— Солдаты из Монтеверди появились на вилле Ленци, — рассказывал отец Антуан. — К счастью, в конюшню не заходили, — радость Валенти несколько омрачилась, ведь рано или поздно придется решать проблему с семьей Джульетты. Особенно с Данте.

К счастью примешивалось чувство вины.

— Но если бы и спросили, Альфонсо не знает вашего настоящего имени, — добавил священник.

— Они узнали бы Морелло. Так долго не продлится, — мрачно произнес Родриго. — Я знаю некоторых из этих людей — они одни из лучших в Тоскании.

Отец Антуан пожал плечами, темные галльские глаза оставались непроницаемыми.

— Пути Господа неисповедимы, не нам задавать вопросы. И потом, если вы доставите госпожу Джульетту в Монтеверди до того, как вас отыщут, у вас будет определенное преимущество.

Мужчины посмотрели на девушку.

— Через два-три дня она сможет ехать, — встретившись со скептическим взглядом гостя, священник добавил: — Не совсем, конечно, здорова, но добраться до Монтеверди сможет, учитывая, что лишнего времени у вас нет.

Родриго вдруг понял, что до сих пор не поблагодарил отца Антуана за гостеприимство.

— Падре, я многим вам обязан. Настанет день, когда я смогу помочь вам. Не забудьте об этом.

Француз отмахнулся, его глаза заискрились улыбкой.

— Я романтик настолько, насколько священник. Можно ли отказать двум влюбленным? — он задумчиво посмотрел в окно и пожал плечами. — Кто знает, кроме Бога? Возможно, придет время, когда мне понадобится ваша поддержка. Хотя, конечно, я помог вам не поэтому.

На следующий день он ушел, предположительно, с «обходом» в небольшую деревеньку поблизости, собираясь затем навестить вассалов Ленци, живущих на вилле круглый год. Родриго размышлял над признанием священника. Конечно, он романтик. И перед уходом намекнул, что задержится на ночь. А возможно, и на две. Правда, день выбрал не самый удачный — с утра моросил дождь. И серое, затянутое тучами небо не обещало ничего хорошего на ближайшее время.

На завтрак Джульетта выпила бульона, съела немного хлеба с вымоченным в вине сыром и уснула. Выспится ли она когда-нибудь? — подумал Родриго.

Когда начало темнеть, он взял лютню и принялся тихонько наигрывать.

Звуки чудесной, притягательной мелодии вплыли в сознание Джульетты. Они были знакомы ей и живо напоминали восхитительные моменты недавнего прошлого.

Ресницы затрепетали, поднялись… она проснулась в полутемной комнате. Узнала инструмент — лютня, и музыканта — Родриго да Валенти.

Глаза видели его, а память возвращала летнюю лунную ночь, когда он исполнял ту же мелодию. Память пробудила забытые — и новые — чувства, подтолкнула в мир, о котором девушка прежде только мечтала. Теперь Джульетта знала, почему так пламенно отвечала на его поцелуи, почему так реагировала на его музыку. Да она просто дурочка — отказывалась от того, что лежало под носом.

— Родриго… — Джульетта прошептала его имя, наслаждаясь самим звучанием. Он сидел у камина, склонившись к лютне, меньшей по размеру, чем его собственная, но тем не менее повинующейся длинным гибким пальцам.

Девушка села, откинула одеяло и только тут обнаружила, что на ней ничего не надето. Щеки порозовели, она смутилась. Как он близко! А она все это время голая. И еще чистая. Даже волосы вымыты и расчесаны. Джульетта чувствовала себя чистой, теплой и… живой.

И теперь ты замужем.

Правда ли это? Или все ей приснилось? Наверное, это был всего лишь сон, навеянный желанием уйти от действительности, болезни, смерти.

Боже, пусть это будет не сон.

Родриго поднял голову и посмотрел на нее. Их глаза встретились, и от его улыбки сердце Джульетты чуть не выскочило из груди.

— Наконец-то ты проснулась! — Родриго отложил лютню и поднялся.

Девушка смотрела, как он подходит. Во рту вдруг пересохло. Если они женаты… И одни… Где священник? — все это мелькало в рациональной части ее сознания.

Другой части было все равно. Когда он сел рядом, девушка вся замерла в ожидании, даже дыхание остановилось. Поймет ли он, что у нее на сердце?

После того, как ты так с ним обращалась? После всего, что ему сказала?

При воспоминании об этом лицо ее запылало, глаза опустились.

— Джульетта, dolce mia, — он ласково приподнял ее подбородок. — Не отворачивайся, cara. Я почти потерял тебя, так что теперь не хочу, чтобы нам что-то мешало, даже твоя внезапная робость.

В его голосе слышалось веселье. Подняв глаза, девушка поняла, что им владеют те же чувства. Она улыбнулась в ответ, все еще не решаясь спросить, действительно ли они женаты, несмотря на то, как он обращался к ней.

— Вы шутите, сеньор, — на ее щеках появились очаровательные ямочки.

Эти слова напомнили Родриго прежнюю Джульетту. Раз к ней вернулось ее кокетство, значит ей и вправду намного лучше.

— Теперь у меня есть все права, вы же это знаете, — его губы приблизились. — Вы моя жена.

Значит, это был не сон, успела подумать девушка, прежде чем все мысли затуманились.

— Почему? — любопытство, так свойственное Джульетте, одолело робость, его дыхание шевелило ее волосы.

— Потому что я почти потерял тебя, — его губы наконец прикоснулись к щеке. Прикосновение было кратким, легким, но обещало большее. Желание проснулось в ней, и руки непроизвольно обвили его шею.

— Ты голодна? — Родриго слегка отстранился. Это удивило ее. — Я совсем забылся, cara. Тебе нужно набираться сил.

— Я изголодалась, но не по пище, — Джульетта прижалась к нему, чувствуя, как простыня сползает с се груди, возбуждающе щекоча кожу.

— Тогда хотя бы немного вина, — хрипло произнес Валенти и неохотно отодвинулся. — Отец Антуан говорит, что оно полезно для крови, — Родриго наклонился к небольшому столику, где возле единственной горящей свечи стоял кувшин с красным вином. Налил рубиновой жидкости в кубок и передал Джульетте. — Выпей, любимая.

— Отец Антуан? — переспросила Джульетта, поднося кубок к губам. Он залюбовался длинными ресницами, на миг опустившимися на щеки.

Родриго кивнул и слабо улыбнулся.

— Священник, с которым я познакомился во Франции. Теперь живет здесь. Он нас и повенчал. А еще спас твою жизнь.

— Я должна его поблагодарить, — девушка вернула полупустой кубок. — И тебя тоже. Ты забрал меня из Санта-Лючии, — печаль снова омрачила ее лицо.

— Не думай об этом, — большим пальцем Родриго провел по ее нижней губе, снимая капельку вина. Кожа была прохладной и нежной, как шелк, и желание снова проснулось в нем. Прекрасная и хрупкая. Румянец оживил щеки и губы, карие глаза чисты и полны жизни, медно-золотистые пряди обрамляют лицо и спадают на плечи, как бы приглашая коснуться их, погладить безукоризненную кожу плеч, твердую округлость груди. Он ответил на приглашение.

Их взгляды слились, ее глаза затуманились. Нужно быть идиотом, чтобы не откликнуться на этот робкий призыв. В конце концов, он же мужчина и так давно ее любит.

Родриго наклонился к девушке, их губы снова соприкоснулись, на этот раз с большей откровенностью. Он ощутил вкус вина, выпитого ею, провел языком по нежной коже, сладость ее рта пьянила сильнее, чем любое вино… и она отозвалась, заставляя его забыть обо всем.

От него пахло дымом, одеколоном и чем-то еще специфическим — совершенно ошеломляющая смесь, подумала Джульетта. Это напомнило ей их первую ночь возле табора и подстегнуло воображение. Ее пальцы ощутили бугры мышц на шее и двинулись выше, к волосам.

Он застонал, его язык нежно скользнул по ее губам.

Огонь опалил живот, разлился по венам, затем по всему телу. Языки встретились, переплелись, отступили и встретились вновь. Она упивалась сладостными ощущениями. Так можно продолжать вечность, думала Джульетта.

Когда их губы разъединились, она на мгновение испытала огорчение, но его поцелуи уже покрывали все лицо, язык ласкал мочку уха, а желание, пульсирующее и горячее, вырвалось наружу. Ее руки гладили обнаженное тело, ей хотелось прижаться к нему и сделать что-то еще, чего девушка не знала. Ураган чувств охватил Джульетту, уносил туда, где рассудок уже бессилен.

Родриго уступил ей и выскользнул из рубашки. Она успела заметить поднятые руки и рельеф мускулатуры, будто высеченный из каррарского мрамора самим Донателло.

Он осторожно протянул к ней руку, но не решался действовать смелее и смотрел вопросительно.

— Люби меня, — прошептала она. Ею вдруг овладела томительная слабость. Джульетта немного приподнялась, покрывало сползло, обнажая все тело.

— Тебе холодно?

— Я вся горю, — прошептала она в ответ и откинулась на его руку. Опустив девушку на спину, он на мгновение снова приник к ее рту. Потом губы переместились к подбородку, шее, задержались в ложбинке, где бился пульс. Его язык смочил нежное углубление и продолжил путь по сладкой атласной впадине между грудей.

Когда он взял в рот сосок, Джульетта почувствовала между бедрами тепло и влагу. Его губы сжали этот бутон, и огонь, опаливший все ее существо, исторг из девушки тихий стон.

Дрова в камине потрескивали, шипели, гудели. Дождь лил, как будто на крыше танцевало сказочное существо. Джульетта не замечала ничего, ее оглушал стук собственного сердца. Даже в мечтах ей не представлялось такое наслаждение.

Ведь она любила этого мужчину. Любила давно, но не хотела признавать.

— Риго, — прошептала Джульетта и притянула его к себе. Желание нарастало. — Разденься, милый, я твоя…

Родриго почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Боже, он и не надеялся когда-либо услышать от нее такие слова. За что ему это счастье?

— Ты уверена, что…

Девушка нетерпеливо потянула его пояс.

— В ту ночь ты не проявлял подобной заботливости, — напомнила Джульетта с удивительной откровенностью.

Родриго не удержался от смеха.

— Тогда тебе не нужно было восстанавливать силы, и вообще…

— Briccone! Я же порезала ногу!

— Но это же не помешало…

Ее глаза вдруг закрылись, и он умолк.

— Джульетта? — в голосе прозвучало беспокойство. — Джульетта? — он коснулся ее лица.

Ресницы взлетели, во взгляде смешалось самолюбие Алессандро и туман желания.

— Валенти, если вы не сделаете того, что требуется от мужа, клянусь, я усну на неделю! А вы будете заниматься любовью с лютней!

— Уж лютня, по крайней мере, не уснет, — грубоватым от волнения голосом ответил Родриго.

Он разделся и повернулся к Джульетте. Та рассматривала его.

— Che bello. Mio bello Zingaro. — в ее словах было и восхищение, и признательность, и благоговейная дань его красоте.

Покраснев, Родриго осторожно лег рядом.

— Нет, bellissima, это ты красавица.

Ответить ей не удалось — он уже целовал ее, гладил шелковистые пряди волос, ласкал шею, снова и снова убеждаясь, что она жива и здорова.

Прикосновение тел отозвалось в Джульетте новой волной огня.

— Ti amo[48], Джульетта mia. Dio mio, ты никогда не узнаешь… как сильно… как долго…

Девушка задвигалась под ним, так что у него перехватило дыхание.

— Долго? Что долго, мой муж?

— Не скажу, ты этого не заслуживаешь, — поддразнил Родриго, и Джульетта застонала. Но не от слов. Его рука достигла горячей, влажной укромной части ее тела и нежно погладила.

Как будто нарочно медлит, мучает, думала Джульетта сквозь туман страсти, и невольно подалась навстречу руке.

Изнутри росло давление, грозя свести ее с ума.

— С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет, а тебе одиннадцать.

Он вошел в нее одним мягким, точным движением бедер, замер. Стон удовлетворения вырвался у Джульетты, но Родриго не двигался, наблюдая за ее реакцией. Только бы ей было хорошо, больше ничего не нужно. Хотя страсть подталкивала дальше… дальше…

Девушка широко раскрыла глаза. В них было все: экстаз, ожидание, приглашение.

Когда он полностью вошел в нее, Джульетта только прикрыла глаза. Она изогнулась под ним, как бы побуждая не останавливаться в страстном ритме, древнем, как само время, и естественном для каждой женщины со времен Евы.

Они летели на крыльях… пока не провалились в бездну напряжения, агонии. Под шум дождя, рокот далекого грома, завывание ветра.

Джульетта быстро достигла вершины наслаждения, почувствовав, как что-то разорвалось в ней, и мельчайшие частицы экстаза разлетелись по всему телу, вызывая дрожь каждой клеточки, каждого нерва.

Родриго испытал это счастье вторым. Ее крик прозвучал музыкой, ускорившей его экстаз. Выбросив в нее всего себя, он крепко обнял любимую, сливаясь с ней навеки.

И тут же, вспомнив о ее слабости, приподнялся на локтях, с нежной улыбкой глядя на Джульетту.

Она все-таки исполнила свою угрозу: удовлетворенная и довольная, его жена уснула.

В часовне монастыря Сан-Марко сестра Лукреция снова и снова мысленно возвращалась к тому унижению, которое ей пришлось пережить из-за какой-то цыганки.

Вернее, из-за вмешательства Родриго да Валенти.

И до этого была причина ненавидеть его, теперь чувство мести возросло в сотню раз. Но, если не получить помощи Савонаролы, придется бежать в Рим с пустыми руками, вместо того, чтобы триумфально предстать перед Габриэлой ди Корсини с головой Родриго да Валенти.

Привычный запах ладана отвлек ее от мрачных мыслей, она подняла голову и устремила взгляд на висящее перед алтарем распятие. Глаза сузились, но причиной был гнев, а не сосредоточенность на божественном. Монахиня вспомнила события той дьявольской ночи, когда ей пришлось спешно покидать Санта-Лючию. После того, как Валенти увез Джульетту де Алессандро, им пришлось целую вечность слушать завывания карлика (вероятно, тому удалось освободиться от кляпа). За это время цыган имел наглость выкопать на монастырском кладбище могилу для умершей цыганки и похоронить ее! И даже когда он ушел, добровольцев выпустить пленного слугу не нашлось. Все боялись чумы. Хотя, конечно, не будь ее запрета, кто-нибудь сделал бы это просто ради того, чтобы спокойно поспать.

— Чем дольше он там, возможно, тем лучше, — осмелилась заметить сестра София. Они вдвоем наблюдали за происходящим со второго этажа, где находились спальни. — Как только он освободится, так сразу поскачет в Монтеверди и поднимет шум. И, конечно, не умолчит о болезни сестры Джульетты и ее похищении.

Лукреция согласно кивнула, подозревая, что вероятность чумы у его дочери приведет принца в ярость больше, чем действия Валенти. Алессандро, конечно, возложит ответственность на нее. Но слова привратницы подали ей идею…

Когда Zingaro — очевидно, друг Валенти — закончил свое дело и уехал, Лукреция поняла, что лошадь карлика, судя по всему, осталась по ту сторону стены. Ей нужно бежать. Какую бы причину она ни придумала, как бы ни лгала и как бы ни поддерживали ее другие сестры, принц в лучшем случае бросит ее в темницу. Из аббатисы Санта-Лючия она превратится в узницу Монтеверди, с горечью подумала настоятельница. Как падший ангел.

Ей было трудно свыкнуться с мыслью, что вся тщательно спланированная жизнь превратилась в кромешный ад. А если Джульетта де Алессандро умрет от чумы…

Об этом лучше не думать.

Конечно, лошадь Аристо из Монтеверди послужит ее целям лучше, чем один из двух мулов, имевшихся в монастыре.

Поэтому, когда карлик стих, а сестры отправились спать, Лукреция выскользнула из обители и перелезла через стену. Не очень элегантно, но зато незаметно. Ключей от ворот было всего два, и один сестра София прятала под подушкой, а другой забрал Валенти, будь он проклят!

Лукреция ускакала, чувствуя за спиной дыхание принца Монтеверди. Денег у нее было мало, а еще нужно подкупить стражу, чтобы проникнуть ночью за стены Флоренции. Беспокоило ее и то, что теперь она брошена на милость человека, которого многие считают неистовым фанатиком. Человека, который может преспокойно забыть, как она терпеливо выслушивала его жалобы и обиды, утешала, успокаивала и поддерживала планы восстановить утерянные позиции и влияние над сибаритствующими флорентийцами. И даже вдохновляла на неподчинение Его Святейшеству.

Да, этот человек вполне может забыть щедрую финансовую поддержку, которую до своего падения оказывали Сан-Марко Корсини.

Что, если непредсказуемый Савонарола интерпретирует ее побег как противоречие воле Божьей? И даже передаст ее принцу Алессандро, чтобы завоевать милость такого влиятельного человека?

И снова Лукреция переменила ход мыслей, направив их на главное — побег.

Размышления прервал шорох шагов у алтаря. Отец Доменико, красивый, сильный мужчина, заменил сгоревшие свечи и поправил распятие.

Лукреция склонила голову, края капюшона коснулись щек. Она размышляла. Никто в Сан-Марко не возражал против ее присутствия, но ощущение одиночества и заброшенности не уходило. Единственный выход — связать себя с Савонаролой.

Как это сделать? Путь один, хотя и трудный — отец Джироламо избегает женщин. Но мать Лукреции была соблазнительницей и кое-какие знания передала дочери.

Беглая аббатиса Санта-Лючии обдумала все способы, с помощью которых женщина может завлечь и соблазнить мужчину. В конце концов, Джироламо Савонарола всего лишь человек… с человеческими потребностями. А ее считают миловидной, хотя и приходится скрывать свои прелести под складками рясы и грубого капюшона.

Лукреция подумала о своем стройном теле под бесформенными свободными одеяниями, о прекрасных каштановых волосах под чепцом и капюшоном. Подумала о духах и помадах, которые можно тайком приобрести в mercato[49] прямо здесь, во Флоренции. Конечно, нельзя, чтобы это заметили, ведь Лукреция вторглась в мужской монастырь, ее могут проклясть за привнесение мирских соблазнов. А кое-кто может и поддаться ее чарам… Если ей не удастся каким-либо образом сделать приора зависимым от себя, она обречена.

И опять Родриго да Валенти будет ответственен за гибель еще одного члена семьи Корсини, но этого она не допустит.