1

С освещением этим утром произошло что-то странное. Невзирая на густые облака, быстро двигающиеся по небу, все было видно кристально ясно, и обычный жаркий туман, стоящий над лесом даже на заре, куда-то исчез. Солнце только взошло, окрасив небо в нездорово желтый оттенок, и легкий ветерок, задувший с запада, раскачивал ветки деревьев над расчищенными руинами Уашуанока.

Когда я навел бинокль на Гатта, то к своему неудовольствию обнаружил, что мои руки дрожат, и чтобы изображение не плясало бесконтрольно перед моими глазами, мне пришлось опереть окуляры о подоконник. Он приближался такой неторопливой походкой, словно совершал утреннюю прогулку в городском парке, и время от времени останавливался, чтобы осмотреть раскопанные холмы. Одет он был так же безукоризненно, как и во время своего визита в Лагерь-Один, и я даже рассмотрел маленькую белую точку, которая являлась носовым платком, выглядывающим из его нагрудного кармана.

На мгновение я его оставил и провел биноклем по периметру руин. Я больше никого не заметил, и складывалось такое впечатление, что Гатт пришел сюда один – обманчивое предположение, которое следовало сразу отбросить. Я передал бинокль Рудетски, который тоже зашел в домик. Он прижал его к глазам и сказал:

– Это тот самый парень?

– Верно, это Гатт.

Он хмыкнул.

– Не торопится. Какого черта он здесь делает? Собирает цветы?

Гатт наклонился вниз и что-то нащупывал на земле.

– Он будет здесь через пять минут. Я выйду ему навстречу, чтобы поговорить.

– Это будет рискованно.

– Это сделать необходимо – и мне кажется будет лучше, если наш разговор состоится подальше отсюда. Кто-нибудь может пользоваться винтовкой, которая у нас есть?

– Я обращаюсь с ней неплохо, – заявил Фоулер.

– Неплохо – ха! – прогрохотал Рудетски. – Он был снайпером в Корее.

– Мне этого будет вполне достаточно, – сказал я, попытавшись усмехнуться. – Держи его под прицелом, и если тебе покажется, что он намерен на меня броситься, пусть получит то, что заслуживает.

Фоулер взял в руки винтовку и проверил прицел.

– Не отходите слишком далеко, – предупредил он, – И не вставайте между мной и Гаттом.

Я подошел к двери домика.

– Вы все старайтесь не высовываться, – сказал я и ступил наружу, чувствуя себя как приговоренный по пути на виселицу.

Я направился навстречу Гатту, осознавая собственную уязвимость и испытывая внутренний дискомфорт от мысли, что, вероятно, в данный момент кто-то держит меня в прорези прицела. Повинуясь инструкциям Фоулера, я шел медленно, поэтому наша с Гаттом встреча произошла не далее, чем в двухстах ярдах от домика, и по пути отклонился немного в сторону, чтобы открыть Фоулеру сектор для ведения огня.

Гатт курил сигару и, приблизившись ко мне, он вежливо приподнял свою элегантную панаму.

– Ах, мистер Уил, прекрасное утро, не правда ли?

Я был не в настроении для игры в кошки-мышки, поэтому ничего не сказал. Он пожал плечами, а затем спросил:

– Могу я видеть профессора Фаллона?

– Нет, – ответил я коротко.

Он понимающе кивнул головой.

– Что ж, хорошо! Вы, разумеется, знаете, за чем я пришел. – Это был не вопрос, а категорическое утверждение.

– Вы этого не получите, – заявил я так же категорично.

– Нет, получу, – сказал он с уверенностью. – Разумеется, получу. – Он изучил пепел на кончике сигары. – Насколько я понимаю, вы ведете переговоры от имени Фаллона. Меня это удивляет – на самом деле удивляет. Я думал, что он имеет достаточно мужества для того, чтобы вести переговоры самостоятельно, но, очевидно, сердцевина у него оказалась мягкой, как у большинства людей. Однако оставим это. Вы извлекли множество различных ценностей из сенота. Они мне нужны. Все очень просто. Если вы позволите мне забрать их без всяких проблем, то у вас не возникнет проблем из-за меня.

– И вы не причините нам никакого вреда? – поинтересовался я.

– Вы сможете спокойно уйти отсюда, – заверил он меня.

– Какие гарантии я могу получить?

Он распростер руки и посмотрел на меня честными глазами.

– Мое слово.

Я громко рассмеялся.

– Ничего не выйдет, Гатт. Я не настолько глуп.

В первый раз он проявил признаки раздражения, и в его глазах появилась неприкрытая жестокость.

– Теперь расставим все по своим местам, Уил. Я пришел сюда, чтобы забрать эту добычу, и ни вы, ни кто-либо еще не сможете меня остановить. Отдадите вы ее добровольно или нет – это ваше дело.

Краем глаза я уловил какое-то движение и повернул голову. Фигуры в белом медленно появлялись из леса, вытягиваясь цепочкой и держа наготове винтовки. Я повернул голову в другую сторону и снова увидел вооруженных людей, выходящих из леса.

Очевидно, пришло время оказать некоторое давление на Гатта. Я нащупал в кармане рубашки сигареты, достал одну, прикурил и начал небрежно подбрасывать на ладони спичечный коробок.

– Вы находитесь под прицелом, Гатт, – сказал я. – Одно неверное движение, и вы покойник.

Он тонко улыбнулся.

– На вас тоже нацелена винтовка. Я не идиот.

Я продолжал подбрасывать спички.

– Я договорился об условном сигнале, – сказал я. – Если я уроню этот коробок, вы получите пулю. Ну а теперь, если ваши люди приблизятся еще на десять ярдов, я роняю коробок.

Он посмотрел на меня с легкой неуверенностью во взгляде.

– Вы блефуете, – сказал он. – Вы тоже будете покойником.

– Давайте проверим, – предложил я. – Между вами и мной существует разница. Меня не особенно заботит, жив я или мертв, в то время как вам это наверняка не безразлично. Ставки в этой игре слишком высоки, Гатт, – а вашим людям осталось пройти только пять ярдов. Вы убили моего брата, помните об этом! Я намерен рассчитаться за его смерть.

Гатт зачарованным взглядом проводил коробок, который в очередной раз взлетел в воздух, и невольно вздрогнул, когда я неловко его поймал. Я затеял колоссальный блеф, и чтобы добиться успеха, мне было необходимо произвести на Гатта впечатление человека, настроенного безжалостно. Я снова подбросил коробок.

– Еще три ярда, и никого из нас больше не будут беспокоить сокровища Уашуанока.

Он сломался!

– Хорошо, отложим это, – сказал он хрипло и, подняв в воздух обе руки, помахал ими. Шеренга людей остановилась, повернулась и направилась обратно в лес. Увидев, что они отходят, я подбросил коробок еще раз, и Гатт раздраженно воскликнул:

– Ради Боги, прекратите это!

Усмехнувшись, я поймал коробок, но по-прежнему держал его в руке. На его лбу выступила легкая испарина, хотя дневная жара еще не начиналась.

– Я не стал бы играть с вами в покер, – сказал он наконец.

– Этой игрой я никогда не увлекался.

Он с раздражением шумно выдохнул.

– Послушайте, Уил, вы не понимаете, во что ввязались. Я слежу за Фаллоном с самого начала. Боже мой, там, на вашей взлетной полосе, я просто готов был взорваться от смеха, когда вы все пытались сохранить невинный вид. Вы ведь на самом деле подумали, что обманули меня, не так ли? Черт возьми, я знал все, что вы делали, и все, о чем вы думали, – и меня абсолютно не беспокоило, какие ответные действия вы предпринимаете. Я постоянно держал под наблюдением этого идиота Харриса. Вы видите, все привело к одному главному итогу – я здесь и я наверху. Ну так что вы намерены делать?

– Вам кто-то должен был оказывать помощь, – заметил я.

– А разве вы не знаете? – спросил он удивленно и засмеялся. – Господи! Мне помогал этот придурок Халстед. Он пришел ко мне еще в Мехико и сделал предложение. Весьма нетерпеливый парень, он не хотел делить этот город с Фаллоном – поэтому мы заключили сделку. Он получает город, а я забираю все золото и убираю для него Фаллона. – Уголки его губ опустились вниз в презрительной усмешке. – У парня был слишком слабый характер для того, чтобы совершить убийство самому.

Так, значит, это был Халстед, как и подозревал Пат Харрис, и когда мы нашли Уашуанок, он сразу настучал Гатту. Неудивительно, что Пат ходил кругами, в то время как Гатт знал каждый наш шаг. Я почувствовал омерзение, подумав о том, как неумеренные амбиции могут испортить человека настолько, что он готов вступить в преступный сговор с такой темной личностью, как Гатт.

Самое забавное в этом было то, что Халстед собирался обмануть Гатта, он не ожидал найти чего-нибудь ценного, что Гатта могло бы заинтересовать.

Я спросил твердо:

– Где Халстед теперь?

– Парень мертв, – бросил Гатт небрежно, – Когда вы его спугнули, мои чиклерос немного поторопились нажать на курок, и он поймал пулю. – Он усмехнулся. – Разве я не избавил вас от лишних хлопот, Уил?

Я проигнорировал его вопрос.

– Вы зря теряете здесь свое время. Вы можете прийти и забрать свою добычу, но для этого вам придется изрядно вымокнуть.

– Не мне, – сказал Гатт. – Вам! Ах, я знаю, что вы сделали с ней. Халстед умер не сразу, и он рассказал, где находятся ценности – после некоторого давления. На это ушло время, иначе я был бы здесь раньше, до того, как вы спрятали сокровища под воду. Но это не важно. – Его голос был спокойным и мягким, но в то же время угрожающим. – Вы сможете достать их обратно, Уил; вы аквалангист, также как и эта Халстедова сука. Вы нырнете и достанете их для меня.

– Вы знаете немного о глубоких погружениях. Это не пятиминутная работа.

Он резко рубанул рукою воздух.

– Но все-таки вы это сделаете.

– Не представляю, как вы сможете меня заставить.

– Не представляете? Скоро вы это узнаете. – Его улыбка была ужасающа. – Скажем, я возьму Фаллона и немного над ним поработаю, что тогда? Вы посмотрите на то, что я делаю с ним, а затем нырнете. Я вам это обещаю.

Он отбросил в сторону окурок своей сигары и постучал пальцем по моей груди.

– Вы были правы, когда сказали, что между вами и мной существует разница. Я твердый человек, Уил; а вам только кажется, что вы твердый. В последнее время вы хорошо имитировали твердость, и вам даже удалось меня переиграть, но все равно, вы такой же, как все остальные слабаки в мире – мягкий в середине, как Фаллон. Когда я начну медленно разрезать на части Фаллона – или, возможно, девушку, или этого здорового буйвола Рудетски, – вы нырнете. Понимаете, что я хочу сказать?

Я понимал. Я понимал, что этот человек использует жестокость как орудие. У него самого не было человеческих чувств, но он знал о них достаточно для того, чтобы манипулировать чувствами других. Если бы я на самом деле договорился с Фоулером, то не задумываясь уронил бы в ту же секунду спичечный коробок, рискнув оказаться убитым ради того, чтобы уничтожить эту гадину. Я проклинал свою легкомысленность, из-за которой не захватил с собой пистолет, чтобы застрелить ублюдка.

Я задержал дыхание и постарался произнести спокойно:

– В таком случае, вы должны соблюдать осторожность, чтобы не убить меня. Чтобы не вышло как в той истории про утку, несущую золотые яйца.

Его губы растянулись в зверином оскале:

– Вы еще попросите меня о том, чтобы я вас убил, – пообещал он. – Вам этого очень захочется. – Он повернулся и зашагал прочь, а я быстро пошел обратно к домику.

Я ввалился в дверь и закричал:

– Застрели ублюдка! – меня охватила слепая ярость.

– Невозможно, – сказал пристроившийся у окна Фоулер. – Он нырнул за укрытие.

– Каковы результаты? – спросил Рудетски.

– Он сумасшедший! Мы помешали ему, и он стал неуправляем. Он не может получить свою добычу и поэтому собирается взять ее ценою крови. – Я подумал о другом сумасшедшем, который выкрикивал в приступах безумия "Weltmacht oder Niedergang!"[9] Как и Гитлер, Гатт был полностью безумен, и ему ничего не стоило в припадке ярости уничтожить нас и себя. На него не могли подействовать никакие доводы, поскольку он смотрел на мир сквозь кровавую завесу.

Рудетски и Фоулер некоторое время смотрели на меня в молчании, а затем Рудетски глубоко вздохнул.

– Я полагаю, это ничего не меняет. Мы знаем, что он убил бы нас в любом случае.

– Он бросится в атаку с минуты на минуту, – сказал я. – Давайте вернемся в домик у сенота.

Рудетски сунул мне в руку револьвер.

– Все, что вам будет нужно сделать, это нажать на курок.

Я взял пистолет, хотя не был уверен, смогу ли я эффективно его использовать, и мы бегом покинули домик. Мы пробежали только половину пути до сенота, когда поднялась ружейная пальба, и над землей вокруг нас запрыгали фонтанчики из кусочков почвы.

– Рассредоточиться! – прокричал Рудетски и, повернувшись, наткнулся на меня. Он отскочил в сторону, и мы оба нырнули под укрытие ближайшего домика.

Прозвучало еще несколько выстрелов, и я спросил:

– Где они, черт возьми?

Грудь Рудетски тяжело вздымалась.

– Где-то впереди.

Люди Гатта пошли в атаку, как только Гатт оказался в безопасности, вероятно, согласно заранее назначенному сигналу. Выстрелы раздавались со всех сторон, как в каком-нибудь фильме из жизни Дикого Запада, и было трудно сказать точно, с какого направления ведется атака. Я увидел, как Фоулер, укрывшийся за брошенным упаковочным ящиком на другой стороне прогалины, внезапно вскочил и побежал как опытный солдат, делая короткие броски в разные стороны. Пули поднимали вокруг него пыль, но ему удалось благополучно скрыться за стеной домика.

– Нам нужно убираться отсюда, – сказал Рудетски быстро. На его лице застыло напряженное выражение. – Обратно к домику.

Он имел в виду домик у сенота, и я понимал его позицию. Не было никакого смысла готовить домик к обороне, а затем принимать бой на открытой местности. Я надеялся, что у остальных хватило здравого смысла укрыться там, как только раздались первые выстрелы. Я посмотрел назад и проклял педантичность и аккуратность Рудетски – он построил лагерь в виде широкой и открытой улицы, которая теперь простреливалась со всех сторон и не могла предложить никакого укрытия.

Я сказал:

– Нам нужно разделиться, Джо; две мишени поразить сложнее, чем одну.

– Вы пойдете первый, – сказал он отрывисто. – Может быть, мне удастся вас прикрыть.

Не было времени спорить, поэтому я побежал по направлению ближайшего к нам домика. Я находился от него уже в двух ярдах, когда внезапно из-за угла выскочил чиклеро. Он был удивлен не меньше моего, поскольку буквально наткнулся на револьвер, который я держал перед собой, так что мушка уперлась ему в живот.

Я нажал на курок, и моя рука конвульсивно дернулась. Можно было подумать, что какая-то огромная рука сдернула чиклеро с места и, отлетев в сторону, он упал на спину, широко раскинув руки. Несколько мгновений я находился в смятении, и мое сердце успело сделать сальто в груди, перед тем как, частично придя в себя от сильного шока, я бросился к двери и укрылся в домике. Некоторое время я стоял, прижавшись спиной к стене, хватая воздух широко открытым ртом и чувствуя от страха слабость в коленях, затем повернулся и осторожно выглянул в окно. Рудетски исчез – он мог совершить свой рывок сразу же после меня.

Я посмотрел на револьвер: он был посностью заряжен, и теперь в нем осталось пять патронов. Казалось, что эти проклятые головорезы появляются со всех направлений. Человек, которого я застрелил, появился откуда-то сзади – по-видимому, он пробрался сюда со стороны сенота. Мне не нравилось то, что могло за этим скрываться.

Я размышлял над тем, что делать, когда решение вдруг пришло ко мне само. Задняя дверь домика с треском распахнулась от удара ноги в тяжелом ботинке. Я резко повернул голову и в свете дверного проема увидел чиклеро, уже приготовившегося выстрелить в меня из винтовки. Время, казалось, остановилось, и несколько мгновений я стоял как парализованный, перед тем как сделать попытку поднять револьвер, но еще не успев пошевелить рукой, я уже знал, что слишком поздно.

Изображение чиклеро в раме дверного проема словно бы промелькнуло – такое движение можно увидеть в старом кино, когда отсутствие нескольких кадров вызывает внезапное перемещение актера. Часть его челюсти исчезла, и на месте нижней половины лица появилась кровавая маска. Он издал булькающий крик, прижал к лицу руки и, отшатнувшись в сторону, с грохотом уронил винтовку на порог. Я не знаю, кто выстрелил в него; это мог быть Фоулер или Рудетски, или даже кто-то из своих – пули летали достаточно густо.

Но я не стал тратить время на лишние раздумья. Пригнувшись, я бросился вперед через этот дверной проем, схватив по пути упавшую винтовку. Никто не попал в меня, пока я, спасая свою шкуру, мчался опрометью к окраине лагеря, постепенно забирая влево. Я приблизился к домику у сенота по касательной, замыкая свой круговой маршрут, и не мог видеть, открыта ли у него дверь и есть ли вообще кто-нибудь внутри. Но я видел Фоулера, бегущего к домику с другой стороны.

Он уже почти достиг его, но тут буквально ниоткуда появился человек – не чиклеро, а один из элегантных головорезов Гатта, держащий в руках то, что я сначала принял за автомат. Фоулеру оставалось пробежать не более шести шагов, когда гангстер выстрелил, и его пушка издала двойное бу-ум. В Фоулера попало оба заряда из обрезанного дробовика и, отлетев в сторону, он упал на землю бесформенной грудой.

Я в свою очередь без особой надежды на успех выстрелил в его убийцу и стремительно бросился к двери домика. Пуля, просвистев над моей головой в тот момент, когда я проталкивался внутрь, отколола щепки от дверного косяка, и одна из них попала мне в щеку. Затем кто-то захлопнул за мной дверь.