- Да не каркай ты, - сердито одёрнул его Колбенев. - Дистанция пока ещё приличная, и надо идти до упора.
      - А смысл?
      - Там видно будет, - упорствовал Вадим, обращаясь взглядом к Непрядову. - Как думаешь, командир?
      - А хрен его знает, - откровенно признался Егор и на всякий случай дал команду "стоп, машина". Почти зримо он представил себе, как уходила от них "вражья" лодка. Вместо ощущения собственной опасности, вдруг удушливой волной взыграл в душе приступ бессильной злобы на "супостата" и досады на самого себя, - за то, что где-то допустил непростительную промашку.
      И в это самое мгновенье Кузьма звонко шлёпнул себя ладонью по лбу, озарённый какой-то очевидной догадкой. А потом, зло улыбаясь, он ткнул пальцем в телеэкран.
      - Не-ет, братцы, - протянул он. - Эта стерва-акулина ведь не глупее нас с вами. А с чего бы это ей идти перед нами прямо по курсу и ни в чём не сомневаться?
      - А я что говорю? - ещё больше оживился Вадим. - Акула ведь и впрямь не дура, чтоб ей по своей охоте идти в западню. Не может не быть там хоть какой-то лазейки.
      Непрядов мгновенье колебался, потом всё же решил.
      - Добро, - сказал твёрдо. - Давай рискнём. Если такая огромная акула здесь проходит, то почему же и мы как-нибудь не протиснемся следом за ней?
      Дружки согласились.
      - Хуторнов, полярную акулу держите за хвост? - поинтересовался командир.
      - Так точно, товарищ командир, - подтвердил акустик. - Пока держу.
      - Вот и хорошо, не отпускайте её. Идём точно за ней.
      Лодка снова дала ход. Расстояние до предела начало сокращаться. А
      лёд всё больше как бы наваливался сверху на рубку, и океанское дно неумолимо поднималось к самому днищу. И когда казалось, что лодка совсем уже упрётся форштевнем в ледяной тупик, акула неожиданно исчезла, будто растворилась в воде. Хуторнов потерял с ней контакт.
      В последней отчаянной попытке Егор всё же не отменил команду идти вперёд. Метр за метром, почти на ощупь, лодка продолжала двигаться.
      - Глубина под килем растёт, товарищ командир! - наконец, известил штурман.
      А Непрядову показалось, что этот голос мог принадлежать лишь самому ангелу-хранителю... Выходило, что канал не кончался, а всего лишь делал своеобразный зигзаг, круто уходя книзу метров на тридцать. Лодка поднырнула, и Хуторнов радостно выкрикнул, что снова "ухватил" акулу за хвост. Так и выбрались на чистую воду: впереди полярная хищница, а за ней - сама лодка.
      - Не-ет, братцы, - опять выдал Кузьма. - Всё же не стал бы я кушать эту тварь. Теперь бы я её, голубыньку, под хвост поцеловал.
      - Даже если б она тебе при этом гениталии отхватила? - усомнился Колбенев. - Так сказать, от избытка ответных чувств.
      - Ну и пускай, - великодушно согласился Кузьма. - Лучше таким образом пострадать, чем быть неблагодарным. И потом, в море нам яйца всё равно ведь без особой надобности.
      - Что б ты без них тогда на берегу делать стал, болезный? - посочувствовал Колбенев.
      - Да подвесил бы протезные, - нашёлся Обрезков. - Были бы похлеще натуральных.
      Колбенев презрительно фыркнул, вообразив, как это могло бы выглядеть
      на самом деле.
      - Право на борт, ложиться на курс двести семьдесят, - скомандовал Непрядов рулевому и одновременно строгим взглядом осаживая разговорившихся дружков.
      Описав циркуляцию, лодка легла на новый курс и вскоре уже шла самым полным ходом. Надо было загодя успеть к широкой протоке между двумя островами, откуда, как полагал командир, должна была показаться "Огайо". На этом и был построен весь его упреждающий расчёт.
      Сбавив ход, атомарина вошла в намеченный квадрат и зависла без движения в точке ожидания.
      Опять вся надежда была на Хуторнова. Храня скрытность, он работал в пассивном режиме "шумопеленгования". Чтобы помочь ему, в отсеках соблюдали полную тишину, разговаривали только шёпотом или жестами.
      Миновал час, другой, но "вражина", как Егор про себя окрестил чужую лодку, не появлялась. Звуковой фон оставался чистым, ничем не нарушаемым, и не было даже малейшего намёка хоть на какое-то шевеление в глубине протоки.
      "А что, если эта самая вражина как-то проскочила мимо нас?" - вкралось невольное сомнение.
      Будто угадав его мысли, Колбенев сказал:
      - Да нет, надо ждать. Если бы она прошла здесь раньше нас, то мы бы, по крайней мере, имели возможность помахать ей вслед носовыми платочками, а так,.. - Вадим развёл руками. - Тихо ведь.
      Непрядов кивнул, вынужденно соглашаясь, но в мыслях уже прорабатывал вариант, как за вражиной устремиться в погоню, если она
      всё же прорвалась. Тогда оставалась ещё возможность попытаться догнать её, используя превосходство в скорости, и "сесть" ей на хвост, обозначив своё присутствие где-то поблизости. Надо полагать, у янки нервы тоже ведь не железные, и любой их наглости есть предел, за которым срабатывает обыкновенный инстинкт самосохранения. Он же, Егор Непрядов, постарается выполнить свой долг, чего бы ему это ни стоило.
      А время шло, и вместе с ним возрастало напряжение. Перешли на активный режим "шумо-пеленга", но результат был всё тот же - тишина. Непрядов изнывал от вынужденного бездействия, не зная, к чему приложить всю скопившуюся в нём энергию погони и перехвата. Думалось, только бы выдал Петя Хуторнов пеленг на цель, а уж там - дело техники обозначить себя в более выгодной позиции.
      - Горизонт чист, - бесстрастным голосом, будто нарочно испытывая егорово терпение, уж который раз докладывал "ушастый вундеркинд". Но это и без его напоминания было отчётливо видно на командирском пульте. Луч развёртки осциллографа медленно прокручивался по часовой стрелке, и в направлении пролива между островами не было ни единого всплеска. В наушниках так же ничего не прослушивалось, кроме привычного тараканьего шуршания, изредка прерывавшегося певучими посылками гидролокатора.
      Сидеть в кресле стало невмоготу. От бессонной ночи ломило спину и тяжелели ноги, будто они были обуты в свинцовые водолазные башмаки. Чтобы размяться, Егор встал со своего места и пошёл по кругу центрального отсека по боевым постам. Нетрудно было заметить, что сидевшие за пультами управления офицеры устали не меньше его. Стараясь как-то подбодрить подчинённых, Непрядов клал им руки на
      плечи и слегка встряхивал, мол, держитесь, ребята, все вместе мы обставим как надо эту непрошеную вражину, сующуюся к нашим берегам... И люди, храня молчание, понимающе улыбались, кивали в ответ.
      Около пульта, за которым восседал Вадим Колбенев, Непрядов задержался, присев рядом на соседнее кресло. Наклонившись, Егор доверительно прошептал:
      - Вот тебе и ответ, Вадимыч, на наш спор...
      - Ты это о чём? - не понял Колбенев.
      - Да всё о том же, о Саблине,.. - Непрядов поманил пальцем дружка, приближаясь к нему ещё ближе. - Не хотел бы я сейчас в своём экипаже видеть такого вот субъекта, какими бы благими идеями он не вдохновлялся. Представляешь, хорош бы я был, окажись прямо сейчас на месте того командира противолодочного фрегата, которого собственный замполит в трюме запер.
      - Я думаю, именно в такой ситуации тебе нечего было бы опасаться, особенно когда нам грозят извне. Хотя бы вот как сейчас, - и покосился на Егора. - Что, разве не так?
      Непрядов на это ничего не ответил.
      - Командира того можно было бы понять, - продолжал Колбенев. - Ему просто не повезло, что такой заморочный замполит попался.
      - А чего жалеть, если он сам кругом виноват, - отвечал Егор. - Командир на своём корабле за всё в ответе. Даже за своего Саблина, которому обязан был в душу заглядывать, чтобы не доводить дело до крайности.
      - Ну, наконец-то мы уразумели друг друга, - обрадовался Вадим. - Вот это ты правильно подметил: в душу надо было заглядывать. Ведь я
      нисколько не оправдываю этого самого Саблина, однако же разобраться хотел бы в истинных мотивах его поступка. И не по той полуправде, как нам велено понимать, а вот почему так на самом-то деле произошло?.. Я вот всё думаю, отчего это у нашего флотского офицерства судьба такая нескладная: его либо, как прежде, за борт выбрасывают, либо вот так, как сейчас, в трюм под замок сажают? И ты знаешь, а ведь поделом! Если прежде такого обхожденья многие из них достойны были, за их мордобой и дворянскую спесь, то теперь - за двуличие и "дедовщину", что своевременно не пресекли. Ты прав, коль скоро не открещиваешься от этих грехов, а с болью пропускаешь через собственное сердце. Ведь на то ты и командир, чтобы во вверенном тебе экипаже не допускать никакой скверны. Если надо, то и вовсе забудь на время берег. Живи, ешь, спи вместе со своими матросами, как батька их родной, пока не сделаешь их настоящими людьми.
      - Так ведь всех не переделаешь на свой лад, Вадимыч, - усомнился Непрядов. - Взять хотя бы твоих подопечных старшин. Двое из них - ребята как ребята: самоотверженные, честные. А вот третий...
      - Да стукач он, - подсказал Колбенев. - Чуриков признался мне, что морду Шастуну били они совсем не из-за кладовщицы Любочки, а потому, что тот постоянно всех закладывал. Ведь и нам, думаю, навязали его неспроста.
      - Ладно, где сядут, там и слезут, - мрачно посулил Егор. - А этого Шастуна спишу на берег, к едрене Фене, как только в базу вернёмся.
      - У нас всё так, - криво ухмыльнулся Колбенев. - Ведьму ищут не там, где надо, а где удобнее. И сами же потом удивляются, откуда это на флотах российских зараза там разная образуется?
      - Не зря же боевой корабль называют "частичкой Родины", - для
      большей убедительности Егор показал пальцем на палубу, как на основу той самой "частицы". - Здесь, в прочном корпусе, в комок сжаты все наши общие проблемы и никуда от них не денешься. Какова страна в целом, таковы и корабли в частности, которые ей принадлежат. А что касается людей, так они везде одинаковы. Но мы, офицеры, всё же должны нести свой крест, чтобы никогда не стыдно было за флот наш российский. По крайней мере, это моя судьба, а другой мне и даром не надо.
      - И мне тоже, Егорыч, - всё так же негромко и доверительно признался Колбенев.
      Заметив, что на них начали обращать внимание, командир со старпомом перестали таинственно переговариваться и секретничать. Пора было всё же и делом заняться.
      Пока обстановка позволяла, решил Егор наведаться в корабельный лазарет. Подумалось, что к своему стыду он так и не смог найти свободной минуты, чтобы навестить уже прооперированного лётчика.
      Командир быстро спустился по ступенькам трапа на жилую палубу. Дойдя до двери, на которой была прикреплена табличка с маркировкой лазарета, медленно надавил на дверную ручку. Дверь поползла на роликах в сторону, обнажая проём, и командир шагнул через комингс в просторное помещение операционной. Доктора Целикова Егор нашёл в соседней выгородке. Александр Сергеевич находился около кровати, на которой по-прежнему недвижно лежал забинтованный лётчик. Похоже, он спокойно спал. И это, по выражению лица доктора, было хорошим признаком.
      Крепко зажмурившись и кивнув, Целиков тем самым дал понять командиру, вопрошавшего взглядом, что кризис уже миновал и старший
      лейтенант, конечно же, будет жить.
      Непрядов приблизился к кровати больного. Выпростав поверх одеяла обмотанные бинтами руки, он хрипловато и ритмично дышал. Небритое, со следами обморожения лицо воздушного штурмана выглядело таким измождённым, будто его только что освободили из концлагеря.
      - А обе ступни всё же пришлось ампутировать, - как бы извиняясь, негромко произнёс Целиков. - И ничего нельзя было с этим поделать. У этого бедолаги начиналась уже газовая гангрена.
      Непрядов со вздохом кивнул, спросив при этом:
      - Александр Сергеевич, а руки-то хоть спасёте ему? -
      - Постараюсь, - пообещал доктор. - Но вы же сами видите, в каком он состоянии.
      - А в сознание он, по крайней мере, приходил?
      - Да. Перед тем, как заснуть. Однако речь такая бессвязная, что ничего невозможно было понять из его слов. Несёт ерунду про какого-то чёрного человека, который будто всё время является ему и покоя не даёт.
      - Да что за чепуха? - удивился Егор. - Какой ещё "чёрный человек", если вся команда у нас - в синих куртках, либо в кремовых рубашках? А в лазарете вообще все в белых халатах.
      - И тем не менее, - подёрнул плечами доктор. - Старший лейтенант в таком состоянии, что возможны любые галлюцинации.
      - А может, что-то ассоциативно припоминает? - предположил Егор. - Ведь чёрный человек, если помните, это всего лишь персонаж воображения, являвшийся Сергею Есенину. Хотя, к Моцарту тот типаж приходил вполне реально, чтобы реквием заказать...
      Может быть, может быть,.. - раздумчиво изрёк доктор. - Только
      боюсь, что у моего пациента с головой стало не всё в порядке. А это уже серьёзно.
      - Хотелось бы надеяться, Александр Сергеевич, что это пройдет.
      - Вот и мне тоже хотелось бы, Егор Степанович.
      Непрядов помолчал, гладя на тяжело похрапывавшего старшего лейтенанта. Не зная отчего, только напоминание о неизвестно каком "чёрном человеке" и у самого Егора вызвало неприятное ощущение, будто в его экипаже появился некто чужой, кому на борту быть не положено.
      "Дай Бог выкарабкаться тебе, старлей", - с мучительным состраданием и жалостью подумал Егор и на всякий случай напомнил доктору. - В случае чего, Александр Сергеевич, то не забудь, что у меня первая группа крови.
      - Спасибо, Егор Степанович, - поблагодарил доктор. - Но ты с этим предложением уже не первый. Учту, если потребуется переливание.
      - Как только Друган придёт в полное сознание, сразу же сообщите мне, - напоследок сказал Непрядов, собираясь выйти. - Надо будет постараться выяснить, как и что там у них на борту произошло.
      - Непременно доложу, товарищ командир, - сказал доктор, поправляя капельницу, висевшую в изголовьях кровати больного.
      Когда Егор возвращался в центральный, то мысль о "чёрном человеке", как ни странно, ему и самому стала не давать покоя. Егор пытался всему этому найти какое-то своё, простое и понятное объяснение. Полагал, что отсечная среда обитания вообще мало приспособлена для жизни. Она, по сути своей, вредна и опасна. Ведь это как посмотреть... Бывает, когда очевидное раскрывается здесь, под водой, подсознательной стороной бытия. Похоже, лодка вполне подошла бы для прибежища вампиров: здесь ведь никогда не бывает солнца и дневного света. Но уж, видно, как креста и чесночного духа не выносит всякая нечисть недостатка кислорода. Сам Господь, может статься, назначил это место избранным своим для великих испытаний и подвига "за други своя".
      Но Егоровы размышления тотчас оборвались, как только на полпути к трапу его вразумили отрывистые кряканья корабельного ревуна. Уже не было сомнений, что Петя Хуторнов выследил "Огайо".
      Так оно и было. Взбежав по трапу в центральный, Егор увидал, как всё там пришло в движение. Доклады о перемещавшейся "цели" сыпались с боевых постов один за другим.
      Оценив обстановку, Непрядов назначил курс на сближение. И лодка, дав ход, пошла на перехват "Огайо". Чужая атомарина появилась именно в том месте, где её и ожидали. Лодка выползала из пролива так медленно, что могло показаться, будто она вообще была без хода и еле волочилась по какому-то попутному течению. Непрядов объяснил это себе тем, что командир "Огайо", вероятно, очень слабо знал этот район подледного плавания. К тому же сами ледяные острова весьма существенно уменьшали возможность свободного маневрирования. Непрядовская же лодка, наоборот, находилась на чистой воде и могла воспользоваться любыми скоростями и курсами, исходя из складывавшейся обстановки.
      Теперь же главное состояло в том, чтобы всеми возможными средствами дать командиру "Огайо" понять, что его лодка обнаружена и теперь уже речи не может быть о скрытном продолжении её движения. Петя Хуторнов, нисколько уже не таясь, "молотил" корпус незваной субмарины посылками гидролокатора. Сколько хотел и как хотел. А это могло значить лишь только то, что все параметры её движения были
      теперь под контролем И, вне всякого сомнения, вводились в автомат торпедной стрельбы... Так, на всякий случай.
      Неприятный холодок реальной опасности всё же прохаживался по спине Егора. Он вполне представлял, какую угрозу таила в себе чужая атомарина, в шахтах которой, быть может, готовились к старту все двадцать четыре баллистические ракеты. Страшно было даже вообразить, что станет с землёй его предков, если на неё вдруг обрушатся двести сорок ядерных боеголовок, испаряя в сатанинском пламени всеобщего безумия города и сёла. Вероятно, не будет уже тогда и его родной Укромовки вместе с дедовой церквушкой и родным домом. Даже окрестные леса и пашни, дотла выгорев, превратятся в безжизненную пустыню. И негде будет укрыться ни человеку, ни зверю, ни птице...
      Где-то в тайнике сознания, неведомо из каких глубин вечности, опять глядели на Егора нетленные глаза Непряда Московитина - и так отчётливо и ясно, как никогда прежде. Командир даже вздрогнул, будто кто-то всемогущий и сильный подтолкнул его в спину, навстречу этому взгляду, ставшему в следующее мгновенье как бы его собственным, устремленным на "цель" сквозь толщу воды и всевидящим. Что это было, командир сразу и понять не мог. Но только слова приказа, единственно необходимые и верные, уже как бы сами собой стали срываться с его очерствевших губ. А вся команда, почувствовав этот одухотворённый, неземной силы командирский дух, стала такой же решительной, расчетливой и злой в своём священном бесстрашии, как и сам командир.
      - Цель раздвоилась, - вдруг доложил Хуторнов.
      Непрядов глянул на экран осциллографа и действительно обнаружил
      на нём две медленно расходившиеся в разные стороны метки. Сомнений не было, что "вражина" решила схитрить, применив имитатор - самодвижующееся устройство, которое выдавало точно такие же параметры хода, как и сама "Огайо". Видать, надеялась она, авось да занервничает, замечется Непрядовская лодка в поисках истинной цели. Через минуту появилась третья ложная метка, потом четвёртая. Но ушастый Петя Хуторнов, не будь он от природы вундеркиндом, не мог сразу же не обнаружил подвох.
      - Товарищ командир, вторая цель слева - истинная, - доложил он уверенным голосом, даже чуть насмешливо, поскольку такие "штучки" с ним не проходят. Он-то знал цену своим ушам.
      Ничуть не сомневаясь, командир принял на веру новые целеуказания. Непрядовская лодка легла на новый курс и пошла на дистанции торпедного залпа от "Огайо", как бы напористо прижимая её к монолиту подводного острова. Какое-то время обе лодки маневрировали, одна относительно другой, на немыслимых глиссадах, стараясь тем самым выказать своё преимущество. Командиры, по всей очевидности, испытывали нервы друг друга. Могло показаться, что каждый из них ждал, кто первый применит самонаводящуюся торпеду. Однако в запасе у каждого была ещё возможность ответного, карающего залпа. И это понимали оба командира. Поэтому никто не хотел безрассудно рисковать. Над головами вечный лёд, под ногами океанская бездна. Ведь случись что, никто уже не поможет, да и самим никогда в аварийном положении не всплыть, из отсека тоже никуда не выйти. Можно было только вместе умереть, либо вместе жить, но разойдясь, пока не поздно, в разные стороны.
      Как только это окончательно уяснил себе командир "Огайо", то
      потерял всякий интерес испытывать терпение командира другой, противостоявшей ему лодки. К тому же, она со всей очевидностью была более скоростной, постоянно упреждала в маневренности и занимала более выгодную позицию. Правда, не будь над их рубками сплошного пакового льда, можно было бы для очистки совести всплыть и помахать друг другу на прощанье "ручкой", а то и покрутить пальцем у виска... Всё же оба они - живые люди, да и с юмором в любом подплаве всегда не было недостатка... Только и этой возможности командиры не имели.
      "Огайо", наконец, описала циркуляцию и пошла себе обратно в пролив, посчитав это для себя наименьшим злом. Ведь ясно же, что основная её ставка делалась на скрытное прохождении подо льдами и внезапное появление в точке предполагаемого ракетного залпа, пускай даже условного. Именно это, с наибольшей вероятностью, могло быть целью её дальнего похода и той задачи, которое ставило командование. Да вот только непонятно откуда появившийся сторож здешних глубин спутал им все карты.
      Вскоре на экране гидролокатора одинокая метка исчезла, растворилась на зеленоватом фоне осциллографа, будто её никогда и не было, постепенно стушевался в наушниках и шум винтов непрошеной "гостьи". Только Непрядовская лодка долго ещё не покидала этот район плавания. Приказ командования, полученный во время очередного подвсплытия в полынье и сеанса связи, повелевал продолжать патрулирование, впредь до особого распоряжения.
      Тем не менее, в экипаже у всех появилась надежда, что их затянувшемуся плаванию, по всей вероятности, скоро придёт конец. Хотя состояние лётчика стабилизировалось, Целиков, помня наказ мудрого Бахерахта, не переставал настойчиво требовать скорейшей
      госпитализации своего пациента. Всё ещё оставалась опасность серьёзных послеоперационных осложнений. А это могло означать лишь то, что в скором времени следовало ожидать приказа на возвращение в базу. К тому же, весенние натовские учения кончались, а вместе с этим уменьшалась вероятность каких-либо новых провокаций. По крайней мере, всем так хотелось думать, и потому мысли о доме, о предстоящей встрече с родными и близкими, уже прочно засели в головах у экипажа. Да Непрядову и самому хотелось поскорее дать команду лечь на обратный курс.
      Все почему-то сразу вспомнили, а ведь на берегу давно буйствует весна. Даже у них в Заполярье наверняка уже зазеленела трава. И распустились первые листочки на хилых деревцах. Кому-то непременно захотелось на выходной махнуть куда-нибудь подальше в сопки, чтобы куропаток, да уток ружьишком попугать, а иной непрочь был бы разбить палатку на берегу заветного озерца. Как водится, рыбку половить, свежим воздухом подышать, тишину береговую послушать... А как хорошо вечерком сидеть у костерка, выпив водочки и закусив чем Бог пошлёт, да петь себе под гитару что-нибудь задушевное.
      Кузьма, большой любитель по этой части, обещал дружкам при первой же возможности устроить на берегу прямо-таки "царскую" рыбалку. А уху, которую он посулил сварить лично, живописал с таким профессиональным смаком, что у Егора с Вадимом слюнки потекли. И от всего этого ещё сильнее захотелось на берег, к тихим земным радостям, от которых под водой, казалось уже, стали понемногу отвыкать.
      После рискованного противостояния с чужой лодкой жизнь в Непрядовском экипаже снова пошла давно устоявшемся, привычным
      чередом. Сменялись и заступали вахты, штурман прокладывал курс, механик держал обороты винта, кок стряпал на камбузе. Перемещаясь в глубинном пространстве океана, лодка щупальцами своих локаторов охватывала огромные пространства подводного Нептунова царства. И никакая мало-мальски различимая цель не могла пройти мимо зорких глаз и чутких ушей Пети Хуторнова. Именно от него, как от начальника корабельной связи, ждали теперь сообщения о том, что наконец-то получен вожделенный приказ возвращаться домой. Но "ушастый вундеркинд" на этот счёт хранил молчание, и всему экипажу не оставалось ничего иного, как продолжать упорно надеяться и терпеливо ждать.
      Как-то Непрядова попросили зайти в лазарет. Обстановка позволяла, и командир не замедлил спуститься на жилую палубу. Доктор Целиков отчего-то поджидал его в коридоре, стоя у плотно затворенной двери лазарета. Он с таинственным видом поманил Непрядова, приглашая к доверительному разговору.
      - Такая вот штука, Егор Степанович, - тихо и грустно проговорил Целиков. - Подтвердились самые скверные предположения и диагнозы.
      - Что такое? - встревожился Егор. - Опять началось нагноение?
      - С этим как раз всё в порядке, - сказал доктор. - Но у Другана действительно что-то стряслось с головой. А это похуже будет.
      - И нельзя хоть как-то помочь?
      - А как? Я же не Кащенко и не Сербский. Всего лишь обыкновенный корабельный эскулап. Сделал всё, что мог.
      - Понятно, - озадачился командир. - Надо твоего пациента как можно скорее на берег доставить.
      - Да, уж надо, - подтвердил Целиков.
      - Постараемся найти полынью и снова дадим РДО, - пообещал Непрядов и кивнул головой куда-то в сторону. - Знают же, что у нас больной на борту, а молчат.
      - Молчат, - согласился Целиков, осуждающе качая головой.
      - На этот раз придётся составить текст в более жёстких тонах, - сказал Егор, собираясь тотчас исполнить своё намерение. Он хотел было вернуться в центральный, но доктор выразительным взглядом попросил задержаться.
      - Друган желает непременно вас видеть, - интимно сдержанным голосом вдруг сообщил Целиков.
      - Именно меня? - удивился Егор.
      - Так точно, как командира лодки, - подтвердил доктор. - Только уж вы, Егор Степанович, как-нибудь помягче с ним, поделикатнее.
      - Понимаю, понимаю, - сказал Егор. - Может, хочет сообщить что-то важное?
      - Может сообщит, а может и нет, - предположил доктор. - Его всё время этот самый "чёрный человек" беспокоит. Вы уж объясните ему поаккуратнее, что нечистая сила на лодке не водится. Некомфортно ей у нас...
      Егор согласно кивнул и отодвинул дверь лазарета.
      Штурман дремал в полулежачем положении, покоясь на подсунутых ему под спину и под бока подушках. Лицо у него было донельзя задубевшим, с ввалившимися щеками и впалыми глазницами, на коже пятна от обморожения, припудренные каким-то порошком. Однако Друган сразу же открыл глаза, как только Непрядов приблизился к нему. Но взглядом он скользил мимо Егора, куда-то в пространство за его спиной.
      - Я командир корабля, товарищ старший лейтенант, - представился Непрядов. - Вы хотели меня видеть?
      - Так точно, - чётко и внятно произнёс Друган, не отрывая взгляда от какой-то точки на переборке.
      - Вы что-то хотели мне сказать?
      - Наоборот, это вы хотите мне кое-что сказать, - Друган перевел на Непрядова немигающий взгляд. - И даже обязаны мне сказать.
      - Но что именно?
      - Когда мы, наконец, падать перестанем?..
      - Куда падать?
      - Будто не знаете! - недоверчиво покосился штурман. - Да вниз же, всё время вниз...
      Непрядов как можно мягче улыбнулся и коснулся пальцами забинтованной руки штурмана.
      - Уверяю вас, старший лейтенант. Никуда мы не падаем. А вернее, не погружаемся. Вы же понимаете, что все мы находимся на подводной лодке, которая сейчас движется заданным курсом и на определённой глубине, - и кивнул на подошедшего Целикова. - Вот и доктор вам подтвердит.
      Целиков широко развёл руками, мол, само собой разумеется.
      Но старший лейтенант не поверил. Он скривил потрескавшиеся губы в каком-то подобии усмешки и зловещим шёпотом произнес:
      - А вы не можете этого понять, - и ткнул забинтованной рукой куда-то мимо Непрядова. - Это вот он знает, куда всё и зачем...
      Непрядов невольно обернулся. Но за спиной у себя ничего подозрительного не обнаружил.
      - А он - кто? - осторожно полюбопытствовал Егор.
      Лётчик опять, как бы себе на уме, криво улыбнулся и сказал:
      - Не притворяйтесь, командир, вы же его хорошо знаете, и он вас - тоже.
      Егор догадался, о ком идёт речь.
      - Он что, сильно вас беспокоит? - сочувственно спросил командир, уразумев, что разубеждать в чём-либо больного человека пока бесполезно.
      - Житья от него нет, - пожаловался штурман, - спать совсем не даёт. И потом, это из-за него у меня пальцы на обеих ногах так сильно болят, что мочи нет. Он приходит и топчется по моим ногам...
      Командир с доктором молча переглянулись. Лётчик не знал, что ступни его ног ампутированы.
      - Это пройдёт, Михаил Аркадьевич, - заверил Целиков своего пациента. - Обещаю вам как врач. А что касается этого самого "чёрного человечка", то командир корабля прикажет ему лично никогда здесь больше не появляться, и он отсюда навсегда уйдёт.
      - Непременно прикажу, - тотчас подхватил Непрядов.
      - И я давно говорил, - с деланным возмущением продолжал доктор. - А то шляются, знаете ли, всякие! Проходной двор стал какой-то, а не лазарет.
      - Вы не обманываете? - штурман зыркнул на командира недоверчивым взглядом. - А то ведь "чёрный человек" всех нас за собой потянет. Я знаю, он же всегда оттуда приходит,.. - для большей достоверности штурман указал на палубу и качнул книзу головой, мол, из глубины.
      Как только мог, Непрядов успокоил разволновавшегося было лётчика. Казалось, что тот поверил. Он откинулся на подушки, снова
      впадая в тяжёлую дремоту.
      Доктор дал знак, что пора уходить. Непрядов сразу же повиновался, оставив помещение.
      Подходящую полынью искали более суток. Наконец, приледнившись, выбросили на поверхность буйковую антенну и послали на берег срочное донесение. Через короткое время получили ответ, который разом развеял все сомнения, а заодно, и надежды. Последовал приказ незамедлительно выйти к кромке льда, чтобы передать больного лётчика на борт специально посланного госпитального судна. Самим же предстояло продолжить патрулирование в другом, более отдалённом квадрате, чем до этого.
      Большего разочарования всем надеждам и придумать было бы трудно: прощай рыбалка, прощай костерок у тихого озерца. Отсечный люд приуныл, стал более раздражительным и нервным. Но приказ есть приказ, и его следовало выполнять, чего бы это ни стоило. Непрядов, превозмогая самого себя, пытался как-то объяснить создавшееся положение, успокоить людей. Но чувствовал, что получается это у него не слишком убедительно. Экипаж действительно был измотан до предела. Непрядов это особенно понимал. Случалось, за столом в кают-компании ссора могла возникнуть из-за сущего пустяка: из-за случайно оброненного слова, неуместной подначки, или даже косого взгляда. И только присутствие за столом командира гасило порой страсти, когда обыкновенный спор мог перерасти в ссору. Более всего Непрядов опасался, как бы из-за огромного перенапряжения где-нибудь не произошёл сбой. Ведь понятно же - люди не железные. А любая ошибка на вахте дорого может стоить всему экипажу. Только этого Егор никак не мог допустить. Сутками приходилось ему самому нести вахту в