Дадли (№2) - Искусная в любви

– Ты всегда была храбрее меня, Фейт, – со вздохом сказала Пруденс, – но ты права. Ты всегда права. Не бойтесь, мисс Торнхилл. Если лорд Фердинанд пожелает оскорбить вас в нашем присутствии – что ж, мы отплатим ему той же монетой. Если только мы осмелимся, о Боже!

После этого все принялись за работу, и прошло не меньше получаса, в течение которого в комнате витал обычный дамский разговор – о погоде, здоровье, последней моде в иллюстрированных картинках, полученных из Лондона, о следующем сельском бале. Шел оживленный обмен советами.

Затем дверь гостиной отворилась и в комнату вошел лорд Фердинанд. Виола, вышивавшая коврик, на который опустится на колени невеста, отметила, что он выглядел безупречно в зеленом, мастерски сшитом фраке и песочного цвета панталонах, в начищенных до блеска высоких сапогах и привычной белоснежной рубашке. Его густые блестящие волосы были причесаны по последней моде. Его, должно быть, предупредили, поняла Виола, и вместо того, чтобы спрятаться, пока леди не разойдутся, он поднялся наверх, переоделся, а затем спустился, чтобы предстать перед всеми с вечной улыбкой на лице.

– Ax! – Он грациозно поклонился всем собравшимся. – Добрый день, леди. Добро пожаловать в «Сосновый бор», это касается всех, кого я не имел удовольствия видеть здесь вчера.

Виола отложила свое вышивание в сторону и поднялась.

– На этой неделе кружок по рукоделию собирается здесь, – объяснила она. – Когда у кого-то есть преимущества владеть таким большим имением, он должен использовать его на общее благо, даже если ради этого и придется поступиться уединением.

Фердинанд поднял смеющиеся глаза на Виолу.

– Полностью с вами согласен, – произнес он.

– Полагаю, – многозначительно сказала она, – библиотека свободна?..

– Это так, – ответил он, – я только что был там и нашел книгу, о которой слышал много хорошего.

Только тут Виола заметила у него в руках книгу.

– Она называется «Гордость и предубеждение», – сказал он. – Кто-нибудь из вас слышал о ней?

– Я слышала, но не читала, – призналась миссис Коудер.

Виола читала ее – и не раз. Она считала «Гордость и предубеждение» лучшей книгой, которую ей когда-либо довелось прочесть. Лорд Фердинанд прошел в глубь комнаты и широко улыбнулся всем своей чарующей улыбкой.

– Может, мне почитать вслух, пока леди заняты своим рукоделием? – спросил он. – Мужчины не очень-то прилежны и умелы, но, возможно, и мы на что-нибудь сгодимся.

Виола бросила на него возмущенный взгляд. Как он смеет испытывать свои чары на дамском обществе, вместо того чтобы слоняться подальше от гостиной, выходя из себя, как сделал бы любой порядочный джентльмен?

– Это будет очень любезно с вашей стороны, лорд Фердинанд, – откликнулась мисс Пруденс Мерриуэзер. – Наш отец имел обыкновение читать нам, особенно темными вечерами, когда время так медленно тянется. Ты помнишь, Фейт, дорогая?

Повторять предложение не потребовалось. Фердинанд уселся на единственное свободное место на оттоманке, почти у ног Виолы, улыбнулся еще раз, когда леди вернулись к своей работе, и начал читать:

– «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену».

Кое-кто из женщин засмеялся, и он продолжил чтение – наверняка зная, что большинство из них думали о том, как подходит ему эта первая фраза романа. Не то чтобы у него было хорошее состояние, но он владел «Сосновым бором». И именно она. Виола, сделала его процветающим. Прежде чем возобновить работу, девушка несколько минут с горечью смотрела на него.

Читал он блистательно. Фердинанд не только делал это отчетливо, в хорошем темпе и с выражением, он также частенько поднимал глаза от книги, чтобы мимикой выразить свое отношение к повествованию. Он наслаждался и книгой, и аудиторией, о чем свидетельствовала его манера, а его аудитория наслаждалась, лицезрел его. В этом Виола могла убедиться, окинув взглядом комнату.

Как она ненавидела его!

Закончив чтение, Фердинанд задержался, чтобы обсудить книгу со слушательницами, выпить с ними чашку чаю, рассмотреть их работы и восхититься ими. Он добился того, что приручил даже самых умных и независимых. В довершение всего он вышел вместе с Виолой на террасу, чтобы проводить их. Дождь прекратился, но над головой все еще висели серые, темные облака.

Виола готова была расплакаться и, возможно, так бы и поступила, но ей не хотелось показать ему, что он снова превзошел ее.

– Что за очаровательные леди, – сказал Фердинанд, поворачиваясь к ней, когда они остались на террасе вдвоем. – Я должен сделать так, чтобы они приходили сюда каждую неделю.

– И я тоже. – Виола резко повернулась и заторопилась обратно в дом, оставив его на террасе.

Глава 9

Фердинанд наслаждался бы жизнью в «Сосновом бору» всю последующую неделю, если бы не Виола Торнхилл. Он не ожидал такого сильного чувства привязанности к чему-либо, которое почувствовал в этом имении.

После окончания университета он рассматривал целый ряд мест, где мог сделать карьеру, – армию, церковь, дипломатическую службу, но ни одно его не привлекало.

А результатом безделья неизбежно были скука и участие во всевозможных сумасбродных выходках и чувство полной бесцельности существования. Он даже не понимал этого, пока не приехал в «Сосновый бор» и не обнаружил, что жизнь сельского землевладельца подходит ему как нельзя лучше.

Но здесь жила Виола Торнхилл. Он старательно избегал встреч с ней и еще решительнее отгонял от себя мысли о браке. Хотя это было бы лучшим выходом из создавшегося положения. Обвенчавшись, они могли бы продолжать жить в «Сосновом бору» вместе.

Он начал наносить ответные визиты соседям, продолжал завязывать дружбу с ними и старался не признаваться себе, что разочарован, обнаружив, как легко это удается в большинстве случаев. Им следовало быть более лояльными к мисс Торнхилл. Он глубоко невзлюбил скучных, напыщенных Клейполов, но их холодная вежливость заслужила его уважение. Клейпол возомнил себя женихом мисс Торнхилл, мисс Клейпол была ее подругой, а миссис Клейпол до безумия любила своих детей. Для них лорд Фердинанд Дадли был просто врагом.

Он принялся знакомиться с хозяйством имения. Ему не хватало знаний и опыта, поскольку он никогда не собирался становиться землевладельцем. Однако Фердинанд был настроен учиться, а не оставлять все в руках управляющего имением. Кроме того, он вообще скоро мог лишиться управляющего. Пакстон был исключительно предан мисс Торнхилл. Он откровенно заявил об этом однажды утром, когда Фердинанд с бухгалтерской книгой под мышкой зашел в его конторку, расположенную над конюшней.

– Хозяйка сама ведет всю бухгалтерию, – резко ответил Уильям Пакстон на вопрос Фердинанда.

Фердинанд удивился, хотя мог бы догадаться, что мелкий аккуратный почерк принадлежал женщине. Узнать, что она принимает прямое участие в управлении имением, было не очень приятным сюрпризом. Но худшее было впереди!

– Вы замечательно поработали, – похвалил Пакстона Фердинанд. – Я заметил, как все изменилось за последние два года.

– Это мисс Виола поработала, – ответил управляющий, его голос потеплел. – Она сотворила чудо. Она говорит мне, что делать, и я делаю. Она часто спрашивает у меня совета и обычно принимает его, но он ей не нужен. Она могла бы обойтись и без моей помощи. У нее на плечах голова, которой мог бы позавидовать любой мужчина. Если она уедет отсюда, уеду и я. Я прямо говорю вам об этом. Я не останусь наблюдать, как имение вновь разваливается.

– А почему оно должно развалиться? – поинтересовался Фердинанд.

– Мы все видели, как опрометчиво вы заключаете почти безнадежное пари, – объяснил Пакстон, даже не пытаясь скрыть горечь в голосе. – И мы знаем, как вам достался «Сосновый бор».

– Но я же не проиграл в обоих случаях, – уточнил Фердинанд. – Я не заключаю пари, когда знаю, что наверняка проиграю. Это крайне угнетает.

Но Пакстон уже не желал останавливаться.

– Вы предложили множество усовершенствований вчера утром, когда мы осматривали хозяйство, – напомнил он, – имение пока не может их себе позволить. Она понимает это. Она все делает постепенно.

– Работникам нужны новые дома, а не бесконечные ремонты, – заметил Фердинанд. – Мы не будем брать средства из бюджета имения. Платить буду я.

Пакстон посмотрел на него с подозрением. Несомненно, к ярлыку игрока-шалопая, который ему привесили, молва добавила ярлык обедневшего аристократа, подумал Фердинанд.

– Однако, – добавил он, – мне нужен совет и помощь хорошего управляющего. Вас нанял Бамбер?

– Старый граф, – кивнул Пакстон. – Он прислал меня сюда и дал понять, что я буду ее служащим, потому что «Сосновый бор» принадлежит ей, а не ему.

Значит, Виола Торнхилл была не единственной, у кого сложилось такое впечатление? Покойный граф действительно обещал, что имение будет принадлежать ей.

Фердинанд стал уважать не только Клейполов, но и Пакстона.

Он познакомился и с другими заботами обитателей округи. Первой был хор. Второй – школа. Крыша здания протекала в дождливую погоду, о чем он узнал во время посещения его дома школьным учителем. У деревни не хватало средств, несмотря на щедрую помощь мисс Торнхилл, чтобы заменить кровлю. Фердинанд добавил недостающую сумму и распорядился о немедленном выполнении этой работы.

Чтобы занятия не прерывались, он предложил «Сосновый бор» как временное помещение для занятий классов.

Он сообщил об этом Виоле за обедом.

– Но как это можно сделать? – поинтересовалась она. – Ведь денег не хватает. Я надеялась, что в течение ближайших трех-четырех месяцев… – Она замолчала, не закончив предложение.

– ..вы сможете осуществить это? – продолжил он. – Я внес недостающую сумму.

Виола молча смотрела на него.

– Я могу позволить себе это, – пояснил он.

– Конечно, вы можете. – В ее голосе слышалось раздражение. – Вы идете на все, чтобы создать хорошее впечатление о себе, не так ли?

– Полагаете, я не могу сделать это просто потому, что верю в образование? – объяснил он свои мотивы.

Она презрительно рассмеялась.

– И пока идет ремонт, занятия будут проходить здесь?

– Это стеснит вас? – спросил он.

– Удивляюсь, что вы спрашиваете об этом, – ответила Виола. – Ведь, по-вашему, «Сосновый бор» принадлежит вам.

– И по закону.

Он надеялся, что Бамбер поспешит ответить на его просьбу и пришлет копию завещания. Он даже послал ему второе письмо, прося поторопиться. Сложившееся положение было смешным и нелепым – и определенно опасным. Фердинанд компрометировал молодую женщину, живя с ней в одном доме. И не только это. Стоило ему увидеть ее, как его тотчас же бросало в жар. На самом деле ему даже не нужно было смотреть на нее.

Ночи стали для него настоящей пыткой.

Как только прибудет завещание и она своими глазами увидит, что Бамбер ничего не оставил ей, у нее не будет иного выхода, кроме как уехать.

Фердинанд не мог этого дождаться.

* * *

Всю неделю Виола пребывала в отчаянии. Лорд Фердинанд Дадли на глазах из законченного негодяя, созданного ее воображением, превращался в совершенно иного человека. Она считала его расточителем, который никогда не будет заботиться о благополучии имения. Его действия доказали обратное. Она думала, что он был экстравагантный обедневший младший сын, который опрометчиво играл в азартные игры и, возможно, имел огромные долги. А он намеревается построить новые коттеджи для фермеров на деньги из собственного кармана, как сообщил мистер Пакстон. Он оплатил половину расходов на новую крышу для школы. Его не смогли изгнать ни глупые розыгрыши, ни сельская скука. Она подозревала, что ему действительно понравились его будущие соседи. И было очевидно, что он постепенно завоевывал их дружбу.

При других обстоятельствах она и сама могла бы его полюбить, Он казался добродушным и обладал прекрасным чувством юмора.

Конечно, Фердинанд был праздным и пустоголовым.

Она склонилась к этому мнению о нем после крушения всех остальных обвинений. Но не прошло и недели, как она была вынуждена отказаться и от этого.

В назначенный день школьный учитель организованно привел детей из деревни в «Сосновый бор», и классы разместились в гостиной. Как она это часто делала, Виола наблюдала за младшими учениками, которые занимались чистописанием. Когда же начался урок по истории для всех детей, она спустилась в библиотеку посмотреть, не прибыли ли какие-нибудь письма.

Библиотека оказалась занятой. Фердинанд сидел по одну сторону письменного стола, а один из старших учеников – по другую.

– Извините, – сказала она, пораженная увиденным.

– Никаких извинений. – Фердинанд поднялся и улыбнулся ей лучезарной улыбкой, которая начала нарушать ее аппетит и сон, – Джейми опоздал на урок по истории. Ну что ж, можешь отправляться, парень.

Парнишка быстрым шагом прошел мимо Виолы, с уважением поклонившись ей.

– Зачем он приходил? – поинтересовалась она.

– Чтобы попрактиковаться в латыни, – объяснил Фердинанд. – Это не обязательно для сына фермера-арендатора, который пойдет по стопам отца, но нельзя не считаться с требованиями интеллекта.

– Латынь? – Виола прекрасно знала одаренность Джейми и его стремление учиться, на что у его отца не было ни денег, ни понимания и сочувствия. – Но кто же будет его учить?

Фердинанд пожал плечами.

– Боюсь, этим человеком будет ваш покорный слуга.

Смущающее признание, не так ли? Видите ли, в Оксфорде я специализировался на древних языках – латыни и греческом. Если бы мой отец был жив, он стыдился бы меня.

Разумеется, джентльмены поступали в Оксфорд или Кембридж, если не собирались в армию. Но они шли туда главным образом кутить и общаться со своими сверстниками – так, во всяком случае, слышала Виола.

– Полагаю, – заметила она более язвительно, чем намеревалась, – вы преуспевали.

– Дважды первый. – Фердинанд застенчиво улыбнулся.

Дважды первый – по латыни и греческому.

– Мой ум настолько напичкан скучными мертвыми знаниями, что, если меня стукнуть по голове, вы увидите, как из ноздрей и ушей посыплется пыль.

– Но почему вы тратите свое время, лазая ночью по мокрым крышам и играя в азартные игры?

– Отдаюсь увлечениям юности. – Его глаза улыбались ей.

Виоле не хотелось, чтобы Фердинанд был интеллигентным, прилежным, состоятельным, щедрым, добродушным, все понимающим. Она предпочла бы видеть его бедным, беспринципным, избалованным, безнравственным, чтобы его можно было презирать. Достаточно плохо уже и то, что он красив и обаятелен.

– Извините, – мягко сказал он.

Не говоря ни слова, она повернулась и вышла из библиотеки. Виола вернулась в гостиную, чтобы услышать об Оливере Кромвеле, круглоголовых и междуцарствии. За историей обычно следовала музыка, и девушка тоже помогала на этих занятиях.

Когда урок истории подходил к концу, дверь гостиной распахнулась и школьный учитель хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание детей. Виола повернула голову и увидела стоящего в дверях Фердинанда.

– У нас будет не обычное занятие музыкой, – сказал учитель. Он нахмурился, когда кто-то начал аплодировать. – Только сегодня, Феликс Уинвуд. Лорд Фердинанд предложил вместо этого провести игровой урок, поскольку сегодня на улице солнце и в нашем распоряжении лужайки «Соснового бора».

– Мы будем играть в крикет, – добавил лорд Фердинанд, – это кому-нибудь интересно?

Это был самый глупый вопрос, который Виола когда-либо слышала.

– Эти дети даже не знают, что такое крикет, – запротестовала она.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Урок будет посвящен этой игре, мы будем учить их.

– У нас нет необходимого инвентаря.

– У Пакстона среди его вещей есть биты, мячи и воротца, – сообщил лорд Фердинанд, – похоже, они долго пылились без дела. Он принесет их.

– А что будем делать мы, пока мальчики играют в крикет? – жалобно спросила одна из девочек.

– Как? – улыбнулся ей лорд Фердинанд. – Разве девочки не в состоянии держать в руке биту и бросать мяч, или ловить его, или бегать? Никто никогда не говорил этого моей сестре, и это к лучшему. Иначе он, несомненно, оказался бы с подбитым глазом и расквашенным носом.

Минутой позже дети, разбившись на пары, спускались по лестнице, направляясь к выходу из дома. Впереди шагал Фердинанд, шествие замыкал учитель. Виола спустилась вниз последней. Даже дети переметнулись на его сторону.

– Его милость утром заходил к нам на кухню, мадам, – сказал мистер Джарви из глубины холла. – Он уговорил миссис Уолш испечь сладкие бисквиты. Их подадут детям вместе с шоколадным напитком, прежде чем они отправятся домой.

– Уговорил?

– Он улыбнулся и сказал «пожалуйста», – кисло сообщил дворецкий.

Да, ему это по силам. Он не остановится ни перед чем, пока не добьется, что все слуги тоже, будут обожать и боготворить его.

– Он опасный джентльмен, мисс Торнхилл, – добавил дворецкий, – я утверждал это с самого начала.

– Спасибо, мистер Джарви. – Виола направилась к открытым парадным дверям.

Все устроились на лужайке за зарослями самшита.

Там царили шум и суета, но она ясно видела, как из этого хаоса возникал порядок без громких приказаний учителя. Фердинанд собрал всех детей вокруг себя. Он что-то объяснял, жестикулируя обеими руками. И все внимательно слушали.

Ей следовало бы догадаться, что он отлично управится с ребятишками, ведь он преуспел со всеми. Виола вышла из дома, словно ее притягивало магнитом.

К тому времени как она спустилась по ступенькам в самшитовый садик и пошла по его извилистым, посыпанным гравием дорожкам к низкому кустарнику, отделяющему садик от лужайки, детей разделили на две группы. Мистер Роберте бросал мяч в сторону разбежавшихся учеников, которые тренировались, ловя его и бросая как можно быстрее и точнее. Мистер Пакстон – предатель! – обучал другую группу детей пользоваться битой. Лорд Фердинанд Дадли показывал третьей группе, как подавать мяч.

Виола наблюдала, как он вприпрыжку мчался к ближайшим воротцам, одним плавным движением бросал мяч и каждый раз вдребезги разбивал дальние воротца. Он разделся до рубашки и бриджей, оставаясь в сапогах, которые были на нем, когда она впервые увидела его в Треллике.

Терпеливо и добродушно он объяснял правила игры своим подопечным, хотя никто из них не подавал ни малейшего признака таланта. Затем он заметил ее.

– А, мисс Торнхилл. – Фердинанд пошел ей навстречу, протягивая руку. – Позвольте мне помочь вам перебраться через эту живую изгородь. Вы хотите присоединиться? Нам нужен еще один взрослый. Вы не согласились бы занять место учителя, пока он наставляет отбивающих, а Пакстон размечает поле для игры?

У Виолы не было никакого опыта в спортивных играх, но ее захватило царящее вокруг веселье. Она подала ему руку и перешагнула через кустарник, беспечно улыбаясь, прежде чем успела отказаться. Несколько минут спустя она уже бросала мяч из-под руки, молча сожалея о том, что не способна бросить так далеко, как мистер Роберте. Однако это не мешало ей наслаждаться свежим воздухом и физическими упражнениями.

– Получится лучше, если вы вынесете руку вперед, – произнес голос у нее за спиной.

– Но мне никогда не удавалось бросать таким образом, – ответила она. Чтобы доказать это, Виола согнула руку в локте и со всей силой бросила мяч. Он полетел вперед под острым углом и с треском приземлился на траве футах в двенадцати от нее.

Фердинанд рассмеялся.

– Вы абсолютно неверно двигаете рукой, – пояснил он. – Не надо прижимать верхнюю часть руки к боку и напрягать все мускулы, словно вы собираетесь совершить подвиг, требующий огромной физической силы. Бросок зависит от синхронности и точности движений.

– Подумать только, – насмешливо сказала Виола, заметив, что все дети собрались вокруг мистера Пакстона, который собирался объяснить им основные правила игры.

– Вот как нужно. – Фердинанд стал показывать. Мяч вырвался из его руки и, описав дугу, приземлился поодаль.

Виола снова размахнулась и бросила мяч футов на тринадцать.

– Ух! – выдохнула она.

– Уже лучше, – одобрил он ее, – но вы слишком поздно отпускаете мяч и прижимаете локоть. Позвольте мне помочь вам.

И вот он уже стоит у нее за спиной, свободно держа ее правую руку ниже локтя и бросая мяч вместе с ней.

– Расслабьтесь, – посоветовал он, – здесь не должно быть резких движений. – Тело Фердинанда излучало тепло; его оживление передалось и ей. – Теперь раскройте руку, словно бросаете, – посоветовал он и снова тихо рассмеялся. – Если бы вы сейчас бросили мяч, он опустился бы прямо у ваших ног. Бросайте, когда ваша рука достигнет самой высокой точки. Да, именно так, вы поняли. Теперь попробуйте самостоятельно с мячом.

Через некоторое время Виола уже смеялась от удовольствия, когда мяч после ее броска пролетал по дуге вверх значительное расстояние, прежде чем приземлиться. Она повернулась, чтобы разделить с ним свой триумф. Его глаза улыбались ей всего в нескольких дюймах от нее. Затем он пошел за мячом, а Виола вернулась в реальный мир.

Она не принимала участия в шумной энергичной игре, которая вскоре началась, но она осталась на лужайке, с равным энтузиазмом подбадривая тех, кто бросал мяч, и тех, кто отбивал его. После первых минут, когда стало ясно, что дети не могут бросать мяч поближе к отбивающему, Фердинанд взял подачу мяча на себя. Он бросал легко и мягко, не для того, чтобы забить его в воротца, а чтобы дать возможность каждому отбивающему принять мяч. Он заразительно смеялся и подбадривал всех, в то время как учитель и мистер Пакстон были более склонны критиковать учеников.

Помимо своей воли Виола наблюдала за Фердинандом.

Она видела, что жизнь бьет в нем ключом и что он на самом деле добр. Это было горькое открытие.

Тут она заметила, как из дома появилась процессия слуг. Игра закончилась, и все разместились на траве, наслаждаясь редким лакомством – дымящимся шоколадом и сладкими бисквитами. Фердинанд сел, скрестив ноги, в самом центре толпы детей и болтал с ними, пока они поедали угощение.

Когда школьный день закончился, детей построили парами, и они проследовали за мистером Робертсом к подъездной аллее. Слуги в это время уносили в дом пустые чашки, а мистер Пакстон исчез в направлении своей конторы. Фердинанд натягивал фрак, когда Виола направилась к дому.

– Мисс Торнхилл, – позвал он ее, – вы не хотите прогуляться со мной? Например, вдоль аллеи, ведущей в гору?

Сегодня такой чудесный день, что не хочется сидеть дома.

Они избегали встреч с той самой ночи, как поцеловались. Ее влечение к нему боролось с искушением заставить Фердинанда влюбиться в нее. Никто из них с тех пор не вспоминал об этом случае. Когда она вышла из комнаты на следующее утро, слуги уже убрали осколки разбитой вазы, вместо нее на столике появилась другая.

Было бы лучше, если бы они продолжали избегать друг друга, но так не могло продолжаться бесконечно. Виола только опасалась, что если одному из них суждено уехать, этим человеком будет она. Ей никогда не доказать, что завещание было изменено или утеряно.

Его глаза, когда он смотрел на нее, улыбались. Это был еще один его дар – способность улыбаться с непроницаемым лицом.

– С удовольствием, – отозвалась она. – Я только надену шляпку.

Глава 10

Вовлечь ее в обучение игре в крикет было ошибкой, не говоря уже о том, чтобы показывать, как следует бросать мяч, устроившись позади нее Неожиданно Фердинанд почувствовал себя так, словно наступил жаркий июль. Но еще опаснее были ее смех и бурная радость, когда она наконец правильно бросила мяч. Когда Виола повернулась к нему с ослепительной улыбкой, он с трудом подавил в себе желание взять ее на руки, закружить и посмеяться вместе с ней.

А теперь он пригласил ее на прогулку!

Когда Виола вышла из дома, на ней была соломенная шляпка, которая элегантно и привлекательно сидела на ее короне из кос. Светло-бирюзовые ленты в тон платью были завязаны большим бантом под левым ухом. «Она – воплощение чистоты и непосредственности», – подумал Фердинанд.

Прогуливаясь по дороге за домом, они обсуждали самые тривиальные вопросы. Это место в парке больше всего полюбилось Фердинанду. Широкую и поросшую травой дорогу с двух сторон окаймляли старые липы. Почва под ногами была мягкой и пружинистой. В траве стрекотали кузнечики, на деревьях пели птицы.

Виола шла, заложив руки за спину. Он почти не видел ее лица, которое закрывали поля шляпки. «Черт побери, – неожиданно подумал он, – я буду скучать, когда она уедет».

– Вы помогаете учить детишек в сельской школе, – заметил он. – Где вы получили образование?

– Меня учила мать, – ответила Виола.

– Я узнал от Пакстона, что вы сами ведете бухгалтерские книги.

– Да.

– И принимаете самое активное участие в управлении имением.

– Да.

Он видел, что она не собирается развивать эту тему, как, возможно, и любую другую. Но стоило ему подумать об этом, как она повернула голову и посмотрела на него.

– Для чего вам «Сосновый бор», лорд Фердинанд? – спросила Виола. – Вы выиграли его и верите, что он станет вашим? Это крошечное имение находится далеко от Лондона и от той жизни, которую вы привыкли вести там.

Это далеко не культурный центр. Что вы нашли здесь?

Фердинанд глубоко вдыхал ароматы окружавшей их природы, обдумывая свой ответ.

– Пожалуй, пытаюсь найти себя, – признался он. – Я никогда не обижался на моего старшего брата. Я всегда знал, что наше родовое имение Актон-Парк и вся остальная собственность будут принадлежать Трешему, а я навсегда останусь безземельным младшим сыном. Я не раз задумывался над тем, какую выбрать карьеру, подумывал даже о научном поприще. Если бы мой отец был жив, он настоял бы на приобретении патента на офицерский чин в престижном кавалерийском полку. Именно этого всегда ожидали от вторых сыновей в династии Дадли. Я никогда не знал, что делать с моей будущей жизнью, не знал до сих пор. Лишь теперь я понял, что хочу стать сельским сквайром.

– Вы богаты? – поинтересовалась Виола. – Думаю, это так.

Ему и в голову не пришло счесть ее вопрос неуместным.

– Да, – признался Фердинанд.

– Очень богаты?

– Очень.

– Тогда вы могли бы купить землю где-нибудь еще?

Она отвернулась от него, чтобы он не видел ее лица.

– Вы имеете в виду вместо того, чтобы поселиться в «Сосновом бору»? – спросил он. Как ни странно, мысль о" том, чтобы купить землю и обосноваться на новом месте, не приходила ему в голову. – Но зачем мне это? И что мне делать с этой собственностью? Продать ее вам? Подарить?

– У меня уже есть собственность, – откликнулась она.

Фердинанд вздохнул.

– Надеюсь, что через день-два этот вопрос будет окончательно решен и ни у кого не останется сомнений, кому принадлежит это имение. До тех пор, наверное, чем меньше обсуждать этот вопрос, тем лучше. Почему вы так привязаны к «Сосновому бору»? Вы рассказывали, что выросли в Лондоне. Разве вы не скучаете по нашей столице и по друзьям, оставшимся там, по матери? Не будете ли вы счастливее, вернувшись туда?

Виола долго молчала, казалось, что она и не собирается отвечать. Когда же она ответила, ее голос был так тих, что Фердинанд с трудом расслышал то, что она сказала.

– Потому что именно он подарил мне его, – пробормотала она. – И потому, что жизнь здесь и жизнь в Лондоне отличаются словно рай и ад.

Ее ответ удивил, но не встревожил Фердинанда.

– Ваша мать по-прежнему живет в Лондоне? – поинтересовался он.

– Да.

Фердинанд понял, что Виола не желает обсуждать и эту тему, но переезд девушки к матери представлялся ему неплохим решением проблемы.

Они дошли до места, где дорога поднималась на крутой склон холма.

– Поднимемся наверх? – спросил Фердинанд.

– Конечно. – Виола даже не замедлила шага.

Приподняв подол платья обеими руками, она стала подниматься, опустив голову, чтобы видеть, куда ставит ногу. Через некоторое время она замедлила шаг и перевела дыхание. До вершины было еще далеко, и Фердинанд предложил ей руку. Она приняла ее, и он тянул ее вверх всю оставшуюся часть подъема, пока они не добрались до поросшей травой вершины. Он совершил ошибку, немедленно не освободив ее руку. Через какое-то время будет более неловко отпустить ее, чем удерживать. Ее пальцы крепко обнимали его ладонь.

– Когда ребенком я стоял на вершине самого высокого холма в Актон-Парке, – вспомнил он, – я всегда воображал ее крышей мира. Я был господином всего, что представало перед моими глазами.

– В детстве воображение творит чудеса, – сказала она в ответ. – Ребенком так легко верить в вечность, в светлое завтра.

– Я всегда верил, что счастливое завтра можно заслужить героическими подвигами, личной отвагой. Если я убью одного-двух драконов, все сокровища Вселенной будут принадлежать мне. Разве детство не дар, даже если за ним следуют разочарования и цинизм?

– Вы так считаете? – спросила Виола, не отрывая взгляда от широко раскинувшихся полей, реки и дома внизу, удачно расположенного среди деревьев. – Не будь иллюзий, не было бы и разочарований. Но тогда у людей не осталось бы ничего, чем защитить себя от боли реальной жизни.

Ее рука, мягкая и теплая, лежала в его руке. Легкий ветерок играл полями ее шляпки и лентами, завязанными под подбородком. Фердинанду отчаянно захотелось поцеловать ее, и он подумал, уж не влюбился ли он? Или же то, что он ощущал, была нежность и жалость? В этот момент он испытывал все, что угодно, кроме вожделения.

Виола повернула голову, чтобы взглянуть на него.

– Я намеревалась возненавидеть вас, презирать, – призналась она. – Я хотела, чтобы вы оказались отвратительным и беспутным.

– Но я не такой?

Она ответила вопросом на вопрос.

– Игра – ваша единственная слабость? Но даже если это так, азарт – серьезный недостаток. Именно это зло разрушило здоровье и счастье моей матери и сломало мою жизнь. Мой отчим был неудержимым игроком.