Унесенные страстью

– Вы похитили меня, чтобы присматривать за вашими детьми? – повторила Джорджина, пытаясь осмыслить его слова. Она припомнила обрывки их разговора в ее саду. Его замечания по поводу того, умеет ли она справляться с детьми. Он выспрашивал ее как работодатель! Девушка медленно поднялась, опираясь руками о стол. – Вы погубили мою жизнь просто потому, что не могли нанять няню?

Эйкен ничего не ответил.

– Господи Боже мой!.. Вы ненормальный. Это самый нелепый, бесцеремонный и дурацкий поступок, какой только можно себе вообразить!

– Не совсем, – протянул он лениво, что еще больше рассердило ее. Он как будто хотел показать, что она слишком глупа, чтобы постигнуть мотивы его поведения. – Ты говорила, что хочешь выйти замуж. Мне нужна была мать для детей. По-моему, все это достаточно просто.

– Я не желаю выходить за вас замуж! Я хочу выйти замуж за Джона Кэбота! Он же богат, вы, тупица!

– У меня вполне достаточно денег, чтобы содержать тебя, Джорджи. И тебе не придется стягивать платье до талии, чтобы выудить из меня предложение руки и сердца. Я ведь уже говорил тебе. Я готов на тебе жениться.

– Вы можете отправляться ко всем чертям!

Эйкен со злостью швырнул полотенце на стол и встал, нависая над ней.

– Ах так? Ну так ты можешь отправиться в дамки прямо на этом столе.

Джорджина не боялась его.

– Это вообще ваша манера вести себя, не так ли? Если вы не можете получить желаемого, вы просто берете его силой. Вы даже не представляете, как я вас презираю.

Эйкен ничего не ответил. Джорджина и глазом не успела моргнуть, как он обнял ее. Его губы приникли к ее губам, прежде чем девушка успела опомниться.

Он тотчас застонал, отшатнулся и выругался. Джорджина оттолкнула его и вытерла рот. Ее не волновал ни этот прерванный поцелуй, ни то, что Эйкену больно. Он оскорбил ее. Они пристально, гневно смотрели друг на друга. Атмосфера накалялась. Эйкен шагнул к девушке.

Джорджина схватила первое, что попалось ей под руку – свою вилку, – и помахала ею перед его разбитым лицом:

– Не приближайтесь. – Взгляд его скользнул с нее на вилку, потом снова на нее. – Только дотроньтесь! Попробуйте только подойти ко мне ближе – и преисподняя со всеми ее адскими муками покажется вам раем по сравнению с одной минутой рядом со мной и этой вилкой. – Девушка попятилась от него. Потом взбежала по ступенькам и в мгновение ока умчалась прочь.

Эйкен вывалил камни на стол. Он наполнил полотенце новыми холодными камнями, потом снова приложил его к лицу, злясь на весь мир.

Дэвид с силой захлопнул дверь погреба, так что Эйкен обернулся, не отнимая от лица полотенца. Дэвид смотрел на него озадаченно:

– Я не ослышался?

– А что?

– Насчет того, чтобы отправиться в дамки прямо на этом столе?

– Самое подходящее место для нее.

Дэвид коротко хохотнул:

– Ну и дурень же ты!

Эйкен угрюмо насупился:

– Она сама нарывается.

– Нарывается не она. Нарываешься ты. Ты все перепутал.

– Жду не дождусь, пока ты объяснишь мне почему, – процедил Эйкен.

– Ты лечишь не то, что следует. – Эйкен хмуро покосился на него здоровым глазом. – Холодное полотенце тебе следует прикладывать вовсе не к синякам на лице. Ты должен положить его между ног.

Глава 29

Хотелось бы мне знать, какой дурак

Первым придумал целоваться!

Джонатан Свифт

Эми проснулась от звука чьих-то шагов. Она заморгала, так как все перед ней расплывалось ярким пятном.

Первым, кого она увидела, был Калем. Он мерил шагами комнату от письменного стола к окну, потом обратно к письменному столу; снова к окну и снова к столу. Он ни разу не взглянул на нее, а шагал, не отрывая глаз от пола, сунув руки в карманы. Это было все равно что наблюдать за движением метронома.

Калем остановился у окна, снял очки и стал протирать их о портьеру. Потом поднял очки к свету и еще раз протер их. Заправив дужки за уши, он пальцем поправилячки, сдвинув их повыше на переносицу. Затем опять сунул руки в карманы да так и стоял, глядя в окно.

Оконные стекла запотели изнутри; такой же туман стоял и снаружи. Капля влаги стекала вниз по стеклу. Калем протянул руку, и капля упала ему на палец. Он поднял ее к туманному свету дня и, словно зачарованный, смотрел, как она сбегает по пальцу. Эми и сама не могла бы объяснить почему, но ей хотелось смотреть на него еще и еще, пока он бездумно стоял вот так. Он начал проводить вертикальные линии на запотевшем стекле. Потом пересек их горизонтальными.

После этого стал что-то писать в образовавшихся квадратах, но так мелко, что Эми не могла разобрать.

Девушка сомневалась, что он вообще отдает себе отчет в том, что делает. Он казался таким отстраненным, таким озабоченным, точно мыслями был далеко отсюда – в каком-то унылом и мрачном месте, если судить по выражению лица.

Эми захотелось подойти и коснуться его. Вид у Калема был такой, будто он нуждался в ласковом прикосновении. Она знала, как это бывает, когда ты не в ладах с самим собой. А вид у него был именно такой. Точно он заблудился в самом себе.

Эми осторожно поднялась и тихонько как мышь подошла к нему сзади. Широким плечом он прислонился к оконной раме, что-то старательно выводя на стекле.

Девушка протянула руку и ласково положила ее Калему на плечо. Он чуть не подпрыгнул и вскрикнул так громко, что испугал ее до полусмерти. Эми охнула.

– Эми? – Он обнял ее за плечи.

Еще мгновение – и он так близко притянул ее к себе, что ладони девушки уперлись ему в грудь. Эми подняла на него глаза.

Лицо его было непроницаемо. Взгляд сумрачный, испытующий.

Девушка коснулась пальцами его лица. Жесткая, колючая темная щетина затеняла впалые щеки и густо покрывала подбородок.

Калем смотрел на нее не отрываясь, словно вбирая ее в себя. Взгляд его скользнул от глаз Эми к ее носу, потом Калем долго, очень долго смотрел на ее губы. В его темных глазах мелькнул огонь откровенного желания. Эми не думала, чтобы сам он сознавал это. Но девушка заметила и подняла к нему лицо.

Рот его коснулся ее губ – легонько, едва заметно, точно желая почувствовать их вкус, будто Калем опасался, что она слишком хрупкая и может разбиться, если он поцелует ее сильнее.

Поцелуй этот не был слишком долгим или чрезмерно страстным. Он не был заученным. Калем не впивался в ее губы так сильно, как Уильям.

Это было только нежное и сладостное касание.

Калем оторвался от губ девушки и посмотрел на нее; лицо его стало внезапно смущенным, почти сердитым.

Эми кончиками пальцев коснулась его рта.

– Вы поцеловали меня.

– Да. – Голос Калема был таким хриплым, натужным, точно ему стоило большого труда признаться в том, что он сделал.

– Вы сердитесь?

– Нет. Но мне не нужно было этого делать, Эми, малышка.

Ей нравилось, когда он называл ее так. Это звучало так необыкновенно, особенно, словно нечто, созданное только для нее.

– Почему вам не нужно было меня целовать? Я ведь не противилась.

Он не ответил.

– О! – Девушка отвела глаза, глядя вниз, на свои босые ноги. – Вам не понравилось.

– Мне даже слишком понравилось.

Эми улыбнулась и снова подняла на него глаза, подставляя ему губы.

– Вот и прекрасно! Тогда давайте повторим.

Однако по Калему не было заметно, чтобы он жаждал это повторить. Вид у него был такой, точно ему хотелось провалиться сквозь землю.

До Эми вдруг дошел смысл ее слов. Ей стала так стыдно, как было тогда, с Уильямом. Ей захотелось, чтобы земля разверзлась и немедленно поглотила ее. Внезапно она почувствовала себя такой неуклюжей, бестактной, какой Уильям и его бессердечные друзья считали ее.

Эми заметила взгляд Калема и отвернулась.

– Простите. Я понимаю. Я веду себя всегда так нелепо! Я... Я... – Голос ее оборвался. Она была готова расплакаться.

Калем беззвучно выругался, потом взъерошил свои волосы и повернулся к ней:

– Эми!

Девушка не двигалась. Калем снял очки и убрал их в карман. Он обнял ее за плечи, развернул к себе. И поцеловал ее снова, на этот раз крепче, и поцелуй длился дольше.

– Открой рот.

Эми вскинула на него глаза:

– Что?

– Я сказал: «Открой рот».

– Зачем?

– Потому что я хочу поцеловать тебя.

– Ты меня только что поцеловал.

– Знаю.

– И мой рот был закрыт.

– Знаю.

– Тогда зачем мне открывать его теперь?

– Чтобы я мог туда просунуть язык.

Эми посмотрела на него, потом рассмеялась:

– Ну и насмешил ты меня, Калем! Ну и насмешил! – Она подняла на него глаза. Лицо его было таким серьезным, что Эми, не выдержав, еще пуще залилась смехом. – Знаешь, по-моему, я в жизни не слышала ничего смешнее! Ты только подумай, как это странно, как нелепо звучит! – Эми покачала головой и повторила: – Просунуть язык мне в рот! – И девушка снова залилась смехом, потом погладила Калема по щеке. – Я рада, что ты смог рассмешить меня. И пожалуйста, не строй больше такую серьезную мину. Ты и так уже добился, чего хотел.

– Но, Эми...

Дверь отворилась, и в спальню вошла Джорджина.

– Ты встала!

Эми кивнула. С мимолетным сожалением она ощутила, как руки Калема соскользнули с ее плеч. Джорджина подошла к ней.

– Как твой бок?

– Болит немного. А что?

– А то, что рана от пули не может не болеть.

– Рана от пули?

Девушка заморгала, потом дотронулась до бока рукой. Он уже не так болел, как прошлой ночью. Тогда боль была острая, точно непрекращающаяся судорога. Теперь же она стала ноющей, тупой, как бывает при растяжении или когда обо что-нибудь сильно ударишься.

Джорджина смотрела на нее с недоумением.

Эми взглянула на Калема. Тот неожиданно покраснел и стал усиленно заниматься очками.

Джорджина подбоченилась – ну прямо наседка! Взгляд, который она метнула на Калема, казалось, говорил, до чего ж у него мало ума.

– Вы не сказали ей?

– Не было времени.

– Как у вас могло не быть времени сказать ей, что произошло? Это не так уж сложно. Она просыпается, и вы говорите три слова: «Эми, в тебя стреляли». – Он не ответил, и Джорджина опять повернулась к Эми: – На тебе же повязка! – Эми сконфузилась. – Ты что, ничего не почувствовала?

– В общем-то да, но только не в боку.

Произнеся эти слова, она услышала, как Калем еле слышно застонал.

Тишина становилась почти осязаемой.

В конце концов Джорджина покачала головой и повела Эми обратно к постели.

– Тебе не нужно вставать.

– Я хорошо себя чувствую. Честное слово, хорошо.

– Ну нет уж, сначала я проверю, нет ли опять кровотечения, а потом тебе нужно поесть.

– Я вас оставлю вдвоем. – Калем так ринулся к двери, точно все своры из преисподней гнались за ним по пятам. Однако уже в дверях он остановился и посмотрел на Эми с чрезвычайно странным выражением.

Девушка улыбнулась и слегка помахала ему рукой.

Он постоял так, как будто собирался сказать нечто важное и значительное.

Эми ждала, но в следующее мгновение Калем повернулся и вышел.

Глава 30

Ничто не вечно, и ничто не остается.

То полная луна, то убывает,

Туман и облака дождями опадают,

Потом дождинки дымкою взлетают,

Грядущий день текущим обернется.

Генри Уодсворт Лонгфелло

Туман висел над островом битых две недели.

Все это время Джорджина Бэйард обдумывала, поворачивая так и этак, потом отбрасывая сотни весьма неправдоподобных объяснений, которые должны были оправдать перед Джоном Кэботом ее исчезновение.

Лицо у Эйкена Мак-Лаклена заживало, однако его несносный характер становился еще несноснее. Эми Эмерсон узнала, что люди, когда целуются, и вправду касаются друг друга языками. А Калем Мак-Лаклен разрабатывал новый график: этапы и подробный анализ процесса соблазнения.

Туман в конце концов ушел с побережья Мэна, и это случилось в мгновение ока. Будто кто-то вдруг щелкнул пальцами, и – пу-уф! – он исчез, как богатая наследница Эмерсон.

Чистое синее небо и легкий ветерок с океана принесли на остров Эрент известие, что судно «Новые Гебриды» пришло в Бат с последними в этом году шотландскими иммигрантами на борту. Калем провел все утро, загружая припасы в баркас. Эйкен пропадал на конюшне. Эми занималась уборкой, а Джорджина до полудня пронежилась в ванне.

Девушка вышла из ванны и насухо вытерлась. Она завернулась в пушистое полотенце, раздумывая, что бы ей надеть. Она могла выбирать лишь из двух нарядов, и оба были плохи. Она и сама не знала, в каком из них больше похожа на доярку.

Девушка подняла юбку и блузку мерзкого грязно-бурого цвета. Тогда она взяла платье, отошла немного и посмотрела на себя в зеркало. О Господи!.. Ну кто может носить такой цвет? Нечто среднее между подгнившей соломой и гороховым супом, а когда она поднесла его к лицу, кожа ее приобрела землисто-желтоватый оттенок. Глаза – и те, казалось, изменили свой цвет. Платье превратило их из голубых в тускло-серые.

Методом исключения – что не заняло много времени – Джорджина выбрала блузку и юбку. Она расчесывала волосы, пока они не стали гладкими и блестящими – глянцевыми, черными, словно кабриолет высшей марки, из тех, что с карминной отделкой внутри и серебряными украшениями на дверцах. Прекрасный экипаж. Надо, чтобы Джон купил ей такой, когда они поедут в церковь венчаться.

Джорджина заплела волосы в косу и уложила ее вокруг головы, потом пощипала себе щеки и покусала губы. Она была готова. Девушка вышла из ванной и прошла по коридору.

Проходя мимо одной из спален, она услышала, что Эми плачет. Джорджина уверенно постучала, потом открыла дверь, не дожидаясь приглашения. Эми лежала на кровати, уткнувшись лицом в ладони. Она отчаянно рыдала.

– Эми, ради Бога, у тебя все лицо пойдет пятнами и нос покраснеет!

– Ну и пусть, мне все равно, – всхлипнула Эми в матрас.

– Ну так мне не все равно. Вставай!

Эми повернулась, в отчаянии прикрывая глаза рукой.

– Мне незачем вставать.

– Мне бы твой миллион, а то и больше долларов в банке – я бы тут же вскочила! – Джорджина встала рядом с Эми.

Эми с минуту помолчала, потом чуть отвела руку от глаз. Внимательно оглядев Джорджину, она заметила:

– Ты выглядишь чудесно.

Джорджина потрогала тугой узел волос на затылке.

– Да, пожалуй, насколько возможно чудесно выглядеть в платье цвета прелой соломы. – Она сунула руку в карман своей уродливой юбки и достала оттуда чистый носовой платок. – Вот, вытри глаза. Мы едем домой. Слава Богу! Нет никакой причины плакать.

– А у меня есть.

Господи помилуй! У этой девушки в банке полным-полно денег, а она даже не желает вернуться за ними домой! Джорджина вернулась бы и купалась в деньгах, а то сидела бы целый час и прижимала бы к сердцу синенькую чековую книжку! Она, нахмурившись, посмотрела на Эми. Та ходила мрачная с той минуты, когда утром увидела, что туман рассеялся.

– Ладно, хватит жалеть себя!

– Я не хочу возвращаться.

– Почему?

– Потому что меня там не ждет ничего хорошего.

– Сколько у тебя домов?

Эми вздохнула так, будто тащила тяжелую ношу.

– Семь.

Джорджина широко раскрыла глаза.

– Мне кажется, хоть один из них будет получше, чем этот.

Эми упорно молчала. Джорджина попробовала зайти с другого конца:

– А как же твои опекуны? Сейчас они, наверное, уже всех поставили на ноги, пытаясь тебя отыскать.

– Да, пожалуй. Но вовсе не потому, что так уж обо мне беспокоятся. Они просто попытаются найти и подкупить еще кого-нибудь, чтобы сбыть меня с рук. Пусть бы они хоть и вовсе меня никогда не нашли. – Лицо у Эми было упрямое, Джорджина уже хорошо изучила это выражение. – Я не хочу возвращаться домой. Все мои дома холодные и пустые. Я не хочу, чтобы эти адвокаты опять распоряжались моей жизнью.

– Послушай, Эми, все будет хорошо. У меня есть прекрасная идея. Когда я выйду замуж за Джона Кэбота, я сделаю все, чтобы познакомить тебя с кем-нибудь, кто женится на тебе не из-за денег.

– Я не хочу выходить замуж за богатого.

– Да ты подумай! Если ты выйдешь за человека, который будет богаче тебя, тебе не придется беспокоиться и думать, что он женился на тебе из-за денег.

Эми как будто и не слышала ее. Джорджина подождала, потом спросила:

– Ты меня слушаешь?

Эми взглянула на нее:

– Я просто подумала: если, например, человек не знает, что я богата, тогда ведь он не может жениться на мне из-за денег, правда?

На это Джорджина не знала, что возразить.

– Нет, но почему ты хочешь выйти за бедняка?

– Я не говорю – за бедняка. Я просто не хочу, чтобы к этому примешивались деньги.

– Не хочешь? – Джорджина засмеялась. – А вот я бы хотела!

Эми сидела прямая, как сосенка.

– Мои опекуны следят за тем, что я делаю, но, если б я могла отдать тебе мои деньги, я бы отдала.

Джорджина перестала смеяться:

– Ты в самом деле так думаешь? Неужели ты могла бы мне их отдать?

– Но они мне ни за что не позволят, лучше даже и не пытаться. – Девушка глубоко вздохнула и, глядя Джорджине прямо в глаза, сказала: – Я решила, что если я и выйду за кого-нибудь замуж, то только за Калема.

Теперь уже Джорджине захотелось заплакать. Она с размаху уселась на кровать рядом с Эми.

– Этого-то я и боялась. Это безрассудно с твоей стороны. – Эми ничего не ответила; тогда Джорджина поинтересовалась: – А он что об этом думает?

– Я не знаю, что он думает. – Взгляд у Эми был какой-то растерянный; потом ее лицо прояснилось: – Ему нравится целовать меня.

– Если бы поцелуи могли связывать на всю жизнь, на свете не было бы старых дев. – Джорджина на миг призадумалась, потом спросила: – А ты уверена, что хочешь именно этого? – Эми кивнула. – И ты ничуть не сомневаешься?

– Ничуть.

– Тогда тебе просто нужно подвести его к этому решению. Вся хитрость в том, чтобы он думал, будто это его собственная идея.

Джорджина подтянула колени, обхватив их руками, и устроилась поудобнее; такие наставления требовали времени. Взглянув на Эми, она сказала:

– Позволь, я расскажу тебе кое-что о мужчинах.

Эми придвинулась к ней поближе, приготовившись слушать. Лицо у нее было такое напряженно-сосредоточенное, что Джорджина поняла – девушка и вправду надумала выйти за Калема Мак-Лаклена. Она начала свое мудрое наставление женщины женщине с общей картины, такой, как она ее видела.

– Прежде всего тебе надо научиться разбираться в мужчинах.

Эми издала такой отчаянный стон, будто кто-то выкручивал ей пальцы.

– Не волнуйся, – подняла руку Джорджина. – Их вовсе не так трудно разгадать.

– Но для меня они загадка!

– На самом деле это не так. Вот тебе прекрасный пример. – Джорджина слегка улыбнулась Эми. – Много ли мужчин ухаживает за некрасивыми девушками?

– Таких вообще нет.

– К сожалению, ты права. Мужчин интересует красота, а не ум.

– Почему?

– Но это же так просто! – Джорджина плавно взмахнула рукой. – Запомни, зрение у мужчин гораздо острее, чем ум.

Глава 31

Смех на лицах и в сердцах,

Смех и игры на лугах —

Так некогда на белом свете

Шли к мудрости и славе дети.

Роберт Луис Стивенсон

Яркий свет сентябрьского солнца действовал на Кирсти и Грэма так же, как полная луна на привидения и духов. Они вопили и визжали и носились по мокрой траве. Они гонялись за болотными мотыльками и шмелями. Они промчались мимо дикого винограда, вьющегося вверх по стене из серого камня, через маленький каменный мостик и дальше – по травянистому склону холма, где пламенел золотарник, а заросли голубики алели уже ярко, словно дом, объятый пожаром.

Добежав до опушки леса, они скрылись в кустах самбука, порхнув под низко нависшие ветви могучей дикой яблони, точно воробышки.

– А теперь осторожно, Грэм, веди себя очень тихо, а не то мне придется опять тебя ущипнуть.

Кирсти подтянула колени к самой груди и обхватила их руками, пытаясь на слух уловить, где находится Фергюс.

– Ты думаешь, мы потеряли его?

– Ш-ш-ш!

Кирсти сунула ему пальцы под нос, показывая, как ущипнет его.

Его золотистые глаза распахнулись. Широкой ладошкой он закрыл себе рот и смотрел на нее, как собака, загнавшая кошку на дерево.

В те дни, когда туман был густой, сырой и холодный и им приходилось сидеть дома, Фергюс усаживал их у огонька, рассказывая о Шотландии, о ее горах, о тех местах, где их предки росли и сражались, жили и умирали.

Он столькому научил их – гораздо более нужным и интересным вещам, чем те, которым их выучили в Харрингтон-Холле. Он поведал им о том, что четырнадцатый в роду отличается даром провидения и что сам дьявол имел когда-то школу в Шотландии, где обучал вождей и предводителей кланов сражаться.

От Фергюса дети услышали истории о племенах пиктов и кельтов, которые раскрашивали свои лица синей краской, собираясь идти на битву; они также узнали и то, что известно каждому истинному шотландцу, а именно о том, что род Мак-Кодремов берет свое начало от сивучей.

Были и такие уроки: как найти келпи – водяного в образе лошади, который топит прохожих и проезжих. Кирсти и Грэм узнали, что тут нужна хитрость; их следует искать в холодных ключах и речках. Необходимо помнить, что келпи любят принимать образ прекрасного коня. Ребятишки узнали, что от духов и ведьм, домовых или леших может защитить даже крохотный кусочек рябиновой коры.

Так что Грэм теперь частенько размахивал перед носом Кирсти кусочком древесной коры, а та в отместку щипала его всякий раз, когда он меньше всего ожидал этого.

Кажется, она его неплохо обучила за те дни, что им пришлось сидеть дома, так как теперь он совершенно не мог догадаться, когда сестренка и вправду ущипнет его, а когда только грозится.

Фергюс взбирался по тропинке, ведущей в гору. Он остановился на гребне. Кирсти и Грэм прижались друг к другу так тесно, словно страницы в книге.

Кирсти видны были громадные ноги Фергюса. Однажды, когда девочка спросила его, почему у него такие большие ноги, Фергюс ответил, что это для того, чтобы отпугивать гномов, которые приходят, чтобы похитить язычки у маленьких девочек, задающих слишком много вопросов.

Кирсти выглянула из-под ветвей и густого переплетения кустов ежевики. Фергюс, с его длинными седыми волосами и широким размахом плеч, казался великаном на фоне необъятного синего неба. Он был почти такой же большой, как и ее отец.

– Эй, вы! Выходите! Я вас не вижу, маленькие негодники, но я знаю, что вы где-то здесь!

Грэм, глупец, попытался было встать, так что Кирсти пришлось стукнуть его по плечу; девочка прижала палец к его губам и грозно нахмурилась. Ну что за дураки эти мальчишки!

Фергюс брал их на пушку. Он понятия не имел, где они. В следующий раз она спрячется одна. Без всяких там глупых мальчишек, без этого ее безмозглого братца!

– Ох! – Рот Кирсти открылся. Она сердито посмотрела на Грэма: – Ты ущипнул меня!

Тот скрестил руки на груди, как Фергюс или отец, потом взглянул на нее вызывающе и кивнул:

– Ну да.

– Ты не смеешь щипать меня!

– А вот и ущипнул!

Две громадные, темные от загара руки раздвинули кусты; Фергюс прищурился, глядя на них.

– А ну-ка, выходите сейчас же, вы, оба! Довольно пререкаться!

Грэм выбрался из укрытия первым – он снова опередил ее! Но Кирсти все еще пыталась уразуметь, как, он на такое решился. Что приключилось с Грэмом? Если она больше не сможет им помыкать, тогда кем же? Могут ли мальчишки внезапно поумнеть? Кирсти что-то не верилось. Большинство мальчишек, которых она знала, вели себя так, будто у них вообще нет мозгов в голове.

Кирсти встала на четвереньки и, выбравшись из кустов, выпрямилась и отряхнулась.

– Ага, вот и ты, малышка! Ну что же, пошли!

Фергюс потрепал ее по голове, словно какую-нибудь собачку, повернулся и пошел по тропинке. Грэм обогнал его, чтобы быть впереди и камешком скатиться с горы. Как будто бы она собиралась скатываться! Вместо этого Кирсти побежала вприпрыжку и догнала Фергюса.

– Мы что, возвращаемся домой? Папа прислал наконец за нами?

Она уже знала ответ, когда Фергюс, не глядя на нее, устремил взгляд прямо перед собой.

– Нет, малышка.

– Почему мы не можем поехать домой?

– Я ведь уже объяснял тебе – твой отец занят делом.

Девочка замедлила шаги и поплелась позади него. Фергюс остановился и обернулся. Он протянул свою громадную руку.

– Идем же, малышка!

Кирсти подошла и вложила свою ладошку в его большую ладонь.

– Куда мы идем?

– Ловить руками форель.

– А как ты ловишь форель руками?

– Я покажу тебе, малышка.

– А где мы найдем форель?

– Там, впереди, чуть подальше. Около мостика. Форель любит прятаться между камнями. Мы должны ее выманить оттуда.

Кирсти шла рядом с Фергюсом.

– Фергюс?

– А?

– А почему у форели радуга на спине?

Старик внезапно остановился, подбоченившись.

– Ты что, решила опять заговорить меня?

– Нет, я просто так подумала.

Кирсти прихлопнула шмеля, потом долго разглядывала его. Фергюс остановился у моста над ручьем и обернулся к Кирсти:

– Что же ты не идешь?

– Я просто подумала... – Девочка догнала его. – Почему их называют шмелями? Если поднести их поближе к уху и прислушаться, то слышно, как они жужжат. Почему бы не назвать их жужжалками?

Фергюс только засмеялся в ответ и потащил их с Грэмом в воду. Он стал учить их, как нужно правильно сцеплять пальцы и опускать их в холодную воду, на несколько дюймов в прозрачную глубину.

Он учил их замирать и не двигаться – Грэму это не слишком хорошо удавалось – и доказал им правдивость той истины, которую знает каждый шотландец: если ты осторожен, если ты ведешь себя тихо-тихо и если в голове у тебя есть смекалка, а в жилах течет кровь шотландских горцев, тогда рыба сама попадет к тебе в руки и ты сможешь поймать ее одним согнутым пальцем, а потом оглушить – и вот у тебя уже есть вкусный обед!

У Кирсти были еще вопросы. Множество всяких вопросов. Иногда ей казалось, что вся она – один большой вопрос. Зачастую никто ей не мог ответить, когда она спрашивала. На нее просто не обращали внимания или насмехались, если ее вопросы казались им неважными. Но они были важными для нее.

Даже Фергюс, у которого в запасе было столько чудесных историй, который мог ловить руками форель, умел говорить по-гэльски и высекать огонь без кремня, – даже он не мог ответить на все ее вопросы.

Так что Кирсти пристроилась поудобнее и стала учиться ловить форель и придумывать новые способы подчинить себе брата, но она так и не узнала, где же можно научиться понимать то, что она действительно хотела понять: например, почему умирают мамы или почему их отец не хочет, чтобы они были рядом с ним?

Глава 32

Время

Тянется бесконечно для тех, кто ждет,

Слишком быстро летит для тех, кто боится,

Слишком долго ползет для тех, кто горюет,

Слишком коротко для тех, кто ликует;

Но для любящих

Время —

Вечность.

Неизвестный автор

Эми стояла на палубе баркаса, глядя, как возникают на горизонте горы Портленда – громадные серые горбы реального мира, которые вырастали, становились все отчетливее, по мере того как они приближались к берегу. Море было удивительно спокойным и синим, пока они проплывали мимо пяти или шести островков, лежавших на пути к материку. Эми казалось, что плывут они слишком быстро – не успела она оглянуться, как белесая, потрепанная ветрами пристань, с ее шумом и суетой на соседних причалах, уже была перед ними.

Намертво пришвартованные вдоль всей западной оконечности бухты, стояли одномачтовые рыболовные суда и легкие рыбачьи плоскодонки, баркасы и шлюпы. Деревянные ловушки для омаров были свалены шаткими штабелями у стен дощатых сараев на пристани, а струи пара и дыма плыли, поднимаясь к синему небу, из маленьких заржавленных труб, торчавших над кровельной дранкой лачуг, точно указующие персты.

Фургоны, развозящие продукты, и экипажи стояли рядами вдоль запруженной мостовой. В некоторые как Раз загружали бочонки рыбьего жира, сосновые и дубовые доски – все, что привозили с близлежащих островов. Грузчики тащили огромные глыбы сверкающего льда с прилипшей к ним кое-где соломой в сараи на пристани, где свежую, только что пойманную рыбу взвешивали, чистили и солили.

Эми стояла не шевелясь, слегка растерянная; она никак не могла поверить, что они уже в Портленде. Ей казалось, они только что отплыли от острова.

Джорджина перестала мерить шагами палубу и остановилась рядом с Эми.

– Ну надо же, как долго мы плыли! – Она откинула с лица прядь волос, точно время тянулось слишком медленно для нее и это ее раздражало. – Я думала, мы уже никогда не доберемся.

Девушка окинула взглядом пристань, нетерпеливо барабаня пальцами по поручням. Потом повернулась к Эми:

– Ну как ты, ничего?

– Да.

Они помолчали, глядя на суету на пристани, каждая погруженная в свои мысли.

Эми повернулась к Джорджине:

– Желаю тебе удачно выйти замуж, Джорджина. Надеюсь, Джон Кэбот оправдает твои ожидания.