– Доброе утро, милорд. – Виола спокойно улыбнулась. – Подумать только, я лишь недавно прошла мимо вашей комнаты на цыпочках, решив, что вы, должно быть, заспались от деревенского воздуха. Здесь прохладно, вы не находите? Я прикажу развести в камине огонь и принести вам завтрак. Я взяла на себя смелость заказать то, что, на мой взгляд, вам понравится. – Она встала и позвонила в колокольчик.
– Благодарю. – Фердинанд сел на стул во главе стола, который она оставила для него свободным, поскольку не хотела, чтобы утро начиналось со споров по поводу главенства между ними.
У нее на тарелке лежали омлет, сосиски и тост – более обильный, чем обычно, завтрак вместо привычных тоста и кофе. Она держала в руках нож и вилку, продолжая тщательно пережевывать каждый кусочек с видимым удовольствием, хотя все на тарелке неожиданно приобрело вкус соломы.
– Дорога за домом должна быть очень приятной для прогулок – и пеших, и верхом, – заметил он. – Трава скошена, а деревья по обе стороны такие прямые, словно две шеренги солдат на параде. Это просто чудо природы, и остается только удивляться, как они умудряются скрывать целую армию птиц, так что слышишь сотни голосов, но не видишь ни единой хористки, пока одна из них не соблаговолит перелететь с одной ветки на другую.
– Я всегда наслаждалась прогулками там, – согласилась Виола.
– С вершины холма можно видеть на мили вокруг, – продолжал Фердинанд. – Мне здесь очень понравилось бы, будь я мальчишкой. Этот холм немного напоминает холмы в Актон-Парке, где я вырос. Я бы стал королем в замке и не пускал сюда никого из посторонних. Нет, тут нужна поправка! – Он улыбнулся, и Виола невольно вспомнила об ослепительном незнакомце на празднике. – Королем стал бы мой брат, а я был бы его преданным вассалом.
Жизнь у вассалов гораздо интереснее. Они побеждают драконов и расправляются с другими злодеями, в то время как король просто сидит на троне, скучающий и надменный, отдавая приказания и грубо ругаясь.
– Боже! Неужели ваш брат только этим и занят? – рассмеялась Виола.
– Старшие братья могут быть пренеприятнейшими существами.
Но Виоле не хотелось выслушивать истории о его детстве и семье. Ей неприятно было видеть его мальчишескую улыбку. Она мечтала увидеть его в ярости, она хотела, чтобы именно он ругался грубыми словами. Такой он был бы более неприятным и отталкивающим. Догадывался ли он об этом? Он что, нарочно вел себя так, играя с ней? Но что это? Он барабанил пальцами по столу и нетерпеливо поглядывал на дверь – верный признак того, что он не чувствовал себя таким раскованным и оживленным, каким хотел казаться.
Виола отправила в рот кусочек омлета.
– Они определенно бездельничают там, на кухне, – сказал он после непродолжительной паузы. – Я должен поговорить с Джарви.
Как он смеет! Мистер Джарви был ее дворецким, старый граф Бамбер нанял его специально для нее. Но в ее планы пока еще не входило ссориться с этим человеком.
– Вам кажется, что вы ждете слишком долго? – Она с удивлением посмотрела на него. – Извините, кухня расположена довольно далеко от столовой, а ступеньки слишком крутые. Мистер Джарви не так уж юн, к тому же иногда его беспокоят ноги. Кухарка тоже немного медлительна – и чрезвычайно забывчива. Но вы же понимаете, как нелегко найти хороших слуг в провинции, поэтому приходится мириться с тем, что есть, даже если они не отвечают городским стандартам.
В этот момент дверь отворилась, и появился дворецкий с непокрытой тарелкой в одной руке и большой кружкой эля в другой. Виола с восхищением смотрела на то и другое. Как удалось миссис Уолш уместить столько еды на одну тарелку, чтобы ничего не соскользнуло с нее? Когда мистер Джарви поставил все на стол, она увидела сосиски, почки, яичницу с беконом, а также тосты, балансирующие на одной стороне тарелки. В качестве основного блюда выступал огромный толстый бифштекс, который подержали несколько минут на сковородке, а затем шлепнули на тарелку, где он плавал в красном соусе.
Она перевела взгляд с тарелки на лицо лорда Фердинанда, на котором на какое-то мгновение отразилось искреннее изумление.
– Я была уверена, что после прогулки верхом вам понадобится обильный деревенский завтрак, милорд, – пояснила Виола и тут же вспомнила, что уже говорила, будто думала, что он крепко спит в своей постели.
– Да, это так. – Фердинанд снова потер руки, откровенно развлекаясь.
Неужели такой завтрак мог вызвать у него аппетит? Затаив дыхание, Виола ждала, когда он попробует его. Но была еще одна мелочь, о которой нужно было незамедлительно позаботиться.
– Мистер Джарви, разожгите камин, пожалуйста, – приказала дворецкому, – его милость находит, что в доме прохладно.
Получив задание, дворецкий бодро поклонился, а лорд Фердинанд посмотрел ему вслед. Виоле оставалось только надеяться, что Фердинанд не заметит отсутствия у дворецкого проблем с ногами. Затем она тайком принялась наблюдать за тем, как он подцепил кусочек почки вилкой и отправил его в рот. Она готова была ликовать, когда он бросил на стол вилку и нож.
– Еда холодная, – с удивлением констатировал он.
– Подумать только. – Она смотрела на него с сочувствием, а в голосе звучали извиняющиеся нотки. – Я так привыкла к этому, что не сообразила предупредить вас.
Смею предположить, что кухарка заранее приготовила для вас еду и забыла подогреть ее в духовке к вашему появлению. Это так, мистер Джарви? Может быть вы отнесете завтрак на кухню, чтобы его разогрели? Вы подождете минут тридцать – сорок, милорд? , Дрова в камине затрещали, дворецкий выпрямился и сделал шаг к столу.
– Нет-нет. – Фердинанд поднял руку, чтобы остановить его. – Это не важно. Мне не нужен такой обильный завтрак, тостов будет достаточно. К счастью, тосты всегда хороши, даже в холодном виде. Обычно я предпочитаю элю кофе – может быть, вы не забудете об этом до завтра, мистер Джарви?
Он взял кусочек поджаренного хлеба и откусил от него.
Раздался громкий хруст, по которому Виола поняла, что тост был каменным и холодным, и если бы его случайно уронили, он рассыпался бы на мельчайшие кусочки.
Взглянув на камин, Виола поднесла к лицу салфетку и постаралась не расхохотаться, пока лорд Фердинанд кашлял.
– О Боже! – воскликнула она. – Из камина валит дым.
Должно быть, птицы опять свили гнездо в трубе. Это случается постоянно. И бог знает сколько пройдет дней, прежде чем удастся найти трубочиста. – Она закашлялась в салфетку, и у нее защипало глаза. – В деревне нет своего трубочиста, а до ближайшего города – восемь миль.
– Можно только надеяться, – заметил Фердинанд, вскочив на ноги и распахивая сначала одно, а затем второе окно, – что сейчас в гнезде пусто. Иначе, осмелюсь заметить, у нас на обед была бы жареная дичь.
Что-то в его тоне насторожило Виолу. Наконец-то он понял, но, похоже, и не думал выходить из себя, на что она так надеялась. Он собирается принять участие в игре, возможно, считая, что хороший юмор разозлит ее гораздо больше его возмущенных криков и хмурого вида. И в этом он был прав, но это ничего не значило. Во всяком случае, он теперь понял, с чем столкнулся, – он был один с горсткой своих слуг, и ему предстояло бороться со всеми людьми, населяющими этот дом, которые готовились сделать его жизнь настолько несносной, насколько это было в их силах.
– Я уверена, – сказала Виола, вздрогнув от свежего ветерка с улицы, который заиграл с ее салфеткой, а потом окутал, словно ледяной плащ, – что преимущества жизни в сельской местности значительно перевешиваются ее недостатками. Можете идти, мистер Джарви, спасибо. Остается только надеяться, что днем потеплеет и мы сможем обойтись без камина, не испытывая больших неудобств.
Дворецкий направился к двери.
– Подождите, Джарви, – окликнул его Фердинанд, не отходя от окна. – Найдите мне крепкого конюха или садовника, того, кто не боится высоты. Может быть, того, кто знаком с крышами и трубами. Осмелюсь предположить, что такой человек есть. Готов даже поспорить на этот счет. Я полезу вместе с ним на крышу, когда допью эль, и мы посмотрим, сможем ли помочь бедным бездомным птицам. Во всяком случае, своего гнезда они уже точно лишились.
Глаза у Виолы болели и слезились. Он будет достойным противником, поняла она, и сердце у нее упало. Что ж, посмотрим, кто одержит победу. Ее союзники значительно превосходили его числом. И сама она ни в чем ему не уступала. В конечном итоге она теряла гораздо больше, чем он, и от этой мысли становилось тяжело на душе.
– Вы упадете и разобьетесь, – предсказала она и закашлялась, прикрывая рот платком. Что это Эли затолкал в трубу? И почему ее волнует, что с Дадли может что-то произойти?
– Вы не должны беспокоиться за мою безопасность, сударыня, – сказал он, когда дворецкий выскочил из комнаты. – Одним из моих наиболее ярких приключений в дни юности было пари о том, что я смогу пройти от конца до начала длинной лондонской улицы, ни разу не коснувшись земли. Пари было тем интереснее, что стояла влажная ветреная безлунная ночь, а проделать это нужно было за час. Я уложился в сорок три минуты.
– Полагаю, – сказала она более резким тоном, чем намеревалась, – вы ехали на лошади.
– И на это у меня ушло сорок три минуты? – Он засмеялся. – Человек, предложивший пари, заранее предвидел это и потребовал не пользоваться никаким транспортом.
Я прошел весь путь по крышам.
– Я искренне восхищаюсь вами, милорд, – сказала Виола, вставая и не пытаясь скрыть насмешку.
– Куда вы направляетесь? – поинтересовался он.
Она подняла брови и холодно взглянула на него сквозь постепенно развеивающуюся дымовую завесу.
– Это вас не касается, милорд, – сказала она, а затем пожалела о своей грубости. Его глаза скользили по ее телу, раздевая ее – или ей так казалось. Она сжала зубы и сверкнула глазами.
– Может быть, после того как я разделаюсь с трубой, вы прогуляетесь со мной, мисс Торнхилл? – спросил он.
– Чтобы показать вам парк? – недоверчиво поинтересовалась она. – Это мои личные владения, и я показываю их лишь привилегированным гостям.
– К числу которых я не принадлежу, – добавил он.
– Верно.
– Но я ведь не посетитель, вы согласны? – спросил он тем самым мягким голосом, от которого у нее по всему телу пробежала дрожь, несмотря на все ее усилия не поддаваться его обаянию.
– Если захотите прогуляться по саду, пригласите в проводники кого-нибудь еще, – сказала она, поворачиваясь к двери.
– Чтобы очутиться где-нибудь в поле рядом со злобным несносным быком? Или попасть в зыбучие пески у реки? Я не прошу экскурсии с проводником. Мне хочется поговорить с вами, и мне кажется, что лучше всего это сделать на воздухе. Мы должны забыть об играх и забавах, мисс Торнхилл, и принять какое-то решение относительно вашего будущего – которое, между прочим, не связано с «Сосновым бором». Нет смысла откладывать неизбежное. Даже если вы настаиваете на том, чтобы остаться здесь до того времени, когда прибудет копия завещания старого графа, вам все равно придется примириться с реальностью. Вам лучше подготовиться к этому заранее. Так что давайте прогуляемся.
Виола повернулась к нему. Он начал с просьбы, а закончил почти приказанием. Это было типично для такого рода людей. Все смертные, казалось, существовали только для того, чтобы выполнять их волю.
– Мне надо заняться делами по дому, – объяснила она, – после этого я отправлюсь гулять вдоль реки. Если вы пожелаете присоединиться ко мне, я не прогоню вас.
Но вы будете моим гостем. Вы не будете командовать мной, ни сейчас, ни в будущем. Это понятно?
Он сложил руки на груди и прислонился к подоконнику, держась с раскованным мужеством. Его губы были сжаты, а в глазах читалось изумление – или презрение?
– Английский всегда был моим родным языком, – заметил он.
Было ясно, что он больше ничего не скажет. Виола вышла из комнаты, понимая, что все задуманные ею и слугами проделки пока лишь раззадорили его и он более, чем когда-либо, намерен остаться. Похоже, что игры и проделки вернули к жизни этого скучающего лондонского денди.
Однако посмотрим, как он отреагирует на все, что для него припасено!
* * *
«Что еще она придумает?» – спрашивал себя Фердинанд, продолжая опираться на подоконник и не делая попытки затушить огонь в камине. После предложенного вчера обеда ему следует быть настороже; теперь он мог объяснить появление петуха, которого, вероятно, нарочно выпустили из курятника, и холодный, полусырой завтрак. Но лишь дымящая труба окончательно раскрыла ему глаза, точнее, заставила их болеть и чесаться. Она на самом деле думает, что может таким способом изгнать его отсюда?
Быстрая езда развеяла его раздражение от того, что его подняли в неурочный час, и тоста, холодного и слегка подгоревшего, было достаточно, чтобы утолить его утренний голод. Дымящий камин был еще одним вызовом. Что же касается жаркого, предложенного ему вчера вечером, то он мог понять юмор не хуже любого другого. Он сам был готов примкнуть к заговорщикам и придумать несколько безобидных проделок, чтобы убедить Виолу Торнхилл, что ей действительно не пристало находиться под одной крышей с холостяком. Ему ничего не стоило ходить по дому в грязных сапогах, оставлять после себя беспорядок, где бы он ни появился, приобрести несколько неуправляемых собак, бродить полуодетым, забывать побриться.., то есть он мог, если бы захотел, стать источником бесконечного раздражения.
Но беда состояла в том, что это не было игрой.
Черт побери, ведь он искренне расстроился сегодня утром и чувствовал себя виновным, словно был злодеем из какой-то сказки. Сама глупость этой утренней проделки была доказательством того, что она в отчаянии.
Виола не приняла его предложения отправиться к Джейн, герцогине Трешем, его невестке. Не проявила она и радости при мысли остановиться в одном из домов Бамбера. Она, казалось, не желала воспринимать реальную жизнь. Что еще он мог предложить? Надо подумать. Единственное, в чем он был уверен, – у него не было желания собственноручно выбросить ее из дома или прибегнуть к помощи констебля или члена магистрата. В этом плане он всегда считался слабаком, бесхребетным в семействе Дадли. Но, как бы то ни было, он переживал за нее. Ее вины не было в том, что ее лишали комфорта и безопасности.
Фердинанд отошел от окна и постарался на время отвлечься. Сначала дело. Без чашки горячего кофе у него не было желания снова садиться за стол – он должен был признаться, что его желудок восстал при виде бифштекса. Пора было лезть на крышу.
* * *
Обсудив меню на день с миссис Уолш, Виола направилась в библиотеку, где намеревалась провести некоторое время, приводя в порядок книги по управлению имением. Но на письменном столе лежало письмо, которое, должно быть, пришло с утренней почтой. Она поспешно взяла его в руки и увидела по почерку, что оно от Клер. Виола почувствовала искушение немедленно сломать печать и прочитать письмо, но дом, увы, больше не был ее собственностью. Фердинанд мог войти в любую минуту и задать один из своих назойливых вопросов, как сегодня после завтрака. «Куда вы отправляетесь?» Это было по меньшей мере унизительно. Виола засунула письмо в карман платья. Вне дома ей легче будет уединиться.
Однако, когда она вышла из парадной двери, об уединении нечего было и думать. Сад перед террасой был заполнен людьми: дворецкий, главный садовник и оба его помощника, лакей. Роза, Ханна, два незнакомца, должно быть, слуги лорда Фердинанда, – все стояли как вкопанные, глядя вверх, на небо. Роза одной рукой закрыла лицо – ненужное жеманство, так как пальцы были растопырены.
Нет, решила Виола, отказываясь от своего первого впечатления после того, как несколько секунд наблюдала за всеми домочадцами, они смотрели не на небо, а на крышу. Ну конечно!
– Непонятно, почему он не послал за трубочистом? – услышала она слова одного из помощников садовника, адресованные другому. – Бессмысленно чистить трубу сверху.
– Эли упадет прямо вниз и разобьет голову о камин, помяните мое слово, – азартно предсказал другой.
– Да, и опалит себе волосы.
Виола подбежала к группе слуг. Он что, действительно залез на крышу? Он не разыгрывал ее? Он и Эли, помощник конюха? Ей не хотелось смотреть на все это. От высоты у нее кружилась голова, и она не могла понять, почему другие не испытывали того же.
– Прекратите болтовню! – потребовал старший садовник от своих подчиненных. – Вы их отвлекаете.
Виола повернулась и взглянула вверх – ноги ее тут же стали ватными. Окно мансарды было распахнуто; перед ним располагался маленький балкончик, но оттуда нельзя было добраться до высоких труб. Крыша была крутой, покрытой серым шифером, который выглядел гладким, как яйцо, и таким же скользким. Фердинанд Дадли и Эли стояли на балконе, первый, упершись руками в бока, рассматривал крышу. Он снял куртку для верховой езды и жилет.
– Джеб, – громко прошептала Виола, – как Эли заткнул трубу? Сверху или снизу? – Она предполагала, что снизу; она ни за что не позволила бы ему карабкаться на крышу и подвергать свою жизнь опасности.
– Тряпки загорелись бы, если бы были заткнуты снизу, – объяснил ей кучер. – Он полез наверх после того, как выпустил петуха. Позже он клялся, что у него не хватит духа проделать это еще раз, но его милость не посчитался с этим.
Так как пока еще они находились в относительной безопасности, шепот и призывы к тишине были излишними.
– Эли! – позвала Виола, сложив руки рупором, чтобы ее было лучше слышно. – Немедленно спускайся вниз, пока не сломал себе шею. И меня не волнует, если лорд Фердинанд будет возражать.
Они оба посмотрели вниз. Виола могла представить, насколько опасной выглядела их задача сверху, ведь даже снизу ситуация казалась очень рискованной.
– Спускайтесь вниз! – крикнула она снова. – Оба!
Даже на расстоянии Виола видела усмешку лорда Фердинанда, когда он положил руку на плечо парнишки и сказал что-то, что снизу было невозможно расслышать. Затем он перекинул сначала одну ногу, затем вторую через низкие перила, отделявшие балкон от шиферной крыши. Эли остался на месте.
Роза подавила готовый вырваться крик, и мистер Джарви тихим голосом пытался успокоить ее.
Виола присела бы на скамью, опоясывавшую фонтан, если бы смогла преодолеть необходимые шесть футов до нее.
Итак, она застыла, приложив ладонь ко рту. Дурак! Ненормальный! Он упадет и переломает себе все кости, и его смерть будет на ее совести. Возможно, он хотел именно этого.
Но Фердинанд без видимого усилия достиг конька крыши, подтянулся вверх около трубы, соединенной с камином, и заглянул в нее – она доходила ему до груди.
Глупец! Идиот!
– Это не поможет, – пробормотал Джеб Хардинг. – Ему не достать того, что лежит в глубине.
Затем Роза вскрикнула, дворецкий тихо выругался, а Фердинанд Дадли обхватил верхнюю часть трубы руками, подтянулся так, что смог сесть на ее край и спустить ноги внутрь.
– Он не успокоится, пока не разобьется! – воскликнула Ханна.
– Должен сказать, что он чертовски ловкий парень, – заметил лакей, но Виола слышала это вполуха. Ее головная боль – Фердинанд Дадли постепенно исчезал в трубе и наконец скрылся целиком.
Он упадет и разобьется. Он застрянет в трубе и умрет долгой мучительной смертью. Если он выживет, она убьет его собственными руками.
Прошло две-три минуты, которые тянулись, словно два часа, прежде чем он появился – точнее, его черная копия.
Его лицо было таким же черным, как его волосы. Рубашка стала серой. В черной руке он держал черное тряпье и улыбался сверху своей аудитории. Его зубы были ослепительно белыми, даже издалека.
– К счастью, гнезда там не оказалось, – прокричал он, – только таинственные летающие предметы, без сомнения, с луны! – Он бросил вниз обгорелое тряпье, которое беспорядочно разлетелось по крыше, а часть его упала вниз, на террасу.
Как он собирается спуститься?
На это у него ушло всего несколько секунд он беззаботно прыгал по крыше, словно спускался по поросшему травой склону на мягкую лужайку внизу. Достигнув перил и балкона, где все еще оставался Эли, Фердинанд перемахнул через перила и повернулся, чтобы помахать зрителям. Парнишка громко смеялся и аплодировал.
– Да, он смел,: в этом ему не откажешь, – проворчал Джеб Хардинг.
– Отличный парень, – согласился лакей.
– Он мог бы заставить Эли сделать это, как грозился, – добавил старший садовник, – но полез сам. Не много найдется джентльменов под стать ему.
– Все дело в том, – сказал один из слуг Фердинанда, наблюдая, как его хозяин и Эли исчезли в окне мансарды, – что его милость терпеть не может оставаться в стороне, когда кто-то развлекается. Это еще пустяки. Могу рассказать…
Но Виола уже достаточно наслушалась.
– Мистер Джарви, – холодно сказала она, прежде чем решительным шагом направиться к террасе, – не пора ли всем взяться за дело?
Все они восхищались его дурацкими выходками! Он завоевал их. Вот уж действительно славный малый!
Виола вошла в дом и поднялась на второй этаж, в свою спальню. Он был уже тут как тут, стоя рядом с Эли на чистом дорогом ковре в коридоре. Она бы очень удивилась, узнав, что в трубе осталась копоть, похоже, он сумел собрать ее всю.
– Что за отвратительный и опрометчивый поступок! – воскликнула она, шагая ему навстречу, пока между ними не осталось трех футов. – Вы ведь могли разбиться!
Фердинанд снова улыбнулся. Как ему удавалось выглядеть красивым и мужественным даже в такой момент?
Но это только усилило ее гнев.
– И посмотрите, что вы сделали с моим ковром!
– Можешь вернуться в конюшню, парень, – обратился он к Эли. – И если ты хотя бы раз поставишь ногу на эту крышу, то получишь от меня хорошую трепку, когда спустишься. Ты понял?
– Да, милорд.
И пока разъяренная Виола наблюдала за ними, парнишка бросил на Фердинанда полный обожания взгляд и хитро улыбнулся, прежде чем повернуться и сбежать по ступеням.
– Сегодня вы сможете обедать в тепле и с полным комфортом, сударыня, – сказал Фердинанд, обращаясь к Виоле. – А теперь прошу извинить меня, я должен пойти переодеться и выдержать гнев моего лакея. Ему вряд ли понравится вид моих сапог.
– Вы сделали это нарочно, – сказала она, сощурив глаза и сжав кулаки. – Вы сделали так, чтобы все знали, что вы полезете наверх. Вы заранее приготовились играть перед аудиторией. Вы рисковали руками, ногами, своей жизнью, лишь бы все смотрели на вас с восхищением и называли славным малым.
– Не может быть! – Его глаза весело блестели. – Они так говорят?
– Жизнь для вас лишь игра! – воскликнула Виола. – Возможно, вы довольны, что нашли меня здесь и я отказываюсь покинуть дом. Возможно, вы довольны, что здесь все делается для того, чтобы создать для вас неудобства.
– Вы должны понять, – сказал Фердинанд, – что я могу устоять перед любым соблазном, но только не перед вызовом. Вы бросили мне перчатку, мисс Торнхилл, и я ее поднял. А чего вы ожидали?
– Но это не игра! – Ее ногти до боли впились в ладони. С перепачканного сажей лица на нее смотрели его черные как уголь глаза.
– Да, не игра, – согласился он, – но ведь не я же устраивал все эти проделки, вы согласны, сударыня? А если игра началась, я не могу ее пропустить. И я всегда выигрываю. Запомните это. Дайте мне полчаса, чтобы принять ванну. Затем мы отправимся на прогулку, как вы мне обещали.
Он повернулся и пошел к своей спальне. Виола наблюдала за ним, пока он не захлопнул за собой дверь. На том месте, где он стоял, на ковре чернело оставленное его сапогами пятно.
«Я всегда выигрываю».
Он смел.
Отличный парень.
Ей хотелось разрядить свой гнев, или расплакаться от жалости к себе, или даже убить кого-нибудь.
Вместо этого Виола спустилась вниз. Она собиралась выйти на улицу и спокойно прочитать полученное письмо.
Если он захочет, то найдет ее у реки. Она не собирается сидеть и ждать его, как послушный ребенок.
Глава 6
Когда Фердинанд нашел Виолу, она, вероятно, уже прочитала письмо, во всяком случае, она складывала его. Она сидела на траве на берегу реки, юбка ее легкого муслинового платья была расправлена и лежала вокруг нее, голову венчала корона из аккуратно уложенных заплетенных кос.
Вокруг росли ромашки, лютики и клевер. Она олицетворяла собой красоту и невинность в полной гармонии с окружающим миром.
Фердинанд почувствовал себя негодяем. Он слышал, что покойный граф Бамбер слыл порядочным человеком, хотя не был знаком с ним лично. Но, очевидно, старик был без царя в голове, как и его сын.
Виола не повернула головы, когда Фердинанд приблизился, хотя должна была услышать его шаги. Она спрятала письмо в карман платья. Она что, думает, что он способен выхватить у нее из рук письмо и прочитать? Его раздражение вернулось.
– Прячетесь от меня, мисс Торнхилл?
Она вскинула голову.
– Прятаться здесь, где нет ни единого дерева? Если бы я захотела спрятаться от вас, милорд, вы ни за что не нашли бы меня.
Дадли стоял на траве подле нее, а ее взгляд был обращен к реке и противоположному берегу, она обхватила руками согнутые колени. Он с удовольствием прогулялся бы с ней, но было очевидно, что у нее нет никакого желания подниматься на ноги. Он не мог вести с ней разумный разговор, возвышаясь над ней как каланча. Фердинанд присел подле нее, вытянув вперед одну ногу и положив руку на согнутое колено другой.
– У вас были день и ночь, чтобы все обдумать, – на чал он. – У вас была возможность посоветоваться с друзьями и соседями. Хотя я и послал за копией завещания, полагаю, что теперь вы поняли, что имение «Сосновый бор» никогда вам не принадлежало. Вы пришли к какому-нибудь решению относительно своего будущего?
– Я остаюсь здесь, – заявила она. – Это мой дом, и я живу здесь.
– Ваши друзья были правы, когда говорили, что ваша репутация подвергается серьезному риску, пока вы остаетесь здесь со мной, – предостерег он ее.
Она тихо засмеялась и принялась собирать ромашки вокруг себя. Фердинанд наблюдал, как она плетет венок.
– Если вы так беспокоитесь о соблюдении приличий, – сказала она, – то именно вы должны уехать. У вас нет прав на «Сосновый бор». Вы выиграли его в карты. Несомненно, вы были так пьяны, что поначалу даже не осознали этого.
– Дело происходило в клубе «Брукс», – пояснил Фердинанд. – В высшей степени респектабельном клубе для джентльменов. И нужно быть круглым дураком, чтобы играть на пьяную голову. Я не дурак.
Вместо ответа послышался ее тихий смех – он угадал в нем презрение, – и она вплела еще одну ромашку в венок.
– Завещание доставят примерно через неделю, – предположил он, – если Бамбер решит прислать его или копию. Но может случиться и так, что он не обратит внимания на мою просьбу. Я не могу позволить вам до бесконечности оставаться здесь.., вы понимаете?
Боже, от ее репутации останутся одни лохмотья. От него потребуют возмещения ущерба, и он хорошо знал, что это означает – его прикуют к ней цепями брака, если он не будет достаточно осторожен.
Одной мысли, что его могут связать узами брака, было достаточно, чтобы Фердинанда бросило в холодный пот, несмотря на теплое майское солнце.
– Почему вы так уверены, что старый граф намеревался оставить вам «Сосновый бор»? – поинтересовался он. – Помимо того, что дал обещание сделать это.
– Он сделал это, – поправила его Виола.
– Но почему он обещал вам это? Вы были его любимой племянницей или кузиной?
– Он любил меня, – заявила она со сдерживаемой страстью в голосе, сорвав сразу несколько ромашек и положив их на траву, прежде чем возобновить свое занятие.
– Это не всегда означает, что…
– И я любила его, – добавила она. – Возможно, вы никогда не любили, лорд Фердинанд, или вас не любили.
Любовь означает веру и доверие. Я доверяла ему. Верю и сейчас и буду верить всегда. Он сказал, что «Сосновый бор» должен быть моим, и я ни на секунду не сомневалась, что так оно и есть.
– Но завещание! – Он нахмурился и стал наблюдать за ее руками. – Если окажется, что он не сдержал свое слово, вам придется признать, что он обманул вас.
– Никогда! – Виола перестала плести венок и повернула голову. – Все, что сможет доказать завещание, это что кто-то подделал его, возможно, даже уничтожил. Я никогда не потеряю веру в него, потому что никогда его не разлюблю.
Фердинанд молчал, потрясенный страстностью, с которой она говорила о любви между ней и старым графом Бамбером. Боже правый, в каких отношениях они состояли?
– Это серьезное обвинение, – заметил он. – Я имею в виду, что кто-то мог изменить завещание.
– Да, – согласилась она, – это так.
На самом деле он не собирался ничего узнавать о ней.
Он не хотел, чтобы она начала значить для него больше, чем сейчас. Он и так мучился угрызениями совести. Минуту-другую он боролся со своим любопытством. Несколько выбившихся из прически завитков соблазнительно вились у нее сзади на шее.
– Вы выросли в сельской местности? – спросил он, пересиливая себя.
– Нет. – Некоторое время Фердинанд с облегчением думал, что она ограничится этим коротким ответом, но он ошибся. – Я выросла в Лондоне. Я провела там всю свою жизнь, пока не приехала сюда почти два года назад.
– Это, наверное, было настоящим шоком, – предположил он.
– Так и было, – она сорвала все ромашки, до которых могла дотянуться, – но я полюбила эту жизнь.
– Ваши родители живы? – Если они живы, почему их нет рядом с ней? Или почему она не с ними?
– Только моя мать.
– Вы потеряли отца в раннем возрасте? – спросил он.
Виола положила венок на колени, оба его конца лежали на земле справа и слева от нее. Она углубилась в выравнивание ромашек, так чтобы головки цветов смотрели вверх.
– Мама второй раз вышла замуж, когда мне было девять лет, – начала она свой рассказ. – Отчим умер, когда мне исполнилось восемнадцать, – в драке в игорном доме.
Его обвинили в мошенничестве, и, осмелюсь сказать, обвинение было справедливым. – Ее голос был лишен каких-либо эмоций.
– Понятно, – произнес он. Что еще можно было сказать? Он выиграл дом, который она считала своим, в карточной игре. Ей это должно было казаться жестокой иронией судьбы.