Тем временем одеяло было приведено в порядок, и Аманда не спеша выпрямила затекшую спину и захотела выглянуть из вигвама, как вдруг услышала у входа чьи-то шаги. В следующий миг она испуганно охнула: перед ней наяву предстал тот, о ком она только что думала, и потрясенная Аманда чуть не упала без чувств.

— Привет, Аманда, — промолвило видение вполне человеческим, знакомым до боли голосом, доказывая свою реальность, и Аманду захватила огромная, невероятная радость, В восторге она кинулась вперед и припала к горячей знакомой груди.

— Адам, Адам, как я по тебе скучала! — И в тот же миг она осознала простую правду своих слов.

А Адам, обезумев от счастья, прижимал ее к себе и все еще не верил в столь удачный исход — ведь всю дорогу он только и делал, что готовился стойко выслушать новую отповедь за то, что посмел не подчиниться ее приказу. Сначала он еще пытался сдерживаться из опасения, что снова выдаст себя и слишком откровенное возбуждение и желание могут отпугнуть доверчиво приникшую к нему Аманду. Он и сам не заметил, как сжал ее крепко и зашептал:

— Всю дорогу я так и этак прикидывал, как бы объяснить свое возвращение, чтобы ты не разозлилась, хотя правда заключается в том, что я просто больше не мог оставаться без тебя. Я должен был во что бы то ни стало вернуться и забрать тебя с собой. Аманда, пожалуйста, поедем со мной! Я…

— С тех пор, как ты уехал, Адам, многое успело измениться, — сказала она, думая только о том, как бы поскорее все объяснить, но он вдруг напрягся всем телом и тревожно заглянул ей в лицо.

— Что это значит? — резко спросил он.

— Лишь то, что я поняла наконец: мне не найти здесь убежище от жизни, как я мечтала. Из этого ничего не вышло. И я решила вернуться в форт и постараться устроиться там, чтобы жить только для Джонатана и для себя.

Адам подумал что Аманда чего-то недоговаривает, но не пожелал тратить время на расспросы. Лучше уж он сперва увезет ее отсюда подальше, пока она снова не передумала, а там…

— Ну что ж, тогда собирайся, Аманда, — промолвил он, ласково пожимая ей руки. — Мы сегодня же отправимся назад.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но внезапно у входа загремел разъяренный гортанный голос:

— Она никуда с тобой не поедет! Аманда должна стать моей женой! Я заботился о ней и опекал ее с того самого дня, как она вернулась в деревню! — И Саскахокус добавил, угрожающе понизив голос: — А ты не смей к ней прикасаться!

Своим грозным криком абнаки добился совершенно не того, чего ожидал, так как хотя Адам и отпустил Аманду, он в тот же миг заслонил ее собой и оказался лицом к лицу с Саскахокусом, не скрывая своих намерений. Огромные руки сжались в кулаки, а лицо стало напряженным и грозным.

Аманда в ужасе уставилась на разъяренного Саскахокуса, не узнавая в нем того милого и приветливого юношу, с которым чуть не подружилась зимой. Сердце ее тоскливо сжалось, как от потери близкого человека, но сейчас было не до этого — она поспешила встать между двумя мужчинами и заговорила как можно решительнее:

— Саскахокус, мой добрый друг. Ты всегда был щедрым и чутким. Я приношу тебе свою благодарность и прошу простить меня, ибо ты достойный и честный мужчина. Но я должна вернуться к своему племени. И прошу принять мое решение.

— Ты никуда не уйдешь с этим человеком.

— Адам — мой друг. Именно он привез меня сюда, чтобы я могла оплакать мужа и пережить свою скорбь. И будет правильно и справедливо, если именно с ним я вернусь к своему народу. Но ты должен знать, Саскахокус, что часть моей души по-прежнему останется в вашем племени, с моими близкими и друзьями, и что благодаря моему сыну между нами возникли кровные, неразрывные узы. Я еще раз прошу тебя позволить нам уехать с миром.

В течение долгих, тревожных минут на выразительном простодушном лице Саскахокуса отражалась терзавшая его душевная борьба. Но вот смятенный взгляд прояснился, а черты застыли в непроницаемой маске настоящего краснокожего, и он грубо отрезал:

— Как хочешь.

Не говоря больше ни слова, абнаки прошел мимо нее и покинул вигвам. Адам поспешно напомнил:

— Собирайся. Мы уедем сейчас же.

Торопливое расставание со своей семьей слилось в памяти Аманды в какой-то пестрый вихрь — совсем как их встреча а день возвращения в деревню. Она помнила лишь горячие, искренние слезы ее матери и сестер да сдержанное прощание с Кахакетит, которой она торжественно пообещала как можно чаше привозить в деревню Джонатана, чтобы мальчик не забывал свой народ. Последнее, что ей вспоминалось потом, — напряженная коренастая фигура молодого воина, державшегося в стороне и следившего за ее отъездом. У Аманды стало еще тяжелее на сердце. Но она обрадовалась, когда увидела, что Мамалнунчетто, решившись, приблизилась к одинокому воину, не спуская с него преданного, сочувственного взгляда.

«Спасибо тебе, Мамалнунчетто, за тот мир в душе, который ты мне только что подарила».

Благодарность Аманды, так и не произнесенная вслух, была вполне искренней.

Необычно теплый мартовский день быстро остыл, стоило солнцу склониться к закату, а Джонатан на руках у Адама непрерывно ворочался и ныл, требуя, чтобы его немедленно переодели и накормили. Примерно через час Адаму удалось высмотреть место, подходящее для ночевки, где он снял Аманду с седла и передал ей заботы о сыне, а сам занялся устройством стоянки. Оба были заняты каждый своим делом, как и прежде, во время былых скитаний, но Аманда заметила, что Адам часто посматривает на нее. Собственно говоря, он попросту не сводил с нее глаз, и под его пристальным взглядом она почувствовала себя до того неловко, что едва решилась расстегнуть платье, чтобы дать Джонатану грудь, заливаясь краской смущения. Теплое, живое тельце младенца блаженно расслабилось у нее на руках, Джонатан жадно сосал молоко, и Аманда нерешительно подняла голову — чтобы увидеть, что Адам смотрит на нее по-прежнему. Наконец он встал и подошел к тому месту, где Аманда расстелила старое одеяло. Адам уселся рядом, ласково обнял ее за плечи и так поддерживал ее все время, пока она кормила младенца.

Совершенно довольный, малыш скоро снова заснул. Алые губки, на которых все еще оставались капельки молока, приоткрылись во сне, вызвав новую волну горячей материнской любви, и Аманда посмотрела на Адама. Нежность, ясно читавшаяся на его мужественном лице, так тронула ее, что она смешалась и поспешила заняться привычными хлопотами, устраивая Джонатана на ночь.

После этого они уселись за свой скудный ужин и съели его молча. Аманда все еще сидела у костра и с тревогой следила, как Адам расстилает одеяла. Прежде чем ложиться спать, она ненадолго отошла в сторонку. Адам, гревший руки над огнем, при ее появлении выпрямился и медленно шагнул навстречу, чтобы ласково, бережно привлечь к себе. С высоты своего роста он заглянул Аманде в лицо. Она чувствовала, как напряглось его массивное, сильное тело, когда он заговорил:

— Аманда, пора окончательно выяснить многое в наших отношениях. — И в ответ на ее недоуменный взгляд он продолжил: — Теперь, когда ты снова со мной, я ни за что не хочу тебя потерять. Мы поженимся в тот же день, как вернемся в форт Эдуард.

Аманда лишь испуганно ойкнула, отчего Адам заметно побледнел и задрожавшим голосом сказал:

— Я не такой уж полный дурак, чтобы еще раз позволить тебе исчезнуть! Больше такого не повторится — даю тебе слово. И ты станешь моей женой. Ну как ты до сих пор не понимаешь, что это судьба?

— Я никогда больше не выйду замуж!

— Нет, ты выйдешь за меня!

— Ни за что! Ни за что!

Разозленный таким упрямством, он резко встряхнул ее за плечи:

— А как же ты намерена обеспечить свою жизнь? И вырастить сына?

— Бетти и капитан — они помогут мне, пока я буду искать какую-нибудь работу, — в отчаянии пробормотала Аманда.

— Значит, ты готова принять их помощь и подачки из жалости, но гордо отметаешь то, что предлагаю я? Аманда, ведь я хочу дать тебе дом, будущее для твоего сына, свою защиту и любовь!

— Но ты требуешь слишком многого взамен!

— Я ничего от тебя не требую.

— Ты хочешь, чтобы я полюбила тебя, Адам! А я не в состоянии полюбить тебя так, как жене полагается любить своего мужа. Роберт… он… в общем, эта часть моей души погибла без возврата. В ней нет любви, которой я могла бы делиться с тобой. Все, что было, ушло с Чингу. И останется с ним навечно.

Адам надолго умолк, и Аманда все это время не сводила с него взгляда, молившего о понимании.

— Если в твоем сердце больше не осталось любви, я не буду требовать, чтобы ты полюбила меня, Аманда. Мне достаточно и того, чтобы ты позволила мне любить тебя.

— Нет-нет… — произнесла она, качая головой.

— Подумай, прежде чем еще раз отвергнуть меня, Аманда! Ты твердишь, что не в состоянии больше любить, но ведь жизнь твоя на этом не закончилась. Тебе нужно на что-то существовать — тебе и твоему сыну. И ты нужна мне. Потому что моя жизнь пуста и бессмысленна без тебя. Ты свет моих очей, смысл…

— Хватит! Я не желаю больше слушать! Замолчи, замолчи! — Аманда все больше поддавалась панике, разбуженной его горячими словами. Эти слова были слишком знакомы, вот только говорил их другой голос, в другое время и в другом месте.

— Неужели ты готова лишить меня жизни? Неужели я так ненавистен тебе, что ты не желаешь хотя бы позволить мне просто любить тебя и заботиться о тебе, ничего не требуя взамен? Аманда, позволь мне любить тебя, — дрогнувшим голосом взмолился он. — Я не в силах жить вдали от тебя. — Его голос понизился до шепота, он привлек ее к себе и уткнулся лицом в макушку. — После того как ты прогнала меня в последний раз, я старался обрести тебя в каждой женщине, которую сжимал в объятиях. Но никто не сможет заменить мне тебя. Только ты, ты одна мне нужна. — Он умолк и прижался к Аманде всем телом.

Ей было ужасно больно. Нет, это не была физическая боль от грубых рук. Просто при виде его мучений от неразделенной любви в ее сердце проснулось такое сострадание, что она не выраэжала. Аманда слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, и ласково провела маленькой ладошкой по его лицу.

— Адам, неужели ты готов по доброй воле связать свою жизнь с женщиной, не способной ответить на твою любовь?

Неужели ты так этого хочешь? — Да — если этой женщиной будешь ты!

Долго, бесконечно долго она смотрела ему в глаза и наконец шепнула:

— Ну что ж, Адам, если ты так уверен, я согласна выйти за тебя и буду неустанно молиться, чтобы ты никогда не пожалел об этом.

Его лицо осветилось таким счастьем, что она невольно зажмурилась и постаралась побороть последние сомнения. А Адам обнял ее со всей силой вновь ожившей страсти и зашептал прерывистым от избытка чувств голосом:

— Сегодня. Аманда, ты позволишь мне любить тебя сегодня? — Он отодвинулся и заглянул ей в лицо, добавив: — Чтобы я был спокоен, что наше соглашение принято и больше ты меня не покинешь?

По ее телу пробежал внезапный холодок, она тут же напряглась от страха, но где-то в глубине души зашептал упрямый голос: «Ты же не станешь требовать от него, чтобы он женился на тебе вслепую, не убедившись прежде, что получил то, что желал?»

Адам, затаив дыхание, следил за игрой чувств на ее прекрасном лице и весь сжался, ожидая отказа. Но вот ее лицо как-то разом приняло спокойное, решительное выражение. Нежный голос все еще дрожал, но взгляд синих глаз говорил о принятом решении.

— Да, Адам, сегодня.

Он чуть не подпрыгнул от радости, схватил ее в охапку и понес к одеялам. Осторожно опустил на них стал раздевать неловкими, дрожащими руками. Он застыл, сидя на корточках, в восхищении перед ее идеальным, прекрасным телом, потом вскочил, разделся сам и снова остановился, любуясь Амандой.

Ее внимание тут же привлекла упругая мужская плоть, заметно пульсировавшая и наполнявшаяся кровью прямо на глазах, и она смущенно потупилась. А он медленно, не спеша улегся рядом, прижал ее к себе и прошептал, все еще не веря своему счастью:

— Наконец-то!

Стоило Адаму прикоснуться к бледной, гладкой коже, как по его жилам пробежал огонь, руки, ласкавшие белые груди, задрожали, и ему пришлось зажмуриться и стиснуть зубы, чтобы совладать с дикой вспышкой желания. С тихим стоном он поцеловал ее в губы. Теперь не нужно было скрываться, и Адам целовал ее жадно, долго, проникая языком во влажную ароматную глубину. Но желание не давало ему остановиться надолго, и вот уже его губы заскользили по ее лицу, шее и плечам, пока не достигли удивительных мягких полушарий. Адам ласково прошелся языком по чутким, набухшим соскам и чуть не пожалел об этом — Аманда заметно напряглась и попыталась отодвинуться. Но он терпеливо, бережно ласкал ее снова и снова, пока с ее губ не слетел жалобный стон, а разбуженное тело стало отвечать на ласки. Ободренный этой победой, Адам решился на следующий шаг и осторожно погладил манившую его укромную ложбинку между ног. Последний испуг и напряжение исчезли без следа, и любящие, настойчивые руки и губы вернули к жизни юное дивное тело и заставили его содрогаться от страсти. Окончательно потрясенная предательским поведением собственного тела, Аманда глухо вскрикнула, обливаясь слезами:

— Пожалуйста, Адам, пожалуйста, сделай это сейчас! Однако он все еще продолжал ласкать ее, и она взмолилась, не в силах вытерпеть сладостную пытку;

— Скорее, Адам, скорее!

Не веря своим ушам Адам замер, глядя в ее пылавшее желанием лицо. С каким-то невнятным восторженным воплем он накрыл ее рот своим и приподнялся так, чтобы найти вход в горячую, влажную пещерку, которую только что нащупали ловкие пальцы. Одним рывком Адам вошел внутрь, отчего ее губы невольно приоткрылись с легким стоном. Адам начал двигаться медленно, осторожно и вскоре был вознагражден: ее тело стало двигаться в такт его движениям, пока оба не достигли вершины наслаждения. Задыхаясь, Адам тяжело рухнул на одеяло.

Еще долго он не мог прийти в себя от счастья и тихо лежал, прижимая к себе легкое, блестящее от пота тело. Несмотря на всю свою хваленую опытность, он чувствовал себя новичком, впервые познавшим близость с женщиной. То, что с ним произошло, осветило все вокруг новым, незнакомым светом и оставило удивительное тепло в душе. Но даже в эти минуты ослепления от счастья Адам помнил об Аманде и не на шутку встревожился, когда понял, что это прелестное тело, с которым он только что познал наивысшую степень блаженства, остается совершенно неподвижным. Руки, так отчаянно цеплявшиеся за него всего минуту назад, больше не пытались отвечать на объятия и лежали как неживые. Инстинктивно он прижал Аманду к себе, стараясь добиться хоть малейшего ответа, но у него ничего не вышло.

Он заставил себя приподняться и заглянуть ей в лицо. Но Аманда поспешно отвернулась, избегая его взгляда. Ему пришлось придержать ее за подбородок, чтобы увидеть полные слез синие глаза. Тихо, с трудом различая собственный голос из-за гулких ударов сердца, он прошептал:

— Что с тобой, Аманда? Тебе было больно?

— Нет, Адам мне не было больно, — выдохнула она.

— Тогда скажи, в чем дело.

— Ни в чем, Адам, совершенно ни в чем.

— Но ведь это не так. Ты отвечала на мои ласки, я знаю, пусть даже самую малость.

От его глаз не укрылся легкий румянец, покрывший милое лицо. Адам продолжил:

— Ну скажи, в чем дело?

Но он ждал напрасно — Аманда не промолвила ни слова, и тогда ясный и логичный ответ пришел сам собой.

— Ну конечно, мне не хватает одной простой веши. Я не могу стать Чингу.

Ее глаза повлажнели, подтверждая правильность жестокой догадки, и на несколько коротких мгновений ревность и ненависть так захватили Адама, что он задохнулся от острой боли в груди. Но и теперь ему удалось овладеть собой, и он поклялся про себя: «Если надо, я готов даже делить ее с мертвым мужчиной, только бы однажды…»

Адам поправил одеяло, обнял Аманду и прошептал ей на ухо:

— Спи крепко, моя любимая!

Следующие два дня пути прошли почти так же, как первый. Необычно теплые и солнечные для этого времени года дни делали поездку чрезвычайно приятной, а холодные, ясные ночи, по мнению Адама, были нарочно созданы для любви. Несмотря на все стремление поскорее попасть в форт Эдуард, где можно будет по закону оформить их союз, Карстерсу приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не делать слишком частых остановок, ведь желание вспыхивало в нем с новой силой всякий раз, стоило лишь взглянуть на милую спутницу.

Вот и теперь, на третий день пути, во время их остановки на обед Адам не мог отвести восхищенного взгляда от Аманды, кормившей Джонатана. Ее роскошные волосы были распушены и сверкающим каскадом обрамляли нежное лицо. Она опустила полный любви взгляд на своего смуглого малыша, и длинные пушистые ресницы трепетали на бледных щеках, лишь слегка тронутых золотистым загаром. Аманда повернулась так, что можно было рассмотреть изящный прямой носик и чуть-чуть раздвинутые в улыбке губы, полные и соблазнительные. На ней по-прежнему было надето то индейское платье из замши, в котором Аманда покинула деревню, и в этом наряде она живо напомнила Адаму хозяйку кукурузы, описанную в легендах краснокожих.

Адам смотрел и не мог налюбоваться ее дивным, волшебным обликом. Наконец-то, наконец она принадлежит ему, Адаму! От этой мысли у него пересыхало в горле, а мужественное лицо покрывалось краской смущения от прилива невероятной, невозможной нежности и любви. Адам не выдержал, встал, подошел к Аманде и уселся рядом так, чтобы она могла опереться на него спиной, как привык это делать за последние дни. Он покрыл легкими, ласковыми поцелуями ее волосы и лицо, осторожно приподняв его за подбородок, чтобы дотянуться до манивших его губ.

Когда Адам нашел в себе силы прервать поцелуй, из его груди вырвался счастливый смех, и он прошептал:

— Мне так хорошо, что я начинаю бояться — уж не сон ли это? А вдруг я проснусь и снова окажется, что тебя со мной нет?..

И тут же, словно сама мысль о такой возможности была ему невыносима, он еще раз крепко поцеловал губы, которые отныне мог считать своими, и тихо продолжал:

— Когда я лежал по ночам один и грезил о тебе, мне казалось, что я успел напридумывать все возможные радости от нашего союза. Но теперь, Аманда, я понял, — признался Адам, подтверждая свои слова новыми поцелуями, — что мои представления об этих вещах были слишком скудными, потому что ты будишь во мне чувства, ни разу не являвшиеся даже в самых смелых мечтах. Наша близость наградила меня счастьем любви, и я благодарен тебе за это, Аманда, — На миг Адам замолк в поисках подходящих слов. — Я знаю, что ты не разделяешь мои чувства. Может быть, когда мы придем в форт, ты даже станешь стыдиться того, что наш союз не освящен обрядом» но очень скоро ты сможешь забыть об этом. — Он всмотрелся в сонное личико Джонатана и прошептал: — Твой сын заснул. Пора ехать дальше.

Не упустив возможности сорвать с медвяных уст еще один поцелуй напоследок, он быстро встал и взял у Аманды спящего ребенка, чтобы она могла поправить платье. Вид белой груди, мелькнувшей в складках, вызвал в нем острую вспышку желания, и он снова подумал: «Наконец-то она моя, только моя!»

Примерно в середине четвертого дня их пути за деревьями показались стены форта Эдуард, и Аманду охватила нервная дрожь, вызванная нетерпением и ожиданием неизвестного. Она без конца поправляла свое платье, пыталась привести в порядок растрепанные волосы и поглядывала на сына на руках у Адама — малыш не спал и рассматривал окружающее с жадным интересом. Возле ворот Адам по-приятельски окликнул часового с широкой, подкупающей улыбкой:

— А ну-ка, Дан, отворяй ворота! Ты что же, своих не узнаешь?

Тяжелые створки распахнулись, и раздалось грубоватое приветствие часового. Всадники въехали во двор, и Аманда с замирающим сердцем едва дождалась, пока Адам спешится и легко, одной свободной рукой, подхватит ее за талию и опустит на землю. Затем ему пришлось передать ребенка Аманде, чтобы пожать руки тем солдатам, которые хотели с ним поздороваться. Обмениваясь с приятелями приветствиями и шутками, Адам обратил внимание на молодого поселенца, ошалело уставившегося куда-то за его спину. Карстерс мигом обернулся и понял, что за видение так околдовало простодушного юнца. Аманда, скромно потупившись, все еще стояла там, где он ее оставил; волосы сверкали в лучах солнца, огромные синие глаза сияли словно два сапфира на дивном лице, покрытом золотистым загаром. Она прижимала к груди своего смуглого малыша, и его живые угольно-черные глазенки удивленно разглядывали толпу, собиравшуюся в крепостном дворе. Адам чуть не лопнул от гордости — еще бы, ведь отныне он один был хозяином этого волшебного видения, — шагнул к Аманде, на виду у всех обнял ее за талию и легонько чмокнул в макушку, а потом сказал громко и раздельно, так, чтобы услышали все топтавшиеся здесь зеваки:

— Скажи-ка мне, Дан, его преподобие Брискумб сейчас в крепости? Потому что я хочу сегодня же обвенчаться!

— Адам, священник вернется не раньше, чем через пару дней. Он уехал кого-то крестить.

Карстерс помрачнел, но ненадолго. Потому что в следующий миг он услышал радостный женский голос:

— Аманда! — и Бетти Митчелл решительно растолкала солдат, чтобы заключить свою подопечную в горячие материнские объятия. Громкие протестующие вопли Джонатана заставили двух восторженных женщин немного успокоиться и обратить внимание на него, что немедленно было вознаграждено возбужденным гуканьем и улыбкой с милой ямочкой в уголке рта. Наконец сияющая Бетти обратилась к Адаму:

— Добро пожаловать домой, Адам, и спасибо тебе за то, что снова вернул мне Аманду!

— Ничего подобного, Бетти! — счастливо смеясь, возразил Адам и подошел поближе. — Я просто вернул свою невесту, чтобы поскорее сыграть свадьбу! — В ответ на ее ошарашенный взгляд он торжественно кивнул и добавил: — Да, мы с Амандой поженимся, как только его преподобие Брискумб войдет в эти вот ворота!

— Аллилуйя! — в восторге воскликнула Бетти, нисколько не скрывая своей радости, и все трое, оживленно болтая, отправились к ней домой, подальше от любопытных глаз.

Адам, закинув руки за голову, лежал на кровати в отведенной для него временной каморке и разглядывал темный потолок из неструганых досок. Временная отсрочка! Как бы не так! После их возвращения с Амандой в форт Эдуард прошло уже целых пять томительных, бесконечных дней, а о Брискумбе ни слуху ни духу! Вынужденная разлука с Амандой с каждым днем давалась Карстерсу все тяжелее. Те четыре ночи, что они провели вместе на пути сюда, только разожгли аппетит, и теперь жгучее, ненасытное желание отдавалось во всем теле ноющей болью. О, конечно, Адам понимал, что хочешь не хочешь, а придется ждать. Зато Бетти сполна воспользовалась этой непредвиденной отсрочкой. Она успела снова войти в роль заботливой матери и кудахтала над Амандой, как наседка над цыпленком, и без конца хлопотала, стараясь как можно лучше подготовиться к свадьбе и успеть пошить нарядную одежду и для Аманды, и для Джонатана. Вся эта суета так поглотила обеих женщин, что Адам стал обижаться и чувствовать себя отвергнутым. Подумав над этим, он вдруг рассмеялся и воскликнул вслух: — Я ревную ее даже к Бетти!

Однако и эта вспышка веселья скоро угасла. Неожиданная задержка выводила его из себя. Ну ладно, сегодня священник уж наверняка должен вернуться в форт! Утешая себя этой мыслью, Адам встал и оделся. Он знал, что Джонатан просыпается рано и Аманда, наверное, уже его кормит. Карстерс взял за правило в эти тихие утренние часы заходить в гостиную к Митчеллам, снова ставшую прибежищем для Аманды, смотреть, как она возится с сыном, и обсуждать с ней их будущее.

Ведь он тоже не сидел сложа руки. Убежденный в том, что уединение вдали от любопытных глаз как нельзя лучше поможет им налаживать семейную жизнь, Адам решил отправиться на старый участок своих родителей и поселиться в доме, который успел восстановить на скорую руку перед последним отъездом. И теперь он постарался собрать все необходимые припасы. Жизнь в этих щедрых, изобилующих дичью лесах не должна быть трудной. Опытный разведчик всегда сумеет прокормить небольшую семью.

Единственное, что не давало ему покоя, — необходимость забыть о выполнении клятвы, данной на могиле родителей. Если бы наступление генерала Аберкромби оказалось успешным и французов удалось выбить из форта Карильон и оттеснить за границы Канады, Карстерс мог бы со спокойной душой считать свою клятву выполненной. Но кровавый разгром только усилил давившее его чувство невольной вины. Впрочем, когда Аманда станет его женой, он вполне сумеет сосредоточиться только на ее нуждах и выбросить из головы все прочие мысли. И снова Адам почувствовал себя виноватым — ведь получалось, что Аманда стала ему дороже святости собственной клятвы, победы в войне, да и самой жизни!

Он быстро оделся и направился к Митчеллам. Нежный голосок приветливо ответил на его негромкий стук, и Адам вошел в гостиную, нетерпеливо выискивая глазами избранницу своего сердца. Она как раз только что сменила Джонатану пеленки и теперь пыталась примерить недавно пошитый наряд. Однако живой, крепкий малыш вырывался, думая лишь о том, как бы поскорее получить свой завтрак, и его обиженный рев разносился по всей комнате. Аманда испугалась, что этот шум раньше обычного разбудит Бетти и капитана, и сердито уступила:

— Ну ладно, не реви, чертенок ты этакий!

Она взяла сына на руки и расстегнула платье. Жадный ротик моментально отыскал то, что ему было нужно, и Джонатан затих.

Тогда Аманда посмотрела на Адама, который присел рядом на диване. Как всегда, при виде его красивого лица, светившегося нежностью и любовью, она улыбнулась и подивилась, как Адам не похож на Чингу. Хотя Чингу тоже был высоким мужчиной, он не мог сравниться с широкоплечим, мускулистым Адамом. Пронзительные, угольно-черные глаза и изысканная красота Чингу вкупе с величавыми, сдержанными манерами говорили о чувстве собственного достоинства, остром уме и гордости своим народом и происхождением. По сравнению с ним Адам мог показаться даже излишне простодушным — ведь такому великану, как он, не требовалось никому ничего доказывать — внешний вид говорил сам за себя. Весело блестевшие зеленые глаза и широкая улыбка легко располагали к нему окружающих. Но Аманде уже не раз доводилось видеть и другое: холодный, отчужденный взгляд зеленых глаз, оценивающих внезапную опасность, лицо, пылавшее гневом против того, кто эту угрозу представлял, заставили бы призадуматься любого врага. Зато на нее эти зеленые глаза всегда смотрели с нежностью и восхищением, и он был удивительно мягок и терпелив, несмотря на все ее метания и сомнения. Да, эти двое мужчин, такие несхожие внешне, напоминали друг друга в главном — в умении быть чуткими, терпеливыми и ласковыми. Адам как никто другой заслуживал ее любви, вот только как ей справиться с чувством вины, тяжким камнем давившим на душу, из-за чего она не могла отвечать на его страсть?

— Аманда, по-моему, твои мысли слишком далеко от меня, — наклоняясь к ней, зашептал Адам. — А ну-ка возвращайся ко мне, да побыстрее!

Он говорил это шутливым тоном, однако взгляд его оставался напряженным и серьезным. Невольно улыбнувшись, Аманда подставила губы. И то, что должно было быть легким приветственным поцелуем — а как еще прикажете целоваться, когда ребенок сосет ее грудь? — неожиданно затянулось так, что у Аманды закружилась голова, а Адам с горестным стоном еле заставил себя разжать руки.

— Аманда, — хрипло зашептал он, не отводя глаз от ее лица, — мне так не хватает нашей близости! Это ужасно — быть возле тебя и не иметь возможности уединиться! Если Брискумб не вернется сегодня же, придется тебе выходить замуж за сумасшедшего! — И он с неожиданной улыбкой добавил: — Но ты все равно выйдешь за меня, милая леди, буду я в своем уме или нет. — Карстерс покосился на пухлые красные щечки Джонатана и ласково шепнул: — А ты, сынок, поторопись. Наедайся поскорее и позволь мне хоть немного побыть вдвоем с твоей мамой!

Но Джонатан, словно нарочно решив поступить наперекор просьбе, стал сосать медленно и лениво, чуть не сводя Адама с ума. Наконец темноволосая головка сонно откинулась, и Адам оживился. Дай Бог, чтобы Бетти поспала еще пять минут!

Аманда быстро застегнула платье и собралась было как следует запеленать Джонатана, но Адам возмутился:

— Ну уж нет! Пусть спит так, как есть! В одеяле он не замерзнет. А у нас больше не будет возможности остаться наедине.

Не успела Аманда выполнить его просьбу и отойти от колыбели, как сильные руки обняли ее, а жадные губы приникли к губам. Она даже почувствовала под одеждой наполнявшуюся кровью мужскую плоть и была неприятно поражена тем, как горячо откликнулось ее собственное тело. Но вот в соседней комнате раздался шорох, и Адаму с сожалением пришлось отодвинуться. Задыхаясь, он шептал, уткнувшись носом в теплую, пушистую макушку:

— Скоро, Аманда. Скоро должен вернуться Брискумб.