Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Записки прокурора

ModernLib.Net / Детективы / Безуглов Анатолий Алексеевич / Записки прокурора - Чтение (стр. 10)
Автор: Безуглов Анатолий Алексеевич
Жанр: Детективы

 

 


      27 августа 1977 года в ноль часов тридцать минут Козлов П.Г. в нетрезвом состоянии зашел в автобус No 1. На предложение кондуктора Харчевой Л.И. взять билет ответил грубостью, начал выражаться нецензурными словами. Тогда Харчева сказала Козлову П.Г., что, если он не возьмет билет, она будет вынуждена остановить автобус. После этих слов кондуктора Козлов начал избивать ее..."
      Я посмотрел в зал. Большинство людей, по-моему, относилось к Козлову осуждающе. Репортер районной газеты со скучающим видом поглядывал по сторонам, а потом что-то шепотом сказал своему соседу, и по движению его губ я понял: "Мелкое дельце".
      Судья перевел взгляд на подсудимого.
      Козлов не сидел с низко опущенной головой, у него не было виноватого вида. Наоборот, он молодцевато расправил плечи и с независимым видом поглядывал на окружающих.
      - "...Виновность Козлова, - продолжал читать Чернышев, - полностью подтверждается показаниями потерпевшей и свидетелей. Так, потерпевшая Харчева показала: "27 августа 1977 года, когда мы ехали последним рейсом, на остановке "Гастроном" вошел гражданин высокого роста, как я позднее узнала, по фамилии Козлов. Зашел и сел. Я предложила ему приобрести билет, а если у него есть проездной, предъявить его. Тогда он стал ругаться. Я сказала, что буду вынуждена остановить автобус. После этого Козлов бросился на меня и начал избивать. Вначале ударил ногой в живот, а потом руками по лицу. Из носа пошла кровь. Я закричала. В это время как раз на остановке "Семеновская" вошел пассажир, как потом я узнала, по фамилии Кошелев и спросил: "За что бьете?" В ответ Козлов заругался и толкнул Кошелева. В этот момент подоспел водитель автобуса Грошин, и они, то есть Грошин и Кошелев, схватили Козлова и вывели из автобуса. Он продолжал ругаться..."
      В зале зашумели, послышались слова: "Хулиган! Управы на них нет!.. Только репортер продолжал сохранять невозмутимый вид, да женщина в первом ряду недовольно посмотрела на возмущавшихся.
      "Наверное, родственница Козлова, - подумал я. - А может быть, мать".
      У народного заседателя Шевелева заходили под кожей желваки. Он нервничал. А Валентина Эдуардовна не проявляла никаких эмоций.
      - "...Свидетель Грошин на предварительном следствии заявил, - продолжал читать обвинительное заключение судья, - что поднявшийся в автобусе крик, а затем и плач Харчевой привлекли его внимание. Он остановил автобус, и когда вошел через заднюю дверь, то увидел, как Козлов толкнул Кошелева..."
      - Подсудимый Козлов, признаете себя виновным? - спросил судья.
      Козлов бросил в притихший зал решительное и короткое:
      - Нет!
      Женщина с пухлым лицом, сидящая в первом ряду, не удержалась и выкрикнула:
      - Правильно, Петенька, правильно...
      На лицах других присутствующих в зале суда отразилось полное недоумение.
      "Зачем он это делает?" - подумал я, услышав заявление подсудимого, который на предварительном следствии полностью признал предъявленное ему обвинение.
      - Каково мнение сторон о порядке допроса? - спросил судья.
      Я предложил заслушать вначале показания потерпевшей, затем свидетеля, после чего допросить подсудимого.
      - Я тоже так считаю, - заявил Вильнянский.
      Не возражала и потерпевшая Харчева. Это была совсем еще молоденькая девушка, с курносым носиком и живыми серыми глазами.
      Посовещавшись на месте, суд согласился с предложенным порядком и решил приступить к судебному следствию.
      Как и положено по закону, Николай Максимович, прежде чем допрашивать потерпевшую, разъяснил ей, что она должна говорить суду правду и только правду, а за отказ от дачи показания и за дачу заведомо ложных показаний она может быть привлечена к уголовной ответственности по статьям 181 и 182 Уголовного кодекса РСФСР.
      После этого Харчева подошла к столу секретаря судебного заседания, расписалась в том, что предупреждена, и встала перед судом в ожидании вопросов.
      - Что вы можете сказать по данному делу? - обратился судья к потерпевшей.
      Я заметил, как она волнуется. И ее волнение понятно: выступать пред судом, перед целым залом... Не каждый сохранит спокойствие.
      - Наш автобус ехал последним рейсом, - тоненьким голоском как-то жалобно начала Харчева. - Когда Козлов вошел, я предложила взять билет. Он встал и хотел заплатить за проезд, но автобус в это время тряхнуло, и он случайно задел меня по лицу...
      В зале стали удивленно переглядываться, а затем переговариваться. Женщина из первого ряда утвердительно замотала головой, как будто присутствовала при этом, и даже репортер оживился и вытащил из кармана помятый блокнот.
      - Козлов не хулиганил, не ругался, - продолжала она, - а задел меня по лицу совсем случайно. Понимаете, нос у меня слабый: чуть что - сразу кровь. И от жары так бывает.
      Шум в зале нарастал. Судья призвал присутствующих в зале к порядку:
      - Тише, товарищи, тише! Потерпевшая Харчева, продолжайте.
      - Так вот я и говорю: кровь пошла у меня из носу. А вошедший на остановке пассажир Кошелев увидел кровь и подумал, что Козлов меня ударил, стал обвинять Козлова в хулиганстве, хотя тот совсем ни при чем. И я лично к нему никаких претензий не имею...
      - За что Козлов толкнул Кошелева? - спросил судья.
      - Не знаю, я не видела.
      - Но ведь вы на предварительном следствии, - начал я, - давали другие показания. Чем вы объясните это противоречие?
      Харчева неопределенно пожала плечами.
      - Я не знаю... Может быть, следователь неправильно записал. Да, я еще хочу сказать: в тот день у меня, кажется, была температура...
      - Вы говорите, что Козлов не отказывался платить за проезд? - спросил потерпевшую адвокат Вильнянский.
      - Нет, не отказывался.
      - Хорошо, - кивнул адвокат, делая на листочке какие-то пометки.
      - Почему же вы, - обратился я вновь к потерпевшей, - на предварительном следствии не заявили, что все это недоразумение, что Козлов ни в чем не виноват?
      - Не знаю, - неуверенно ответила она. - Как-то так получилось...
      - Видимо, допрос свидетеля Грошина внесет ясность в дело, - решил Николай Максимович и предложил Харчевой сесть на свое место.
      - Пригласите свидетеля Грошина, - попросил судья.
      Открылась дверь. Вместо Грошина вошла полная женщина с огромной хозяйственной сумкой, из которой торчал кочан капусты.
      В зале возникло оживление. На минуту все забыли о судебном заседании, о свидетелях.
      Но уже скоро судье удалось восстановить тишину. Полная женщина с хозяйственной сумкой потеснила кого-то в первом ряду и села прямо против Николая Максимовича. У нее действительно был очень смешной вид, и сам Чернышев с трудом удерживался от улыбки.
      - Пригласите свидетеля Грошина, - еще раз повторил он.
      - Я здесь.
      Оказывается, никто не заметил, как во время суматохи в зал вошел свидетель. Теперь все с интересом разглядывали его. Это был высокий, интересный парень, с несколько самодовольным видом, одетый в модные джинсы и спортивную куртку.
      - Я Грошин. Спрашивайте. Лишнего времени нет, на работу надо. План...
      Чернышев пристально посмотрел на Грошина, и тот под его взглядом замолк.
      - Что вы можете нам сообщить по этому делу? - обратился судья к Грошину после того, как ему был разъяснен гражданский долг и обязанность правдиво рассказать все известные обстоятельства, относящиеся к данному случаю, и сделано предупреждение об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
      - Знаете, товарищи, - заговорил Грошин, - я, может быть, и резко, по-рабочему скажу, но все это дело, из-за которого меня сюда пригласили, яйца выеденного не стоит...
      - Ваши умозаключения можете оставить при себе, - строго заметил судья. - Говорите по существу.
      - А я и говорю по существу, что дела-то и нет...
      Грошину, видно, понравился собственный каламбур, и он засмеялся, поглядывая в зал, словно ожидая оттуда поддержки.
      - Козлов спокойно вошел в автобус, взял билет, а когда хотел сесть, вагон тряхнуло, и он случайно задел Харчеву по лицу. А у нее, товарищи, нос очень слабый: чуть что - кровь так и хлещет...
      - А зачем же вы тогда остановили автобус? - спросил судья.
      - Во-первых, это была остановка, а во-вторых, я услышал шум: это Кошелев с бранью набросился на Козлова.
      - А на предварительном следствии вы давали такие же показания? спросил я.
      - Конечно.
      - Прошу зачитать его показания, - обратился я к суду.
      Зал молчал, понимая, что наступил важный момент, что от правильности показаний Грошина зависит многое.
      Судья стал читать:
      - "...Я услышал крики в автобусе, брань, затем плач Харчевой. Войдя в автобус через заднюю дверь, я видел, как Козлов толкнул Кошелева. У Харчевой из носа текла кровь. "Вот этот меня ударил", - сказала она, показывая на Козлова. Вместе с пассажиром Кошелевым мы уняли разбушевавшегося хулигана".
      - Что вы на это скажете? - спросил я.
      - Подписал не читая, - не задумываясь ответил Грошин.
      Народный заседатель Шевелев как-то растерянно посмотрел на судью.
      - Есть еще показания другого свидетеля, - спокойно заметил судья. Кошелева Вадима Лазаревича. Он, правда, отсутствует на сегодняшнем заседании, поскольку находится в командировке.
      - Прошу огласить его показания, данные на предварительном следствии, вновь обратился я к суду с ходатайством.
      Адвокат не возражал.
      - Так как свидетель Кошелев сейчас отсутствует, - начал говорить судья, но в это время женщина с хозяйственной сумкой, наделавшая столько переполоха во время заседания, как школьница, подняла руку, а потом встала и заявила:
      - Товарищ прокурор, товарищи судьи, а мой брат как раз сегодня приехал...
      В зале опять засмеялись.
      - Простите, но при чем тут ваш брат? - спросил судья.
      - Речь идет о свидетеле Кошелеве, - вмешался народный заседатель Шевелев.
      - А я о ком говорю? Вадим Кошелев и есть мой брат. Он сегодня рано утром приехал...
      Суд, посовещавшись на месте, решил прервать судебное заседание и вызвать свидетеля Кошелева.
      Через час судебное заседание возобновилось. В зале переговаривались, но, когда вошли и сели на свои места судья и заседатели, все стихли и воцарилась тишина.
      - Свидетель Кошелев, - сказал Николай Максимович, - вы должны говорить суду только правду...
      - Постараюсь, - сказал, расписываясь, Кошелев. - Врать не в моих привычках.
      - Расскажите, что произошло в автобусе. Постарайтесь вспомнить все. Это очень важно.
      - Хорошо. Это было двадцать седьмого августа, - начал свой рассказ Кошелев. - Да, двадцать седьмого. В тот день после работы у нас было профсоюзное собрание. Длилось оно очень долго, было много вопросов, споров. А потом еще концерт. Одним словом, освободился я поздно вечером, было около двенадцати ночи. Когда подошел автобус, я услышал крик, а потом увидел, как вот этот мужчина, - Кошелев показал на подсудимого, - избивает кондуктора. Я хотел остановить хулигана, он толкнул меня...
      - Это неправда! - бросил с места Грошин.
      - Что - неправда? - удивленно спросил Кошелев.
      - Да как же вам не стыдно, уважаемый товарищ, - продолжал Грошин. Зачем вы возводите поклеп на честного человека? Ведь все было не так, как вы говорите. Ну, скажите, зачем вам потребовалось привлекать к суду ни в чем не повинного человека?
      - Свидетель Грошин, будете говорить, когда вас спросят, - строго оборвал судья.
      - А я уже все сказал.
      Кошелев помолчал несколько минут, удивленно глядя то на Козлова, то на Грошина, то на притихший зал.
      - Тут явно какое-то недоразумение, - наконец сказал он. - Конечно же, здесь недоразумение... А может, я что-нибудь не так?..
      В зале тишина. Всем понятно: кто-то из свидетелей врет. Но кто? От этого зависит очень многое и в первую очередь - приговор суда, который в соответствии с законом основывается на тех доказательствах, которые были рассмотрены в судебном заседании.
      - Видимо, вы, товарищ Грошин, - говорит Кошелев, - не все видели или забыли, как все произошло.
      - Прекрасно видел и помню. Да и Харчева может подтвердить мои слова... Правду я говорю, Люба?
      Девушка, не поднимая глаз на людей, утвердительно кивнула головой.
      - Свидетель Грошин, встаньте, - сказал судья. - Вы слышали показания Кошелев а?
      - Да. И утверждаю, что это неправда.
      Кошелев, несколько растерянный, стоит молча.
      - Хорош гусь, - зло бросила из первого ряда женщина в косынке, по-монашески надвинутой на лоб.
      - Я настаиваю на своих показаниях, - вновь заговорил Кошелев. - И, если можно, прошу допросить при мне кондуктора Харчеву... Понимаете, Грошин в лучшем случае что-то путает, а в худшем... Я даже на знаю что сказать...
      Кошелев пристально посмотрел на Харчеву. Она, видимо, почувствовав его взгляд, старалась не поднимать глаз, чтобы не встретиться взглядом. Затем плечи Харчевой начали подергиваться: она заплакала.
      - Довели человека до слез! - не унимался Грошин.
      Харчева подняла голову и посмотрела на всех заплаканными, покрасневшими глазами.
      - Это не он довел меня до слез, - глотая слезы, сказала она, кивая на Кошелева. - А... ты, Владимир, ты...
      Грошин предостерегающе поднял палец к губам: дескать, молчи.
      - Нет, я молчать не буду, достаточно с меня вранья и позора... Все из-за тебя...
      Члены суда с вниманием слушали ее, репортер что-то быстро записывал в блокнот.
      - Я сказала неправду, - продолжала Харчева, вытирая платком глаза. - Но я не могу больше... Я должна, я обязана рассказать все, как было, потому что из-за меня честного человека, Кошелева, стали подозревать... А ведь то, что рассказал вам Кошелев, - чистая правда. Козлов действительно отказался платить за проезд, ругался, а когда я сказала, что остановлю автобус, он начал бить меня ногой и кулаками...
      - А почему же здесь, на суде, вы, Харчева, старались защитить Козлова? - спросила народная заседательница Ромова. - Почему пытались выгородить его?
      - Я не собиралась защищать Козлова. Я сама прекрасно понимаю, что он хулиган...
      Грошин опять предостерегающе поднес палец к губам.
      - Нет, не буду я молчать... Понимаете, как произошло? Позавчера, часов в 9 вечера, ко мне пришли Грошин и мать Козлова Евдокия Семеновна. Вон она сидит в первом ряду... - Харчева указала на женщину в косынке и вдруг замолчала.
      - Продолжайте, продолжайте, мы слушаем, - сказал судья.
      - Так вот, пришли они ко мне. Мать Козлова в слезах. С Грошиным она, видимо, еще раньше переговорила Вот Владимир, то есть Грошин, и стал выступать: понимаешь, говорит, конечно, Козлов перед тобой очень виноват, и уж как только освободят его, он придет и прямо на коленях будет извиняться. Ну, а сейчас мы должны ему помочь, выручить парня из беды. Сама, мол, знаешь, сейчас за хулиганство строго. Посадят. А он у матери единственный сын, а старуха - человек больной, сердце у нее плохое и еще двадцать четыре удовольствия... Мать Козлова, Евдокия Семеновна, в это время прямо слезами исходила. Посмотрела я на нее и жалко стало. А Грошин еще больше меня разжалобил, невеста, говорит, у него есть, хорошая девушка. Они в следующее воскресенье хотели в загс идти, да видишь, как оно нескладно получилось...
      Мать Козлова мне уже чуть руки не целует. Я подумала, подумала да и говорю: ладно, я скажу на суде, что он это нечаянно сделал. Но ведь есть еще один свидетель. Он тоже уже согласился простить? Оказалось, что мать Козлова с Грошиным уже ходили к нему домой, и им сказали, что он в командировке и приедет не скоро... Вот и все, товарищи судьи. Мне стыдно, стыдно смотреть в глаза и Кошелеву, и вам, и всем...
      Харчева вновь расплакалась.
      Когда судебное следствие закончилось, судья предоставил мне слово для произнесения обвинительной речи. Текст этой речи не сохранился, а воспроизводить ее заново, спустя много лет, - дело сложное. Но хорошо помню, что, выступая по делу Козлова, я начал с оценки общественной опасности, которую представляет собой хулиганство, а затем перешел к анализу доказательств. Виновность подсудимого теперь не вызывала у меня никаких сомнений. Да, сидящий на скамье подсудимых Козлов - злостный хулиган, который должен быть лишен свободы. Ну, а как быть со свидетелями, теми, кто презрев свой гражданский долг и обязанность перед законом, лгали суду, пытались выгородить преступника?
      Отвечая на этот поставленный в обвинительной речи вопрос, я попросил суд возбудить в отношении их уголовное дело.
      После этих слов присутствующие в зале суда, словно по команде, повернулись в сторону Грошина и Харчевой. Лица их были растерянными: такого исхода они никак не ожидали.
      У Козлова оставалась последняя надежда - адвокат. Он посмотрел на него умоляющими глазами. Виктор Васильевич Вильнянский был квалифицированным, опытным защитником. И говорил прекрасно. Но несмотря на все его старания, облегчить участь подсудимого было трудно. Адвокат просил суд о снисхождении.
      А когда суд предоставил Козлову последнее слово, он только и сказал:
      - Прошу не лишать меня свободы.
      Суд удалился на совещание для вынесения приговора.
      Часа через полтора мы стоя слушали приговор суда.
      - ...Руководствуясь статьями 301 и 303 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, - громко и внятно читал судья, - суд приговорил Козлова Петра Григорьевича по статье 206 части второй Уголовного кодекса РСФСР к трем годам лишения свободы.
      Когда судья кончил чтение приговора, зал сразу оживился, кто-то спорил, что-то доказывал. Репортер захлопнул свой блокнот. Грошин застегнул "молнию" на своей спортивной куртке, махнул рукой и направился к выходу. Но судьи продолжали стоять. И когда Грошин был уже в дверях, он услышал, как в зале наступила тишина и судья стал читать новый документ. Он решил уйти, не слушать, здесь его больше ничего не интересовало, но вдруг громко произнесенная его фамилия заставила остановиться и выслушать последние слова судьи:
      - За дачу ложных показаний суд определил возбудить против Грошина Владимира Терентьевича и Харчевой Любови Ивановны уголовное дело по статье 181 Уголовного кодекса РСФСР...
      Грошин так и окаменел в дверях. Только теперь он понял: суд согласился с мнением прокурора и вынес определение о возбуждении уголовного дела.
      Предварительное следствие по делу Грошина и Харчевой длилось недолго.
      На этот раз Грошин не пытался отрицать свою вину и выложил сразу всю правду на первом же допросе. Он рассказал, как Евдокия Семеновна Козлова, узнав, где живет Грошин, пришла к нему незадолго до суда. Она пригласила его к себе домой. Сначала Козлова говорила, что просто хочет узнать все подробности, чтобы передать их адвокату, которому это поможет при защите сына. Когда Грошин пришел к ней домой, то увидел богато накрытый стол.
      В гостях у Козловой он крепко выпил. После этого она и стала выкладывать ему свой план.
      - Ты, сынок, не бойся. Все будет шито-крыто...
      - А я и не боюсь, - выпятив грудь, заговорил подвыпивший Грошин. - Чего мне бояться? Это твоему сыну, Петьке, бояться надо. Как пить дать угодит за решетку.
      - А может, и не угодит, - не унималась Козлова. - За этим я тебя и позвала. Выручи, Володенька, век буду за тебя бога молить!
      - Я, тетка, атеист. В бога не верю. Ты говори, чего тебе надо, а там посмотрим...
      - Да все очень просто, - прошептала Козлова. - Ты на суде скажи, что все было не так. Что не бил Петя никого по лицу, не хулиганил, мол, не сквернословил... Понимаешь?
      - Ну, допустим, я это скажу. Но ведь, кроме меня, еще два свидетеля будут - Любка Харчева и этот, как его, Кошелев... С Любкой я как-нибудь договорюсь, а вот с Кошелевым...
      - А к Кошелеву мы вместе сходим. Не захочет же он, чтобы молодой парень из-за всякой ерунды срок отбывал...
      - А кто его знает? Он на вид человек-то вроде серьезный... Но попробовать, конечно, можно. Попытка не пытка, сама знаешь.
      - Ну, вот и договорились... Спасибо тебе, сынок. Век не забуду...
      - Это ты, тетка, брось. Мне ни к чему, чтоб меня век помнили. Я не Пушкин... Я материалист, понимаешь? А что значит материалист? Это значит, что интересуюсь благами материальными. Поняла?
      Евдокия Семеновна оказалась догадливой. Скоро на столе перед Грошиным лежали джинсы, купленные для сына. Те самые джинсы, в которых Грошин и пожаловал на суд.
      - Ну, а как Петьку моего освободят, - говорила она, - так мы тебе еще подбросим, не сомневайся. Деньги у сына есть...
      - Я, тетка, воробей стреляный. Так и запомни: на мякине провести Владимира Терентьевича Грошина невозможно. И заруби себе это на носу!
      - Да что ты?! Мы же с тобой теперь, как это говорится, союзники. И у нас друг к другу должно быть полное доверие...
      - Вот то-то, - назидательно сказал Грошин.
      - Я так думаю, - говорила Козлова, - что эту девчонку, кондукторшу... как ее, бишь, кличут?
      - Харчева, - подсказал Грошин.
      - Вот-вот, Харчева. Так ее тоже того, подмазать нужно. Какой ей подарочек, а?
      - Э, нет, тетка. С Любкой твой номер не пройдет. Она не я. Что она в жизни понимает? Ничего. Материальные блага ценит? Отвечу: нет, не ценит. Душу такого человека, как ты, поймет? Нет, не поймет. К ней другой подход нужен... Чу, кто такая Харчева? Принципиальная! Но ведь она кто? Баба! А как бабу пронять небось сама знаешь? Жалостью. Но прежде мы с тобой к Кошелеву сходим, ты там поплачься как следует... Ну, а если он и не согласится, черт с ним. Ведь нас будет двое - я и Любка, а он один. Конечно же, поверят нам...
      Назавтра утром Козлова и Грошин отправились к Кошелеву. Но там им сказали, что Вадим Лазаревич уехал в командировку и будет через месяц, никак не раньше.
      - Ты, тетка, прямо в рубашке родилась, - сказал ей тогда Грошин. Теперь нам только осталось Любку уломать, но, по-моему, это дело простое...
      И вечером того же дня они пожаловали к Харчевой "в гости". Сначала Люба наотрез отказывалась врать на суде, но затем доводы Грошина, а в особенности мольбы и слезы Козловой подействовали на нее...
      Дело по обвинению Грошина и Харчевой слушалось выездной сессией народного суда в клубе автобусного парка.
      В этом клубе часто устраивались выставки картин самодеятельных художников. На сцене их товарищи по работе выступали в ролях Павки Корчагина, Городничего, Гамлета и Любови Яровой. В актовом зале клуба не раз звучали стихи, написанные своими поэтами...
      Но в тот день здесь заседал народный суд. И все люди, сидящие в зале, явились сюда не из любопытства, не жажда каких-то развлечений привлекла их. Они пришли потому, что на скамье подсудимых оказались люди, которых они хорошо знают, чьи судьбы им не безразличны.
      За столом рядом со мной сидел лучший водитель парка Михаил Кириллович Кильдеев. Он - общественный обвинитель. Ему доверили товарищи по работе выступить от их имени.
      Идет судебное следствие. Дают показания подсудимые, свидетели. Участники процесса задают вопросы. Присутствующие с нетерпением ожидают выступления Михаила Кильдеева. Наконец, судья говорит:
      - Слово предоставляется общественному обвинителю.
      - Товарищи, - начал свою речь Кильдеев, - многие из вас давно знают Грошина, вернее, работают с ним. Ведь Грошин трудится в нашем парке с 1970 года.
      Многие из вас, наверное, помнят, как около года назад выяснилось, что Грошин покупает так называемый "левый" бензин, чтобы о нем говорили, как об одном из лучших производственников, экономящих горючее. И он со спокойной совестью несколько раз даже премии получал за это.
      Отвратительный поступок Грошина вызвал тогда у нас у всех справедливое негодование, и мы даже хотели просить администрацию парка уволить Грошина, потому что он позорит нас, потому что он позорит высокое звание советского человека. Но он тогда сумел убедить нас в том, что глубоко осознал свою вину, что больше никогда так не поступит. Что-что, а клятвы он давать умеет...
      Грошин и сегодня ведет себя неискренно. Вы помните, как свою ложь в суде он пытался объяснить состраданием к матери хулигана Козлова, любовью ко всем матерям. Так ли это?
      Кое-кто из здесь присутствующих знает, что у Грошина есть старушка мать, которая живет в другом городе, что Грошин у нее единственный сын, что получает она небольшую пенсию, а он никогда не помогал ей и даже не писал писем. И семидесятилетняя больная мать хотела через суд взыскать с Грошина алименты. Узнав об этом, он уговорил ее отозвать исковое заявление.
      Я сейчас так подробно рассказываю о Грошине потому, что некоторые наши работники на собрании даже выступали с предложением взять его на поруки. А преступление Грошина - это не случайный проступок, это следствие всей его непутевой, нечестной жизни. Он пришел к выводу, что все ему сходит безнаказанно, что он всегда сумеет вывернуться из любого положения. Наверное, он надеялся, что и сегодня коллектив выступит на его защиту, попросит отдать его на поруки. Но Грошин ошибся. Мнение подавляющего большинства членов нашего коллектива таково: Грошин должен понести строгое наказание...
      А теперь я перейду к поступку Харчевой. На первый взгляд может показаться, что ее вина ничуть не меньше вины Грошина. Но, товарищи, разве Люба Харчева делала это из каких-то корыстных побуждений? Конечно, нет! И в этом никто не сомневается. Мы знаем Любу как действительно чуткого, отзывчивого человека. Именно на этой отзывчивости и сыграл Грошин. Как говорится, сыграл на слабой струнке. Доброта и отзывчивость - это чудесные качества. Но когда эти качества толкают человека к защите хулигана - это уже зло. Никакой пощады не должно быть у нас к хулиганам! Бороться против них наш долг! Харчева поступила неправильно, поступила нечестно и, значит, должна понести наказание. Но мы не можем забывать, что разные мотивы толкнули ее и Грошина на преступление. И мы по-разному должны к ним отнестись.
      Харчевой наш коллектив верит. В прошлом она ничем не запятнала свою совесть. О ней всегда можно было услышать только добрые слова.
      Нельзя не принять во внимание и то, что Люба нашла в себе достаточно сил, смелости, чтобы во время судебного заседания по делу Козлова исправить свою ошибку, во всем признаться, хотя и понимала, чем ей это грозит. Харчева помогла разоблачить Грошина, и это тоже немаловажно.
      Наш коллектив поручил мне обратиться к суду с просьбой не лишать свободы Любовь Харчеву и передать ее нашему коллективу для перевоспитания. Мы понимаем ее вину и не стремимся ее преуменьшить. Но мы уверены, что сможем воспитать из Любы Харчевой настоящего человека, достойного уважения, и убеждены, что она оправдает наше доверие...
      Не скрою, речь Михаила Кильдеева мне понравилась. И, выступая вслед за ним, я как прокурор поддержал основное положение и выводы общественного обвинения, которые, судя по реакции зала, разделялись если не всеми, то абсолютным большинством присутствующих.
      Выступили адвокаты. Первым говорил тот, что защищал Грошина. Его предложение применить к Грошину условное осуждение было встречено гулом неодобрения.
      Суд удалился на совещание, и сразу в зале стало шумно. О Грошине как будто забыли, но зато имя Харчевой не сходило с языка.
      - Жалко дивчину, - сказала пожилая женщина в скромном сером платье. И, главное, видно, что уж очень переживает она, что слезы у нее от самого сердца идут.
      - Верно, жаль, - подхватил рядом сидевший мужчина. - Вся жизнь у нее впереди, но этот день она надолго запомнит.
      Всех присутствующих очень волновал вопрос: отдадут ли Харчеву на поруки. И не было среди присутствующих ни одного человека, который бы не хотел этого.
      И вот, наконец, чтение приговора. Весь зал стоит, напряженно затаив дыхание, а судья ровным голосом медленно читает:
      - ...Признать вину Грошина и Харчевой доказанной... Приговорить Харчеву Любовь Ивановну по статье 181 Уголовного кодекса РСФСР к одному году лишения свободы, но, принимая во внимание ее чистосердечное признание и ходатайство коллектива автобусного парка, считать меру наказания условной с испытательным сроком два года и передать Харчеву Л.И. коллективу автобусного парка для перевоспитания и исправления...
      В зале невольно пронесся вздох облегчения. Судья на мгновение поднял голову и чуть заметно улыбнулся уголком губ.
      - Грошина Владимира Терентьевича, - продолжал чтение приговора Чернышев, - по статье 181 части второй Уголовного кодекса РСФСР приговорить к трем годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии...
      Грошин внимательно вслушивается, стараясь не пропустить ни единого слова. Но вот оглашение приговора окончено, а он как будто еще ждет чего-то. Вдруг скажут, что "условно", что его тоже "передать коллективу для перевоспитания", вдруг произойдет чудо. Но зал постепенно начинает пустеть. Судьи удаляются. И Грошин понимает, что чуда не произойдет.
      Два милиционера становятся по бокам. Грошина взяли под стражу.
      СЛУЧАЙ В ГОРАХ
      Вернулся из отпуска я отдохнувший, просмоленный ветром Балтийского моря. И несколько размагниченный. Но сразу пришлось с головой окунуться в работу: в прокуратуре скопилось много дел.
      Не успел я еще войти в привычное русло, раздался звонок из области. Помощник прокурора области, курирующий наш район, сказал:
      - Захар Петрович, хорошо бы вам самому как районному прокурору поддержать в суде обвинение по делу Емельяновой.
      - У нас такого в производстве нет, - ответил я, отлично зная, какие велись у нас дела.
      - Позвоните в суд. Оно направлено в Зорянский народный суд по указанию заместителя Председателя Верховного Суда РСФСР.
      - А что такое?
      - Емельянова проживает у вас. И другие лица тоже. Учитывая это, и направили дело к вам...
      - Что же, если вы считаете, что обвинителем непременно должен быть я, не возражаю...
      В тот же день позвонили и с телевидения. Ведущий областного тележурнала "Закон есть закон" интересовался, когда будет слушаться дело Емельяновой. Я посоветовал позвонить по этому вопросу Чернышеву - председателю Зорянского районного народного суда.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21