Техасская звезда - Плененные любовью

— Да, мой маленький, твой папа погиб, но память о нем навсегда останется жить в моем сердце. И хотя ты уже никогда не увидишь его, ты будешь знать его и помнить и научишься любить его и гордиться так же, как и я, тем, что Чингу был твоим отцом.

Адам незаметно встал в открытых дверях и смотрел, как трогательно беседует со своим новорожденным сыном юная белокурая красавица, ставшая отныне центром его вселенной. Невольно его кольнула ревность и зависть от того, что он не включен в этот круг заботы и любви. И словно в ответ на подслушанные мысли в уши проник жестокий, язвительный шепот:

— Что, Адам, ты уже успел вообразить, будто завоевал ее любовь? АН нет, посмотри-ка, кого она любит по-настоящему!

В голосе Роберта звучали злоба и ревность, которые он питал к человеку, занявшему его место возле Аманды.

— Она по уши втюрилась в своего дикаря, И больше ей никто не нужен. Ты такой же неудачник, как я, и такой же простофиля.

Роберт резко повернулся и выскочил вон, предоставив Адаму осмысливать его горькие слова.

Один золотистый летний день сменялся другим. Обретенное счастье материнства помогало Аманде поразительно быстро восстанавливать здоровье. Даже доктор Картрайт наконец счел ее состояние настолько удовлетворительным, что позволил небольшие прогулки, предварительно предупредив об опасности излишней нагрузки, излишней жары, излишних переживаний — ну и все в таком духе. Его по-отцовски трогательная забота ясно читалась на добродушном лице. Аманда, повинуясь внезапному порыву, звонко чмокнула его в щеку и с забавной торжественностью пообещала:

— Даю вам слово, сэр, что буду следить за собой!

Со смущенной, нетерпеливой улыбкой она положила трепетную руку на галантно подставленный Адамом локоть и вышла наружу. С замирающим сердцем она сделала первые неспешные шаги по крепостному двору, впервые набравшись отваги выйти из того мирка, где преданные друзья не оставляли ее в самые тяжелые минуты. Хотя все старательно избегали бесед на эту тему, Аманда не могла не обратить внимания на то, что ни один человек не пришел поздравить ее с новорожденным — необычное, пугающее равнодушие, грозный признак грядущего противостояния со всем остальным миром за стенами ее комнаты.

Аманда с наслаждением подставила солнцу лицо, чувствуя, как постепенно расслабляется все тело.

Ее блаженные ощущения передались и Адаму. Он сполна получил удовольствие от их прогулки по пустынному крепостному двору. Аманда вздрогнула и насторожилась. К ним приближалась миссис Прентис, супруга лейтенанта Прентиса. Эта молодая леди, не более тридцати лет от роду, прежде была дружна с Амандой. Но теперь она даже не заговорила — едва заметно кивнув, прошла мимо, не замедляя шаг. Адам почувствовал, как напряженно вцепилась в его локоть маленькая рука. Взглянув на Аманду, он заметил, как обиженно дрожит у нее губа. И все же она гордо подняла голову и продолжала прогулку, не думая оборачиваться вслед заносчивой лейтенантше. Молча они шагали по двору, сталкиваясь с презрением и равнодушием, пока не стало ясно; все обитатели форта Эдуард возненавидели Аманду. В ответ на это она только укрепилась в своем решении не сдаваться. С каждым шагом Адам злился все сильнее. Мысль о том, что все эти чванливые ханжи смеют свысока смотреть на Аманду, приводила его в ярость.

— Аманда, по-моему, нам хватит гулять. Лучше я вынесу скамейку и поставлю у дверей, чтобы ты могла спокойно отдыхать на солнышке.

Она кивнула, все еще избегая смотреть ему в глаза. И когда они устроились рядышком на скамье, Адам накрыл своей большой горячей ладонью маленькие, судорожно стиснутые кулачки, осторожно приподнял за подбородок ее лицо и ласково подмигнул.

— Не беспокойся обо мне, Адам. — Ее лицо было полно грусти, а голос решителен и гневен. — Мы с Джонатаном не позволим их предрассудкам взять над нами верх.

Адам не мог не гордиться такой несгибаемой силой духа. Тронутый до глубины души, он не нашел подходящих слов, только огорчился, что сидит на виду у всего форта и не может сию же минуту обнять свою дорогую Аманду.

Неожиданно раздались чьи-то торопливые шаги — к скамейке подбежал молодой посыльный. Когда солдат отдал Адаму честь, его охватило недоброе предчувствие. А юноша вежливо улыбнулся Аманде.

— Рад видеть вас в добром здравии, мэм.

Потом с серьезным видом солдат обратился к Адаму:

— Вас вызывает генерал Уэбб. Он просил передать, что дело крайне важное.

— Пожалуйста, сходи к нему, Адам, — сказала Аманда, — Я уже довольно посидела на солнце и с непривычки утомилась сильнее, чем ожидала. Теперь мне лучше прилечь.

Когда Аманда закрыла за собой дверь, Адам обратился к посыльному:

— Ну, Гарри, пойдем узнаем, что нужно генералу, — и первым направился к штабу. Молодой солдат поспешил за ним.

Генерал встал при появлении Адама Карстерса и протянул ему руку с выражением тревоги на лице. Как всегда, он с ходу заговорил о деле, и лишь непривычно нервные, резкие движения выдавали старательно сдерживаемое им нетерпение.

— Адам, настал такой момент, когда ты мог бы оказать своей стране неоценимую услугу. Поскольку в последние месяцы ты был слишком занят своими делами и по некоторым обстоятельствам не имел возможности отлучаться из форта Эдуард, вряд ли тебе известно о том, что творится в окрестностях бывшего форта Уильям Генри, и о планируемой в ближайшее время военной вылазке.

— Совершенно верно, генерал, — устало ответил Адам. — Я ничего не знаю ни о вашей вылазке, ни о том, каким образом она может касаться меня.

При виде столь откровенного равнодушия генерал продолжал уже не так уверенно:

— В настоящее время генерал Джеймс Аберкромби собрал близ озера Георг армию численностью в пятнадцать тысяч человек. Он уже возвел около трех сотен строений — казармы, склады и даже госпитали на месте старых развалин форта Уильям Генри — и занимается земляными работами, чтобы разместить на насыпях пушки. В его планы входят скорая вылазка и штурм крепости Карильон.

У Адама, молча внимавшего речам генерала, с каждой минутой все чаще билось сердце. Его уже успела захватить весть о предполагаемом наступлении — ведь в случае успеха будет положен конец затянувшейся войне.

— Генерал Аберкромби и лорд Хау давно занимаются сбором всей информации об обстановке вокруг французской крепости. Ты же прекрасно знаком и с фортом Карильон, и с подступами к нему, а также с самим гарнизоном форта и мог бы стать неоценимым советником при составлении плана атаки, Я сообщил этим достойным джентльменам о том, что ты вернулся в форт Эдуард, и они с нетерпением ожидают тебя в своем штабе.

— Генерал, я с радостью предоставлю вам любую необходимую информацию, и вы сможете поделиться ею с кем угодно, однако я не покину форт Эдуард, поскольку должен находиться здесь.

Несколько минут генерал молча всматривался в лицо Адама. Ему явно не хотелось говорить то, что он считал нужным. Но наконец, словно набравшись решимости, Уэбб заговорил, причем испытываемые им смущение и стыд лишили строгий начальственный голос обычной надменности.

— Адам, хотя ты никогда не заводил речи о подробностях обороны форта Уильям Генри, я не сомневаюсь, что тебе известно все до мелочей. И ты наверняка знаешь, что я принял решение не посылать своих людей в помощь из боязни ослабить гарнизон форта Эдуард перед возможной атакой. Но теперь мне ясно, что своевременное вмешательство могло бы еще тогда стать ключом к нашей победе. И если бы не моя нерешительность, эта доблестная крепость стояла бы по-прежнему нерушимо, и ее бастионы защищали бы те самые люди, что погребены нынче под руинами. Вину за их гибель мне предстоит нести до конца своих дней — и ты уж поверь, что ноша эта отнюдь не из легких.

И генерал Уэбб продолжал говорить с решительным, отчаянным лицом, побледнев от необходимости столь откровенно обсуждать с подчиненным весьма щекотливую тему. Холеные, изящные руки военачальника нервно сжались в кулаки.

— Я рассказал тебе все это, Адам, чтобы ты понял: мои слова о тяжести вины родились не на пустом месте. Я не имею права слишком настаивать на том, чтобы ты участвовал в подготовке новой вылазки. И все же твой опыт, твои знания могли бы спасти жизни тем солдатам, что погибнут из-за недостаточно глубоко проведенной разведки именно в тех местах, которые известны тебе очень хорошо.

С этими словами генерал Уэбб устало откинулся в кресле и провел ладонью по лицу. В его голосе явственно слышалась сдержанная мольба.

— Само по себе сознание того, что ты мог бы сохранить жизнь многим и многим людям, но не сделал этого, уже достаточно ужасно, Адам, но еще большей будет твоя мука, если наша вылазка завершится полным провалом из-за недостатка информации. И я честно предупреждаю тебя об этом сейчас — вовсе не для того, чтобы облегчить груз своей вины, взвалив часть его на твои плечи, но для того, чтобы помочь другому человеку, такому же ответственному, как я, избежать того тяжкого бремени, которое мне предстоит нести до конца своих дней.

У генерала Уэбба явно больше не было сил продолжать столь необычную исповедь, и он торопливо закончил:

— Подумай о том, что я сказал тебе, Адам. Завтра утром придешь и скажешь, что ты решил. Генерал Аберкромби намерен начать операцию не позднее чем через две недели, и мы больше не можем тянуть время.

Адам собрался было что-то сказать, но генерал решительно встал и протянул ему руку:

— До завтра, Адам.

Мрачно обдумывая все, что пришлось услышать в штабе от генерала, Адам возвращался к Митчеллам. Открытая, честная исповедь сурового военачальника тронула его до глубины души, и он уже начинал ощущать груз ответственности. Подумать только — такая масса людей! И их поход может завершиться славной победой — или полным разгромом, Адаму не давало покоя то, что каждое слово генерала было правдой. Никто не знает так хорошо систему укреплений форта Карильон, как Адам.

Но с другой стороны, разве можно покидать Аманду именно сейчас, когда ей пришлось столкнуться с неприятием и ненавистью окружающих?

В конце концов получилось так, что Аманда сама приняла решение за него. Она заметила его смятение, когда он вернулся из штаба. Терпеливо, ненавязчиво она заставила его выложить мало-помалу всю историю, после чего задумалась лишь на мгновение и тихо, но убежденно заявила:

— У тебя нет выбора, Адам. Ты просто обязан сделать все, что в твоих силах. Ведь мы оба слишком хорошо помним ужасы поражения. — С грустной улыбкой она добавила: — К счастью, на этот раз единственной платой могут стать лишь мои неудобства, Наверное, я буду очень скучать, пока ты закончишь свои дела у генерала Аберкромби, но разве это можно сравнивать с тем, что поручено тебе? — Тут Аманда накрыла своими маленькими ручками его большую шершавую ладонь и подождала, пока он не поднимет на нее взгляд. — Адам, ты не должен колебаться только из-за того, что беспокоишься обо мне. У меня есть Бетти, капитан Митчелл и доктор Картрайт — столько ангелов-хранителей! — и они прекрасно позаботятся о нас с Джонатаном. До твоего возвращения с нами ничего не случится. И Адам наконец решился.

Утро наступило слишком быстро, и Карстерса охватили смешанные чувства, когда он подошел к небольшой группе разведчиков, направлявшихся в штаб генерала Аберкромби, расположенный в шестнадцати милях от форта Эдуард. С одной стороны, ему до смерти не хотелось бросать Аманду одну. А с другой — чувство долга призывало сделать все, что можно, для победы в войне. Так, погруженный в собственные невеселые думы, Адам и не заметил, как отряд прошагал неблизкий путь. Шестнадцать миль были преодолены на удивление быстро, и разведчики увидели большой военный лагерь.

Как и говорил генерал Уэбб, в лагере царила страшная суета. Собранная для нового похода армия была разнородна и состояла из шести тысяч солдат британских регулярных войск и из отрядов добровольцев, набранных среди населения штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси, а также Новой Англии. Все это смешалось в довольно живописную картину, украшенную яркими полотнами военных знамен и оглашаемую пронзительным пением командирских рожков. Среди военных особенно выделялись рослые голоногие шотландцы в алых куртках со своими неизменными волынками. Пораженным разведчикам могло показаться на миг, что на месте небольшого поселения пионеров каким-то чудом вырос целый город — вот только обитали в этом удивительном городе почти исключительно мужчины, с уверенностью и нетерпением бывалых воинов готовившиеся выступить в новый поход.

Генерал Аберкромби, тучный мужчина примерно пятидесяти лет, хотя и считался официально назначенным командиром, так и не сумел заслужить преданности и доверия среди своих подчиненных, а кроме того, явно был обделен талантами военного стратега, присущими юному лорду Хау. И все последующие дни именно острые, по существу заданные вопросы лорда помогали Адаму четко излагать то, что он считал нужным для составления плана успешной атаки. К концу военного совета разведчик окончательно уверился в несравненных талантах лорда, а также в том, что он является прирожденным командиром, за которым солдаты готовы пойти в огонь и в воду. И именно это искреннее уважение к лорду Хау так повлияло на решение Адама, когда он заявил о своем желании вернуться в форт Эдуард. На аристократическом лице лорда проступила тревога, и он воскликнул;

— Адам, неужели вы решитесь оставить нас накануне боя?! Нам все еще будут нужны и ваши советы, и ваша помощь!

— Сэр, как ни велико мое желание своими глазами увидеть бой, я не могу не подчиниться обстоятельствам, требующим моего немедленного возвращения.

— Но позвольте спросить вас, Адам, — не сдавался лорд Хау, — неужели эти обстоятельства так серьезны, что нельзя потерпеть еще пару недель? Я убедительно прошу вас подумать. Посмотрите на этих солдат, которым предстоит встретиться с опасным противником на совершенно чужой для них территории. Вам ведь известно, что британские солдаты чувствуют себя совсем как дети в вашей лесной глуши. Им необходимо руководство такого опытного проводника, как вы. Умоляю вас не лишать их этой помощи.

Он прекрасно разбирался в людях, этот молодой лорд Хау, и сумел задеть Адама за живое. Видя, что разведчик колеблется, он продолжил свой натиск:

— Я буду счастлив отправить с нарочным все, что вы сочтете нужным передать в форт Эдуард, лишь бы сотрудничать с вами по-прежнему. Поверьте, Адам, мне дорога жизнь каждого моего солдата, и я бы не хотел терять своих подчиненных из-за их неопытности.

Уговоры лорда Хау сделали свое дело: Адам не устоял. Он коротко кивнул в знак согласия и просто сказал: — Я остаюсь.

На следующее же утро из временного военного лагеря был отправлен курьер, доставивший растерянной и грустной Аманде следующее письмо:

«Моя драгоценная Аманда!

Я решил изменить свой первоначальный план и уступить уговорам лорда Хау — то есть остаться при его штабе до конца похода. Скоро мы намнем наступление на форт Карильон, и я намерен вернуться в форт Эдуард сразу же, как только здесь перестанут нуждаться в моих услугах.

Надеюсь, что у вас с Джонатаном все в порядке и вы справляетесь без меня, так как очень беспокоюсь, что оставил вас одних. Единственным утешением служит то, что ты понимаешь: я выполняю свой долг.

Преданный тебе, Адам».

Аманда взволнованно перечитывала письмо Адама, едва справляясь с охватившей ее тоской: «…до конца похода…» Это могло означать одно: он отправится вместе с основными силами британцев.

— Ох, Адам… — вырвалось у нее.

Аманда не сразу пришла в себя и смутилась, когда обнаружила, что молодой посыльный все еще стоит рядом, терпеливо дожидаясь ответа. Она заставила себя собраться с мыслями и поспешила в угол, где стоял маленький столик, чтобы написать письмо.

«Дорогой Адам!

Спасибо тебе за то, что прислал нам весточку, хотя для меня она оказалась не очень-то радостной. Но ты, конечно, решил правильно, и я понимаю твой долг и молюсь лишь о том, чтобы все закончилось благополучно.

У нас с Джонатаном все хорошо, и ты наверняка удивишься, каким он стал большим за эти несколько недель нашей разлуки. Ты совершенно напрасно беспокоишься о нас — лучше обрати все свои силы на более важное дело. Мы никуда не денемся и будем ждать твоего возвращения.

Остаюсь преданная тебе, Аманда».

Торопливо свернув и запечатав свое письмо, она отдала его курьеру:

— Большое спасибо. Отправляйтесь с Богом.

Несмотря на приподнятый дух своего письма, Аманда с тяжелым сердцем проводила курьера. Ведь с той самой минуты, как Адам покинул форт, их с Джонатаном положение становилось все хуже и хуже. Обитатели крепости относились к ней враждебно. Мало того что она не пожелала склониться перед всеобщим осуждением — она еще и в открытую гордилась своим краснокожим ребенком! Никакие уговоры и объяснения капитана Митчелла и доктора Картрайта не в силах были развеять пелену предрассудков, и страсти накалились настолько, что Аманда вынуждена была отказаться от прогулок и держать дверь на запоре из опасений за жизнь Джонатана.

А тут еще Роберт никак не желал оставить Аманду в покое. Даже в те редкие случаи, когда она решалась ненадолго вынести Джонатана на солнышко, Роберт маячил где-то поблизости и следил за ней. И если когда-то в его присутствии Аманда чувствовала безопасность и душевное тепло, теперь при взгляде на Роберта ее охватывали отвращение и холодный, смертельный страх. Эти ощущения были настолько сильны, что ясно читались на ее выразительном лице, отчего в груди у отвергнутого жениха еще сильнее бушевала ярость. Иногда его взгляд становился злорадным, и Аманда не могла отделаться от тревожного предчувствия, что он всего лишь затаился на время и выжидает подходящий момент для осуществления чего-то зловещего. Ее тревога возрастала с каждым днем. Она понимала, что больше тянуть нельзя, что ей давно пора как-то определиться со своим будущим, но, несмотря на поддержку своих преданных друзей, ощущала себя растерянной и бессильной в отсутствие Адама. Без его помощи, без его совета она не отваживалась принимать какие-либо серьезные решения. Тут она вспомнила о полученном письме — и по спине пробежал холодок от испуга. Да, она не станет торопиться. Она еще успеет решить, что делать дальше. Она должна подождать, когда вернется Адам. А вернется ли он вообще?..

Аманда лежала в кровати и не могла заснуть из-за неясной тревоги, отчасти порожденной мыслями об Адаме, которому предстоит участвовать в походе на французскую крепость, если бой уже не начался. Все дни, прожитые после получения письма, у Аманды было внутреннее напряжение — она как будто затаила дыхание перед прыжком в воду и ждала, что вот-вот придет известие об успешном окончании военного похода, а уж тогда она позволит себе расслабиться и дышать свободно. В эту ночь ей было особенно одиноко оттого, что по стечению обстоятельств квартирка Митчеллов оказалась полностью в ее распоряжении. Бетти неожиданно позвали помочь одной из женщин, чей ребенок заболел воспалением легких, а капитана назначили в разведку до самого утра. Аманда обвела глазами скудную обстановку тесной гостиной, в которую она перебралась, как только оправилась от горячки, не желая больше занимать хозяйскую спальню. Шаткий продавленный диван снова стал се ложем, и маленькая сосновая колыбелька стояла совсем рядом. Как всегда, при взгляде на милое, невинное личико Джонатана, такое спокойное во сне, она почувствовала прилив материнской любви и с облегчением подумала, что по крайней мере ее сын может спать спокойно. В темной, окутанной загадочными ночными тенями комнате царила тишина, и перед мысленным взором Аманды одна за другой проносились картины ее прошлого — и чаше всего это было лицо Чингу. Правда, в последнее время Аманда успевала за день устать так, что засыпала моментально. Но время от времени все же случалась бессонница, и тогда ей не удавалось отделаться от воспоминаний о Чингу, как бы она ни старалась. Аманда чувствовала себя несчастной и покинутой, ее тело так тосковало по сильному, горячему телу ее мужа, по его жарким объятиям и ласковым губам… В такие вот ночные часы боль утраты начинала терзать Аманду с новой силой, и она думала о жестокой, несправедливой ревности, из-за которой этот любящий, щедрый человек потерян для нее навсегда. И по мере того как тоскливые мысли вновь бередили старые раны и оживляли ее любовь к погибшему мужу, в сердце снова вспыхивала ненависть к Роберту.

Измученная бессонницей, Аманда снова постаралась выбросить из головы мысли о Чингу и сосредоточиться на своем сыне. И хотя днем ей это удавалось почти без труда, сейчас образ Чингу упорно маячил перед ее внутренним взором, и его угольно-черные пронзительные глаза будили в душе былую любовь. Сколько раз Аманда пыталась переломить себя и если не позабыть Чингу, то хотя бы перестать мучиться с прежней силой! Ведь он давно погиб, он мертв, его больше нет на этом свете… Понимая, что понапрасну обливается горючими слезами, бедняжка беспомощно шептала в подушку:

— Чингу, помоги мне! Я измучилась, я устала, меня терзает страх. Я люблю тебя!

Ее внезапно разбудила горячая ладонь, грубо зажавшая рот. Слабый испуганный крик замер где-то в горле, а по спине побежали мурашки. Перед ней стоял Роберт! Она забилась, стараясь сбросить его руку, но он хрипло зашептал ей в самое ухо:

— А ну не дергайся! Дай слово, что не пикнешь и выслушаешь все, что я скажу, тогда я уберу руку! Согласна?

Дождавшись утвердительного кивка, Роберт медленно освободил ей рот, хотя по-прежнему был наготове. Но Аманда и не думала кричать. Она спросила — раздраженно, не скрывая своей неприязни:

— Что тебе здесь надо, Роберт?

— Я пришел забрать тебя с собой. Здесь у нас ничего не выйдет. Мы должны перебраться туда, где о нас никто ничего не знает, и начать все заново.

От удивления Аманда онемела на несколько секунд. Наконец она спросила, с трудом поверив своим ушам:

— Ты что же, и правда вообразил, будто я пойду с тобой?! Да ты не иначе как спятил!

— Пойдешь, Аманда, еще как пойдешь! — нетерпеливо, как будто споря с неразумным ребенком, возразил Роберт. — Это ведь твои родители так решили! Уж они-то знали, что я буду любить тебя и сумею о тебе позаботиться. Они понимали, кто лучше всех сумеет обеспечить твое будущее.

У Аманды не укладывалось в голове, как Роберт может так уверенно говорить, видя, что она ненавидит его.

— Ты отлично знаешь, что всему, что было когда-то между нами, давно пришел конец! — холодно произнесла она. — Наша дружба умерла в тот самый миг, когда ты спустил курок ружья и убил Чингу.

— Это неправда! — с ненавистью воскликнул Роберт. — Ты вообразила, будто до сих пор испытываешь какие-то чувства к своему дикарю, но рано или поздно это пройдет и ты одумаешься!

— Нет, я никогда не одумаюсь! Потому что никогда не забуду, что ты натворил! — Аманда злилась все сильнее и попыталась оттолкнуть его.

— Ты пойдешь со мной, Аманда, сию же минуту!

— Никуда я с тобой не пойду! — прошипела она сквозь стиснутые зубы, вырываясь из его цепких рук. Борьба затянулась, Аманда с откровенной ненавистью заглянула Роберту в лицо — и вдруг похолодела от страха, увидев его безумные глаза. А он снова заговорил, холодно и уверенно:

— Ты ведь души не чаешь в этом выродке, что спит в колыбели, верно, Аманда?

Она моментально поняла его намек. Сначала в душе у нее родился ужас, а затем — гнев. Ее голос задрожал от ярости:

— Что ты хочешь этим сказать, Роберт?

— Как будто ты сама не понимаешь! Жизнь этого недоноска ничуть не дороже для меня, чем жизнь любого краснокожего, и сейчас ты увидишь, как мало я ее ценю!

Аманда побледнела, кровь застыла у нее в жилах от ужаса. А Роберт продолжал все тем же холодным тоном;

— Ты ведь знаешь, что никому не придет в голову беспокоиться, если он внезапно исчезнет. Я могу почти с уверенностью сказать: многие только обрадуются, что удалось от него избавиться!

— Ты не посмеешь! Я не позволю тебе его тронуть, — закричала Аманда.

А Роберт, ухмыляясь, навис над ней и прошипел:

— Неужели ты думаешь, что сумеешь остановить меня, Аманда?

Аманда уставилась на него, не в силах побороть ужас и вырваться из грубых, сильных рук. Она застыла при виде жестокого, чужого лица. Этот человек утратил последнее сходство с ее милым, добрым женихом, с которым она обручилась всего год назад. А Роберт почувствовал сковавший ее испуг и злорадно осклабился. Аманда все еще пыталась сопротивляться. Звеневший голос был полон ненависти.

— Ты не посмеешь тронуть ребенка! Это все пустые угрозы! Ты не посмеешь!

— Хочешь, я сейчас же покажу тебе, что чувствую на самом деле к этому дикарскому ублюдку?

Его лицо жутко исказилось от ярости, и Аманда снова подумала, что Роберт явно не в себе. А он вдруг кинулся к колыбели и схватил спеленутого младенца, грубо прервав его сон. На глазах у застывшей от ужаса матери Роберт с адской улыбкой поднял над головой извивающийся сверток, как будто собирался бросить его на пол. С побелевших губ Аманды сорвался придушенный крик, а Роберт пригрозил:

— Еще хоть звук, и он тут же сдохнет! — При виде ее отчаяния он злобно расхохотался. — Ну, Аманда, даю тебе последний шанс!

Аманда уже не сомневалась, что Роберт способен на все, и зарыдала в истерике:

— Пожалуйста, отдай его мне! Пожалуйста, отдай!..

— И ты сама пойдешь со мной?

— Да, да, я пойду. Только отдай мне ребенка! Медленно, не спеша он опустил плакавшего младенца, но все еще не отдавал его Аманде, упиваясь своей властью над ней, наслаждаясь ее страхом и унижением. А она шепотом умоляла его:

— Пожалуйста, Роберт, ну пожалуйста.

Наконец сын оказался у нее в руках, и она прижала к груди маленькое тельце, стараясь утешить малыша, который уже задыхался от крика. Громкий плач постепенно перешел в обиженное всхлипывание, пока не наступила тишина — измученный ребенок заснул.

— Одевайся и собери что-нибудь из вещей. Нам некогда рассиживаться.

Аманда покорно двинулась было в соседнюю комнату, чтобы одеться.

— Нет, одевайся здесь. Я глаз с тебя не спущу, пока мы не уберемся отсюда!

Она встала к нему спиной, приспустила ночную рубашку до пояса, накинула сверху платье и постаралась поскорее прикрыть свою наготу. Когда Аманда обернулась, и стало ясно, что все это время Роберт не спускал с нее жадных глаз. Словно зачарованный он застыл, ловя каждое ее движение. Но уже в следующий миг сбросил с себя оцепенение и рявкнул:

— Забирай ребенка и пошли!

— Нет, лучше оставим его здесь. А я отправлюсь с тобой одна. — Аманда надеялась, что под опекой Бетти Джонатану будет гораздо безопаснее, нежели вблизи от Роберта, но он отвечал с дьявольской ухмылкой:

— Нет, Аманда, я не такой болван, чтобы оставить здесь ключ к твоей покорности. А ну забирай его — не то тебе вообще больше не придется беспокоиться об этом щенке!

Она испуганно прижала сына к себе, и Роберт потащил ее к двери. Вскоре они оказались в темном углу возле конюшни, где стояли две оседланные лошади. Роберт позаботился даже о вещах и припасах. Он легко, как пушинку, закинул Аманду в седло и с торжествующей улыбкой уселся сам. Держа на поводу ее лошадь, он двинулся в сторону ворот, широко распахнувшихся при их появлении. Часовой приветствовал Роберта заговорщическим подмигиванием. Скоро форт Эдуард остался позади.

5 июля 1758 года

Адам чувствовал, как по спине пробегает холодок от возбуждения. Пятнадцатитысячная армия получила приказ выступить. Судя по приподнятому настроению, охватившему бывалых разведчиков, собравшихся вокруг Карстерса, эти люди вполне верили в скорую победу. Адам присоединился к их добродушному хохоту и грубоватым шуткам, стараясь избавиться от червячка сомнения, поселившегося в душе. Временами его настойчивый шепот вроде бы умолкал, но всякий раз возвращался вновь. Правда, при виде того, как огромная масса людей грузится на лодки и плоты, образовавшие на озере Георг флотилию длиной целых шесть миль, Адам вместе со всеми испытал невольный подъем, который тут же смешался с новой волной недобрых предчувствий. Кто знает, скольким из этих людей суждено будет вернуться живыми?..

По приказу лорда Хау отряд разведчиков погрузился на вельботы вместе с ротой его пехотинцев. Шлюпки двигались вперед до обидного медленно. Адаму ничего не оставалось, как бездельничать и снова и снова припоминать все подробности плана атаки на форт Карильон. Впрочем, план был весьма прост. Армия должна была высадиться на берег озера в семи милях от крепости и четырьмя колоннами двинуться на сближение с противником, причем одной колонне поручалось захватить старую лесопилку, расположенную на самых подступах к форту. Во главе каждой колонны будет идти отряд из разведчиков, легкой пехоты и снайперов. Просто и эффективно. Не предвиделось никаких осложнений. И мысли Адама все чаше стали возвращаться к личным делам.

Подготовка планов атаки в штабе лорда Хау заняла больше предполагавшихся двух недель. Но вот он наконец-то наступил — долгожданный день пятого июля — и Адам не мог удержаться от того, чтобы не помечтать о ближайшем будущем, в котором, как он надеялся, он получит свободу и сможет вернуться в форд Эдуард, к Аманде. Последние недели, посвященные обучению солдат, совершенно незнакомых с местностью, на которой предстояло воевать, дались ему нелегко, но хуже всего Адаму становилось по ночам. В темноте и тишине своей палатки ему не требовалось даже закрывать глаза, чтобы представить себе милое, ангельски прекрасное лицо Аманды. Вот она улыбается Адаму, и ее дивные синие глаза сверкают от счастья, а вот она плачет, и от горестной гримасы на нежном лице у него разрывается сердце. Вот Аманда кормит грудью своего малыша, и образ ее, освященный материнской любовью, вызывает благоговение, словно образ самой Мадонны. Вот Аманда высоко, надменно поднимает голову, заметив негодующие взгляды. Но чаше всего возникало лицо Аманды, доверчиво обращенное к нему, Адаму, с той молчаливой трогательной мольбой, что предназначалась только ему. Боже, как же он хотел поскорее вернуться!