Змея шире открыла пасть, показав белое нёбо. Я не пошевелился и даже перестал дышать.
Гадюка скользнула вперед, вползла мне на руку (моя душа испустила беззвучный вопль), быстро юркнула вниз и, резко извиваясь, углубилась в стерню и скрылась из глаз.
Я с трудом выдохнул воздух, который все это время удерживал в себе (выдох получился неровным, каким-то дергающимся). Мне даже не удалось сразу понять, сколько времени продолжалась вся эта сценка: мгновение, месяц, год? Потом меня вдруг затрясло, но это состояние очень скоро прошло, и я почувствовал, что снова спокоен, и поспешно пополз к саду.
А где же находился король Байран? Ему наверняка уже доложили о последнем набеге, и в таком случае он мог уже ехать по направлению к долине, если, конечно, мои уколы не стали для него столь обычным делом, что он потерял охоту снимать из-за них стружку со своих генералов.
Ничего этого я не знал, и потому мне оставалось только ползти дальше.
До нас донеслись голоса, громкие, резкие команды по-майсирски, затем какие-то другие разговоры, потише, которых я не смог разобрать. Я не знал, что случилось, но на всякий случай как можно сильнее прижался к земле и замер.
По земле гулко отдавались приближающиеся шаги. Осторожно, не поворачивая головы, я посмотрел в сторону и увидел не далее чем в десяти футах от меня двух майсирских солдат. Снизу они показались мне настоящими великанами. Они непрерывно болтали о случившемся ночью вражеском набеге и о том, как один из них имел верную возможность уложить одного из бандитов, во всяком случае, выпустил в него стрелу и, вероятно, попал, хотя слышал, что было найдено только один или два вражеских трупа.
— Они все равно что какие-то поганые призраки, — сказал его спутник. — Скажу тебе по секрету, я думаю, что перед нашими позициями их вовсе нет. Они, сучьи дети, наверняка прячутся в тайных пещерах здесь, в долине, а наши волшебники ищут их там, где их никогда не бывало.
— Ну да, в пещерах, — презрительно фыркнул другой. — То-то я смотрю, ты каждый день напрашиваешься в патруль подальше от расположения. Да ты просто удираешь туда, где их нет, где безопасно!
— Я сказал тебе, что я так думаю, — рявкнул другой. — А чтобы напрашиваться в патруль — тут я не глупее тебя.
— Это точно, не годится солдату из королевской личной стражи позволить убить себя в каком-то вшивом патруле, — согласился второй.
Увлекшись разговором, они прошли мимо, не глядя по сторонам, и я больше не смог разобрать ни слова.
На смену им стали приближаться другие голоса, и я услышал, что говорили на юрейском диалекте. Голоса становились все громче, вот они уже звучали совсем рядом, а потом передо мной мелькнула босая нога и опустилась на мою руку. С трудом удержавшись от того, чтобы вскочить на ноги, я вскинул голову и увидел перед собой перепуганные глаза мальчика. Ему было не больше десяти-одиннадцати лет; одежда его представляла собой лохмотья, поверх которых была наброшена грубо скроенная из мешковины безрукавка, а на плече он нес косу. Он был одним из тех людей, которые под охраной майсирцев убирали пшеницу.
Моя свободная рука скользнула к кинжалу. Я мог бы вскинуться, как та змея, которая едва не укусила меня, повалить этого ребенка наземь и убить его так, что он не смог бы не то что сопротивляться, но даже издать хотя бы звук. После этого мы могли бы попытаться двигаться дальше или же уйти обратной дорогой, а труп припрятать так, чтобы его не нашли в течение нескольких часов.
Но я не сделал этого. Я пристально посмотрел ему в глаза — о, как я в этот момент желал обладать хотя бы малой толикой колдовской силы! — и произнес громким шепотом:
— Мы сражаемся за Нумантию. — При этом я очень надеялся, что он не обратит внимания на майсирскую форму, в которую все мы были одеты.
Мальчишка не пошевелился и ни единым движением или жестом не показал, что понял меня.
— Иди дальше. Не выдавай нас. Пожалуйста, не выдавай. Мы солдаты Нумантии. Выполняем тайное задание.
И снова он никак не отреагировал, а затем начал обходить меня, не отворачиваясь и каждое мгновение ожидая смерти. Я был уверен, что он сейчас закричит и бросится бежать, но ошибся. Несколько шагов мальчик пятился, а потом повернулся и быстрым шагом — но не бегом! — пошел своей дорогой.
Повернувшись на бок, я проводил его взглядом и заметил, что Йонг и Свальбард глядят на меня, ожидая приказаний.
Я махнул рукой вперед, в сторону особняка.
Йонг оскалил зубы, как будто хотел сказать мне нечто неприятное, но повиновался, и мы поползли дальше. Я чувствовал, как ломит все тело, и непрерывно ожидал, что охрана вот-вот поднимет тревогу.
Наконец мы добрались до конца убранного поля и увидели перед собой три артезианских колодца. Я слышал журчание воды, видел, как она, пузырясь, сбегает в выложенные кирпичом бассейны, и остро почувствовал, что у меня до боли пересохло горло. Поискав взглядом часовых, я не заметил ни одного. Вероятно, они сопровождали жнецов, а может быть, сад охранялся только по ночам.
Я поднялся и побрел вперед, согнувшись, как горная горилла, почти касаясь руками земли, а добравшись до бассейна, вновь упал ничком. Йонг и Свальбард тут же оказались рядом со мной, и на мгновение осторожность покинула нас. Мы горстями черпали воду, жадно пили ее, и, клянусь, нечасто мне попадался напиток вкуснее.
Но это продолжалось лишь несколько мгновений, а затем мы проскользнули в сад, где дорожки, извиваясь, бежали через высокие кустарники, некогда тщательно подстриженные в виде различных фигур, а теперь разросшиеся. Я все еще мог угадать в некоторых драконов, львов, слонов; прочие кусты разрослись, превратившись в фантастических животных. Вся растительность была вечнозеленой и представляла собой хорошее укрытие.
Мы спрятались в кустах, и теперь оставалось только ждать да молить богов, чтобы они не позволили мальчику выдать нас.
Прошел час, затем другой, и я уже начал думать, что Байран не приедет и вся моя затея оказалась пустой, но как раз в это время вокруг дома забегали стражники, офицеры принялись выкрикивать приказы, а затем стража выстроилась в колонну и зашагала к въезду в поместье. Перед домом остались лишь двое — нет, четверо — напряженно застывших часовых да трое-четверо возбужденно расхаживавших взад-вперед офицеров.
Мы бесшумно проскользнули по саду ближе к особняку. Карета Байрана непременно остановилась бы перед нами, а затем он должен был выйти и подняться по ступеням в здание.
В этот момент мы выпустим стрелы и убьем короля.
Мы отцепили луки, которые до сих пор несли на спинах, наложили стрелы. Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, как меня учили смолоду. Потом вытянул перед собой руку: она была твердой, не дрожала.
Послышался стремительно приближавшийся стук множества копыт, и из-за поворота показался отряд конников; в следующее мгновение он, не снижая аллюра, промчался мимо нас. Затем появились три кареты. Одна роскошная, с богатой отделкой, запряженная шестью прекрасными гнедыми лошадьми. Две другие кареты были много проще и очень напоминали санитарные.
Большая карета остановилась в пятидесяти футах от нас, и мы подняли луки.
Дверь открылась, за ней можно было разглядеть фигуру, укутанную в плащ.
Мы с Йонгом натянули луки, прицелились, и король Байран сошел наземь.
И в то мгновение, когда мы изготовились выстрелить, один из королевских кучеров соскочил с облучка и заслонил нашу цель.
Свальбард, видимо, сам того не сознавая, зарычал как лев, от которого ускользнула добыча. Я же лихорадочно выискивал возможность для выстрела, любую возможность, дающую хотя бы малый шанс попасть в короля. Но его высокая — на полголовы выше меня — фигура уже скрылась за другими спинами, мелькнуло жесткое лицо с высокомерным, презрительным выражением, с носом, похожим на ястребиный клюв, и понял, что никакой возможности не осталось, мы упустили случай.
И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось: бросил лук наземь, выскочил из укрытия на ровное место, мгновенно пронесся перед лошадьми, скользнул за куст, который прежние хозяева словно специально для этого случая посадили совсем рядом с входом, а оттуда перемахнул в распахнутую, никем не охраняемую дверь. Судя по всему, меня не заметили: охранники не сводили глаз с короля, а придворные мельтешили перед повелителем, стараясь лишний раз попасться ему на глаза.
Вестибюль оказался просторным; он уходил в глубину дома, и от него отходило несколько коридоров. Я увидел укрытую портьерами нишу, сунулся туда, обнаружил висящие внутри плащи и спрятался среди них, оставив между портьерами небольшую щель. В мыслях у меня царил сумбур, а в легких я ощущал жжение, как будто только что пробежал несколько лиг. В одной руке я держал кинжал, а в другой шпагу.
Голоса приближались, и я узнал один из них, рокотавший уверенным баритоном. Прочие голоса звучали тише; одни соглашались, другие успокаивали, в третьих слышался страх, и все они были рядом, совсем рядом со мною.
Я одним движением сорвал портьеру, и люди в ужасе завопили — некоторые завизжали, как женщины, — а король Байран оказался не более чем в трех футах от меня. Он как раз расстегнул застежку под горлом, и лакей осторожно снимал плащ с его плеч.
Он увидел меня и раскрыл рот от изумления. Не уверен, но думаю, что он вспомнил мое лицо и узнал меня. Я не дал ему времени сделать хоть одно движение — подскочив к королю, я по рукоятку вонзил серебряный кинжал Йонга ему в живот, дернул вверх и повернул клинок, ощутив при этом, как сталь разрывает сердце.
Байран издал ужасный стон, перешедший в хрип, и тут же у него изо рта прямо мне в лицо струей брызнула кровь. Я выдернул кинжал, толкнул Байрана, и он упал на колени. Заросший по самые глаза бородой человек с нашивками раста пытался вытащить свой декоративный меч, но я проткнул его шпагой, не оставив никаких шансов выжить, и метнулся к двери.
А совсем рядом с нею стоял старший придворный советник Кваджа Сала, человек, который некогда считался чуть ли не моим другом, и, думаю, он отлично понимал, что я обязательно должен сделать, поскольку он являлся лучшим во всех отношениях человеком во всем Майсире, единственным, на кого могла надеяться эта страна после смерти своего короля. Мой клинок сверкнул как молния и разрубил его горло под свисавшими ниже подбородка роскошными усами. Он покачнулся и упал, а я, не останавливаясь, вылетел за дверь.
Часовой увидел меня, нерешительно замахнулся издали пикой, но тут же бросил ее и пустился бежать.
— Сюда! — крикнул я, и Йонг со Свальбардом кинулись ко мне.
Позади раздавались крики, отчаянные вопли; по-видимому, в особняке началась безумная паника, но я, не обращая на это внимания, завернул за угол и помчался вдоль дома, рассчитывая в суматохе проскочить с задней стороны, а в сознании у меня будто барабанный бой, беспрерывно повторяясь, гремели одни и те же слова: он мертв, король мертв, Карьян отмщен… Я отмщен… подонок мертв, король мертв…
Слева от меня запели горны, и успевший отъехать королевский эскорт повернул обратно. Всадники опустили копья и, с ходу взяв в галоп, понеслись на нас. Мы отлично знали, что бежать от всадников ни в коем случае нельзя, и потому остановились, повернувшись к атакующим кавалеристам лицом, с оружием в руках, готовые взять с собой на Колесо столько врагов, сколько удастся.
Это был конец, но конец, достойный воина, а кто мог встретить смерть с более легкой душой, чем солдат, только что убивший злейшего из врагов своей страны?
Я почувствовал, что мои губы сложились в улыбку, и ощутил странную певучую радость, которая была мне знакома, хотя испытывать ее доводилось очень редко, и в этот момент ко мне приблизился вырвавшийся вперед всадник.
Я отбросил копье в сторону ударом шпаги, шагнул вперед и перерезал кинжалом горло его лошади. Лошадь заржала в предсмертной агонии и упала на подогнувшиеся передние ноги; наездник с размаху ударился о дерево, но тут же рядом со мной оказался другой кавалерист. Я проткнул его бок шпагой, и он свалился с седла. Внезапно вокруг нас образовался вихрь из лошадей и людей; кавалеристы отступили, пораженные дерзостью троих человек, отважившихся принять бой с целым эскадроном. Но их удивление могло продлиться всего лишь несколько мгновений, а затем мы неизбежно должны были в очень скором времени возвратиться на Колесо. Я лишь успел во время этой краткой паузы представить, как Сайонджи, когда я возвращусь на Колесо, будет судить меня за убийство Байрана, и тут ко мне кинулись, подняв над головами мечи, сразу два всадника.
И вдруг раздался грозный, оглушительный львиный рык. Я скосил глаза в ту сторону, откуда он послышался, и увидел огромное животное. Легко перепрыгнув через меня, хищник кинулся на круп лошади и одним движением могучей когтистой лапы разодрал спину до костей одному из наездников. Самое удивительное, что животное было зеленым, зеленым как трава, и позади него в ту же секунду появился такой же зеленый слон. Он визгливо протрубил, свернул хобот кольцом, с громким топотом устремился вперед и нанес второму моему противнику такой удар, что тот отлетел далеко в сторону.
Лошади явно никогда не видели слонов, поскольку мгновенно обезумели от ужаса; они принялись лягаться, вскидываясь на дыбы, метаться из стороны в сторону. Вслед за кавалеристами к месту боя подоспели и пехотинцы, но им пришлось столкнуться с другими чудовищами: тиграми и странными крылатыми змеями. Тела, когти, зубы — все у этих монстров было зеленым. Вот каким оказался обещанный Симеей сюрприз. Ее волшебство оживило фигурно подстриженные кусты. Столь грандиозное заклинание, насколько мне известно, было под силу лишь величайшим из колдунов, таким, как Король-Провидец Тенедос.
А из сада с ревом неслись другие зеленые животные: кабаны и разъяренные буйволы. Я окликнул Свальбарда и Йонга, и мы бросились бежать. По руке Йонга сочилась кровь, а Свальбард подволакивал ногу, но мы бежали изо всех сил, миновали особняк, промчались мимо конюшен и пересекли плодовый сад. Какой-то человек, судя по облику крестьянин, увидев нас, разинул было рот, чтобы поднять тревогу, но, сбитый с ног, грохнулся в лужу рядом с нежившимися там свиньями.
Я услышал отдаленные крики и понял, что мой отряд снова ворвался в расположение майсирских войск, но это был просто маневр, цель которого состояла в том, чтобы отвлечь на себя внимание и тем самым помочь нам унести ноги. В этот момент мы оказались возле задней стены имения.
Перебравшись через нее, мы пробежали еще милю и только тогда перешли на шаг и вложили оружие в ножны: теперь мы находились уже на территории другого лагеря и должны были выглядеть как майсирские солдаты, направлявшиеся куда-то на пост. Мы изо всех сил старались быть серьезными и с трудом сдерживались, чтобы не хохотать и не подпрыгивать на ходу, как деревенские дурачки.
Мы совершили невозможное.
Мы убили короля Майсира и его ближайшего доверенного советника.
А теперь нам требовалось еще раз совершить невозможное и уйти отсюда живыми.
17
ОБЛАВА
Готовясь к покушению, мы намеревались сделать крюк на юг, затем на запад и потом снова пробраться через позиции майсирцев на север, к сборному пункту, где нас должны были ожидать лошади.
Но это оказалось невозможно. Майсирцы вели себя как осы, гнездо которых сбил палкой пробегавший мимо мальчишка. Они роились тут и там, иногда целыми полками, иногда ротами, а иногда по четыре-пять человек. Я не мог понять, действительно они пытаются разыскать нас или же просто кидаются куда глаза глядят, перепуганные и разгневанные убийством своего короля.
Но они были повсюду, и в такой обстановке любой неверный шаг мог привести нас к гибели ничуть не хуже, чем самая планомерная облава на убийц.
Мы прошли на юг почти до конца долины, но там наткнулись на кордон кавалеристов, который холодно, но твердо остановил нас. Я решил не нарываться на неприятности. Мы наполнили фляги водой из ручья, а потом прошли по нему вверх, чтобы не оставлять следов, которые мог бы распознать опытный следопыт или волшебник. Ручей протекал мимо холма; он был невысок, но все же позволял заметить сверху подкрадывающихся врагов. Нас устраивало и то, что холм густо зарос ежевикой.
Мы пробрались в глубь колючих зарослей и затаились там. Восторг свершения понемногу иссяк, и теперь из всех чувств у нас остался, пожалуй, только страх. Если бы нас обнаружили, мы были обязаны оказать самое ожесточенное сопротивление, чтобы погибнуть в бою, поскольку, попади мы в руки врагов живыми, изобретательные по части пыток майсирцы заставили бы нас претерпеть жесточайшие мучения.
День подошел к концу, и потянулась долгая холодная ночь. Я надеялся, что Симее и Курти повезло больше, чем нам, и они смогли выбраться в безопасное место. Я хорошо сознавал, что волновался о девушке сильнее, чем тревожился бы о любом другом солдате, который мог оказаться на ее месте. Ну конечно, говорил я себе, все дело в том, что она женщина, да притом еще очень красивая женщина, но сам понимал, что это еще не все.
Я отогнал от себя эти мысли и постарался припомнить карту. Нет, пока мы ничего не могли поделать, кроме как оставаться там, где были. Погода становилась все холоднее, и я ощущал приближение бури.
Когда наступил рассвет, Йонг проделал в кустах туннель, этакий крысиный лаз, не для того, чтобы можно было выбраться из нашей чащи или вернуться туда, а просто для наблюдения за обстановкой. Где-то в полдень он почти беззвучно закончил свою работу, и с тех пор мы не слышали вообще ничего, кроме стука дождевых капель да редкого печального щебетания какой-нибудь промокшей птицы.
Я восхищался Свальбардом, обладавшим способностью спать или неподвижно сидеть, не издавая ни звука, в течение многих часов.
Что касается меня, то я старался думать о том, что могло происходить за пределами этого переплетения промокших колючих кустов. Вспоминать о приятном тепле лагерных костров, о чаше теплого медового питья со специями и, естественно, о еде. Не желая обременять себя лишним грузом, мы не взяли с собой ничего съестного, но к настоящему времени все успели не на шутку проголодаться.
Я во всех подробностях припомнил одну трапезу. Она состоялась много лет назад, когда император Тенедос отправил меня с миссией в Хайлу. Как ни странно, после нее никто не оказался растоптан железным сапогом империи. В тоскливый день, подобный этому, я без эскорта, без телохранителя возвращался после встречи с местным чиновником. По дороге меня застигла ночь, и, когда я, смирившись с задержкой, уже совсем было убедил себя в том, что дерево в стороне от дороги послужит прекрасной крышей, мне вдруг подвернулась маленькая сельская гостиница.
Хозяин не отличался особым радушием, как, впрочем, и его неряха-жена и полдюжины их детей. Но комната оказалась теплой и сухой, постель была чистой, а еда… ах, эта еда! Для начала мне подали прозрачный бульон, сваренный из двух сортов грибов, со специями и крошеным зеленым луком. За ним последовали деревенский паштет, форель, жаренная со странными специями, казавшимися то горькими, то сладкими, отбивная из нежнейшего барашка под горчичным соусом и свежие, прямо с грядки, овощи; холодный напиток из сока нескольких разных фруктов и еще…
Из туннеля показался торопливо ползущий на четвереньках Йонг. Приблизившись к нам, он прошептал:
— Вся эта говенная армия снялась с места. И прет прямо сюда!
Не дослушав, я метнулся ему навстречу — Йонг еле успел посторониться — и полез по туннелю. Там, где Йонг проскальзывал как змея, мне приходилось продираться.
Хиллмен ничего не преувеличивал. С обеих сторон от нашего пригорка тянулись длинные колонны пехоты и кавалерии. Все шагали на север. Обратно в Майсир!
Мы победили! Но тут же я разглядел облака дыма, застилавшие горизонт на севере.
Майсирцы отступали, но при этом мстили за поражение на свой манер, сжигая на своем пути все, что могло гореть: поля, дома, деревни. Я знал, что там повсюду лежат мертвые тела местных жителей, а в огне стенают, сгорая заживо, их ни в чем не повинные дети.
Юрей снова оказался разоренным дотла, и я был тому виною.
Я с самого начала опасался, что именно так получится, если мой план завершится успешно, но при этом не видел никакого иного выхода — приходилось выбирать между одним Юреем или всей Нумантией.
Это было одно из тех высоких решений, которые принимают короли, вероятно, представляя себе в своем могуществе великую славу, сопровождающую все их деяния, но меня от этого тошнило. Не желая глядеть на дела рук своих, я повернулся и пополз обратно.
— Мы перебили им хребет, — шепотом прокричал Йонг.
Свальбард кивнул, на его лице расплылась широкая улыбка. Уверен, они подумали, будто я заболел, потому что я, в отличие от них, не почувствовал при виде уходящей армии повторного приступа той радости, какую мы испытали после убийства.
Майсирцы подходили ближе. Похоже, что мимо нас действительно дефилировала почти вся армия. Свальбард прижался ухом к земле, махнул мне рукой, и я последовал его примеру. Почва глухо, но мощно гудела под ногами миллиона идущих людей, копытами их лошадей и колесами повозок.
Теперь нам оставалось лишь дожидаться, пока они пройдут, а затем идти в обратном направлении и воссоединиться с моей армией в Каллио.
Я уже не мечтал о еде, а заново осваивал солдатский стоицизм — умение ждать наступления чего-то, ждать без страха, без надежды, даже без мыслей. Мы просто сидели в полудреме с оружием наготове, соприкасаясь сапогами, чтобы, если один из нас что-нибудь услышит, он мог сразу без слов подать сигнал товарищам.
Когда уже далеко перевалило за полдень, Йонг пнул меня. Но я и так уже был настороже, услышав звук лишь на мгновение позже, чем он. Кто-то медленно пробирался в чаще, двигаясь прямо в нашу сторону, как почтовый голубь прорезает небесный свод, стремясь к своей голубятне.
Свальбард беззвучно перебрался на самый край нашей крошечной полянки, Йонг занял место напротив. Лазутчик непременно вышел бы между ними, а тут его ждала неминуемая смерть, прежде чем он успел бы раскрыть рот.
Шорох все приближался, затем прекратился, и мы услышали знакомый голос:
— Это я, Симея. Смотрите не убейте меня.
Есть такая солдатская присказка: застрелиться и не жить! Она совершенно точно описывала состояние нас троих.
В конце концов мне удалось выдавить из себя:
— Иди спокойно. — И грязная, измученная волшебница раздвинула последние ветки ежевики, почему-то сразу попав ко мне в объятия. Она вскинула на меня удивленный взгляд, а потом полуобняла меня левой рукой. В правой она все еще держала обнаженный меч.
Обеспокоенный, я тут же выпустил девушку.
— Они выследили нас сразу же после того, как я оживила садовые кусты, — сообщила она без всяких вступлений. — Королевские волшебники были настороже, просто они очень медлительные. Мы выбрались из палатки, в которой скрывались, разрезав полог сзади, и оказалось, что неподалеку нас поджидали пятеро солдат. Мы бросились бежать, но Курти сильно хромал. Он велел мне удирать и сказал, что задержит их.
На ее глазах выступили слезы и тут же полились ручьем.
— Я стала отказываться, и он обругал меня. Тогда я сделала, как он велел. У меня даже не было времени, чтобы сотворить заклинание. Разве правильно я посту пила? Мне, конечно, следовало остаться с ним.
Я не успел даже раскрыть рот, как Свальбард прогремел, почти не понижая голоса:
— Ты все сделала совершенно правильно. Неужели два трупа лучше, чем один?
Она уронила меч и села, почти упала на землю.
— Мой разум говорит то же самое. А все остальное мое существо с ним не согласно.
— Он сказал мне, что погибнет сегодня, еще перед тем как мы выехали из замка, — добавил великан. — Может быть, он сам хотел умереть. Может быть, он решил, что с него довольно. Я уже не раз видел, как такое случалось с разными людьми. И умер он, спасая своего товарища, а это далеко не худший способ возвращения на Колесо.
— Волшебника куда труднее заменить, чем даже самого хорошего лучника, — резонно заметил Йонг; правда, его тон показался мне излишне холодным.
Симея взглянула на меня. Несколько кратких мгновений я в душе оплакивал Курти, который был рядом с начала моего первого похода в Кейт, лучший из лучников, каких я когда-либо видел, и просто человек, которому я всегда безоглядно доверял, мой верный товарищ, хотя ни он, ни я никогда не считали себя друзьями… Я должен был хоть раз сказать ему, как много он для меня значил, этот скромный воин, всегда надежно прикрывавший мне спину и ни разу за всю жизнь не давший мне повода хотя бы на мгновение усомниться в нем. Постепенно от меня уходили лучшие из воинов, и я мог лишь надеяться на то, что Сайонджи на своем суде отнесется к ним со всей снисходительностью.
Все эти мысли промелькнули в моем мозгу, и я понял, что сейчас нельзя обнаружить хотя бы намек на колебание.
— Симея, тебе просто не оставалось ничего другого. Забудь об этом. — Как-то незаметно для самого себя я, вслед за Свальбардом, тоже начал обращаться к ней на «ты». — В каждом бою кто-то неизбежно погибает, и все, что мы можем сделать, — это идти дальше. Мы помолимся за Курти, когда окажемся в безопасности, и будем поднимать бокалы в память о нем, пока сами будем живы.
Я уже не раз говорил такие слова в прошлом. И сам верил им. Однако на сей раз они показались мне совершенно пустыми, но я не мог придумать ничего лучшего.
Симея глубоко вздохнула.
— Ладно. Случившегося уже не исправить, — сказала она. — Ваш план сработал. Майсирцы улепетывают из Юрея. И что мы теперь будем делать?
Я в нескольких словах пересказал ей свои планы.
— Значит, будем ждать? — вопросительно произнесла она.
— Да, — подтвердил я. — Но только до темноты, а ночью нам, возможно, удастся куда-нибудь перебраться. А может быть, придется сидеть здесь до завтра.
— Ох, сомневаюсь, — протянул Свальбард и добавил с надеждой в голосе: — А у тебя нет чего-нибудь перекусить?
— Нет. Разве что сушеные травы, которые могли бы превратить тебя в обезьяну. — Симея тоже заговорила менее официально, чем прежде. Я давно уже обратил внимание, что перед лицом серьезной опасности люди обычно переходят на «ты».
— Ну, меня еще не настолько подвело брюхо, — бодро откликнулся Свальбард.
— Тогда будем ждать, — ответила Симея.
Но ждать нам не пришлось. Разве что совсем немного.
Уже начало смеркаться, когда мы услышали дробь барабанов. Звуки доносились с разных направлений, охватывая в целом дугу с востока до северо-запада, и на сей раз я решил сам пролезть в туннель и посмотреть, в чем дело.
А дело было плохо, прямо-таки хуже некуда. Примерно в трети лиги от нашего пригорка я увидел выстроенных в двойную цепь солдат, двигавшихся в нашу сторону. Барабаны задавали им темп. Они вели прочесывание неторопливо, методично, и цель у них могла быть только одна. Я приподнялся, не высовываясь из кустов, не обращая внимания на колючую ветку, впившуюся мне в щеку, и разглядел на севере одинокую фигуру в мантии. Это был волшебник, командовавший облавой.
Я поспешно вернулся назад и рассказал о том, что видел.
— Они выследили меня, — сказала Симея. — Проклятье!
Я вопросительно взглянул на нее.
— Волшебник оставляет за собой особый след, нечто вроде запаха, — пояснила девушка, — и другой волшебник, знающий некоторые хитрости, может проследить его. Будь у меня время, я могла бы стереть свои следы, но что теперь об этом говорить! А если честно, то я и не думала, что это может потребоваться. Ну вот и привела майсирцев прямо к вам.
— Пусть демоны думают, кто в чем виноват, — прервал я Симею. — Нам-то что сейчас делать? Бежать?
— Обрати внимание, — отозвался Йонг, — что они идут на нас полукругом. Точь-в-точь как те крестьяне, которых ты нанимал в своем имении, чтобы они выгнали тебе из леса замбара. Могу поклясться: они хотят, чтобы мы побежали на юг, в единственную сторону, где нет загонщиков, а там — ты должен знать это как бывалый охотник — стоит цепь охотников, готовых подстрелить дичь, как только она выйдет из укрытия.
— Вполне возможно, — согласился я.
— Я могла бы посмотреть магическим взглядом, — сказала Симея (почему-то на ее лице появилось виноватое выражение), — но это было бы все равно что выкладывать магнит перед компасом.
— А что нас может ожидать, если мы все же побежим? — спросил я.
— Волшебники, — ответила Симея, — и солдаты.
— Единственный способ вырваться из западни, — тусклым голосом произнес Свальбард, — заключается в том, чтобы сделать что-нибудь совершенно неожиданное для охотников. — Уверен, что эта мысль пришла в голову одновременно всем нам троим и даже выразили бы мы ее одними и теми же словами: слишком долго нашим единственным делом была только война. — По этому я предлагаю сбить засаду, обрушившись прямо на нее.
— Для этого у нас, пожалуй, маловато сил, — ответил Йонг.
— Вот если бы нам удалось как-то избавиться от этого колдуна… — задумчиво произнесла Симея. — Тог да, возможно…
— В любом случае, — подытожил я, — лучше всего будет, если мы соберем все наши железки и выберемся из этого убежища, пока оно не стало ловушкой.
Мы проползли к краю зарослей. Цепь солдат уже заметно приблизилась. Она двигалась неторопливо, не допуская ни единого разрыва, и вся эта сцена действительно как нельзя больше походила на загонную охоту.
Я внимательно осмотрелся вокруг в поисках выхода. Ручей, по которому мы пришли сюда, журча, огибал подножие пригорка и поворачивал на север. Его берега, поднимавшиеся над мелкой водой примерно фута на четыре, поросли редким кустарником.
— Вот и дорога, — сказал я, ткнув пальцем в сторону ручья. — Но этот проклятый богами колдун наверняка учует, если мы выпорхнем из гнезда. Йонг, не мог бы ты отсюда всадить в него стрелу?
Йонг, прищурившись, смерил взглядом расстояние и поморщился: