- А куда вы хотите пойти?
      Сохраб, не поняв вопроса, тупо и молча глядел на нее.
      - Куда скажете, туда и пойдем! - наконец ответил он.
      Опустив голову, она опять долго молчала, потом еще раз внимательно оглядела молодого человека, покорно стоявшего перед ней как бы в ожидании решения своей участи. Сохраб только сейчас увидел, какие у нее глубокие темные глаза. Где-то на дне этих глаз светилась непонятная тоска.
      - А если там, куда мы с вами пойдем, что-нибудь случится, вы сможете защитить меня? - негромко спросила она.
      "Что это должно значить? Что может случиться?" - подумал Сохраб и ничего не ответил.
      - Ну, предположим, мы пришли с вами в ресторан. А вдруг там кто-нибудь обидит меня? Хватит у вас сил и смелости не дать меня в обиду?
      Рука Сохраба невольно потянулась к револьверу. Нащупав оружие, он ответил с храбростью, достойной настоящего мужчины:
      - Пока я рядом с вами, никто не посмеет коснуться вас даже словом...
      Девушка снова пристально посмотрела на Сохраба.
      - Ну, если так, - решительно сказала она, - давайте познакомимся. Меня зовут Зийнат.
      А меня Сохраб.
      - Прекрасно! - Девушка взглянула на золотые ручные часики. - Не будем терять времени!
      Сохраб не поверил своему счастью.
      Неужели эта прелестная, нарядная девушка согласилась пойти с ним в ресторан? Его охватило сомнение: а вдруг это только шутка, вдруг она решила посмеяться над ним? От страха он еле волочил ноги. Но отступать было поздно. Еще раз ощупав под тужуркой револьвер, он решительно пошел рядом с незнакомкой.
      * * *
      Вечерний сумрак окутывал город. Было еще рано, и потому народу в ресторанах немного. Нарядно сервированные столы, покрытые белоснежными открахмаленными скатертями, ожидали посетителей и, конечно, в первую очередь тех, у кого карманы потолще.
      Зийнат вошла в ресторан первой. Но почему-то не торопилась занять столик. Взгляд ее беспокойно окинул полупустой зал, словно отыскивая кого-то. В дальнем углу за столиком она увидела мужчину и женщину. Они сидели, тесно прижавшись, как люди, встретившиеся после долгой разлуки, истосковавшиеся друг без друга. На столике - множество блюд, две пустые бутылки из-под шампанского и третья, только распечатанная.
      Зийнат переменилась в лице. Щеки ее покраснели, потом голубая бледность покрыла их. Видно, у нее закружилась голова, и, чтобы не упасть, она крепко схватила Сохраба за руку. Однако, быстро совладав с собой, Зийнат выпрямилась, гордо подняла голову и, постукивая каблучками по паркетному полу, прошла через зал. Выбрав столик поближе к нежной паре, она смело отодвинула стул и села, приглашая Сохраба последовать ее примеру. Официанты и немногочисленные посетители с нескрываемым любопытством разглядывали Зийнат. Лишь те, что сидели прижавшись друг к другу, не обратили никакого внимания на ее появление, - видно, никого и ничего не замечали. Казалось, начни сейчас бить дальнобойные орудия, они и этого не услышали бы.
      Зийнат села так, чтобы видеть пару, привлекшую ее внимание, а Сохрабу предложила занять место напротив себя. Заказывая ужин, она не сводила глаз с молодых людей, громко называла кушанья и напитки, явно стараясь обратить на себя их внимание.
      Неестественное поведение женщины заставило Сохраба насторожиться. Предчувствуя недоброе, он повернулся и тоже стал разглядывать пару, сидевшую за соседним столом. Смуглый курчавый парень сильной рукой обнимал девушку и, склонившись к ее лицу, что-то шептал, позабыв обо всем на свете. Сохраба это не удивило, - как-никак они находились в ресторане! Он даже испытал невольную зависть к парню. Девушку Сохраб разглядеть не мог, парень заслонил ее своей крупной, ладной фигурой.
      Официант принес поднос, уставленный разнообразными закусками и бутылками. Ловко, не торопясь, он расставлял все на столе, потом открыл коньяк, шампанское и, вежливо поклонившись Зийнат и Сохрабу, бесшумно удалился.
      При виде вина глаза Зийнат испуганно расширились, и, даже не взглянув на закуски, она нервным движением потянулась к бутылкам. В рюмку Сохраба налила коньяк, а себе шампанское. Они чокнулись, и легкий звон пролетел над столом. Зийнат сказала нарочито громко, стараясь придать голосу игривое веселье:
      - Выпьем! За наше здоровье! За то, чтобы наша дружба была долгой и нерушимой!
      Сохраб ничего не понимал. Зачем этот громкий голос, это демонстративное веселье? Ведь они едва знакомы, можно бы держаться и поскромнее.
      Зийнат поднесла к губам бокал и тут же поставила на стол, не выпив ни капли. Нагнувшись к Сохрабу, она прошептала:
      - Простите меня. Я ведь не могу пить, а вы пейте, пейте...
      Сохраб еще больше удивился, однако настаивать не стал и опорожнил свою рюмку. Зийнат тут же снова наполнила ее. Потом вдруг звонко хлопнула в ладоши и, без всякого к тому повода, разразилась громким заливистым смехом. Все, кто находился в ресторане, обернулись в ее сторону. Сохрабу это очень не понравилось. Он помрачнел, смутился. А Зийнат не переставала хохотать. Смех ее становился все громче и неестественнее, и вдруг Сохраб увидел, что по лицу ее катятся крупные слезы. Голос дрожал, срывался, она снова пыталась засмеяться, но теперь это уже были глухие истерические рыданья. Все вокруг замолчали, даже курчавый парень обернулся и с недовольным видом спросил:
      - Что за наглый и глупый смех? Не мешайте другим.
      Однако, взглянув на хохотавшую женщину, он поперхнулся, слова застряли в горле, раскрасневшееся лицо побледнело, глаза расширились.
      - Зийнат? - Его громкий, полный гнева и возмущения голос, как разорвавшаяся бомба, прозвучал в напряженной тишине.
      Но Зийнат, казалось, осталась равнодушной к его отчаянному возгласу. Она не вздрогнула, не покраснела, лишь отерла кончиками пальцев слезы и, спокойно взглянув на курчавого, тут же пренебрежительно отвернулась. Гордо выпрямившись, она всем своим видом старалась показать, что ей очень весело. Подняв бокал, она снова чокнулась с Сохрабом.
      - Я никогда не забуду тебя, мой дорогой Сохраб. - Она перешла на "ты", явно желая продемонстрировать их близость. - Пусть всевышний никогда не разлучит нас!
      Сохраб понял, что заставило эту красивую женщину пойти с ним в ресторан, и ему стало не по себе, обида стиснула сердце. "Так вот зачем я ей понадобился! Она мстит кому-то!" - с горечью подумал он.
      А курчавый парень уже бросил свою даму и в мгновенье ока очутился возле столика Зийнат и Сохраба.
      - Что ты тут делаешь? - задыхаясь от гнева, прошептал он. - Как попала сюда?
      Зийнат ответила спокойно и пренебрежительно:
      - Делаю то же, что и ты...
      - Немедленно убирайся!
      Но Зийнат не обратила на его слова никакого внимания. Подняв бокал, она протянула руку, чтобы снова чокнуться с Сохрабом. Парень толкнул ее под локоть и шампанское пролилось на стол. Бокал упал и разбился вдребезги.
      - Немедленно уходи! - продолжал неистовствовать парень.
      - Кто ты такой, чтобы приказывать?
      - Ты хорошо знаешь, кто я такой!
      - Иди, приказывай своей... проститутке!..
      Молодой человек стиснул зубы, они скрипнули, как у волка, загнанного в клетку. Глаза налились кровью. Ничего не помня, он размахнулся и звонко, со всего маху ударил Зийнат по щеке. Она покачнулась от удара и, чтобы не упасть, вцепилась обеими руками в край стола. На щеке алел отпечаток пальцев. Зийнат было очень больно, но стыд не позволял кричать. Она молча с упреком взглянула на Сохраба. "Ты же обещал..." - говорил ее взгляд. Сохраб понял ее упрек и хотел было подняться с места, но парень предупредил его. Впившись всей пятерней в его плечо, он прошипел:
      - Сиди, подлюга! С тобой у меня будет особый разговор! - И снова обратился к Зийнат: - Ты уйдешь или нет?
      - Нет, стиснув зубы, ответила Зийнат. - Нет, слышишь, нет!
      Парень в бешенстве рванулся к ней, явно намереваясь швырнуть ее на пол, но тут Сохраб, от неожиданности потерявший было дар речи, крикнул:
      - Ни с места! А ну, укороти руки!
      Парень замер от изумления. "Это еще что? - мелькнула мысль. Молокосос, деревенщина, откуда смелости набрался?" Однако руки послушно опустил. Он повернулся к Сохрабу, чтобы расправиться с ним, и увидел в его руке револьвер. Дуло направлено прямо в грудь. Курчавый замер, остолбенев, руки повисли как плети, на побледневшем лице застыл ужас. Он сгорбился, съежился, казалось, из него выпустили воздух.
      Сохраб, увидев его испуг, осмелел. Быстро вскочив из-за стола, пошел на противника и прижал его к стенке.
      - Сейчас же убирайся из ресторана. Посмеешь ослушаться - все семь патронов разряжу в твою грудь.
      Не проронив ни слова, парень попятился к выходу. Он не слышал ни воплей брошенной им женщины, ни криков официанта, не успевшего получить по счету.
      * * *
      Слезы жгли глаза Зийнат. Она с трудом удерживалась, чтобы не разрыдаться. Сохраб молча глядел на нее: что ж, он доказал свое мужество, и ему нечего стыдиться, первое испытание он выдержал с честью. Однако нервы были натянуты до предела. Есть он ничего не мог, кусок, что называется, не шел в горло. Молчаливое напряжение делалось все тягостнее. Подозвав официанта, Зийнат, не слушая настойчивых уговоров Сохраба, расплатилась сама.
      Они вышли на улицу, и тут выдержка покинула ее. Слезы градом хлынули из огромных глаз. Зийнат закрыла лицо руками, не в силах выговорить ни слова, плечи вздрагивали, глухие стоны, похожие на рыдания, сотрясали ее стройную фигурку...
      Остановив проезжавший мимо фаэтон, Сохраб усадил Зийнат и сел рядом с ней. Всю дорогу она не отнимала от лица рук, не говорила ни слова и только плакала, плакала...
      Взволнованный происшедшим, Сохраб никак не мог взять в толк, кто такой этот курчавый парень и почему так горько плачет Зийнат. Нет, видно, все это очень серьезно! Но что именно? Однако расспрашивать Зийнат не решался, боясь разбередить ее горе.
      Наконец они подъехали к дому, где жила Зийнат. Расставаясь, она благодарно пожала ему руку и, стараясь подавить рыданья, произнесла:
      - Спасибо... Вы сделали мне столько доброго, сколько родной брат не мог бы сделать...
      Ничего не ответив, Сохраб печально и вопросительно поглядел на Зийнат, надеясь в ее измученных, покрасневших от слез глазах найти ответ. Зийнат поняла его взгляд.
      - Этот негодяй - мой муж, - тихо сказала она. - Еще и года не прошло, как мы женаты. А он гуляет с женщинами... Сами видели с какими, - добавила она, запнувшись. Голос ее оборвался, слезы полились с новой силой. Помолчав, она продолжала: - Не знаю, может, я неправа, может, вела себя глупо... Ничего не знаю, но все-таки я отомстила ему, и теперь мне чуть-чуть легче...
      Что мог ответить Сохраб? Где было ему, юнцу, разобраться в сложностях семейной жизни? Зийнат и вправду немного успокоилась. Достала из сумочки носовой платок, вытерла слезы и даже попробовала улыбнуться.
      - Простите меня, братец Сохраб... - Она с трудом выдавливала слова, слезы снова заблестели в ее глазах. - Напрасно втянула я вас в эту историю. Испортила вечер, надо было самой управиться с негодяем.
      - Вот и неправда! - возмутился Сохраб. - Я счастлив, что смог хоть чем-то помочь вам. Если я вам когда-нибудь снова понадоблюсь...
      - Спасибо, спасибо, - прервала его Зийнат.
      Торопливо попрощавшись с Сохрабом, она пошла прочь.
      Дойдя до середины двора, снова вернулась, поцеловала его в лоб и убежала, скрылась в глубине двора.
      * * *
      - Почему ты молчишь, Сохраб, о чем думаешь? Или все еще не согласен со мной?
      Голос жены вернул Сохраба к действительности, и он нехотя ответил:
      - Все это неразумно, лишено здравомыслия. Ты знаешь, как мне неприятны подобные разговоры. Сводничество, посредничество - все это отвратительно и безнравственно! Я никогда не примирюсь с подобными вещами. Живи спокойно и не позорь нашу старость.
      Но Мархамат-ханум продолжала упорствовать:
      - Ты боишься! Ты просто боишься! Что тут позорного?
      - Подумай хорошенько - и поймешь. Можем ли мы стать посмешищем в глазах людей?
      - Но ведь я советуюсь с тобой!
      - Вот я и советую тебе: оставь свою затею. Пойми, завтра же начнутся пересуды: профессор выдал дочку за своего аспиранта, а теперь тянет его, как не пособить родному?..
      - Ты сейчас говорил о том, что парень и девушка должны полюбить друг друга и тогда можно вести речь о женитьбе. Ну, а если твой аспирант и наша дочка полюбят друг друга? Ты тоже не согласишься на их брак? Ведь завистники все равно найдут повод обливать тебя грязью. Так что же, по-твоему, бояться сплетен и вообще не выдавать дочку замуж?
      - Зачем гадать заранее? Разве можно в жизни все предусмотреть? - Он замолчал и вдруг сказал решительно и категорически. До сих пор он никогда так не разговаривал с женой: - Мархи, вот мое последнее слово: выкинь из головы свою затею! В противном случае пеняй на себя. Запомни: это грозит нам серьезной ссорой...
      Мархамат умолкла, знала: если Сохраб что-нибудь решил, его не переспоришь. Несколько лет назад, узнав, что жена его сосватала Зия Лалаева с Шойлой (к сожалению, это стало известно ему слишком поздно!), Сохраб долгие месяцы не разговаривал с женой. И до сих пор он стыдился ее поведения и, если приходилось к слову, не раз укорял. Вот и теперь, когда Сохраб сказал, что терпеть не может подобных вещей, Мархамат сразу поняла, что именно он имеет в виду. И, чтобы успокоить мужа, она вкрадчиво заговорила:
      - Эх, дорогой мой, ну кто пожелает несчастья своему ребенку? Откуда я знаю, какого рода-племени твой аспирант? Конечно же я зря все затеяла. Как можно отдавать единственную дочку незнакомому человеку? Мне хотелось лишь узнать, как ты к этому отнесешься, клянусь жизнью, не было у меня других намерений. Разве я посмею что-нибудь предпринять без твоего согласия?
      Гюнашли поверил ей. Но на сердце у него было тревожно и грустно. Воспоминания не отпускали его. Отвернувшись к стене, он закрыл глаза, притворившись спящим. И снова прошлое обступило его...
      Глава третья
      Сохраб ехал в Баку с намерением погулять, поразвлечься, а теперь вдруг потерял всякий интерес к развлечениям - ресторанам, театрам. Даже в кино ходить не хотелось. Что же случилось? Ведь Сохрабу тогда не исполнилось и двадцати лет, а когда, как не в этом возрасте, пользоваться всеми благами жизни? Виновата во всем оказалась Зийнат...
      Проводив ее и вернувшись в гостиницу, он целую ночь не сомкнул глаз, ворочался, и ему казалось, что постель усыпана мелкими угольками. Он ощущал на лбу прикосновение ее губ, сухих и горячих. Зийнат неотступно стояла перед ним, красивая, молодая, то смеющаяся, то плачущая. До сих пор о таких женщинах он читал только в романах. А потом звонкий звук пощечины, драка. И этот омерзительный, наглый человек с черными курчавыми волосами...
      Сохраб не мог забыть вечер, проведенный с нею, ее горе стало его горем.
      На следующее утро он поднялся рано. Голова раскалывалась от тупой боли, тело ныло, словно всю ночь его избивали по меньшей мере тысяча человек. Преодолев слабость и разбитость, он оделся и вышел из гостиницы, быстрым шагом направился к дому, где накануне расстался с Зийнат. Часа три бродил Сохраб вокруг дома, заходил во двор - надеялся увидеть Зийнат. Он даже не вспомнил, что вот уже скоро сутки, как ничего не ел. Видеть Зийнат, говорить с ней, узнать, не обидел ли ее кто после того, как они расстались, - других желаний у него не было. Однако надеждам его сбыться не было суждено. Усталый, измученный напрасным ожиданьем, вернулся он в гостиницу, повалился лицом вниз на кровать и тут же уснул. Проснулся, когда уже начинало темнеть. Спустившись в буфет, он без всякого аппетита поужинал и снова отправился к дому Зийнат. И на этот раз безрезультатно! Но неудача не смутила его. Три дня подряд приходил Сохраб к дому Зийнат - утром, в полдень и вечером. Все напрасно! Наконец понял: оставаться дольше в Баку не может. Он спешно собрался и уехал к себе в село. Но и дома ни на минуту не забывал о Зийнат. В его воображении она с каждым днем становилась все прекраснее. Неужели это и есть любовь? Без конца задавал он себе этот вопрос и не мог на него ответить. Зийнат была единственной женщиной на свете, которой ему удалось познакомиться, чьей руки он касался, бережно ведя по улице. Он ощущал на своем лице ее взгляд, настороженный, то спокойный, то ласковый, то благодарный. Сердце переполнялось нежностью и благодарностью, дотоле им не испытанной. Она доверила ему сокровенную тайну: его, незнакомого, позвала на помощь, может быть, в самую трудную минуту. Как был он признателен ей за это!
      Прошел год (он показался Сохрабу вечностью!), и не было в этом году ни одного дня, чтобы Сохраб не вспоминал о Зийнат, она заняла прочное место в его сердце. Желание снова побывать в Баку не оставляло его. Сохраб стал готовиться в путь...
      На этот раз ехал в Баку не для того, чтобы весело провести летние каникулы. Он решил поступить в институт. Впрочем, это была его давнишняя мечта. И желание во что бы то ни стало встретиться с Зийнат лишь ускорило ее осуществление. Сохраб не сомневался, что, поселившись на несколько лет в Баку, он обязательно разыщет Зийнат. Ведь в жизни так много чудес, случайностей, неожиданностей. Пусть и это будет одним из чудес!
      Однако надеяться только на судьбу Сохраб не стал. Приехав в Баку, он сразу же начал поиски. Несколько раз подходил к ее дому, часами стоял у ворот, ожидая ее появления... Все было напрасно. Преодолевая смущение, краснея от стыда, он пытался расспросить соседей. Ему отвечали коротко: не знаем. Некоторые говорили: "В нашем доме много женщин с таким именем. Какую Зийнат вам нужно? Как фамилия? Как зовут родителей?" Что мог ответить Сохраб? Он и сам не знал ее фамилии, не знал, как зовут родителей... Что ж, видно, не судьба еще раз увидеть женщину, так глубоко запавшую в его сердце! Потеряв всякую надежду на встречу, Сохраб стал усердно готовиться к экзаменам. Через месяц его имя одним из первых стояло в списках принятых на химический факультет Азербайджанского государственного университета.
      Днем - лекции, вечером - занятия в лаборатории, посещение библиотек. Теперь у него попросту не было времени тосковать по Зийнат. Кто знает, возможно, прошло бы еще три-четыре месяца - и он забыл бы о своей любви. Но тут снова вмешался случай. И чувство, казалось преданное забвению, вспыхнуло, как трут от удара кремня.
      Приближалась экзаменационная сессия.
      Сохраб целые дни проводил в библиотеках. Казалось, разреши начальство, и он перетащит в читальный зал свою кровать. Уходил последним, когда в здании гасли огни. Вот и сегодня... Он собрал книги, тетрадки, намереваясь идти к выходу, как в зале погас свет, - это библиотекарша, не зная, как избавиться от усердного посетителя, выключила лампы. Она почему-то недолюбливала Сохраба и ворчала, что он вечно задерживает ее.
      В фойе тоже было темно, и только у самого входа над большим зеркалом горела тусклая лампочка. Молоденькая женщина, повернувшись спиной к Сухрабу, стояла перед зеркалом, поправляя волосы. Сохраб невольно остановился, чувствуя, что у него подкосились ноги. Из полутьмы зеркала глядели знакомые милые глаза... что это, галлюцинация? Мираж? Как раз сегодня, проснувшись на рассвете, он долго думал о Зийнат. И в библиотеке не раз вспоминал о ней, и ему все казалось, что она глядит на него со страниц книг и учебников. Давно с ним такого не бывало. Сегодня он ловил себя на том, что порой плохо понимает прочитанное, снова и снова перечитывал страницу. Может, и сейчас она пригрезилась ему?
      Сохраб подошел чуть ближе. Ошибки быть не могло, - не только глаза, милое, округлое лицо, фигура говорили о том, что это она. Не в силах сдержать волнение, Сохраб воскликнул:
      - Зийнат?! - и его возглас гулко прокатился по огромному пустому фойе.
      Женщина вздрогнула и обернулась. В ее взгляде были испуг и недоумение. Она явно не узнавала Сохраба. А Сохраб, не скрывая радости, уже бежал к ней:
      - Как я счастлив, что вижу тебя, Зийнат!
      Глаза Зийнат потеплели, стали ласковыми, побледневшее от испуга лицо порозовело, улыбка заиграла на губах.
      - Здравствуйте... - Она замялась, силясь припомнить его имя, и замолчала, видно так и не вспомнив.
      Сохрабу стало обидно. "Неужели забыла?" - с горечью подумал он и назвался.
      Зийнат, обрадованная, крепко пожала его руку:
      - Здравствуйте, братец Сохраб! - Она хотела обнять его, но, опомнившись, отступила. - Простите, поначалу я не узнала вас. Вы так переменились... Как вы живете, как здоровье?
      Сохраб глубоко вздохнул и ответил тихо, без прежней восторженности, в голосе звучало разочарование:
      - Спасибо, чувствую себя отлично!
      Зийнат замялась. Как трудно бывает порою находить самые обыкновенные слова! Помолчав, она спросила:
      - Какими судьбами в Баку?
      - Учусь в университете...
      - Давно?
      - Нет, в нынешнем году поступил...
      - Что ж, поздравляю!
      И снова молчание, слова словно провалились в пропасть. Первым опомнился Сохраб:
      - Почему мы стоим здесь? Пойдемте!
      Он поспешил к выходу. Ему казалось: исчезни этот удручающий, неприятный сумрак - и вместе с ним уйдет скованность, неловкость.
      Но Зийнат не торопилась.
      - Идите, я догоню вас, мне нужно дождаться...
      - Кого? - настороженно спросил Сохраб.
      - Подругу. Она тоже работает в библиотеке. - Зийнат обернулась к лестнице. - Я ведь здесь по вечерам работаю, а днем учусь.
      - Учитесь? Где?
      - Здесь же, в университете, на математическом факультете.
      Сохраб облегченно вздохнул, гора свалилась с его плеч.
      - На каком курсе?
      - На втором. - Зийнат помолчала. - В прошлом году поступила. После известного вам происшествия...
      - Развелись?
      Зийнат ответила не сразу, по лицу пробежала тень, видно, не легко дался ей развод.
      - Развелись, - со вздохом сказала она. - Да и можно ли после такого позора жить вместе? - Брови ее нахмурились. - Я не жалею, ни о чем не жалею, но обида не проходит...
      Сохраб был счастлив, услышав о разводе. Сердце его билось тревожно. Неужели есть надежда?
      Он проводил Зийнат до дома и, сияющий, счастливый, вернулся в общежитие.
      * * *
      Впервые за много месяцев Сохраб спал спокойно. И во все последующие дни спокойствие не покидало его. Душевное равновесие, что вошло в его жизнь после второй встречи с Зийнат, помогало ему во всем. По-прежнему проводил он долгие часы в библиотеке, готовился к экзаменам, но теперь все давалось легко, без усилий. Даже библиотекарша, которая раньше недолюбливала Сохраба и ворчала на него, стала ласковой и предупредительной. А вечерами... О, какие это были вечера! Сохраб понимал: нельзя ему еще раз потерять Зийнат. До поздней ночи дежурил он возле библиотеки, дожидаясь, пока она окончит работу, чтобы проводить ее. И они медленно шли по тихим, засыпающим улицам...
      Теперь одно лишь заботило Сохраба: как относится к нему Зийнат? Вот уже месяц они ежедневно встречались, а он ни разу не сказал ей о своих чувствах. А если заговорить? Поймет ли?
      Поначалу Зийнат встречалась с Сохрабом как с добрым знакомым, была благодарна, что он не бросил ее в беде. Встречалась, не помышляя о любви. Но однажды поймала себя на том, что все с большим нетерпением ждет встречи, и, если Сохраб задерживался, тревожится: а вдруг и совсем не придет? Сердце ее учащенно билось, лицо горело. Но она не решалась признаться себе, что новое чувство овладевает ее душой. Страх был понятен. Недаром говорят: человек, ужаленный змеей, боится пестрой веревки. Обжегшись один раз, она дала клятву, что отныне никогда в жизни не произнесет слова "любовь". И вот... Не прошло и полугода после развода, а в сердце затеплился новый огонек. Неужели у нее не хватит ума, воли побороть себя? "Нет, нет! говорила она себе. - Хватит с меня! Нет у меня сил все переживать заново... Надо задушить змею в зародыше..." И каждый раз, готовясь к встрече с Сохрабом, Зийнат повторяла слова, которые обязательно сегодня скажет ему: "Не приходи больше! Пусть это будет наше последнее свидание!" А когда встречались, язык не слушался, решимость исчезала, и она ласково говорила:
      - Ну зачем ты провожаешь меня каждый вечер, Сохраб? Зачем затрудняешь себя?
      Однажды, когда она снова произнесла эти слова, признание сорвалось с губ Сохраба. Как он волновался!
      - О каком труде говоришь ты, Зийнат? - воскликнул он. - Провожать тебя, ходить с тобой по улицам - да я весь год мечтал об этом, мечтал днем и ночью!...
      - Зачем, Сохраб? Какая от этого польза?
      - Разве, когда любят, думают о пользе? - возмутился Сохраб.
      - Любовь... - Зийнат горько усмехнулась. - Все это пустяки, Сохраб. Любовь как болезнь: одни вылечиваются быстрее, другие дольше. Но рано или поздно все излечиваются...
      - Нет, Зийнат, ты неправа! Нет на свете ничего дороже и прекраснее любви! - Он замолчал, собираясь с мыслями. - Я люблю тебя, Зийнат, всем существом своим люблю... Впрочем, ты сама знаешь об этом...
      Зийнат тихо покачала головой:
      - Не надо, Сохраб... - Задумчивым взглядом окинув Сохраба, она продолжала медленно покачивать головой. - Сколько тебе лет?
      Сохраб удивился: какое отношение имел его возраст к их разговору? Он внимательно заглянул в глаза Зийнат, стараясь прочесть в них ответ на свои сомнения. Но глаза ее были ласковы и грустны.
      - Я родился в тысяча девятьсот одиннадцатом году, громко и четко, словно отвечая на вопрос отдела кадров, проговорил он.
      Зийнат погрустнела еще больше, ласковые искорки, теплившиеся в глубине ее глаз, погасли.
      - Вот видишь, я на три года старше тебя! О чем же нам еще разговаривать? Надо кончать...
      - Что кончать? - в волнении воскликнул Сохраб, и его острый взгляд больно уколол Зийнат в самое сердце.
      - Наш разговор... - Зийнат замялась. - Такая разница в возрасте... И потом...
      - Что потом?
      - А то, что я была замужем. Не прожила с мужем и года, развелась, да еще со скандалом...
      - Я все знаю, Зийнат. Но какое это имеет отношение к нашему счастью? Разве все эти обстоятельства препятствуют нашей любви?
      - Сегодня ты так говоришь, Сохраб, а пройдут годы и запоешь другую песню. Поверь мне, я старше и, к сожалению, опытнее тебя...
      - Тебе не убедить меня, Зийнат, - твердо сказал Сохраб, чувствуя, как бешено колотится его сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки. - Я все обдумал и говорю сейчас с полной ответственностью. Я люблю тебя, люблю, понимаешь?
      Зийнат продолжала твердо стоять на своем.
      - Нет, нет, Сохраб, - тихо говорила она, покачивая головой. - Ты не отдаешь отчета в своих словах. Подумай обо всем хорошенько и поймешь, что я права...
      Но Сохраб вдребезги разбивал все ее доводы. Все, чем мучался он целый год, все, что передумывал бессонными ночами, выливалось в его словах.
      - Зачем ты терзаешь меня, Зийнат? Мне не о чем больше раздумывать! Я приехал сюда в надежде найти тебя. Тысячи раз подходил я к твоему дому, мечтая об одном - встретиться с тобой. Стоял там часами, забыв о сне, о еде, я ждал тебя. Расспрашивал соседей, обошел все дома в твоем квартале, не знал усталости. Только глаза мои порой уставали, потому что не видели тебя... Никто не мог помочь мне. Люди спрашивали: какая Зийнат вам нужна? А что я мог ответить? Мне оставалось лишь пожимать плечами... Наконец судьба улыбнулась мне. Так неужели я должен опять потерять свое счастье? Или для этого судьба еще раз соединила нас?
      - Но, Сохраб, я никогда не давала тебе никаких обещаний. Откуда взялись твои надежды?
      - Не знаю, ничего я не знаю! Разве дано человеку разгадывать тайны собственного сердца?
      Зийнат молчала. Горячие слова юноши опрокинули логический строй ее убеждений. Она не могла (да и не хотела!) не верить в его искренность. Еще шаг, еще слово - и лед тронулся бы. Но Сохраб не делал этого шага, не говорил этого слова, силы покинули его. Он чувствовал себя вымотанным, обессиленным, словно после тяжелой болезни. Голова опустилась, плечи обвисли, глаза погасли. Но именно этот несчастный вид оказался самым веским подтверждением его слов. Зийнат приблизилась к Сохрабу, ласково взяла его за голову и заглянула в глаза. Секунду молча и неподвижно глядели они друг на друга. И вдруг Зийнат крепко поцеловала Сохраба в лоб и, как шаловливая девчонка, вбежала во двор...
      Сохраб остался стоять в растерянности и недоумении. Что должен означать этот поцелуй? Ведь и тогда, в тот первый вечер, она тоже поцеловала его в лоб.
      Не знал он, что мечта его становится явью...
      * * *
      Зийнат познакомила Сохраба со своими стариками - отцом и матерью. Они приняли его ласково, как родного, и у него в Баку появился отчий дом. Ни одного вкусного блюда в семье Зийнат не ели теперь без Сохраба.
      Не желая откладывать свадьбу, Сохраб написал в село, матери. С отцом у него, как это положено по обычаю, отношения всегда были куда более сдержанными, и потому он просил мать рассказать отцу о его любви. В письме подробно описывалась Зийнат и ее родители, - конечно же, Сохраб не пожалел самых восторженных красок! Два месяца не было ответа. И вдруг отец Сохраба, сам Мургуз Султан-оглы, приехал в город. Сохраб познакомил его с будущими родственниками. Мургузу понравилась Зийнат и ее родители. Старики долго толковали и наконец пришли к обоюдному решению: со свадьбой не торопиться, а дождаться, пока молодые закончат образование и станут самостоятельными.
      - Пусть хорошенько узнают друг друга, тогда не будет разочарований, решительно заявил отец Зийнат. - Строить семью - дело сложное и ответственное. Пусть поймут, что не могут жить друг без друга, тогда нам останется лишь благословить их и пожелать любви да согласия...
      Первый неудачный брак дочери напугал старика, и теперь он твердо стоял на своем. Мургуз Султан-оглы согласился с ним. Молодым оставалось лишь подчиниться решению старших и, набравшись терпения, дожидаться счастливого дня.
      Но судьба решила иначе...
      * * *