19

Они покидали Англию. В аэропорт их привез человек, который стал им близок и дорог, но которого они едва ли увидят снова – Джек Слейд. Им не суждено было узнать, чем закончится расследование, какие выводы сделают полицейские и коллеги Слейда. Все это оставалось в не совсем чужой теперь стране, а их самолет улетал все дальше и дальше от Лондона.

Во время долгих вечерних разговоров Оля рассказала Слейду о своих музыкальных пристрастиях, а Борис – о незавершенном романе. В аэропорту Слейд преподнес им прощальные подарки. Девушке он вручил коллекционное издание «Лед Зеппелин», полный комплект альбомов, а Градову – «паркер» с золотым пером. Иллерецкая донельзя растрогалась и поцеловала Слейда. Борис пожал ему руку. Дождавшись, пока они поднимутся по трапу в самолет, помахав вслед стартовавшему лайнеру, Слейд уехал.

– Вот и еще одна взлетная полоса позади, – сказала Ольга, когда самолет набирал высоту. – Знаешь, а я уже скучаю по мистеру Слейду и его дому. Как жаль, что мы никогда не сможем его навещать.

– Никогда не говори «никогда», – буркнул Борис.

В Москве стояла жара. Прямо в аэропорту Борис обменял пятьсот долларов, коими их снабдил Слейд, на рубли, сохранив только часть заокеанских денег для расплаты с извозчиком. В машине он назвал адрес Антона Калужского.

– Нам нужно избавиться от документов, – шепнула девушка.

– А, да… – Борис попросил водителя остановиться, углубился в перелесок и сжег фальшивки.

Антон оказался дома. Он посмотрел на Иллерецкую и Градова так, что лишь не буркнул «век бы вас не видать».

– Я думал, все вопросы решены, – проговорил он.

– Все, да не все, – ответил Борис, проходя в комнату. – Понимаете, Антон, кое-что мы узнали от господина Левандовского. Он передал вашему отцу научные заметки… Они очень важны для…

– Хоть для оформления пропуска в рай, – отрезал Ан­тон. – Я не позволю вам рыться в бумагах отца.

– Пропуск в рай? – Борис колюче улыбнулся. – Насчет рая не знаю, но, если мы не найдем этих заметок, нам вполне могут выписать пропуск в ад.

– Даже так?

– Именно так. Вы помните тех парней с дачи? Они не любят шутить.

Антон, усевшись на диван, покосился на Градова.

– Это как-то связано с… их требованиями?

– Как вам сказать, – уклончиво произнес Борис. – Уверяю вас, тут нет ничего такого, что нанесло бы вам ущерб. А нам эти бумаги могут спасти жизнь.

– Они настолько ценны?

– И да, и нет. Да, если использовать их по назначению. Но это очень опасно, поэтому использованы они не будут.

– Не понимаю, – вздохнул Антон. – Не понимаю и не хочу понимать… Не хочу иметь с этим ничего общего. Для меня все бумаги – только память об отце. Я бы не продал ни одной бумажки и за миллион, но вы такое говорите. Если вы найдете бумаги, вы исчезнете из моей квартиры навсегда?

– Да! – неожиданно зло бросила Иллерецкая. – И если не найдем, тоже исчезнем навсегда. Но не только из вашей квартиры.

– Ищите, – сдался Антон. – В кабинете отца целый шкаф набит папками и тетрадями.

Он провел их в кабинет, показал шкаф, а сам удалился на кухню, где принялся подчеркнуто громко греметь посудой.

Борис и Ольга приступили к поискам. Они быстро научились отличать округлый почерк профессора и не тратили времени на изучение написанного им от начала и до конца. Их внимание сосредоточивалось на других почерках.

К исходу второго часа поисков Борис наткнулся на папку, содержимое которой показалось ему знакомым.

– Смотри. – Он протянул папку Ольге. – «Воистину, ты восстанешь из забвения смерти»… То, что было в файле!

– А вот иероглифы. – Иллерецкая перелистала бумаги.-Да, похоже, нашли…

– Антон! – позвал Градов.

Калужский вошел в кабинет со стаканом чая в руках.

– Да?

– Вот папка Левандовского – Здесь же и записи вашего отца, его завершение этой работы. Бумаги Левандовского вам, понятно, ни к чему, но, если вы не возражаете, мы заберем и…

– Что уж теперь возражать, – Антон махнул рукой и поморщился – его рана еще болела, – берите, и желаю вам удачи…

– Куда теперь? – спросила Ольга на улице. Папка лежала в сумке Бориса, между записями «Лед зеппелин» и электробритвой.

– Я бы сразу двинул на виллу Бека, дорогу я запомнил. Но тебе туда никак нельзя.

– Борис, я…

– Стоп! Кто обещал слушаться? Переговоры с самим Беком – это одно дело, но любимая манера его ребят – сначала стрелять… Пошли к Мезенцеву. Вряд ли теперь они следят за его квартирой.

– Но нам и надо встретиться с ними.

– Не нам, а мне. И не с ними, а лично с Беком.

– Если ты прав насчет слежки, – сказала Ольга, – можно отправиться и к тебе домой. Логика та же самая.

– Нет, ко мне повременим. Все-таки…

– А ко мне?

– Тоже не надо. Не идет у меня из головы предупреждение Слейда о том «кроте»… Пока я не разобрался во всех этих хитростях и премудростях мадридского двора, лучше не высовываться.

На такси они доехали до дома Мезенцева. Борис позвонил, и дверь после осторожного вопроса открыл сам Андрей. Он смотрел на Бориса как на выходца с того света. Пауза затягивалась. Андрей взглянул на Олю, потом снова на Бориса – можно ли при ней говорить? – и Градов едва заметно кивнул.

– Ну, ты силен, – вымолвил наконец Андрей. – Разве я не просил тебя разбираться тихо, а трупы упаковывать аккуратно? Зачем гранатами-то? Устроил в моей квартире мясокомбинат…

– Впустил бы странников, – жалобно проканючил Бо­рис.

– Да входите, чего там. – Мезенцев посторонился. – Сегодня войны не предвидится?

– Да кто ее знает, – усмехнулся Борис. – А это Оля.

– Очень приятно. Оля, вы из какой мафии, хорошей или плохой?

– Все зависит от точки зрения, – объяснил Борис, оглядывая гостиную. – Ой, мама мия…

Комната напоминала пещеру троглодита. Ни одного неповрежденного предмета мебели, не говоря об аппаратуре, от которой остались какие-то обгоревшие каркасы. Пробитая пулями дверь, выщербленные стены… Оконные стекла Мезенцев вставил, но на этом, очевидно, его финансы иссякли.

– Вот тебе и «мама мия». – Андрей достал сигареты. – Меня выдернули из отпуска, я мчусь сюда… Страшное дело! Милиция сутками не вылезала. Что да как… Не знаю, и точка. Тебя я не выдал.

– Спасибо. А это, – Борис кивнул на сюрреалистические обломки, – хранишь на память?

– На какую память! – возмутился Мезенцев. – Это моя обстановка, не видишь?

– А… Именинный пирог, клюква в сахаре… Кстати, накорми нас, а потом я съезжу кое-куда. Если вернусь, посмотрим, чем тебе помочь. А Оля пока побудет у тебя, ладно?

– Если вернешься?! Какая интересная у людей жизнь! Оружие-то хоть есть у тебя?

– Оружие? – переспросил Борис. – Оружия нет. Забыл на явке британского шпиона.

– И он не теряет чувства юмора, – обратился Андрей к Ольге. – Я бы после такого…

– Он правду говорит, – произнесла девушка. Мезенцев подмигнул ей.

20

Память не подводила Бориса. Он уверенно указывал водителю пойманной в Москве машины дорогу к вилле Генриха Рудольфовича. В его сумке не было ничего, кроме папки с записями Левандовского и профессора Калужского. Следовало подумать о предстоящем, но Борис постоянно возвращался мыслями к недолгому прощанию в прихожей Мезенцева.

Андрей тактично оставил Бориса и Ольгу вдвоем. Они обнялись, как в последний раз.

– Я хочу с тобой. – Губы девушки плохо повиновались ей.

– Нет.

– Мы впервые расстаемся с тех пор, как…

– Да, с тех пор, как встретились.

– Я буду ждать, и с тобой ничего не случится.

– Ничего не случится, – эхом отозвался Борис. Сколько женщин говорили похожие слова своим любимым, и еще ни в одном случае это никого не спасло…

Расплатившись с водителем, Борис вышел из машины метрах в пятидесяти от ворот поместья Бека. Автомобиль укатил обратно в город. Борис рассматривал башенки над воротами, крышу особняка. Он чувствовал себя бесконечно одиноким, будто все люди на Земле вдруг испарились и планета опустела. Тишина угнетала его. Чтобы развеять наваждение, он кашлянул, щелкнул пальцами и зашагал к воротам. Нажав кнопку звонка, он не отпускал ее, пока не захрипело переговорное устройство.

– Кто?

– Мне нужно видеть Генриха Рудольфовича.

– А ему нужно вас видеть?

– Полагаю, очень. Я Борис Градов. Переговорное устройство возбужденно хрюкнуло.

– Ну да? Генрих Рудольфович в Москве.

– Ничего. Впустите меня, я подожду. А вы позвоните ему и сообщите, что приехал Градов.

– Э-э, – опасливо донеслось из переговорного устройство. – Вас впустишь, а вы…

Борис подавил смешок. Вот нагнал страху на мафию!

– Да не бойтесь же… Я один и без оружия.

– Гм… Ну ладно, входите. Но никаких сюрпризов, иначе…

Калитка приоткрылась. Борис направился к дому мимо вооруженных охранников. Навстречу Градову вышел невысокий мужчина средних лет.

– Здравствуйте, Борис. Не скрою, ваш приезд застиг нас врасплох.

– Да? Но вы прямо-таки жаждали заполучить меня в гости. И вот я здесь. Беку позвонили?

– Сейчас позвоню.

– Я буду ждать в его кабинете. Принесите сухого вина и легкую закуску. Не мешкайте со звонком, у меня мало времени.

– Ваша сумка…

– Смотрите. Здесь только папка, которую я привез Генриху Рудольфовичу. Можете меня обыскать, оружия у меня нет. Я не стрелять приехал… Неужели не понятно?

Его все же обыскали. Не удостоив более мужчину ни единым взглядом, Борис поднялся по лестнице в кабинет в сопровождении охранника. Его заказ принесли без промедлений.

– Генрих Рудольфович выезжает. – Плечистый парень искоса поглядывал на легендарного Градова.

– Хорошо. – Борис сделал величественно-отпускающий жест, подсмотренный в фильме про графа Монте-Кристо.

Вино Градов не стал и пробовать, и есть ему не хотелось. Он просто устраивал спектакль.

Бек прибыл через пятьдесят шесть минут, что соответствовало минимальному времени пути от московского офиса до виллы. Шеф охраны представил подробный доклад.

– Может быть, к Градову пойдете не один? – спросил он в заключение.

– Ну да… Вызовите эсэсовцев с овчарками. Ох, да перестаньте вы!

Когда Генрих Рудольфович вошел в кабинет, Градов курил, развалившись в кресле. При виде Бека он встал.

– Добрый день, Генрих Рудольфович. Бек чуть не подал Борису руку, но это выглядело бы неуместно. Он сдержанно кивнул.

– Чем обязан, Борис Михайлович?

– Я привез вам вот это.

Когда Борис запустил руку в сумку, Бек невольно напрягся, хотя и знал, что Градов не вооружен… Из сумки появилась всего лишь обычная папка.

– Что это? – задал естественный вопрос Бек.

– Здесь дубликат той информации, что была записана на дискете. Дискету пришлось уничтожить, но это то же самое. У вас есть специалист, который сможет подтвердить, что я вас не обманываю?

Бек подумал о Барсове и ответил:

– Да. Такой человек у меня есть.

– Пригласите его.

– Успею. Пока ваше заявление условно принято.

– Возьмите папку, – сказал Борис. – Она не кусается. Генрих Рудольфович раскрыл папку, бегло прочел первую страницу, пролистал остальные.

– Похоже на правду, – признал он.

– Конечно. Это и есть правда.

– Тогда я отказываюсь понимать. – Бек подсел к столику, налил себе вина. – Вы что, предлагаете купить мне это?

– Нет, отдаю даром. Берите, пользуйтесь… – Борис шагнул к выходу, потом' обернулся, будто вспомнил что-то. – Да, Генрих Рудольфович… Сколько ваших людей переселилось на небеса в процессе погони за мной?

– Немало.

– Да, немало… Видимо, вам ясно, что я не мог бы действовать так эффективно, если бы мои руководители не наблюдали за вами очень пристально?

– Пожалуй…

– Не пожалуй, а так оно и есть. И наблюдение будет продолжаться всегда. Вы не узнаете, каким образом. Это не в ваших силах. Но, поверьте, стоит вам предпринять шаги к практическому освоению того, что тут в папке, нам это станет известно.

– И тогда?.. – Бек поднял взгляд от папки, гипнотизировавшей его.

– О, ничего ужасного – с нашей точки зрения. Но вам не просто надают по шее. Нет, вас раздавят, как клопа. Ваша империя лопнет. Я вас предупредил, но это лишь мои слова, ничего больше. Папка у вас. Хотите рискнуть – пожалуйста.

Генрих Рудольфович ударил кулаком по столику так, что бутылка подпрыгнула.

– Но кто вы? Чего вы добиваетесь? Какой вам от всего этого прок?!

– Мы? – Борис улыбнулся. – Ну, назовите нас Полицией Будущего. Мы – люди, которым небезразлична судьба человечества. Эта папка в любом случае отправится в небытие. Сейчас, если вы сожжете ее в камине, или потом, но только вместе с вами. Ваш выбор?

Бек отшвырнул папку. Она поехала по крышке стола и свалила на пол бокал. Бек даже не заметил этого.

– Генрих Рудольфович, вы проявили завидное упорство, – продолжал Борис. – Оно было бы достойным уважения, если бы не ваши методы. Знаете, когда вы выследили меня в Англии…

– В Англии? – переспросил Бек в полнейшем недоумении. – Я не выслеживал вас в Англии. Я и не знал, что вы там были…

– Ладно, оставим, не оправдывайтесь… Генрих Рудоль­фович, пора прекратить эту бессмысленную войну. Она с самого начала не нужна была ни вам, ни нам. Но вас, как мы поняли, ничто не способно образумить, кроме одного. И вот я здесь, с этой папкой, яблоком раздора. Но ее, папки, фактически не существует. Она есть, и ее нет. Ею невозможно воспользоваться.

– Да… Да, я понимаю вас, но…

– Не расстраивайтесь слишком. В конце концов, что вы теряете? Все ваше – при вас. А это… так, мираж, сон.

И неужели вас самого прельщает роль врага рода человеческого?

– Хорошо. – Бек решительно встал и вынул из кармана золотую зажигалку «зиппо». – Я сожгу папку. Охота за этой информацией не принесла мне ничего, кроме потери людей и денег, а получив ее, я могу потерять все.

– Абсолютно, – кивнул Борис, глядя, как огонь пожирает брошенные в камин листы. Он перевел дыхание с облегчением, теперь с настоящим облегчением. Все, теперь уже конец.

Он подобрал с ковра неразбившийся бокал и налил себе вина.

– За упокой этой жути, – провозгласил он. – А знаете, Генрих Рудольфович, ведь кое-кто уже пытался дублировать людей по этой методике.

– Да? И что с ними стало?

– С искусственными людьми?

– Нет, с их создателями.

– Они умерли. Точнее, умер вдохновитель и глава проекта, а их центр был уничтожен вместе со всей информацией.

– Я так и думал. Полагаю, я поступил мудро.

– Я тоже так полагаю. – Борис выпил вино и поставил бокал на стол. – Генрих Рудольфович, и еще…

– Да?

– Верните рукопись моего романа. Я хочу закончить его.

– Так это все-таки не камуфляж?

– Я писал книгу. Почему бы и нет? Не считаете же вы, что я только и способен стрелять и убивать?

– Да нет… – Бек как будто смутился. – А роман увлекательный… Любопытно было бы дочитать.

– Я пришлю вам экземпляр с автографом, – пообещал Борис.

– Если будут трудности с изданием, обращайтесь ко мне.

– Ну уж нет… Крепкая литература в протекции не нуждается.

– Гм… Как посмотреть. – Бек открыл сейф и достал рукопись с нижней полки. – Вы взяли этот сюжет из ваших реальных приключений?

– Что? – Борис на миг остолбенел, потом рассмеялся. – Нет, Генрих Рудольфович. Литература – это литература, а жизнь – это жизнь. Они не должны иметь никаких точек соприкосновения.

– Никаких?

– Ну, скажем, почти.

Вид денег в сейфе направил мысли Бориса в иное русло.

– Генрих Рудольфович, коль скоро вы открыли сейф, выдайте мне двадцать пять тысяч долларов.

– Зачем? – удивился Бек. – У вас что, денежные затруднения?

– Нет, – ответил Борис. – Но тут есть тонкость. Это должны быть именно ваши деньги.

– Почему мои?

– Потому что ваш Котов разгромил квартиру моего друга, а делать ремонт ему не на что. Конечно, я мог бы заплатить, но не находите ли вы, что это ваша проблема?

– А… Ну что же, раз так, берите. В сумку Бориса поверх рукописи посыпались запечатанные пачки долларов.

– Распорядиться, чтобы вас отвезли? – спросил Бек.

– Да, пожалуйста.

Бек взялся за телефонную трубку.

– До свидания, – сказал он Борису, когда тот шел к двери.

«Вряд ли мы когда-нибудь увидимся», – подумал Бо­рис.

Он ошибся. Они увиделись приблизительно через три часа, и причиной их новой встречи стали обстоятельства не менее загадочные и драматические, чем все происходившее до сих пор.

21

Из окна кабинета Бек смотрел, как отъезжает от виллы серебристый «мерседес», увозящий Градова. Прихватив бутылку хорошего виски, Генрих Рудольфович покинул кабинет, по дороге успокоительно кивнул шефу охраны и спустился в гостиную. Там он задернул шторы, чтобы укрыться от палящего солнца, и откупорил бутылку. На вращающейся стойке с видеокассетами он выбрал фильм, включил магнитофон.

Это был «Охотник на оленей» Майкла Чимино, любимая лента Бека. Тяжелый и мрачный фильм импонировал Беку потому, что повествовал о двух вещах – о стойкости человеческого духа и о том, что не бывает духа несгибаемого. Война раздавит кого угодно, а понятие «война» Бек трактовал широко.

Если бы кто-то подсмотрел сцену, разыгравшуюся в кабинете Бека, то мог бы подумать, что Генрих Рудольфович выдохся, поскольку сдался так быстро. Но это была лишь форма. Содержание, как всегда, лежало глубже. В различных обстоятельствах вынужденная реакция может выглядеть и малодушием, и мужеством. Очень трудно оценивать поступки людей правильно.

Ступени лестницы вели Бека к поражению. От эйфории первых дней, внезапно блеснувшей мечты – через перманентные неудачи реальных шагов – к осознанию недостижимости цели. Когда пришел Градов, Генрих Рудольфович уже подвел для себя итог, и его занимала в большей степени тактика оппонента, нежели борьба всерьез.

На экране играли в русскую рулетку, крутили барабан заряженного одним патроном револьвера, щелкали у виска. Играли пленные американцы, кровожадные вьетнамцы выли от восторга. Герой должен был погибнуть, потому что это – записанный на пленку фильм, и, сколько его ни запускай, все равно увидишь одно и то же. Логика событий неумолима, как логика движущейся магнитной ленты. Запись на пленке можно стереть и записать что-то новое, но это будет уже другой фильм, с самого начала другой.

Генрих Рудольфович налил рюмку виски, выпил, потом без перерыва еще одну.

– Пустяки, – произнес он вслух. – Подумаешь… Визгу много, а шерсти мало. – Он засмеялся и подмигнул собственному отражению в большом зеркале. – Кое-что я поте­рял… Но кое-что ведь и осталось, верно?

22

Бориса доставили к дому Мезенцева. Не чуя ног, он взлетел по лестнице, поднял руку к звонку и вдруг замер.

Дверь была приоткрыта, совсем чуть-чуть. Почему? Если кто-то из них вышел из квартиры… Или они оба… Зачем оставлять открытой дверь?!

Он толкнул дверную ручку, шагнул в прихожую.

– Оля? Андрей?

Молчание.

Оказавшись в гостиной, Борис сразу увидел человека, лежащего у стены в луже крови, лицом вниз. Градов вопреки очевидному не желал узнавать в нем Андрея, хотя одет он был как Андрей и сложен так же… Наклонившись, Борис с усилием перевернул лежащего.

Волосы Мезенцева слиплись от крови, кровь заливала лоб, щеки, закрытые глаза. Борис метнулся в кабинет, в кухню. Оли нигде не было. Тогда Борис вернулся к Андрею, попытался нащупать пульс. Несколько кошмарных мгновений ему казалось, что он держит руку трупа. Но тоненькая нить все же билась…

Градов кинулся в ванную, смочил полотенце в холодной воде, оттер кровь с лица друга. Мезенцев едва слышно застонал, разлепил веки.

– Борис…

– Это я, Андрей! Держись, я вызову «скорую»…

Борис сорвал трубку с разбитого аппарата, кое-как починенного Мезенцевым. Он долго объяснял, что произошел несчастный случай, что у его друга травма головы… Господи, да что же они выспрашивают, когда надо спешить?!

Наконец ему пообещали выслать машину. Борис вновь склонился над Мезенцевым.

– Андрей, ты можешь говорить? Что здесь было, Андрей? Где Оля?

Мезенцев снова издал тихий стон.

– Какой-то мужик… Я не отпирал, он сам вошел… Я его не знаю… Кажется, ударил меня… Ничего не помню…

– Сейчас приедет «скорая», я вызвал… Держись…..

Борису было ясно, что из квартиры необходимо уйти до приезда врачей. В подобных случаях они обязаны ставить в известность милицию, а Борису встречаться с ней не с руки. Но он не хотел покидать раненого друга, несмотря на то что ничем не мог помочь. Он выбрал промежуточное решение: широко распахнул дверь на лестницу, прислушиваясь к шагам. Периодически он смачивал лоб вновь лишившегося сознания Андрея холодным влажным поло­тенцем.

Снаружи, снизу донеслись голоса.

– Вроде этот подъезд…

– Смотри по номерам. Да, наверх надо…

Борис выбежал в прихожую, схватил сумку и поднялся на один лестничный пролет. Сверху он видел фигуры в белых халатах. Так, для Андрея он сделал все, что было в его силах… А Оля?

Мимо квартиры Мезенцева Градов спустился на улицу. Обогнув машину «скорой помощи», он зашагал прочь. Куда, зачем? Нет никакой возможности найти Олю. С чего хотя бы начинать? Обращаться к властям абсолютно бессмысленно, не говоря уж о том, что самого Бориса запрут под замок как личность крайне подозрительную, а расскажи он и малую часть своей подлинной истории, вообще отправят в сумасшедший дом. И ни одного человека, способного не то чтобы помочь, а просто поверить…

Ни одного, разве? Такой человек есть, и это Генрих Рудольфович Бек. Захочет ли он помогать Борису, узнав правду, – другой вопрос. Может быть, рассвирепевший Бек пристрелит Градова. Но идти больше некуда и не к кому.

Борис помахал рукой проезжавшей машине. Сперва водитель наотрез отказался везти его в такую даль, но Борис назвал цену, мигом положившую конец переговорам. Гра­дов мог поклясться, что водитель ломает голову над тем, кто его пассажир, готовый столько платить. Не улепетывает ли с места преступления?

К какому бы выводу ни пришел ошарашенный сказочной щедростью водитель, он благополучно высадил Градова у виллы Бека. Борис хотел было расплатиться по курсу рублями, обмененными в аэропорту, но водитель напомнил, что предложение было сделано в долларах. Тогда Борис запустил руку в сумку, вслепую распечатал одну из пачек, отдал деньги.

Генрих Рудольфович не стал скрывать удивления, когда охрана сообщила ему по телефону о визите Бориса, а вслед за тем и сам Градов появился в затемненной гостиной.

– Вы что-то забыли, Борис Михайлович?

Борис швырнул сумку в дальнее кресло, сел ближе к Беку.

– Нет, я ничего не забыл. Я в отчаянном положении, и помочь мне можете только вы.

– Вот как? Но позвольте, не далее… Требовательным жестом Борис остановил его.

– Подождите. Я прошу выслушать меня, не прерывая. Никакой Полиции Будущего не существует. Никакой организации, никого. Есть я, один я.

– Да что вы говорите? – саркастически процедил Бек.

– Это правда. Выслушайте.

– Ну-ну… – Бек поудобнее устроился в кресле.

Борис начал рассказывать – во всех подробностях, не упуская мелких деталей. Ему было важно, чтобы Бек узнал все, что знает он, Борис, без пробелов и неточностей. Все, включая Таню, АЦНБ, Джека Слейда, полет в Англию и обратно… А особенно истинные причины неудач людей

Бека.

– И вот я сижу перед вами, – закончил Борис, – а Оля исчезла, и без вас мне ее не найти.

Генрих Рудольфович с минуту после этих слов сохранял неподвижность, потом его силуэт в полумраке как-то странно затрясся. Борис с тревогой присмотрелся к нему и тут же понял, в чем дело. Магнат смеялся, все безудержнее с каждой секундой. Вскоре он хохотал так, что дребезжали оконные стекла.

– Ай да Борис Градов! – Он хлопал себя по коленям. – Так вы объегорили старого хитрого дядюшку Генриха, вы – никто и ничто!

– Вы сами себя объегорили, Генрих Рудольфович, – возразил Борис. – Вы так привыкли к сложным проблемам и еще более сложным решениям, что не сумели разглядеть простые вещи у себя под носом. Это называется аберрацией зрения…

Магнат оборвал смех.

– А папка, что я сжег на ваших глазах… Она была настоящей?

– Самой настоящей. Я не мог рисковать, обманывая вас, ведь предлагал же я пригласить вашего специалиста.

– И я держал ее в руках! Ключ к власти над миром!

– Ничего бы не вышло, Генрих Рудольфович, – сказал Борис. – В АЦНБ этим занимались покруче вас ребята, а что получилось? Они создали уничтожившее их самих существо. Это слишком опасная игрушка, такое никому не по зубам.

– Да, вероятно, – успокаиваясь, проговорил Бек. – Я подумал и об этом… Раса сверхлюдей? Гм, это чревато…

– И пусть не Полиция Будущего, но англичане теперь все знают. Они сумеют создать противовес, страховку на случай, если кто-то… Как – не моего ума дело, но уверен, что сумеют. Так что, по большому счету, я вас не обманул.

– А вот сейчас вы отдаете себе отчет, как рискуете? Вы в полной моей власти Я могу приказать расстрелять вас. Градов пожал плечами.

– Ну и прикажите. Толку никакого, зато моральное удовлетворение.

– Эта девушка так дорога вам? Настолько, что вы без колебаний вручили мне собственную жизнь?

– Да. Вы поможете мне?

Генрих Рудольфович поднялся из кресла.

– Помогу. Знаете, то, как вы провели меня, и прочие ваши подвиги… Вы большей частью следовали за событиями в ситуации вечного шаха. А вот сейчас вы нашли мужество прийти и не хитрить, а все рассказать, зная, чем это может грозить вам. Это – поступок.

– Спасибо, Генрих Рудольфович. – Борис нетерпеливо перескочил к единственной интересующей его теме. – Как мы будем искать Олю?

Бек отстучал пальцами дробь по крышке стола.

– Данных маловато… «Какой-то мужик», тоже мне особые приметы. Фотография девушки у вас есть? Борис развел руками.

– Я и адреса ее не знаю.

– Ничего, адрес узнаем на выставке, пошлем людей за фотографиями к ней домой.

– А если у нее дома нет фотографий?

– У красивой девушки нет фотографий? Но хоть паспорт у нее есть? В крайнем случае сделаем снимок с видеопленки на телевидении. Это первое. Второе: в милиции работает полковник Кондратьев. Когда я искал вас, он… Словом, второе – подключаем его. Узнаем, в какую больницу отвезли вашего друга Мезенцева, пусть человек Кондратьева сидит у постели и ждет, когда можно будет снять показания. Авось Андрей что-нибудь вспомнит… Затем опрос жильцов дома Мезенцева – за период времени, пока вы ездили ко мне с папкой. Ориентировка постам ГИБДД по снимкам девушки… Так, что еще… – Бек позвонил Кондратьеву и велел срочно прибыть на виллу. После этого он спросил Бориса: – А у вас имеются хоть какие-то догадки, пусть самые фантастические? Все может пригодиться. Кто мог похитить Ольгу?

– Не знаю. Если не ваши люди напали на нас в Англии…

– Нет, не мои.

– Это вряд ли могли быть и люди АЦНБ.

– Но вы рассказали, что Слейд…

– Да, «крот»… Не знаю. Не могу понять зачем. Я думаю, если и был «крот», то он работал, постоянно или только в одном случае, и на какую-то третью силу.

– Что ж, – вздохнул Бек, – поищем эту силу.

23

Вилла Генриха Рудольфовича Бека превратилась в штаб операции. Сюда стекались сведения от групп Кондратьева и самого Бека.

К следующему полудню во мраке полной неизвестности забрезжил слабый свет.

Андрей Мезенцев, пришедший в себя в больнице, более или менее связно изложил картину случившегося Градову и милицейскому лейтенанту, работавшему на Кондратьева.

– Через полчаса после твоего ухода, Борис… Мы с Олей разговаривали в комнате… В двери как будто ключ заскре­жетал. Я подумал, что это мог ты почему-то вернуться, у тебя же был ключ… Вышел в прихожую… Дверь очень резко распахнулась, и на пороге – этот мужик.

– Он был вооружен? – спросил милицейский лейте­нант.

– Нет. В руках у него была какая-то железяка, но не пистолет и не нож. Я бросился бежать в комнату… Он меня настиг и сзади – по черепу. Я отключился…

– Опишите его, – попросил лейтенант.

– Да я его меньше секунды видел. Довольно высокий, ростом с вас, плечистый, глаза, по-моему, серые. Точно не скажу. Подбородок округлый, короткая стрижка. Цвет волос? Не помню. Обычное лицо, ничего примечательного. Возраст – лет сорок. Одежда? Самая обыкновенная, летняя. Светлые брюки, рубашка тоже светлая, но не белая. Бежевая, что ли…

Лейтенант мучился с Мезенцевым около сорока минут, выуживая подробности, но дело так и не продвинулось. Зато теперь было известно точное время нападения, а это опора для работы со свидетелями.