Письмо Виверо

– Не волнуйся, – сказал я. – Время пройдет быстро.

* * *

День медленно догорал. Гарри снова погрузился в сон, или по крайней мере в хорошую имитацию сна. Он мелко дрожал и стонал, как в бреду, что не говорило о хороших перспективах на будущее. Я сел рядом с ним и попытался наточить мачете о камень, который подобрал поблизости. Но от этого было мало толку, и я многое бы отдач за обычный точильный брусок.

Перед самыми сумерками я разбудил Гарри.

– Я собираюсь сейчас сходить к сеноту. Дай мне фляги. – Он нагнулся вперед и снял фляги с плеча. – Есть ли у тебя еще что-нибудь, куда можно было бы набрать воду? – спросил я.

– У меня ничего нет.

– Нет, есть. Дай мне тот пузырек с антисептиком.

Я знаю, в него поместится всего пара глотков, но сейчас для нас каждая капля воды на вес золота.

Я перекинул фляги через плечо и приготовился идти.

– Если можешь, постарайся не спать, Гарри, – сказал я. – Я не знаю, сколько мне понадобится времени, но и я постараюсь сделать все как можно быстрее.

Я рассчитывал добраться до сенота раньше, чем наступят сумерки. Гораздо быстрее передвигаешься, когда видишь, куда наступаешь, и я хотел занять хорошую позицию при свете дня. Выбравшись на тропу, я достал из кармана обрывок бумага и наколол его на ветку, чтобы потом с его помощью найти Гарри.

Чиклерос разожгли костер и готовили на нем еду. В результате несложных маневров я занял исходную позицию – как можно ближе к воде и как можно дальше от лагеря. Костер, по-видимому, разожгли недавно, и языки пламени освещали весь сенот, поэтому я приготовился в долгому ожиданию.

Постепенно дрова прогорели, превратившись в красные угольки, и люди окружили костер плотным кольцом. Некоторые из них жарили мясо на прутиках, другие готовили что-то вроде оладий. Вскоре над сенотом распространился мучительный запах кофе, и мой желудок конвульсивно сжался. Я не ел уже почти два дня, и мои кишки возмущал этот факт.

Мне пришлось прождать три часа, пока чиклерос не отправились спать, хотя по городским стандартам было еще довольно рано. Гатт, будучи городским жителем, ложился спать поздно, но он остался в своей палатке, несомненно – под москитной сеткой, и сквозь материю я мог различить приглушенное свечение фонаря. Наступило время действовать.

Я как змея подполз на животе к самому краю воды. Я уже вынул из фляг пробки и держал их в зубах, а когда опустил в воду первую флягу, она неожиданно громко забулькала. В ту же секунду первая обезьяна-ревун испустила свой леденящий душу вопль, и я обратился к Господу с молитвой, вознося хвалу всем его созданиям, даже сверхъестественным. Я притянул к себе флягу и прижался к ней губами, чувствуя, как долгожданная вода смачивает мое пересохшее горло. Я выпил целую кварту, но не больше, хотя мне пришлось приложить максимум волевых усилий для того, чтобы остановиться. Я наполнил обе фляги и закрыл их пробками, а затем сполоснул пузырек из-под антисептика, перед тем как наполнить водой и его.

Я был уверен, что любой человек с острым зрением мог увидеть меня из лагеря чиклерос. Небо было чистое, полная луна светила ярко, и человек, особенно движущийся человек, при таком освещении хорошо заметен. Но мне удалось вернуться под укрытие леса, не услышав ничьих окликов, так что, вероятно, чиклерос не выставляли часовых.

Я нашел Гарри без особых трудностей и сразу же дал ему флягу с водой, к которой он с жадностью приник. Передо мной стояла проблема – мы должны были пробраться на другую сторону сената под покровом темноты, и это означало, что Гарри предстоит немедленно отправиться в путь, а я не знал, в каком он состоянии. Я подождал, пока он не утолит свою жажду.

– Теперь нам надо идти. Ты в порядке?

– Кажется, – ответил он. – К чему такая спешка?

– Сенот расположен между нами и Уашуаноком, и мы должны обогнуть его, оставаясь незамеченными. Я нашел тропу на другой стороне, ведущую в нужном направлении. Завтра у нас будет возможность продвигаться вперед без особых трудностей.

– Я готов, – сказал он и медленно поднялся на ноги.

Но чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за ствол дереза, и мае это не понравилось. Все же, когда мы пошли, он передвигался достаточно быстро и держался за мной вплотную. Я подумал, что вода помогла ему почувствовать себя значительно лучше.

У меня был выбор: обогнуть сенот по широкой дуге, пробираясь через густой лес, или пройти прямо по тропе и осторожно прокрасться через лагерь чиклерос. Я выбрал последнее, так как это потребовало бы меньшего напряжения сил от Гарри, и мне оставалось только надеяться, что он окажется способен соблюдать тишину. Нам удалось все сделать без особых проблем – тлеющие угли лагерного костра служили хорошим ориентиром, – и я выбрался на тропу, идущую с другой стороны сенота. Отойдя подальше от лагеря, я достал компас и карту и, сверившись с ними, убедился, что тропа идет точно в направлении Уашуанока, и это было для нас как нельзя более кстати.

После мили продвижения в темноте Гарри начал слабеть, поэтому я принял решение остановиться, и мы углубились в лес, в сторону от тропы. Я уложил Гарри на земле – он был не в состоянии взобраться на дерево – и сказал:

– Выпей еще воды.

– А как насчет тебя?

Я сунул флягу ему в руки.

– Пей. Я вернусь назад и принесу еще.

Это было необходимо сделать – если мы не наберем еще воды, то нигде не найдем ее до самого Уашуанока, и поскольку в нашем распоряжении находилось только две фляги, мы вполне могли выпить ту воду, что у нас имелась.

Я снова покинул его и пометил место, воткнув мачете в середину тропы. На него неминуемо наткнется каждый, кто пойдет по тропе, включая и меня. Я подумал, что вряд ли кто-нибудь еще пройдет здесь ночью. Мне понадобилось полтора часа на то, чтобы добраться до сенота, пятнадцать минут на то, чтобы наполнить фляги, и еще полтора часа, чтобы вернуться и ободрать себе голень об это проклятое мачете. Но зато я убедился, что Гарри не обнаружили. Он спал, и я не стал его будить, а лег рядом и погрузился в тяжелый сон.

Гарри поднял меня на заре. Он выглядел достаточно бодрым, но я чувствовал себя так, словно был одурманен наркотиком. Все мои члены окоченели, и от головы до ног я был сплошным очагом боли. Я никогда не был приверженцем туристических походов, и этот сон на земле явно оказался мне не на пользу. Кроме того, мне вообще не удалось как следует поспать, ибо большую часть ночи я бродил по джунглям.

Я сказал:

– Нам нужно принять решение. Мы можем придерживаться леса, что безопаснее – но медленнее. Или мы можем пойти по этой тропе с вероятностью наткнуться на одного из чиклерос Гатта. Что ты скажешь, Гарри?

Этим утром он соображал значительно лучше и не был склонен к простым утверждениям.

– Кто такой этот парень, Гатт? – спросил он, – Я никогда не слышал о нем раньше.

– Здесь слишком много всего замешено, чтобы углубляться в эту историю прямо сейчас, но насколько дело касается нас, он – внезапная смерть. Насколько я могу видеть, он заключил союз с чиклерос.

Гарри покачал головой.

– Почему человек, о котором я никогда не слышал, хочет меня убить?

– Он крупный американский гангстер, – сказал я. – Он собирается разграбить Уашуанок. Это длинная история, но такова ее суть. Здесь вовлечены большие деньги, и я не думаю, что его может что-нибудь остановить. Несомненно, его не остановит необходимость нас убить. На самом деле он уже сделал довольно удачную попытку. Я не знаю, кто еще мог устроить диверсию с твоим вертолетом.

Гарри состроил гримасу.

– Я верю тебе на слово, но мне чертовски не нравится идея насчет того, чтобы продираться через лес.

Так же как и мне. Проверка карты показала, что мы находимся на расстоянии чуть более пяти миль от Уашуанока. Как мы уже знали, джунгли в окрестностях Уашуанока особенно густые, и в нашем нынешнем состоянии потребуется два дня, чтобы прорубить через них путь. Мы не смогли бы продержаться два дня, особенно с нашим ограниченным запасом воды. Хотя мы и наполнили водой наши желудки, скоро она выйдет с потом, и тогда у нас в резерве останется только две кварты.

К тому же оставался еще и Гарри. Что бы с ним ни случилось, в любом случае, здесь ему не станет лучше. По тропе легко передвигаться, и мы сможем идти по ней со скоростью миля в час или даже быстрее. При таком темпе мы будем в Уашуаноке примерно через пять часов. Это было весьма соблазнительно.

Против этого было то обстоятельство, что тропа несомненно имела свое предназначение. Единственным местом, где Гатт мог с комфортом разбить свой лагерь, был сенот, который мы только что покинули, – он нуждался в источнике воды. Отсюда следует, что если он приглядывал одним глазом за Уашуаноком, то тропу проложили его чиклерос, и вероятность наткнуться на одного из них была велика. Я не знал, что будет, если такое произойдет, но все чиклерос, которых я видел, были вооружены, а как уверял Фаллон, они с легкостью пускали в ход свое оружие.

Было очень нелегко принять решение, но в конце концов я выбрал тропу. Снова начать пробираться через джунгли казалось просто невозможным, к тому же мы могли и не повстречать чиклерос. Гарри вздохнул с облегчением и согласно кивнул головой.

– Что угодно, только не джунгли, – сказал он.

Мы осторожно выбрались на тропу, убедились, что все спокойно, и направились по ней в сторону от лагеря Гатта. Я постоянно смотрел себе под ноги и обнаружил множество доказательств того, что тропою часто пользовались. Здесь были отпечатки подошв на участках мягкой земли; дважды я заметил раздавленные сигаретные окурки, а один раз пустую консервную банку из-под говяжьей тушенки, которую небрежно отбросили в сторону. Все это произошло в первый час нашего путешествия.

Я был сильно обеспокоен увиденным, но еще больше меня беспокоило то, что Гарри идет очень медленно. Начал он достаточно бодро, но сил хватило ненадолго, и постепенно он стал отставать от меня все больше и больше. Поэтому я тоже был вынужден замедлить шаг, так как не хотел отрываться от него слишком далеко. Было очевидно, что состояние Гарри ухудшается очень быстро; его глаза запали глубоко в глазницы, лицо на фоне черной щетины казалось абсолютно белым. Все его движения были замедленными, и он шел, постоянно прижимая к груди одну руку так, словно боялся рассыпаться на части.

Тропа имела ширину, которой как раз хватало для прохода людей в одну шеренгу, в противном случае я мог бы ему помочь, но здесь было невозможно идти бок-о-бок, и он, пошатываясь, брел позади меня, рассчитывая только на свои силы. За тот первый час мы прошли только четверть мили, и я начал беспокоиться. Стало очевидно, что нам понадобится много времени для того, чтобы добраться до Уашуанока, как по тропе, так и по лесу.

Из-за нашей медлительности нас и догнали. Я ожидал встретиться с чиклеро лицом к лицу – с тем, кто пойдет по тропе нам навстречу, – и принимал все предосторожности. Каждый раз, когда тропа поворачивала, образуя слепой угол, я останавливался, чтобы проверить, нет ли кого впереди, и убедиться в том, что мы не нарвемся на неприятности.

Мы не наткнулись на неприятности – они сами настигли нас. Я полагаю, чиклеро покинул лагерь Гатта на заре, примерно в то же время, когда мы выбрались на тропу. Он не ослаб от голода и недомогания, поэтому продвигался с хорошей скоростью и скоро догнал нас сзади. Я не могу винить Гарри за то, что он не присматривал как следует за нашим тылом; он и так испытывал большие трудности, просто поочередно переставляя ноги. И поэтому нас застали врасплох.

Раздался оклик:

– Не, companero![3] – A затем возглас удивления после того, как мы повернулись, сопровождаемый зловещим лязгом затвора.

Это был невысокий человек, но винтовка увеличила его рост до десяти футов. Он дослал в ствол патрон и принялся рассматривать нас, оставаясь при этом начеку. Я не думаю, что он знал, кто мы такие, – он знал только то, что повстречал незнакомцев в месте, где незнакомцев быть не может.

Он произнес несколько слов и направил на нас дуло винтовки.

– A guarde aqui! Tenga cuidado![4]

Все произошло в долю секунды. Гарри повернулся и натолкнулся на меня.

– Бежим! – крикнул он хрипло.

Я тоже повернулся и помчался по тропе. Раздался выстрел. Пуля, отколов от дерева щепку, срикошетила и просвистела передо мной. Вслед за ней до меня донесся предупреждающий окрик.

Внезапно я понял, что слышу топот только собственных ботинок и, обернувшись, увидел распростертого на земле Гарри и чиклеро, приближающегося к нему с поднятой вверх винтовкой. Гарри сделал слабую попытку подняться на ноги. Но чиклеро уже стоял над ним с занесенной винтовкой, собираясь обрушить приклад на его череп.

В этой ситуации я не имел большого выбора. У меня в руках было мачете, поэтому я его бросил. Если мачете ударит человека рукояткой или плашмя, или даже своим чертовски тупым лезвием, этого должно быть достаточно для того, чтобы заставить его потерять равновесие. Но оно попало в чиклеро точно острием, глубоко вонзившись ему прямо под ребра.

Рот чиклеро открылся от удивления, и он с ужасом в глазах посмотрел вниз на широкое лезвие, торчавшее из его тела. Он издал сдавленный стон, который быстро прервался, и попытался поднять винтовку, выскальзывающую из его рук. Затем колени его подогнулись, и он упал прямо на Гарри, широко раскинув руки, скребя пальцами по земле, покрытой слоем сгнившей листвы.

Я не хотел убивать его, но я это сделал. Когда я подбежал, он был уже мертв, и кровь, подгоняемая последними затухающими ударами сердца, фонтаном хлестала из раны, окрашивая рубаху Гарри в красный цвет. Затем кровь остановилась, продолжая сочиться лишь тоненькой струйкой. Я откатил труп в сторону и нагнулся, чтобы помочь Гарри. – Ты в порядке?

Гарри прижал руки к своей груди.

– Боже! – прохрипел он. – Я просто раздавлен.

Я поднял голову и посмотрел на тропу, думая о том, слышал ли кто-нибудь выстрел, а затем сказал:

– Давай убираться отсюда – быстро!

Я взял в руки мачете, которое уронил Гарри и, врубившись в кустарник в сторону от тропы, углубился в джунгли на десять ярдов, затем помог перебраться Гарри, и он бессильно опустился на землю.

Его рот открывался и закрывался, и, нагнувшись вниз, я услышал, как он шепчет:

– Моя грудь – Боже, как она болит!

– Успокойся, – сказал я. – Выпей воды.

Я устроил его как можно более комфортабельно, а затем вернулся на тропу. Чиклеро был несомненно мертв и лежал в луже быстро густеющей крови. Я взял его под мышки, оттащил в кусты и забросал тело листьями, затем вернулся назад и попытался скрыть следы разыгравшейся здесь трагедии, присыпав землей пятна крови. После этого я взял винтовку и поспешил к Гарри.

Он сидел, прислонившись спиной к дереву, и его руки по-прежнему обхватывали грудь. Он поднял на меня свои тусклые глаза и сказал:

– Я думаю, это все.

Я присел рядом с ним.

– Что случилось?

– Это падение – оно прикончило меня. Ты был прав; я думаю, сломанные ребра проткнули мне легкие. – Из уголка его рта сбежала вниз струйка крови.

Я воскликнул:

– Более мой! Почему ты ничего мне не сказал? Я думал, что у тебя просто кровоточат раны во рту.

Он криво усмехнулся.

– Что бы от этого изменилось?

Возможно, что ничего бы не изменилось. Если бы даже я знал об этом, то все равно не смог бы сделать ничего кроме того, что сделал и так. Но Гарри, должно быть, испытывал мучительную боль, когда пробирался через джунгли с пробитыми легкими.

Его дыхание сопровождалось страшным спазматическим присвистом.

– Не думаю, что я смогу добраться до Уашуанока, – прошептал он. – Ты должен идти один.

– Подожди! – воскликнул я и вернулся к телу мертвого чиклеро.

У него была с собой большая фляга, в которую вмещалось примерно полгаллона воды, и еще он нес рюкзак. Я обыскал его карманы и нашел там спички, сигареты, зловеще выглядящий кнопочный нож и еще кое-какие мелочи. Рюкзак содержал некоторые предметы одежды, не очень чистые, три банки говяжьей тушенки, плоскую буханку хлеба размером с обеденную тарелку и кусок вяленого мяса.

Я забрал все эти вещи и вернулся к Гарри.

– Теперь мы можем поесть, – сказал я.

Он медленно покачал головой.

– Я не голоден. Уходи поскорее отсюда, слышишь? Пока у тебя еще есть время.

– Не будь идиотом, – возмутился я. – Я не собираюсь бросать тебя здесь.

Его голова упала на бок.

– Поступай, как знаешь, – сказал он и судорожно закашлялся, его лицо исказилось в агонии.

Только тогда я понял, что он умирает. Лицо его сильно осунулось, резко обозначились скулы, и теперь вся голова походила на череп. Когда он кашлял, из его рта вылетали капельки крови, покрывая ржавыми пятнами зеленые листья. Я не мог просто уйти и оставить Гарри одного, независимо от того, какая опасность грозила мне со стороны чиклерос, поэтому я стоял рядом с ним и пытался его приободрить.

Он отказывался от пищи и воды, и у него начался бред; но примерно через час он пришел в себя и к нему вернулась способность говорить осмысленно. Он спросил:

– Ты когда-нибудь был в Туксоне, Джемми?

– Нет, не был.

– А ты сможешь там побывать?

Я сказал:

– Да, Гарри, я обязательно побываю в Туксоне.

– Повидай мою сестру, – попросил он. – Расскажи ей, почему я не вернулся.

– Я сделаю это, – пообещал я.

– У меня никогда не было жены, – признался он. – Или просто подруги – так чтобы надолго. Наверное потому, что я все время находился в разъездах. Но я и моя сестра были очень близки.

– Я обязательно повидаю ее, – сказал я. – Я все ей расскажу про тебя.

Он кивнул и закрыл глаза, ничего не сказав больше. Через полчаса он закашлялся и выплюнул изо рта большой сгусток темно-красной крови.

Через десять минут он умер.

Глава 10

1

Они преследовали меня, как гончие преследуют лису. Я никогда не испытывал особой привязанности к этому кровавому спорту, но мне пришлось преодолеть свое отвращение, поскольку не составило особого труда догадаться, что меня ждет в случае успешного окончания охоты. К тому же я испытывал дополнительные затруднения от того, что не знал местности, в то время как гончие охотились на знакомой территории. Это было весьма нервное и изматывающее занятие.

Все началось вскоре после того, как умер Гарри. Я немногое мог для него сделать, но мне не хотелось оставлять тело лесным пожирателям падали. Я начал рыть могилу, используя мачете Гарри, но вскоре обнаружил, что сразу под тонким слоем перегноя начинается сплошная скала, и был вынужден остановиться. В конце концов я оставил его лежать со скрещенными на груди руками, сказав напоследок "прощай".

Это, разумеется, была ошибка, так же как и попытка вырыть могилу. Если бы я оставил Гарри в том положении, в каком он умер, просто скрючившимся у ствола дерева, тогда, возможно, мне удалось бы ускользнуть незамеченным. Было бы найдено тело мертвого чиклеро, чуть подальше в джунглях тело Гарри; и оставь я все как есть, люди Гатта даже не заподозрили бы о моем существовании. Но покойник не станет делать попыток вырыть себе могилу и не будет обставлять свою кончину с такой тщательностью, поэтому охота началась.

Но может быть, я ошибался, поскольку та добыча, которой я поживился у мертвого чиклеро, была слишком ценной, чтобы ее просто так оставить. Я взял его винтовку, его рюкзак, содержимое его карманов, патронташ, набитый патронами, и прекрасное новое мачете, острое, как бритва, и гораздо лучшего качества, чем те, которыми я пользовался до сих пор. Я взял бы и его одежду, чтобы использовать ее в целях маскировки, если бы не услышал звуки голосов, доносящихся с тропы. Они спугнули меня, и я скользнул под защиту джунглей, намеренный удалиться на как можно большее расстояние от этих голосов.

Я не знаю, когда они обнаружили тела, прямо тогда или позднее, поскольку, торопясь убраться подальше, я вконец заблудился и проплутал остаток дня. Я знал только то, что тропа Гатта, ведущая в Уашуанок, находится где-то к западу от меня, но к тому времени, когда эта мысль пришла мне в голову, стало уже слишком темно для того, чтобы предпринимать какие-либо действия, и я провел ночь на дереве.

Как это ни странно, я находился в лучшем состоянии, чем когда-либо за все время с момента аварии вертолета. У меня была еда и почти три кварты воды, я стал более привычен к передвижению через лес и больше не делал лишних ударов мачете, и к тому же один человек может пройти там, где не могут двое, – особенно если один из них болен. Без бедного Гарри я стал более подвижен. И еще у меня появилась винтовка. Я не знал точно, что я намерен с ней делать, но оставил ее из общих соображений.

На следующее утро, как только стало достаточно светло, я направился на запад, надеясь выйти на тропу. Я проделал чертовски длинный путь и уже начал думать, что совершил ужасную ошибку. Я знал, что если не найду тропу, то никогда не найду и Уашуанока, и мои кости навсегда останутся где-то в джунглях, после того как иссякнут запасы еды и питья, так что мои тревоги были оправданны. Я не нашел тропы, но зато почти нарвался на пулю, после того как кто-то громко крикнул и выстрелил в меня.

Пуля прошла высоко, срезав листья с куста, а я взял ноги в руки и бросился бежать, стараясь поскорее убраться подальше. С этого момента началась странная неторопливая погоня во влажном зеленом сумраке тропического леса. Кустарник рос здесь настолько густо, что вы могли бы пройти на расстоянии вытянутой руки от человека и не узнать о его существовании, если, конечно, он оставался бы неподвижен. Мысленно поместите Хэмптонский лабиринт в одну из больших тропических оранжерей, такую, как Кью, населите его несколькими вооруженными головорезами, жаждущими убийства, и представьте, что вы – предмет их лишенного любви внимания, находитесь посередине, и у вас получится довольно точная картина происходящего.

Я старался двигаться как можно тише, но все мои знания о лесной жизни основывались на книгах Фенимора Купера, и мне плохо удавалось имитировать повадки бесшумного индейца. Впрочем, так же как и чиклерос. Они ломали ветки, перекрикивались друг с другом и сделали наугад несколько выстрелов, которые пришлись далеко мимо цели. Через некоторое время я начал приходить в себя от внезапного испуга, и у меня появилось убеждение, что если выбрать наиболее густой участок джунглей и просто встать там неподвижно, то я с таким же успехом смогу уйти от преследования, как если буду продолжать бежать.

Так я и сделал, и стоял, скрытый завесой листьев, с винтовкой в потных руках до тех пор, пока не стих шум погони. Но я не стал сразу же выходить из своего укрытия. Наибольшую опасность мог представлять человек, имеющий больше мозгов, чем другие, который делает то же самое, что и я, – просто стоит и тихо ждет, когда я появлюсь перед ним. Поэтому, прежде чем начать двигаться, я прождал целый час, а затем снова направился на запад.

На этот раз я нашел тропу. Я выскочил на нее совершенно неожиданно, но к счастью, на ней никого не оказалось. Я поспешно отступил назад и, посмотрев на часы, обнаружил, что уже шестой час и до наступления сумерек осталось не так много времени. Мне предстояло решить, стоит ли положиться на судьбу и снова воспользоваться тропой. Я чувствовал себя усталым и, возможно, из-за этого отчасти утратил способность рассуждать здраво, поскольку после недолгих раздумий я воскликнул вслух: "Да черт бы с ним!" и смело зашагал по тропе. Снова я испытал большое облегчение от ничем не скованной свободы передвижения. Мачете здесь не требовалось, поэтому я снял с плеча винтовку и, держа ее обеими руками, продвигался вперед с хорошей скоростью, сознавая, что каждый шаг приближает меня к Уашуаноку и безопасности.

На этот раз я застал врасплох чиклеро. Он стоял на тропе спиной ко мне, и я почувствовал запах вонючей сигареты, которой он дымил. Я уже осторожно пятился назад, когда он, по-видимому с помощью какого-то шестого чувства, догадался о моем присутствии и быстро повернулся. Я выстрелил в него, после чего он тут же упал на землю и, перекатываясь, исчез в зарослях кустарника. В следующую секунду раздался ответный выстрел, и пуля пролетела так близко, что я почувствовал у своей щеки вибрацию воздуха.

Я нырнул в укрытие и, услышав крики, бросился в лес. Снова началась эта фантастическая игра в кошки-мышки. Я подыскал себе очередное укрытие и замер в нем, как заяц в норе, надеясь, что охотники меня не найдут. Я слышал, как чиклерос рыщут где-то рядом, перекликаясь друг с другом, и в их голосах чувствовалась некоторая неуверенность, позволившая мне сделать вывод о том, что их сердца не расположены к охоте. В конце концов один из них был уже мертв, зарезанный весьма жестоким образом, и только что я попытался застрелить другого. Все это не могло вызвать большого энтузиазма, ведь они не знали, кто я такой, а проявив такую несомненную склонность к убийству, я, как они считали, вполне мог притаиться где-нибудь в засаде, поджидая удобного случая тихо удавить одного из них. Неудивительно, что они держались вместе и постоянно перекликались друг с другом – держаться вместе им было спокойнее.

С наступлением сумерек они прекратили поиски и убрались туда, откуда пришли. Я остался на месте и погрузился в размышления над одной серьезной проблемой, занявшись тем, что не имел возможности сделать в суматохе дневных событий. В течение дня я наткнулся на две группы чиклерос, и, как мне казалось, каждая из них состояла из трех-четырех человек. В то время как первый чиклеро – которого я убил – был один.

Кроме того, последняя группа не вела наблюдений за Уашуаноком и в то же время не оставалась в лагере Гатта, следовательно, их главная задача состояла в том, чтобы вести охоту за мной, иначе зачем им было оставаться на тропе? Весьма вероятно то, что Гатту удалось идентифицировать тело Гарри Ридера, и теперь у него появились вполне конкретные подозрения насчет того, кто был его напарником. Как бы то ни было, каждый раз, когда я пытался прорваться в Уашуанок, на моем пути кто-то появлялся и пытался меня остановить.

Я не испытывал иллюзий по поводу того, что со мной произойдет в том случае, если меня поймают. Человек, которого я убил, наверняка имел друзей, и будет бесполезно взывать к их снисхождению и пытаться объяснить, что я не собирался его убивать, а просто хотел ему помешать расколоть Гарри череп. Факт заключался в том, что я его убил, и от этого никуда не денешься.

Воспоминание о том, как выглядел мертвый чиклеро с мачете, торчащим из середины живота, вызвало у меня чувство тошноты. Я убил человека даже не зная, кто он такой и о чем он думает. Хотя он начал первый, выстрелив в нас, и в результате получил то, что заслужил, но все же, как ни странно, от этой мысли я не почувствовал себя лучше. Этот примитивный мир, в котором царил закон "убей или убьют тебя", был бесконечно далек от Кэннон Стрит и служащих в шляпах котелком. Какого черта маленький серый человек, подобный мне, делает здесь?

Но было не время предаваться философии, и я заставил себя вернуться к насущным проблемам. Каким образом я собирался пробраться в Уашуанок? Мне пришла в голову идея попробовать пройти по тропе ночью – как я уже однажды делал. Но будут ли чиклерос следить за ней ночью? Мне оставалось только попытаться это выяснить опытным путем. Было еще светло, и мне как раз хватило времени для того, чтобы выйти на тропу до наступления темноты. Передвигаться по джунглям ночью было невозможно, а идти по тропе оказалось ненамного легче, но, проявляя упорство, я медленно шел вперед, стараясь шуметь как можно меньше. Я испытал большое разочарование, увидев костер. Чиклерос расчистили небольшую поляну, а сам костер развели точно посередине тропы. Они сидели около огня, оживленно переговариваясь и, очевидно, не собирались ложиться спать. Сделать обход по лесу ночью было невозможно, и поэтому я осторожно отступил и, оказавшись вне пределов слышимости, врубился в джунгли и нашел себе дерево.

На следующее утро я первым делом забрался поглубже в лес и нашел себе еще одно дерево. Я выбрал его в результате долгих поисков, после чего на высоте сорока футов устроил что-то типа платформы, скрытой за слоем листьев настолько плотным, что мне совсем не было видно земли и соответственно с земли никто не смог бы разглядеть меня. Одно было несомненно – эти ребята не станут забираться на каждое дерево в лесу, чтобы посмотреть, не прячусь ли я на нем, и мне показалось, что здесь я могу чувствовать себя в безопасности.

Я устал – смертельно устал бежать и сражаться с этим проклятым лесом, устал от того, что в меня стреляют, и от того, что я вынужден стрелять в других людей, устал от недосыпания и от избытка адреналина, циркулирующего по моей кровеносной системе, и кроме того, я устал постоянно и непрерывно испытывать страх.

Может быть, маленький серый человечек внутри меня хотел убегать и дальше. Я не знаю – но мне удалось его переубедить, сказав себе самому, что я нуждаюсь в отдыхе. Я решил собрать силы для последнего броска. У меня оставалась кварта воды и немного пищи – достаточно на один день, если мне не придется слишком много бегать. Я собирался провести на дереве ближайшие двадцать четыре часа, чтобы отдохнуть, поспать и восстановить свои силы. За это время я съем всю пищу и выпью всю воду, после чего мне волей-неволей придется перейти к активным действиям, но до тех пор я собирался пребывать в праздности.

Может быть, это была уловка маленького серого человека, который мог перейти к действиям лишь после того, когда получит сильный толчок, и, вероятно, я подсознательно ставил себя в такие условия, чтобы голод и жажда придали мне необходимое ускорение; но сознательно я рассчитывал на то, что чиклерос, не обнаружив за последние двадцать четыре часа никаких следов моего существования, могут подумать, что я либо умер, либо ушел куда-нибудь еще. Я надеялся, достаточно безосновательно, что когда я слезу с дерева, они уже снимут осаду.