— Насколько я понимаю, — сказал Мангаша, — в таком случае мы сможем взять Траптейна и Джерицу с собой.
      — Конечно. Никто не станет пытаться вести переговоры с демоном, когда он тянет лапы, чтобы разодрать тебе глотку.
      — Не станет, — согласился Мангаша, — даже такой, как Траптейн.
      — Помимо этого, — продолжал я, — мне очень хотелось бы, чтобы ты расставил часовых на всех дорогах и тропах, ведущих сюда, дабы избежать неприятных сюрпризов. Если Тенедос будет атаковать при помощи волшебства, то, скорее всего, ночью, так что каждая деревня должна выставить дозорных. Особенно здесь, в имении.
      — Я уже думал об этом, — ответил Мангаша, — и выставляю дозорных с того самого дня, как ты вернулся.
      Я могу сделать и кое-что еще… Нет, конечно, не сопротивляться — я не настолько глуп, чтобы надеяться, что смогу одолеть в бою или перехитрить нашего бывшего императора, но все же попытаюсь избежать самого худшего.
      Он тяжело вздохнул:
      — Дурные времена, не так ли, Дамастес?
      — Ты совершенно прав, — медленно сказал я. — Действительно дурные. Но если мы уподобимся кроликам и поглубже спрячемся в наших норах, то нас, возможно, не заметят.
      — Возможно… — отозвался Мангаша, но в его голо се слышалось явное сомнение.
      Спустя два часа Перче и я ехали следом за гонцом на встречу с людоедом из Белии.
      Наместник Белии, суетливый человек по имени Хокон, встретил меня в переполненной беженцами деревне Мегиддо, чтобы рассказать обо всем, что ему было известно о чудовищном леопарде.
      На плохоньких картах (лучших у него не было) он показал мне, где леопард нападал на людей в последний раз; вернее, ту территорию, где он мог сейчас обретаться. Зверь настолько затерроризировал три деревни, что их жители оставили свои дома и сбежались сюда, в Мегиддо, и требовали еды, укрытия и, самое главное, волшебника, который мог бы убить демона.
      — Чем, по вашему мнению, является это существо? — спросил он.
      — У меня нет на этот счет никакого мнения, — ответил я. — Я еще не видел этого леопарда и потому не знаю, смертен он или нет.
      — И вы не боитесь того, что он может оказаться демоном?
      — Конечно, боюсь, — сознался я. — Разве я похож на безмозглого чурбана?
      — Нет, нет, конечно нет, — поспешно отозвался Хокон, теребя жидкие волосы. — Простите меня, но сейчас очень неспокойные времена. Я не знаю ваших политических убеждений, но Гермонасса и Тикао объявили о том, что поддерживают императора Тенедоса. Симабу держит сторону Великого Совета, а губернаторы двух южных провинций нажимают на меня, чтобы заставить принять их сторону. Я просто не знаю, что делать; не имею ни малейшего представления. — Он пристально вгляделся в меня. — Мне кажется, что ваше лицо мне знакомо. Вы уверены, что никогда не имели никакого отношения к правительству?
      — Абсолютно уверен, — солгал я.
      Я не стал заново красить волосы, но носил их коротко остриженными, считая, что самая простая маскировка является самой лучшей.
      — Ну и отлично, отлично, — торопливо проговорил чиновник. — Клянусь Ирису, я был бы рад заниматься каким-нибудь более спокойным делом. А теперь… Прошу прощения, но у меня много других дел, которым я обязан уделить внимание. Если вы желаете поговорить с кем-то из свидетелей нападений леопарда, то мои помощники смогут привести вам несколько человек.
      Я, конечно, желал, но расспросы дали мало толку. К настоящему времени в памяти крестьян, которые много раз повторяли свои рассказы и на базаре, и на постоялом дворе, и в сельской чайной, леопард вырос до размеров слона, обзавелся несколькими комплектами когтей, обрел способность перепрыгивать через баньяновые рощи, разносить в щепки хижины, чтобы добраться до их рыдающих обитателей, и тому подобное.
      Я подумал о том, чтобы купить еще одного вола или другое крупное животное для приманки, но мы находились в нескольких днях пути от территории, где охотился леопард, и я решил, что перегнать испуганное животное на такое расстояние окажется делом непростым. Кроме того, мне сообщили, что в покинутых деревнях осталось немало животных, которых я мог бы использовать для этой цели.
      На следующее утро, почти с рассветом, мы направились по узкой тропинке, уводившей в глубь джунглей. С дороги невозможно было сбиться, так как она была усыпана одеждой, мебелью и другими вещами, которые, хотя беглецы и считали их поначалу жизненно необходимыми для своего существования, становились все тяжелее с каждой милей пути, а возраставший в людях страх прибавлял барахлу еще больше весу.
      Однажды, когда мы двигались по тропе, из кустов вышли пятеро малорослых людей. Они остановились, наблюдая за нашим приближением. Вооружены они были очень длинными копьями и очень легкими арбалетами, а одеты в набедренные повязки и шапки, сделанные из шкур обезьяньих голов.
      Мы с трудом смогли объясниться, но мне все же удалось сообщить им, что я иду на поиски великого людоеда. Лесные жители, похоже, слегка испугались и быстро о чем-то затараторили между собой. Лучший лингвист из них сумел объяснить, что они сожалеют, что на меня наложено такое проклятие, поскольку я кажусь им хорошим человеком, и они так и скажут обо мне своим богам после того, как я погибну. Один из них хотел, чтобы я немедленно отдал ему свой меч, так как он мне все равно не пригодится, когда я встречусь с демоном-леопардом, и я вынужден был ответить, что это невозможно, что меч все-таки может мне понадобиться. Еще я сказал, что даже боги не могут знать всего наперед и, самое главное, что меч принадлежал моему отцу. Потом я поблагодарил их за теплые слова и поддержку, оделил подарками в виде пакетиков соли и талисманов, которые купил в Мегиддо, и мы распрощались.
      Три деревни, из которых леопард изгнал обитателей, образовывали грубый треугольник на склонах долины в джунглях. Посередине долины протекала речка, а на берегу возвышались руины древнего храма. Один из крестьян сказал мне, что леопард живет в этих руинах и это якобы доказывает его демоническую сущность, ибо ни одна честная живая тварь не рискнет оскорбить древних богов, страшась их гнева.
      Прежде всего нам необходимо было найти безопасное укрытие. Первая деревня, в которую я заглянул, была сожжена убегающими жителями, и там сохранилось только две хижины. Я подумал было и о том, чтобы укрыться в храме, но не позволил своей гордыне зайти столь далеко. Если здесь все еще обитал кто-нибудь из древних богов, то, скорее всего, его бы это не порадовало.
      Вторая деревня, расположенная немного дальше, не была ни разрушена, ни сожжена. Жители обнесли ее высоким прочным частоколом. Ворота были закрыты, и я подумал, не остался ли там кто-нибудь из особенно храбрых или упрямых обитателей. На мои крики не последовало никакого ответа, но, когда мы подергали ворота, оказалось, что они действительно закрыты на засов. Перче поднялся на стену с такой же ловкостью, с какой лазил на кокосовые пальмы, осмотрелся и чуть не свалился вниз.
      Он быстро лез, его лицо было бледнее мела.
      — Они там… мертвые… — с трудом выговорил он, а затем отвернулся. Плечи у него затряслись, как будто он рыдал.
      Я вынул из ножен меч, поглядел в щель между воротами и стеной, но не заметил ничего ужасного, хотя и почувствовал смрад гниющих трупов. В воротах оказался зазор, вполне достаточный для того, чтобы просунуть туда клинок меча и им, как рычагом, отодвинуть засов в сторону. Я так и сделал и распахнул ворота настежь.
      В прошлом мне приходилось видеть куда более страшные зрелища, и все равно я почувствовал спазмы в желудке. Перед самыми воротами лежал на спине мужчина; его внутренности были выдраны и наполовину съедены, а лицо обгрызено до полной неузнаваемости. Рядом с ним валялась ржавая коса, которой он, видимо, пытался отбиться от зверя. В десяти футах от него лежало тело женщины. Оно казалось почти неповрежденным; виднелся лишь след от когтей, разорвавших ей горло. Ближе к хижинам, уже за заборчиком, ограждавшим палисадник, валялись два детских трупа, один из которых оказался частично съеден, и мертвый осел, шея которого, сломанная ударом лапы леопарда, вывернулась под неестественным углом.
      — Как… как ему удалось… сотворить такое? — с тру дом пробормотал Перче.
      Я почувствовал, как мурашки побежали по коже. Ответ был пугающим, и я всерьез начал считать, что этот леопард не был простым лесным хищником.
      Скорее всего, эта семья жила где-то поодаль от деревни и не знала о всеобщем бегстве. Возможно, ночью они услышали, как леопард рычал неподалеку от их хижины, и бросились бежать к людям. Они нашли ворота открытыми, а хижины пустыми, но грубая изгородь обещала безопасное укрытие, так что несчастные поспешили войти внутрь и запереть ворота.
      А потом они вновь услышали рычание леопарда…
      Внутри частокола, рядом с собой.
      Перче поспешно вынимал короткое копье из одного из тюков, навьюченных на мулов, и озирался, словно ожидая, что леопард вот-вот появится из пыли, из ниоткуда.
      Я рассматривал трупы, игнорируя зловоние и реакцию моего желудка. Кровь была черной, лишь недавно свернувшейся. Нажав на тело, я обнаружил, что оно упруго. Трупное окоченение прошло — значит, с учетом жары, это означало, что люди были убиты не более суток тому назад.
      — Мы должны похоронить их подобающим образом, — овладев собой, предложил Перче.
      Я готов был согласиться с ним, но тут мне в голову пришла довольно мерзкая мысль. Я еще немного подумал и понял, что стоит попытаться.
      — Нет, — ответил я.
      — Но…
      — Мы используем их в качестве приманки. Вместо того чтобы искать леопарда, мы позволим ему самому найти нас.
      Действительно ужасная мысль, но если этот монстр так полюбил человечину и был настолько уверен в себе, что даже не потрудился уволочь трупы куда-нибудь в укромное место, как это делает большинство леопардов, то, пожалуй, моя тактика могла оказаться наилучшей. К тому же леопарды, будь они людоеды или нет, как известно, предпочитают мясо с душком.
      Куда сильнее меня тревожило то, о чем я не стал говорить Перче, чтобы не пугать его еще сильнее: леопард, скорее всего, разделался с семейством средь бела дня, что тоже не похоже на обычные привычки этих хищников. Из этого следовало, что людоед ничего не боялся и расхаживал по этим холмам, ощущая себя полноправным хозяином.
      Перче с трудом перевел дух и заставил себя кивнуть.
      — Если вы так считаете…
      — Но сначала, — продолжал командовать я, — нужно найти какое-то место, где мы могли бы не опасаться нападения со спины.
      Мы выбрали самую большую хижину и превратили ее в стойло для наших лошадей и мулов, чтобы не отвлекать леопарда от его зловонного лакомства. Я удостоверился в том, что ни одно настоящее животное не сможет вломиться в двери, а окна мы заложили охапками сена.
      Время перевалило за полдень, и потому мы поели. Вернее, я поел. Перче не отрываясь смотрел на трупы и морщил нос от усиливавшегося запаха разложения.
      Я выбрал хижину, находившуюся поблизости от входа в деревню, разложил лук, стрелы, дротик и копье перед дверью, развернул свой спальный коврик и постелил его рядом с оружием, держа меч под рукой.
      Теперь до сумерек можно было только ждать.
      Я убивал время, осматривая опустевшие хижины и ломая голову над вопросом: как же все-таки люди решали, что им взять, а что оставить? Я нашел немало заготовленных впрок продуктов, любой из которых вполне сгодился бы мне на ужин. Но хотя я и видел украшенные ручной резьбой сундуки, в которых должно храниться то, что считается в народе настоящими сокровищами, я решил больше ничего здесь не трогать.
      За одним исключением. На стене большой хижины, в которой, судя по добротной мебели, обитал один из наиболее преуспевающих жителей деревни, висела сабля. Она была очень старомодной — подобные я видел только в музеях — и, скорее всего, предназначалась не для боевого, а для церемониального использования. У нее было заточенное с одной стороны лезвие, которое все еще оставалось довольно острым, и накладки из слоновой кости, инкрустированной золотыми пластинками на рукоятке. Оружие было прекрасно сбалансировано, а кузнец, изготовивший его, понимал в боевых клинках ничуть не меньше, чем в топорах и косах. Но я решил взять его из-за того, что рукоять и эфес были серебряными, а серебро, как известно, передает свою силу на всю длину клинка. Я долго рассматривал гравировку на клинке, изображавшую бои воинов и демонов, причем солдаты были одеты так, как одевались во времена моего прапрадеда, если не более древние.
      Солнце подходило все ближе к краю долины, и тени становились все длиннее. Я слышал пение птиц, визгливые перебранки обезьян, поссорившихся из-за еды. Подошел к воротам, послушал еще. И вдруг наступила полная тишина.
      Мне показалось, что откуда-то донесся сердитый кашель.
      Леопард находился неподалеку.
      Я велел Перче укрыться в той же хижине, куда мы поставили лошадей, держать дверь закрытой и не высовывать носа, пока я не позову его. Да и тогда он должен был сначала удостовериться, что это действительно я (хотя как он мог бы в этом удостовериться, если нам и впрямь предстояло иметь дело со злокозненным оборотнем, лично я не имел понятия).
      Сам я осторожно пробрался к облюбованной мною хижине, лег там прямо возле двери и принялся ждать. Одним из основных достоинств солдата является терпение.
      Показалась луна, и ее свет через дверь проник ко мне. Пыль щекотала мне нос, но я не кашлял. Бездомная блоха, оставшаяся от кого-то из бывших обитателей хижины, больно укусила меня, но я не пошевелился.
      Ночь шла своим чередом. Джунгли вокруг деревни сохраняли безмолвие, как будто прислушиваясь к движениям убийцы, живущего в чаще.
      Сам не знаю, что заставило меня насторожиться: то ли почти неслышный звук, то ли запах, то ли еще что-то не совсем обычное.
      Я смотрел из двери на неподвижный пейзаж, пытаясь угадать, где же крадется леопард. Может быть, рядом с вон той хижиной? Или приближается к трупам под прикрытием длинной тени от стены? Или находится справа от меня, уже в деревне?
      Позади меня, внутри хижины, послышался шорох, мягкий глухой стук по грязному полу и какое-то приглушенное урчание. Я мгновенно обернулся, потянулся к мечу, но поздно, слишком поздно… и средних размеров, худой, полосатый, брошенный хозяевами кот жалобно замяукал.
      Прежде чем я успел унять сердцебиение или же разразиться истерическим смехом, в ночи раздался шум, и леопард принялся скрести когтями стены хижины.
      Снаружи не было ничего — ничего вообще, — лишь сам по себе зашевелился мрак. Если бы я не наблюдал непрерывно за тем, что делалось на площади у ворот, да не привык видеть в темноте, я мог бы ничего не заметить. Но все же мне удалось увидеть, как животное, неслышно ступая, скользнуло к трупу женщины.
      Я выскочил из хижины, держа в руке дротик, и с силой метнул его. Острие пронзило воздух и воткнулось в землю на расстоянии ладони от существа. Нормальное животное отскочило бы в сторону, но этот монстр припал к земле, повернувшись ко мне, разинул пасть со страшными зубами и угрожающе зарычал. Он был очень крупным, гораздо крупнее, чем любой леопард, на которого мне когда-либо доводилось охотиться. Я отступил обратно в хижину, взял короткое острое копье и двинулся к зверю, изготовившись для прыжка.
      И, клянусь, в этот момент звезды замерцали, как будто что-то прошло между ними и землей, а затем над долиной прогремел голос, который я узнал:
      — Тебе следовало сделать верный выбор, когда я дал тебе такую возможность!
      И тут же леопард начал меняться: его задние лапы стали удлиняться и росли до тех пор, пока существо не достигло двенадцати футов росту и не обрело некоторое сходство с человеком, но у этого человека были страшные зубы леопарда, пальцы заканчивались могучими втягивающимися когтями, а вместо глаз пылал мерцающий огонь. Тварь направилась ко мне странной походкой, напоминавшей движения собаки, обученной ходить на задних лапах.
      Я сделал выпад, но чудовище отбросило в сторону острие копья и стремительно протянуло ко мне когтистую руку. Я уклонился, но все же один коготь задел меня и оставил глубокую царапину на груди. Меня пронзила боль. Я упал на колени, перекатился, вновь вскочил на ноги, не выпуская копье из руки, и ткнул моего противника чуть выше бедра, но тоже лишь поцарапал его.
      Существо снова ударило наотмашь и на этот раз достало меня всей лапой. С трудом удержавшись на ногах, я отлетел назад и выронил копье. Леопард закричал, словно женщина, испытывающая страшную муку, но это была не его боль, а моя, которой только еще предстояло начаться. Тварь опустилась на все лапы и изготовилась к прыжку, но в этот момент дверь другой хижины распахнулась и оттуда выскочил Перче, неумело державший копье перед собой, словно таран. Леопард отпрянул в сторону, полоснул моего спутника лапой по животу, и тот с криком откатился в сторону.
      Но его смерть дала мне шанс в виде мгновения, которым я воспользовался, схватив отцовский меч. Я нанес человеку-леопарду сильный удар, и он снова закричал, на сей раз от собственной боли, ударил сам, а я сильно зацепил его по передней лапе, затем отскочил назад, как на уроке фехтования, уклонившись от стремительного выпада ужасной пасти, но все же не заметил удара лапы. Меч вылетел из моей руки и, крутясь в воздухе, улетел в темноту.
      Я в падении отпрыгнул назад, в дверной проем хижины.
      Леопард снова оказался на четырех лапах; он хлестал себя по бокам хвостом, а затем напрягся и прыгнул. Я удачно увернулся от удара, схватил древнюю серебряную саблю, перекатился на спину и в то же мгновение, собрав все силы, ткнул вверх.
      Клинок вонзился леопарду выше живота, застрял было в ребрах, но тут же ушел глубже и переломился. Чудовище снова закричало, и теперь весь мир, джунгли, ад закричали вместе с ним.
      В темноте оно ударилось о стену хижины. Я схватил кинжал Перака и накинулся на монстра, нанося ему в темноте удар за ударом. При каждом ударе леопард испускал короткий вой, а я все резал, резал, и вскоре уже не было слышно никаких звуков, кроме того глухого чмоканья, которое издает вонзающееся в плоть лезвие.
      Остановившись, я посидел некоторое время в темноте, жадно хватая ртом воздух, а затем нашарил лампу и повернул фитиль. Вспыхнул свет.
      Леопард неподвижно лежал в пыли и выглядел так, будто попался в руки сумасшедшему мяснику. Но я решил не рисковать и отрубил от туши голову и лапы.
      Монстр из Белии был мертв.
      Перче тоже ушел на Колесо — когти леопарда разодрали ему живот, и он умер на месте.
      Я позволил себе потратить немного времени на то, чтобы оплакать его и проклясть судьбу, которая лишила меня еще одного из тех людей, которые решились следовать за мной.
      После этого я разломал хижину, сложил бревна штабелем и уложил на него тела незнакомых мне крестьян, а сверху труп Перче.
      В хижинах я нашел несколько ламп, вылил из них масло на приготовленный мною погребальный костер, а в середину бросил горящую лампу. Огонь вспыхнул мгновенно.
      Я ждал, пока не убедился, что огонь как следует разгорелся, творя молитвы Ирису, богине Огня Шахрийе, Джакини, Вахану, Танис, прося о том, чтобы к этим мужчинам, этой женщине, этим детям благосклонно отнеслись на Колесе и вознаградили их удачным возрождением.
      Как жертву, я бросил в огонь тушу леопарда, некоторое время смотрел на ревущее пламя, а затем отправил туда же сломанные куски серебряной сабли.
      Затем я собрал свое снаряжение, оседлал животных и был готов отправиться в путь. Поскольку бояться теперь было нечего, ночь вновь наполнилась разнообразными звуками.
      У меня была с собой целебная мазь, и я густо намазал ею рану на груди, хотя знал, что по возвращении в Мегиддо необходимо будет посетить знахарку, так как рана от грязных когтей леопарда почти наверняка воспалится.
      Я был совсем готов к отъезду, когда из темноты, мяукая, показался полосатый кот. Я вынул из сумки вяленое мясо, нарезал его на мелкие части, налил коту воды.
      Зверек пил и ел с жадностью. Когда он насытился, я положил его в одну из моих седельных сумок. Он с фырканьем принюхался, замурлыкал и немедленно заснул, спокойный и счастливый.
      Если дать в придачу золотую монетку, то в Мегиддо найдется очень много желающих взять его в свой дом.
      Я вскочил в седло, поклонился все еще горевшему погребальному костру и выехал через раскрытые ворота в темные джунгли.
      Всегда ли этот леопард был демоном, которого Тенедос мог подчинить своей власти?
      Или это просто животное-убийца, кровавая суть которого позволила колдуну легко овладеть им?
      Я не знал этого, не знал…

8
ПЛЯШУЩИЕ ОГОНЬКИ