- Мистер Нэвилл, посмотрите на корму танкера - на двух третях расстояния до нее всплывшая подлодка.
      - Да, я вижу ее. Гленн, посмотрите сюда, вот ваша подлодка.
      Легуен отреагировал немедленно. Он приказал рулевому, квартирмейстеру третьего класса Артуру Масчеру, взять влево 5°. Затем повернулся к Нэвиллу и сказал, что повернул влево в сторону танкера, чтобы Шванер смог бы произвести выстрел, не попав в танкер. Затем он приказал мне взять телефон и передать Шванеру указание опустить загородку левого борта и нацелить орудия на подлодку, не захватывая правый борт танкера и не открывать огня, пока линия прицела не станет свободной от танкера Я взял телефон у писаря первого класса Каррика Эндрью и устно передал приказание старшему артиллерийскому офицеру. Лейтенант Шванер подтвердил прием приказа, и я передал его подтверждение капитану. Когда я вернулся на крыло мостика, подлодка уже погружалась. Боцманмат Роджер Мец, который помогал боцману Куку в штурманском деле при прибрежном плавании, спешно взял компасный пеленг на лодку. Орудийные расчеты Шванера так и не смогли открыть огонь. Тогда Нэвилл сказал Легуену, что следует передать стандартное сообщение об обнаружении подводной лодки. Эндрью передал указание в радиорубку мичману Луковичу{123}.
      Теперь у Легуена был достойный противник в смертельной игре "обмани сбей с толку - удиви!". Он мечтал со временем сравниться со своим кумиром "Каменной стеной" - генералом Джексоном
      Он сказал Нэвиллу, что решился атаковать. Он направил "Эвелин" право на борт и уменьшил ход до 4 узлов. Танкер теперь на своем курсе на север не мешал маневрам. Легуен приказал Масчеру держать курс по компасному пеленгу к точке, где была замечена подлодка. Затем капитан приказал Эндрью передать мичману Рэю в машинное отделение остановить главную машину и немедленно подняться на мостик. Нэвилл не стал задавать вопросов, потому что знал, каким будет следующий ход командира. Это должна быть его игра - по его правилам, с его стратагемой и его ходами. Он будет судьей, тренером и полусредним игроком, только игра не будет футболом. Легуен собрал на мостике всех своих офицеров и телефониста Эндрью и объяснил свои намерения:
      - Мы видели подлодку, двигавшуюся за кормой этого танкера. Теперь она погрузилась. Она может уйти в любом направлении. Мы остановили машины, чтобы можно было слушать. Скорее всего, она пойдет в одном из двух направлений: или пойдет за танкером, или в сторону больших глубин. Полагаю, что она будет следовать за танкером в погруженном состоянии, пока с самолета сбрасывают осветительные бомбы, затем она всплывет и начнет свою атаку. Мы должны поймать ее до того, как она всплывет, или она переиграет нас.
      Он отправил мичмана Луковича к гидроакустику с приказом начать пассивный поиск. Шванеру он приказал опустить загородки, держать орудийные расчеты в полной готовности и подготовить глубинные бомбы на глубину взрыва 50 футов - их должны были сбрасывать с мостика. Далее Легуен планировал идти сразу за танкером. Если лодка не обнаружится, повернуть назад и двинуться курсом на восток в сторону больших глубин. Ги Брауну он приказал находиться с телефоном в руках наготове в машинном отделении, чтобы дать полный ход сразу, как только это понадобится. В заключение он обратился к нам с Нэвиллом, попросив нас оставаться на мостике{124}.
      Легуен приступил к выполнению своего плана. Пятнадцать минут он шел за танкером, стараясь услышать шум медленно вращающихся винтов подлодки. Ничего не было слышно, кроме шума единственного винта танкера. Легуен повернул "Эвелин" направо по широкой кривой наподобие буквы S, сначала на восток, затем на юго-запад, затем на восток и снова на север. Этот маневр он закончил около 01:45. Затем он остановился и прислушался. Самолет по-прежнему время от времени бросал осветительные бомбы, но теперь дальше к югу. Легуен был уверен, что именно это удерживало подлодку от всплытия. Люк доложил о шуме двух комплектов винтов на юго-востоке. Легуен повернул и двинулся половинным ходом. Было 02:15 субботы. Самолет бросил осветительную бомбу по направлению зюйд-зюйд-ост, там, где находился источник шума одного из винтов. Легуен рванулся вперед. И тут мы с Нэвиллом увидели, как на краю освещенного пространства появился сероватый призрачный объект. Мы воскликнули одновременно: "Это четырехтрубник!" - имея в виду низкопалубный четырехтрубный эсминец. Легуен повернул на северо-восток в сторону другого источника шума. Он появился с малой интенсивностью по истинному курсу 95°. В 02:25 самолет бросил осветительную бомбу точно по пеленгу на расстоянии примерно двух миль.
      Похоже, что летало несколько самолетов, но они не бомбили. Легуен засек цель, изменил курс на 95° и приготовился к действиям. Нэвилл спросил:
      - Гленн, как насчет этого эсминца?
      Легуен ответил:
      - У него может быть своя игра. Пока он не помешает, я буду игнорировать его.
      Эсминец таки вторгся в игровое поле Легуена. Между ним и самолетом с южной стороны происходил обмен нерасшифровываемыми мигающими световыми сигналами. Затем эсминец начал гидролокацию, несомненно обследуя подозрительное затемненное таинственное судно, которое, казалось, маневрировало необычным образом. Эсминец, двигаясь курсом на север, обогнал "Эвелин", затем повернул на восток широкой дугой и поймал звуковую цель примерно по истинному пеленгу 150°. Его "писк" и эхо были четко различимы гидроакустиком "Эвелин". К ней он, похоже, интерес потерял, сконцентрировавшись на новом контакте - с противником Легуена.
      - Дерьмо! - вырвалось у него.
      Чтобы снять напряжение, находчивый Нэвилл отреагировал:
      - Черт возьми, бьюсь об заклад, Гленн, вы наверняка имеете более высокий ранг, чем командир этого эсминца. Сыграем на этом Сообщите ему, что вы - SOPА{*24} и берете на себя тактическое командование атакой.
      Легуен ответил:
      - Черт возьми, прекрасная идея, Ларри. Но в теперешней ситуации она не сработает. Мы с ним начнем спорить об этом, а немец утопит нас обоих. Пусть забавляется. Мы наведем порядок потом. Я только надеюсь, что он не станет тратить время на то, чтобы задирать нас.
      А Рейнгард Хардеген должен был бы быть теперь на грани умственного и физического истощения к концу этого похода, никак не соглашался с этим и ничем этого не выказывал. Он хотел бы уйти в более глубокие воды и сделать передышку, но у него еще оставалось дело. Командир U-123 был озадачен этим "медленно двигающимся судном". Подозрительность заставила его быть настороже. С парохода "Эвелин" его уже видели и о нем сообщали всем. Осветительная бомба падала перед ним, бросивший ее пилот наверняка его видел. Он уходил в надводном положении в успокоительные глубокие воды. Но у него было неуловимое неопределенное ощущение того, что его преследуют. Он ожидал новых осветительных бомб и, возможно, атаки с моря или с воздуха. Ему надо добраться до глубин до того, как начнется день. И сколько времени они будут держать его на дне? Его ум лихорадочно искал ответ.
      У капитан-лейтенанта Хардегена было исключительно проницательный ум, аналитичный, быстрый, восприимчивый; разгадывать загадки было игрой, которая доставляла ему наслаждение. Но истощение превращает стресс скорее в болезнь, в состояние нездоровья, чем в призыв к действию. Хардеген не ассоциировал пароход "Эвелин" с ловушкой подлодок "Кэролин". Справочник Грёнера по торговым судам показал бы сходство этих двух старых торговых кораблей. Раз "Кэролин" была превращена в судно-ловушку, не резонно разве было предположить, что ее систершип "Эвелин" тоже может быть такой же ловушкой? И внешнее сходство их разве не повод для подозрения? Ни Хардеген, ни Кэдинг, ни Рафальски, ни фон Шрётер связи между ними не нашли. Определенно, бой с "Кэролин", едва не ставший катастрофой, всего несколько недель назад должен был бы создать неизгладимое впечатление в умах и Хардегена, и фон Шрётера. И тем не менее за прошедшие два часа они оба в прицелах видели дважды эту медленно двигающуюся подозрительную тень и не сочли ее ловушкой.
      В 02:15 Хардеген, стоявший на мостике вместе с фон Шрётером и двумя наблюдателями, заметил тень, идущую на юг. Она шла по его левому борту от кормы. Это была та же самая "подозрительная тень", которую они видели девять минут назад. Это было небольшое, медленно идущее судно, но в темноте опознать его было невозможно. Хардеген ненадолго задумался. Он решил атаковать. Развернул лодку вправо, чтобы дождаться приближавшееся судно, чтобы уменьшить угол атаки и сократить расстояние до цели с 2000 до 500 метров. Не хотел промахнуться последним "угрем". Он предпочел бы цель побольше, например танкер, но и это добавление в три-четыре тысячи тонн с такими небольшими усилиями тоже неплохо. Он терпеливо ждал. Все было в порядке. Очевидно, в надводном положении он не мог слышать гидроакустика{125}.
      И вдруг спокойствие рухнуло. Как из ниоткуда, в темноте появился самолет, его шум перекрывал грохот дизелей лодки, и бросил осветительную бомбу прямо по курсу. Ярко осветилось пространство вокруг лодки. Второй самолет стал сигналить "подозрительной тени". Фон Шрётер безуспешно пытался прочитать сообщения, которыми с помощью световых вспышек обменивались эсминец и самолет. Хардеген заметил еще один самолет, идущий сзади и справа. Командир остановил оба дизеля в надежде, что пилот не заметит килевой след лодки. Но поздно. Самолет с креном на левое крыло начал пикировать прямо на лодку. Хардеген передал вниз - "Тревога!", фон Шрётер инстинктивно прыгнул в люк.
      Хардеген вспоминал: "Более быстрого аварийного погружения у нас не было. Когда я прыгал в люк, самолет был прямо надо мной. Это был одномоторный самолет с низкорасположенным крылом, похожий на наш Хе-70 (Heinkel 70. - Прим. авт.). Уверен, он видел нас".
      Было 02:25. U-123 ударилась в илистое дно на глубине 20 метров. Хардеген сжался, ожидая удара бомбы, но он не последовал{126}.
      Фриц Рафальски у гидрофона - подводного звукодетектора, сообщил о шуме быстровращающегося винта и работе эхолокации. Пеленг указывал в сторону тени, эсминца. Теперь озабоченный командир двинул лодку тихим ходом в сторону глубоководья по курсу 120°. В 03:10 Рафальски доложил: "Шум винтов прямо за кормой и он усиливается. Наверняка это винты эсминца". Хардеген находился в центральном посту, рядом с ним был фон Шрётер у "Форхальрещнера" или аппарата расчета упреждения{*25}. Он сказал своему старшему вахтенному начальнику:
      - Этот парень идет точно над нами. Звучит это не особо мелодично.
      В 03:17 шесть глубинных бомб взорвались одна за другой. Стоявшие были сбиты с ног. Люди и части оборудования раскидало по лодке. На небольшой глубине лодку трясло и раскачивало. Носовая часть приподнялась и затем ударилась о дно Атлантики. Большинство механических систем вышло из строя, шипение и другие сбивающие с толку шумы слышались повсюду в лодке. Включение резервного освещения только усугубляло общее замешательство{127}.
      Эсминец развернулся и снова пошел прямо на U-123. Хардеген приказал проверить электродвигатели. Лодке могло потребоваться движение, чтобы ускользнуть или даже атаковать этот патрульный корабль. Пока же Хардеген держал лодку на дне на глубине 22 метра и все оборудование на ней было выключено. Теперь единственным звуком, доносившимся до подводников, был свист гребных винтов атакующего эсминца и надоедливый писк его гидролокатора. Жуткий ритмический стук его винтов теперь слышали все, находившиеся теперь в легко уязвимой лодке. Шульц, этот инженер и супер-специалист, должно быть, был ошеломлен объемом и сложностью вставших перед них проблем. Было неизвестно, осталась ли энергия в батареях для движения лодки. Плавкие предохранители на аккумуляторных батареях требовалось подсоединить заново. Надо было проверить давление сжатого воздуха в баллонах продувки цистерн. Надо было проверить действие вертикальных и горизонтальных рулей.
      Хардеген приказал личному составу подготовить свои аппараты для всплытия на поверхность. Он думал о возможной необходимости покинуть лодку и затопить ее. В этом случае все секретные материалы должны быть уничтожены{128}.
      Затем Хардеген серьезно задумался о том, не следует ли покинуть лодку еще одна серия глубинных бомб казалась неизбежной и уклониться от нее возможности не было. Более того, он опасался, не повреждена ли лодка настолько сильно, что пересечь Атлантику не сможет. Хардеген подошел к спасательному люку, где он мог видеть своих офицеров и матросов, готовых к выходу из лодки. Но ум его продолжал искать альтернативы и оценивать все возможности. Прежде, чем принять необратимое решение, он должен использовать каждый еще имеющийся в запасе момент. Его быстрая мысль и чувство командира даже в этих экстремально тяжелых условиях позволили ему системно просчитать свой следующий ход в терминах вероятности и сохранить свое самообладание. Ему нравились игры наудачу, и он собирался вести игру. Но как проницательный игрок, он мог настаивать на благоприятных условиях. Хардеген стремительно размышлял: "Если этот эсминец произведет только одну атаку глубинными бомбами, может быть потеряно не все. Если лодку покинуть сейчас, люди будут в воде, они погибнут, если эсминец сделает еще один проход, не видя людей в темноте. С другой стороны, оставаясь в лодке, они могут и выжить при атаке". Обдумав все варианты, он принял решение лодку не покидать.
      Хардеген и не подозревал, что в 10 саженях над ним и в двух тысячах метров от него его поджидает другой противник. Легуен присутствовал на сцене и тоже исходил из вероятности в этой смертельной игре. Эсминец прошел над ними снова, но глубинных бомб больше не бросали. Враг двадцать минут еще ходил рядом с U-123, но гидроакустика его была в пассивном, слушающем режиме - импульсов не было. Шульц и Хардеген проверили лодку: она казалась герметичной, угрожавших их железному убежищу потоков морской воды не было. Хардеген произнес короткую и безмолвную благодарственную молитву - теперь у него было время облизать свою раненую гордость. Вот только сколько есть на это времени? В этот день, субботу 11 апреля 1942 года U-123 пережила свою вторую серьезную атаку в американских водах. И день еще не закончился. Хардеген все еще находился во вражеских водах, на израненной подлодке, с измученной командой и в 3800 милях от своей базы.
      Американский эсминец, вмешавшийся в игру Легуена, был, как стало известно впоследствии, "Далгрен". Запись в его судовом журнале о вахте с 00:00 до 04:00 в субботу 11 апреля 1942 года выглядит так:
      00:55. Замечен затемненный корабль по истинному пеленгу 020°. 01:01. объявлена боевая тревога, обошли несколькими курсами неидентифицированный корабль. 01:35. Вернулись на базовый курс 150° по гирокомпасу. 01:35. Отбой боевой тревоги. 02:00. По пеленгу 292° на расстоянии 12 миль виден маяк Сент-Августин. 02:15. Самолет бросал осветительные бомбы. Пытались связаться о самолетом, но самолет не отвечал. 02:35. Самолет бросил несколько осветительных бомб вокруг корабля. 02:52. Боевая тревога. 03:12. подводный акустический контакт по истинному пеленгу 150° и на расстоянии 1900 ярдов. Изменили курс на 150° по гирокомпасу, и в 03:16 произвели атаку. Нет свидетельств, что глубинные бомбы имели контакт с целью. 03:33. Изменили курс на 340° по гирокомапасу, и возобновили курс "зигзаг". Скорость 18 узлов. 03:58 Отбой боевой тревоги.
      П/п Е. Дэк. Догерти, мичман
      П/п Р. У. Кавинэ, капитан-лейтенант, командир корабля ВМС "Далгрен".{129}
      Среди того, что могло беспокоить капитан-лейтенанта Кавинэ, этот эпизод был не самым существенным. Но несомненно, что он упустил возможность заполучить белую фуражку командира подлодки. Причины его неуспеха - в стечении обстоятельств. В архивах сохранилось немного существенных свидетельств. Кавинэ и его мичман, призванный из резерва, могли не иметь достаточной подготовки в противолодочной борьбе, поэтому их корабль был не в состоянии компетентно выполнять свою вторую задачу. Это кажется невероятным, поскольку "Далгрен" был прикомандирован к Школе гидроакустиков Атлантического флота в Ки-Уэсте и работал со своими подлодками. Краткость записей в журнале, относящихся к событиям в период с 00:00 до 04:00 11 апреля 1942 года, указывают на неэффективность определенного командного звена. Казалось, была бы более естественной соответствующая запись с более детальной оценкой параметров цели, базирующейся на качестве и характеристиках гидроакустического контакта вместо простецкой фразы: "Нет свидетельств, что глубинные бомбы имели контакт с целью". Необъяснимо также отсутствие в журнале такой, хотя бы краткой, записи типа: "израсходовано шесть глубинных бомб". И еще одно, последнее замечание - отсутствует запись, упоминающая о переданном "Эвелин" сообщении об обнаружении подводной лодки.
      Командир Охраны Морской Границы Залива в Ки-Уэст описал инцидент "Эвелин"/"Далгрен" в военном дневнике следующим образом:
      11 апреля 1942 года. В 01:33 ВВВ вблизи парохода "Эвелин" всплыла подлодка в точке 29°40' северной широты и 80°56' западной долготы, к юго-востоку от Сент-Августина, но атаки удалось избежать. Три самолета прибыли в эту точку зоны поиска в 02:30 ВВВ. В двух местах производился сброс осветительных бомб и эсминец "Далгрек", находившийся поблизости, проследовал в зону поиска, где имел один сомнительный контакт (о подводной целью - Дополнение переводчика). "Далгрен" производил поиск цели до 12:37 ВВВ, после чего получил приказ следовать в район затопления "Галф Америка" для поиска подлодки, потопившей это судно.{130}
      Поверхностное содержание этой записи очевидно, равно как и отсутствие аналитического обзора и оценки, которые могли бы стать основой для повышения эффективности оборонительных сил. Хотя цель большинства видов подобных журналов состоит в фиксации суммирующих записей о событиях, лучшее суждение можно было бы сделать, определив уровень краткости записей в такой степени, чтобы в них сохранялись относящиеся к делу подробности, и там, где это возможно и осуществимо, заключения по ним. По этой причине командующий германским подводным флотом адмирал Дениц ввел практику выполнения каждым командиром подводной лодки обзора своего вахтенного журнала при окончании каждого похода.
      В 03:45 на борту U-123 было не все ладно. Через 38 минут после атаки эсминца Хардеген и Шульц, его лейтенант-инженер, осмотрели лодку на предмет смертельно опасных повреждений. Похоже, что лодка и команда выдержали страшные удары шести глубинных бомб. Немедленной опасности затонуть не было. Восстановили внутреннее освещение. Люк в боевую рубку, который приоткрылся из-за того, что при погружении не был плотно затянут, задраили, и вода больше не лилась каскадом по трапу. Большинство, хотя и не все, утечки воздуха через клапаны продувки были ликвидированы и клапаны получили новые уплотнители. Однако Хардеген убедился, что все в порядке, только когда смог проверить состояние двигательной установки - как от батарей, так и дизельной. Занятая проверками и ремонтом команда отвлекалась от мыслей о кружащем над ними эсминце. В своем вахтенном журнале Хардеген записал: "Рассматривая поведение эсминца, я могу сказать только одно - "это ваша ошибка!". Мне стало ясно, насколько неопытны эти защитные патрули. Капитан эсминца, вероятно, счел, что с нами покончено, когда заметил пузыри воздуха и ничего больше не слышал. Для верности он еще час плавал над нами и интенсивное всплывание воздушных пузырей счел свидетельством нашего потопления"{131}.
      "Эвелин", словно морской конь у стартовых ворот царя Нептуна, и Легуен, крепко удерживающий ее вожжи, горели нетерпением вязаться в драку. Люди по-прежнему находились на боевых постах. Каррик "Энди" Эндрью, телефонист мостика, рассказывал для информации команды об атаке эсминца по телефонной сети: лейтенанту Дачу Шванеру и его артиллерийским расчетам, "доку" Фигнару, Ларри Фланагану и старшине Перси Бартону и его группе борьбы за живучесть на главной палубе; мичману Ги Брауну Рэю в машинном отделении; артиллеристу Гарри Лэмбу на посту у бомбосбрасывтелей глубинных бомб. Матрос Фрэнк Клифтон работал на гидроакустической станции (гидролокаторе), Джил Чучевич вел записи данных Клифтона о пеленгах и расстояниях. Мичман Лукович находился в радиорубке, прослеживая радиосвязи и сообщения гидролокатора и передавал на мостик Легуену соотвестствующую информацию. Боцманмат Роджер Мец вел записи положения корабля, курса и всей деятельности. Квартирмейстер Джеймс Пирсон был рулевым, квартирмейстер Артур Масчер - у машинного телеграфа. Боцман Лайонел Кук был старшим команды рулевых: каждые пять минут он брал пеленг по компасу на 161-футовую башню маяка Сент-Августин. Все четверо боцманматов находились в ходовой рубке - закрытом помещении на мостике. Двое наблюдателей мостика, матрос первого класса Гарри Баумэн и матрос второго класса Джордж Уолтере, находились на крыльях мостика.
      Мы с лейтенантом Нэвиллом на мостике рядом с Легуеном продолжали пристально наблюдать. Мы постоянно всматривались в поверхность моря и в воздух вокруг нас и, конечно, смотрели на маневры и атаку эсминца. Мы чувствовали присутствие Легуена, то прохаживавшегося по мостику, то наблюдавшего за эсминцем. В 03:33 эсминец в последний раз прошел над местом, которое он бомбил, и затем покинул этот район, уходя на северо-запад. Легуен повернулся к Нэвиллу:
      - Как вы считате, Ларри, что здесь произошло?
      Нэвилл был готов к ответу - он предвидел вопрос и спешил начать диалог. Он знал агрессивную и импульсивную натуру Легуена и хотел оказать, при необходимости, сдерживающее влияние на него, без того, чтобы не оказаться дерзким или неуважительным. В этой роли Нэвилл был превосходен.
      Что до меня, то как самый младший по чину офицер, я был доволен своим уникальным положением на мостике и моим близким физическим соседством к этим двум морским офицерам. Я защищал свое ни с чем не сравнимое положение тем, что говорил только, когда ко мне обращались, и высказывался только о тех обстоятельствах, которые, с моей точки зрения, являлись значимыми для тактической ситуации. Я чувствовал себя довольным, полезным и ответственным на своем посту. Это напоминало мне юные годы, когда я стоял на мостике со своим отцом, водившим корабль "Юнайтед Фрут Компани" по многочисленным портам, использовавшимся этой огромной фирмой: Нью-Йорк, Гавана, Нассау, Майами, Нью-Орлеан, Панамский канал, Сан-Франциско, Акапулько, многие центрально - и южноамериканские банановые и перегрузочные порты, и многие другие места, включая это побережье Флориды. Несомненно, я чувствовал свою принадлежность к этим критическим и опасным временам. И я с нетерпением ждал то, как оценит ситуацию лейтенант Нэвилл.
      - Гленн, я знаю, где-то здесь есть погрузившийся объект. У меня есть резон подозревать, что это - подводная лодка. Я знаю, что эсминец сбросил только одну серию глубинных бомб. Я не знаю, почему он множество раз прошел над этим местом, не атакуя и не останавливаясь. Он не останавливался, чтобы исследовать обломки или поднять уцелевших людей, если такие были бы, поэтому я предполагаю, что он не имел уверенности в том, что боевой контакт имел место. Почему? Не могу понять.
      Легуен внимательно слушал.
      - Я согласен с вашими наблюдениями, Ларри. Я должен продолжить атаку. Я не хочу ждать. Если вы не согласны, скажите это сейчас. Если согласны, то начнем боевой заход. Прикажите гидроакустику начать эхо-локацию и дать мне пеленг и расстояние до цели.
      Нэвилл полностью согласился с Легуеном и запросил пеленг и расстояние у гидроакустика.
      Легуен продолжил:
      - Если этот парень прячется в глубине, я утоплю его или не дам всплывать. Если он решит всплыть и начать стрельбу, то мы окажемся более крупной целью, которую ночью будет легче обнаружить. Я не могу позволить ему всплыть. Мы атакуем его глубинными бомбами столько раз, сколько потребуется, и затем будем стоять над ним до рассвета.
      Матрос Фрэнк Клинтон, закончивший морскую Школу гидроакустиков в Ки-Уэст, зафиксировал прерывистое нечеткое эхо по компасному пеленгу 173°. Легуен приказал двинуться, полным ходом, выбрав новый курс 173°. Пирсон ответил:
      - Да, да, сэр - новый курс 173°.
      Масчер у машинного телеграфа двинул обе ручки вперед на полный ход и подтвердил: "полный вперед". Нэвил спросил о глубине. Мец повернулся к фатометру (глубиномеру) и ответил:
      - Десять саженей, сэр.
      Легуен приказал провести двукратную проверку установку взрывателей глубинных бомб на 50 футов. Эндрью передал приказание лейтенанту Шванеру. От него пришло подтверждение установки взрывателей на 50 футов. Гидроакустик доносил, что пеленг на цель остается постоянным 173° и расстояние до цели 23 сотни ярдов. Время было 03:49.
      Затем Легуен обратился ко мне:
      - Кен, я хочу, чтобы вы сосредоточились на рассматривании всего, что может оказаться в воде, мелкого или крупного, прямо по нашему курсу. Если что обнаружите, кричите. Если сможете, постарайтесь идентифицировать. Это может быть и подлодка, или ее боевая рубка, или перископ, или обломки, или даже уцелевшие люди. Когда мы будем проходить район цели, докладывайте обо всем, что увидите. Если в воде окажутся люди, я не начну бросать глубинные бомбы. Если это легко поврежденный корпус, я начну атаку. Если это будет частично погрузившаяся лодка, я, вероятно, буду ее таранить. Смотрите внимательно, Кен.
      Мои мысли, наверное, совпадали с его - хотя он и не упомянул, но я подумал было о белой фуражке командира подлодки. Какой это был бы замечательный трофей! Но в этот момент я задумался о более материальных вещах, нежели человеческое соучастие в успешной атаке.
      Его слова "если в воде окажутся люди" потрясли мое чувство сострадания к жертвам - эту мысль, однако, вскоре сменили более утилитарные соображения. Море было спокойным, с небольшой океанской зыбью. Слабый ветер дул от берега с северо-запада. И хотя ночь была безлунная, видимость была превосходной, как и мое ночное зрение, усиленное моим постоянным компаньоном - биноклем 7X50. Я перешел на самый край правого крыла мостика, чтобы носовая надстройка не мешала мне. Поскольку ветер, как слаб он бы ни был, дул с правого борта в сторону левого, мое положение на правом борту давало мне ясный вид на все, что могло плыть по ветру. При скорости хода в восемь узлов "Эвелин" не понадобится много времени, чтобы пройти 2000 ярдов до точки "Зеро", хотя мне оно показалось бесконечным.
      А Легуен, словно пронзая взглядом толщу темных вод Атлантики, представил себе образ черного корпуса подлодки прямо по курсу и готового получить смертельный удар от "Эвелин". Он перешел в ходовую рубку, где мог лучше слышать данные, нараспев передаваемые гидроакустиком. Он должен был как можно точнее определить, в какой момент бросить глубинные бомбы после прохождения над целью, поскольку бомбосбрасыватели находились на корме с обоих бортов и имели угол прицеливания примерно в 10° по отношению к бортам. На "Эвелин" не было приборов, которые могли бы рассчитать точный момент бросания. Еще одна переменная величина - точность измерения расстояния гидроакустикой и записывающей аппаратурой, из которых ни первое, ни второе не были откалиброваны. Легуен чувствовал, насколько слабо "Эвелин" подготовлена для атаки по лодкам в погруженном состоянии.
      Легуен подвел "Эвелин"/"Эстерион" с боевым вымпелом на гафеле на расстояние в пределах тысячи ярдов до точки "Зеро" - точки местоположения воображаемой цели. Лайонел Кук определил пеленг на маяк Сент-Августин в 283° 30 минут и расстояние до него в 11 миль. Мец сделал запись в журнал. Я оставался на правом крыле мостика и смотрел в бинокль, не отрывая взгляд от места, в котором воду взметывали взрывы глубинных бомб эсминца. Я ничего не обнаруживал на поверхности и докладывал об этом. Легуен потребовал доклада гидроакустика. Мичман Лукович ответил, что опускающаяся головка гидролокатора не действует. Возможно, близость взрывов бомб эсминца подействовала на приборы, выдвигающиеся из корпуса судна вниз. Было очевидно, что поврежден излучатель и нарушена схема. Пассивная слушающая часть еще могла принимать сигналы, но головка не поворачивалась. Активная система вышла из строя и эхолокация стала невозможной. Легуен был взбешен, чтобы не сказать более. Прежде, чем Легуен смог обдумать свой следующий шаг, он почувствовал отсутствие вибраций двигательной установки и то, что корабль движется по инерции. Из машинного отделения на мостик позвонил Ги Браун с крайне неподходящим к моменту сообщением. Он заявил, что протекающий желоб гребного вала может не выдержать удара глубинной бомбы. Сальник вала, подшипник и уплотнители сильно пропускают воду. Это разрушение в месте выхода гребного вала из корпуса в море восстановить невозможно. Ги Браун сообщил еще, что временную починку он может сделать, но на это потребуется время и после этого длительное движение будет все же невозможно. Затем главный механик сказал, что он должен остановить главную машину. Легуен повернулся к Нэвиллу, и, словно отстраняясь от печального сообщения Ги Брауна, сказал:
      - Ларри, я хочу пройти с глубинной атакой по этому немцу.
      Нэвилл не ответил. Когда серьезность сообщенного Ги Брауном была понята Легуеном, он вызвал его на мостик.
      По всему кораблю шла подготовка к атаке. Шванер доложил, что глубинные бомбы перепроверены в бомбометах и готовы к бою. Командиры орудий доложили о готовности к стрельбе. Ги Браун поднялся на мостик:
      - Капитан, я по пути сюда узнал еще одну неприятную новость: похоже, что главная машина сдвинулась на своем фундаменте. У меня проблема по выравниванию...
      Легуен сердито прервал его:
      - Черт возьми, что это значит, шеф?
      Ги Браун продолжил:
      - Конкретно это означает следующие две вещи: если я пушу машину в том виде, как она есть, она разнесет свои подшипники, замотает их, сожжет или разорвет. Второе - если мы совершим атаку, она может соскочить со своего фундамента и провалиться сквозь дно этого проклятого корабля. Если взорвутся котлы, у нас внизу будет огненный ад. Я ничего не могу гарантировать, но если вы хотите атаковать, мы будем держаться и надеяться на лучшее.
      У Легуена не было оснований сомневаться в оценке ситуации, высказанной главным механиком. Нэвилл, постоянный арбитр в спорах, готов был вступить в разговор, но надеялся, что командир несколько успокоится и снова вернется к рассудительности.