Свет иных дней

«Или – что более вероятно, – подумала Кейт, – Бобби попросту озадачен тем, как на меня реагирует».

А возможно, все это были ее собственные фантазии и ей не стоило копаться в голове у других людей. Такую привычку у других она терпеть не могла.

– Не могу понять, – произнес Хайрем, – почему Полынь не могли обнаружить до две тысячи тридцать третьего года – объект диаметром четыреста километров? Да-да, я знаю, она находится за Ураном, но все же…

– Она необычайно темная и очень медленно движется, – объяснила Кейт. – По всей вероятности, это комета, но она намного крупнее любой из известных комет. Мы не знаем, откуда она взялась; возможно, существует целое облако таких объектов – где-то дальше Нептуна. Да в ту сторону никто особенно пристально и не смотрел. Даже система космического дозора сосредоточивает свое внимание на околоземном пространстве, на тех объектах, которые могут ударить по Земле в ближайшем будущем. Полынь была обнаружена компанией астрономов-любителей.

– Гм-м-м, – промычал Хайрем. – И вот теперь она направляется сюда.

– Да. Это случится через пятьсот лет.

– Но это еще так далеко. – Бобби махнул крепкой ухоженной рукой. – Наверняка есть какие-то планы на случай подобных непредвиденных обстоятельств.

– Какие планы? Бобби, Полынь – гигант. Мы не знаем ни единого способа, как можно было бы оттолкнуть эту тварь, – даже в теории. А когда этот камешек рухнет на Землю, прятаться будет негде.

– Мы не знаем ни единого способа? – сухо переспросил Бобби.

– Я имела в виду астрономов…

– А по вашему тону я уже почти представил себе, что вы ее и открыли.

Она была ему нужна. Так он отвечал на ее предыдущие уколы.

– Как легко спутать собственное достижение с тем, на которое надеются люди, верно? – Хайрем хихикнул. – А вы неплохо ладите, ребятки. Если уж между вами возникают споры… А вы, мисс Манцони, конечно, полагаете, что люди имеют право знать о том, что через пятьсот лет наступит конец света?

– А вы так не полагаете?

Бобби сказал:

– И вам безразличны последствия – самоубийства, подскок числа абортов, отказ от выполнения целого ряда проектов по защите окружающей среды?

– Я принесла плохую весть, – натянуто проговорила Кейт, – но не я принесла Полынь. Послушайте, если мы не будем информированы, мы не сможем действовать ни хорошо ни плохо; мы не сможем позаботиться о себе – за то время, какое у нас осталось. Правда, нельзя сказать, что перспективы у нас радужные. Возможно, самое лучшее из того, что мы могли бы предпринять, это отправить горстку людей в какое-нибудь более безопасное место – на Луну, на Марс, на какой-то астероид. Но даже это не станет гарантией сохранения вида, если только мы не обеспечим наличие размножающейся популяции. Спасутся, – тяжелым голосом произнесла она, – вне всякого сомнения, те, кто сейчас нами правит, и их отпрыски. Если только мы не очнемся от электронного наркоза.

Хайрем оттолкнулся от стола и загоготал.

– Электронный наркоз! Как это верно сказано! То есть – покуда средства для наркоза продаю я. – Он посмотрел на Кейт в упор. – Вы мне нравитесь, мисс Манцони.

«Лжец», – подумала она и сказала:

– Благодарю вас…

– Зачем вы здесь?

Последовала долгая пауза.

– Вы меня пригласили.

– Шесть месяцев и семь дней назад. Почему же только сейчас? Вы работаете на моих конкурентов?

– Нет, – вспыхнула Кейт. – Я – свободный художник.

Он кивнул.

– Тем не менее что-то вам здесь нужно. Сюжет, естественно. Полынь уже становится достоянием прошлого, и вам нужны свежеиспеченные триумфы, новые масштабы. Этим живут такие люди, как вы. Разве нет, мисс Манцони? Но что бы это могло быть такое? Наверняка – ничего личного. В моей жизни слишком мало того, что не освещено в средствах массовой информации.

Кейт осторожно проговорила:

– Осмелюсь заметить, несколько моментов существует. – Она вдохнула поглубже. – Я слышала, что у вас имеется новый проект. Новая область применения «червоточин», далекая от простых инфопроводов, которые…

– Вы явились сюда, чтобы разнюхать факты, – заключил Хайрем.

– Будет вам, Хайрем. Весь мир опутан вашими «червоточинами». Если бы я могла охватить остальное…

– Но вам ничего не известно.

«Я тебе покажу, что мне известно». Кейт возмутилась.

– Вы родились под именем Хирдамани Пейтел. Но еще до того, как вы родились, семья вашего отца была вынуждена бежать из Уганды. Этнические чистки, так ведь?

Хайрем был готов испепелить ее взглядом.

– Это все знают. В Уганде мой отец был банковским менеджером. В Норфолке он водил автобусы, поскольку никто не пожелал признать его квалификацию.

– Короче говоря, в Англии у вас особых радостей в жизни не было, – напирала Кейт. – Вы не смогли преодолеть расовые и классовые барьеры. И тогда вы уехали в Америку. Вы отреклись от имени, полученного при рождении, и приняли его англизированную версию. Вы приобрели известность как типичная модель поведения азиатов в Америке. И все же вы отрезали себя от своих этнических корней. Обе ваши жены были американками англосаксонского происхождения.

Бобби широко раскрыл глаза.

– Обе… жены?! Отец…

– Семья – это для вас все, – холодно продолжала Кейт, старательно удерживая внимание отца и сына. – И похоже, с помощью Бобби вы пытаетесь здесь создать династию. Возможно, это связано с тем, что вы ушли из семьи, бросили своего отца в Англии.

– Ах! – Хайрем театрально всплеснул ладонями, вымученно улыбнулся. – А я-то все гадал, когда же наконец к нашему застолью присоединится папаша Зигмунд! Так вот какой у вас сюжет. Хайрем Паттерсон создает «Наш мир», поскольку чувствует вину перед отцом!

Бобби нахмурился.

– Кейт, о каком это новом проекте вы говорите? «Неужели Бобби на самом деле не знал?»

Не сводя глаз с Хайрема и наслаждаясь нежданной властью над ним, Кейт проговорила:

– Проект настолько значительный, что ваш отец вызвал вашего брата из Франции.

– Брата…

– Настолько значительный, что он пригласил в качестве партнера-инвестора Билли-боба Микса. Микса, основателя «Мира Откровения». Вы слышали об этом, Бобби? Об этой новейшей замороченной и высасывающей денежки извращенческой религии, которая увлекла жалких легковерных граждан Америки…

– Это не имеет никакого отношения к делу, – отрезал Хайрем. – Да, я сотрудничаю с Миксом. Я буду сотрудничать с кем угодно. Если люди желают покупать мое оборудование для виртуальной реальности, чтобы увидеть Иисуса и Его апостолов, отплясывающих чечетку, я продам им мое оборудование. Кто я такой, чтобы кого-то судить? Не все такие ханжи, как вы, мисс Манцони. Не всем дана такая роскошь.

Но Бобби в упор смотрел на Хайрема.

– Мой брат?

Кейт изумилась и снова мысленно прокрутила в голове весь разговор.

– Бобби… Вы ничего об этом не знали, совсем ничего? Не только о проекте, но и о другой жене Хайрема, о его другом ребенке… – Она в изумлении уставилась на Хайрема. – Но как можно такое хранить в секрете?

Хайрем поджал губы. По взгляду было видно, как ненавистна ему Кейт.

– Сводный брат, Бобби. Всего лишь сводный.

Кейт тоном диктора добавила:

– Его зовут Давид. – Она произнесла это имя на французский манер. – Его мать была француженка. Ему тридцать два года – он на семь лет старше вас, Бобби. Он физик. Дела у него идут хорошо, его называют новым Хокингом[10]. О, и еще он – католик. Истинно верующий, судя по всему.

Бобби, похоже, не разозлился. Он был еще более озадачен.

– Почему ты мне не говорил? – спросил он у Хайрема.

Тот ответил:

– Тебе не надо было знать.

– А этот новый проект – каким бы он ни был? Почему ты мне о нем ничего не рассказывал?

Хайрем встал.

– С вами было на редкость приятно пообщаться, мисс Манцони. Дроны проводят вас.

Кейт поднялась.

– Вы не помешаете мне напечатать то, что мне известно.

– Печатайте что хотите. Ничего серьезного у вас нет.

«Он прав». Кейт понимала это.

Она направилась к выходу. Эйфория быстро таяла.

«Я все испортила, – думала она. – Я хотела сблизиться с Хайремом. А мне пришлось порезвиться и превратить его в своего врага».

Она обернулась. Бобби все еще сидел за столом. Он смотрел ей вслед, широко раскрыв странные глаза, похожие на витражи.

«Мы еще увидимся, – подумала Кейт. – Может быть, еще не все кончено».

Створки дверей начали закрываться. Последнее, что увидела Кейт, было то, как Хайрем заботливо накрыл руку сына своей рукой.

/3/

ЧЕРВЯТНИК

Хайрем ждал Давида Керзона в зале прибытия Международного аэропорта Сиэтла. Он сразу пошел в атаку – немедленно обнял Давида за плечи и притянул к себе. Давид почувствовал запах крепкого одеколона, синтетического табака, каких-то специй. Хайрему скоро должно было исполниться семьдесят лет, но по тому, как он выглядел, трудно было сказать, что это так, – без сомнения, благодаря омолаживающей терапии и умелым пластическим операциям. Он был высок и темноволос, а Давид, который пошел в мать, был более приземист, светловолос и склонен к полноте.

Этот голос, которого Давид не слышал с тех пор, как ему было пять лет, это лицо – голубые глаза, крупный нос, – нависшее над ним, будто гигантская луна…

– Мой мальчик. Как же мы давно не виделись… Пойдем, нам нужно многое наверстать.

Большую часть времени, пока Давид летел в Сиэтл из Англии, он мысленно готовился к этой встрече.

«Тебе тридцать два года, – твердил он себе. – У тебя прочное положение в Оксфорде. Твои работы, твою популярную книгу по экзотической математике в области квантовой физики очень хорошо приняли. Пусть этот человек – твой отец. Но он бросил тебя и не имеет над тобой никакой власти. Ты уже взрослый. У тебя есть вера. Тебе нечего бояться».

Но Хайрем, как наверняка и намеревался, за первые же пять секунд после встречи разрушил все рубежи обороны Давида. Давид, совершенно обескураженный, позволил себя увести.

Хайрем повез сына прямо в научно-исследовательский центр, который он окрестил «Червятником», – на север от Сиэтла. Поездка в «роллс-ройсе», оборудованном «умным» двигателем, получилась быстрой и немного страшноватой. Управляемые позиционными спутниками и бортовым искусственным интеллектом автомобили неслись по автострадам со скоростью выше ста пятидесяти километров в час, и при этом расстояние между задним бампером одной машины и передним – другой было не больше нескольких сантиметров; такого экстремального дорожного движения Давид в Европе не видел.

А вот город – то немногое в нем, что удалось заметить по пути, – показался Давиду вполне европейским: красивые, заботливо ухоженные дома с прекрасными видами на горы и море.

Современные детали архитектуры разумно и изящно сочетались с общим ощущением пространства. В центре города царило оживление: начался сезон рождественских распродаж.

С детства у Давида о Сиэтле сохранились отрывочные воспоминания: он помнил небольшую лодку, которую отец, бывало, выводил из Саунда[11], прогулки по снегу зимой. Конечно, он и прежде не раз возвращался в Америку – теоретическая физика была международной наукой. Но он никогда не бывал с тех пор в Сиэтле – с того самого дня, когда его мать незабываемо бурно собрала вещи и вместе с сыном покинула дом Хайрема.

Хайрем говорил беспрестанно, засыпая сына вопросами.

– Ну, так ты окончательно обосновался в Англии?

– Ты же знаешь, какой там климат. Но даже в заледеневшем Оксфорде жить замечательно. Особенно с тех пор, как за кольцевую дорогу запретили въезжать на личном автотранспорте, и…

– А эти выпендрежники британцы не дразнят тебя за твой французский акцент?

– Отец, я француз. Это моя сущность.

– Но не твое гражданство. – Хайрем хлопнул сына по колену. – Ты американец. Не забывай об этом. – Он чуть опасливо посмотрел на Давида. – Ты все еще подвизаешься?

Давид улыбнулся.

– Ты имеешь в виду, католик ли я все еще? Да, отец.

Хайрем проворчал:

– Все твоя треклятая мамочка. Самая моя большая ошибка – это то, что я с ней связался, не приняв в расчет ее религию. А она взяла и заразила тебя вирусом святошества.

Давид вспыхнул.

– Это звучит оскорбительно.

– Да. Прости. Так что же, в Англии сегодня католикам живется хорошо?

– С тех пор как католическая церковь восстановлена в правах, Англия стала обладательницей одной из самых здоровых католических общин в мире.

Хайрем буркнул:

– Не так часто услышишь слова «здоровый» и «католический» в одном предложении… Мы приехали.

Они поравнялись с просторной автостоянкой. Машина подъехала к свободному парковочному месту и остановилась. Давид вышел и последовал за отцом. Океан был совсем рядом, и Давида сразу окутал прохладный, пропитанный морской солью воздух.

Автостоянка примыкала к большой, грубовато сработанной постройке из бетона и гофрированного металла, похожей на авиационный ангар. Гигантские ворота в торце здания были приоткрыты. Около «ангара» было сложено много картонных коробок. Автокары-роботы перевозили их внутрь здания.

Хайрем подвел сына к небольшой, в рост человека, двери, вырезанной в боковой стене. В сравнении с размерами постройки дверь казалась предназначенной для карликов.

– Добро пожаловать в центр вселенной! – пригласил Хайрем Давида и вдруг устыдился. – Послушай, я сразу потащил тебя сюда, не подумал. Ты ведь только что прилетел. Тебе нужно отдохнуть, принять душ…

Хайрем, похоже, искренне заботился о его благе, и Давид не смог удержаться от улыбки.

– Может быть, кофе я бы выпил чуть попозже. Ну, показывай свою новую игрушку.

Внутри было холодно, как в пещере. Звук шагов по пыльному бетонному полу эхом отлетал от стен. Повсюду под рифленым потолком висели яркие лампы. Помещение было залито холодным, всюду проникающим дневным светом. Царило ощущение спокойствия, безмолвия. Обстановка больше напомнила Давиду храм, чем техническое учреждение.

В центре помещения возвышалась гора оборудования, вокруг которой работала небольшая группа инженеров. Давид был теоретиком, а не экспериментатором, но он узнал детали экспериментального оборудования для получения высоких энергий. Тут находились детекторы субатомных частиц – высокие и широкие ряды кристаллических блоков, а также блоки аппаратуры электронного контроля, сложенные как белые кирпичи и казавшиеся малюсенькими рядом с рядами детекторов. Правда, при этом каждый блок оборудования был размером с передвижной домик.

Однако техники не походили на тех, которые обычно работают в отделах физики высоких энергий. В среднем они были пожилыми людьми – лет около шестидесяти. Но теперь стало так трудно судить о возрасте.

Давид задал вопрос Хайрему.

– Да. «Наш мир» так или иначе проводит политику найма работников среднего возраста. Они более сознательны, а умственные способности у них такие же, как были в молодости, – благодаря современным препаратам для поддержания функций головного мозга. Эти люди благодарны нам за то, что у них есть работа. А в данном случае большинство работников – жертвы аннулирования проекта «ССК».

– ССК – сверхпроводящий суперколлайдер? Этот ускоритель элементарных частиц стоимостью во много миллиардов долларов был бы построен в Техасе, под кукурузными полями – если бы проект не заморозил Конгресс в девяностые годы.

Хайрем сказал:

– Целое поколение американских ученых, специалистов по физике элементарных частиц, получило удар из-за этого решения. Они выжили; они нашли себе работу в промышленности, на Уолл-стрит и так далее. Но большинство из них так и не смогли избавиться от разочарования…

– Но строительство ССК стало бы ошибкой. Технология создания линейных ускорителей, появившаяся несколько лет спустя, оказалась гораздо более эффективной и дешевой. Кроме того, большая часть результатов фундаментальных работ в области физики элементарных частиц начиная где-то с две тысячи десятого года основывалась на исследованиях высокоэнергетичных космологических явлений.

– Это не имеет значения. Для этих людей – не имеет. Пусть ССК был ошибкой. Но он стал бы их ошибкой. Когда я разыскал этих людей и предложил им шанс снова потрудиться на переднем крае физики высоких энергий, они сразу ухватились за такую возможность. – Он пытливо взглянул на сына. – Знаешь, а ты умный мальчик, Давид.

– Я не мальчик.

– Ты получил такое образование, о котором я никогда не мог даже мечтать. Но даже при этом я мог бы тебя кое-чему научить. К примеру, тому, как вести себя с людьми. – Он указал на инженеров. – Посмотри на этих ребят. Они работают ради надежды, ради мечты своей юности, ради самоосуществления. Они вдохновлены идеей. Если ты сумеешь каким-то образом уяснить это, ты сможешь сделать так, что люди у тебя будут работать как цирковые пони, и при этом – за гроши.

Давид нахмурился и пошел дальше следом за отцом.

Они подошли к ограждению, и седой сотрудник, несколько подобострастно не то кивнув, не то поклонившись Хайрему, подал им защитные каски, и свою Давид быстро надел.

Он подошел к поручню и посмотрел вниз. Он чувствовал запахи машинного масла, смазки, растворителей. Отсюда было видно, что детекторный блок на самом деле стоит немного ниже уровня земли. В центре углубления плотным конгломератом расположилась какая-то темная, незнакомая на вид аппаратура. Из середины этого конгломерата поднимались облачка легкого пара: вероятно, это было криогенное оборудование. Откуда-то сверху доносилось жужжание. Давид поднял голову и увидел работающий подъемный кран. Длинная стальная стрела протянулась над детекторным блоком, на конце стрелы висел мощный захват.

Хайрем негромко проговорил:

– В основном тут всевозможные детекторы, так что мы можем понять, что происходит, – особенно когда происходит что-то не то. – Он указал на плотно составленное оборудование в самой середине углубления. – Вот где происходит самое главное. Это несколько сверхпроводящих магнитов.

– Так вот зачем понадобилась криогеника.

– Да. Там мы создаем мощные электромагнитные поля – поля, с помощью которых формируются крошечные двигатели Казимира. – Его голос был наполнен гордостью. «Он имеет на это право», – подумал Давид. – Именно здесь весной мы раскрыли первую «червоточину»– Я заказал специальную табличку – ну, знаешь, такой памятный знак. Можешь называть меня выпендрежником. А теперь мы используем это место, чтобы развивать технику дальше – как можно дальше и настолько быстро, насколько можем.

Давид повернул голову к Хайрему:

– Зачем ты меня сюда привел?

– Вот и я хотел задать тот же самый вопрос.

Совершенно неожиданно прозвучавший голос явно испугал Хайрема.

Из тени у подножия горы детекторных блоков вышел человек и остановился рядом с Хайремом. На мгновение сердце у Давида замерло, потому что перед ним словно бы возник двойник его отца – или преждевременный призрак. Но, присмотревшись внимательнее, Давид заметил отличия: этот человек был значительно моложе, не так грузен и, пожалуй, немного выше ростом, а волосы у него были густые и угольно-черные.

Но эти льдисто-голубые глаза, такие необычные при наличии азиатской крови, несомненно, достались молодому человеку по наследству от Хайрема.

– Я вас знаю, – сказал Давид.

– По скандальным телепрограммам?

– Вы – Бобби. – Давид натянуто улыбнулся.

– А вы, видимо, Давид, мой сводный брат, о котором я не ведал, пока мне не пришлось узнать об этом от журналистки.

Бобби явно злился, но держал себя в руках и говорил холодно.

Давид догадался, что угодил в эпицентр запутанного семейного скандала, – и что самое противное, это была его семья.

Хайрем переводил взгляд то на одного, то на другого сына.

Наконец он вздохнул и изрек:

– Давид, может быть, пора мне попросить, чтобы тебе принесли кофе.

Кофе оказался из самых худших, какие только доводилось пробовать Давиду. Но рабочий, который подал им кофе, не отошел от столика до тех пор, пока Давид не сделал первый глоток.

«А ведь это Сиэтл, – напомнил себе Давид. – Здесь хороший кофе – уже лет сто просто-таки фетиш для представителей тех классов общества, которые владеют компаниями вроде этой»[12].

Он натянуто улыбнулся.

– Превосходно, – выдавил он. Рабочий просиял и ретировался.

Столовая разместилась в уголке «вычислительного зала» – компьютерного центра, где анализировались данные результатов различных экспериментов. Сам зал – Хайрем экономил на всем – был невелик. Он представлял собой всего-навсего временный офисный модуль с полом из пластиковых плиток, флуоресцентными осветительными панелями на потолке и перегородками «под дерево» между рабочими местами сотрудников. Здесь теснились компьютерные терминалы, софт-скрины, осциллоскопы и прочее электронное оборудование.

Повсюду змеились провода и оптоволоконные кабели, пучки которых крепились к стенам, полу и потолку. В воздухе сгустилась смесь запахов озона, подгоревшего кофе и пота.

Столовая выглядела довольно уныло – пластиковые столики и автоматы для выдачи готовых блюд. Всем заправлял потрепанного вида дрон-робот. Хайрем и двое его сыновей сидели за столиком, сложив перед собой руки и избегая смотреть друг другу в глаза.

Хайрем сунул руку в карман и вынул софт-скрин размером с носовой платок, расправил его и сказал:

– Я проясню ситуацию. Включить. Проиграть запись. Каир.

Давид устремил взгляд на экран. Короткие сцены следовали одна за другой. Посреди залитого солнцем Каира кому-то оказывали неотложную медицинскую помощь: люди с носилками, оттаскивающие раненых от зданий, больницы, переполненные трупами, толпы отчаявшихся родственников, измученные медики, кричащие матери, прижимающие к груди неподвижных младенцев.

– Боже…

– Бог, видимо, смотрел в другую сторону, – мрачно буркнул Хайрем. – Это случилось сегодня утром. Новая война за воду. В какой-то из стран, лежащих на берегу Нила, сбросили в воду отравляющие вещества. По предварительной оценке – две тысячи погибших, десять тысяч заболевших, и ожидается, что еще многие умрут. – Он постучал кончиком пальца по небольшому экрану. – Теперь обратите внимание на качество изображения. Некоторые сцены сняты ручными камерами, другие – дронами. Все съемки произведены в течение десяти минут после первого сообщения о массовом отравлении, поступившего от местного новостного агентства. А проблема вот в чем. – Хайрем прикоснулся кончиком ногтя к уголку экрана. Там значился логотип: ENO – «Earth News Online»[13]. Эта компания была одним из самых злейших конкурентов Хайрема на ниве сбора новостей. Он проворчал: – Мы пытались договориться с местным агентством, но ENO нас переиграла. – Он посмотрел на сыновей. – Это происходит все время. На самом деле, чем больше я получаю прибыли, тем больнее кусают меня за пятки маленькие зубастики вроде ENO. У меня съемочные группы и стрингеры по всему миру, и это стоит мне немалых денег. На меня работают местные агенты, расставленные на каждом углу по всей планете. Но мы не можем находиться везде и всюду. А если нас нет там, где что-то происходит, уйдет несколько часов и даже дней, чтобы группа попала на место. В круглосуточном новостном бизнесе, вы уж мне поверьте, опоздание даже всего на одну минуту фатально.

Давид сдвинул брови:

– Не понимаю. Ты говоришь об успехе в конкуренции? Там умирают люди, прямо у тебя на глазах.

– Люди умирают то и дело, – резко огрызнулся Хайрем. – Люди погибают в войнах за ресурсы, как вот здесь, в Каире, или когда сражаются из-за малюсеньких религиозных или этнических различий, или вследствие какого-нибудь кошмарного тайфуна, или наводнения, или засухи – или вообще просто умирают. Я тут ничего изменить не могу. Если этого не покажу я, покажет кто-то еще. Я здесь не для того, чтобы спорить о морали и нравственности. Меня волнует будущее моего бизнеса. И прямо сейчас я проигрываю гонку. Вот почему мне нужны вы. Вы оба.

Бобби упрямо заявил:

– Сначала расскажи нам о наших матерях.

Давид затаил дыхание.

Хайрем залпом выпил кофе и медленно проговорил:

– Хорошо. Но рассказывать особо нечего. Ева – мать Давида – была моей первой женой.

– И твоим первым капиталом, – сухо добавил Давид.

Хайрем пожал плечами.

– Мы использовали наследство Евы в качестве начального капитала. Важно, чтобы ты понял, Давид: я твою мать не грабил. В самом начале мы являлись партнерами. У нас было что-то вроде долгосрочного бизнес-плана. Помню, как мы писали этот план на обороте меню во время свадебного торжества… Мы сделали все, что хотели, и даже больше. Мы увеличили состояние твоей матери в десять раз. И еще у нас появился ты.

– Но у тебя случился роман, и твой брак распался, – подсказал Давид.

Хайрем задержал взгляд на Давиде.

– Как легко ты судишь людей. Совсем как твоя мать.

– Просто расскажи, папа, – поторопил Хайрема Бобби.

Хайрем кивнул.

– Да, у меня завязался роман. С твоей матерью, Бобби. Ее звали Хетер. Я не думал, что так выйдет… Давид, мои отношения с Евой со временем становились все хуже и хуже. Все из-за ее треклятой религии.

– И ты ее прогнал.

– Это она пыталась прогнать меня. Я хотел с ней договориться, чтобы все было цивилизованно. В конце концов она убежала – и забрала тебя с собой.

Давид наклонился к столику.

– Но ты перестал выплачивать ей проценты от бизнеса. От бизнеса, который был построен на ее деньги.

Хайрем пожал плечами.

– Я же тебе сказал: я хотел с ней договориться. А она хотела все. Мы не смогли прийти к соглашению. – Его взгляд стал тяжелым. – Я не собирался отдавать все, что создал. Не собирался – из-за каприза какой-то безумной религиозной фанатички. Даже при том, что она была моей женой и твоей матерью. Когда она проиграла в своем сражении под лозунгом «все или ничего», она отправилась с тобой во Францию и исчезла с лица земли. Или пыталась это сделать. – Он улыбнулся. – Не так уж трудно было вас разыскать. – Хайрем потянулся к руке Давида, но тот отстранился. – Давид, ты ничего не знал об этом, но я все время был с тобой. Я находил способы… помогать тебе так, чтобы твоя мать об этом не знала. Не стану хвастаться и утверждать, что ты всем обязан мне, но…

Давид ощутил прилив гнева.

– С чего ты взял, что я хотел твой помощи?

Бобби спросил:

– А где теперь твоя мать?

Давид постарался успокоиться.

– Она умерла. Рак. Ее страдания можно было облегчить. Но мы не могли себе позволить…

– Она бы не разрешила мне помочь, – прервал его Хайрем. – Даже в самом конце она меня оттолкнула.

Давид фыркнул:

– А чего ты ожидал? Ты отобрал у нее все, чем она владела.

Хайрем покачал головой.

– Она отобрала у меня нечто более важное. Тебя.

– И в результате, – холодно проговорил Бобби, – ты сосредоточил свои амбиции на мне.

– Что я могу сказать? – Хайрем снова пожал плечами. – Бобби, я дал тебе все – все, что отдал бы вам обоим. Я готовил вас так, как только мог…

– Готовил? – удивленно рассмеялся Давид. – Это что еще за словечко?

Хайрем стукнул кулаком по столу.

– Если Джон Кеннеди на это способен, почему не Хайрем Паттерсон? Разве вы не понимаете, мальчики? Если мы будем работать вместе, у наших достижений не будет границ…

– Ты говоришь о политике? – Давид глянул на осунувшееся, озадаченное лицо Бобби. – Это и есть то, что ты предназначил для Бобби? Возможно, даже президентское кресло? – Он расхохотался. – Ты в точности такой, каким я тебя представлял, отец.

– А именно?

– Наглый. Любящий манипулировать людьми.

Хайрем начал закипать.

– А ты в точности такой, каким я тебя представлял. Напыщенный святоша, как твоя мамочка.

Бобби не сводил с отца изумленного взгляда.

Давид встал.

– Пожалуй, мы достаточно сказали друг другу.

Злость Хайрема мгновенно улетучилась.

– Нет. Подожди. Прости меня. Ты прав. Я не для того заставил тебя проделать такой долгий путь, чтобы с тобой ссориться. Сядь и выслушай меня. Пожалуйста.

Давид не шевельнулся.

– Что тебе нужно от меня?

Хайрем откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на сына.

– Я хочу, чтобы ты создал для меня «червоточину» большего размера.

– Насколько большего?

Хайрем вдохнул и выдохнул.

– Настолько большую, чтобы в нее можно было заглянуть.

Последовала долгая пауза. Давид сел и помотал головой.

– Это не…

– Невозможно? Знаю. Но позволь я все-таки кое-что тебе скажу. – Он встал и стал расхаживать по тесной столовой, оживленно жестикулируя. – Предположим, что я могу мгновенно создать «червоточину» между моей новостной студией в Сиэтле и местом событий в Каире, – и предположим, что эта «червоточина» достаточно велика для того, чтобы через нее можно было транслировать с места событий изображение. Я смог бы передавать изображение откуда угодно на свете прямо в телевизионную сеть, практически без задержки по времени. Так? Задумайтесь об этом. Я смог бы уволить своих стрингеров и выездные съемочные группы, мне удалось бы снизить затраты на порядок. Я смог бы даже основать нечто типа автоматизированной поисковой системы, которая постоянно вела бы наблюдение через посредство краткосрочных «червоточин» в ожидании очередного события, где и когда бы оно ни произошло. Нет предела. Просто – нет предела.

Бобби вяло улыбнулся: