Располагающее место, люблю такие. Повсюду запахи испанской еды, люди чокаются дешевыми стеклянными бокалами с не менее дешевым красным или белым вином, говорят в полный голос, не стесняясь быть услышанными. К тому же никто не обращает ни малейшего внимания на Суона.

Пробравшись сквозь дебри человеческих локтей и вешалок с верхней одеждой, расставленных как попало, мы обнаруживаем свободный столик у стены.

— Тебя здесь не знают? — спрашиваю режиссера.

— Официанты знают. Больше вроде никто. Не люблю, когда меня дергают во время еды. Особенно не выношу папарацци с камерами. Нет ничего хуже, чем быть заснятым с набитым ртом.

— Как тебе удается находить такие места?

— Очень просто. Мои коллеги по цеху никогда не ходят в дешевые забегаловки. А значит, там их и не ищут журналисты. По расчетам папарацци, Марк Суон сидит сейчас где-нибудь в «Куальино», а еще вероятнее, ест дома то, что приготовил его личный повар, ведь каждому известно, что Суон — домосед. Многие знаменитости стонут на всех углах, что им надоело быть в центре внимания, а сами только и делают, что лезут в объектив журналиста. На самом-то деле только такие известные люди, как Мадонна, не могут пройтись по магазинам, оставшись неузнанными. Остальные вполне могут сойти за обычных обывателей.

— Многие считают, что ты специально развел вокруг себя атмосферу некой загадочности, — говорю я. — Марк Суон, режиссер-затворник, таинственная голливудская звезда… — Я обрываю себя, сообразив, что говорю мечтательным тоном. — Короче, ты сам знаешь, что о тебе говорят.

— Вообще-то нет, — сухо замечает Суон.

— Большинство думает, что ты специально так себя ведешь, понимаешь?

— Стать еще популярнее, избегая популярности? — Суон фыркает. — Как изобретательно! Я избегаю популярности, потому что не хочу, чтобы меня доставали.

Официант приносит несколько маленьких тарелочек с аппетитно пахнущей едой, улыбается сначала мне, потом Суону.

— Сеньор Марк, так приятно снова вас видеть! Я принес ваши любимые блюда. — Он указывает на воздушные блинчики, сардины, жаренные на гриле, соусницы с разноцветными соусами, оливки с маринованными овощами, перцы халапеньо под сырной подливкой.

Суон благодарит официанта и дружески улыбается ему.

— Сейчас принесу остальное, — продолжает официант. — И ваше вино, сеньорита.

— Я же сказала, что не люблю, когда заказывают за меня, — хмурюсь я. — Все мужчины одинаковы, обожают контролировать ситуацию.

Суон накалывает на вилку оливку, несколько секунд с удовольствием ее разглядывает, затем отправляет в рот.

— Ты не хочешь ничего сказать на это? — грозно спрашиваю я.

— А я ничего для тебя и не заказывал, — хмыкает Суон. — Все эти блюда предназначены мне.

Я откидываюсь на стуле, чувствуя себя идиоткой.

— Ваша паэлья, сеньор. — Блюда на столе продолжают прибывать. — Ветчина… артишоки, жаренные на огне…

Тарелки поступают бесконечным потоком.

— Что принести вам, сеньорита? — осведомляется наконец официант.

— Ничего, спасибо. Я поклюю с его тарелок. — Указываю пальцем на Суона.

Официант кивает, ставит на стол большой фафин красного вина и исчезает.

— А кто тебе сказал, что я разрешу клевать с моих тарелок? — весело спрашивает Суон, наливает два бокала вина и делает хороший глоток. — И потом, вдруг тебе не понравится то, что заказываю я? Сама же настаивала на самостоятельности.

— Тебе нравится заставлять меня краснеть?

— О, тут не требуется большого труда! Ты постоянно краснеешь.

У Суона уверенный, чуть насмешливый вид. На загорелом лице ухмылка, поза расслабленна.

Я судорожно вздыхаю — такая сладкая удушливая волна желания проходит по телу.

Не будь дурой, Анна!

Я тянусь за сардинкой, запиваю ее вином — короче, всячески пытаюсь отвлечься от несвоевременных мыслей. В какой-то момент замечаю, что прилично опустошила чужие тарелки.

— Вот это я понимаю, — смеется Суон, потягиваясь. — Девушка со здоровым аппетитом!

Взглянув на свое блюдо, вижу остатки зеленого горошка, хвостик сардины и еще какую-то невнятную размазню. По-моему, еще несколько минут назад тарелка была полной? Здесь были оливки, рис с овощами, какая-то выпечка, мясо в острой подливе — все это я перетаскала с тарелок Суона. Неужели я столь быстро смела такое количество еды, сама того не заметив?

Виновато смотрю на Суона. Наверняка он качает головой, поражаясь моим возможностям.

Однако режиссер улыбается.

Ага, ему забавно! Небось его девицы не метут все подряд со своих и чужих тарелок, а довольствуются маковой росинкой и листиком мелиссы. Конечно, теперь Суону совершенно ясно, что мой излишний вес — не от нарушения обмена веществ.

Вздыхаю, понимая, что ничего не могу с этим поделать. Наверное, пора закругляться.

— Э .. спасибо за то, что ты прислал мне окончательный вариант сценария, — мычу невнятно.

Суон деловито кивает.

— Мы же, кажется, друзья. Ты должна была получить экземпляр раньше, чем твое начальство.

— И спасибо, что надоумил меня писать.

— Так ты не передумала?

Я поднимаю глаза и удивленно гляжу на Суона.

— А почему я должна была передумать?

— Но ведь ты же выходишь замуж. Я полагал, что теперь ты бросишь работу и займешься семьей.

— Да что же это такое?! — не выдерживаю я. — Почему все думают, что я предпочту уборку по дому карьере? Вы все сговорились, не иначе! Ты думаешь обо мне совсем как Китти! Черт знает что происходит!

— Эй, эй, успокойся, — машет руками режиссер, ошарашенный шквалом ругани. — Я просто хотел удостовериться, что не принуждаю тебя писать, если на самом деле тебе это уже неинтересно.

— А почему вдруг у меня должен был пропасть интерес? Ты же сказал, что у меня есть способности. — В моем голосе обида, и я торопливо прячу ее за хвастовством: — Кстати, я уже написала половину сценария. Спасибо, что познакомил меня с Джалло. Я могу показать ему сценарий, когда он будет закончен.

— Я бы не слишком на это рассчитывал, — опускает меня с небес на землю Суон. Он подхватывает с тарелки маринованный перчик и закидывает его в рот.

— То есть? Фрэнк Джалло сказал, что прочтет мой сценарий, разве я ослышалась?

— А тебе известно, что на «фабрике грез» никто и никогда не говорит «нет»? Зачастую даже твердое «да» означает отказ. Джалло мог сказать все, что угодно, лишь бы угодить мне. — Суон пожимает плечами и приступает к крохотным белым грибочкам. — Скорее всего он забыл о твоем существовании, едва переступил порог офиса.

— Понятно. — Я чувствую себя наивной и глупой. Суон так старательно посвящает меня в азы режиссерской и продюсерской профессии, объясняет правила, а я только и делаю, что несу чушь.

— А ты в самом деле написала уже половину? — вдруг оживляется мой собеседник. — Считаешь, что твой сценарий удачен?

— Ручаюсь. На сценариях я съела собаку, — со знанием дела отвечаю я. — Отличный получится фильм.

— Расскажи вкратце, — говорит Суон. Это не просьба, темные глаза смотрят испытующе, в тоне почти приказ.

Я мысленно сжимаюсь в комочек. От вердикта этого человека зависит моя дальнейшая карьера. Моя судьба наконец. Суон может похвалить меня и дать новый толчок к саморазвитию. И он же может меня раздавить.

Мое будущее в его руках.

— Это будет довольно милый фильм, совсем не такой нудный, как те, которые ты любишь. Уж прости, что это не твой любимый жанр, — начинаю я с озорной улыбкой, которая скрывает мое волнение. — Комедия, надеюсь, хорошая и…

— Стоп! — Ладонь Суона оказывается напротив моего лица, призывая к вниманию. — Ты выбрала неудачный тон.

— Что?

— Нельзя начинать с извинений. Грош цена тому автору, который не считает себя гением. Просто перескажи сценарий, коротко, но достаточно подробно. Перескажи так, чтобы мне стало интересно. Не надо начинать с того, хорош он или плох.

— Ладно, — покорно киваю я. Когда Суон говорит таким авторитетным тоном, мне хочется вскочить и вытянуться по струнке.

— И еще одно. Предупреждая твой очередной ляп, советую не говорить, в стиле каких фильмов написан твой сценарий, Фразы вроде «это симбиоз „Крепкого орешка“ и „Рэмбо“ с элементами чего-то там еще» — заведомый проигрыш. Если ты говоришь режиссеру или продюсеру, что у тебя есть сценарий, где грубость «Гладиатора» соединена с добротой «Красотки», — ты обречена.

— Симбиоз «Гладиатора» и «Красотки» — это нечто.

— Ты так считаешь? — Суон хмыкает. — А что, недурно. Может, обмозговать на досуге, да и снять что-то эдакое, чтобы потрясти весь киномир?

Мы улыбаемся друг другу. Холодность, с которой Суон общался со мной в течение всего дня, постепенно уступила место привычному дружескому подтруниванию. И вот теперь он улыбается.

Обожаю, когда он улыбается!

В смысле, потому что ценю его дружбу.

— Итак, твой сценарий, он…

— Мой сценарий… — Я собираюсь с духом. — Короче, его название «Миссис Уоткинс».

— Паршивое название.

— Знаю, но это временно, потом придумаю другое. В общем, речь о двух мошенниках, занимающихся обманом старых дев и вдовушек. Парни скупают у старушек антиквариат за сущие гроши, убеждая несчастных, что сделка очень выгодная. В общем, как-то раз они приобретают старинную кровать, не зная о том, что на ней привык почивать призрак. Короче, призрак изводит их и мучает, так что ребята решают вернуть кровать старушке. Как назло, та бесследно пропала, и они пускаются искать ее, колеся по всей Америке. — Все это я выпаливаю на одном дыхании, а потом умолкаю, не решаясь поднять глаза.

— И добро торжествует над злом? — спрашивает Суон после некоторого молчания.

Все ясно, ему не понравилось. Он считает сюжет плохим и бесперспективным.

— Да, добро торжествует, — обреченно киваю я.

Суон снова молчит, я гоняю по тарелке горошину, пока наконец случайно не раздавливаю ее вилкой.

Суон протягивает ко мне руку и пальцами приподнимает мой подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.

— Анна, должен признать, что идея не так уж и плоха, — сообщает он.

Сердце совершает в груди какой-то немыслимый скачок.

— Правда?

— Да. Сюжет свежий и в то же время в стиле старых добрых комедий, которые любит и современная молодежь, и люди постарше. Правда, придется с ней побегать, чтобы найти продюсера и режиссера, которые возьмутся за раскрутку. Но особых средств не требуется, да и идея веселая.

— О, спасибо.

— Мне-то за что? — Суон делает глоток вина. — Закончи сценарий. Сделай так, чтобы я мог тобой гордиться.

У меня перехватывает горло: я очень, очень хочу, чтобы Марк Суон мной гордился!

— Я постараюсь.

— А у тебя есть на это время?

— В смысле?

— Ты же не только работаешь на съемках, ты еще и шпионишь за мной для «Уиннинг».

— «Ред крест», — машинально поправляю я.

— Да какая разница! К тому же у тебя сейчас есть дела и поинтереснее.

— Какие же это? — не понимаю я. Суон поднимает косматую бровь.

— Кажется, ты выходишь замуж. Наверняка ты все свободное время проводишь с женихом. — Заметив мое смущение, он добавляет: — Или ты успела о нем забыть?

— О, конечно же, нет!

— Кстати, кольцо в самом деле красивое, — как бы между прочим говорит Суон.

Опять у него это отстраненное выражение лица!

— Э… спасибо.

— Почему ты не говорила, что собираешься замуж?

— Все произошло слишком внезапно. — Я шмыгаю носом. — Я как раз собиралась сказать тебе об этом утром, но Мишель меня опередила.

— Опередила, — соглашается Суон.

Повисает пауза. Я беру с блюда режиссера оливку, чтобы чем-то себя занять, но на вкус она похожа на кусок кислой резины. Мне не по себе. Не имею ни малейшего желания обсуждать с Марком Чарлза. Это слишком личная тема.

— Что ж, надеюсь, ты будешь с ним счастлива, — наконец изрекает Суон.

— Ты даже не поинтересовался, за кого я выхожу, — беспомощно говорю я. Мне все-таки хочется, чтобы Суон поинтересовался.

— Я и так знаю. За Чарлза Доусона.

— Откуда ты знаешь его фамилию?

— У меня свои источники.

Снова пауза. Я чувствую, что Суон не одобряет моего выбора. Возможно, он думает, как Лили и Шарон, будто я выхожу замуж за деньги. Поэтому и решил, что я брошу работу.

— Тогда ты знаешь, что он владеет Честер-Хаусом? — Суон кивает. — Поверь, я выхожу за Чарлза вовсе не из-за его состояния! Мне плевать на его деньги.

— Как можно плевать на такие деньги? — почти укоризненно говорит Суон.

— Я по-прежнему буду работать, я все равно хочу стать писателем. — Чувствую, как в глазах закипают слезы обиды. Чтобы они не пролились, я пытаюсь разозлиться. — У меня свои планы на будущее, и я от них не откажусь.

— Рад это слышать.

— Но ты не поздравишь меня? — спрашиваю я как-то жалко.

— Нет. Я пожелаю тебе счастья, а поздравлять здесь не с чем, как мне кажется. Поздравляют обычно мужчин — с тем, что они добились руки и сердца прекрасной дамы.

— Какой… старомодный подход, — бормочу я, не глядя на Суона.

— Я во многом старомоден. — Кажется, он тоже не смотрит на меня.

— Многие… — начинаю я зло, не в силах остановиться. — Многие мои знакомые поздравляли меня, считая, что я отхватила неплохого жениха.

— Да, неплохого. Я бы даже сказал, отличного, — иронично говорит Суон.

— Вот и скажи! Чарлз — отличный мужчина! — запальчиво говорю я.

Глаза Суона, встретившись с моими, превращаются в две щелочки.

— И чем же он так хорош, этот твой Чарлз?

— Он очень чуткий и великодушный человек. Для меня важно именно это, а не то, о чем думаешь ты. Я вовсе не стремлюсь стать богатой светской дамой, живущей в провинции и посещающей местный клуб. Я хочу быть писателем, и деньги Чарлза интересуют меня в последнюю очередь. Мне важно его понимание и поддержка!

— Значит, ты выходишь за него не из-за денег, я правильно понял?

— Я бы никогда так не поступила! — Теперь я по-настоящему в бешенстве. Мне невыносимо думать, что образ мыслей Суона точно такой же, как у остальных. Пусть Шарон охает, пусть Лили хитро щурится, но Суон-то должен был понять, что мной движет отнюдь не меркантильный интерес. — Никогда, ты слышишь?!

Еще одна бесконечная пауза.

— Я верю тебе, Анна, — тихо говорит Суон.

Он делает знак официанту, и через мгновение тот приносит счет. Суон даже не заглядывает в него — просто протягивает парню две пятидесятифунтовые купюры, которые тот прячет в карман. Теперь я понимаю, почему Суона так ласково встречают: наш счет едва ли перевалил за двадцатку.

Суон встает и берет пальто.

— Кажется, теперь я знаю, почему обслуга так тебя любит, — пытаюсь пошутить я.

Он коротко улыбается в ответ, но как-то отстранение.

— Я должен идти, у меня через полчаса встреча, — говорит он, пока мы пробираемся между столами. — Подбросить тебя до «Ред крест»?

— Не нужно. Доберусь сама, здесь совсем рядом.

Суон кивает и ловит такси. Сев в машину, он захлопывает дверцу, едва мне кивнув.

Мне кажется, что он торопится от меня избавиться.

Прибыв в офис, сразу приступаю к работе. Для начала я печатаю отчет о «деловом ленче» с режиссером, чтобы меня не заподозрили в тунеядстве. Затем просматриваю один сценарий и сажусь за свой. Пожалуй, работа над сценарием — единственная настоящая отдушина в моей нынешней жизни. Пальцы так и порхают над клавиатурой, не поспевая за воображением.

Покончив с очередной сценой, сохраняю файл на дискете и удовлетворенно вздыхаю. На этой волне вполне можно выдержать звонок родителям. Надеюсь, они не устроят мне допроса с пристрастием.

Набираю знакомый номер. Трубку снимают почти сразу. Это отец. Он говорит что-то о том, как повезло со мной Чарлзу, и всячески расхваливает мои достоинства. Затем инициативу перехватывает мама, которая тотчас начинает петь дифирамбы моему жениху и его состоянию и говорить о том, как повезло мне.

Маму не унять. Она перечисляет все то, что вычитала о моем избраннике в Интернете. Главным образом ее восхитило его финансовое положение, в этом она не уступает Лили. Господи, как это было предсказуемо!

Я договариваюсь с родителями, что подъеду с Чарлзом к ужину прямо этим вечером. Лучше поскорее покончить со смотринами.

В этот момент надо мной нависает Клер.

— Анна, — зовет она негромко.

— На, смотри, — устало говорю ей, протягивая руку с кольцом. Уверена, она наслушалась офисных сплетен о размере рубина.

— Да, очень красивое, — вежливо говорит Клер. — Очень, очень красивое. — Что-то в ее тоне меня настораживает. Поднимаю глаза и вижу, что подруга кусает губы. — Ты не могла бы подняться наверх?

— Наверх? — непонимающе переспрашиваю я. — А зачем? У меня куча дел. — Я торопливо сворачиваю пасьянс, который раскладывала десять минут назад на компьютере. Конечно, Клер моя подруга, но зачем ей знать, что я бездельничала? Это случается так редко.

— Тебя вызывает Эли Рот, — виновато говорит подруга. Отчего-то она очень бледна.

Ее странное состояние передается и мне. В душе замирает тоскливое предчувствие беды.

— В чем дело?

Клер переминается с ноги на ногу. Видно, что она хочет мне что-то сказать, но почему-то не решается.

Открывается дверь напротив, на пороге возникает Китти. Могу поклясться, что она злорадно ухмыляется! Никогда не видела на ее лице подобного выражения.

Сердце замирает и вдруг начинает стучать очень, очень медленно.

— Клер, объясни наконец, что происходит? — шепотом спрашиваю я.

Она жалко трясет головой, словно с нее взяли страшную клятву о молчании. Она знает, что сзади нее маячит Китти. Знает и очень боится.

— Хорошо, — говорю я спокойно. — Сейчас подойду. — Я торопливо прячу дискету со сценарием в карман, благодаря Бога, что он надоумил меня не сохранять файл на жестком диске. Уверена, Китти обязательно бы сунула нос в мой компьютер.

— Прости, — бормочет Клер, — но ты должна явиться в офис Эли немедленно. Я должна тебя сопровождать. В противном случае… — Она кивает назад, где неожиданно возникают два крепких охранника.

Медленно обвожу взглядом офис. Все головы повернулись в мою сторону, глаза округлились, уши вытянулись до размеров кроличьих — лишь бы уловить каждую деталь происходящего. Что ж, пусть слышат все.

— Меня увольняют? — усмехаюсь я мрачно.

— Прошу тебя, Анна, — молит Клер, кусая губы.

— Значит, увольняют, — киваю я.

Спокойствие, с каким я восприняла эту новость, просто удивительно. Словно я давно ждала этого и теперь испытываю что-то вроде облегчения. Странно, я не ожидала от себя такого, полагая, что буду плакать и просить дать мне еще один шанс.

Какой, к черту, шанс? На унижение и ежедневные проработки? На обращение со мной как с девочкой на побегушках?

— Так ты идешь? — спрашивает Клер.

— Не уверена.

Встаю, беру свою сумку и начинаю складывать в нее личные вещи.

— Тебе придется пойти! — Клер едва не плачет. В ней борются страх и сочувствие.

Сочувствие, в котором я не нуждаюсь.

— А вот и не придется. Меня увольняют, это я уже поняла. Но я не собираюсь унижаться из-за этой паршивой работы, с которой меня выжили нечестным образом. Я — единственная во всем этом офисе, кто хоть что-то делал и чего-то добился своим трудом. Мне плевать на то, что обо мне подумают. Полагаю, для меня найдется место получше. И поверь мне, Клер, мест лучше, чем наш офис, полно. Здесь же — дерьмовый муравейник.

— Что я должна сказать мистеру Роту? Он же вызывал тебя для разговора.

— Скажи, пусть засунет свой разговор в задницу. — Я проверяю, не осталось ли в ящиках чего-нибудь из моих вещей. — Мой номер тебе известен, так что звони. Но ведь ты же не будешь по мне скучать, подружка?

— Буду, — всхлипывает Клер совсем тихо.

Я замечаю, что она смотрит на меня с уважением. Как, впрочем, и все остальные, за исключением Шарон, Китти и Джона. Однако никто не говорит мне «Ты молодчина» или «Так держать», даже слов прощания не слышно.

Жалкие трусы!

Подхватываю сумку и неторопливо направляюсь к лифтам. Охрана тупо глядит на меня, не решаясь спросить, не прихватила ли я чего лишнего.

— Куда, черт тебя возьми, ты пошла? — раздается голос Китти.

Каким-то таинственным образом она перенеслась к лифтам и преградила мне путь. В ее глазах настоящая ненависть. Я так долго играла роль ее верной помощницы, обезьянки на поводке, что и сейчас она считает, будто может мной манипулировать. При взгляде на нее мне становится противно.

— Я иду домой, — пожимаю плечами. — Счастливо оставаться.

— Ты не можешь так просто уйти, Анна, — властно и очень громко говорит Китти — без сомнения, чтобы ее слышал каждый в офисе. — Тебе не удастся избежать разговора, притворившись, что ты заболела или спешишь на деловую встречу!

— А я и не притворяюсь. Я сказала, что иду домой, только и всего.

— Ты всегда была трусихой. Неужели тебе даже неинтересно, за что тебя увольняют! — Последнее слово она едва ли не выкрикнула, очевидно, ожидая, что я упаду в обморок от изумления.

— Нет, мне совсем неинтересно. Очередная липа, состряпанная тобой для Эли Рота, полагаю. Тебе же так хочется самой заниматься «Мамашей невесты».

— Это был мой проект! И это я нашла текст! — Она чуть понижает голос: — Ты сама это признала, вспомни.

— Тебе же так хотелось, чтобы все в это поверили, — усмехаюсь я.

— Напридумывала себе будущую карьеру! — взрывается Китти. — Тебя увольняют за то, что ты дала мне вчера фальшивые рецензии!

— Вот уж не знала, что ты затрудняешь себя чтением, — спокойно говорю я, размышляя над ее словами.

— И ты выдумываешь свои деловые встречи! Ты не встречалась ни с каким автором, никакой Суон не давал тебе поручений, я это точно знаю!

Ого, так у нее к тому же есть личный шпион, который доложил ей, что я была с Чарлзом?

— Это правда, рецензии были липовыми. Но я слишком хорошо знала, что у тебя бесполезно просить отгул — ты мне его не дала бы, даже если бы я лежала с острым приступом аппендицита. Ведь я единственная в этом офисе, кто хоть что-то делает, а не перемывает косточки окружающим. Интересно, как ты будешь обходиться без меня? Не боишься, что без новых проектов ты потеряешь для Рота ценность? Ведь ты давно разучилась сама читать сценарии.

— Я занимаюсь съемками нового фильма. И это не твой фильм, Анна, не твой, а мой!

— Разве ты бывала на съемочной площадке? А может, это и в самом деле ты нашла сценарий и режиссера? — смеюсь я, нажимая кнопку лифта прямо за плечом Китти.

— Марк Суон согласился снимать фильм вовсе не из-за твоих красивых глаз, Анна, — ядовито говорит моя начальница, теперь уже бывшая. — Очень сомневаюсь, что его привлекают такие страшные девицы, как ты. Кстати, теперь ему придется работать со мной, так как он связан контрактом. Зато ты больше никогда не появишься в городе в его обществе, можешь мне поверить!

— Даты просто ревнуешь! — озаряет меня. — Ты завидуешь мне, потому что это я нашла сценарий, завидуешь, потому что Марк Суон хорошо ко мне относится и выделяет среди других. А теперь завидуешь еще и тому, что я выхожу замуж за богатого мужчину, который мною увлечен. — Лицо Китти перекашивается от ужаса, и я понимаю, что угадала. — Знаешь, раньше мне казалось, что работать под началом женшины — большая удача, но теперь я знаю, что это не так. Ты просто старая кляча, которая норовит урвать кусок побольше и, чтобы добиться этого, шагает по чужим головам. Я устраивала тебя в роли невидимки, которая всегда готова прийти на помощь, а едва я стала поднимать голову, ты выжила меня из офиса. Абсолютно понятный поворот событий.

— Не надейся, что твой Марк Суон тебе поможет! — визжит Китти, забыв о том, что ее слышат. — Он связан контрактом! Не думай, что он бросится тебе на помощь, долговязая корова! Проваливай! Куда ты пойдешь? Думаешь, тебя где-то ждут, дурища?

— Советую тебе сегодня же вечером пойти к косметологу и сделать пару инъекций ботокса, — брезгливо отвечаю ей. — Эти морщины так и множатся на твоем лице, особенно когда ты истерично орешь. — Позади Китти открывается лифт. — Приятно было поболтать. — Я захожу в лифт, чуть потеснив ее плечом. Двери закрываются, и напоследок я вижу жалкое, какое-то растерянное лицо Китти.

Я выхожу из здания с ледяной улыбкой на губах. Так могла бы улыбаться Ванна, выиграв очередную партию в разговоре с каким-нибудь хамом. Однако на душе у меня гадко. Я пыталась бороться с Китти недостойным способом, жаля ее в самые уязвимые места. Такой победой невозможно гордиться, и мне немного стыдно. Конечно, мои слова — всего лишь отражение всего того, что я многократно слышала в свой адрес, но это ничуть меня не оправдывает. Я инстинктивно знала, чем можно ранить Китти больнее всего, и воспользовалась этим знанием.

Впрочем, почему бы и нет? Разве я не заслужила реванша за то, что она меня использовала вместо половой тряпки? Пусть даже такого некрасивого реванша.

Китти назвала меня долговязой коровой. Отличное сравнение, прямо в точку.

Я спускаюсь в метро, не желая брать такси. Смешавшись с толпой людей, спешащих на обед, стараюсь держать себя в руках, чтобы не расплакаться от обиды.

Лили сидит прямо на полу, прижимая плечом к уху телефонную трубку. Руки у нее заняты: она делает педикюр. Между аккуратными пальчиками ног вставлены поролоновые прокладки, чтобы не смазать лак.

— Да, дорогой, конечно. — Она хохочет в трубку. При взгляде на меня на лице Лили появляется разочарованное выражение. — Она как раз вошла, хочешь с ней поболтать? Правда? Что ж, раз ты этого хочешь, придется передать ей трубку. — Лили глуповато хихикает и кивает мне на телефон. — Это Чарлз.

Интересно, почему это она хихикает? Я с подозрением смотрю на свою соседку, но она словно уже забыла обо мне, всецело отдавшись окраске ногтей.

— Привет, дорогая, — говорит Чарлз. — Как прошел день?

— Не очень, — бурчу я. — Меня только что уволили. Лили замирает, забыв оторвать кисточку с лаком от ногтя.

Она вслушивается в наш разговор.

— Не может быть! — восклицает Чарлз. — Что за идиоты! Я благодарно улыбаюсь. Он умеет поддержать в трудную минуту.

— Пошли они к черту! — как можно легкомысленнее говорю я. — Вечером мы едем к моим родителям, на ужин. Ты свободен?

— Абсолютно. А во сколько? — Чарлз словно улавливает, что я не хочу продолжать тему увольнения, и быстро перестраивается.

— К восьми.

— Тогда я заеду за тобой в шесть. Нет, в пять тридцать, чтобы успеть наверняка. Ты же теперь не работаешь.

— Мне совершенно не хочется ехать к родителям, — плаксиво начинаю я. — Хочется остаться дома и напиться в стельку!

— Это плохая идея, дорогая.

— Да какая разница, плохая или хорошая! — зло говорю я, но тут же обрываю себя. Это несправедливо — срываться на Чарлзе. — Впрочем, ты прав, идея действительно паршивая.

— Значит, ты больше не будешь работать с Марком Суоном? — интересуется Чарлз.

О!

— Эй, чего молчишь? Я спрашиваю, ты больше не будешь работать с Суоном?

— Наверное, — хмуро отзываюсь я.

Пожалуй, стоит позвонить Марку. Пусть узнает обо всем от меня, а не в изложении Китти. Конечно, это не значит, что мы больше никогда не увидимся. Или значит?

Я пытаюсь справиться с приступом паники. Ведь Суон говорил, что мы друзья. Значит, наши… дружеские отношения могут иметь продолжение даже после моего увольнения?

— Думаю, тебе не стоит терять его из виду, — рассудительно говорит Чарлз. — Может, пригласишь его на вечеринку по случаю помолвки?

— Я не знаю… я…

— Мне бы хотелось с ним познакомиться.

А почему бы и нет? Ведь Чарлз представил мне многих своих друзей, а сам видел только моих соседок, но никого из коллег (теперь бывших). Почему бы не пригласить Марка Суона?

— Хорошо, — отвечаю я. — Я приглашу его.

— И не переживай из-за увольнения, — ободряюще говорит Чарлз. — Ты найдешь место получше, я уверен. А если и не найдешь, черт с ней, с работой! — Теперь в его голосе слышна гордость.

— Спасибо… дорогой.

— Значит, до половины шестого. Мы кладем трубки.

— Тебя уволили? — сразу же спрашивает Лили. Вид у нее неприлично довольный, хотя ухоженные светлые бровки и сведены вместе в попытке изобразить беспокойство.

— Угу.

— А за что? Ты что-то украла? Переспала с боссом? Может быть, наркотики? — сыплет Лили вопросами.

— Все вместе и сразу, — мрачно бубню я. Очень хочется разрыдаться. Черт, как некстати!

— Зачем тебе работа? Чарлз оплатит любую прихоть…

— Я хочу сама платить по счетам! — рявкаю я. — Неужели тебе все еще не ясно?

— Да как ты не понимаешь, Анна? Тебе это не нужно. Ты уже выиграла главный приз в лотерее жизни! И Чарлз обожает тебя. — На последней фразе в тоне Лили появляются нотки сомнения. — Зачем ты продолжаешь цепляться за работу? Ведь ты получила даже больше, чем надеялась получить.

Почему-то мне кажется, что она говорит совсем не о любви.

— Думаю, когда мы с Генри поженимся, я уйду из модельного бизнеса, — добавляет Лили. — Конечно, мой агент вовсе не собирается дать мне пинка под зад. — Видимо, намек на меня и Джанет. — Но все же я уйду, чтобы… сосредоточиться на семье.

— Ладно, я пошла в душ, — отмахиваюсь я, желая прекратить поток глупостей. — Сегодня ужин у родителей.

— Я слышала. Не волнуйся, твои родители придут от Чарлза в восторг.

Я так и слышу, что стоит за этой фразой. «Они же понимают, что миллионер может быть уродливым дебилом, но разве кто-нибудь отказывается от миллионера?»

— Они будут счастливы, — киваю я со вздохом.

— Давай смотреть фактам в лицо. Конечно, Чарлз не первый красавец Лондона. Но и твоя семья не королевских кровей, чтобы бросаться возможностью породниться с богатым человеком. Что касается Чарлза, то он принял решение и не собирается от него отступать. — Теперь в голосе Лили легкая грусть. — Он хочет жениться на тебе, и точка.