9 января Николай II приказал поднять над Зимним дворцом черно-золотой императорский штандарт – знак того, что он находится там. Но на самом деле он еще накануне событий уехал в Царское Село.
      9 января вечером Николай II записал в дневнике: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых.
      Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь».
      Стало быть, Мария Федоровна уехала из Петербурга еще до того, как начали стрелять. Она присоединилась к семье перед ранней обедней, отстояла и отмолилась вместе со своими близкими в церкви и пошла завтракать за один с ними стол.
      И вот в это-то время в городе все и началось.
      После завтрака Николаю начали непрерывно докладывать – по телефону и устно – о событиях в Петербурге. К вечеру обстановка в столице казалась ему настолько еще неопределенной и опасной, что было решено не отправлять Марию Федоровну из Царского Села, а оставить ее вместе со всеми.
      Запись в дневнике Николая от 10 января: «Сегодня особых происшествий в городе не было. Были доклады. Завтракал дядя Алексей (великий князь, генерал-адмирал Алексей Александрович – В. Б.). Принял депутацию уральских казаков, приехавших с икрою. Гулял. Пили чай у Мама. Для объединения действий по прекращению беспорядков в Петербурге решил назначить генерал-майора Трепова генерал-губернатором столицы и губернии. Вечером у меня состоялось совещание по этому поводу с ним, Мирским и Гессе. Обедал Дибич».
      Обычная запись с указанием того, с кем завтракал и с кем обедал. Н. М. Дибич – всего-навсего дежурный флигель-адъютант, морской офицер. Не забыта делегация уральских казаков, подаривших икру. И наряду с этим сообщение об очень важном событии – о совещании с дворцовым комендантом Святополк-Мирским, генерал-лейтенантом П. П. Гессе и кандидатом на должность генерал-губернатора Санкт-Петербурга и губернии генерал-майором Д. Ф. Треповым.
      Д. Ф. Трепов был сыном Ф. Ф. Трепова – того самого градоначальника и обер-полицмейстера Петербурга, в которого 24 января 1878 года стреляла Вера Засулич. Его сын Дмитрий Федорович, окончив Пажеский корпус, служил в лейб-гвардии, и знакомство с ним Николая II произошло при трагикомических обстоятельствах в день похорон Александра III.
      Когда 1 ноября 1894 года траурная процессия шла от вокзала в Петропавловскую крепость, ротмистр Д. Ф. Трепов находился во главе своей роты, стоящей на пути следования гроба императора. Увидев идущего за погребальной колесницей нового императора Николая II, лихой ротный, строго придерживаясь устава, требовавшего встречать государя с видом радостным и бравым, ничтоже сумняшеся, рявкнул: «Гляди веселей!». Николай, как ни был убит горем, команду хорошо расслышал и спросил одного из великих князей, шедшего рядом с ним:
      – Кто этот дурак?
      – Дмитрий Трепов, – услышал он в ответ и навсегда запомнил удалого молодца.
      Через два года после этого эпизода Николай II утвердил его на должность московского полицмейстера, где тот отлично служил, снискав благорасположение великого князя Сергея Александровича. И вот Николай назначил Д. Ф. Трепова на пост генерал-губернатора Петербурга и губернии. Через несколько дней, 14 января, подал в отставку московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович. А еще через 4 дня по их стопам последовал и Святополк-Мирский, передав свой портфель Александру Григорьевичу Булыгину – в прошлом видному судебному деятелю, крупному администратору, последние 3 года занимавшему пост помощника московского генерал-губернатора. Именно близость к великому князю Сергею Александровичу и предопределила успех в карьере Булыгина. Таким образом, ключевые посты заняли Трепов и Булыгин – коллеги Зубатова по службе в Москве, ставленники великого князя Сергея Александровича.
      Казалось, что, хотя Сергей Александрович и смещен, проведение его политической линии все же обеспечивается. Но это было не так – Россия продолжала бурлить, и по всей стране катилась волна забастовок и демонстраций. Правительство понимало, что силой уже ничего не добьется и пошло на уступки.
      3 февраля с 11 часов утра до 4 часов дня в присутствии Николая II заседал Совет министров, обсуж-давший вопросы о войне, революции и созыве местных выборных представителей. Наконец-то созыв Государственной думы был признан царем как необходимость.
      Общество вернулось в то же состояние, которое было накануне последнего покушения на Александра II, когда он, подписав Манифест о созыве местных выборных представителей, отправился в Манеж, чтобы пасть от бомбы И. И. Гриневицкого.
      4 февраля рок, преследующий Романовых, еще раз окрасил кровью русский снег. На сей раз бомба взорвалась не в Петербурге, а в Москве – в Кремле, но убийца был все из той же «Народной воли», называвшейся теперь партией социалистов-революционеров.

      Отвечая на расстрел в Петербурге, московская организация эсеров создала боевую группу для убийства московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Сценарий был прежним: установить маршрут и время поездок намеченной жертвы и взорвать бомбу. Дядя царя был повинен в Ходынке, он выселил из Москвы десятки тысяч евреев, покрывал казнокрадов и взяточников и беспощадно расправлялся с революционерами.
      Именно поэтому он и стал первой жертвой революционного террора в 1905 году. Бомбистами были определены Куликовский и Каляев. Установив все, что было необходимо, они наметили покушение на 2 февраля. В 8 часов вечера из Никольских ворот Кремля вылетела великокняжеская карета и повернула к зданию Городской Думы. И. П. Каляев ждал Сергея Александровича на крыльце Думы и, увидев яркие белые огни великокняжеской кареты, бросился ей наперерез. Он еще не успел поднять бомбу, как совершенно отчетливо увидел, что за окнами кареты кроме великого князя находятся его жена Елизавета Федоровна и двое детей – их воспитанники Мария и Дмитрий (дети его родного брата Павла Александровича). Каляев тут же отбежал в сторону: он не мог убить женщину и детей, но великий князь получил лишь кратковременную отсрочку – не больше.
      4 февраля около 3 часов дня в Кремле, возле здания Сената, Каляев встретил карету Сергея Александровича и с расстояния в четыре шага бросил бомбу. Взрыв был чрезвычайно сильным: карету разнесло в щепки, в окнах Сената вылетели все стекла, Каляев в обгоревшей крестьянской поддевке, с окровавленным лицом, оглушенный взрывом, шатаясь, отошел в сторону, где тут же и был схвачен. Его усадили на извозчика и отвезли в арестный дом на Якиманке.
      Сбежавшиеся к месту взрыва случайные прохожие и судебные канцеляристы увидели кучу бесформенных обломков кареты, окровавленные лохмотья великокняжеской одежды и куски тела.
      Некоторые стали высвобождать из-под обломков труп, но нашли только руку и часть ноги – все остальное, в том числе и голова, были разорваны на мельчайшие кусочки.
      В это время из Кремлевского дворца выбежала Елизавета Федоровна и бросилась к останкам мужа. Она замерла, как вкопанная, и заметила, что зеваки стоят не сняв шапок, откровенно и праздно любопытствуя. Она закричала:
      – Как вам не стыдно! Что вы здесь смотрите! Уходите отсюда!
      Но толпа стояла, не снимая шапок и продолжая молча и безучастно смотреть на происходящее. Только через полчаса в Кремль прибыли солдаты, разогнали зевак и оцепили место взрыва...
      Сергея Александровича похоронили в Чудовом монастыре – под храмом святого патриарха Алексия. Его усыпальница была превращена в подземную церковь, освященную во имя преподобного Сергия Радонежского. «Ее украшал прекрасной работы резной белокаменный иконостас, иконы для которого написал художник К. И. Степанов. Из такого же белого мрамора изваяли надгробие, стоявшее в центре подземного храма. Это был подземный музей древностей, в котором находились ценные вещи из коллекции, собиравшейся великим князем: иконы XVI и XVII веков, нательный крест XIV века в серебряном ковчеге, а также личные вещи его. В храме находились носилки, на которых переносили останки Сергея Александровича и гренадерская шинель, укрывавшая их».
      А на месте его гибели в 1908 году воздвигли высокий бронзовый крест, отлитый по проекту художника В. М. Васнецова. Над крестом, под волнисто изогнутой кровлей виднелась скорбно склоненная Богоматерь, в резном фонаре теплилась неугасимая лампада. На кресте по просьбе великой княгини Елизаветы Федоровна была выбита надпись: «Отче, отпусти им, не ведают, что творят».
      Этот крест 1 мая 1918 года собственноручно стащил с постамента В. И. Ленин с группой товарищей из ВЦИКа и Совнаркома, собравшихся в Кремле перед первомайской демонстрацией. Ленин сам сделал на веревке петлю и набросил ее на крест. Его соратники последовали примеру вождя, опрокинули крест на булыжную мостовую, а потом сволокли его в Тайницкий сад.

      Смерть мужа окончательно утвердила Елизавету Федоровну в мысли, уже давно не дававшей ей по-
      коя, – оставив все, уйти в монастырь. И первым ее подвигом на пути к пострижению было великое смирение и всепрощение, ибо Христос завещал прощать зло и любить своих врагов. И Елизавета Федоровна, простив в душе Каляева, пошла в тюрьму, чтобы сказать об этом и попросить разрешения предстать перед царем с ходатайством о смягчении его участи. Прежде чем идти к Каляеву, она уговорила Николая II ограничиться каторгой и не казнить убийцу его дяди. Николай согласился при одном условии: Каляев должен был, соблюдая закон, подать ему прошение о помиловании. Она молилась все дни, пока не состоялось погребение, а потом пришла в каземат к Каляеву и сказала, что прощает его, ибо он не ведал, что творил.
      Елизавета Федоровна умоляла Каляева написать прошение о помиловании, однако тот отказался, заявив, что его смерть полезнее для революции, чем сохраненная таким путем жизнь. Простившись с Каляевым, Елизавета Федоровна оставила ему икону и потом рассказывала, что убийца эту икону поцеловал. 10 мая 1905 года Каляев был повешен в Шлиссельбургской крепости.
      Почти все свои деньги Елизавета Федоровна уже долгие годы отдавала на нужды благотворительности, помогая бедным, больным и сиротам, а после смерти мужа решила устроить женский монастырь. Она купила землю в районе Большой Ордынки и пригласила архитектора А. В. Щусева и художника М. В. Нестерова создать проект и расписать церковь Покрова Богородицы, а рядом построить и другие монастырские здания.
      Художник М. В. Нестеров не только расписал храм Покрова, но сделал и эскизы монашеской одежды для будущей настоятельницы обители. Елизавета Федоровна, приняв постриг и став иегуменьей устроенного ею монастыря, никогда потом других одежд не носила. Ее Марфо-Мариинская обитель сестер милосердия стала центром благотворительности, сострадания и самоотвержения, потому что сама иегуменья стала высоким образцом для монахинь. Под их опекой находились и дома умалишенных, и кожно-венерические больницы, и приюты для хронически больных, и богадельни для впавших в старческий маразм. Когда кто-либо отказывался ухаживать за особенно тяжелым больным, Елизавета Федоровна сама шла на помощь самым несчастным и обреченным. Великим служением была наполнена ее жизнь до самых последних минут.

      31 января 1905 года, через 3 недели после «Кровавого воскресенья» к Николаю II обратился статс-секретарь Алексей Сергеевич Ермолов, предлагая создать выборную земскую думу для предварительного рассмотрения важнейших законопроектов.
      Ермолов был действительным тайным советником, почетным членом Петербургской академии наук и Вольного экономического общества и одним из виднейших ученых-аграриев России: занимал пост министра земледелия более 10 лет. Его предложение оказалось уместным и своевременным, и царь, обсудив его в кругу великих князей и высших сановников, направил документ на рассмотрение Совета министров.
      Однако Совет министров, проведя два заседания, предложение Ермолова не принял, и тогда 18 февраля 1905 года были опубликованы сразу 2 важнейших документа: Высочайший Манифест, которым «все русские люди, верные заветам родной старины», призывались сплотиться вокруг престола, и Высочайший рескрипт на имя Булыгина, в котором провозглашалось намерение привлечь «достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений». Для противовеса Трепов, оставаясь на прежней должности, вскоре стал товарищем Булыгина по Министерству внутренних дел, сосредоточив в своих руках и Департамент полиции, и Корпус жандармов. Но уже никакие тактические маневры не могли спасти положение, ибо революция продолжала нарастать.
      В июне восстал экипаж броненосца «Потемкин».
      В октябре забастовало 2 млн заводских и фабричных рабочих, железнодорожников, служащих почт и телеграфа.
      17 октября Николай II вынужден был издать Манифест, написанный С. Ю. Витте. Этот Манифест по его последствиям справедливо является одним из выдающихся документов в российской истории XX века и потому приводится здесь полностью.
      «Божией милостью Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.
      Смуты и волнения в столицах и во многих местностях империи нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце наше. Благо Российского государя неразрывно с благом народным и печаль народная – его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы нашей.
      Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, мы, для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединять деятельность высшего правительства.
      На обязанность правительства возлагаем мы выполнение непреклонной воли нашей:
      1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
      2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
      3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действия постановленных от нас властей.
      Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле.
      Дан в Петергофе, в 17-й день октября, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот пятое, царствования же нашего одиннадцатое».
 
      Манифест был встречен с небывалым энтузиазмом и ликованием, по всей стране прошли митинги в его поддержку и одобрение. На этой волне председателем Совета министров стал Витте, а Булыгин и Трепов ушли в отставку. Правительство объявило амнистию политическим заключенным и приступило к разработке нового избирательного закона.
      Осенью 1905 года по одной трети уездов прокатились аграрные беспорядки. 9 декабря в Москве произошло вооруженное восстание, продолжавшееся девять суток и стоившее жизни более чем тысяче повстанцев. Восстания вспыхнули в других городах – в Ростове-на-Дону, Новороссийске, Екатеринославе, Александровске. В 1906 году восставали солдаты и матросы Кронштадта и Свеаборга, все еще продолжали бастовать рабочие, но революция уже пошла на убыль и в 1907 году утихла.
      Ничто не происходит само по себе, всему есть свои причины. Были они и у революции – от возникновения и до окончания. И одной из причин того, что пожар ее в конце концов все же угас, явилась то, что с апреля 1906 года министром внутренних дел стал волевой, умный и энергичный 44-летний Петр Аркадьевич Столыпин. Сохраняя за собой этот важный пост, 8 июля того же года он стал и председателем Совета министров.
      Родней ему по отцу были знатнейшие фамилии России, а женат он был на правнучке А. В. Суворова. После окончания Петербургского университета Столыпин стал образцовым сельским хозяином, но в 1902 году был назначен губернатором в Гродно, а через год губернатором же в Смоленск, и занятия сельским хозяйством ему пришлось оставить.
      Николай II назначил Столыпина министром внутренних дел за один день до открытия 1-й Государственной думы – 26 апреля. А на следующий день, когда Дума должна была открыться, Николай II отплыл на императорской яхте из Петергофа в Петербург, взяв с собой и мать, и жену. Яхта подошла к Петропавловской крепости, Николай направился в собор и там долго молился у могилы своего отца. Затем яхта подошла к Зимнему дворцу, где в Георгиевском зале и должна была состояться встреча императора и обеих императриц с членами Думы и Государственного Совета.
      Известный журналист и искусствовед Л. Д. Любимов в своих воспоминаниях «На чужбине» так описывал открытие 1-й Государственной думы, состоявшееся 27 апреля 1906 года.
      «Вокруг дворца стояли войска, главным образом, кавалерия. Белыми, синими и красными полосами, точно широко развернутый русский национальный флаг, вырисовывались эскадроны гвардии в парадной форме. Внутри толпились придворные. В концертном зале, окруженный сановниками, стоял новый председатель Совета министров Горемыкин.
      – Это в высшей степени удачная мысль, – говорил он, несколько картавя и Привычным жестом разглаживая бакенбарды, – открыть Думу первого призыва именно во дворце, во всем блеске придворной помпы.
      Все соглашались, так как все знали, что эта мысль принадлежала самому Горемыкину.
      – Поверьте, – продолжал он, – на членов Думы, особенно на крестьян, все это произведет громадное впечатление. Ведь как бы в их честь перед государем понесут императорские регалии, осыпанные драгоценными камнями. Мне сейчас говорили, как один мужичок из членов Думы, в первый раз в жизни войдя в Зимний дворец, ахнул, перекрестился и воскликнул: «И на этакое-то величие посягать!». Не правда ли, как это характерно!
      Председатель царского Совета министров заблуждался. На одном из первых заседаний Думы один из ораторов восклицал под гром рукоплесканий: «Вы видели на днях все эти золотые мундиры? Все эти ненужные побрякушки – эти царские регалии, усыпанные бриллиантами! Господа, ведь это кристаллизованный пот трудового русского народа!».
      А шествие, на которое так рассчитывал Горемыкин, было действительно внушительным. Оно открывалось скороходами в их необыкновенных головных уборах, за ними шли церемониймейстеры и гофмаршалы с жезлами и длинная лента «придворных чинов и кавалеров» в золоченых мундирах, по два в ряд. Затем статс-секретари и генерал-адъютанты несли императорские регалии; по сторонам шли 12 дворцовых гренадеров в громадных медвежьих шапках», с ружьями на плече. Регалии должны были олицетворять мощь и незыблемость императорской власти; государственная печать, государственное знамя, государственный меч, держава с громадным сапфиром, на котором был укреплен бриллиантовый крест, скипетр со своим исключительным по величине алмазом «Орлов» и, наконец, знаменитая екатерининская корона в 5000 бриллиантов и жемчугов и с громадным рубином в 400 карат, самым большим в мире... Царь и обе царицы заняли место на тронах, под балдахином, в Георгиевском зале...
      С правой стороны огромного зала разместилась точно из золота и серебра шитая стена высших сановников и придворных. И вся эта ослепительная «стена» с изумлением, жадным любопытством и неописуемым ужасом глядела на левую сторону, отведенную для Государственной думы. Там стояла толпа, которую никогда еще не видели стены Зимнего дворца. «Интеллигенты» в пиджаках, крестьяне в поддевках и смазных сапогах, белорусы в белых свитках, горцы в черкесках, азиат в халате и даже какой-то дядя... в светлом спортивном костюме из полосатой фланели и желтых башмаках!..
      Царь произнес свою речь неуверенным голосом, волнуясь и запинаясь, вопреки ожиданию многих, ничего не сказав об амнистии.
      Когда он окончил, на несколько секунд воцарилось неловкое молчание, царь стоял растерянно, ожидая чего-то. Наконец с правой раззолоченной стороны раздались крики «ура!». Но на левой части никто не откликнулся. И это молчание было зловещим».
      А когда депутаты Думы отправились на пароходе по Неве, к Таврическому дворцу, отданному им для заседаний, их путь лежал мимо тюрьмы «Кресты», из окон которой им махали красными платками арестанты, крича: «Амнистии! Амнистии!» И этот крик поддерживали многочисленные толпы петербуржцев, стоявших на набережных.
      И когда после еще одного молебна – уже в Таврическом дворце – Дума приступила к работе, то еди-ногласно избранный председателем Думы кадет С. А. Муромцев, профессор римского права Московского университета, первое слово дал депутату И. И. Петрункевичу, редактору кадетской газеты “Речь”, который сказал: “Долг чести, долг совести требует, чтобы первое свободное слово, сказанное с этой трибуны, было посвящено тем, кто свою жизнь и свободу пожертвовал делу завоевания русских политических свобод. Свободная Россия требует освобождения всех, кто пострадал за свободу”.
      Это привело к тому, что Дума первым делом стала обсуждать вопрос об амнистии всем политическим заключенным, включая и террористов. И хотя такое решение было вынесено, но правом амнистии был наделен только царь, а он отказался сделать это. Началась борьба между властью законодательной – Думой – и властью исполнительной – правительством. Тотчас же разгорелась дискуссия вокруг вопроса об отмене смертной казни, ибо по поводу каждого смертного приговора в заседаниях выносился запрос и Дума приостанавливала исполнение приговора.
      А между тем революционный террор продолжался. С начала 1906 года было убито 288 и ранено 338 человек, главным образом, рядовых полицейских и солдат. 14 мая на Соборной площади в Севастополе, при покушении на коменданта города генерала Неплюева, взрывом бомбы было убито 8 человек, в том числе двое детей, которых буквально разорвало на куски. В это же время в деревнях жгли помещичьи усадьбы. Только в мае в одной Саратовской губернии сожгли 150 помещичьих усадеб. И все же Дума приняла решение об отмене смертной казни, а вслед за тем выступила за принудительный раздел помещичьих земель. Эта угроза задевала опору самодержавия – помещиков, и царь приказал Думу распустить.
      1-я Государственная дума просуществовала 72 дня. И ровно столько же времени занимал пост министра внутренних дел П. А. Столыпин. 8 июля, в тот же самый день, когда Дума была распущена, Николай II предоставил ему пост премьер-министра, оставив в его руках и портфель министра Внутренних дел, потому что это министерство в условиях хотя и идущей на убыль, но все же не прекратившейся революции, оставалось ключевым.
      И хотя между Думой и Коммуной не было ничего общего, историческая судьба отвела им один и тот же срок существования, окрасив конец Коммуны в багровые цвета трагедии, а кончине Думы придав оттенок фарса. Вот, как выглядело все это. Иван Логгинович Горемыкин – Председатель Совета министров с апреля по июль 1906 года, – отправляясь 8 июля к царю с проектом указа о роспуске Думы, взял с собою фамильную икону и, явившись к Николаю, стал на нее молиться. После чего царь подписал указ о роспуске Думы как бы с Божьего благословения.
      Горемыкин тотчас же отправил указ в Сенат, приказав немедленно опубликовать его, а сам, приехав домой, лег спать, приказав не будить себя ни в коем случае. Сделал он это, опасаясь, как бы царь не изменил своего решения.
      И, действительно, ночью было послано распоряжение задержать указ, но домашние не решились будить Ивана Логгиновича, указ утром 9-го июля был опубликован и роспуск Думы состоялся».

      Ввиду того, что П. А. Столыпин является одним из выдающихся исторических деятелей России, познакомимся с ним поближе, для чего воспользуемся статьей, опубликованной в газете «Новое время» 6 сентября 1911 года, написанной ее редактором А. С. Сувориным.
      «Петр Аркадьевич Столыпин – сын севастопольского героя, генерал-адъютанта Столыпина от брака с княжной Горчаковой – родился в 1862 году, детство провел в имении Средниково под Москвой. По окончании курса в Санкт-Петербургском университете в 1884 году начал свою служебную деятельность в Министерстве внутренних дел, через два года причислился к Департаменту земледелия и сельской промышленности Министерства земледелия и государственных имуществ, в котором последовательно занимал различные должности и особенно интересовался сельскохозяйственным делом и землеустройством. Затем перешел в Министерство внутренних дел Ковенским уездным предводителем дворянства и председателем Ковенского съезда мировых посредников и в 1899 году был назначен Ковенским (теперь Каунас – В. Б.) губернским предводителем дворянства.
      Служба предводителем дворянства близко ознакомила П. А. Столыпина с местными нуждами, завоевала ему симпатии местного населения и дала административный опыт. В это время он был выбран почетным мировым судьей по Инсарскому и Ковенскому судебно-мировым округам.
      В 1902 году Столыпину было поручено исправление должности гродненского губернатора, через год он был назначен саратовским губернатором.
      Начало революционной смуты ему пришлось провести в Саратове и принять решительные меры против революционной пропаганды и, особенно, по прекращению беспорядков в Балашовском уезде. В Саратове же он принимал живое участие в деятельности местных благотворительных учреждений. Местный отдел попечительства Государыни Императрицы Марии Федоровны о глухонемых избрал его в свои почетные члены.
      Когда в 1906 году Совет министров во главе с графом С. Ю. Витте вышел в отставку и новый Совет министров было поручено сформировать И. Л. Горемыкину, Столыпину был предложен пост министра внутренних дел. С этого времени – 26 апреля 1906 года – П. А. Столыпин до дня своей кончины являлся деятельным руководителем министерства.
      После роспуска Первой Государственной думы ему было повелено быть 8 июля 1906 года Председателем Совета министров с оставлением в должности министра внутренних дел. Став во главе Совета министров, Столыпин сумел вдохнуть в деятельность Совета единодушие, возвратить государственной власти поколебленный престиж и укрепить его. Революционные партии террористов не могли смириться с назначением убежденного националиста и сторонника сильной государственной власти на пост премьер-министра».
      Пока ограничимся первым фрагментом из статьи А. С. Суворина и изложим дальнейшие события более подробно.
      11 июля Столыпин издал свой первый циркуляр. В нем говорилось: «Открытые беспорядки должны встречать неослабный отпор». Однако революция немедленно ответила мятежом артиллерийского полка в Свеаборге и восстанием на крейсере «Память Азова» – том самом, на котором Николай II совершил свое путешествие на Восток.
      12 августа 1906 года эсеры добрались и до Столыпина. К нему на дачу, на Аптекарском острове, вошли трое террористов-самоубийц, одетых в мундиры жандармских офицеров. В то время премьер-министр вел прием посетителей, и на даче кроме его домашних было более 60 просителей. Однако это террористов не остановило – они заранее решили, что принесут в жертву себя и всех других, лишь бы погиб Столыпин. Каждый из террористов держал в руках портфель со снарядом весом в 16 фунтов (6400 г). Когда они вошли в приемную, у одного из них съехала набок накладная фальшивая борода, и заметившие это охранники тут же бросились к нему и стали вырывать портфель. Тогда все трое с криками: «Да здравствует свобода! Да здравствует анархия!» враз бросили портфели перед собой. Произошедший взрыв превосходил все предыдущие, уступая, быть может, диверсии, учиненной Халтуриным в Зимнем дворце: рухнула стена дома, обвалился балкон, на котором находились 3-летний сын и 14-летняя дочь Столыпина. Они остались живы, но сильно покалечились обломками камней.
      От покушавшихся не осталось ничего; в приемной вместе с ними погибли 27 и было ранено 32 человека; шестеро из них вскоре скончались. Сам Столыпин остался невредим.
      На следующий день на Петергофской платформе пятью выстрелами из револьвера эсерка З. В. Коноплянникова убила генерала А. Г. Мина – усмирителя Декабрьского вооруженного восстания на Красной Пресне и Казанской железной дороге.
      Николай II очень тяжело пережил смерть А. Г. Мина. На следующий день он поехал к нему на дачу, отстоял там панихиду, а потом пошел и на его похороны.
      Затем Николай принял Столыпина и, выразив ему свое сочувствие, предложил переехать с семьей в Зимний дворец.
      25 августа, по настоянию Столыпина, были опубликованы программа реформ, развивавшая положения Манифеста 17 октября, и Закон о военно-полевых судах – офицерских судах, в ведение которых поступали только совершенно очевидные дела об убийствах и вооруженных грабежах, когда преступников брали с поличным. Разбор дела не должен был занимать более двух суток, и приговор – только расстрел – производился немедленно.

      Однако и это не остановило террор. Во второй половине 1906 года убийства совершались беспрерывно – убивали даже не за какую-то конкретную вину, а за должность. На адмирала Ф. В. Дубасова, заместившего на посту московского генерал-губернатора убитого великого князя Сергея Александровича, в 1906 году покушались дважды, но оба раза неудачно.