эпилог

Каким бы комфортабельным ни был корабль, в космическом полете Хиллари не раз посещало ощущение себя песчинкой в беспредельном Ничто. Чувство это было особенно пронзительным, если являлось в промежутке между укладкой в гибернатор и первым вдохом снотворного газа, – ты один, ты ничтожно мал в холодной, равнодушной бесконечности… Но сейчас с Хиллари была Эрла, и мимолетный шок сопоставления микрокосма с макрокосмом не возникал.

Фото невесты пропутешествовало с ним на ТуаТоу, побывало на конгрессе по теории систем и теперь повторно выходило с Хиллари из межпространственного скачка.

«Мальтийский Крест», материализовавшись в недрах вспышки, похожей на цветок, сотканный из полярного сияния, замедлял ход, и гравиторы еле слышно пели, компенсируя перегрузки; покинув мир сжатого времени и плотной оранжевой мглы, корвет вернулся в трехмерную реальность; автоматика, поймав сигналы маяков, подтверждала: «Точка выхода соответствует расчетной».

Рядовым пассажирам «Мальтийского Креста» предстояло перейти на орбитальный лифт, а Хиллари с сопровождающими лицами – на военный бот. Тито Гердзи, как менеджер армейской делегации, добился доступа в радиорубку и все разведал еще до стыковки бота с корветом.

– Обычное десантное корыто, – разочарованно докладывал он Хиллари, когда они собрались у шлюза. – Садиться будем в Норд-Хайде, там ждет флаер из Баканара… Не лучший расклад, Хил.

Тито Гердзи явно не хватало торжественной встречи с оркестром, салютом, почетным караулом и Лоуренсом Гортом, чтобы тот по очереди прижал к своим орденам всех, вместе с Хиллари возивших на презентацию в высший мир новейшее достижение федеральной науки. Почестей на Хиллари сыпалось столько, что досталось и стоявшим рядом, – и вдруг на родине такая тусклая встреча!.. Наверняка Горт не прилетит в Норд-Хайд – очень ему надо высиживать в ожидании на северной транзитной базе.

Но светлое настроение Хиллари ничто не могло омрачить. В его кейсе лежал престижнейший диплом за «Основы робосоциологии», подписанный главой туанской Правительской палаты точных наук; туанцы обласкали Хиллари по полной программе – и очень жалели, что он, как сотрудник оборонного ведомства, не может переехать на работу к ним. А как хотелось бы переманить к себе основоположника новой научной дисциплины!.. Поздно – Горт успел повесить Хилу и Чаку по медали; Чака к тому же повысили в звании. «Ну вот, – вздохнул Чак, – с Этикетом сравнялся!»

На ТуаТоу, под невесомым белым сводом конференц-зала, Хиллари пережил момент восторга, выпадающий ученым раз, редко два раза в жизни. И Ленард Хорст, однокашник и вечный соперник, наконец утратил спесь и признал его победителем. В Городе его ждала подруга, красавица и умница, в «Персевале» – объятия Суванны Виная, в проекте – обожание и энтузиазм сотрудников, еще в мае сего года угрюмых и насупленных, и планы расширения на средства, выделенные подкомиссией. Гессенская премия по робопсихологии готова была упасть ему в руки, чтобы уравнять в заслугах с Карлом Машталером (вот бы и вручал ее сам Машталер!..). А где Гессенская премия – там звание профессора honoris causa[*]…

Все свершилось, все, что еще весной казалось невозможным. Варлокеры собрали миллион с лишним подписей, чем запустили механизм парламентской инициативы, и Григ Ауди протащил через конгресс «Закон об информационной базе мыслящих систем», где говорилось, что память высших киборгов не подлежит чистке, а лишь контролю отклонений. Сандра Вестон кипела ядом, а Энрик готовил к выпуску Тринадцатый Диск и документальный фильм о Хлипе. Консорциум GR-Family-BIC выиграл у аларков тендер в Северной Тьянгале. И самое невероятное – «отец» Банш освоился в проекте, восстановил «дочек» и смог расстаться с ними, найдя нужные слова для прощания.

Что такое перелет на десантном боте и пересадка во вьюжном, морозном Норд-Хайде, если впереди – рождественские каникулы?!

Салон бота был предельно компактен и эргономичен – высотой в рост звездного пехотинца в снаряжении, шириной для двух шеренг нагруженных амуницией бойцов; видавшие виды сиденья утоплены в стены, состоящие из бесчисленных ячеек для вещмешков, оружия и боеприпасов, кислородных аппаратов, биомониторов и вообще всего, дающего десантнику надежду, что до высадки он доживет. Хиллари был рад всему – даже смешанному запаху смазки, защитной пропитки и чистящей пасты. Он слушал бортмеханика, учившего его пристегиваться к креслу, – и кивал с улыбкой. Домой, домой! Пускай в Норд-Хайде хоть буран воет – это возвращение! Почувствовать не индуцированное, а земное тяготение, захлебнуться ветром пополам со снегом – великолепно!

Бот повело; казалось, пол и потолок перекосились. Желудок Хиллари подкатился к горлу, потом сжался. Они хотят показать штабным и штатским, как летают настоящие вояки? Ну, валяйте, парни! Мы не из хилых.

Кораблик подрагивал, тараня атмосферу. Тяжелой рукой Хиллари вынул из панели изогнутый стерженек с утолщениями на концах; микрофон прилип к уху, другой оказался у горла; иначе сквозь ревучий гул не докричишься.

– Алло, Тито! Как слышно?

– О'к, Хиллари. – Лицо Гердзи по ту сторону салона было настороженным и напряженным; он едва смог обозначить губами улыбку.

– Как думаешь, похожи мы снизу на вифлеемскую звезду?.. Там день или ночь, в Норд-Хайде?

– Говорит второй пилот. Сэр, на долготе Норд-Хайда сейчас 20.37. Облачность высокая и плотная. Так что вряд ли кто нас видит, кроме телеметристов. К тому же мы заходим со стороны моря. Полет проходит нормально. Уж внизу-то мы точно окажемся.

– Первая шутка на родной земле; спасибо.

– Рад стараться, сэр.

– Как насчет погоды по прибытии?

– Сплошной привет от Санта-Клауса. Ветер – 15 метров в секунду плюс осадки.

– Именно об этом я мечтал. Меня утомило туанское вечное лето.

К телу постепенно возвращалось чувство привычной тяжести; вот – взвыли планетарные двигатели.

– Добро пожаловать в Норд-Хайд, курорт для экстремалов! Приготовиться к посадке.

– Мне будет неловко войти туда, – бормотал Фанк, выбираясь из машины. – Тем более – вы их предупредили…

– Но когда ты вернешься, я им не сказал, – ответил, вылезая следом, мужчина в черном, с качнувшимся на груди нефритовым кулоном. – Полагаю, там все свыклись и с новым боссом, и с новым директором, а к тебе им не привыкать.

– Я – совсем не тот, кто покинул театр в апреле… Вы понимаете? Я не знаю, как меня примут.

– Нет смысла гадать – надо проверить.

«Большое рождественское шоу – 12 дней, – полыхало над входом в Фанк Амара. – Тайна жизни, чудеса, знамения и дивное рождение! Дети – бесплатно».

Переливался огромный настенный экран, выплескивая свет и фантомные объемы; Деваки превращалась в Майядеву, та – в Деву Марию, и вновь, а то из экрана шел прекрасный ребенок, протягивая руки к прохожим, и из ладоней его рассыпались цветы.

– Если это все придумал Хац, то он – законченный ассимилянт, – вполголоса заметил Фанк, пытаясь по фасаду определить, хорошо ли подготовлен театр к Святкам. – Насколько я знаю, его божества выглядят совсем иначе. Ему следовало подумать и о других разумных…

– Идем же, – позвал мужчина в черном.

Кассовый зал и вестибюль удалось проскочить незаметно, но в фойе!.. Там, увеселяя детвору, Донти жонглировал шариками, Бенита раздавала ангелочков, машущих крылышками, а Мика и Киута показывали свою фантастическую гибкость.

Шарики осыпались градом и покатились по полу; Донти сорвался с места, как снаряд из катапульты, с воплем:

– Фаааааааанк!!!

Ньягонцы обниматься никогда не лезли, ласки у них бесконтактные, но Донти был ребенком, а детям у ньягонцев позволялось все.

Донти не надо было подхватывать – он так оплел Фанка всеми лапами, что и втроем не отодрать.

Бенита завертелась – куда ангелов сложить?! – потом спохватилась и выкрикнула:

– Люди, Фанк вернулся! Позовите Хаца!

Публика в фойе смешалась, гомон заглушил музыку, лившуюся из динамиков, а над головами уже показался бюст Коэрана, разгребавшего дорогу длинными ручищами:

– Пропустите директора. Пожалуйста. Извините. Я прошу меня пройти!

– Фанк, автограф! Фанк, с тобой можно сняться? Дайте хоть потрогать! – не терялись взрослые посетители, обступив Фанка с повисшим на нем Донти, который ни за что не хотел выпускать экс-директора. Пробился и Хац – в теплом жилете и трико с подогревом.

– Ну, Фанк, здравствуй. Мы заждались. Ты насовсем, надеюсь?

– Га-га, он с нами, – басил Коэран, ощупывая Фанка здоровенной ладонью. – Будет работа!

Мужчину в черном сразу опознали как некое ответственное важное лицо; вопросы на него сыпались самые непосредственные, каких и Доран не выдумает:

– Это правда, что Пророк купил театр? Здесь будет храм или театр? А Фанк опять директор?

– Прошу минуту тишины! – агент высоко поднял ладони, а зычный голос его заставил окружающих замолкнуть. – Я отвечать не уполномочен. Вам все объяснит Фанк.

– Пожалуйста, на трибуну, – Коэран поднял Фанка вместе с Донти на плечо; он и не такие силовые трюки мог проделывать. – Ашшш!! Все слушаем!

Фанк огляделся – десятки, сотни любящих, любопытных, устремленных на него взглядов. Ждут его слова. Его – годами скрывавшего свою природу, жившего под угрозой разоблачения, в постоянном страхе перед шантажом Борова. Ни звука в упрек, ни знака отторжения, ни выкрика: «Эй ты, кукла!» Они приняли его, простили ему все и ждали, что он будет для них тем же, прежним Фанком. Иного они не хотят.

– Друзья, – проговорил он наконец, – я рад, что вы пришли к нам в театр…

– К нам, к нам, – кошкой урчал Донти ему в ухо и терся щекой.

– …и вдвойне рад, что могу снова служить вам как артист. Театром владеет Мартин Рассел; вы знаете, кто это. Директор – Хацирас, он вам хорошо знаком по сцене, и я ему целиком доверяю. А я… я буду кибер-консультантом…

Ответом был обвальный хохот.

– Да что в этом смешного?..

– Молчи! – тряхнул плечом Коэран.

– А петь ты будешь? – просунулся ближе паренек в возрасте между верой в сказки и первой любовью. – Петь с Диска? Пророк разрешил тебе?

Фанк поискал глазами агента; тот кивнул.

– Да, могу. Но без записи. И своим голосом.

– Гитару! – замахала руками Бенита. – Сейчас же!

– Что, прямо здесь? Я…

– Да, Фанки. Иначе я измучаю себя жестокой голодовкой, – шепнула Бенита с лукавством.

– Ты давишь на меня, злодейка!.. – прошипел Фанк.

Бегом принесли гитару; в фойе набились все, кто был в театре, и новые прибывали с улицы. Кое-как очистили круг для певца. Стойко терпели, пока он настраивал инструмент.

– Вот. Эта песня… она главная.

Черный ветер хлестал бот снежными вихрями, и те на нагретой обшивке обращались в водяную пленку, над которой трепетала пелена слабого пара; вода стекала по бортам и улетала с ветром, рисуя на плитах вытянутую мокрую тень приземлившейся машины. Густые, как ночь, сумерки ненастного позднего вечера висели низким куполом над Норд-Хайдом, но громадное, могучее сияние осветителей на башнях не давало тьме накрыть базу. За летящими потоками хлопьев, казавшихся прозрачно-серыми, виднелись горы пусковых станков, кубы ангаров, а у земли непрерывно двигались огни – у военного транспорта нет ни дня, ни ночи, ни праздников.

Телескопический трап и удобное место для посадки – привилегия генералов и делегаций VIP. Одевшись в стеганые куртки с капюшонами, пассажиры бота вышли в непогоду ждать перронный автобус – сбившись за шасси, спиной к ветру, задернув капюшоны до носа. Не там встали! Очень скоро их вытеснил на открытое место слоноподобный тягач – мигая проблесковыми вертушками, эта махина с трубным мычанием высунула бивни-захваты, и возвращенцы с ТуаТоу уступили натиску, а то забодает. Смеху и остротам не было конца: «Едва высадившись, они были раздавлены тупым снарядом», «Печальный конец триумфальной миссии», «В надгробной речи Лоуренс Горт сказал…». Чем еще греться и бодриться на продувном ветру?

Тягач утащил бот в пургу, и на какое-то время пятеро скитальцев остались одни в беснующемся полумраке. Но явился автобус – и они были спасены.

Здание вокзала в Норд-Хайде тоже оказалось насквозь армейским – простота, чистота и казенность. Штампуя отметки о прибытии в паспортах и медицинских сертификатах, серый киборг на пропускном пункте для приезжих объяснил, что флаер «Морион» (ура, свой!..) готовится к вылету, а пока надо посидеть в зале ожидания.

– Там стоит елка, – добавил он, словно хотел утешить невезучих путешественников, – а в буфете можно согреться.

Двое новоприбывших – по петлицам из инженерных войск, а на самом деле из разведки – сказали, что принесут выпивку на всех; как-никак Рождество, они не при исполнении, и комендантский патруль не станет придираться сейчас к необычно веселым офицерам.

Зал был воплощением военщины – на полстены федеральный орел над скрещенными саблями, а по периметру – эмблемы аэрокосмических войск, вот и все украшения; ряды одинаковых кресел и табло объявлений для пассажиров; указатели – «Туалеты», «Убежище», «Багажное отделение» – ярче, чем мишени на стрельбище.

Отправив багаж по трубе на досмотр и хранение, Хиллари, Гердзи и уорэнт-офицер в должности «ассистент докладчика» (тоже из разведки) пошли сквозь вытянутый в длину зал к центру, где почему-то скопились ожидающие. И причина, оказалось, не в елке, которую на Колумбии заменяла «роданидия иглолистая» чарующего лилового цвета, наряженная лентами, звездами и херувимами.

С каждым шагом по проходу между кресел Хиллари все больше убеждался, что вернулся прямиком в родной проект. Сперва «Морион», а теперь и Дымка собственной персоной. Распустив по плечам пышные волосы, в венчике нимба и какой-то воздушной хламиде с похожими на крылья рукавами, дочь Чары стояла у елки и громко читала нараспев:

Ее слушали офицеры, их жены и дети, кому выпала нелегкая участь ждать рейсового транспорта в такую ночь, – всего человек пятьдесят. Виднелось несколько синих курток и кепи – это сэйсиды; в иссиня-черных пальто и беретах – военные моряки. В другое время сэйсиды держались бы особняком, но сегодня – канун Рождества, и если ангел поет, то для всех, без различия.

– Сядем, – шепнул Хиллари, хотя был уверен, что Дымка их уже заметила, опознала его и с радара оповестила своих: «Здесь Кибер-шеф».

Позади и в стороне от елки стояла ширма из голубого нетканого материала с блестками, на легкой раме, какими пользуются уличные лицедеи в Городе. Дымка удалилась, развеваясь, под аплодисменты зрителей, а с другой стороны из-за ширмы вышел Этикет в серебряной короне, в мантии (то есть – в вывернутой наизнанку противолучевой накидке) и с посохом, в котором многие узнали щуп-миноискатель, но атмосфера мистерии заставляла верить, что это мантия и посох, и ничто другое. К лицу координатора была подвешена черная борода.

– Я царь Ирод, – грозно объявил Этикет, – я повелитель всех окрестных стран. Кто мне не повинуется? Я властвую, мне все покорно. Воины мои, солдаты вооруженные, предстаньте перед своим победителем!

С деланым маршевым топотом показались из-за ширмы Денщик и Ковш со скотобойными шокерами, в шлемах из кулинарной фольги и бумажных плащах.

– Царь наш, зачем призываешь, – спросили они хором, – что нам повелеваешь?

– Идите, истребите всех невинных младенцев.

– Пойдем и убьем! – громко ответили киборги, сделав «налево – кругом!»; когда они скрылись за ширмой, послышались выстрелы шокеров и приглушенные крики. Кое-кто из детишек начал всхлипывать и прижиматься к матерям.

– Всех ли убили?

– Всех, царь Ирод; одна Рахиль не дает свое дитя убить, а хочет твоей милости просить.

– Кто такая эта непокорная?! Привести ее тотчас сюда, передо мной поставить!

Вывели Чару в рубище из отрепьев, со слабо шевелящимся свертком на руках; она так его стискивала, что ясно было – не отдаст.

– Как ты смеешь, Рахиль, не давать ребенка бить моему верному воину?! – стукнул Ирод в пол посохом.

– Царь, помилуй – он у меня один-единственный и такой маленький, никому зла не сделал!

– Нет ему пощады. Воин, коли его!

Ковш сделал движение жалом шокера, будто кинжалом. Чара вскрикнула:

– Нет мне больше жизни, зачем жить и тосковать?!

А за ширмой запели в несколько голосов:

– Не плачь, Рахиль, не плачь напрасно!

– Отцвело его тело, душа уцелела! Бог примет дитя в свои руки – возьмет в жители райской обители!

Показалась Дымка, сразу начав звонко укорять:

– О Ирод! За твою злость придет гибель, сойдешь в ад кромешный на вечные муки!

– Нет меня сильнее, не устрашусь я никого! Я буду вечно царствовать и лютовать, соперника не зная! – бахвалился Ирод. Хиллари поймал себя на том, что не воспринимает актеров как своих киборгов; они словно принадлежали иному миру. Сейчас наступит расплата… И вот она – медленно ступая, появилась Лильен с белым лицом, в саване, с косой; голос зловещий, чуточку вкрадчивый:

– Я – Смерть справедливая и всемогущая, госпожа всего мира. Хватит тебе, Ирод проклятый, на свете жить; пора идти в черную обитель за страшные твои грехи.

– Ах, Смерть, погоди, дай мне час срока для прощания и покаяния!

– Поздно ты спохватился, окаянный. Не вечно тебе неповинных губить, не вечно чистую кровь лить. Нет тебе срока и на полчаса – вот тебе острая коса!

Удар. Уронив посох и пошатнувшись, Этикет попал в руки Маски и Косички в облике чертей; приплясывая и строя рожи, они увели Ирода под предводительством Смерти, а Дымка воздела руки:

– Темный владыка в ад провалился, светлый Младенец вновь народился! Слава в вышних богу, и на земле мир, и в человеках благоволение!..

Зал ожидания дружно зарукоплескал; особенно старались ребятишки, радуясь победе над злым царем и тому, что дитя в свертке у Чары вновь заворочалось и запищало. Хлопая, Хиллари встал – да, вон и Селена, сидит в первом ряду…

– …а нам, артистам, дайте от щедрот за представление! – Дымка поклонилась и пошла по рядам с тарелкой. Хиллари сунулся в карман и сообразил, что при нем нет наличных, одна карточка.

– Вам понравилось, мистер Хармон? – Дымка дошла и до него; лицо ее лучилось, но в улыбке пряталась наивная хитринка.

– М-да, весьма. Нравоучительно.

– Мы надеемся, что так. Мы старались.

Серые складывали ширму, команда Чары убирала реквизит. Селена поднялась с места, но с ней заговорили двое контрастных молодых людей, бледный рыжеволосый моряк и темнокожий сэйсид, и она не могла подойти ни к своим, ни к Хиллари, помахала ему издали рукой, и все. Зато рядом сразу оказался Этикет:

– Поздравляю с прибытием, босс.

– Это ты подстроил? Я не поверю, что совпадение случайное.

– Разумеется, нет. Все дело в точной координации и расчете по минутам.

– Значит, трюк с автобусом, который задержался…

– Вторая шутка на родной земле, мистер Хармон. Водитель автобуса…

– …и кибер на КПП, пославший нас сюда…

– Все они наши.

– Да, и пьеса неплохо отрепетирована. Как ты согласился играть Ирода?..

– Чара его попросила, – вмешалась Дымка; трое детишек тянулись прикоснуться к ее ангельским одеждам, а другие пятеро вились вокруг Лильен, Маски и Косички, хоть и побаивались их нарядов. – Гонорар мы делим пополам с солдатами. А сценарий написал нам дядя Фанк.

Кто же, как не он?.. Тихий, спокойный, скромный, но внимательный и умный затворник смог создать простую и до глубины души достающую притчу-напоминание. Memento mori[*]. Помни о смерти, Хиллари Хармон. В свой самый радостный час торжества помни, что ты – Человек и в вечность перейдут твои дела, творения и дети, тобой порожденные.

Селене никак не удавалось отделаться от ухаживаний офицеров; сэйсид по имени Готтард тоже летел в Вангер и обещал встретиться, когда будет свободен. Сейчас Селена уже не напоминала потерянную невротичку, какой была после плена, – глаза ее блестели, губы играли, жесты были полны живости. Хиллари нравилось, что представлять его проект в Вангере будет симпатичная девушка, а не начетчик армейских уставов, но не мешало бы выяснить, как определились у Селены отношения с киборгами, державшими ее на цепи.

Полезно и то, что она будет вдали от Фосфора. Болезненные привязанности – стойкие, от них нелегко избавиться; пусть ее странное чувство к киборгу утихнет в разлуке и сойдет на нет.

Дымка занялась детьми – уж очень тем хотелось, чтобы с ними поговорил ангел; Хиллари отвел Этикета в сторону:

– Ну-с, координатор, твои наблюдения? Коротко.

– ЦФ-7 инсталлировалась успешно; с Чарой и ее группой можно работать. Пока сказывается остаточная память у Косы и Лильен; их копии наложились на опыт войны. Чара ими командует здраво и крепко; месяца три с ними побудут двое наших, затем отчет – и, если все нормально, можно будет отозвать их в Баканар.

– Прочие группы?

– Меньше всего хлопот с Мастерицей. Дети Сумерек – более проблемные, с ними не заскучаешь. Фосфора после коррекции отправили, как вы решили, стажером на баканарский могильник отходов.

Это решение Хиллари и Этикет приняли вместе. Обслуга могильника – вся из киборгов, охрана – надежнейшая, и, что приятно, у Этикета там есть связи. Присмотр обеспечен круглые сутки – сервер могильника держит каждого киборга на луче и контролирует любое перемещение. Вытребовать Фосфора в проект для контроля можно за час.

Селена и Чара подошли к Хиллари одновременно, с разных сторон.

– Я так рада за тебя, Хил! Мы смотрели записи с конгресса; это было замечательно.

– Ох, Сель, со стороны всегда все выглядит чудесно. А каково мне было продвигать идею… оппоненты там ой какие маститые. И главное – ни черта не понимали в том, что я толкую!.. Как готовность, Чара?

– Мы прошли инструктаж и работали в центре детской реабилитации, – суховато ответила мать-одиночка. – По сводке, в Вангере нуждаются в социальной помощи около трех тысяч детей и подростков. А нас – всего пятеро…

– Справитесь; у вас есть наработка по наркоманам. Как Маска?

Бойкий Готтард вновь вышел на Селену с веселым зовом: «Сель, можно тебя на секунду?..»; это позволило Хиллари и Чаре побыть наедине.

– Я должна поблагодарить вас за то, что вы стерли у Маски воспоминания о войне. С ними ей трудно было бы вживаться в новый образ…

Хиллари не жаждал и не добивался благодарностей. И никому не докладывал, что Маска получила новый мозг взамен отданного Снежку, а из архива ее личности удалили память о конгрессмене.

О войне Маске расскажут другие.

– Это дело прошлое; не будем к нему возвращаться. Меня беспокоит направление ее мыслей – она и раньше не была усидчивой и смирной; что сейчас?

– ЦФ-7 не сделала ее паинькой. Порой проступает уличное воспитание; приходится одергивать.

– Я серьезно рассчитываю на ваш авторитет, Чара. Кстати, о представлении – затея стоящая. Будете продолжать?

– Все Святки; пусть к нам привыкают в Вангере.

– Успеха вам! Будут сложности – обращайтесь к мисс Граухен. Ко мне – в крайнем случае.

– У меня есть просьба, – Чара неназойливо помешала ему уйти. – О Гильзе. Мистер Хармон, ее разум цел в копии…

– Так, это вопрос финансовый, – голос Хиллари стал строже. – Я не намерен покупать ей тело, поскольку ни в коей мере не считаю себя ответственным за ее гибель. Айрэн-Фотрис тоже не пойдет на расходы ради ваших чувств. Рассчитывайте на себя. Если сделаете целевой взнос в размере стоимости тела с мозгом – я поддержу это. Зарабатывайте где хотите, но легально; источники дохода будут проверяться.

Слух у них отменный – нет сомнений, семейка прислушивалась, чтобы знать, что ответит босс на просьбу. Он уловил взгляд Маски – недоверчивый, исподлобья.