Хромой из Варшавы - Кинжал и яд

Когда карета, в которой Анжелика заняла место рядом с аббатиссой Фонтевро, въехала на громадный двор, девушка с трудом удержалась от восхищенного восклицания — настолько поразил ее изумительный фасад с пилястрами и окнами-дверьми, выходившими на пять крылечек. Во дворе, украшенном апельсиновыми и лимонными деревьями в кадках, уже находилось множество элегантных экипажей.

Мадам де Монтеспан в платье из голубого атласа, буквально усыпанном бриллиантами, принимала своих гостей полулежа на софе и с почти королевским высокомерием. Хотя она изрядно заплыла жиром, ей удалось сохранить прекрасный цвет лица, а чудесным белокурым волосам и ярким синим глазам могла бы позавидовать любая красавица. Фаворитка короля славилась своей ослепительной улыбкой — и своей язвительностью. Но пунцовую от волнения девушку она встретила с любезностью, удивившей всех. Прекрасная Атенаис редко бывала ласковой — особенно по отношению к красивой женщине почти на двадцать лет моложе себя.

Юную провинциалку представили обществу, засыпали комплиментами, стали наперебой угощать сладостями и превосходным вином.

— Герцогиня должна уступить вас мне, — сказала фаворитка, обворожительно улыбаясь. — Вы мне подходите, малютка! Я люблю, когда девушки ведут себя скромно. Меня просто бесят самодовольные придворные красотки…

Эта тирада, произнесенная самым серьезным тоном, едва не заставила подавиться стоявшего возле софы принца де Марсийака, который именно в этот момент поднес к губам бокал с мальвазией. Воистину, апломбу Монтеспан не было границ — а порой она воспаряла до высот гениальности!

Между тем в шумной толпе придворных Анжелика приметила женщину примерно того же возраста, что и хозяйка дома, чья строгая сдержанность и скромный наряд резко контрастировали с многоцветным атласом и блеском драгоценностей. У нее были темные волосы, матовый, но уже слегка желтоватый цвет лица, и очень красивые черные глаза. На все окружающее она взирала с некоторой суровостью и даже неудовольствием.

Поскольку принц де Марсийак оказался ближе всех к девушке, она обратилась с вопросом именно к нему.

— Кто эта скромно одетая дама, которой спешат представиться все гости? — промолвила она, указывая на заинтриговавшую ее особу.

Принц засмеялся, комично сморщив свое длинное лицо.

— Сразу видно, дитя мое, что вы явились к нам из Оверни! Знайте же, что это мадам Скаррон, которая совсем недавно получила титул маркизы де Ментенон. Она из рода д'Обинье и была гувернанткой незаконных детей нашей маркизы от короля. Впрочем, его величество уже признал их. Было замечено, что с некоторых пор король проводит слишком много времени с гувернанткой и постепенно она приобретает все большее влияние при дворе. Если вы хотите сохранить расположение хозяйки дома, держитесь подальше от этой новой звезды. Мадам де Монтеспан ненавидит ее!

— Но ведь она ее принимает? — спросила изумленная Анжелика.

Принц посмотрел на нее с презрительной жалостью.

— Разумеется, принимает! Ну и понятия у вас, милая! Ведь мы находимся при дворе!

Он отошел от провинциальной дурочки, поправляя на ходу элегантный кружевной воротник, а Анжелика мгновенно забыла о нем, потому что в гостиной началась суматоха. Придворные устремились к дверям, сама маркиза соблаговолила подняться с софы, чтобы встретить нового гостя.

— А вот и король! — воскликнул кто-то.

Сердце Анжелики учащенно забилось. Она уставилась на дверь расширенными от испуга и волнения глазами. Впервые ей предстояло увидеть короля!

На пороге появился мужчина примерно сорока лет, не слишком высокий, но стройный и довольно изящный. У него было важное выражение лица, тонкие усики и прекрасные голубые глаза, красоту которых подчеркивал огромный парик из светло-русых завитых волос. В сущности, в его внешности не было ничего экстраординарного — за исключением чего-то невыразимого, что внушало невольное почтение… Быть может, причиной тому было выражение глаз.

Мужчины застыли в поклоне, дамы присели в реверансе. И только зачарованная юная провинциалка сделала это с таким заметным опозданием, что взгляд короля обратился на нее. Это лицо было для Людовика XIV незнакомым, и он с удовольствием оглядел девушку, которая мгновенно покраснела от стыда и очень низко опустила голову. Король улыбнулся, заметив, что у нее от волнения подкашиваются ноги.

Разумеется, эта улыбка не ускользнула от внимательного взора мадам де Монтеспан. Однако, ко всеобщему удивлению, она также одарила улыбкой бедную Анжелику, а на возможную соперницу — маркизу де Ментенон — взглянула с вызовом. Фаворитка надеялась, что, если король заинтересуется маленькой дурочкой и почувствует столь привычное для него влечение, красота этой провинциалки отвратит его от гувернантки, чье растущее влияние становилось угрожающим. Девчонка же настолько глупа, что управлять ею будет легко. К тому же она сочтет себя обязанной и никогда не осмелится выступить против своей покровительницы, как сделала эта лицемерная вдова Скаррона!

Пока прекрасная фаворитка размышляла над своими хитроумными планами, пораженная Анжелика не сводила глаз с Людовика XIV. Король! Сам король ей улыбнулся! Вернувшись в покои герцогини Орлеанской, она думала только об этом, и ее наивное сердечко трепетало. Девушке не приходило в голову, что этот сорокалетний мужчина по возрасту годился ей в отцы. Ведь он был королем! — воплощением бога на земле…

Ей очень понравилась и маркиза: она была так очаровательна, так любезна и мила!

— Мы непременно встретимся еще раз, — сказала мадам де Монтеспан Анжелике на прощание. — Мне было приятно видеть вас у себя.

Это говорила могущественная фаворитка! Даже в самых смелых мечтах девушка не могла грезить о подобной удаче!

И, само собой разумеется, Анжелика не заставила себя дважды просить, когда мадам де Монтеспан вновь пригласила ее на вечер. Она устремилась туда с радостью и в смутной надежде увидеть короля. Но она не только увидела его — Людовик XIV снизошел до того, чтобы ласково заговорить с ней, и она едва не сошла с ума от счастья.

Мадам де Монтеспан была в полном восторге. Ее план удался! В последнее время король заходил к ней не слишком часто, как если бы исполнял неприятный долг, зато теперь он вновь полюбил бывать у нее. Маркиза прекрасно знала, что притягательным магнитом является светловолосая девушка с серыми глазами, но это ее нисколько не раздражало, что приятно удивляло монарха. Анжелика была ей полностью предана — а разве можно считать опасной любовь, все нити которой держишь в руках? Самым важным для маркизы де Монтеспан было то, что король постоянно посещал ее салон: в сущности, она любила его только из тщеславия, и ее вполне устраивали эти внешние знаки внимания. Кроме того, нужно было преградить путь честолюбивым устремлениям других — и прежде всего мадам де Ментенон.

Между тем новоявленная маркиза наблюдала за маневрами короля вокруг юной дурочки из Оверни с возрастающей тревогой.

Когда же она тревожилась, то обычно искала утешения в боге и взывала о помощи к небесам. Поэтому мадам де Ментенон обратилась к своему исповеднику отцу Гоблену и заказала мессу. Почтенный священник и весь его монастырь должны были молиться за короля, которому угрожала великая опасность… в лице Анжелики де Скорай.

Наступило Рождество. Мадам де Монтеспан решила устроить в Кланьи пышное празднество, куда пригласила цвет знати и, разумеется, герцогиню Орлеанскую.

Это стало главным событием зимнего сезона, и гостеприимный дом фаворитки был переполнен блестящими гостями. Анжелика совсем по-детски радовалась музыке и танцам, ибо еще не знала, какую западню ей приготовили…

В какой-то момент юной провинциалке захотелось выйти на воздух, и ее не остановило даже то, что парк утопал в снегу. В гостиных было невыносимо душно от бесчисленных свечей, кроме того, толпа приглашенных источала слишком сильный запах духов, к которому примешивались ароматы праздничного стола. Накинув на обнаженные плечи тяжелый меховой палантин и сунув ноги в деревянные башмаки, Анжелика спустилась в пустынный сад.

Этот чересчур ухоженный парк с мраморными статуями, словно заледеневшими от мороза, никогда особенно не нравился ей, но все-таки это была природа, и она испытывала давно забытое удовольствие, когда ноги ее погружались в снег. Как и в лесах Кропьера, кругом царило белое безмолвие — лишь изредка слышался хруст ветки и потревоженный зверек мгновенно скрывался из виду. Ночью здесь все казалось нереальным и призрачным, но выросшая в деревне Анжелика не боялась темноты.

Она уверенно шла вперед, не замечая, что следом за ней крадутся двое мужчин. На перекрестке аллей один из них последовал за девушкой, а второй свернул на тропу, которая чуть дальше вновь выходила на выбранную Анжеликой аллею. Увидев прямо перед собой темный силуэт, девушка вскрикнула от неожиданности, а незнакомец снял шляпу, поклонился и спросил очень ласковым голосом:

— Неужели я испугал вас, мадемуазель? Поверьте, я чрезвычайно огорчен этим.

Ошеломленная Анжелика узнала короля и поняла, что они одни, совсем одни в этом пустынном парке. Это ее настолько потрясло, что она пошатнулась, и Людовик XIV мгновенно поддержал ее.

— В этих гостиных можно задохнуться, не правда ли? Мне, как и вам, захотелось подышать свежим воздухом. Хотите, мы немного прогуляемся вдвоем?

Анжелика лишь захлопала ресницами, слишком взволнованная, чтобы отвечать. Король воспринял ее молчание как знак согласия и предложил ей руку, сделав вид, что не замечает, как дрожат ее пальцы. Второй любитель свежего воздуха — а это был не кто иной, как герцог де Ларошфуко, отец принца де Марсийака, — следовал за ними на почтительном расстоянии, безупречно исполняя роль королевского конфидента.

Вскоре за деревьями показался очаровательный сельский домик с гостеприимно освещенными окнами.

— Становится все холоднее, а вы слишком бледны, — вкрадчиво произнес король. — Пойдемте к этому домику. Там вы сможете согреться у огня, немного отдохнуть и поболтать со мной. Там нас никто не потревожит.

— Ваше величество желает… поболтать со мной? — пролепетала девушка. — Но о чем говорить величайшему королю мира с такой жалкой девушкой, как я, которая лишь недавно покинула родную провинцию?

Людовик XIV был чувствителен к лести, и ему нравилось видеть должное смирение в своих подданных — особенно в такой красивой девушке. Она показалась ему еще более прелестной, чем прежде, и он ощутил острое желание обладать ею.

— Что ж, если вы так робки, то будете молчать. Но выслушайте то, что жажду сказать вам я! Вот уже несколько недель эти слова обжигают мне губы. Разве вы не знаете, что у короля тоже есть сердце? И что даже маленькая перепуганная провинциалка может пробудить любовь в сердце своего короля…

— Любовь? О сир! Умоляю вас, не играйте со мной! Это было бы дурно.

— Разве я похож на человека, который играет с вами?

Король с силой сжал пальцы девушки, и в глазах его вспыхнуло пламя. Свободной рукой он распахнул дверь домика, в котором оказалась роскошно обставленная гостиная. В камине пылал огонь, на столике был накрыт легкий ужин — тарелки из позолоченного серебра и хрустальные бокалы стояли среди ваз с букетами цветов и подсвечников с горящими свечами. Занавески на окнах были задернуты.

— Идемте, — сказал король. — Здесь мы сможем чудесно поговорить. Смотрите! Нас как будто бы ждали, правда?

— А что, если этот стол приготовлен не для нас, сир? — с тревогой спросила Анжелика.

Людовик от души рассмеялся.

— Какая чушь! Разве вы не знаете, что король везде у себя дома? Идемте же, воздадим должное яствам таинственного хозяина… впрочем, я уверен, что о нас позаботилась наша дражайшая маркиза.

Дверь домика закрылась, и герцог де Ларошфуко остался стоять на страже, стоически перенося лютый мороз. Ему не в первый раз приходилось терпеть неудобства, связанные с ролью конфидента в амурных делах короля. И он предпочел бы умереть от холода, нежели отказаться от столь лестной привилегии.

Надо признать, что в эту ночь выносливость герцога подверглась тяжкому испытанию, ибо Людовик и Анжелика надолго задержались в уютном домике. На следующий день Ларошфуко получил страшный насморк… и еще одно имение!

Новость о любовной связи короля с прекрасной Анжеликой де Скорай произвела в Версале впечатление разорвавшейся бомбы. Вскоре стало ясно, что это не просто мимолетный каприз: король был влюблен всерьез. Казалось, Людовик XIV околдован красотой девушки, которую он без всякого труда сделал своей любовницей в сельском домике Кланьи, во время зимнего празднества. Он откровенно демонстрировал свою страсть, осыпая девушку золотом и драгоценными подарками. Никогда еще король не совершал таких безумств ради женщины — для мадам де Монтеспан в свое время он не сделал и половины. В первые же дни Анжелика обзавелась апартаментами в Версале, экипажем, слугами и имением Фонтанж. Поговаривали даже, будто король хочет даровать ей титул герцогини…

Мадам де Монтеспан недолго радовалась успеху своего плана. — очень скоро ее ошеломил поток-даров, обрушившихся на девчонку из Оверни. Удовлетворение сменилось тревогой, затем гневом, яростью и, наконец, ненавистью. Не прошло и месяца после бала в Кланьи, как надменная маркиза поняла, что совершила непростительную глупость: выбранное ею орудие обратилось против нее самой. Маленькая дурочка стала опасной… хуже того, торжествующей соперницей, и от нее нужно было избавиться любой ценой. Однако в отличие от другого своего личного врага — маркизы де Ментенон — прекрасная Атенаис в борьбе с кем-либо использовала куда более занятные… и гораздо более действенные средства, чем молитвы.

Жена Вигуре, Мари Бос и их сообщники уже почти месяц пребывали в руках Консьержери, когда в середине февраля 1679 года карета без гербов, выехав из Сен-Жермена, где находился тогда двор, помчалась по парижской дороге. Еще не рассвело, и было очень холодно. Дорога утопала в снегу, но сытые, хорошо подкованные лошади бодро неслись вскачь. В карете находились две женщины в масках. Одеты они были как зажиточные горожанки — в меховых плащах до пят с капюшонами, полностью скрывавшими волосы. Никто не смог бы узнать в одной из этих женщин блистательную маркизу де Монтеспан. Рядом с ней сидела мадемуазель Дезойе — любимая камеристка, посвященная во все тайны хозяйки.

Добравшись до Парижа, карета свернула на улицу Сен-Дени и оказалась в довольно пустынном квартале, примыкающем к бывшим укреплениям Филиппа Августа. Этот квартал, состоявший всего из нескольких отдельных строений, назывался Вильнев-сюр-Гравуа и принадлежал к приходу Нотр-Дам-де-Бон-Нувель. Карета остановилась перед приятным на вид домом, который был окружен садом и высокой стеной. Обе женщины вышли из кареты и направились в сад, где их как старых знакомых встретила не слишком опрятная служанка и провела в комнату с наглухо закрытыми окнами. Через несколько мгновений к ним присоединилась весьма странная особа.

Это была женщина лет сорока и вполне заурядной внешности, несколько грузная, хотя все еще привлекательная, с хитрым и весьма проницательным взглядом. Появилась она в фантастическом одеянии — длинном балахоне до пят с вышитыми золотыми драконами, вздымающими крылья. Сквозь разрезы балахона виднелось платье из зеленой тафты, украшенное засаленными кружевами. На голове у нее было нечто вроде тюрбана.

Этой странной особой была не кто иная, как гадалка Вуазен — нежная подруга палача Андре Гийома, имевшего обыкновение преподносить возлюбленной необычные подарки. Она уже давно обзавелась многочисленной клиентурой, успешно предсказывая будущее, а также торгуя всевозможными приворотными зельями, способными вызвать, усилить или отвратить любовь. Кроме того, она умела быстро отправлять на тот свет докучных людей — но к этим рецептам прибегала лишь изредка. Зато среди ее знакомых были священники-святотатцы, водившие дружбу с демонами и познавшие все секреты черной магии.

Вуазен поклонилась гостьям с должным почтением, хотя и несколько фамильярно: она уже привыкла принимать у себя столь знатных особ.

— Я готова смиренно служить благородной маркизе, — сказала она. — Осмелюсь выразить удивление, что вижу вас в своем доме в такую рань…

— У меня неприятности, — вздохнула мадам де Монтеспан. — Мне нужна ваша помощь!

«Мне нужна ваша помощь» — как трудно выговорить эти слова, если принадлежишь по рождению к роду Мортемаров и имеешь дело с женщиной, подобной этой Вуазен…

Мадам де Монтеспан смотрела на колдунью, присевшую в глубоком реверансе, с изрядной горечью. Вуазен жила на широкую ногу: тратила в год не меньше двухсот тысяч франков и имела широкий круг любовников, среди которых палач Андре Гийом, надо признать, занимал довольно скромное место. Говорили, что даже виконт де Кусран и виконт де Лабаси домогались ласк этой ничтожной женщины… Хотя самой надменной маркизе часто приходилось иметь с ней дело, она все-таки не могла понять, что притягивает дворян к наглой и распутной бабе, которая вдобавок имела пагубную склонность к вину.

«Отчего так случилось? — размышляла маркиза с яростью и отчаянием. — Отчего так случилось, что я снова вынуждена обратиться к ней?!»

Мадам де Монтеспан сознавала, что пребывает в ужасной ситуации, но не желала признаться даже себе, что оказалась в ней по собственной вине.

— Что я должна сделать? — важно осведомилась Вуазен, скрестив руки на животе.

— Помочь! Эта деревенская девчонка Скорай, которую я избрала своим орудием, теперь противостоит мне. Король ее любит — и боюсь, что это очень серьезно. Она сама и ее семейство уже осыпаны невероятными дарами, тогда как ко мне король даже не считает нужным заходить. Ну еще бы, ведь он занят устройством новой любовницы. Мое влияние падает, быть может, меня скоро отправят в отставку… или даже просто выгонят! Что же касается этой гувернантки Ментенон, то она по-прежнему всюду рыщет и все вынюхивает. С моей соперницей она любезничает, чтобы король и ей улыбнулся! А меня, меня, мать своих детей, он совершенно забросил…

Было очевидно, что страдает здесь уязвленная гордость, а не обманутое чувство. Увидев, как прекрасная Атенаис в отчаянии заламывает руки, гадалка бесстрастно осведомилась:

— Вы хотите приворотное зелье? Мы можем попытаться еще раз пробудить страсть короля…

Однако маркиза лишь презрительно пожала плечами.

— Я же сказала вам, он ко мне больше не заходит. А этой девке восемнадцать лет, и она так красива, что могла бы совратить святых в раю. Король без ума от нее! Чем тут помогут ваши приворотные зелья?

— Однако же когда-то вы в них верили, мадам, — заметила колдунья.

Это была истинная правда. Мадам де Монтеспан познакомилась с Вуазен двенадцать лет назад благодаря любезному и экстравагантному Луи де Ванану, который усердно посещал ее салон и рекомендовал ей эту опытную колдунью.

В те времена нужно было одолеть Луизу де Лава-льер — предприятие не из легких! Прекрасная Монтеспан, конечно, заметила, что взор короля часто задерживается на ней, однако у Лавальер были твердые позиции. Она подарила королю детей, а кроме того, обладала мягким характером, и в бескорыстности ее любви не мог бы усомниться никто. Между тем Атенаис желала не просто удовлетворить минутную прихоть короля и пополнить собой список его легких побед — нет, ей нужно было первое место, ибо она жаждала власти.

— Сходите к Вуазен, — убежденно посоветовал ей Ванан. — Эта женщина может все.

И мадам де Монтеспан посетила Вуазен. В результате этого визита в алчных руках колдуньи оказался увесистый кошелек с золотыми монетами, а в небольшой комнате на улице Танри произошла странная церемония. Именно здесь аббат Мариет из церкви Святого Северина в полном священническом облачении отслужил литургию. Затем он прочел отрывки из Евангелия, возложив его на голову коленопреклоненной маркизы, а та, в свою очередь, высказала заветное желание:

«Пусть меня полюбит король! Пусть любовь эта не иссякает, пусть королева станет бесплодной, пусть король покинет ложе ее и стол ради меня, пусть одарит меня всем, что я попрошу для себя и своих родных, пусть слуги мои и приближенные всегда будут ему приятны. Пусть меня почитают и любят знатные сеньоры, дабы я могла принимать участие в королевском совете и знала все, что там происходит. Пусть любовь короля ко мне удвоится, пусть оставит он Лавальер и отринет королеву, чтобы я могла выйти за него замуж!»

Таковы были желания маркизы — ни больше и ни меньше! Разумеется, они свидетельствовали о чрезмерном честолюбии, ибо мадам де Монтеспан, хоть и была урожденной Мортемар, все же не принадлежала к высшей знати и не могла претендовать на то, чтобы стать королевой Франции. Но ее тщеславие не знало границ, и она была готова на все — лишь бы добиться цели.

Вскоре состоялись еще две подобные церемонии, причем одна из них происходила в самой церкви Святого Северина — естественно, под покровом ночи. Аббат Мариет тогда произнес заклятие над сердцами двух голубей, которые были окрещены именами Людовика и Луизы де Лавальер. Вторая же церемония была устроена в королевском замке Сен-Жермен, в апартаментах мадам де Тианж, сестры маркизы. Мариет отслужил там мессу с использованием всей церковной утвари.

И это возымело действие. В 1668 году торжествующая мадам де Монтеспан стала любовницей короля, тогда как звезда Лавальер закатилась. В 1669 году она родила первого из семерых детей, подаренных ею Людовику. Вуазен сколотила на этом целое состояние, а маркиза превратилась в ее покорную рабыню, поскольку отличалась крайней суеверностью, как и все уроженцы Пуату. Да и можно ли было сомневаться во власти колдуньи, если все заклятья оказались чрезвычайно успешными? Что же касается «любовных порошков», то они творили настоящие чудеса…

Однако все это было двенадцать лет назад. Слишком много времени прошло, и маркиза уже не верила в силу снадобий.

— Не надо мне вашего зелья, — заявила она. — Мне нужно нечто большее…

Вуазен заколебалась: времена были опасные. Колдунья знала о судьбе хорошо известных ей Вигуре и Бос — обе томились в сырых застенках Консьержери в ожидании пыток и казни. С другой стороны, никак нельзя было разочаровывать маркизу — такую могущественную, что бы она ни говорила, и такую богатую. И колдунья осторожно предложила:

— Быть может, устроим мессу?

— Черную мессу?! — с ужасом прошептала маркиза. — Нет, нет, я не вынесу этой унизительной мерзости! Больше никогда!

Несмотря на всю свою дерзость и жажду власти, мадам де Монтеспан не могла без содрогания вспоминать об этом святотатственном обряде в часовне замка Вильбусен около Монлери, куда она приехала вместе со своей камеристкой мадемуазель Дезойе. Этот древний, наполовину разрушенный замок был окружен рвами со стоячей водой и служил пристанищем лишь воронам да ночным птицам. Имение принадлежало знатному роду Монтгомери, но никто не бывал здесь, за исключением аббата Гибура — жуткого семидесятилетнего старика, который некогда был духовником этого семейства.

Мадам де Монтеспан задрожала, едва лишь он предстал перед ней в своей белой рясе с поясом из черных сосновых шишек. У него было мертвенно-бледное лицо, и он так вращал глазами, словно сам превратился в порожденного адом демона. Но это было только начало…

Надменной маркизе приказали раздеться донага, возлечь на старый каменный алтарь, подложив под голову подушку, и ужасный священник отслужил над ней святотатственную мессу.

В заключение он произнес:

«Князья Астарот и Асмодей, молю вас принять в жертву этого младенца и исполнить то, о чем прошу. Пусть возлюбит меня король, пусть почтят меня дружбой принцы и принцессы, пусть ни в чем не откажет мне король для моих родных и близких…»

Затем принесли новорожденного младенца (Гибур купил его за экю у кормилицы). Кровь из перерезанного горла смешали в кубке с кровью летучей мыши и мукой, а полученную облатку растолкли в ступе. Этот порошок маркиза унесла с собой, чтобы подсыпать в пищу королю.

Весь этот ужас повторялся еще дважды: дважды мадам де Монтеспан позволяла совершать над своим обнаженным телом отвратительный обряд, который всегда завершался убийством младенца. Но в те времена пропадало столько несчастных детей! Черная месса накрыла Париж зловещей тенью, и кормилицы охотно продавали своих питомцев, а родителям говорили, что младенца украли цыгане. Одна лишь Вуазен впоследствии призналась, что сожгла в печи или похоронила в саду несколько сот выкинутых до срока или новорожденных младенцев! Нависшая над малышами опасность стала столь грозной, что родная дочь колдуньи сбежала из дома, будучи на сносях, поскольку боялась, что мать отнимет у нее ребенка…

Итак, прекрасная и высокомерная женщина, принадлежавшая к одному из лучших родов Франции, трижды позволила убить на ее глазах младенца и покорно вынесла унизительную церемонию! Несомненно, причиной тому был страх. С некоторых пор страсть короля охладела, он начал избегать ее и заглядываться на других женщин, а маркиза не могла с этим смириться. Чтобы вернуть его любовь, она истребила бы сотни человеческих существ, если бы сатана потребовал такой жертвы.

Что касается Людовика XIV, то он с тех пор постоянно страдал от головных болей, шума в ушах и рези в глазах — это было побочным эффектом тех самых чудодейственных порошков, которые добывались уже известным нам способом. Впрочем, к любовнице своей он все же вернулся.

Другой — и куда более серьезный — кризис произошел в 1775 году. Под влиянием своего духовника преисполненный раскаяния король внезапно обратился к вере и удалил от себя фаворитку, которая пришла в смятение и вновь устремилась к Вуазен. Аюдовик проглотил множество порошков, а Гибур отслужил еще несколько месс — без участия мадам де Монтеспан, но полностью ею оплаченных. И король вновь вернулся: в результате всех этих экспериментов на свет появились мадемуазель де Блуа и граф Тулузский.

Отныне маркиза безоговорочно уверовала в своих колдунов, Однако тот ужас, который внушили ей эти омерзительные обряды, забыть не могла и потому упорствовала в своем отказе.

— Не надо черной мессы! — упрямо повторила она. — Я больше не хочу! Впрочем, в данном случае это и не поможет. Дело зашло слишком далеко.

Вуазен в ответ развела руками.

— Тогда, мадам, я не знаю, чем помочь вам.

— Выслушайте меня. Я хочу не только отомстить, но навсегда освободиться от рабства. Допустим, эта Скорай исчезнет… однако за ней появятся другие. Или же он вернется к Ментенон, которую я также взрастила собственными руками. Нет, нет! Единственным способом навсегда освободиться от опасности будет лишь исчезновение… их обоих!

— Вы хотите сказать…

— Я ничего не хочу сказать. Вы должны понять с полуслова — или мы расстаемся навсегда!

Мадам де Монтеспан с раздражением поднялась и надела маску. Казалось, она решила на этом прекратить слишком опасный разговор, но Вуазен удержала ее:

— Если я сделаю то, о чем вы просите, мадам, это будет стоить дорого… очень дорого!

— Вы получите сто тысяч золотых экю.

Ничего не скажешь, плата была воистину… королев; ской! Глаза колдуньи вспыхнули от алчности. Разумеется, риск был велик, но зато с такими деньгами она сможет уйти на покой: переселится в деревню, станет хозяйкой замка, по воскресеньям будет слушать мессу в своей церкви и принимать святое причастие… У Вуазен захватило дух от восторга, но она была женщиной предусмотрительной, а потому решила потребовать гарантий.

— Подумайте хорошенько, — негромко сказала она. — Раз вы понуждаете меня вступить на этот путь, то вам придется тушить мой костер, если мне придется взойти на него… или же сделать все, чтобы до костра дело не дошло!

— Вы напрасно так беспокоитесь: потому что для этого нет никаких оснований. Если же вас все-таки арестуют, в чем я вовсе не убеждена, вам достаточно будет держать язык за зубами. Я сумею вас выручить.

Договор был заключен. Предполагалось, что на следующий день Вуазен сама отправится в Сен-Жермен и, когда король выйдет на паперть церкви после мессы, вручит ему заранее подготовленный свиток — по обычаю в этот момент подданные имели право подавать свои прошения его величеству. Даже если король всего лишь развернет свиток, то и этого будет достаточно. Что же касается новой фаворитки, ее поручат заботам двух подручных колдуньи, которых звали Романи и Бертран. Это были надежные люди: первый из них в скором времени должен был жениться на Маргарите Монвуазен, родной дочери гадалки. Они явятся к прекрасной Анжелике под видом торговцев и предложат ей роскошные ткани, а также перчатки из Гренобля — необыкновенно изящные и, само собой разумеется, отравленные…

Итак, все было продумано наилучшим образом: мадам де Монтеспан избавится одновременно и от соперницы, и от неверного возлюбленного. Когда мстительная фаворитка покидала дом в квартале Вильнев-сюр-Гравуа, на ее прекрасных губах вновь блистала улыбка.

Но эта улыбка очень скоро сменилась гримасой ужаса, ибо через несколько дней, а именно 12 марта, колдунью арестовали по приказу начальника полиции Ла Рейни в тот самый момент, когда она выходила из церкви. Надо сказать, Вуазен была очень набожной и всегда крестила младенцев прежде, чем перерезать им горло! В аресте колдуньи не было ничего случайного: Вигуре и Бос, уже два месяца томившиеся в тюрьме, решили наконец дать показания в надежде облегчить свою участь.

И показания эти оказались столь подробными, что по городу прокатилась волна арестов. 11 февраля была взята под стражу мадам де Пулайон — первая из числа знатных дам, замешанных в Деле Отравителей. Ее любовником был некий маркиз де ла Ривьер, который в действительности являлся незаконнорожденным сыном аббата де ла Ривьера. Этот красивый, но развращенный до мозга костей юнец довел мадам де Пулайон до полного разорения: ради него она продавала фамильное серебро и даже собственные платья, поскольку старый супруг бдительно охранял свои сундуки и отнюдь не желал содержать ее расточительного любовника. Оказавшись в безнадежной ситуации, молодая женщина обратилась за помощью к Мари Бос, и та вручила ей отравленную рубашку, предназначенную для скупого мужа. Для пущей надежности следовало добавить ему в пищу несколько порошков, однако служанка, которой была поручена эта работа, в последнюю минуту перепугалась и выкинула все дары колдуньи в окошко.