Грааль никому не служит

Рунарх наслаждался. Тевайз – мир одиночек. Наглость перед лицом превосходящего силой врага они ценят. Потому что сами такие. Гранд-туг уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, как вдруг...

Возле бакена, отмечающего узел гиперсети, вспыхнула белая звезда. Эскадра Витмана прибыла на полчаса раньше условленного срока. Важная деталь: отсюда до Оркнеи лёту несколько часов. Такая большая ошибка означает, что среди мятежников нет ни одной счётчицы. Или же, что раздолбаев во флоте без меры. И то, и другое мне на руку. Так что держись, Винджент, побегаем!

Звёзды сыпались из пустоты, вспыхивая одна за другой.

– Вот они, – сообщил я. – Съел, морда рунархская? Братья меня не оставят.

– Что это? – непонимающе моргнул гранд-туг.

– За мной прилетели братья из Второго Неба. Прощай, душа Винджент.

– Прощай? Скорее, до встречи, душа Перевал.

Фантом-рубка погасла. Перед этим Винджент выдал шёпотом несколько слов на родном языке. Первым шло «Pigea». У меня отлегло от сердца: хорошее дело задницей не назовут.

Рунархам теперь не до меня. И не до беглых каторжников. Виндженту предстоит принять эскадру союзников. Принять так, чтобы всё прошло без сучка, без задоринки. А это сложно: люди рунархам не доверяют. Значит – тевайзцам надо вести себя максимально предупредительно. Деликатно.

Когда я рванулся к заветному узлу, никто не попытался меня остановить. В обычных условиях рунархи накрыли бы систему тормозящим полем: два эннера позволяли и не такое. Сейчас же выброс ТП означал бы подготовку к боевым действиям. Вряд ли мятежники восприняли бы это спокойно.

Белые звёзды расходились в разные стороны, подальше от опасного бакена. Разумно: если рунархи предадут союзников, бить начнут в зону узла. А первым умирать никому не хочется.

Симба наконец разобрался в опознавательных знаках кораблей, и сияющие точки обрели форму и объём. Два линкора, полторы дюжины крейсеров, сорок четыре фрегата. Это не считая прочей мелочи. А ведь с такими силами можно взять Лангедок. В другое время рунархи расколошматили бы их быстро, но не сегодня. Когда почти половина личного состава на поверхности, не больно-то повоюешь.

Из колеблющегося облака мелких судов (катботов, шлюпов, тендеров) вырвались крохотные мошки – тральщики. Траектория их пути расцветала фракталами. Стасис-сферы плыли в разные стороны, подобно гигантским радужным снежинкам.

«Восьмерка мечей» рванулась мне наперехват. Вряд ли он догадывался о плане спасения, предложенном Асмикой. Наверное, просто сдали нервы. Слишком многое на него свалилось. Гибель коменданта, бегство каторжников. Прибытие флота союзников. Слишком многое приходилось импровизировать, а значит, вероятность ошибки была высока.

Гранд-туг задействовал стоящие на пентере маломощные генераторы тормозящего поля и попытался меня остановить. Передвигалась «Восьмёрка мечей» бестолково. Похоже, все грамотные пилоты отправились на Охоту.

Что ж. Тем лучше. Я знаю людей, подобных Виндженту. Мои слова о прощании задели его. Он будет сражаться до конца.

Я направился к узлу гиперсети. Мимо первой из снежинок протей промахнулся чудом. Рванулся ко второй: петлями, изображая боевое маневрирование. К счастью, код, которым Асмика переговаривалась с эскадрой, протею взломать удалось. Истошные вопли о помощи понеслись в эфир. На всякий случай я дублировал тахиопередачу открытым текстом.

Строй кораблей не нарушился, но я знал, что командиры эскадры озадачены. Самый тяжёлый выбор предстояло сделать адмиралу. Полтора часа назад он получил сообщение, что операция идёт успешно, и агенты выбрались на «Погибельный Трон». Затем остаточный тахиолинк с передатчиком прервался. Означать это могло лишь одно: гибель передатчика. И вот вам картинка: протей, которого предстоит «спасти», мечется, словно ополоумевший заяц. А на хвосте у него – пентера. И на всех частотах – вопли о предательстве. Как прикажете поступить?

Я в очередной раз увернулся от стасис-сферы. Со стороны это выглядело так, будто я почти нырнул в спасительную снежинку, но рунархский корабль вынудил меня отвернуть в сторону. По маневренности с протеем мало кто сравнится. Он и не на такие фортеля способен.

– Вмажь ему, Симба, – приказал я. – Чтобы все видели.

Протей понял с полуслова. Ключевая фраза была – «чтобы видели». Поэтому Симба раскрутил гиролуч и швырнул в «Восьмерку». Спровоцировал диффузию защитных полей на пентере, а напоследок – выбросил плазменную торпеду. С точки зрения космического боя неё это были действия бестолковые и даже опасные. Повредить противнику они не повредят, а подставить атакующего – запросто.

Пентера – корабль массивный. Чтобы гиролуч сумел закрутить её в пространстве, а уж тем более сломать что-нибудь, нужно секунд двадцать непрерывной работы, не меньше. Диффузия полей – отличное средство, если после этого ударить из орудий большого калибра. Крохотному протею такие по штату не положены. А плазменная торпеда – вообще диверсионное оружие. Ею в упор бить надо, тогда будет толк.

Но цели своей я достиг. И рунархи и мятежники увидели, что протей из последних сил атакует преследователя. Вряд ли кто в мандраже сообразит, что делаю я это не самым эффективным, а самым эффектным оружием.

– Ещё! Ещё!

Пентера окуталась переливчатым сиянием. Огрызаться Винджент не решался, а уж я гвоздил его, как мог. Наконец он пошёл на сближение. Это решение оказалось роковым: едва пентера включила тормозящее поле, как у одного из «второнебесных» командиров не выдержали нервы. Крейсер дал залп по «Восьмёрке мечей». Пространство закипело.

Рунархский бакен превратился в пульсирующее световое пятно. Судя по силе удара, постарался один из линкоров. Мятежники рыскнули носами к гиперузлу, и началось.

Первую линию лангедокской мелочи – биремы и триремы – смело сразу. На месте «Восьмёрки мечей» закрутилась огненная воронка. Рунархи отреагировали непозволительно медленно: командующий обороной, гранд-туг Винджент, погиб. Окажись адмирал мятежников поотчаянней, Лангедок в эти стандарт-сутки перешёл бы под власть Второго Неба. Сепаратистов подвела бедность воображения: они и представить не могли, что можно расколошматить два эннера столь малыми силами. Вместо того чтобы обрушиться на рунархов всей мощью эскадры, они заметались в пристрелянной зоне.

Гибель бакена здорово помешала рунархам. Пока друзья автоматов сообразили, что дальше придётся сражаться самим, прошло несколько секунд. Мне этого хватило, чтобы первым вырваться к узлу. Линкоры мятежников отстали совсем чуть-чуть, но и это сыграло мне на руку. Силовые поля гигантов прикрыли меня, когда я пересекал гибельную зону.

Моё сознание сжалось в точку, а затем Вселенная сдвинулась так, чтобы эта точка оказалась на новом месте. Я всё-таки выкинул в реку свой чёрный камень. Лангедок уходил в прошлое.

ЛЮДИ ФИЛОСОФСКОГО КРУГА

Глава 1. НАСТАЮТ ИНТЕРЕСНЫЕ ВРЕМЕНА

Над головой оглушительно орали попугаи. Что-то они там опять не поделили, терапевты хреновы... Солнце с любопытством подглядывало за мной сквозь перистую листву пальм. Колеблющиеся тени прыгали по страницам книги, не давая сосредоточиться. Я нашарил на столике (бамбук, ручная работа) бокал с коктейлем (малибу, только натуральные продукты) и сделал глоток.

Шла третья неделя моего лечения. Сны о Лангедоке потеряли остроту; боль сменилась пронзительной печалью, а затем – осознанием того, что я жив. Жив вопреки всему. Робкий цветок на краю закопчённого ущелья, оскаленная собачья морда, последнее объятие изгоев у алтаря охоты – всё это заставило меня по-новому взглянуть на мир.

Человек хрупок. Да, мы можем быть сильны и выносливы, но хрупкости в нас больше. Я знаю это, и оттого ценю дар жизни сильнее, чем раньше.

Мелодично застучали плашки моста над крохотной речкой. Кто-то идёт меня проведать. Скорее всего, это мой врач – полковник Антуан Клавье. Старина Клавье – увалень с добродушным неправильным лицом и седыми висками. Отчего-то его очень любят женщины. А их на линкоре «Император Солнечной» хватает. Из двух с половиной тысяч человек экипажа – почти четыре сотни.

Я передвинулся так, чтобы солнце не светило в глаза. Цветочные ароматы наполняли воздух, но духоты, обычной для оранжерей, не было. Столик располагался в так называемом «климатическом пятне повышенной комфортности». «Императора Солнечной» построили за полгода до моего побега с Лангедока. Инженеры постарались на славу; многое из того, что являлось для экипажа линкора обыденностью, я воспринимал как чудо.

Взять, например, зал психологической разгрузки, где я сейчас пью коктейль. Он с лёгкостью трансформируется в кусочек одного из сорока восьми пейзажей, занесённых в память сервис-процессора. Учёным удалось открыть секрет протеев, позволяющий в небольшом объёме умещать огромные пространства.

Пятое измерение, господа, пятое измерение.

Больше всего меня поражают две вещи. Первая: пространство зала индивидуально. Кроме меня здесь отдыхает тридцать семь человек, но мы не мешаем друг другу. У каждого свой мир. Вторая – этот зал называется иллюзисом. Неужели семнадцать лет назад я предугадал будущее?

– Приветствую, мой друг, – ещё издали машет мне полковник. Машу в ответ. Полный доступ к иллюзисам на борту «Императора» имеют всего четверо. Антуан, корабельный психолог, – один из них. Он немного старомоден, и это подкупает. А ещё – он срединник, как и я.

– Ну-с, что новенького? – подходит к столику господин Клавье. Его взгляд падает на раскрытые страницы: – Разрешите полюбопытствовать?

Молча пододвигаю к нему книгу. Антуан перелистывает её, а я наблюдаю за ним из-под полуопущенных ресниц.

– О, да это мой соотечественник. Ещё и тёзка. – Его брови удивлённо поднимаются. – С чего бы вас потянуло на классику?

– Так... Мне взбрело в голову поискать истории, которые Дэн рассказывал своей спутнице.

– И как успехи?

– Вполне. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» показалась мне морализаторской. Зато вот это... – киваю на книгу в его руках, – меня поразило. Признайтесь, это была ваша идея?

Антуан усаживается напротив. Смотрит с иронией и лёгкой грустью:

– Эх, Андрей... Всюду-то вы подозреваете заговоры. Лучше расскажите, что вас зацепило в этой книге. Поверьте, мне действительно интересно.

– Ребёнок... – я немного смущаюсь. – Ну, маленький принц... Он мыслит как срединник. Понимаете?.. А ещё – летчик не мог его спасти. Вернее, мог – но как барашка. Или розу под колпаком. Мы и в самом деле отвечаем за тех, кто нас приручил.

Клавье выслушивает мой сумбурный ответ с улыбкой. Кому ещё понять меня, как не срединнику?

– Да, интересная идея. – На лицо его набегает тень: – Андрей, у меня плохие новости для вас.

– Списать хотите? – Эта мысль заставляет сердце сжаться. Неужели они заберут протея? – Я вполне здоров. Я могу делать свою работу.

– Неправда. На террор-акции вас посылать нельзя. В тыл врага – тоже. Лангедок сломал вас, Андрей. Как разведчик и как солдат вы гроша ломаного не стоите. – Он соединил пальцы перед лицом. Задумчиво продолжил: – Вы знаете, что Рыбаков умер?

– Убит?

– Нет, умер своей смертью. Удивительно, что он столько продержался... Знаете, с его сердцем жить так долго – это чудо. Когда пришло сообщение, что вы спаслись с Лангедока, отправил меня сюда. На следующий день его не стало. Я должен объяснить вам некоторые вещи.

– Да он говорил о вас. Его аватара хотела, чтобы я с вами встретился.

– Откуда взялась аватара на «Погибельном Троне» – это отдельный вопрос. Она не зарегистрирована в эфиро-сети. Наши техники ищут передатчик, откуда она могла быть отправлена. Но сейчас разговор пойдёт не об этом.

– О чём же?

– О рунархе Лире. О философском круге и ваших пяти. Позволите, я тоже выпью?

Не дожидаясь разрешения, Клавье щёлкает пальцами, и на столике возникает бокал с двуцветным коктейлем. «Инь-ян». Сливочный ликёр и логрский бальзам. Антуан взбалтывает напиток и задумчиво наблюдает, как шоколадные и сливочные струи вновь собираются в древний философский символ.

– Мы навели справки о рунархе, которого зовут Лиром. А также о его подруге – Видящей Кассиндре.

– И?

– Это ученые. Предположительно социопсихологи. – Антуан делает маленький глоток из бокала. Дожидается, пока у рыбок инь-ян проступят пятнышки-глазки, и вновь отпивает. – Сфера приложения их сил, – продолжает он, – довольно необычна. Это построение новых общерунархских архетипов.

– Ого!

– Да-да. Не отыскание, а именно построение. В поисках вдохновения Лир и Видящая Кассиндра обратились к мифизике землян. Это было смелое решение. Я бы сказал, отчаянное: узнай мы, что происходит, рунархам бы не поздоровилось. Потому они так испугались, узнав о вашем появлении.

– Симба меня спас.

– Да. Он молодец, ваш протей... Штука в том, что Лиру и Кассиндре удалось задуманное. И далее больше. То, что они открыли, не было новым архетипом.

Антуан выдержал паузу. Я сидел спокойно, ничем не выдавая своего нетерпения, и доктор даже немного обиделся.

– Вас ничем не пронять... Человек-скала, homme d'rocher, – недовольно произнёс он. – А ведь дело нешуточное. В результате их экспериментов изменилась психология целой расы.

– Вы пытались проникнуть в Лонот, чтобы выяснить, что произошло?

– Увы! Мифнзика закрыта и для нас и для рунархов.

– А что с Лиром?

– По нашим данным, он застрял в Лоноте. Рунархи почитают его как гранд-ассасина Тевайза. – Клавье сжал кулаки: – Небывалое дело: у рунархов иерархия! Сыскался главарь!

– Бросьте, – отмахнулся я. – Какая там, к чёрту, иерархия? Если спросить, кто главнее: гранд-туг, мастер-ассасин или обер-федави, они и сказать-то ничего не смогут. Гранд-ассасин – это дело другое. Это новое качество рунарха. Кстати, вы ничего не рассказали о Видящей Кассиндре.

– Увы, – Клавье развёл руками. – Никаких следов. Мы потеряли на Тевайзе психоморфа, который искал её. Cherchez la femme, как говорится. Дурацкая история, тут уж ничего не попишешь. – Он достал из кармана салфетку и высморкался. Подбросил в воздух, и грязный комок испарился над его ладонью. – Похоже, все ниточки оборваны. Харон Джемитин был в курсе происходящего, но его убили. Винджент... да что говорить. Вы сами знаете. Он совершил невозможное: пробрался на Лангедок, занял высокий пост, отыскал вас... такая бесславная кончина!

– Я всё равно не принял бы его условия, – сухо ответил я.

– Да никто вас не винит, помилуйте. – Антуан нервно рассмеялся. – Вы поступили правильно. Нельзя давать рунархам преимуществ. Но теперь вам предстоит самому выйти на мифизический план. И вот тут-то мы подходим к самому главному. К философскому кругу.

– Будет лекция?

– Да, но очень короткая. Возьмите ещё коктейль.

Я прищёлкнул пальцами, и на столе появился бокал. Антуан начал рассказ:

– Как ни обидно сознавать это, но в своих реакциях мы недалеко ушли от животных. Хуже того: мы отвечаем на превратности судьбы так же, как это миллионы лет делали одноклеточные наши предки. Признаёмся ли мы в любви, пытаемся занять денег, лечимся от простуды – всё происходит по одной схеме. Есть пять состояний сознания, и мы последовательно переходим из одного в другое.

Я кивнул.

– Чтобы выйти в Лонот, не нужно ни особых механизмов, ни сложной электроники. Всё, что требуется, находится у вас здесь, – Клавье дотронулся до моего виска. – Вы один из немногих людей, способных перемещаться между мирами. И вот тут возникает проблема. Барьер между нашим миром и мифизическим планом – это больше, чем препятствие. Ваших сил, Андрей, не хватит, чтобы его преодолеть.

– Но раньше же хватало?

– Да. Вы были подростком. Это другое видение мира, другая энергетика, если позволите. – Антуан вновь потянулся в пустоту. Его пальцы выхватили из воздуха бокал. – Подросток реагирует на происходящее искренне и бурно. Если любит, то всей душой, если ненавидит, то всем сердцем. Вы это утратили, получив взамен другие силы.

– И что же мне делать?

– Вам нужна помощь. Каждый из ваших зеркальных знакомых застрял в одном из пяти состояний. Они калеки; вы можете представить, каково им живётся.

– Пожалуй, что могу.

– Вряд ли. Скажем, монахиня постоянно живёт в чувстве вины. Неправильный медитатор всю жизнь находится в состоянии гнева. Вы проскальзываете эти состояния эпизодически, мельком. Тревога длится у вас максимум несколько часов. He-господин страха живёт в трепете почти с самого рождения.

– Профессиональный трус?

– Да. А так же виртуозная обвинительница, адепт равнодушия, мастер гнева и посвященная экспансии. Их сила велика. Они заражают своим состоянием всех, кто окажется рядом.

– Мне придётся взять их в окраинники... Это тяжёлое испытание для моего самоконтроля.

– Да. В случае неудачи вы можете сойти с ума. Но у каждого первоэлемента есть две стороны. Тревога оборачивается надеждой, гнев – способностью творить. Не отчаивайтесь, Андрей. Эти люди не так ужасны, как кажутся. Вы срединник. Когда они объединятся, круг замкнётся. Вы обретёте силу, а пятеро круга – полноту. Действовать придётся решительно и быстро: ведь энергия начнёт течь, и окраинники скоро станут обычными людьми. Если вы не успеете перейти в Лонот, все усилия окажутся потрачены зря.

– Понятно... Чья это была идея?

– Моя. Я ведь тоже срединник, правда слабый – всего на две души. Меня всегда интересовала сфера приложения нашего дара. Что-нибудь действительно важное и нужное, не такая банальщина, как, например, дальняя связь и усиление окраинников. Жаль, что ко мне эти выкладки неприменимы. Но я рад, что они кому-то помогут.

– Да, действительно... Господин Клавье, быть может, вы знаете, как задействовать мои умения на полную катушку? Всё-таки девять душ.

Полковник развёл руками:

– Пока нет. Но потом – возможно. А знали бы вы, какие прекрасные возможности у рунархов! Знатоки пластика, повелители зверей, друзья автоматов... Впрочем, – спохватился он, – это материя зыбкая. Не будем об этом.

– Хорошо. Тогда ещё один вопрос. У вас есть соображения, где искать людей зеркала?

– Есть. Андрей, я поделюсь своими идеями, а вы уж сами решайте, что можно принять во внимание, а что отбросить. Да, и вот что... Благодаря новейшим достижениям науки нам удалось отснять голофильм, основанный на материалах вашего гипнодопроса. Естественно, самые важные моменты. Готовьтесь вновь увидеть пятерых из пророчества.

– А остальное? – спросил я. – Остальное сохранилось? Вы можете показать?

– Нет.

Ладно... Жить прошлым действительно ни к чему. И кто она для меня – Иртанетта того времени? Чужая, полунезнакомая девчонка. Она мне в дочери годится.

Хорошо. Показывайте, что можно.

Полковник завозился, стягивая с запястья браслет голотранслятора. Над столиком затрещали искры. Пошёл снег из вспыхивающих блёсток. Что-то не ладилось.

– Сейчас-сейчас, – сконфуженно пробормотал Антуан. – Одну минуточку... настрою...

Наконец ему удалось справиться с транслятором. В воздухе повисло туманное зеркало, которое я видел когда-то в Лоноте. Выглядело Морское Око мутным и зеленоватым – как если бы его рассматривать сквозь толщу воды.

– Ну, это реконструкция, это мы перемотаем...

По зеленоватой глади побежали чёрные зигзаги помех. В глубине возникли тени, они сгустились, рисуя картины пророчества.

Симба. Загорелая девчонка с отчаянными глазами – Иришка. Стальная клетка. Итер в алом плаще.

А вот и первая планета – мир бунтарей. Выплыло лицо в нелепой плоской шапке: помятое, худое, беспокойное. Хрящеватые оттопыренные уши, реденькие усишки. На вид не-господину страха можно было дать года двадцать два.

Его стихия – настоящее. Человек с такими тревожными глазами вряд ли заглядывает в завтрашний день.

– Обратите внимание на пейзаж. Мы искали мир, в котором могло происходить действие, но, к сожалению… Горы встречаются на многих планетах. Помогло другое: один из экспертов заинтересовался головным убором окраинника. Выяснилось, что это так называемая фуражка. Её носят, вернее, носили когда-то студенты Народного Демократического Университета на Либерти-2.

– Либерти-2?

– О да! Занятный мир. Посмотрите в энциклопедии, вам будет интересно.

Картинка над столом поменялась. Я окунулся в запахи ванили и свежей сдобы. Рождественский пирог... глазурь... Обвиняющая монахиня глядела на меня с укором. На щеках поблёскивали дорожки от слёз.

– Это Крещенский Вечерок – мир сестёр дианниток. Кстати, психоморф, которого вы оставили на «Погибельпом Троне», тоже оттуда.

– Асмика почти не рассказывала об этом.

– Дианнитки не любят распространяться о своём прошлом. Проникнуть на Крещенский Вечерок будет тяжело: сестры не любят докучливых гостей. Но мы постараемся что-нибудь придумать.

Зеркало вновь ожило, показывая ледяные поля и вмёрзшего в снег отшельника. Разглядеть его лицо во всех подробностях я не сумел – слишком далеко он находился.

– Это не Лангедок, – уверенно объявил я. – Но что это за место?

Антуан сцепил пальцы под подбородком:

– Этот вопрос меня также занимает. Мы вступаем в область догадок. Взгляните сюда и вот сюда: эти выступы косвенно указывают на то, что действие происходит в пещере.

Пещера? Похоже на то.

– Мы консультировались со спелеологами. Распределение теней... анализ свечения снега... – забубнил Антуан, перемежая речь узкоспециальными терминами. Говорил он долго и непонятно. Наконец подвёл итог: – Из всего этого получаем неутешительные известия: в списке «подозреваемых» – около полутора десятка планет. Вот список. А ведь отшельник может находиться в одном из малоисследованных, а то и неоткрытых миров.

– Хорошо. Ладно. Последние окраинники? —На неправильного медитатора и демоницу смотреть не хотелось.

– С ними тоже глухо, но не совсем. Мы пришли к выводу, что эти люди проживают на одной и той же планете. Может быть, даже знакомы.

Да, негусто... Зацепки есть лишь по первым двум, да и что это за зацепки... Хоть планеты знаем. Можно сделать портреты, объявить розыск по всем мирам.

Антуан меня с ходу остудил:

– Вам придётся отправиться на Либерти инкогнито. Экзоразведчиков там не любят. Слава богу, хоть на Лионессе лететь не придётся.

Да, это большой плюс. Вырвавшись из лангедокской ловушки, адмирал мятежной эскадры вряд ли питает ко мне тёплые чувства. По сведениям разведки, под его командованием находилось ядро лионесского флота. Их ненависть ко мне только упрочилась.

– Сколько у нас времени? – спросил я.

– К сожалению, мало. Не больше месяца. Второе Небо мы контролируем с трудом, а от него зависит слишком многое. Слишком долго длится война. Люди устали. После первых стычек мы наглухо увязли в позиционной войне. Подобно шахматистам, просчитывающим десятки ходов вперёд, мы окапываемся, выжидаем, собираем силы... Из одной системы в другую корабли добираются черепашьим ходом. Ни мы, ни рунархи не способны к мгновенным ударам.

– То есть война по сути прекратилась?

– Да. Фактически, нет даже противостояния флотов. Есть битва штабных модификантов. Наши счётчицы против харонов Тевайза. Интуиция счётчиц позволяет предугадать все ходы Тевайза, а рунархи топчутся на месте. Ни одна из картин будущего не сулит скорой победы. Воюй мы с людьми, переговоры начались бы через два месяца после вашей высадки на Лангедок. Но против нас – рунархи. Для них война не продолжение политики, а нечто иное. У них и политики-то в нашем понимании нет.

– Тогда чего же они хотят? Быть может, их цель – геноцид?

Клавье встал:

– Молите бога, чтобы это предположение оказалось ложным.

* * *

Прошло всего несколько часов, а я был полностью готов к путешествию. Мне выдали оружие, мем-карты с информацией, документы. В их числе оказался универсальный допуск на имя Гелия Ахадова, сотрудника туристической фирмы «Поход» на Крестовом.

Крестовый проспект размещался почти во всех крупнейших городах Второго Неба. Открыть на нём офис стоило невообразимых денег. Затраченные средства окупались сторицей: бизнесменов с Крестового уважали. Допуск с заветным косым крестом открывал любые двери. Были ещё Пятнадцатая авеню и Черный чум, но знающие люди от них воротили нос. Обитатели пятнадцатой чтили «Кодекс политкорректности», сохранившийся почти неизменным с двадцать первого века, а в Чуме верховодила чукотско-китайская мафия. С ними лучше не связываться. Одни пытки «геолога, геолога» и «а олени лучше» чего стоят.

Мне можно было не опасаться северных бандитов. Раздел сфер влияния завершился давно – ещё в прошлом веке. Как крестовый бизнесмен я мог безбоязненно появляться почти во всех мирах Второго Неба.

Протей, две недели куковавший на боевой палубе среди катботов и тендеров, воспрянул духом. Техники «Императора Солнечной» скормили ему новейший торсионный реактор и двигатели на замену. После дикой лангедокской жизни он всерьёз занялся собой. Подключился к сети и качал последние обновления скинов пассажирских салонов и боевых рубок. Думаю, меня ожидает сюрприз. Счётчица Кэтрин (платиновая блондинка) рассчитала для нас лучший маршрут к Либерти. Расчеты я из вежливости взял, но твёрдо решил ими не пользоваться. За Симбой ни одному кораблю не угнаться. Временами мне кажется, что он знает секретные связи между узлами, недоступные людям. А то и создаёт их при случае.

Чтобы сбить с толку шпионов, наш старт увязали с ходовыми учениями «Императора Солнечной». Линкор прошёл на полтора десятка узлов в сторону Элейны, сбросил нас с Симбой в открытом космосе и двинулся дальше. Симба же вернулся немного назад и уж оттуда прыгнул к Либерти.

Шутки ради я попробовал пересчитать маршрут сам. Протей меня похвалил и сообщил, что до уровня рыжей счётчицы я дотягиваю. Но с блондинками мне лучше не соревноваться.

Его «похвала» заставила меня задуматься. У меня нет счётчицких способностей. Бежав с «Погибельного Трона», я не разорвал связь со своими окраинниками. Сила Джассера, интуиция Торнади, изменчивость Асмики – всё это до сих пор во мне.

Удивительнее всего то, что окраинников снова девять. Место друга автоматов занял кто-то другой: робкий, иссохший, больной. Неужели Асмике в моём обличье удалось невозможное?

Присоединить Весеннюю Онху?

Глава 2. ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ

Полковник Клавье выдал мне мем-карты с информацией о Либерти-2. Планета действительно оказалась интересной.

Историю её следует отсчитывать аж с самого начала двадцать второго века. Что это было за время! Эпоха социальных экспериментов, реформ и переворотов. Первое Небо ещё только формировалось, а о Втором даже речи не шло.

Кто-то из социологов, ссылаясь на опыт древней Британской империи, предложил отправлять преступников в колонии дальнего космоса. Идею поддержали. Алкоголиков, жуликов и тунеядцев погрузили в транспорты и отправили на Новый Фронтир. Планеты Фронтира скоро утратили официальные названия и в документах стали проходить как Трубопрокатная, Ликёроводочный и Мясокомбинат.

К концу века выяснилось, что содержать звездную систему-тюрьму нерентабельно. Поселенцы на Фронтире мёрли как мухи. Какое-то время прирост держался стабильным (за счёт политических ссыльных), а потом население стало катастрофически сокращаться. На Ликёроводочном вспыхнул бунт; захватив несколько транспортов, заключённые бежали с Фронтира в неизвестном направлении.

Беглых каторжан приютила Тайга-3. Для заселения бескрайних просторов требовались люди, и прошлое этих людей никого не волновало. А зря. Неугомонная пассионарность новых граждан сыграла с Тайгой злую шутку Десятилетия не прошло – Тайга ступила на скользкий путь революционных преобразований.

Известно, для колонии первая революция – что потеря невинности. Волнительно, страшно, немного больно. И вполовину не так приятно, как это расписывают подружки. Но признаваться, что ты ещё ни разу, – стыдно.

Эта революция оказалась удачной. Около трети населения Тайги погибло в уличных боях, зато оставшиеся зажили хорошо. Не так хорошо, правда, как раньше, но без жалоб. Кто в наркоматах – те вообще как сыр в масле катались. Так что мятеж группы старопоселенцев для таёжной партократии оказался обидной и несправедливой неожиданностью.

Бунтарям опять пришлось бежать. Не стану утомлять вас однообразным перечислением побоищ и революций, скажу только, что Либерти оказалась последним прибежищем беспокойной крови Ликероводочного. Вселенная к этому времени поделилась на Первое и Второе Небо. Либертианцы решили, что хватит с них беспокойств. После всего, что они натворили, можно и отдохнуть.

Так что в то время, когда Второе Небо лихорадило от мятежей, на Либерти царил мир. Своих внутренних неурядиц либертианцам вполне хватало. Внешние считались излишеством, и излишеством непристойным.

В этом-то мире мне и предстояло искать не-господина страха.

* * *

Для высадки я выбрал либертианский город Сан-Кюлот. Выбрал только потому что там стояла нестерпимая жара. После Лангедока мне хотелось лета. Можно было высадиться на Петроградской Стороне или у Жёлтых Повязок, но они располагаются в северных широтах. А это – туманы, дожди и прочие прелести нерегулируемого климата. Не наш выбор.

Кстати говоря, «высадиться» вовсе не значило полу-нелегально десантироваться где-нибудь на городской свалке. Либерти гордится своими законами. Это самый упорядоченный мир Второго Неба. И этим он мне симпатичен.

Протеям на Либерти хода нет. Поэтому я оставил Симбу на орбитальной станции (под видом купеческой шхуны), а сам купил билет на «космическое такси». Каких-то сорок минут – и я в Сан-Кюлоте.

Стюардесса вела себя со мной особенно вежливо. Белозубая улыбка, предупредительность на грани назойливости... Я почти решил, что меня раскрыли. Позже я узнал, что её поведение – норма. Давние либертианские традиции. Вот они – плоды просвещённого демократического правления.