Жреческий иереецентризм привел к вырождению римской религии. Но был дотошно, с какой-то патологической стрункой воспринят христианами. Разорив римлян, они поступили с ними как фарисеи со святыми: заимствовали трофеи, скрыв, что сами — воры и разбойники.
      Благочестие римлян было сродни иерусалимскому фарисейству. Христиане, увы, заимствовали от обеих «столиц» выродившейся веры, образовав неслыханную несуразицу. Включили Рим и Иерусалим в свой литургический культ и навязали его Христу, оковав тем самым боголюбивое Евангелие Христа и Павла тысячами мелочных предписаний и обрядов. «О , мать моя! — призывал очередной чувствительной сентенцией по повелению жреца римлянин. — Помоги моему убожеству». Римские евреи-христиане помножили подобного рода молитвы на «господипомильный» ритм кафизмы. И вышла православная литургия и католическая месса.
      По сути, весь православный культ и ритуал, в том числе праздники, воспринят от прежнего римского храма. Любовь к обрядовости, холодная мертвая молитва, исключительный иереецентризм, классический идиотизм прихожанина, которому не велено ни вникать, ни думать, ни рассуждать, но только благоговеть перед богами-жрецами… Все перечисленное и еще десятки черт из римской религии почти полностью перешли в православное богослужение, приняв иной вид и формы уже на христианской основе.
      «Рим» тем самым — имперская модель, работающая на мощь сильного государства и не заинтересованная в подлинном религиозном проявлении. Ритуальная жреческая магия, религия Люцифера, ведение запретных тайн, «сатанинских» глубин, ни малейшего отношения не имеющих к божественному миру, полному Премудрости и тайн вышней любви и помазаний в страстноoе, бескорыстное служение человеку.
      Жречество обращает истинный престол присутствия Божества и сияние ангельских ликов в люциферианскую атмосферу склепа, злобы, страха, рабства, плебейства и нескончаемых гипнотических заморочек, коими ряженые лицемеры и убийцы окутывают с помощью кадил и ритуальных телодвижений, скрывая истинные свои цели.
      Подобную религию и восприняли от первого Рима (имперского) «Второй Рим» — православный Константинополь, а за ним и «Третий Рим» — Москва. Вместе со жреческой магией и жандармской нагайкой был он истреблен на Второй Соловецкой Голгофе, откуда и родилась Огненная Иерархия святых.
 

Воочию Христос

 

 
      Я познал Господа вышней любви и больше ничего не хочу проповедовать.
      Сегодня нет другой темы.
      Протестантское God TV, католическое IVTN, римский менталитет и византийская виселица с подвешенным за ребро старообрядцем кажутся средневековым изуверством и каким-то древним атавизмом. Днем и ночью они говорят о Христе, бия себя в грудь. Исповедуют себя верующими. Хореографически шаманят, как манхэттенские негры на собраниях в концертных залах…
      Но это Христос, видимый сквозь черную повязку на лице.
      «Повязка не снята поныне», сетует Павел. И я скажу: Христа видят с тою же повязкой на глазах, с какой раввины видели Яхаве. Но явился Первопомазанник из Царства Превосходящей Любви и снял повязки с очей Своих учеников. И увидели Его, какой Он есть. Но ничего не могли увидеть, и тогда Он сказал: «Еще увидите Меня воочию».
      Это безумие, и это причина того, почему Христос воочию не приходит человечеству. Когда Он явился во плоти, не было ни одного кто бы увидел Его воочию! Как это понять, когда физически Его видели ученики, притом несколько лет подряд? И тысячами исцеленные Им? И при въезде в Иерусалим на ослике десятки тысяч устилали путь Ему свежевыкошенной травой?
      Но видеть Его можно только очами Премудрости, духовным зрением. Это и означает видеть воочию, каков Он есть.
      Но воспринять Превосходящую Любовь адамическое естество не может. В глубоком сне проводит время между кармой, тантрой, эросом, сторге (родственническая любовь). Фатальные программы, острые ощущения, экстрим, спорт, пьянка, нарко, токси, алко… Каждый по-своему сходит с ума. Религия предлагает догматического, харизматического или «со Святым Духом» Христа в стиле модернистов-харизматов… Одного только не вижу я: воочию Христа.
      Его показала мне Царица на Соловьиной горе.
      Его увидел я на какую-то долю секунды в 97-м году в Михайловском во время работы над книгой «Врата любви».
      Какое же это великое осенение вышней любовью! Оно захватывает все существо человека, оно открывает таинники и кладези в нем.
      Человек единственно нуждается в духовном солнце. Оно осветит его воистину добытийный сомнамбулистический снотворный мрак. Оно оживит его и воскресит из мертвых. Нет иного «воскресни, Господи!» и «воскресения мертвых», виденного пророком в Иерихонской долине, — нет иного воскресения помимо источения этого солнца пренебесной любви.
      Спаситель показал мне, как во время Голгофы при затмении внешнего солнца вышло солнце духовное из Его сердца. Оно сияет поныне истинным Его ученикам, и те будут тщиться видеть Его воочию.
      Как это возможно? В условиях девства — всецелого посвящения Ему, невестовства, богосупружества, вступления в Брачную вечерю.
 

 
      Христианство развивается. Оно (истинное) уже на тысячу лет опередило старые конфессиональные институты: православие, католичество, протестантизм. Современные формы (харизматизм) ушли не далеко.
      Мария (дочь моя покойница, взятая в Таинственную Церковь) отсутствовала полгода с тех пор как говорила мне в Гефсимании. И вот ожил престол наших блаженных, и Мария заговорила вновь. О чем возвещают ее уста из удела Божьей Матери?
      «Человечество нуждается единственно в любви. Еще и еще, отче, изливайте небесную любовь, неустанно.
      Не тратьте времени зря. Используйте сердце свое по назначению. Оно помазано соловецкими маслами, оно помазано благословением Самой Пречистой Девой на Соловьиной горе. Дьявол ищет его закрыть, запечатать, втеснить в него яд, проклятие и отраву. Змея — укусить. Злодеи — запечатать. Бешеные псы — закусать насмерть… Но помазание в крест дает возможность держать сердечные врата открытыми. И тогда с внутренней Голгофы, своей маленькой соловецко-соловьиной Голгофы личного крестного пути, и открывается миропомазанная любовь Христа для дев».
      Почему дев? Конечно, возможна она харизматически, как озарение — не только для благочестиво-семейных и праведно-монашествующих, но даже и для грешных, поскольку Спаситель пришел, по евангельским Его словам, для спасения их, а не праведных (в спасении не нуждающихся)… Но это будет все то же видение через тусклое стекло, через наведенные линзы, через посредников, во сне. А речь идет о том, чтобы воочию!
      Он хочет, чтобы Его увидели какой Он есть.
      Это таинственно, поверьте! Сколько о Нем уже создано фильмов, сколько изображений от рублевского Спаса до католической «сладкой водички» с распростертыми объятьями и исходящими из сердца лучами… Но это лубок, подделка. Воочию Его можно увидеть только однажды — через озарение Святого Духа.
      Стяжать Святого Духа и означает увидеть Христа каков Он есть. И застыть в этом блаженнейшем и пренебесном оцепенении вышней любви. Навсегда стать ее апостолом, не дать потерять ее из виду.
      Просто ли это? Далеко не просто! Придется спуститься в подземный аид и как Гераклу укротить без оружия Цербера. Вывести его из преисподней и показать своему жалкому земному царьку Эврисфею, что выполнил послушание, и позволить Церберу вернуться в ад.
      Вся преисподняя восстанет!
      Сокровенный сосуд — сердце. Оно светильник. Держать его всегда открытым, как бы ни было тяжело, какие бы ни наваливались искушения, скорби. Как бы дьявол ни долбил ум проклятыми помыслами, как бы ни цементировал кровь и ни запечатывал уста — не находи другой темы.
      Только эту. Человек достоин одного: быть осиянным лучами вышней любви. Облекать ближнего (любого, кем бы он ни был, без субъективного пристрастия или личной оценки) в свет вышней любви и составляет духовное апостольство Богоцивилизации III третьего тысячелетия.
 

 
      Оглядывая прошлое вижу, каким сложным путем прошел я. Православный искус, иночество, монашеский постриг, ревность о святости, молитва о прощении грехов, ночное трезвение. Святая Евфросиния и ее чудесные источники (где ни появлялась, из-под земли начинал бить чудотворный. Святая вода! Не потому, что где-то в XV веке какой-то святой однажды пролил здесь слезу и являлся ангел, а от ее присутствия. Мать белых омывающих купелей в умиленных слезах).
      Обращение в католичество. Печати Терезы имени Младенца Иисуса, францисканец Иосиф-Мария Шуберт, Екатерина Доэрти.
      Сколько великих наставников послал мне Господь! Постоянно в ученичестве. А апостольство Вышней Любви пошло от помазания на Соловьиной горе. Царица призвала меня уже в четвертой жизни на гору Своего Успения и восхитила в Брачный чертог.
      Таким путем прошел я.
      Девство далось с трудом. «Совок победил непорочным зачатием» («В белых замках Грааля», рыцарская поэзия). Изображал из себя сумасшедшего — ревностный православный истинного духа. Стяжание Параклита. Первые литургии в юродивых ДК.
      Двадцатипятилетнее юродство…
      Но это мой путь. Дети мои уже пойдут иначе. Общее — преодоление родовых программ, зодиакальных тяготений и рождение свыше. Прочее — камуфляж, стирается со временем.
      Несомненно: солнце вышней любви от Христа уже не первой, а второй Голгофы… Видел я, как во время затмения небесного солнца вышло из сердца Спасителя и разлилось, расплавилось в огонь новой вселенной. Из него родилась Богоцивилизация и вышел совершенный град Божий с множеством святых.
      Увидел я и другое: как солнце вышней любви расплавилось в огненный Грааль Второй Соловецкой, и Голгофа умножилась на сто тысяч собора превосхищенных. От суммарной силы их вышней любви родится Богоцивилизация.
 

 
      Отче Небесный, помажи сердце мое маленькой внутренней столицей Богоцивилизации III, чтобы из него источался нескончаемый светильник (евангельское: «если око твое светло, то и тело чисто»)!
      Как легко становится жить, когда понимаешь, охватывая происходящее очами Премудрости: эти кривляющиеся в «диско» вечные партнеры, нарциссы, гиацинты и кипарисы… Эти колющиеся нарко— и бедный зэк, опущенный в далекой саратовской тюрьме… И этот забитый насмерть симулянт из психбольницы… И одинокая старушка в хосписе, — Господи, Господи! — и пятнадцатилетняя изуродованная проститутка, и этот разочаровавшийся юноша с суицидальным неврозом… Все происходящее в мире обращено к излиянию Вышней Любви.
      Дьявол, Тибет, ад, змей, фарисей? Ничего этого нет. Есть только одно солнце Вышней Любви, вышедшее из сердца Христа, и аллилуйя!
      Вот какую проповедь хочет услышать сегодня человечество.
      Мир пройдет через свои пропасти, через свои атомные пыльно-цементные пустыни, бетонные саркофаги и чернобыльские адовы пустоты. И однажды после одновременного вздоха миллионов: «О! мой Возлюбленный, о!», после стотысячного стона «Боже, где Ты? Откройся и приди, воскресни!» — взойдет солнце Богоцивилизации.
      С горизонта морской державы взойдет оно в сопровождении тысяч ангельских огненных колесниц с серафимами и херувимами.
      Пройдут «Три дня мрака» (последние очистительные бедствия), перевернется свод земной. Будет истреблено змеево отродье и все проклятое, поражен молнией гнева Божия Тибет как столица дьяволоцивилизации, закрыты люциферовы врата. Великое множество душ с непорочной меткой на челе сойдет в мир. Беременная Таинственная Церковь разродится тысячами святых.
      И тогда человечество придет к подножию Соловьиной горы и услышит голос Матери Преображенной: «Царство Христово настало. Идите и пейте вино вышней любви нескончаемо». И напоит Царица Небесная нас из чаши Грааля Богоцивилизации. И хватит ее для тысяч жаждущих сирот. И испивший однажды уже будет нескончаемо питаться и забудет обо всем прочем питании, в бессмертных телах, евхаристических купелях, небесных градах на земле.
      О, какая радость предстоит! Какая радость предстоит, о Боже!
 

 
      Препятствия, мешающие стать апостолом блаженств Христовых, каковы они? Страсти, родовые программы, похоть, страхи. Личное нечто, непрощенное, саможалостливость, личная привязанность.
      Помоги, Владыка мой, с помощью духовного старца и мастерства водительства взойти по ступеням лестницы блаженств на престол Царицы нашей Теогамии и обвенчай душу Всевышнему. О помоги!
 

 
      …Я вижу их, корчащихся в танце диско-клуба юнцов, сладчайшими, в белых одеждах Богоцивилизации. Они еще не родились. Они не познали Христа каков Он есть. Он еще откроется.
      Верь: эта вышняя любовь непобедима. Никто не может устоять против нее, слышите? — никто из адамова рода. Серафиты ею полны, а адамиты к ней стремятся. И только «змеи и отродье змеево» (то есть проoклятые, запретным образом пришедшие на землю) ненавидят ее и противопоставляют ей тысячи проектов дьяволоцивилизации. Но один за другим будут они сметены. И все ржавые металлокаркасы Люцифера брошены в огонь.
 

 
      Сладчайшая блаженнейшая душа! Я еще не встретил тебя. Но ты мой последний конечный адресат, «провиденциальный собеседник» (Мандельштам). В сторону твоего сердца направлю я лучи Вышней Любви из миропомазанного светильника и понесу тебе сладчайшие масла от Серафима Умиленного и от Второй Соловецкой.
      Откуда возьмутся они? Бог весть… Падут откуда-то с неба на канцелярском столе, в какой-то домашней пыльной дыре, на свечном ящике. Бог весть. Но Всевышний пошлет.
      И облеку тебя в девственные ризы, и покажу красоту возженного сердца. И познаешь один из законов Универсума: не могут гореть два светильника одновременно. Один из них пожрет другого.
      Не может похоть соседствовать с открытым сердцем, а сердце полное вышней любви похотствовать по земному. Потщись поэтому угасить жупел. Для подвижников прошлого это означало «умереть миру». Для современных (сил у них вообще нет) важно другое. Смерть миру для них — угашение жупела.
      Возможно оно только с помощью Пречистой Девы, для чего призывай Ее днем и ночью, приноси обеты и пройди путь отца Иоанна и всех верных его Церкви. Они несомненно (по словам дочери моей Марии, взятой в Таинственную Церковь) будут взяты в удел Божией Матери — стоять вечно под золотым венцом в созерцании лика Христова.
      Я бы написал еще десять тысяч руководств и перечислил ступени нескончаемых духовных лестниц. Но их попросту нет или они уже мною открыты.
      Перечисленного достаточно. Достаточно исповедовать себя учеником отца Иоанна и наследовать его печати. Масла останутся и после меня, и ими помажутся тысячи.
      Я пришел в этот мир, чтобы сказать: нет ничего кроме Вышней Любви, и ничто не может ей препятствовать. Отрубите мне руки, ноги, а потом голову, скомкайте меня как клочок бумаги и бросьте в грязную воду, в горящую урну — ничего от этого не изменится. Вышняя Любовь сохранится, и купина ее никуда не уйдет.
      Очнется душа и увидит опять перед собой сияние Божества. И с возженным светильником выйдет навстречу своему Возлюбленному.
 

 
      Для меня человек — таинственное существо.
      Например о.Паисий. Серафит, ангел. Ничего о нем сказать не могу. Пришелец с неба. Чистейшее око. В упор не замечает ни одного греха во мне, что делает меня святым как бы невольно. Не хочет видеть, запрещает. Притом сохраняет трезвость, ответственность.
      Какая чистейшая душа! За двадцать лет общения ни одного помысла. Бескорыстное круглосуточное агнчье служение. Радует его только живое слово Божие. Любит восходить со мной на Соловьиную гору и помазаться.
      Одновременно (смотрю в его таинственные глаза) — Христос. Франциск, Евфросиния (цвет глаз совпадает с ее: серо-зеленые, прозрачные, светлейшие), Иннокентий (судя по единственной его фотографии).
      Двадцать лет мы душа в душу и копейка в копейку. Неразлучны. Ни одной претензии, ни одного счета друг другу. И… что я могу сказать о нем? Ничего.
      Паисий остается для меня загадочным. Я его узнаю в вечности, когда увижу воочию.
      О Боже, неужели нельзя в настоящем увидеть ближайшего ближнего воочию? Ужели не прекращаем этот сон, даже для девственников трезвенных?
      Да. Так повелел Всевышний. Неудивительно: Он — Таинственное Божество, сохраняющее нечто потенциальное в Своей несказанной сверхпроявленности, большее чем может воспринять смертный реципиентный сосуд.
      Таким же запечатанным божеством остается для меня и о.Паисий. Это запечатанное, это нечто большее его самого и большее меня и перейдет в вечность и раскроется, как небесный цветок поутру.
      Видя и других моих сладчайших миропомазанных ближних. Матушка Таисия, молодой священник Илья сладчайший мой, отченька Илья старший… Что можно сказать о них? Люблю их безмерно. Но эта безмерность еще больше расширится в вечности, когда я их увижу и познаю каковы они есть.
      Познание Бога и ближнего одновременно — сколь высоко! Кто-то ищет познать ближнего в беседе, кто-то в браке, кто-то в искушении, в драке, в сражении, в страхе, в братстве… А человек остается запечатанной тайной.
      Вот откуда «не судите, чтобы не быть судимыми». Не может человек охватить ближнего в божественном потенциале. И желательно воздерживаться от конечного суда. Проявить нескончаемое множество любви. Изъявить море любви в ответ на искушения, на «посади за стол, он и ноги на стол» и прочее парнокопытное свинство, ожидающее распинаемого вестника любви. Но распятие для него — привычное блаженство. Свеча страстноoго от страдания разгорается еще больше. Клевета, проклятия не смущают его.
      Но Дух Святой не лишает его и трезвения, и запечатывает врата Вышней Любви для змей. Они пришли не затем, чтобы познать Бога или ближнего. Они пришли искушать и звать в адову пропасть. Им нет места на земле. Подите прочь! — говорит избранник таким, в какие бы ласковые и неожиданные лицемерные формы ни рядились они, будь то архиепископы, тибетские ламы, лидеры гей-групп, неонацисты или ньюэйджерские хаббардистки-сайентоло-гини.
      Господи, прими в сердце Твое и в Твое лоно весь страждущий адамов род. Развенчай змей, сбрось их в пропасть, какой бы вид они ни приняли. Запрети им искушать Твое творение. Да примет оно печати Вышнего и Его истинных учеников, сошедших с неба. Распечатай для них пренебесные Твои кладовые, дай помазанникам жезл облекать в одежды солнечного девства миллионы. Не попусти искушения сверх возможного.
      Час обращения пришел, ковчег открыт. Благослови войти в него.
      — Смелей, смелей! Просыпайтесь и входите!
      «В полночь раздался крик: Жених грядет! Вставайте, поправьте светильники свои и выходите навстречу вожделенному Возлюбленному».
      О, какой хоровод! Какая закружилась литургия! Во Святых Дарах — признание небесной любви.
      О мой Возлюбленный! О, выше нет ничего, чем вкушать любовный напиток, преподносимый из Твоих рук, и пережить всем сердцем Грааль последней капли Твоей Крови. Ее одной достаточно, чтобы высушить океан, весь мир обратить в пожарище Твоей любви.
 

 
      Навстречу идет пара. Девушка в коротких штанишках и белой майке с надписью смеется. Молодой человек сосредоточен и думает о чем-то своем. Куда они идут, проходя мимо помойки в сторону дип-диско с адской фосфоресценцией под названием «Inferno»? В ад следуют, что ли?
      Нет. Эти холодные тени однажды испросят свечей Серафимовых и скажут: «Погибаем! Нам холодно, замерзаем в ледяных мировых пещерах. Дип-диско ничего не может нам сказать. И идеал старой семьи с родовыми детишками уже не устраивает и нас на последние времена».
      Возжгите свечу страстноoго в сердце. И сойдет с неба Серафим, и с ним матушка Евфросинья и наши блаженнейшие. И возжгут свечи в их сердцах. И тогда они возрадуются, одежды их станут белыми. Девушка из спортивной купальщицы и отдыхальщицы превратится в деву с неснимаемыми белыми одеждами. И юноша преобразится в ангела — негасимая свеча в руках и с ней не расстается днем и ночью.
 

 
      Каюсь, Господи: сердце закрывается, не хватает любви. Не могу служить, отнимается молитва…
      Пустое! Разве можно отнять любовь? Разве можно угасить негасимую свечу? Гаснет? Плохо. Слаб огонь, едва тлеет фитилек.
      О еще и еще возжги! Прибавь составы целомудрия. Помоги счастливо миновать Геркулесовы столпы, Сциллу и Харибду, Химеру, Цербера и Лернейскую гидру. Помоги схватить и задушить своего Немейского льва, бросить камень в голову четырехметровому рефаиму Голиафу.
      Отче мой, Тебя открыл мне Дух Святой. Я познал Тебя в образах Христа. В нескончаемых Его царствах, в белых Его палатах, в преблагоуханных Его брачных покоях. В голосе Его и в образах Его. Познал Тебя, восходя на чашу Твою — Десятигорье, Соловьиную гору.
      Сколько тротуаров уже выoходил я на улицах Рима, Кемера, Нью-Йорка, в блеклых неоновых отсветах мокрых ночных мостовых! Сколько мыслей оставил по себе! Скольких ближних! Сколько капель крови никем не видимого страстноoго!…
      Господи, да произрастут плоды от этих посеянных семян и дадут многие всходы.
 

Дневники

 

 
      Я всегда был, есть и буду вдохновение Святого Духа. Сколько бы ни отравляли, ни гнали, сколько бы на меня ни клеветали, как бы ни обзывали — не отнимешь искорку дара Божия. Ничего с ним не сделаешь. Отверз уста и Святой Дух славит Вышнего.
      Вдохновением Святого Духа привлекли меня две осиянные старицы Мария Орловская и Евфросиния Почаевская. И ученики мои, вдохновенные от Святого Духа, о чем бы ни говорили: о Граале, богоцивилизации — Святого Духа у них не отнимешь. Действует Он безупречно. Никто не знает откуда исходит и куда идет. Но голос Его различают ученики и овцы.
      Благословенно пастырство Святого Духа, поскольку оно сверх краев наполняет благодатью Божества. Сколько бы ни провидел, ни предначертал я Богоцивилизацию, сколько бы столпов ни насаждал, как бы к Огненной свадьбе Соловецкую чашу ни возносил — был и останусь…
      Определить Богоцивилизацию можно односложно: преизобильное, нескончаемое излияние благодати Святого Духа, какого прежде никто не мог принять.
      Чем Иннокентий, описанный мной, славен? Океанический поток Святого Духа. И ученики мои состоялись: уста отверзнут и Дух Святой глаголет ими. Афанасий, Феодосий, Тимофей, Николай, Дмитрий, Глеб, Александр (Киевский), Иосиф. И блаженные дочери-миропомазанницы, «христовы львицы».
      А враги мои — дураки. «Стоят на стреме», бросают камни. И что ж? Какая разница, помилуйте: православный я или не православный, совершилось пророчество или отложилось? Что инквизировать и испытывать Всевышнего? Духа Святого не стяжали. А без Него пшик, пустота.
      Стяжать же Духа — тайна великая. Нужна ревность огненная, девство непорочное, жертвенность великая, готовность оставить самое дорогое и пойти за Господом. Но и перечисленного мало, иначе были бы тысячи духостяжателей, а их и поныне единицы. Необходимо преемство благодати, недоступное «родословным» и метрикам Лувора.
      Для несчастного моего оппонента, этой змеюги в дерьме вымазанной, лысого черта с Лысой горы, одно характерно: никогда не понимал действия Святого Духа. Не стремился стяжать Его. Непонятно было для его сосудов, для его проклятых составов. Его привлекала четырехгласая музыка с валаамскими распевами, святые отцы, книги, священство при родовой гордыньке с воскрылениями, превосходствами, фарисейством и колдоватым наворотом. Дух Святой был для него как бы «между прочим»: сумасшествие, из-ряда-вон. Не оценил Его и ничего не получил.
      Один — как из рога изобилия. А другой — пустышка, гниловатый пень.
      И сколько б я ни менялся от грехоцентризма к светоцентризму, от параклитских литургий к белым замкам Грааля, в какие бы высоты ни прорывался, какие бы сферы ни штурмовал — был и остаюсь носителем Святого Духа. Горит возженная свеча, глаголет слово Божие, а как и какую форму примет — Бог ее благословит. И сколько б ни гнобило врагов моих «Луворишку», «Румяшечку» и прочих маленьких яичек, гнездящихся и тихо посмердывающих, сколько бы камней они в руках ни таскали — нет на них Святого Духа. И ничего не попишешь. Не вышло с ними «домостроительства». Не осенила их благодать Всевышнего. Потому ничего не оценили и легко оставили путь духостяжательства.
      Хоть по 20 лет подвизались и стояли рядом, так ничего и не поняли. Смысл хождения с о.Иоанном был не в том чтобы слушать Слово, подражать его литургиям, а стяжание Святого Духа. Его же никакими оригинальными песнопениями и сладкозвучными литургиями не стяжаешь. Другие, таинственные пути предначертают Его обретение. Им и должно было следовать, оставив фарисейство, эту пагубу всех пагуб, где Святого Духа не найти никогда и нигде. Сколько бы руин ни перебрал, в скольких бы пыльных помойках на месте былых святынь ни перерылся — нет в них жемчужины. Нет ее… А любую мою книгу возьми — россыпи Святого Духа. Слово Божией Матери, жития святых, проповедь, страничка дневника… Огненная мысль, искорка возженная.
      Хоть горшки за мной выноси — благодать Святого Духа действует и любящий ученик получит. А к фарисею сколько ни приставай, сколько бы он тебя ни помазывал, сколько ни сулил бы тебе, сколько бы литургий ты не отстоял с ним — все пустое. Мертвые врата.
 

 
      Фарисеи — дураки. Травят Святого Духа, а Он в гонениях еще сильнее. Помогают Ему своими носорожьими рогами и начиненными ядом лернейской гидры стрелами проявиться еще восторженнее, восхищеннее, нескончаемее, пленительнее.
      Был, есть и останусь вдохновением Святого Духа. Таким меня запомнят. И при упоминании имени моего Духом Святым исполнятся.
      Других знамений не потребуется об истинности происхождения и печатях.
 

 
      Греки в афинском Ареопаге согласны выслушать Павла, и апостол Христа напоминает им о жертвеннике Неведомого Бога. Греки согласны принять веру во Христа, если она соответствует их пониманию Таинственного Божества.
      Всевышний для великих древних цивилизаций — Некто больше Самого Себя. Объективная проявленность во времени и совершенная безусловность. Таинственное Божество, посылающее Своих вестников, объективируемое, персонализируемое (оли-цетворяемое) — и тем не менее не умаляющееся в Своей таинственной ноуменальности.
      Удержаться в порядке поклонения Таинственному Божеству и означает, согласно религии атлантов, верить в истинного Бога. Язычество, кумирня — забыв про умонепостижимый и превышенебесный престол Таинственного Божества, придавать Ему антропоморфные, человеческие черты. Христос, собственно, призывал к тому же современных Ему «яхвистов» и «элогистов»: против примитивных фантомов видеть в Яхаве таинственное Существо, назвавшее Себя Эль Элионом, ревностным Возлюбленным.
      Так же в категориях Таинственного Божества учит сладчайший Христос и о Духе Святом. Неведомо откуда приходит и куда идет. Но ученики знают Его глас и овцы смиренно следуют за Ним, различая среди тысяч голосов голос своего Пастыря.
 

 
      Важно, прокляв каноны фарисеев, выйти к высотам Универсума. И тогда премудрый Универсум подарит 12х12 — 144 царских врат. Покажет, где и как Он служит, как проявляется. Всех своих рабов, слуг, проводников и вестников посадит Он за один стол и подаст им радость радостей. И возникнет чертог истинной веры на земле.
 

 
      Ад выше рая. Смерть выше бессмертия. Болезнь выше здоровья — учат в элевсинских пещерах помазанники. Каждый возженный факел вставляют в сердце, чтобы никогда не гас он.
 

 
      Как тяжело было Прозерпине спускаться в мрачный мир усопших после светлого Олимпа! Сосуды ее словно цементировало. Кровь становилась ртутной. Сердце останавливалось. Отнималась молитва, божественные ритмы, радость. Прозерпина погружалась в длительное круглосуточное страстноoе. Вместе со своей матерью Деметрой роняла слезы уже другого порядка, беря на себя вместе с мужем Плутоном грехи усопших.
      Она кричала: «Боже, Ты оставил меня! Какая пустыня одиночества! Где молитва о подругах и друзьях? Где мои прекрасные спутники и спутницы? Что произошло с моим сердцем? Оно заперто. Где мои светильничьи глаза? Они ослепли. Вместо них у меня две зияющих дыры. Где мой божественный разум и девственное сердце? Ничего этого нет. Боже мой, я оскудела. Я кончена. В аду я хуже последнего из грешников. Какой грех я совершила? Где?» Так терзала себя подобно Менаде Прозерпина.
      — Какой грех я совершила? Почему мое сердце закрылось? На светлейшем Олимпе оно сияло как солнечный диск, а здесь как уголь прогорклый и отсыревший.
      Плутон утешал ее как мог премудростью страстноoго, соискупительными страстями, взятием на себя.