— Ну вот я и не желаю, чтобы твои чувства брали верх над совестью. Свадьба состоится ровно через неделю — и ни днем раньше!

Роберту ничего не оставалось, как смириться с упрямством этой решительной женщины, и он с нетерпением стал ждать назначенной даты. И без того достаточно взволнованный, он тревожился тем сильнее, чем чаше замечал несколько странную перемену к себе со стороны Аманды. Ведь он слишком ее любил. Он ни на минуту не спускал с нее глаз, и его взгляд ласкал это юное тело чуть ли не физически. В ответ Аманда все больше старалась избегать его взгляда, а когда миновал второй день и наступил третий, она попыталась ускользнуть даже от его прикосновений.

Расстроенный ее поведением, Роберт не смел задавать вопросы, а попытался разбудить в ней прежние чувства, причем делал это на редкость неловко. По-прежнему не давая себе труда осмыслить происходящее и взять под контроль обуревавшие его страсти, он зачастую становился назойлив и нетерпелив и попросту крал или брал силой то, что она не желала предложить по доброй воле. Страх и желание заставляли Роберта глушить все мысли о возможной перемене в чувствах его ненаглядной Аманды.

А ей день ото дня становилось все труднее не впасть в отчаяние. Она не хотела рассказывать Бетти об Адаме, о том, что не может не думать о нем и что всякий раз, стоит ей оказаться в объятиях Роберта, она видит перед собой ласковые зеленые глаза, а воспоминание о прощальном поцелуе Адама лишает привлекательности все попытки Роберта сорвать лишний поцелуй с ее непослушных губ.

Итак, на четвертый день своего пребывания в форте Аманда проснулась от мучившего ее беспокойства. Честно ли она поступит, если выйдет за Роберта, будучи совершенно неуверенной в своих чувствах? Но Роберт хочет взять ее в жены, он хочет заботиться о ней всю жизнь — в отличие от Адама. Так что же ей делать?

Поднявшись очень рано, девушка тихонько выскользнула за дверь квартиры Митчеллом и через безлюдный в этот час крепостной двор направилась к общей столовой. Повар наверняка уже готовит завтрак и будет рад помощнице, а у нее появится возможность хоть ненадолго чем-то заняться и отвлечься от невеселых мыслей. Однако на полпути она спиной ощутила неясную тревогу, отчего по всему телу медленно поползли мурашки. Откуда могло взяться это чувство? Казалось, что за ней наблюдают. Медленно повернувшись, девушка внимательно осмотрела двор в поисках того, кто мог за ней следить. И вдруг замерла от потрясения: ее огромные синие глаза приковал к себе горящий взгляд угольно-черных бездонных глаз, проникавший ей в самую душу. При воспоминании о блеске таких же вот черных глаз, за которым последовали жестокий удар томагавка и беспамятство, где-то в груди зародился от испуга крик, но она вовремя поняла, что видит перед собой пленного индейца, накрепко привязанного веревками к позорному столбу, установленному в дальнем углу двора. Юный абнаки, по-прежнему прожигавший ее взглядом, был совершенно не способен причинить даже малейшее зло. Но даже и теперь Аманда застыла от страха, не в силах отвести свой взгляд. Вдруг из-за двери рядом со столбом показался офицер, который тут же обратил внимание, куда смотрит Пленный абнаки. Заметив испуг на лице Аманды, офицер что-то сердито сказал пленнику и так сильно ударил его, что тот сразу повис на веревках, потеряв сознание.

Аманда была так испугана, что даже не почувствовала жалости к юному индейцу. Она с бешено бьющимся сердцем поспешила скрыться в столовой. Через пару часов, успев утомиться от хлопот, связанных с приготовлением завтрака, и окончательно успокоившись, она принялась ругать себя за столь унизительное проявление трусости. Роберт явился в столовую уже час назад и теперь терпеливо дожидался, пока она закончит добровольно взятую на себя работу. Жених не спускал глаз со своей суженой и не пытался скрыть обожание и страсть. Весь его вид как бы говорил: «Вот, полюбуйтесь, какая красота всего через три дня станет принадлежать исключительно мне!» Каждый раз при мысли об этом кровь вскипала у него в жилах, а во рту становилось сухо от желания. «Пусть она только станет моей женой, а уж тогда ей нечего будет тревожиться и сомневаться!» — так Роберт впервые посмел признаться себе в том, что заметил ее смятенное состояние.

Но вот Аманда сняла с себя передник, повязанный поверх взятого у кого-то платья, и Роберт поспешно поднялся в надежде побыть минутку наедине с невестой, прежде чем она вернется к Бетти Митчелл и сядет шить свадебное платье. Придерживая девушку под локоть, он повел ее из столовой наружу, в залитый ярким солнечным светом крепостной двор.

— Как продвигается ваше шитье, Аманда? — Этим вежливым вопросом он надеялся разрушить неловкое молчание, возникавшее между ними всякий раз, когда они оказывались вдвоем. Куда-то бесследно пропала прежняя легкость общения, о чем Роберт думал с болью. В такие минуты он готов был кричать, умолять дорогую Аманду вернуть былую близость.

Тем не менее Роберт старался выглядеть спокойным — разве что улыбка стала неестественно напряженной. Шагая по вытоптанному двору, он упрямо повторял, что непременно добьется своего, что, несомненно, все это обычные девичьи страхи и переживания. Возле дальней стены Роберт вдруг почувствовал, как напряглась рука Аманды. Он проследил за ее взглядом и обнаружил, что девушка застыла как вкопанная, не в силах отвести полных ужаса глаз от избитого до полусмерти индейца, который имел наглость смотреть на нее.

Глухо зарычав от ярости, Роберт метнулся вперед и сильно ударил пленного дикаря по окровавленному лицу. Из разбитых губ потекла на подбородок темная струйка крови.

— Роберт! — Ее запоздалый крик не смог предотвратить жестокий удар, и девушка задрожала, увидев, как посинело место удара, а кровь с подбородка капает пленнику на грудь. — Роберт, как ты мог? Он же связан и беспомощен. И кто-то уже успел его жутко избить!

— Аманда, не смей тратить на него свою жалость! — раздраженно крикнул Роберт, неприятно пораженный тем, что она может жалеть какого-то там грязного дикаря, пялившегося на нее с позорного столба. — Тебе прекрасно известно, что вот такой, как он, мог убить твоих родителей и содрать с них скальпы!

Испуганно охнув при виде этой яростной вспышки, Аманда повернулась и опрометью кинулась к Митчеллам. Запыхавшись, она вбежала в гостиную и тут же захлопнула за собой дверь.

Весь день Аманда не выходила из дома, занятая шитьем. Бетти Митчелл суетилась так, будто готовила свадебный наряд для собственной дочери-невесты. Она всегда была самой близкой подругой матери Аманды, очень привязалась к милой девочке и относилась к ней как к родной дочке.

У Аманды было тяжело на душе. Она часто подходила к окну, чтобы взглянуть на одинокую фигуру пленного индейца, по-прежнему привязанного к столбу под жгучими лучами жаркого августовского солнца. Юноша старался сохранять гордый, независимый вид, насколько это вообще возможно для человека с разбитым в кровь лицом. В душе у девушки зародилась симпатия к дикарю, считавшему необходимым хранить достоинство и гордо державшемуся под беспощадным солнцем. Подумать только, всего пару дней назад она готова была проклясть любого индейца, но… но сейчас думала о том, что кто-то ведь должен дать пленному поесть и попить — ну хотя бы глоток воды!

— Аманда, что ты без конца торчишь у этого окна? Целый день высматриваешь там кого-то. Этак нам ни за что не удастся закончить платье в срок!

Аманда, явно слишком занятая собственными мыслями, невпопад спросила:

— Бетти, как ты думаешь, они дали ему попить?

— Кому, детка? О ком ты толкуешь?

— Ну, тому индейцу, пленному абнаки! Он целый день стоит, привязанный, на самом солнце.

— Ох, вот уж не думаю. Мой муж говорил, что его схватили на рассвете — негодяй вынюхивал что-то возле форта. Он запросто мог бы удрать, но второй индеец, который пришел с ним, был ранен, и этот потащил его на себе, да только далеко не унес. Раненый индеец вскоре умер, а этого генерал Уэбб приказал привязать к столбу, пока не решат, что с ним сделать.

— Он что, также отдал приказ его избить?

— Нет, Аманда. Но я полагаю, что последние события сильно настроили всех обитателей форта против абнаки и кое-кто не удержался и излил на него свою ненависть.

— Но, Бетти, — нежный голосок Аманды трогательно звенел от боли, — он ведь тоже человек!

На что добродетельная Бетти Митчелл ответила с искренним удивлением:

— Как, Аманда, да с чего ты это взяла?

Аманда лежала на диване в гостиной у Митчеллов и не могла заснуть. Пока было светло, она занималась шитьем. А вечером ей не раз пришлось уворачиваться от Роберта, который норовил обнять ее где-нибудь в укромном углу. В конце концов он разозлился настолько, что умоляюще воскликнул:

— Аманда, я понимаю, что тебе сейчас не до любви — после всего, что пришлось пережить! Но ведь я-то люблю тебя еще сильнее! Так неужели ты не хочешь хотя бы обнять меня?!

Наконец она уступила и позволила ему несколько раз себя поцеловать, после чего снова вспомнила о ласковых зеленых глазах и еще больше сконфузилась.

Не зная, как выпроводить Роберта, девушка пожаловалась, что ужасно устала. Осталось еще два дня, и они станут мужем и женой. И что тогда ей делать?

В отчаянии она зарылась лицом в полушку. Память снова вернула ее в дальний угол двора, где, как она убедилась, индеец так и стоял, привязанный к столбу. Неужели ему никто не дал еды и питья?

Нет, она никому не позволит так издеваться над человеком, И мама, и папа не успокоились бы на ее месте, пока не дали бы несчастному глоток воды. Вот и Аманда решила непременно сделать для него хотя бы такую малость.

Неслышно соскользнув с дивана, девушка набросила одолженную у Бетти накидку прямо на ночную рубашку, из ведра в углу комнаты зачерпнула кружкой воды, отворила дверь и нерешительно двинулась через двор к столбу.

Прячась а тени, она добралась до спящего индейца. Яркий лунный свет падал прямо ему на лицо. Аманда решила, что этому воину двадцать один или двадцать два года. Согласно обычаю здешних индейцев, его черные волосы были сориты на висках и по бокам головы, а со лба назад до самой шеи свисала одна длинная прядь. Она была завязана на макушке в тугой узел и болталась, как конский хвост. Юношеское лицо, невинное во сне, несмотря на ссадины и синяки, оставалось весьма привлекательным благодаря высокому выпуклому лбу, слегка приподнятым скулам, четко вылепленному, прямому носу и полным, но красивым губам. Медный оттенок кожи стал глубже, темнее в лунном свете.

Аманда смогла хорошо рассмотреть спящего индейца. Своим телосложением он не походил на Адама и Роберта. Хотя он был невысок ростом, его мускулистое тело казалось сильным и гибким. Снова взглянув на его лицо, Аманда едва не вскрикнула: жгучие черные глаза смотрели ей прямо в душу. Медленно, неловко пленник заставил связанное тело напрячься и гордо выпрямиться.

Двигаясь, как во сне, Аманда шагнула поближе и заговорила, не зная, поймет ли он ее слова и захочет ли вообще их слушать:

— Я не знала, удалось ли тебе сегодня попить, я не могла заснуть, думая, как ты должен мучиться от жажды. Я принесла тебе немного воды.

Она поднесла кружку к его губам и немного наклонила. Поначалу пленник лишь недоверчиво сделал маленький глоток. Но уже в следующий миг понял, что это действительно вода, и жадно выпил все до капли.

Он не издал ни звука, когда кружка опустела, но все еще не сводил с Аманды пронзительного, загадочного взгляда.

— Наверное, ты хочешь еще? — предположила она. — Ты к тому же и голоден. Погоди, я сейчас.

Девушка неслышно скрылась в тени зданий и пробралась в столовую. Осторожно, с трудом нащупывая путь в кромешной тьме, она прошла через кухню в кладовую, отрезала большой ломоть холодного мяса, положила его между двумя кусками слегка зачерствевшего хлеба, взяла на обратном пути еще кружку воды из ведра, прикрыла за собою дверь и вернулась в темный двор. Не прошло и минуты, как Аманда вновь оказалась возле пленника. Она стала подносить к его рту то хлеб с мясом, то воду, пока все не было съедено и выпито.

В кружке оставалось еще немного воды. Аманда намочила носовой платок и осторожно стерла засохшую кровь с избитого лица. И все это время он не сводил с Аманды странного напряженного взгляда. Впрочем, как это ни удивительно, она больше не боялась его — ей просто было любопытно.

Решив, что сделала все, что могла, девушка, на миг заглянув в эти бездонные глаза, еле слышно прошептала: «Доброй ночи» — и побежала обратно, в уютную безопасную комнату. Там Аманда уселась на диван, сбросила накидку, легла и укрылась одеялом. В душе воцарился удивительный покой, и прежде чем заснуть, она подумала, что индеец почему-то так и не промолвил ни слова.

Утром Аманда почувствовала себя немного спокойнее — впервые с тех пор, как ушел Адам. Открыв глаза, она сразу соскочила с дивана и метнулась к окну, чтобы выглянуть во двор. И чуть не заплакала от жалости, когда увидела пленника, по-прежнему привязанного к столбу. Наверное, он ужасно измучен, все тело его занемело от такой пытки! Но он хотя бы не страдает от голода и жажды…

Внезапно ее внимание привлекло движение в противоположном углу двора. Девушка с удивлением увидела Роберта. Он стоял, прислонившись плечом к углу здания, грусть отражалась на его загорелом привлекательном лице. Вот его взгляд, полный муки, обратился к окнам офицерских квартир, и Аманда едва успела скрыться за занавеской. Когда она осторожно выглянула вновь, Роберт уже опустил глаза и стоял, понурившись, погруженный в какие-то свои мысли, явно не приносившие ему радости.

«А ведь он поджидает меня, — догадалась Аманда, — и это из-за меня у него такой несчастный вид — он страдает от того, что я слишком занялась делами и совсем не обращаю на него внимания. Действительно, что со мной творится? Ведь это же тот самый Роберт, с которым я провела весь прошлый год и который скоро станет моим мужем! Почему же я заставляю его мучиться?»

Захваченная горячим чувством вины и раскаяния, Аманда торопливо оделась и так же торопливо провела гребнем по волосам. Ленту для волос Аманда на всякий случай сунула в карман. Она быстро отворила дверь и побежала вниз по ступенькам. Увидев ее, Роберт оживился и кинулся ей навстречу.

Аманда приветствовала его лучезарной улыбкой, заглянула в его глаза и тихо, но тепло и искренне промолвила:

— Доброе утро, Роберт! — а потом даже поднялась на цыпочки и легонько поцеловала его в губы. Его лицо засияло, и при виде безмерного счастья, порожденного всего лишь парой слов и поцелуем, Аманде стало совсем стыдно.

— Ты хорошо спала, дорогая? — Голос Роберта слегка дрожал от обуревавших его чувств. Всякий раз, когда он был рядом с Амандой, привычная выдержка улетучивалась куда-то без следа. Так и не дождавшись ее ответа, он приглушенно добавил: — Осталось всего два дня. Послезавтра ты станешь моей женой. — Неотрывно глядя в это юное, невинное лицо, он чувствовал, как в груди нарастает нетерпение, и не смог сдержаться — обнял Аманду крепко-крепко. — Ох, Аманда, я так тебя люблю! Вот увидишь, я сумею сделать тебя счастливой! Клянусь, ты никогда не пожалеешь, что вышла за меня!

Прижавшись к его груди, Аманда молча слушала. Постепенно его слова перестали доходить до ее сознания, и она обернулась, почувствовав на себе взгляд угольно-черных глаз. Не сомневаясь, что Роберт моментально разъярится, если заметит, что пленный абнаки смотрит на нее все так же дерзко, девушка поспешно потупилась и мягко ответила жениху:

— Да, Роберт, я знаю.

Она снова легонько поцеловала его в губы, взяла под руку и повела в сторону столовой.

А Роберт едва не лопнул от счастья! Поразительно — всего пару минут назад он стоял, поджидая, пока Аманда проснется и спустится к завтраку, и готов был выть от горя, полагая, что уже не в состоянии снова расшевелить в ее груди ответное чувство, которое явно слабело с каждым днем. Он отдавал себе отчет в том, что поступает эгоистично и напрасно так настаивает на скорой свадьбе, вместо того чтобы дать девушке время прийти в себя и разобраться в собственных чувствах. Однако окрыленному любовью молодому человеку нетрудно было тут же убедить себя, что силы его страсти вполне хватит для них обоих. И он продолжал настаивать на свадьбе из страха потерять Аманду. То, как смотрел на нее этот Адам Карстерс в день возвращения в форт, лишило Роберта покоя. По крепости ходили сплетни, что якобы в тот же вечер Адам Карстерс чуть не убил в столовой какого-то пьяного солдата, посмевшего неуважительно отозваться об Аманде. И Роберт не сомневался, что этот Адам с радостью поменялся бы с ним местами. Его нисколько не утешало то, что Адам считался волокитой. Роберт был уверен: всякий мужчина изменится, если полюбит такую женщину, как Аманда. Взять хотя бы его самого — разве он не был таким же бесшабашным повесой, пока не встретил ее? Но теперь, когда он мог держать в руке ее мягкую, изящную руку, будущее рисовалось ему в розовом свете.

Аманда стояла перед зеркалом. Бетти Митчелл любовалась результатами своего труда. К счастью, она была прирожденной портнихой. Ее атласное платье цвета слоновой кости уже давным-давно вышло из моды, но благодаря ее мастерству и старанию оно обрело вторую жизнь. Осторожно Бетти распорола наряд, который был велик для маленькой стройной Аманды, и выстирала, а потом как следует прогладила его, заново раскроила и сшила платье совершенно нового фасона. Круглый глубокий вырез на груди и спине был отделан вставками из прозрачного кружева, спускавшимися до самого пояса. Ткань прекрасно лежала на хрупких плечах Аманды, а пышные рукава были туго стянуты возле локтей и также украшены кружевами почти до запястий. Платье не скрывало неправдоподобно тонкую талию Аманды. В зеркале Аманда видела, как мягкий отблеск прекрасного атласа как бы подсвечивает ее лицо. Она и сама не ожидала, что все так красиво получится.

— Бетти, я просто глазам своим не верю. Неужели это я?

Глаза доброй женщины внезапно наполнились слезами, и она отвечала дрогнувшим голосом:

— Ах, Аманда, ты так похожа на милого золотого ангелочка! Твои родители наверняка гордились бы тобой, если бы могли сейчас увидеть!

— И это благодаря тебе, Бетти, — так же прочувствованно заверила Аманда. — Благодаря тебе!

Некоторое время Аманда посвятила шитью, а потом, по настоянию Бетти, немного отдохнула. Бетти была уверена, что дневной отдых ее подопечной все еще необходим.

Лежа на диване и слушая, как поскрипывает кресло, в котором Бетти сидела за шитьем, Аманда снова задумалась об участи пленника, привязанного к столбу на крепостном дворе. Она тихо поднялась и подошла к окну. Индеец был все там же, а вокруг толпились люди, смеясь и выкрикивая ругательства. Надолго ли хватит его выдержки? Давно уже перевалило за полдень, а он с прошлой ночи не ел и не пил! Неужели они решили заморить его голодом? Ну ничего, до темноты осталось совсем немного. Отчаянно устремляясь мыслью к одинокой фигуре в дальнем углу двора, Аманда умоляла пленного потерпеть всего несколько часов, и тогда она снова сможет принести ему еду и питье.

Медленно, как будто услышав мольбу Аманды, абнаки поднял голову и посмотрел прямо на ее окно. Пораженная столь удивительной интуицией молодого индейца, Аманда снова повторила про себя: «Всего несколько часов! Потерпи!»

Однако время словно застыло на месте, тогда как желание Аманды облегчить участь несчастного пленного возрастало с каждой минутой. Как-то напрочь забылось то, что юный воин наверняка считает ее своим врагом, — она думала лишь о молчаливой стойкости, с которой он переносит жару, палящие лучи солнца и побои от самых невыдержанных обитателей форта.

Как только снова наступила ночь, девушка выскользнула из своей комнаты, стараясь держаться поглубже в тени и избегая открытых мест, освещенных полной луной. Бесшумно пробравшись в столовую, она отыскала еду — снова отрезала толстый ломоть мяса, раздобыла хлеба и воды, закрыла за собой дверь и поспешила к индейцу. Как и в прошлый раз, абнаки вроде бы спал, и она легонько прикоснулась к нему:

— Проснись! Я не могу здесь долго задерживаться! Ты должен все съесть поскорее!

Снова угольно-черные глаза мгновенно наполнились жизнью, и пленный с охотой принял предложенные питье и еду. Перед тем как уйти» Аманда снова обтерла его ссадины влажной тканью. Глянула напоследок на совершенно непроницаемое, загадочное лицо и быстро ушла.

Аманда очнулась в один момент, стоило горячей, сильной ладони зажать ей рот, а незнакомому голосу окликнуть по имени. При виде пронзительных черных глаз она застыла от ужаса, однако зародившийся в горле испуганный вопль утих от прикосновения к шее чего-то холодного и острого. В луче света, сочившегося сквозь занавески, Аманда различила тусклый блеск и поняла, что к ее горлу прижали кинжал! Все тот же грозный голос прошептал снова:

— Не кричи, иначе я тебя убью!

Девушка покорно лежала молча, неподвижно, и до скованного ужасом рассудка далеко не сразу дошло, что она оказалась целиком во власти того самого индейца из крепостного двора!.. Внезапно ее грубо стащили с дивана и рывком оставили на ноги. Индеец крепко держал заложницу за талию, прижимая кинжал к ее груди, и тащил вон из комнаты. С силой, невесть откуда взявшейся после долгих часов у позорного столба, он почти на руках вынес ее наружу, вниз по лестнице, в темноту пустого двора. Там их поджидал еще один абнаки, затаившийся в густой тени, и Аманде стало ясно, как пленному удалось освободиться от пут.

— Что тебе от меня надо? — непослушными от страха губами вымолвила она. Вместо ответа острие кинжала вонзилось под ребра еще сильнее, она охнула от боли и почувствовала, как что-то теплое щекочет кожу. От испуга она чуть не потеряла сознание, в ушах застучала кровь. Колени стали ватными и подогнулись. Индеец еще крепче прижал к себе жертву и поволок в сторону ворот.

Аманда замерла, отчаянно надеясь, что там их обнаружит часовой. Поднимется тревога, индейцу придется отпустить ее, и тогда она убежит. Однако все было тихо, и второй индеец спокойно приотворил ворота ровно настолько, чтобы они могли проскользнуть в щель, и аккуратно прикрыл за собой тяжелые створки. Снаружи Аманде сразу стало ясно, почему их никто не окликнул: в луже еще не остывшей крови лежало тело паренька-часового с изуродованной головой, с которой безжалостно сняли скальп. Аманда чуть не закричала, но кинжал тут же напомнил о себе, и снова по ребрам потекла горячая кровь из ранки, становившейся все глубже с каждой ее попыткой издать хотя бы звук.

Оказавшись за стенами форта, беглецы поспешили укрыться в лесной чаще. Они двигались стремительно, бесшумно, а рука, лежавшая на талии Аманды, была подобна железному обручу. Вскоре они достигли берега реки. Аманда и ее похититель остались ждать, а второй дикарь отправился на разведку. Почувствовав, что железная хватка немного ослабла, бедняжка без сил рухнула наземь, задыхаясь от долгого быстрого бега и ужаса, сковавшего тело. Впервые с того момента, как ее разбудили и похитили, у нее выдалась минута на размышление, и в мозгу тут же возникли жуткие воспоминания о недавней резне. Ее все сильнее била дрожь, и девушка невнятно спросила помертвевшими губами у индейца, которого так безрассудно жалела и который так безжалостно захватил ее в плен:

— Куда ты меня тащишь?

Ответа так и не последовало, а индеец посмотрел на нее прищуренными, непроницаемыми глазами, в которых невозможно было угадать хотя бы след каких-то человеческих чувств. Наверное, она была не в себе, когда вздумала пожалеть такую бессердечную скотину! И вот, изволь теперь расплачиваться за собственную глупость! Если бы она не жалела пленного, как все прочие обитатели форта Эдуард, то скорее всего наслаждалась бы сейчас покоем и безопасностью дома у Митчеллов, а не стала бы пленницей неблагодарного дикаря…

— Отпусти меня, — жалобно попросила бедняжка. — Ты ведь без меня сможешь двигаться намного быстрее, и у тебя будет больше шансов уйти от погони. Мой жених наверняка отправится по следам, как только узнает, что я пропала.

— Замолчи! — грозно прошипел дикарь, больно дернул ее за руку и заставил подняться. Только теперь Аманда заметила, что им призывно машет второй индеец. Ее опять грубо обхватили за талию и потащили в неизвестность.

Как только Аманда оказалась у самой кромки воды, ее уложили на дно индейского каноэ, припрятанного в кустах на берегу. Двое краснокожих молча сели рядом, и каноэ беззвучно заскользило по поверхности озера.

И без того слабая надежда на спасение окончательно угасла, как только до Аманды дошло, что такой способ передвижения позволит беглецам под покровом ночи удалиться на много миль от форта еще до того, как ее исчезновение обнаружится, а к тому времени будет бесполезно пытаться отыскать беглецов в этой бескрайней глуши. Мысли о том, что вряд ли ей удастся когда-то снова увидеть Роберта, и страх перед участью, ожидавшей ее в лагере враждебно настроенных дикарей, приводили несчастную в отчаяние. Терзаясь от собственной беспомощности, Аманда уткнулась лицом в сомкнутые руки и рыдала до тех пор, пока не заснула от изнеможения.

Яркий утренний свет разбудил пленницу: она все еще лежала на дне каноэ, привязанного к росшему на берегу дереву. Медленно, осторожно она приподняла голову, высматривая, где могут быть похитившие ее индейцы. Вдруг они куда-нибудь ушли и у нее появилась возможность бежать? Но не тут-то было. Все тот же молодой индеец не спускал с пленницы напряженного взгляда, при этом он ел вяленое мясо. Только теперь Аманда обратила внимание, что на ней лишь ночная рубашка. Она мучительно покраснела от стыда.

Краснокожий грубо сунул ей в руку кусок мяса, и Аманда жадно впилась в него зубами, слишком голодная, чтобы думать о гордости. Второй индеец уселся в нескольких футах поодаль и старательно делал вид, что не замечает пленницу, за что она была ему очень благодарна. А ее похититель уже успел насытиться и, по-прежнему не спуская с нее глаз, подошел вплотную. Опустился на колени, взял в руки маленькую ножку, показавшуюся из-под края рубашки, и внимательно осмотрел грязную ступню, обратив внимание на многочисленные ссадины, появившиеся на нежной коже во время их ночного бегства. Затем осторожно опустил ногу, отошел от каноэ и вернулся через минуту с куском оленьей замши и бечевками из сушеных жил. Отрезал от кожи два подходящих куска, проколол по краям дырки, продел в них бечевки, стянул и привязал к ногам, так что получились простые, но надежные мокасины, способные защитить босые ступни от острых камней и сучков, которых еще немало могло встретиться на пути.

Моментально приободрившись даже от столь ничтожного знака внимания, Аманда набралась смелости спросить:

— Как тебя зовут? Мне известно, что ты знаешь мое имя, потому что я слышала, как ты меня звал. И я бы хотела знать, как мне обращаться к тебе.

При звуках ее нежного голоса сильные смуглые руки застыли на миг, и он с прежней тревогой и подозрением заглянул ей в лицо.

Но при этом все же ответил:

— Меня зовут Чингу (Большой Кот.). — Он кивнул в сторону сообщника и добавил: — Его зовут Сакачгук (Черный Змей.).

Аманда долго смотрела на второго индейца, так старательно державшегося от нее подальше. Как и Чингу, он носил традиционную для его племени прическу и тоже ходил голым по пояс, одетым лишь в набедренную повязку и доходившие до бедер чулки из оленьей замши. Однако на этом сходство между индейцами заканчивалось. Кожа Чингу была мягкой и чистой, за исключением тех мест, где еще оставались следы от полученных в форте побоев, тогда как кожа Сакачгука выглядела грубой, задубевшей, как старая шкура, а черты лица казались крупными и непропорциональными по сравнению с правильным, прекрасным лицом Чингу.

— Чингу, — отважно продолжала Аманда, — пожалуйста, скажи, что ты собираешься со мной делать. Если вы хотели взять заложника, не проще ли было схватить часового у ворот? — При воспоминании о совсем молоденьком парне, нашедшем в эту ночь столь отвратительную смерть, ее голос дрогнул. Однако Чингу, судя по его лицу, не испытывал раскаяния в совершенном убийстве. Он ответил:

— Я отдам тебя матери моего друга, которого убили, когда меня Захватили в плен.

— Ты отдашь меня ей?! — ахнула Аманда, моментально вспомнив самые жуткие истории, рассказанные немногими выжившими белыми, которым довелось испытать на себе непримиримую жестокость индейских женщин. Оказывается, они обращались с пленными еще хуже, чем мужчины, — если только такое было возможно. — Но почему? Почему ты решил отомстить именно мне? Ведь я старалась облегчить твои страдания, а не усилить их! Почему же ты так меня ненавидишь?

Но Чингу холодно произнес, пропустив ее вопрос мимо ушей:

— Нинчич сама решит, что с тобой делать. Если она захочет мстить, тебя убьют, но если она проявит жалость, тебя примут в племя. Так часто бывает у нашего народа: мать, у которой погибает ребенок, берет в семью другого, чтобы не пустовало место у очага и в ее сердце.

— Неужели ты правда веришь, что мать индейца захочет принять вместо убитого сына белую девушку?! — Столь удивительная возможность никак не укладывалась у Аманды в голове.

Медведица.

И на этот раз ее вопрос снова остался без ответа.

Тем временем Чингу закончил возиться с мокасинами, встал и грубым рывком поднял на ноги Аманду. Затем бросил через плечо второму индейцу, все еще молча сидевшему в стороне:

— Вставай, пора идти!

Воин молча выпрямился, закинул на плечи дорожный мешок и двинулся вперед с удивительной скоростью. Они шли не менее часа, пока Аманда, окончательно выбившись из сил, не рухнула на землю, едва переводя дух. И тут же вскрикнула от боли — ее безжалостно дернули за волосы, поставили на ноги и толкнули вперед, заставив шагать по тропе, которой, казалось, не будет конца. Так они шли почти весь день, останавливаясь лишь на очень короткое время. Но вот Аманда, мокрая от пота, снова упала в изнеможении. На этот раз даже боль не могла заставить двигаться дальше это измученное, трясущееся тело. Глухо, сквозь туман полуобморочного состояния, до нее донесся голос ее похитителя:

— Остановимся здесь!

Последнее, что успела увидеть Аманда, была фигура второго дикаря: он остановился, повернулся и пошел обратно к ним. В следующий миг ее веки сомкнулись, и несчастная провалилась в беспамятство.