Техасская звезда - Плененные любовью

Элейн Барбьери

Плененные любовью

Глава 1

8 августа 1757 года

Осажденная крепость держалась из последних сил. Густой пороховой дым плыл по влажному летнему воздуху, почти заслонив заходившее солнце. Нигде не было спасения от запаха гари. Пять дней длилась жестокая осада, и хотя в крепости всего хватало для отпора и оборонялись солдаты храбро, однако из-за непрерывного обстрела французской артиллерии были повреждены чуть ли не все пушки, разрушен северо-западный бастион, а число защитников сократилось с пяти до двух сотен. Казематы были полны — но не боеприпасами, а ранеными и умирающими. При первых признаках опасности переселенцы, привезенные землеустроительной компанией Спикмана, покинули свой лагерь и укрылись за стенами форта. Таким образом, теперь здесь находилось около тысячи семисот человек.

Воевавшие под командованием маркиза де Монткальма шесть тысяч французов и канадцев, а также тысяча семьсот индейцев ждали падения крепости с нараставшим нетерпением. Как это ни печально, они были близки к победе, ибо форт Уильям Генри — стойкая британская крепость, этот гордый бревенчатый «часовой» у стратегически важного озера Георг, — уже не мог сдерживать их натиск.

Грохот французских пушек не прекращался ни на минуту — казалось, стучали в огромный барабан. В этот гул смерти вливались шум падавших бревен и гудение жадного пламени. Стоявший в воздухе запах пороховой гари и дым от пожарищ вызывали тошноту. Молоденькая поселенка несколько раз судорожно вздохнула, пытаясь совладать с собой. Она виновато оглянулась и украдкой смахнула слезы, так некстати выступившие на глазах. Но лица окружавших ее людей были мрачными и напряженными. Каждый сосредоточился на своем и ни на кого не обращал внимания.

Девушка поспешно вернулась к своему занятию. Она делала бинты для раненых, лежавших в казематах. Ее мучила мысль, что эти бинты не принесут раненым какой-то значительной пользы, судя по тому, что она увидела в казематах несколько часов назад.

До сих пор ее мутило и бросало в дрожь при одном воспоминании об увиденном. Спертый воздух, вонь от немытых тел, крови, разлагавшейся плоти и человеческих испражнений. Мука и отчаяние отражались на лицах умиравших людей. Ее охватил такой ужас, что она моментально выскочила вон и забилась в долгом отвратительном приступе рвоты, ругая себя за слабость.

— Проклятие! — вырвалось у нее сквозь стиснутые зубы. — Больше это не повторится.

Потому что если она не справится со своими чувствами, как посмеет смотреть в глаза Роберту? Он нашел ее как раз в ту минуту, когда она сбежала от раненых. В ее ушах все еще стояли предсмертные вопли и стоны. Зарыдав, она отвернулась от Роберта.

— Роберт, не смотри на меня! Мне так стыдно, так стыдно. Но это было просто ужасно. Они там мучаются и знают, что скоро умрут. Один ополченец из Нью-Джерси — совсем еще мальчик — хотел, чтобы я подержала его за руку, и тянулся ко мне… Ох, Роберт, да ведь у него совсем оторвало эту самую руку, а он даже не замечал! И я убежала, и меня вырвало. Я не смогла помочь даже ему. Роберт, что со мной творится? Почему я ему не помогла?..

— Успокойся, Аманда. Старайся не думать о том, что там увидела. Тебе не станет легче, если будешь без конца себя проклинать. Бедный парнишка наверняка уже умер, и ты ничем не помогла бы ему, даже если бы осталась там.

— Но я могла бы его утешить.

— Тебе вообще не следовало туда соваться, — строго произнес Роберт. — Тебе нечего там делать. Ты слишком молода для такого кошмара.

— А тот парень — он разве не молод? Он не намного старше меня!

— Я же сказал тебе — забудь, выкинь из головы! — В голосе Роберта звучало раздражение. Слишком больно ему было видеть, как терзается Аманда. — Или ты вообразила, что одна в этой крепости испытываешь страх? Время от времени страх может испытать любой из нас. Тебе не в чем себя винить!

— Но я же струсила, Роберт!

Аманда едва сдерживала слезы. Роберт, удивленный столь бурным раскаянием девушки, заговорил мягче, надеясь успокоить ее:

— Ты напрасно осуждаешь себя, Аманда. Сейчас ни один человек в крепости не свободен от страха. Только дураки не способны испытать страх, когда есть чего бояться.

— Роберт, уж не хочешь ли ты сказать, что тоже боишься? — потрясение уставилась на него Аманда. Судя по едва заметной улыбке, к девушке уже возвращалось обычное присутствие духа.

— Ну, Аманда, ты же понимаешь, что я бы не хотел оказаться в числе дураков, поэтому признаюсь: да, и я немного боюсь. Ведь страх всегда живет в человеке, на самом дне его души — вопрос только в том, сумеет ли он его подавить, когда понадобится. А для этого нужен некоторый опыт. Разница между мной и тобой лишь в том, что ты так сильно испугалась впервые. И не смогла побороть страх. Это всегда трудно в первый раз.

Аманда надолго замолчала, стараясь окончательно прийти в себя. Ее все еще мучило чувство стыда, однако в душе она согласилась с Робертом: что случилось — то случилось, и слезами горю не поможешь. Наконец она произнесла, все еще не решаясь поднять глаза:

— Роберт, я такая глупая. Ты, наверное, разочаровался во мне?

В ответ он ласково, но решительно поднял ее лицо за подбородок, пока их глаза не встретились и Аманда могла сама убедиться в его искренности.

— Нет, Аманда, ты не сделала ничего такого, что заставило бы меня разочароваться в тебе, — серьезно и значительно произнес он.

Вряд ли у нее нашлись бы слова, чтобы выразить вспыхнувшую в душе благодарность за такое понимание. Несмотря на испытанное облегчение, она не смогла сдержать дрожу в голосе, когда с чувством ответила;

— Я обещаю, Роберт, что не сделаю этого и впредь. А вот теперь, вспоминая свою недавнюю искреннюю клятву, данную с такой решимостью, она сильно сомневалась, что сумеет все же ее исполнить. Девушка в любую минуту готова была снова поддаться демонам страха и проклинала себя за это. Откуда ей было знать, с какой неохотой отпускают эти демоны свою жертву? Тем более что в осажденной крепости страх гулял повсюду.

Стараясь не смотреть сквозь дверной проем во двор, где отчаянно суетились защитники форта — от этого становилось еще страшнее, — Аманда уткнулась в свою работу. Усилием воли она заставила себя отвлечься от жуткой действительности. Она вспомнила, как всего полтора года назад впервые оказалась в лагере поселенцев. Теперь, оглядываясь на это время, она удивлялась собственной былой наивности. Какой восторг испытала Аманда, когда сумела убедить родителей, что в свои пятнадцать лет она вполне может присоединиться к пионерам, строившим поселок недалеко от форта. Вдохновленная всеобщей целеустремленностью, девочка, не желая оставаться без работы, стала помогать нескольким женщинам, организовавшим нечто вроде общественной прачечной, чтобы и ее малые силы были направлены на грандиозное дело — создание нового государства. Естественно, ей и в голову не могло прийти, что усилия поселенцев могут оказаться напрасными. О, эти безумные детские мечты о славе первооткрывателей!

Устало прикрыв глаза, девушка тяжело вздохнула. Мечты безжалостно раздавлены жуткой реальностью. Вряд ли можно снискать славу среди этой бесконечной пытки, сидя за стенами обложенной врагами крепости, которая из-за непрерывного обстрела быстро превращается в руины, грозящие погрести под собой всех до единого защитников. Страшась неизбежного поражения, Аманда чувствовала, как иссякают жалкие остатки ее отваги и решимости. Ей было стыдно.

Внезапно осознав, как сильно не хватает ей дружеской поддержки Роберта, его мягкого юмора, способного разогнать любой страх, девушка горячо прошептала:

— Но я не должна быть обузой для него из-за дурацких детских страхов. Нет, больше никогда!

Черпая силы в только что одержанной над собой победе, Аманда набралась храбрости и даже осторожно выглянула из дверей того каземата, где укрылась от обстрела с другими женщинами. Наверняка скоро Роберт освободится с дежурства. Ей не терпелось похвастаться, что она сумела победить страх. Конечно, Роберт немедленно отправится прямо к ней — никаких сомнений. Аманда давно привыкла к тому, что молодой человек предпочитает ее общество, хотя многие девушки в поселке бросали в его сторону откровенно чувственные взгляды. У нее, как всегда, потеплело на сердце, когда в дверях возникла его высокая, плечистая фигура. Усталое лицо было испачкано порохом и грязью, а двухдневная щетина и темные круги под глазами говорили о тяготах осадного положения.

Аманда подумала, что даже в таком виде Роберт остается самым красивым мужчиной в форте. Она залюбовалась густыми рыжевато-каштановыми волосами, стянутыми в хвост на затылке, чеканным профилем, густыми темными бровями и мягкими карими глазами, нетерпеливо высматривавшими ее в наполненном людьми каземате.

И вот уже Роберт оказался рядом. Он взял ее за руку.

— Аманда, у меня почти нет времени, но нам необходимо поговорить.

Не дожидаясь ее согласия, он мягко, но решительно повел девушку к выходу.

С самого начала осады Роберт тревожился за Аманду, и с каждым днем тревога возрастала настолько, что больше Роберт ни о чем не мог думать. Сегодня ему стало ясно, что ни у кого из защитников нет шанса дожить хотя бы до завтра. А ведь он так еще и не признался Аманде в своих чувствах к ней. Давно ли он полюбил ее? Он и сам не знал толком, когда зародилось это чувство, однако хорошо помнил день их первой встречи.

Склонившись над корытом, Аманда стирала мундир в теплой мыльной воде так старательно, что этим у любого могла вызвать умиление. Чудесные светлые волосы были небрежно связаны сзади. Несколько непослушных прядок вырвались на волю и потемнели от пота, выступившего на шее от летнего зноя и от усилий юной прачки, Короткие мягкие завитки обрамляли нежное лицо. Поношенное голубое платьице намокло от брызг, пока девушка отстирывала пятно с мундира — между прочим, его собственного. На ее щеках появился румяней — результат напряженного труда. Пятно не поддавалось, и Аманда от усердия даже прикусила нижнюю губу. Вот она оторвала от мундира сердитый взор, и Роберт невольно охнул, пораженный дивным блеском ярко-синих глаз. Девушка с удесятеренным усердием вернулась к работе, и Роберту показалось, что он видит перед собой маленького трудолюбивого ангела, милостиво сошедшего к нему с небес.

С той самой минуты Роберт только об Аманде и думал, хотя его смущало, что он, взрослый молодой человек двадцати пяти лет, совершенно околдован девочкой, почти еще ребенком. Роберт зачастил в гостеприимный дом Старкуэдеров, изображая из себя друга семьи. Он полагал, что весьма успешно скрывает свои чувства. Однако Джон Старкуэдер быстро все понял. Ведь он был постарше и поопытнее Роберта. Всякий раз, когда Роберт вспоминал их с Джоном разговор на эту тему, он не мог сдержать улыбки.

— А ну-ка, Роберт, признайся, почему ты так часто стал ходить ко мне. Неужели только для того, чтобы поболтать со мной? Или тебе нравится стряпня моей женушки?

Роберт, захваченный врасплох, что-то забормотал в ответ, но быстро умолк, почувствовав, как от смущения краснеет. А Джон, не спуская с него чуть насмешливого взгляда, добавил:

— Или ты положил глаз на то, что нам с женой удалось произвести на свет общими усилиями?

— Черт бы тебя побрал, Джон! — расхохотался наконец Роберт. — Ты же и сам все отлично понимаешь. Я не могу ею налюбоваться! Но ведь она еще ребенок. Я очумел от любви к ней. И получается, что я сам себя загнал в угол.

Столь откровенное признание явно пришлось по душе старине Джону, и он громко, добродушно рассмеялся. Наконец, вытерев выступившие на глазах слезы, Джон ободряюще произнес:

— Ну, Роберт, хотя время способно излечить многое, я все же рад, что у тебя есть совесть и ты не пытаешься окрутить ее прежде, чем она для этого созреет, хотя сам-то созрел уже давным-давно! — Снова широко ухмыльнувшись, Джон продолжил: — В наше время девчонки растут куда как быстро, а из Аманды выйдет добрая, преданная жена для любого мужчины. И я не возражаю, Роберт, чтобы этим мужчиной стал ты — если согласишься подождать, пока она подрастет.

У Роберта от волнения вдруг пересохло в горле. Он давно пообещал себе то, что собирался сказать сейчас Джону.

— Что ж, Джон, я согласен ждать сколько нужно, — торжественно произнес Роберт. В этот момент в комнату вошла Аманда, и его сердце учащенно забилось. Он едва слышно добавил, любуясь ею: — Тем более что ждать осталось совсем недолго.

Мужчины больше никогда не заговаривали об этом. Месяцы летели один за другим и сложились в год, принесший немалые перемены. Аманда из девочки превратилась в девушку и стала еще краше, а Роберт еще сильнее любил ее. И вот минули уже полтора года их знакомства. Роберт успел занять прочное место в жизни Аманды, Оставалось совсем немного — перекинуть мостик, по которому дружба переходит в любовь. Но внезапно оказалось, что больше ждать нельзя.

Они укрылись под уцелевшей стеной. Он повернулся к ней лицом. Девушка немым вопросом отвечала на его напряженный, пристальный взгляд.

Как всегда, Роберт не мог не восхититься совершенством этого доверчивого, милого лица. Наверное, он так никогда и не привыкнет к ослепительной красоте своей любимой и всякий раз при взгляде на нее будет вздрагивать от восторга. Роберт не мог налюбоваться мягкими, светлыми волосами, падавшими на хрупкие плечи, молочно-белой нежной кожей высокого лба, обрамленного пушистыми локонами, этими невероятными, сияющими синими глазами, оттененными необычно густыми и длинными ресницами, этими губами. Мягкие розовые губы, слегка раздвинутые сейчас в доброй улыбке, особенно маленькая ямочка, появившаяся в уголке рта, заставляли Роберта дрожать от вожделения.

Роберт понимал, что Аманде невдомек, насколько она обворожительно выглядит и как неистово он ее желает. Он начал разговор, осторожно подбирая слова.

— Аманда, я должен сообщить тебе что-то очень важное, о чем давно уже собирался сказать. — Он придвинулся вплотную, так что совершенно заслонил ее изящную фигурку своим телом. — Тебе известно, что положение наше отчаянное. Если курьер полковника Монро не приведет помощь из форта Эдуард, мы пропали. А тогда одному Богу известно, что с нами будет.

Аманда затрепетала, услышав, как облекаются в слова ее собственные скрытые страхи, но Роберт обнял ее и с удивительной нежностью стал гладить по шелковистой щеке своей сильной, загрубевшей от мозолей рукой. Его голос стал сиплым от волнения.

— Я обещал твоим родителям, что не буду спешить с разговорами на эту тему, однако время наше на исходе, и я бы все же хотел объясниться. Я хочу сказать, что люблю тебя и мечтаю на тебе жениться.

Роберт затаил дыхание в ожидании ответа, которого так и не услышал. Аманда устремила на него ошеломленный взор, явно утратив дар речи после столь неожиданного для нее признания друга. С уст Роберта сорвался горький смешок, он снова привлек девушку к себе и на миг спрятал свое лицо в ее теплых, пушистых волосах.

— Аманда, если кто-то и мог удивиться моим словам — так это ты одна. Потому что обо мне давно судачит весь поселок. Дескать, взрослый мужик двадцати шести лет от роду совсем потерял голову из-за шестнадцатилетней девчонки, в которой и росту от горшка два вершка. — В этот миг, словно протестуя против безнадежности своего чувства, он сильно прижал Аманду к себе. А потом слегка отодвинулся и тревожно заглянул ей в лицо. Девушка по-прежнему не отвечала ему ни словом, ни жестом, отчего его неуверенность только возрастала. Может, он все-таки поторопился с этим разговором? Но черт побери, ведь завтра для них может вообще не наступить! И Роберт с нетерпением стал добиваться от нее ответа.

— Что с тобой, дорогая? Неужели ты действительно так удивлена? Наверное, это из-за разницы в возрасте? Аманда, но ведь ты скоро станешь совсем взрослой. Ты могла бы тоже полюбить меня, правда? Аманда, — в его голосе послышалась мольба, — пожалуйста, скажи что-нибудь!

Роберт очень боялся получить отказ. Он умолял Аманду снова и снова, окончательно охрипнув от избытка чувств. Он не в силах был унять нараставший нервный озноб.

Прошло еще несколько мучительных минут, прежде чем Аманде удалось совладать с растерянностью. Это правда, она всегда ощущала нечто необычное в своих отношениях с Робертом, однако не придавала этому значения. Не понимая, какую муку причиняет ему ее молчание, девушка всматривалась в такое знакомое ей лицо. Его нежный, молящий взгляд задел что-то в глубине ее души. Этот сильный, красивый мужчина, затаивший дыхание в ожидании ответа, не мог ее оставить равнодушной. Она подумала, что в конце концов всегда относилась к Роберту с любовью. И даже не представляла, как бы стала жить без него. Может, это и есть та самая любовь — то теплое чувство, что рождается у нее в груди от его прикосновений? Впрочем, что бы там она ни думала о своих чувствах к Роберту, при виде неподдельной муки, с которой он ждал ее решения, было ясно одно: если она не согласится стать его женой, он навсегда утратит душевный покой.

— Это все так неожиданно, — тихо произнесла Аманда и, заметив, как исказилось от душевной боли лицо Роберта, нерешительно добавила: — Но если ты действительно уверен, что хочешь на мне жениться, да, Роберт, я буду твоей женой.

Просияв от невероятного, неземного счастья, Роберт негромко застонал, словно внутри его ослабла наконец какая-то жесткая пружина. Он прижал к себе Аманду и впился в ее губы страстным, жадным поцелуем, о котором так долго мечтал.

Аманда совершенно не ожидала, что испытает сильное возбуждение. Он не отрывался от ее рта, и захваченная врасплох Аманда покорилась полностью его воле. Роберт еще сильнее прижал к себе ставшее мягким и податливым тело, в котором разбудил совершенно новые, незнакомые ощущения. Внезапно Роберт отстранился — теперь он дрожал еще сильнее, а дышал неровно и часто.

— Аманда, — хрипло зашептал он, стараясь заглянуть ей в глаза, — мы поженимся, как только закончится бой. Он не может не закончиться. Курьер наверняка уже вызвал помощь. — Дрожа от нетерпения, Роберт снова привлек Аманду к себе и поцеловал, но на сей раз быстро прервал поцелуй и продолжил: — Идем же, скажем твоим родителям!

Обнимая Аманду за талию, Роберт повел ее со двора в казарму, чтобы сообщить Старкуэдерам о своем счастье.

Сон бежал от Аманды, когда ночью она лежала на жесткой циновке в углу казармы, отведенной для укрывавшихся в форте поселенцев. Девушка пребывала в полном смятении. Наступившая вдруг тишина казалась странной — за эти дни слух успел привыкнуть к непрерывному гулу французских пушек. Снова и снова Аманда закрывала глаза и старалась заснуть, но не могла отогнать мысли, терзавшие рассудок. Ее родители не были ни удивлены, ни расстроены сообщением Роберта, однако жалкое состояние форта и неуверенность в будущем уничтожили почти всю радость от столь значительного события. Что-то с ними будет? Ни у кого не оставалось надежды, что форт Уильям Генри выдержит новую атаку французов. И что потом? Аманда вдруг заметила какое-то движение возле двери. Высокая фигура осторожно шагала между спящими прямо на полу людьми. Человек приблизился, опустился на корточки, и она услышала голос Роберта:

— Аманда, ты не спишь?

Большая рука осторожно погладила серебристые пряди волос.

— Нет, Роберт, я не могу заснуть.

— Тогда давай ненадолго выйдем. Мне заступать на пост через час. Лучше я проведу его с тобой, а не в казарме.

В темноте Аманда едва разглядела, что он улыбается. Она поспешно откинула одеяло и встала — осторожно, чтобы не разбудить соседей. Ночная тьма милостиво подарила им то уединение, которое невозможно было найти в форте при свете дня. Едва они вошли во двор, Роберт сгреб ее в охапку и принялся жадно целовать. Теперь ему уже мало было выпить нектар только с розовых губок. Он покрывал мягкими, торопливыми поцелуями все лицо, о чем прежде мог только мечтать. Он наслаждался вкусом гладкой, нежной кожи на лбу, и на щеках, и в тех волшебных ямочках, что так заманчиво играли в уголках ее рта. Ласково заставив Аманду откинуть голову, он стал целовать ее шею.

Сердце Аманды билось все чаще, а по телу прокатилась волна незнакомой горячей истомы. Где-то глубоко внутри зародился ответный трепет. Роберт опускался все ниже, и под его поцелуями разгоралась кожа на чутких грудях, едва скрытых ночной рубашкой.

— Тебе придется помочь мне, Роберт, — дрожащим голосом произнесла она. — Подскажи мне, что надо делать. Я ужасно хочу сделать тебя счастливым, но не имею понятия как.

Эта откровенность тронула Роберта до глубины души.

— Не очень-то полагайся на меня, дорогая, — прошептал он. — Потому что сейчас я даже сам бы на себя не положился. — Лукаво засмеявшись, он снова припал к ее губам и прижал к себе юное тело.

— По-моему, Роберт, тебе следует малость вздремнуть, прежде чем идти на пост, — раздался в дверях звучный голос, и захваченная врасплох парочка быстро обернулась.

— Джон, пожалуйста, не сейчас, — взмолился Роберт. — Дай мне еще минуту! Я хочу побыть с ней хотя бы минуту.

— Нет, Роберт. — Голос Джонатана Старкуэдера был полон решимости.

Роберт с неохотой разжал объятия и мягко промолвил:

— Тебе лучше идти, дорогая. Завтра я приду к тебе, как только освобожусь с поста.

Аманда еще не успела повернуться, чтобы уйти, — вдруг сильные руки Роберта снова сжали ее в объятиях, а его губы припали к ее губам в страстном, долгом поцелуе. Наконец, когда Аманда снова затрепетала всем телом, Роберт отпустил ее и сказал:

— Теперь я буду уверен, что во сне ты увидишь только меня, дорогая.

Коротко попрощавшись с ее отцом, Роберт быстро исчез в темноте.

9 августа 1757 года

Тишину теплого солнечного утра безжалостно нарушил возобновившийся обстрел. За ночь французы успели передвинуть линию огня еще ближе к крепости и теперь били прямой наводкой, превращая в руины жалкие остатки укреплений. Осажденные не сомневались, что настал их последний час. Отважные мужчины продолжали сражаться, стараясь отстоять обреченный форт, а женщины и дети сбились в кучку и молча ждали своей гибели. Внезапно пушки замолкли. И эта невероятная, неестественная тишина еще больше напугала осажденных. Понимая, что теперь они оказались целиком в зависимости от французов, люди напряженно ожидали дальнейших действий врагов.

Роберт торопливо высмотрел Аманду в толпе, собравшейся в крепостном дворе, подошел поближе и ободряюще пожал ей руку. Вскоре наблюдатель со стены крикнул:

— Появился верховой с белым флагом!

Изо всех сил стараясь унять нервную дрожь, Аманда стояла рядом с Робертом среди двух сотен уцелевших бойцов гарнизона и жалкой кучки поселенцев, замерших в ожидании условий капитуляции.

Вскоре подъехал молодой французский солдат с чрезвычайно серьезным лицом. Он был пропущен в форт и препровожден к полковнику Монро. Парламентер держался самоуверенно, но его внутреннее напряжение выдавал пот, обильно выступивший на юном лице. Лихо отсалютовав, солдат протянул полковнику конверт, оставив у себя второй, потолще.

Толпа мгновенно заволновалась, и Аманда услышала впереди чей-то грубый голос:

— Черт побери, Джереми! Да ведь этот ублюдок привез полковнику его собственное письмо, отправленное в форт Эдуард! Бедняга Джейк, поди, и на милю отсюда не успел отъехать.

— Да ты, Барт, никак рехнулся! Этого не может быть! — Говоривший явно не желал верить очевидному.

— А я говорю, что так оно и есть! Я успел разглядеть печать. Да ты сам посмотри на его лицо. И так ясно, что наша песенка спета!

Аманда торопливо всмотрелась в лицо полковника Монро и, прочитав правду по горестно скривившимся чертам сурового шотландца, с печальным видом повернулась к Роберту. Тот ободряюще улыбнулся и шепнул:

— Не тревожься, дорогая. Все будет хорошо. Однако дрожавший голос выдавал его неуверенность. Ошеломленная толпа во дворе замерла, затаив дыхание, когда француз передал полковнику Монро второй конверт. Полковник принял пакет и направился к южным казармам, чтобы обсудить послание со своими офицерами — никто не сомневался, что это условия капитуляции, выставленные маркизом де Монткальмом.

Аманда, отчаянно вцепившись в руку Роберта, замерла вместе с остальными, молчаливо дожидавшимися решения своей участи. Не прошло и часа, как полковник Монро со своей свитой вышел из казармы. Британцы решительно направились к французскому курьеру, который также дожидался конца совещания. Вежлива отсалютовав, офицеры вручили французу бумаги. Ясно было, что все это делается лишь ради соблюдения формальностей — капитуляция и так была предрешена. Наконец лейтенант Фостер сообщил тем, кто ждал во дворе, условия сдачи.

ПАРАГРАФ ПЕРВЫЙ

Гарнизон форта Уильям Генри и ополчение из лагеря переселенцев имеют право сохранить свое оружие, знамена и знаки воинского отличия, а также небольшое количество личных вещей — для солдат и офицеров.

Им следует покинуть форт Уильям Генри завтра на рассвете, в сопровождении французского конвоя из представителей регулярных войск и индейских отрядов, под командованием французских офицеров.

ПАРАГРАФ ВТОРОЙ

Как только армия Британской короны покинет форт и будет дан сигнал капитуляции, ворота крепости должны быть открыты перед солдатами Его Христианнейшего Величества.

ПАРАГРАФ ТРЕТИЙ

Вся артиллерия, боеприпасы, запасы провианта и прочее, за исключением того, что перечислено в параграфе первом, поступают в распоряжение войск Его Христианнейшего Величества, с каковой целью необходимо составить подробную опись, в которую будет входить сам форт с его укреплениями и сооружениями.

ПАРАГРАФ ЧЕТВЕРТЫЙ

Гарнизону форта, а также примкнувшему к нему ополчению запрещается в течение восемнадцати месяцев начиная с сегодняшнего дня участвовать в боевых действиях против войск Его Христианнейшего Величества и Его союзников. Потому к описи имущества следует приложить полный список оборонявших форт солдат, офицеров и добровольцев, а копию его передать всем командирам.

ПАРАГРАФ ПЯТЫЙ

Вес офицеры, солдаты, канадские ополченцы, женщины и индейцы, захваченные в плен с момента объявления военных действий в Северной Америке, должны быть в течение трех месяцев переведены в форт Карильон согласно спискам, предоставленным французскими властями. Их обменяют на равное число подданных Британской короны, захваченных в плен на французской территории. Обмен должен организовать специально уполномоченный английский офицер.

ПАРАГРАФ ШЕСТОЙ

Один офицер Британской короны будет удерживаться как заложник до той поры, пока не завершится обмен пленными.

ПАРАГРАФ СЕДЬМОЙ

Все больные и раненые, не способные немедленно отправиться в форт Эдуард, остаются в форте Уильям Генри под зашитой маркиза де Монткальма, который обещает им свое покровительство до полного выздоровления и возможность беспрепятственно покинуть форт.

ПАРАГРАФ ВОСЬМОЙ

Маркиз де Монткальм, желая выказать свое уважение к доблести защитников форта Уильям Генри, позволяет им забрать с собой одну шестифунтовую пушку.

Подписано в полдень, на подступах к форту Уильям Генри, девятого августа тысяча семьсот пятьдесят седьмого года.

Осада, длившаяся почти шесть суток, закончилась, и над фортом Уильям Генри подняли белый флаг. Крепость сдалась. Начало завоеваний Французской короной водных путей Нового Света оказалось успешным.

У Роберта вырвался глубокий вздох облегчения. Нет больше неопределенности. И хотя они проиграли, условия капитуляции были честными и не унижали побежденных. А один пункт в этом длинном списке особенно привлек его внимание. Согласно долгу чести он в течение восемнадцати месяцев не имеет права участвовать в военных действиях. Роберт улыбнулся. Великодушный противник невольно устроил молодому солдату роскошный медовый месяц…

Аманда, желая узнать мнение Роберта об условиях капитуляции, взглянула на него и с удивлением обнаружила, что он улыбается во весь рот. Заметив растерянность Аманды, Роберт ласково обнял ее и прошептал чуть ли не весело, подталкивая вперед:

— Пожалуй, надо поскорее отыскать твоих родителей и начать собираться.

Однако очень скоро Роберту стало не до веселья. Оказавшись в заполненной людьми казарме, Аманда с ужасом увидела на лицах многих женщин тот страх, который они до сих пор старательно скрывали.

— Аманда! Роберт! — окликнул их из дальнего угла Джон, — Скорее, у нас совсем мало времени! — Молодые люди приблизились, и он добавил: — Индейцы давно уже заждались, и им плевать на всякие там условия капитуляции. Единственное, что им хочется, — это сдирать скальпы, и вряд ли французы сумеют их удержать!

В тот же миг, словно в подтверждение его слов, воздух задрожал от пронзительных воинственных кличей — это индейцы предприняли попытку прорваться в ворота.

Джон обернулся к Роберту, обменялся с ним многозначительными взглядами и сказал, крепко сжимая плечо будущего зятя:

— Ты, Роберт, и представить себе не можешь, как я рад, что Аманда будет под твоей опекой. Я с легким сердцем вверяю тебе судьбу своей дочери.

— Считай, что я дал тебе слово, Джон. Покуда я жив, можешь не беспокоиться за Аманду, — серьезно ответил Роберт.

Молча кивнув друг другу, они принялись помогать женщинам, которые уже начали собирать пожитки. Через несколько минут молоденький капрал, явно торопившийся разнести приказ по всем казармам, заглянул в дверь и отчеканил:

— По приказу полковника Монро следует оставить здесь все чемоданы и сундуки, предварительно заперев их на замок. Л также необходимо уничтожить все спиртное! Командир считает, что чем больше вещей обнаружат мародеры, тем лучше для вас. Это задержит индейцев на какое-то время в стенах форта и позволит вашей колонне отойти подальше.

Не желая слышать никаких возражений, капрал поспешил дальше.

Но люди, находившиеся в казарме, и не думали подчиниться приказу командира. Женщины, расстроенные тем, что и так уже потеряли большую часть нажитого добра, продолжали собираться как ни в чем не бывало. Однако ближе к вечеру даже самым упрямым стало ясно, что унести удастся очень немного. Переселенцы с трудом передвигались вслед за солдатами гарнизона к месту, где им предписано было провести ночь. Не веря обещаниям Монткальма, они оставляли в форте своих больных и раненых без особой надежды увидеть их снова. Колонна еще не успела покинуть форт, как через проломы в западной стене повалила толпа индейцев. Аманда, шагавшая следом за родителями рука об руку с Робертом, почувствовала, как по спине побежали мурашки от диких воинственных воплей, сотрясавших воздух над опустевшим фортом. Роберт, стараясь поддержать Аманду, слегка сжал ее руку и сказал: