Хромой из Варшавы - Кинжал и яд

По правде говоря, после прихода во дворец она почти забыла о своей любви. Все здесь было так ново и так чудесно! Вокруг нее суетились прислужницы, ей подарили великолепные наряды и драгоценности, а еда здесь была такой восхитительной, о какой прежде она и помыслить не могла. Во дворце было столько цветов и шелковых занавесей, столько резных столиков и изящных статуэток! Разумеется, Муянга был не в состоянии обеспечить племяннице столь изысканное существование, и Е Хо Нала отдала бы все, чтобы не возвращаться в жалкий дом на аллее Прудов.

Но при виде Жон Люя в красном офицерском облачении она вдруг ощутила страшную тоску, и роскошь дворца потеряла для нее всякое очарование. Теперь она видела только этого высокого стройного юношу с горделивой осанкой и прекрасным лицом. И от всего сердца вознесла мольбу богине милосердия Гуань Инь, чтобы ее не выбрали…

Жон Люй не смотрел на нее: он не имел на это права. Впрочем, двери затворились сразу же, как только девушки гуськом прошли в зал. Теперь следовало подчиниться воле судьбы, а судьба повелевала преклонить колени у подножия трона.

Опустив голову и уткнувшись взглядом в пол, Е Хо Нала почти ничего не видела — только золотые лакированные ступени трона, покрытые многоцветным ковром, и две пары желтых туфель, расшитых изумрудами и жемчугом. Туфли императора и его матери.

Между тем девушке очень хотелось взглянуть на молодого властелина. Интересно, как он выглядит? Разумеется, во всем городе возносили хвалу его мудрости, красоте и храбрости, но Е Хо Нала за свою недолгую жизнь уже успела убедиться, что так говорят о любом императоре, каким бы он ни был. Лесть входила в обя-, занности придворных. Нынешнему владыке исполнился двадцать один год — это было все, что она знала.

Распростершись на полу в своем атласном платье персикового цвета и молясь всем богам, чтобы не упала надетая на голову непрочная тиара, Е Хо Нала услышала, как главный евнух называет ее имя, возраст и род. В ней нарастал внутренний протест, и она вдруг ощутила безумное желание бежать из этого дворца, в котором внезапно начала задыхаться…

Однако вечером Е Хо Нала приняла императорский вердикт с обычным своим бесстрастием. Вместе с тремя другими девушками ее выбрали в качестве наложницы, тогда как супругой императора должна была стать ее дальняя родственница Сакота. Лишь когда прислужницы и евнухи удалились, принеся ей свои поздравления, она закрыла глаза. Рана в сердце ныла все сильнее. Отныне она будет вечной узницей Запретного Города…

Менее стойкая душа, быть может, преисполнилась бы отчаяния: участь императорской наложницы была не такой уж завидной. Случалось, что их никогда не призывали разделить ложе повелителя, поскольку император предпочитал других женщин. Заброшенные девушки незаметно старились и седели. Они оставались женами без мужа и детей, а единственным их развлечением были гаремные сплетни и свары…

Однако Е Хо Нала решила во что бы то ни стало избежать подобной судьбы. Если звездам было угодно поместить ее в этот дворец и навсегда отнять у нее мужчину, которого она любила больше всего на свете, то пусть эта жертва не окажется напрасной. Конечно, она не будет счастлива, но зато станет могущественной… самой могущественной! Потеряв надежду на счастье, Е Хо Нала вознамерилась получить престол. На меньшее она была не согласна!

Переселившись во дворец, Е Хо Нала сразу поняла, что прежде всего нужно избежать забвения, ибо это означало жизненный крах. Во дворце всем заправляли евнухи: они были повсюду, все видели и все знали — стоило им шепнуть императору словечко, как судьба женщины могла круто перемениться. Е Хо Нала поставила своей целью обрести среди них союзников.

В той части дворца, куда поселили новую наложницу, распоряжался евнух по имени Ли Лиен Ин. Это был молодой человек с хитрым лицом и умными глазами. Несколько скромных подарков и обещание гораздо большего в случае успеха превратили его в верного и незаменимого друга честолюбивой девушки. Будучи одним из любимцев главного евнуха ан Те Хая, он знал обо всем, что происходит в гареме и в спальне императора.

Со своей стороны, Ли Лиен Ин разглядел в этой восхитительной Е Хо Нала недюжинный ум и жажду власти, а потому решил всячески помогать ей. Он надеялся, что император скоро пресытится несколько блеклой красотой своей слишком робкой супруги Сакоты, и тогда ее заменит новая наложница.

В ожидании этого события молодая женщина посвятила себя занятию разнообразными науками. В то время как другие женщины проводили свои дни за болтовней, поглощая неимоверное количество сладостей, Е Хо Нала внимала учителям, стараясь запомнить как можно больше. В глубине души она понимала, что императрице, в отличие от наложницы, нужны обширные познания. Желая стать идеальной супругой императора, она не жалела ни времени, ни сил. Кроме того, это помогало ей забыться и отвлечься от тяжелых мыслей: ведь по ночам она часто металась без сна, вспоминая прекрасное лицо и сильную фигуру Жон Люя…

С момента своего избрания Е Хо Нала ни разу не видела красавца-офицера, которому доступ в гарем был закрыт. Она знала: чтобы вновь встретиться с ним, ей нужно вознестись на самый верх и стать всемогущей.

И вот наконец настал долгожданный момент. Однажды вечером Ли Лиен Ин возвестил, что сегодня ночью ей будет оказана великая честь разделить ложе с императором.

На Сына Неба не позволялось смотреть и в спальне — точно так же, как в тронном зале. Но Е Хо Нала, переступив порог императорских апартаментов, не устояла перед искушением: она решила, что должна увидеть лицо человека, которому была принесена в жертву. Подняв свои большие черные глаза, девушка взглянула на молодого властелина, который ожидал ее, сидя на краю громадной постели, застланной желтым покрывалом с вышитыми золотыми драконами.

Его облик поверг ее в отчаяние. В двадцать один год Хиен Фон выглядел так, как только и мог выглядеть несчастный дегенерат, до времени изношенный слишком ранними утехами плоти и курением опиума. Его затянутое в желтый шелк тело было костлявым и худым, в длинном печальном лице с запавшими глазами и реденькой бородкой не было ничего императорского. Но взгляд его не был злым, и Е Хо Нала, слегка испуганная собственной дерзостью, быстро успокоилась.

Увидев поднятые на него прекрасные черные глаза, Хиен Фон улыбнулся.

— Подойди, — произнес он мягким певучим голосом. — Разве ты не знаешь, что не должна смотреть в лицо своему императору? Тебя об этом не предупредили?

— Меня об этом предупредили, о Всемогущий и Высокочтимый. Но, боюсь, я похожа на ребенка, который не может удержаться от искушения взглянуть на солнце, даже если и знает, что это для него плохо кончится.

Вероятно, ответ понравился Хиен Фону, потому что он от души рассмеялся.

— Мне говорили, что ты умна. Значит, ты меня не боишься?

— Почему я должна тебя бояться? Ведь ты отец всего нашего народа и ты сам позвал меня.

— Иди сюда и ляг рядом со мной. Я начинаю думать, что у тебя на все готов ответ…

Так Е Хо Нала взошла на ложе императора Хиен Фона.

С той ночи началось ее стремительное возвышение, которое привело в смятение двор: никто никогда не видел, чтобы владыки настолько привязывались к одной женщине. Вскоре Е Хо Нала уже безраздельно царила в сердце Хиен Фона. Когда он призвал ее в первый раз, то не отпускал от себя три дня и три ночи, запретив кому бы то ни было входить в его покои, чтобы полностью насладиться счастьем. А потом он призывал ее каждый раз, когда ему позволяли слабеющие день ото дня силы и предсказания астрологов. Е Хо Нала получила самые роскошные апартаменты и самых ловких прислужниц, у нее было множество платьев и несметное количество драгоценностей. А Ли Лиен Ин отныне был приставлен к ней одной.

Подобные милости вызвали бешеную ревность у других женщин — и прежде всего у императрицы Сакоты. Но лишь одна Е Хо Нала знала, какую горькую цену ей пришлось заплатить! Первый любовный опыт не просто разочаровал ее, а пробудил сильнейшее отвращение — и это еще мягко сказано. Молодой император был тяжело болен и вел себя соответственно, а между тем пробудившаяся чувственность сильной и здоровой девушки требовала своего. Ей нужен был совсем другой муж! И теперь, когда Е Хо Нала оставалась по ночам одна, она уже не металась без сна, а горько плакала при мысли о Жон Люе. Инстинкт подсказывал ей, что только с ним, с ним одним могла бы она познать полноту счастья и совершенство любви, которая преображает грубую похоть в высокое наслаждение. Но Жон Люй был недоступен для нее, и ей суждено было оставаться пленницей этого жалкого мужчины, навязанного судьбой…

Первую радость Е Хо Нала испытала, когда поняла, что ждет ребенка. Охваченная счастьем и гордостью, она на какое-то время забыла о своих сожалениях, ибо надеялась родить Хиен Фону сына и тем самым возвыситься до положения супруги. Е Хо Нала не сомневалась, что станет императрицей на равных правах с этой глупой Сакотой, которая только что разрешилась от бремени, но сумела произвести на свет всего лишь дочь. Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы подарить наследника Престолу Дракона.

Действительно, в третью луну весны нового 1856 года Е Хо Нала родила крепкого мальчика, которого торжественно провозгласили наследником трона, устроив по этому поводу пышные празднества. Торжествующая мать увидела свое имя, начертанное огненными буквами в черном небе Пекина, посреди множества разноцветных шутих. Жизнь улыбалась ей. Рана в ее сердце болела по-прежнему, но теперь она могла быть довольна собой: всего лишь за четыре года ей удалось добиться намеченной цели.

Через несколько дней Е Хо Нала была возведена в сан императрицы Западного дворца, тогда как Сакота получила титул императрицы Восточного дворца. Отныне никто не должен был называть Е Хо Нала прежним именем — она стала императрицей Цы Си.

Благодаря своему высокому рангу и пылкой любви Хиен Фона, Цы Си смогла наконец изведать горькую и вместе с тем пленительную радость власти. Занимаясь со своими учителями, она два года посвятила изучению нынешнего положения Китая, и, по правде сказать, положение это оказалось далеко не блестящим. Мало-помалу Цы Си прониклась ненавистью к тем, кого называли «чужеземными дьяволами»; ей не приходило в голову, что китайцы несут свою долю ответственности за ухудшение отношений с Западом. Хиен Фон был никудышным правителем, однако Цы Си из гордости отказывалась признавать это. Она свято чтила традиционные ценности и не могла допустить даже намека на то, что Сын Неба допустил ошибку. Нет, вся вина лежала на проклятых европейцах! Поэтому, несмотря на заключенные договоры, Западу чинили всяческие препятствия в торговле и смотрели сквозь пальцы на зверские расправы с многочисленными миссионерами. На китайской земле свирепствовали никому не подчинявшиеся банды, и страна все больше скатывалась в бездну средневекового варварства.

Наполеон III и королева Виктория, не желая более мириться с подобным коварством, в 1858 году послали к берегам Китая экспедиционный корпус, который 30 мая захватил Тяньцзинь. Местный губернатор, следуя советам Цы Си, чья политика всегда сводилась к четырем словам: «терпеливо выжидать, чтобы напасть», немедленно капитулировал, согласился на все условия и подписал Тяньцзинский договор. Вполне удовлетворенные этим англичане и французы вывели свои войска; между тем в императорском эдикте их уход получил следующее, в высшей степени китайское толкование: «Варвары посмели подойти на своих кораблях к Тяньцзиню, но после любовно-сурового увещевания наших посланцев сочли за лучшее удалиться». В Китае опять начались убийства миссионеров. Когда союзники поняли, что их одурачили, они решили вновь оккупировать Тяньцзинь, но не смогли захватить форт Дагу и временно отступили, чтобы дождаться подкреплений.

Цы Си пришла в восторг от этой победы, приписав успех собственной мудрости. Однако главные испытания были впереди. 1 августа 1860 года англо-французский корпус численностью в шестнадцать тысяч человек высадился на берег, захватил форт Дагу и вступил в Тяньцзинь. В Пекин были посланы парламентеры с целью вразумить жалкого императора. Посланцы союзников не вернулись. По приказу Цы Си, уверенной в своем всемогуществе, их подвергли страшным пыткам в очаровательном Летнем дворце, который императрица очень любила.

После гибели послов месть европейцев не заставила себя ждать. 21 сентября 1860 года французский генерал Кузен-Монтобан разгромил маньчжурскую кавалерию на мосту Императорского канала, а затем англо-французские войска двинулись на Пекин. Императору и Цы Си пришлось бежать со всем двором…

Сидя в паланкине, который слуги несли по продуваемой ветрами пустыни дороге в Монголию, Цы Си плакала от ярости. Это стремительное постыдное бегство означало крах ее политики, и она знала, что император сердится на нее. Хиен Фон слабел на глазах, и его окружение пользовалось этим, пытаясь устранить слишком могущественную императрицу Западного дворца. Главными врагами Цы Си были три принца, укрывавшиеся за спиной безвольной Сакоты: И, Чжэн и Су Шунь. Из всей императорской семьи только мудрый принц Гун поддерживал Цы Си — именно он в свое время и занимался ее политическим образованием. Но мужественный Гун остался в Пекине, чтобы встретить захватчиков и попытаться вступить с ними в переговоры.

Цы Си приподняла край желтой атласной занавески и с тревогой огляделась вокруг. Кортеж был громадным — сотни людей, лошади, повозки двигались в полном беспорядке. Одна лишь Императорская гвардия сохраняла строй, и во главе ее находился Жон Люй. Сквозь позолоченную сетку своих носилок императрица видела его высокую фигуру на коне, и сердце ее устремлялось к нему.

Она умирала от желания подозвать его, но понимала, что такой поступок вызовет кривотолки. Несколько редких встреч с ним уже породили волну сплетен, хотя она никогда не принимала Жон Люя наедине, а только в окружении своих прислужниц. Их поведение было подчеркнуто сдержанным, но от этого жестокого и развратного двора ничего нельзя было утаить. Все готовы были поклясться в том, что императрица любит командующего гвардией, а командующий гвардией любит императрицу! Подозвать его к себе сейчас означало бы еще более ухудшить и без того тяжелую ситуацию, ведь заклятые враги ждали только повода, чтобы покончить с ней.

Между тем постепенно в душу молодой женщины закрадывался страх. После известия о поражении Хиен Фон ни разу не посылал за ней. Казалось, он всеми силами стремится отдалить от себя ту женщину, без которой прежде не мог обойтись! Цы Си понимала, с какой стороны был нанесен удар: принцы получили преимущество и умело воспользовались этим.

— Как только я верну себе власть, им придется дорого заплатить за это предательство! — повторяла она сквозь стиснутые зубы.

Но ярость не могла осушить слезы, и внезапно Цы Си почувствовала, как чья-то нежная рука провела по ее лицу шелковым платком. Она бросила грозный взгляд на Мэй, самую юную из своих прислужниц.

— Оставь меня! Что тебе надо?

— Высокочтимая… вы так плачете! — смущенно пролепетала девушка.

— Ничего страшного. Это от ветра. Песок режет мне глаза. Запахни плотнее занавески.

Оказавшись наконец во дворце Жехол, Цы Си принялась кружить по комнате, словно зверь в клетке. По-видимому, она окончательно впала в немилость — император не желал ее видеть! А между тем из Пекина приходили ужасные вести. Чужеземцы вошли в город 18 октября, и войска лорда Элджина сожгли Летний дворец в отместку за гибель западных послов. От любимых садов императрицы также ничего не осталось…

Стоя перед ажурным окном, Цы Си рассматривала мощные стены, окружавшие дворец. Как не похожа была эта средневековая крепость, открытая всем ветрам пустыни, на изящные башенки Запретного Города! Все здесь выглядело таким суровым и зловещим, что словно бы предвещало трагедию. Цы Си всегда остро воспринимала окружающую обстановку, а потому готовилась к худшему. У нее уже отобрали сына и передали его глупой Сакоте, которая стала податливой глиной в руках принцев-заговорщиков. Император же быстро слабел. Цы Си знала, что конец близок: после смерти Хиен Фона уже ничто не помешает врагам расправиться с нею.

— Моя жизнь стоит недорого, — с грустью призналась она Мэй. — Быть может, мне следует наложить на себя руки, чтобы не оказаться в их власти…

— Это было бы большой ошибкой! — убежденно сказала девушка. — Пока у тебя есть сторонники, надо бороться, о Высокочтимая. Твой сын будет царствовать после своего отца, и ты можешь твердо рассчитывать по крайней мере на двух человек.

Цы Си задумчиво кивнула. Мэй говорила правду: евнух Ли Лиен Ин и Жон Люй остались ей верны. Но ведь их тоже могут убить, а затем приняться за нее!

Посреди ночи ее разбудил Ли Лиен Ин. Евнух дрожал, и лицо у него позеленело.

— Высокочтимая, — выдохнул он, — император умирает! Принцы совещаются о том, кому вручить регентство. Сейчас император остался один; если хочешь, я проведу тебя к нему. Ты должна стать регентшей.

— Но для этого нужно, чтобы император был в состоянии подписать эдикт, который даже не составлен!

— Эдикт составлен. Вот, смотри! — Ли Лиен Ин вытащил из-за пазухи свернутый свиток. — Беги же скорее, в твоем распоряжении всего несколько минут…

Это была безумная гонка. Быстро накинув платье на ночную рубашку, Цы Си устремилась в спальню императора через коридоры дворца и внутренние дворики, продуваемые ледяным ветром. Но холода она не ощущала. Ее подгоняло только одно чувство — страх.

Хиен Фон лежал на постели. Он так похудел, что, казалось, сделался совсем бесплотным. Глаза у него были закрыты, и смерть уже наложила отпечаток на его лицо. Встав перед императором на колени, Цы Си взмолилась:

— Мой возлюбленный господин! Если можешь, выслушай меня…

В эту мучительную для нее минуту она была еще красивее, чем всегда, и мутный взор умирающего на секунду прояснился.

— Мой сын… — пробормотал он.

— Ты должен подписать этот эдикт, чтобы передать ему трон. Ты должен это сделать! Я помогу тебе…

С помощью евнуха она бережно приподняла мужа, сунула ему в пальцы кисточку… и Хиен Фон медленно, подчиняясь направляющей руке жены, подписал эдикт. Вздохнув с облегчением, Цы Си уложила его на подушки.

— Спасибо тебе, — произнесла она с искренним чувством, — спасибо, мой возлюбленный господин!

Порывисто наклонившись, императрица поцеловала руку, которая стала совсем прозрачной.

— Сюда идут! — крикнул стоявший на страже Ли Лиен Ин. — Спасайся, Высокочтимая!

Цы Си на мгновение заколебалась, но, взглянув на императора, увидела, что он закрыл глаза и грудь у него больше не вздымается.

— Он скончался! — прошептал евнух. — А ты должна жить…

Вернувшись в свою спальню, Цы Си бессильно рухнула на постель. Но едва лишь ее бешено стучавшее сердце немного успокоилось, как принесенная евнухом ужасная весть заставила его затрепетать вновь.

— Госпожа, мы погибли! Император подписал эдикт, но он не может вступить в силу, пока не скреплен Большой императорской печатью! И мы не знаем, где ее искать!

Дыхание у Цы Си пресеклось. Она смотрела на евнуха широко раскрыв глаза и понимала, что он прав. Во время агонии императора любой мог завладеть Большой печатью, а без нее воля покойного была недействительна.

— В спальне императора за постелью стоит сундук из сандалового дерева, — наконец решительно произнесла Цы Си. — Беги туда… Быть может, мы еще не опоздали!

Ли Лиен Ин ответил не сразу.

— Ты посылаешь слугу своего на верную смерть… Но воля твоя будет исполнена!

Он исчез, оставив императрицу в страшном смятении и тревоге. Страх сжимал ей сердце, душил ее. Одним лишь богам известно, какую судьбу уготовили заговорщики маленькому пятилетнему императору… Неужели они его убьют, и она никогда больше не увидит свое дитя?!

Минуты тянулись невыносимо медленно, и Цы Си казалось, что она медленно сходит с ума. Внезапно распахнулась дверь. Императрица вскочила, готовая встретить опасность лицом к лицу… но на пороге стоял Жон Люй. Одной рукой он прижимал к груди спящего мальчика, в другой держал продолговатый пакет. Цы Си увидела только ребенка и бросилась к нему, словно волчица.

— Мой сын… Ты сумел забрать его!

— Я подумал, что лишь рядом с матерью он будет в безопасности, — сказал Жон Люй ровным голосом. — Во дворце царит суматоха, и это мне. помогло. Я похитил его.

— Суматоха? Что за суматоха?

— Принцы повсюду ищут Большую печать. Никто не знает, куда она подевалась. В сундуке пусто… и они сейчас обыскивают императорские покои.

Блестящий взор императрицы внезапно потускнел. Она с отчаянием смотрела на Жон Люя, а тот стоял перед ней, спокойный и красивый, и ее удивила счастливая улыбка на его лице. Да, он спас ее сына, но и одновременно возвестил ей худшую из новостей: Ли Лиен Ин не принесет печать.

— Значит, Большая печать потеряна… — сказала она тоскливо.

Жон Люй продолжал улыбаться.

— Потеряна для всех, Высокочтимая, но не для тебя! — сказал он, протянув ей пакет. — Держи! Я отдаю ее тебе, ибо в Китае должны властвовать ты и твой сын… так же, как вы давно уже властвуете надо мной!

Не в силах вымолвить ни слова, Цы Си ответила Жон Люю только взглядом. Но во взгляде этом ему открылась так долго таившаяся любовь.

Между тем лишь тот, кто плохо знал трех принцев, мог бы подумать, что они смирились с поражением. Внешне они ничем не выдали своего разочарования, однако за бесстрастной маской каждого таилась злоба. И вскоре для Цы Си была приготовлена еще более опасная ловушка.

В качестве дяди покойного императора принц И отвечал за устройство похорон: именно от него зависело, в каком порядке погребальный кортеж отправится в Пекин. Регентский совет мог ознакомиться с императорским завещанием только в Пекине, а до этого момента принцу И принадлежала вся власть при дворе.

Было решено, что Цы Си и ее сын с небольшим эскортом поедут вперед, чтобы встретить тело Хиен Фона в Пекине. Это странное распоряжение встревожило императрицу, а дальнейшие события укрепили самые худшие ее подозрения. Охрану молодого императора и его матери поручили личной страже принца И, поскольку Императорская гвардия должна была сопровождать погребальный обоз с телом Хиен Фона. Что же касается Жон Люя, то ему доверили чрезвычайно важное дело — он должен был остаться в Жехоле, чтобы защищать крепость от неведомых врагов.

Цы Си отправилась в путь вместе с сыном, ощущая гнетущую тяжесть на душе. Она не сомневалась, что их обоих ждет неизбежная смерть: достаточно было взглянуть на свирепые лица охранников, чтобы понять, какой им отдан приказ. Императрица боялась, что они с наследником не переживут следующей ночи… Однако они должны были ехать.

— Ли Лиен Ин велел передать тебе, чтобы ты не отчаивалась, — шепнула Мэй, усаживаясь рядом со своей госпожой.

Цы Си улыбнулась ей. Было приятно услышать ободряющие слова в минуту опасности, но она не верила, что кто-то придет к ним на помощь. Очень скоро она вновь встретится с Хиен Фоном у Желтых Вод Вечности — и с этим ничего нельзя поделать.

Ближе к вечеру командир эскорта выбрал место для ночлега. Это была узкая долина, со всех сторон окруженная горами, — в последних лучах заходящего солнца она выглядела изумительно красивой и вместе с тем зловещей. Цы Си неохотно удалилась в свою палатку, которую тут же окружили охранники.

— Будем надеяться, что эта ночь не окажется последней, — сказала она Мэй, которая пришла пожелать ей доброй ночи.

Несмотря на все свое мужество, заснуть Цы Си не могла и вздрагивала от каждого шороха. Внезапно ей почудилось, будто плотный шелк палатки слегка заколебался… Императрица поняла, что сейчас к ней ворвутся, и, вскочив одним прыжком, нащупала в темноте кинжал. Она намеревалась дорого продать свою жизнь! В глубине палатки, за занавеской, мирно спал ребенок…

Снаружи послышался шум борьбы, а затем предсмертные хрипы. Кто-то поднял входной полог, и в дымном свете свечей Цы Си увидела мужской силуэт. Она вскрикнула от ужаса, но тут же вздохнула с величайшим облегчением. В палатку вошел Жон Люй. В руке он держал окровавленный меч.

— Убийцы мертвы, — спокойно произнес он. — Мои люди расставлены повсюду. Тебе больше нечего бояться.

В эту ночь Цы Си впервые познала радость любви…

Когда погребальный кортеж с телом императора Хиен Фона после нескольких дней неторопливого пути подошел к Пекину, Цы Си вышла встречать его вместе с принцем Гуном и Жон Люем. В одеянии из грубой белой шерсти, согласно траурному императорскому этикету, она холодно смотрела, как приближаются к ней принцы-изменники — и как они меняются в лице, увидев ее. Никто не сообщил им о том, что покушение сорвалось. Жон Люй тщательно уничтожил все следы борьбы в горной долине.

Маленький император стоял рядом с матерью, на которую был удивительно похож, — он унаследовал ее красоту и прекрасные черные глаза. При взгляде на него принцы смутно почувствовали, что партия их проиграна, хотя они еще не знали, что за стенами города скрывается целая армия верных императрице солдат.

Когда паланкин, который несли сто человек, остановился, все присутствующие преклонили колени. Цы Си, подобно другим, воздала посмертные почести своему покойному супругу и повелителю, но поднялась с колен первой.

— От имени нового императора, ныне царствующего Сына Неба, — заявила она, — мы выражаем принцам И, Чжэну и Су Шуню свою признательность за преданное служение тому, кто всегда будет нам дорог. Вы исполнили свой долг, и мы освобождаем вас от всех других хлопот…

Это означало изгнание, искусно замаскированное любезными словами, и принцы не устояли перед искушением выиграть партию одним ударом. Гнев возобладал над рассудком, поскольку они полагали, что им придется иметь дело лишь с тем малочисленным эскортом, который окружал императрицу и ребенка.

Принц И выступил вперед.

— Волею покойного императора именно мы назначены регентами, — вскричал он. — А посему мы постановляем, что с сегодняшнего дня обе вдовствующие императрицы лишаются всякой власти. Им следует удалиться в свои покои и ожидать наших распоряжений.

Они готовились к гневному отпору, но ничего подобного не произошло. На губах Цы Си появилась легкая улыбка, а Жон Люй отдал короткий приказ, и на стенах города появилось множество солдат с щитами и мечами, зловеще блестевшими в лучах зимнего солнца. Одновременно под сводами Восточных ворот послышался тяжелый топот, и ошеломленные принцы увидели, что к ним направляется вооруженный отряд. Императрица вытянула вперед руку с золотым наперстком на указательном пальце и негромко распорядилась:

— Схватить этих трех предателей! Мы решим их участь позже…

Солдаты Жон Люя мгновенно окружили мертвенно побледневших принцев. Лишь теперь они поняли, что попали в заранее приготовленную ловушку: Цы Си надеялась на подобную глупую выходку, которая оправдала бы их арест в глазах народа и двора.

Через несколько дней палач обезглавил Су Шуня, который занимал пост Старшего советника, а потому был признан наиболее виновным — его объявили душой заговора. Императрица проявила милосердие, подвергнув своего врага сравнительно легкой казни, ибо первоначально Су Шуня приговорили к ужасной смерти: его должны были заживо разрезать на мелкие кусочки. Что касается Чжэна и И, то они получили любезное разрешение покончить с собой — им обоим прислали по шелковому шнурку и проследили за тем, чтобы они не отказались от столь поразительной милости.

За карами последовали награды. Жон Люй был осыпан почестями и дарами и назначен Старшим советником к великому смятению всего двора, а Ли Лиен Ин стал по приказу императрицы Главным евнухом. Так началось истинное царствование Цы Си. Хотя Сакота сохранила титул правящей императрицы, никто не сомневался в том, кому принадлежит реальная власть.

Однако первый урок, преподнесенный властью, оказался горьким. Цы Си всегда думала, что будет жить в свое удовольствие, когда станет настоящей правительницей, а жизни без Жон Люя она не мыслила. Ночь в горах оставила глубокий след в ее душе, и она жаждала, чтобы за той памятной ночью последовали другие. Но вскоре обнаружилось, что в качестве вдовствующей императрицы и регентши она не может себе этого позволить. Ли Лиен Ин, на правах старой дружбы, взялся открыть ей эту неприятную истину.

— Со злыми языками бороться бесполезно, Высокочтимая, — сказал он. — Ты никогда не заставишь их умолкнуть, ибо они коварны, лживы, хитры и всесильны. Влияние Старшего советника Жон Люя растет с каждым днем, но вместе с ним растет и число твоих врагов.

— Неужели эти низкие люди не способны понять, что я должна по заслугам вознаградить человека, который спас меня и императора? — вознегодовала Цы Си. — Разве подданные так мало меня любят, что пост Старшего советника кажется им слишком дорогой платой за мою жизнь?

— Ты не понимаешь. Подданные твои думают совсем о другом. Ты можешь осыпать Жон Люя золотом и почестями… но не держи его постоянно при себе! Перестань опираться на него, как ты делаешь сейчас, опровергни клеветнические слухи, иначе…

— Иначе?

— Иначе некоторые выдумки получат подтверждение.

— Что за выдумки? Говори же! Ты сам начал этот разговор…

— Прости… но я боюсь тебя разгневать.

— Ты разгневаешь меня гораздо больше, если промолчишь!

Главный евнух опустил голову, чтобы не видеть горящих яростью глаз императрицы, и опустился на колени, словно заранее испрашивая прощение за то, что собирался сказать.

— Люди шепчутся, что юный император не может быть сыном Хиен Фона. Он слишком красив и силен, тогда как отец его был хилым и больным.

— Но это ведь и мой сын! — вскричала императрица. — Разве я хилая и больная?

Ли Аиен Ин нагнулся еще ниже, почти распростершись на ступеньках трона, и выдохнул еле слышно:

— Некоторые уверяют даже, будто он… похож на Старшего советника!

Воцарилось молчание, тяжелое и угрожающее. Встревоженный Ли Лиен Ин осмелился поднять голову и увидел, что Цы Си смертельно побледнела. Грудь ее бурно вздымалась, в черных глазах сверкали молнии, выражение лица стало таким ужасным, что Главному евнуху захотелось спрятаться под ковер: за верность иногда приходится дорого платить… Но постепенно императрица сумела овладеть собой, и взгляд ее упал на слугу, буквально раздавленного страхом.