безумно, станешь соучастницей заговора против своего отца. Отцеубийца! Хуже нет удела, и нет несчастней отца, чья преступная дочь замарает руки в его крови».
      «Боже мой! — заламывает руки Даная как иерусалимская жена. — Проклята я! Лучше бы не приходить мне в мир. Лучше бы не родиться мне на свет дочерью царя и не любить отца как Бога. Лучше бы не знать мне пение небесных птиц и язык животных!».
      — Я, наверное, достойна смерти, — плачет Даная. — Предай же ей меня, отец, чтобы не случилась беда. Лучше пусть умру я, чем мой любимый отец скончается от руки моего сына по моей вине. Да не родится никто от моего чрева. Да не прикоснется ко мне ничья рука!
      — Да-да, дочь моя! — находится Акрисий. — Я принял решение. Чтобы избежать беды, я построю для тебя прекрасные покои из бронзы и слоновой кости, куда заключу тебя навеки, чтобы ни один муж не пленился твоей красотой и не похитил тебя. Я единственный буду спускаться в подземелье и разделять часы твоего одиночества.
      — Да, отец, да. Я достойна уже в этой жизни удела мрачного Аида. Ты можешь сковать меня цепями и приставить пса у входа в мою маленькую преисподнюю — я согласна. Принимаю твое решение даже не как наказание, а как милость, — плачет прекрасная невинная Даная и целует руки своему отцу.
 
      В одиночестве, гнетущей тьме, при скудных восковых свечах на холодном ложе, дрожа от холода и страха, проводит дни и ночи Даная. Ей беспросветно, безнадежно…
      Святые, полные неземной красоты, не успев расцвести, сходят в подземный мир, учит Премудрость Атлантиды. Прекрасная Даная! Твоим совершенством восхищаются ангелы и боги олимпийские. Твое смирение поражает самого Всевышнего. Ни один смертный не смеет проникнуть в твой мрачный чертог.
      Не переставая любить отца, любя его еще больше, Даная коротает дни и ночи в богомыслии о Всевышнем. Нет, не случайно Премудрость определила ей подобный удел! Ее неземная красота достанется богам. Она посвятит себя Всевышнему без остатка. Она станет его всетрепетной невестой, дни и ночи будет проводить в ожидании Его. Ровно в полночь возжет она свечу и как сомнамбула, безумно и страстноo, напевая песнь известную ей с детства, будет выходить навстречу Жениху, как мудрая дева из притчи Христовой…
      Миропомазанная Даная вне родовых программ. Над ней не довлеют грех Линкея и животный страх Акрисия. Окрысившийся отец кажется ей святым. Она ни в ком не видит зла. Око ее невинно. Даная считает: отец поступил с ней более чем благородно, сохранив ей жизнь. И не дождется часа, когда заскрипит дверь в подземелье и отец при свете факелов посетит ее. Заботливо поинтересуется: как она, какие у нее нужды? Расскажет о происходящем в мире. Принесет вести от дорогих ближних и от кормилицы, которую горячо любила.
      Особым образом раскрывается и отец. В ее страстноoм он любит ее по-прежнему. Ему вернулась безумная любовь к дочери. Теперь ему не грозит смерть от руки сына Данаи. Он может по-прежнему влюбленным юношей созерцать ее всесовершенную красоту, слышать ее прекрасный голос, любоваться ее девственным нравом.
      — Отец, ты простил меня? — не уставая спрашивает Даная при каждом появлении отца в подземелье. Святой деве невдомек, что ее отец поступил трусливо. Где его любовь, что выше смерти? Чтоo животный страх перед волей Всевышнего?
      Даная отгоняет от себя подобные мысли… Папа по-прежнему любит ее, интересуется ей. Он не дает ей скучать. Она по-прежнему живет одним отцом.
 
      Все боoльшая тоска и одиночество наполняют ее душу. Злые духи приходят к ней, пронзают ее сердце: Даная, для чего ты пришла в мир? Для чего Всевышний наделил тебя столь совершенной красотой? Чтобы она пропала в подземелье с мрачными тенями?
      Даная погружается в мысли о Боге. Всевышний открывает ей Свои последние тайны. Для чего-то же было предписано ей, красавице деве, сойти живой в затвор и вечный мрак… В сердце Данаи загорается свеча любви к Всевышнему. Во всем что с ней произошло — ничего кроме любви.
 
      Акрисия тревожит состояние дочери. Уж не сошла ли она с ума? Днем и ночью бредит она о каком-то возлюбленном и говорит ему: приди. Осторожно интересуется обетами вечного девства и мистериями для посвященных. Испрашивает книги древних, где говорится о таинственной любви божеств к земнородным и об их восхищении в светлый Олимп…
      Сколько блаженных утешений подает ей таинственный Жених! Ее красота предназначена единственно Ему. Она ждет Его и знает: Он придет к ней.
 
Нет никого кроме Него
Возлюбленного моего
Нет ничего кроме любви,
любви Его -
 
      шепчет Даная в часы ночного бдения, одну за другой возжигая свечи и коротая ночные часы между страхом и блаженством. Она бредит о таинственном Возлюбленном, поместившем ее в Брачный чертог.
      В неописуемом затворе под бременем родовых программ прекрасная дева Даная достигает вершины аскетического затвора.
      Она почти отказывается от пищи и принимает обет невесты Божией. Отныне ее жизнь изменяется и наполняется другим содержанием. Она уже меньше нуждается в отце. Проходят страхи и помыслы. Даная счастлива. Она не желает возвращения в мир. В ее сердце наступает глубокий покой, связанный с присутствием и проникновением во все ее существо Всевышнего.
      В глубокой смертной тоске на грани экстатического восхищения она слышит Его голос:
      — Я иду, Даная! Жди Меня!
      Истаивает дочь аргосского царя. Исхудала, но отказывается от пищи. Глаза горят неземной страстью. Ожидает своего Всевышнего. Земное перестало для нее существовать.
      Акрисий считает: дочь впала в безумие. Ищет лекарства, чтобы исцелить ее…
      — Мой добрый отец, я благодарю тебя за твою заботу, за твое нескончаемое милосердие. Но прошу тебя, не утруждай себя посещениями. Мне хорошо. Я счастлива и преупокоенна. Ни на что не хотела бы променять свой удел. Я самая счастливая из девушек Аргоса. Не утруждай себя больше излишней заботой — не приходи так часто.
 

II.

      12 ночи. Даная привстает: «Что это?»
      Золотой дождь. Мирровая капель.
      Это пришел ее Возлюбленный. Он преукрашен мирром и алоэ и распространяет благоуханные ароматы.
      О наконец-то! Даная восхищенно смотрит в открывшиеся небеса. В земном аду ей отворяются врата Брачного чертога. Мирро входит в ее существо, обжигает ее составы. Даная наполняется до краев божественной амброзией. Она испытывает сладость и блаженство, недоступные земным девам и женам.
      Жених более чем посетил ее. Всевышний избрал ее в свои супруги.
      О! Блаженная блаженных, страстнаoя святая премудрая дева Даная сподобляется одного из 15 образов непорочного зачатия, известного из древней Атлантиды и именуемого «золотой дождь любви Всевышнего» или «мирровая капель страждущего Жениха».
      «Неплодная рождает!» — могла бы воскликнуть Даная, обрекшая себя на заточение из любви к отцу. Пребожественный дождь осеняет ее. Кровь Агнца проницает ее существо. Даная превосхищена в лоно. Она супруга Всевышнего. Ослепительный свет, Божественное Солнце избрал ее в невесты и сподобил радости, какой нет ни на земле, ни на небесах.
      Мирровый состав Всевышнего входит в ее плоть. Даная становится односоставна олимпийскому Пантократору. Ее существо наполняется пребожественным мирро. Ее Возлюбленный учит ее вкушать из неупиваемой чаши. Непорочным зачатием совершенным образом обоживается юная дева темницы, дева преблагоуханного «цемент-ного» страстноoго, соловецкая зэковка Даная из Аргоса…
      Даная не находит слов для своего пренебесного Возлюбленного. «Ласкай меня еще, Сладчайший мой!» Мрачный склеп превратился в вечный брачный чертог. А скорбная постель, мокрая от выплаканных слез — в одр света и вышнего блаженства. Восхищенная к небесам Даная повторяет только «Да… Да… Да!»
      Она вступает в таинственный диалог с Таинственнейшим Божеством. Ее осеняет премудрость Вышнего.
 
      Даная сподобляется непорочного зачатия, и в своей истаивающей тоске рождает прекрасного мальчика неземной красоты.
      Она наречет его Персей. Мальчик премудр, как богомладенец. Начинает говорить, едва придя в мир. Он сирота. У него нет отца. Даная станет ему отцом и матерью — как Пресвятая Богородица Христу.
      «Боже, как щедр и милостив ты, Сладчайший, если даровал мне подобное чудо!» — не нарадуется небесной радостью Даная. Не отпускает Персея из рук своих ни днем, ни ночью. Не отводит от него глаз. Она не нарадуется его духовности и мужественности, его смирению и всеведению. Всматривается в его лик, различая в нем лик сладчайшего Возлюбленного. Она воздает сыну божественные почести, его как воплощенное Божество, понимая что он сын Божий.
      «О, Ты пришел и запечатлелся в нашем сыне, — говорит она восторженно, и глаза ее сияют божественным огнем. — Ты прекрасен, мой Сладчайший. Ты сподобил меня, простую смертную, видеть Тебя воочию. Плод нашей любви — божественный младенец Персей. Теперь Ты неотступно со мной. Я могу видеть Тебя во плоти, ласкать и целовать!»
      Радуется и ликует Даная. Поет песнь невесты-матери.
      С рождения мальчик наделен божественным разумом и говорит вещи столь высокие, что стоит за ним записывать как за премудрым старцем, изрекающим сентенции и поучения. Ему открыты все науки, ремесла и искусства. Персей свободно плавает в аквариуме происходящего, читает Книгу Жизни. Как оракул, предсказывает события. И как если бы был обычным смертным, рожденным от земной женщины, подробно в деталях описывает своей матери, что происходит во дворце его деда Акрисия.
 
      Мнительный старец, бедный «Иван Грозный» греческой трагедии-мистерии ни о чем не подозревает. Его дочь безумна. Лекарства не помогают. Она, должно быть, обречена умереть в безумии.
      Акрисий решает больше не мучать ни себя, ни ее и прекратить свои посещения. Впрочем… «Почему крики радости и даже детский смех доносятся из подземелья?» — прислушивается истерзанный страхами старик. Что это? Даная как будто играет с кем-то… Ее голос напоминает веселые игры, коим она предавалась со своими подругами в детстве.
      «Должно быть, дочь окончательно сошла с ума. Ничего не поделаешь» — успокаивает свою совесть бедный Акрисий. Но откуда детский смех? Как будто радостно смеется мальчик. Заливается смехом чья-то детская душа, и смех — неземной, божественный, бесстрастный — как ликующий клич.
      «Я должно быть брежу!» Акрисий прислушивается и опять слышит детский голосок, заливающийся смехом, как если бы это был мальчик Эрот, пускающий стрелы, дивно покоящийся на постельном одре.
      «Или я обезумел, как моя дочь?»
      Со светильником в дрожащей руке Акрисий спускается в мрачное подземелье из бронзы и драгоценных камней, им же самим сооруженную темницу для своей любимой дочери Данаи. И видит как счастливая Даная резвится с мальчиком. Оба не нарадуются и заливисто и раскатисто смеются.
      — Кто этот ребенок?! — спрашивает в ужасе Акрисий. Его обезумевшая от помыслов душа злобно окрысивается. Предсказания оракула опять приходят на ум. Как посмел ребенок проникнуть в подземелье за семью замками, куда нет доступа ничему живому, ни свету дневному?
      — Это мой сын. Я не нарушила данного мной обета вечного девства. Сам таинственный Жених, совершенный Возлюбленный пришел ко мне. Я зачала от Всевышнего. Имя богоравного младенца Персей. Персей, поцелуй дедушку.
      Персей с любопытством смотрит на Акрисия. А тот дрожа отмахивается и в ужасе отступает: «Нет! Нет!» Светильник в его руках гаснет. Ладони обжигает горячее масло, но он больше ничего не чувствует.
      Не говоря ни слова, он возвращается в свои покои. После долгой депрессии решает: «Если Даная говорит правду, если она родила ребенка не от негодяя, проникшего в подземелье незаконным образом, ценой обмана, а от самого Зевса, — пусть боги позаботятся о ней и младенце. Я повелю построить для них маленький ковчег, оковать его железом и запечатать. Пусть он носится по морским волнам. Дальше будь как будет. Тем самым я избегу наказующего перста судьбы. Моя дочь, если Всевышний захочет, останется в живых и я избегу греха дочереубийства».
 
      О, недолго длилось третье страстноoе после второго (скорбные часы одинокого затвора в подземелье аргосского дворца). Соловецкая зековка Даная родила богомладенца. Теперь ей суждено войти в таинственный ковчег, как Ионе в чрево кита.
      — Отец, я согласна. Знаю, ты не можешь ошибаться. Но пожалей мальчика. Оставь его!
      — Я принял решение. Твой ребенок принесет мне смерть. Поверь, я не хочу зла ни тебе, дочь моя, ни твоему сыну.
      Корабль готов. Акрисий повелевает поместить в ящик-ковчег три священных предмета: чашу с мирро, свечу и медаль с изображением Зевса. «Всевышний да будет в помощь тебе, дочь моя. Кто дал жизнь твоему младенцу, позаботится о нем и тебе».
      Со слезами на глазах несчастный старец повелевает заколотить сундук. В нем два живых агнца — Мария и Христос Эллады.
      Торжественно, как в брачные покои входит Даная в ковчег, крепко держа на руках спящего мальчика. Садится. Сундук забивают и спускают в море.
 
      Как пишет Овидий в «Метаморфозах», гибель грозит Данае и ее сыну. Волны бросают ящик из стороны в сторону, то высоко поднимают его на своих гребнях, то опускают в пучину. Нескончаемо долго носится «ноев ковчег» Данаи по водам Эгейского моря.
      О, что испытывают страстнаoя дева и ее маленький христос! Как крепко прижимает она тельце сына: «Дитя мое, недолго было счастье мое на земле. Потерпи. Бог не оставит нас».
      «Не отчаивайся, мама. Молись. Всевышний сохранит нас. Я читаю книгу судеб. Мне предстоит свершить еще много подвигов во славу Вышнего. А тебе — счастливая старость в Аргосе»
      Оба, мать и сын, теряют сознание от головокружения и нескончаемых ударов. Ящик шатает из стороны в сторону. Трясет ковчег лукавый, но незримая десница Вышнего хранит обоих. Они и здесь, в морском аду, в беспросветной пучине и бездыханной ночи, счастливы.
      Богоподобная Даная и ее божественный младенец, как запечатанные в консервной банке, носятся по морским волнам. Какой удел, Боже, для совершенных святых! Какие испытания для совершенных помазанников!
      Буря стихает. Ковчег со святыми прибивает к острову Серифу. Его ловит в сети рыбак Диктис.
      Вытащив на берег столь странный короб, он открывает его и видит неслыханной красоты богоподобную женщину, сияющую в небесных светах, и младенца неизреченного совершенства.
      — Кто вы?
      — Меня зовут Даная. Я дочь аргосского царя Акрисия. А это мой сын, сын Вышнего Персей.
      Возблагодарили оба, Даная и Персей, всемогущего Владыку всех миров: «Ты оказал нам милость и сохранил нам жизнь».
      Диктис проводил обоих во дворец царя Серифа Полидекта, брата своего.
 
      Как звезда блистает Персей среди юношей Серифа своей божественной красотой, мудростью, ловкостью и силой, пишет Овидий. Но не упоминает: имя Всевышнего не сходило с уст его. Печать помазанника на челе возвещала о великой миссии героя.
      Тем временем Полидект предлагает Данае стать его женой. Можно ли не влюбиться в прекрасную деву-мать? Полидект и слышать не хочет о ее обете вечного девства. Он столько сделал для своих прекрасных узников! Он не видел девы совершеннее. Она достойна того, чтобы стать невестой царя и быть введенной в брачные покои.
      Полидект кажется Данае суровым и чуждым. Нет никого прекраснее ее божественного Жениха. Золотой дождь мирровых капель, однажды обжегший ее сердце, продолжает источаться во внутреннем ее. Нет никого равного Юпитеру.
      Однажды сподобившаяся непорочного зачатия остается вечной девой.
      — Полидект, я люблю тебя как царя и поклоняюсь твоей власти. Но я не могу стать твоей женой. Я дала вечный обет Всевышнему.
      Серифский царь настаивает на своем. Полидект хочет взять ее измором и принудить к браку. Он смеет даже оскорблять Данаю, усовещать ее, называть безумицей.
      Данае предстоит новая темница. Скорбящая мать делится со своим сыном. Персей решает вступиться за мать.
      — Прекрасная Даная, прещедрая дочь и супруга Вышнего, святая мать моя, отчего же с детства тебя преследуют такие скорби?
      Отчего такое великое страстноoе подается героиням и героям, посланникам Всевышнего, и боги помогают им? Оба совершенным образом девственные и неотмирские.
 
      Персей, безотцовщина и сирота, сын Всевышнего, вступается за мать, беззащитную царицу и супругу Вышнего Данаю.
      Полидект решает наказать посмевшего противиться его воле. Он посылает Персея добыть голову горгоны Медузы — чудовища, чьего взора не мог выдержать ни один из смертных.
      Полидект теперь смеется над обоими и жалеет, что воспитал Персея при своем дворе. Он не верит в его божественное происхождение и невинность Данаи. С усмешкой посылает он сына Данаи на явную гибель и закатывает пир со своими друзьями.
      Для Данаи начинается очередное страстноoе. Впервые она вынуждена расстаться со своим прекрасным мальчиком. Они двое как одно. Возможна ли разлука с сыном Всевышнего, в котором она видит самого Юпитера, царя небесной славы?
      Погибнет ли Персей? Злой Полидект послал его на явную гибель. «Боже мой, — страстноo молится Даная, богородица аргосского завета, дева вечного Царства, — помоги моему сыну!»
      Даная остается одна. Днем и ночью тоскует она по Персею и молится о нем. Единственное утешение — Всевышний слышит ее молитву. Персей жив и скоро совершит великий подвиг. Но уже никто не может защитить деву от посягательств серифского властителя. Какие издевательства терпит Даная! Свеча ее привычного страстноoго разгорается еще и еще.
      Она прощает несчастного мучимого земной похотью царька. Она понимает, что бедный Полидект бросает вызов Всевышнему. Она знает, какой грех берет он на себя, соперничая со всемогуществом богов…
 
      Еще не закончилось страстноoе Данаи. Еще предстоит ей встретить сына вернувшегося с победой, и с ним прекрасная дева Андромеда, спасенная от чрева левиафанова и принесенная в жертву за грехи матери своей Кассиопеи. С двумя святыми девами — невестой и матерью — Персей возвращается в Аргос.
      Акрисий, услышав о возвращении Персея, бежит в Лариссу. Но удела своего ему не избежать. Инкогнито, никем не узнаваемый Акрисий посетил Аргос во время спортивных игр. Ему в голову угодил бронзовый диск, метнутый в небо могучей рукой Персея. Высоко к самым облакам взлетел тяжелый диск и, падая на землю, со страшной силой ударил в голову Акрисия и поразил его насмерть.
      Предсказание оракула исполнилось. «Вещий Олег» греческой легенды умирает от руки своего внука. Персей становится невольным убийцей.
      Даная оплакивает кончину отца. Какая скорбь! Опять впадает она в очередное горячее экстатическое страстноoе. Опять она ничего не понимает. Почему бронзовый диск попал в голову ее отца, как если бы направлением полета ведала незримая рука? Как может сын Всевышнего стать убийцей ее несчастного отца?
      Ее отец был прав. Даная оплакивает его кончину. В нечеловеческом горе решает она окончательно уйти из мира и в затворе предаться молитве о загробном уделе отца. Ее небесный сын Персей, единственная радость ее земных дней, провожает мать в затвор с божественными почестями. Даная дает великому герою свое материнское согласие на просьбу посещать ее.
 
      Опять темница. Опять затвор. Опять ни с чем не сравнимое страстноoе. Опять скорби. Опять ничего непонятно. «О почему. О, прости. О смилуйся.»
      И опять дождь из золотых бесценных капель мирра. И непорочное зачатие в вечности, как если бы боги взяли Данаю на Олимп и причислили к лику бессмертных за ее ни с чем не сравнимую совершенную духовность, неземную красоту, великое смирение и не менее великое страстноoе.
      А что Персей? Любимец богов должен совершить свой подвиг. Не беда, что земной мотив убог — зависть серифского царька и подлое желание убить чужими руками. Герой не боится смерти, не боится ничего.
      Греческие герои, как и рыцари Круглого стола — апостолы вышней любви какой нет на земле и на небесах.
      Ее провозвестницей была мать Персея Даная в своих темницах и круглосуточных аргосских и серифских пустынях, в своих диалогах с затравленным отцом, вечно окрысившимся Акрисием, и жестоким бессердечным Полидектом. Она остается в страстныoх пустынях, верная Всевышнему.
      О Боже, какие брачные чертоги! Какая евангельская высота Премудрости!

 
      Какая пронзительная музыка и даже симфония имен! Так и повторяешь в ночной молитвенной тиши: прекрасная Леда, дева Андромеда. Афина Паллада — Премудрость Божия. Гермес, вестник богов. Священная дева Даная. Сумма девственных агнцев Полидевк.
      А имена, какие имена! Беллерофонт (прекрасноликий, бог всесовершенный свет), Персей (светлоокий)… И из преисподней три лютейших лютых страшилища страшных, три сестры-горгоны — Медуза, Стейно и Эвриала.
 
      Души идут в царство Света, потому что пьют из световых раковин мирового океана. И идут в царство греха по вине грехоцентризма — из-за своей фиксации на греховной преисподней, достойной дьявола и проклятых сынов и дочерей его.
      Высокая дева, светоцентрическая мудрость Атлантиды вела смертельную битву со жреческим грехоцентризмом. Черты его можно найти во времена упадка духовности в Ассирии, Египте, Вавилоне, в Афинах, Риме, Москве, Киеве — в какие угодно времена и где угодно.
 
      Светлоликий Персей, сын Всевышнего, «свет от света», рождается в мрачном подземелье помыслов аргосского царька, в укрытии на руках своей девственной матери. Как Мелхиседек — без родословной, без прошлого — сходит он с неба в земной мрак. Так бы и провел он в страстноoй пещере с девой-матерью детство, юность и молодость, если бы не призвание к великим подвигам.
      Персей, как и во многом подобный ему Беллерофонт, солнечно светел — олицетворение светоцентризма, светоцентрического пути к Всевышнему, венчаемому жемчужиной обожения.
      Светильники, помазанники подобно Христу вести приходят в этот мир лютую брань с рептилиями с вытаращенными глазищами и с грехоцентрическими фарисеями, готовыми утащить мир вслед за собой в преисподнюю. Змеи эти пришли из ада, выдумали ад и желают увести в него две трети человечества.
 
      Редко три сестры горгоны пребывают на земле. Большую часть проводят во мрачной ночи Аида под знаком бога смерти Таната.
      Они — провозвестницы танатизма. В последние времена, в канун гибели цивилизации «последний кайф смерти», радость преисподней будет вершиной учения извращенцев и чудовищных перевертышей. Их кривые зеркала в последние времена будут направлены на одно: изуродовать как можно дальше творение, превратив его в обезьяну на человека, уродливую кошмарную безобразину.
      Горгоны обитают там, где царит богиня ночи Нюкта и бог смерти Танат вместе со злобными мстительницами Эриниями. В запустении, в тенетах преисподней живут ужасные горгоны. Со своего серо-пустынного острова, где проводят они томительные ночи, восстанавливая силы в предвкушении будущих жертв, эти вампирши-амазонки с адского дна сходят под землю.
      Медуза (единственная смертная из трех) символизирует в мистике Атлантиды и ее наследницы Древней Греции грехоцентризм богооставленного жречества — эту величайшую беду человечества, ведущую мир к погибели, запечатывающую Небеса.
      Грехоцентрические «горгоны» выдумали свою православно-католическую преисподнюю и посылают туда души, фиксированные на грехе, как черви в яблоке. И птенцу в скорлупе невдомек, что есть мир помимо яйца. Как материалисту непонятно богатство духовных миров, так для грехоцентрика закрыта лествица обожения и полет в вышний мир. Одержимый безумной идеей, будто одним свечным покаянием может «спастись», стяжать дары Духа, уподобиться старцам и войти в небесную любовь, не подозревает он об универсальных законах Премудрости, о таинственных страстныoх помазаниях, о брачных одрах.
      Победить горгон по-земному невозможно. Фундаменталистская гидра выступает во всеоружии. Истинные враги Всевышнего в настоящем веке не атеисты, грешники, преступники, не сыны Эдипа и Электры, а эти электрические демоны, притворяющиеся святыми, мафиозные жрецы, «ученые в религии». Их бог — бог смерти Танат, их богиня — мрачная Нюкта, ночь вечная, беспросветный мрак богоотсутствия. Создав свои химерические институты, они наводнили мир адовыми привидениями, задушили миллионы душ и заперли их в герметических камерах. Превратили светлый рай в богомерзкую пустыню.