* * *
      Заместитель директора института по научной части Муршуд Гамзаев сидел в глубоком старомодном кресле и спокойно разговаривал с кем-то по телефону. Плотно прикрытая, обитая кожей дверь резко скрипнула, и он поднял голову. Увидев Вугара, смущенно задержавшегося на пороге, а за его спиной торжествующую Бекташеву, Гамзаев, улыбаясь, махнул ему рукой, подзывая к себе, и указал на стул, стоявший рядом с креслом.
      - Вы совершенно правы, я абсолютно согласен с вами, - явно взбодренный, продолжал он телефонный разговор. - Чистая совесть - самая мягкая подушка. Наша обязанность устранить подобные недостатки и оказать ему всемерную помощь. Да вот и он сам! Нет, нет, только что зашел! Ну что же, не возражаю. Он подъедет к вам, и вы сами с ним посоветуетесь...
      Положив трубку, Гамзаев повернулся к Вугару, долго оглядывал его и вдруг многозначительно усмехнулся:
      - Сельский воздух пошел тебе на пользу, ты поздоровел! Чем тебя там кормили?
      - Птичьим молоком - прекрасное лекарство!
      Профессор Гамзаев помолчал и снова внимательно посмотрел на Вугара.
      - Не оттого ли ты такой гордый?
      - Нет, профессор, для гордости у меня есть другие основания.
      - Какие же, например?
      - Уважение, почтение, бескорыстная забота, которую я ощутил среди односельчан.
      - И только-то?
      - Нет, еще сердечность, ласковое обращение.
      - Что же еще?
      - Больше ничего!
      Гамзаев сощурился, и глаза его стали совсем узкими.
      - Ты скрываешь главное. Кажется, тебе преподали там уроки боевитости. Я по твоему тону чувствую, что ты вернулся с твердым намерением драться...
      - Правильно почувствовали, профессор, - все с той же уверенностью в себе ответил Вугар. - Я приехал драться и скорее погибну, чем сдамся!
      - Слышу слово настоящего мужчины! - смуглое лицо Гамзаева словно осветилось изнутри. - Вот теперь ты мне нравишься, таким, и должен быть человек, истинно преданный науке. - Он глубже уселся в мягком кресле, голос его вдруг стал усталым. - Признаться, мы очень на тебя обиделись. Это внезапное исчезновение поставило в трудное положение не только вашего научного руководителя, но и весь институт. Недоброжелатели подняли головы...
      - Это понятно, профессор, обессиленный враг кидается на тень...
      - Неразумный джигит...
      Вугар замялся, поняв, что Гамзаев намекает на него, и, подумав, шутливо ответил:
      - Вы правы, неразумный джигит бросает друзей в беде...
      - Ясно! - Гамзаев и на этот раз остался доволен ответом.
      Откинувшись на спинку кресла, он медленно опустил веки, умолк, казалось, задремал.
      Вугару стало не по себе. К чему Гамзаев затеял этот разговор, который увел их от главной цели? Зачем тогда он разыскивал его? Вугар решил сам заговорить о деле. Но не успел он и слова сказать, как заместитель директора, все еще не открывая глаз, спросил: - Давно приехал?
      - Сегодня утром...
      - Сохраба Мургузовича видел?
      - Нет...
      Гамзаев медленно открыл глаза и задумчиво посмотрел на Вугара:
      - Значит, тебе ничего не известно о последних событиях?
      Вугар молчал. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, от его ударов в грудной клетке образуются мозоли. Этот загадочный вопрос показался ему дурным вестником.
      Но Муршуд Гамзаев не спешил успокоить Вугара. Он закинул ногу за ногу, и руки его повисли вдоль подлокотников кресла.
      - А дела вот какие... В связи с твоим вопросом был еще раз созван ученый совет. Помнишь, в прошлый раз Гюнашли ушел с середины заседания, это повергло в растерянность членов совета, и никакого решения тогда не приняли...
      - Какое же решение принято на повторном заседании?
      - Решение хорошее... По настоянию Гюнашли состоялось всестороннее обсуждение вопроса, и решен он в твою пользу...
      - То есть?..
      - Создана комиссия, которая должна проверить научную ценность и промышленное значение твоего изобретения... Работать комиссия будет под моим председательством.
      - Под вашим?!
      - Да, - Гамзаев истолковал удивление Вугара как недовольство. - У тебя есть возражения?
      Вугар почувствовал облегчение. Профессор Гамзаев крупный ученый, благожелательный и объективный человек. Он хорошо помнил, как на том злосчастном ученом совете Гамзаев выступил в его защиту, стараясь изменить ход обсуждения, придав ему истинно научный характер. Какие же могут быть возражения против такого человека?
      - Что вы, профессор! - воскликнул он. - Когда комиссия приступает к работе?
      - А мы уже приступили! - Гамзаев выпрямился, и приветливая улыбка расплылась по его лицу. - Пока некоторые товарищи лечились в деревне птичьим молоком и развлекались, мы тут за них потрудились в поте лица.
      - Простите, профессор, - серьезно заговорил Вугар, не принимая его шутливого тона. - Те некоторые, о которых вы говорите, не все время тратили на удовольствия, они еще кое-что успели сделать. А птичье молоко принимали исключительно для поднятия боевого духа, как вы сами заметили в начале нашего разговора.
      - Верно заметил. Однако пока не увижу тебя в деле, нет у меня полной уверенности...
      - Будьте спокойны, профессор!
      Гамзаев заерзал в кресле и вопросительно посмотрел на Вугара. Что произошло? Аспирант Шамсизаде всегда был сдержан и немного робок, от него слова лишнего не добьешься, откуда же эта уверенность, эта гордость? Уж не зазнался ли, не зачванился? И Гамзаев сказал с явным подтекстом:
      - Я-то спокоен, а вот твое спокойствие мне не очень нравится. Главное поле сражения впереди. Когда работа будет полностью закончена и результаты экспериментов опубликованы в печати, это несомненно вызовет большой резонанс, вот тогда-то число твоих оппонентов значительно возрастет. Вполне возможно, что тебе придется сразиться с учеными, которые будут куда авторитетнее нынешних твоих противников...
      - Я не боюсь, профессор! Помните поговорку? Сорока знает: умный в нее стрелять не станет, а глупый промахнется.
      Густые, с проседью брови Гамзаева сдвинулись, и он с откровенным неудовольствием посмотрел на Вугара: "Очень уж самонадеян! Как быстро меняются люди".
      * * *
      Глухо прозвенел звонок, возвещавший перерыв на обед. Гамзаев поднялся, в больном желудке начало покалывать. Если он хоть немного нарушит режим и вовремя не поест, боль усилится. Он поспешил закончить разговор:
      - Проект готов, мы послали его для ознакомления на наш опытный завод: производственники лучше знают технологию. Сегодня, когда ты вошел в кабинет, мы говорили с директором завода товарищем Мохсумовым...
      - По вашему разговору мне показалось, что директор чем-то недоволен.
      - Обычное дело! Каждый раз с этим сталкиваемся. Результаты, полученные на бумаге, в оптимальных лабораторных условиях, не дают желаемого эффекта на больших установках, во время заводских испытаний. Приходится вносить изменения, добавления. Словом, бери машину - и на завод! Мохсумов ждет тебя.
      Но Вугар не тронулся с места. Не спеша расстегнул пиджак и, достав из внутреннего кармана смятую, с загнутыми углами тетрадочку, протянул Гамзаеву.
      - Что это?
      - Раскройте, прочитайте, и вам станет ясно.
      Гамзаев неохотно полистал тетрадку и пожал плечами:
      - Может, сам объяснишь?
      - Это результаты дней, проведенных в деревне, профессор.
      - Ты что же, вел дневник? - насмешливо спросил Гамзаев.
      - Нет, - непонятная гордость звучала в словах Вугара. - Это поправки к моей работе!
      - Поправки? - вскинул брови Гамзаев.
      - Именно! Я все продумал и нашел новое решение. По этой-то причине и задержался.
      - А-а... - протянул Гамзаев и о чем-то задумался. Он пододвинул кресло вплотную к столу и, нагнувшись над тетрадкой, погрузился в химические расчеты. Постепенно мягкость исчезала с лица, оно становилось суровым и твердым. - Значит, ты добавил новые компоненты к катализатору... Зачем?
      - Там все объясняется, чуть ниже...
      Гамзаев снова сосредоточился, пальцы, поглаживающие серебристую щетину на давно не бритых щеках, вдруг замерли и, медленно скользнув, остановились на остром подбородке.
      - Любопытно!.. - не отрывая от рукописи задумчивых глаз, прошептал он. - Итак, ты берешь окиси меди, хрома и алюминия в синтезе?..
      - Да, профессор.
      - Ас какой целью?
      - Мне кажется, этот способ полностью обезвреживает ядовитые выхлопные газы автомобилей, работающих в настоящее время на бензине и дизельном топливе.
      - Научные доказательства? Доводы?
      - Вот, - Вугар указательным пальцем перевернул несколько страниц в тетрадке. - Взгляните. Этот катализатор активно вступает в реакцию с углеводами, органическими кислотами и альдегидами, полностью их окисляя.
      - И таким образом очищает выхлопные газы?
      - Да, - решительно ответил Вугар. - Здесь имеется еще одно практическое преимущество, профессор. В производственном процессе катализатор может сохранять свою активность примерно до двух тысяч часов...
      Гамзаев снова задумался.
      - Что ж, возможно! - соглашаясь, проговорил он. - Давай-ка проверим еще раз.
      Торопливо достав лист бумаги и ручку, он долго писал и считал, что-то бормоча себе под нос. Заканчивал одну формулу и переходил к другой. Напряженная деловая тишина глотала минуту за минутой. И обеденный перерыв, и покалывания в желудке - все было начисто забыто.
      * * *
      ...Бекташева, войдя в кабинет по срочному административному делу, в изумлении застыла на пороге. В комнате, где обычно царила такая тишина, что слышно, как муха пролетит, сейчас раздавались громкие голоса. Гамзаев и Вугар что-то с жаром говорили друг другу, беспрерывно передавая из рук в руки маленькую, величиной с ладонь, тетрадочку, тыкали в нее пальцами.
      Бекташева издали прислушивалась к их разговору, старалась понять, спорят они или ссорятся. Было еще одно обстоятельство, которое повергло в изумление и даже немного покоробило эту строгую блюстительницу порядка и правил человеческого поведения. Они разговаривали как равные, посмотришь и подумаешь: товарищи, друзья.
      Не сказав ни слова, она удивленно скривила губы, пожала плечами и, осторожно прикрыв за собой дверь, бесшумно удалилась.
      Глава пятая
      Директор завода поначалу не понравился Вугару. В лоснящемся поношенном пиджаке и вылинявшей байковой рубашке, худой, чернявый, лет сорока - сорока пяти, он больше был похож на заведующего маленькой частной мастерской, чем на руководителя крупного завода.
      У Вугара сразу испортилось настроение. О чем говорить с таким человеком? Какие соображения может он, рядовой производственник, высказать по серьезной научной проблеме?
      Мохсумов встретил его приветливо. Отложив папку с деловыми бумагами, он встал и пошел к нему навстречу. Уважительно поздоровавшись, с почтением взял Вугара под руку и подвел к столу. Нажав кнопку звонка, распорядился принести чаю.
      Но даже эта уважительная вежливость не вызвала у Вугара доверия. Он отнес ее за счет того, что Мохсумов хочет выслужиться перед профессором Гамзаевым, безукоризненно исполнив его поручение. Скучающим взглядом Вугар обвел кабинет. Выбеленные известкой голые стены, старые стулья, на окнах выгоревшие шторы из скучной одноцветной ткани. Над столом портрет Карла Маркса. И Вугар, взглянув на портрет, подумал: как, верно, скучно ему среди этой невзрачной обстановки.
      Худенькая шустрая секретарша внесла на подносе чай и, кокетливо улыбнувшись Вугару, вышла.
      - Вы, кажется, заскучали? - спросил Мохсумов.
      - Не в скуке дело, времени у меня мало...
      - А мы с утра вас ждали, здесь были члены технического совета. Только-только ушли на обед.
      Вугар стал неохотно объяснять причину своего опоздания:
      - Наш разговор с профессором Гамзаевым затянулся... - И, сдерживая раздражение, спросил: - Может, не будем дожидаться товарищей, начнем?
      - Вы очень торопитесь?
      - Мне необходимо как можно скорее вернуться в город.
      - Постараемся не задержать вас, но товарищи хотели бы познакомиться с вами...
      - Отложим знакомство до следующего раза!
      - Вам виднее. Но... у них есть к вам некоторые предложения.
      - Предложения или возражения?
      - Мы выдвигаем только предложения.
      - В таком случае вы сами можете изложить их.
      - Я вправе излагать лишь собственные суждения.
      - Слушаю вас...
      Мохсумов помолчал немного.
      - Мне кажется, - сказал он, - что активность полученного вами катализатора для данной цели мала.
      - В чем же причина?
      Мохсумов задумался, стараясь выразить свою мысль как можно яснее и четче.
      - По-моему, у вашего катализатора слишком мелкие поры. Кокс, возникающий во время реакции, быстро забьет их, и таким образом понизится активность катализатора, а следовательно, нарушится нормальный ход всего процесса.
      - Что вы предлагаете?
      - Хорошо было бы предварительно очистить сырье от бесполезных элементов, содержащихся в его составе. Тогда и процент выхода повысится и октановое число окажется на желаемом уровне.
      Дискуссию на этом можно было бы закончить, - к чему терять время на споры о проблеме, давно устаревшей? Но Вугару вдруг захотелось до конца выяснить позицию директора.
      - У вас есть еще предложения? - спросил он.
      - Я высказал свои пожелания, - сдержанно ответил Мохсумов. - А говорить о предложениях товарищей не уполномочен.
      Вугару понравилась скромность этого безвкусно и неряшливо одетого человека, он начинал испытывать к нему невольную симпатию.
      - Товарищи скоро вернутся?
      Мохсумов не мог не почувствовать неожиданную мягкость, прозвучавшую в последнем вопросе молодого собеседника, не ускользнуло от его взгляда и то, что Вугар поудобнее уселся на стуле. Однако директор ничем не дал почувствовать своей победы и по-прежнему приветливо ответил:
      - Скоро. - И, улыбнувшись, добавил: - Мы не собираемся заставлять вас принимать все наши предложения. Если они покажутся вам неубедительными и не удовлетворят вас, можете не соглашаться, это ваше право. Работа нам понравилась, и мы хотим, чтобы при заводских испытаниях не возникло затруднений, требующих дополнительной работы. Поверьте, иных целей у нас нет.
      - Я верю вам...
      Вугар произнес эти слова еще мягче. Директор переменил тему разговора:
      - Чай-то у вас остыл, может, сказать, чтобы принесли свежий?
      - Что ж, это было бы неплохо... Но только с одним условием... Вернее, у меня к вам просьба...
      - Пожалуйста!
      Вугар достал из кармана тетрадку и вместе с листком, на котором были замечания и поправки Гамзаева, положил все это перед Мохсумовым.
      - Я буду пить чай, а вы, пока не пришли товарищи, ознакомьтесь с этими заметками, если, конечно, это возможно.
      - Возможно! - ответил Мохсумов, хотя ему и не совсем был понятен смысл этой просьбы. - У нас все возможно.
      * * *
      Из кабинета директора Вугар вышел воодушевленный. На огромном заводском дворе он увидел Нарын и очень обрадовался ей:
      - Добрый день, Нарын-ханум! Рад видеть вас!
      Нарын отвернулась.
      - Вы чем-то обижены?
      - А вам так важно знать, обижена я или нет?
      - Ну конечно!
      - Зачем? Кто я такая?
      - Вы мой заботливый, благожелательный коллега, высокочтимая моя помощница.
      - Нельзя ли без преувеличений?
      - В моих словах нет ни малейшего преувеличения, Нарын-ханум. Я говорю от чистого сердца. Если я и достиг значительных успехов, то благодаря лишь вашему труду, вашей помощи и заботе.
      - Хватит, не вгоняйте меня в краску!
      - Нет, Нарын-ханум, я говорю все это не для того, чтобы смутить вас. Это чистая правда. В деревне я так часто с благодарностью вспоминал вас...
      - Вот как все хорошо получается! Вы вспоминали о нас в деревне, а мы в городе вас разыскивали.
      - Спасибо. Матушка Джаннат рассказала мне, что вы заходили к нам. К добру ли?
      - Заходила... Нарын замялась, словно припоминая что-то. - Когда вы несколько дней не появлялись в лаборатории, мы с тетушкой Хадиджой стали беспокоиться - не случилось ли чего? Да и на ученый совет вас вызывали, чтобы заново обсудить ваш вопрос.
      - Вот и надо было вам вместо меня пойти на совет, вы же все наши дела лучше меня знаете.
      - А вы думаете, я не пошла?! - волнуясь и повышая голос, гордо воскликнула Нарын. - Пошла и сказала. Кое-кому кое-что сказала. Ну, посудите сами, возможно ли угробить такой огромный труд!
      - Вот потому-то я и люблю вас! Без преувеличений говорю, что люблю. И никогда не забуду все то добро, что вы мне сделали.
      На губах Нарын заиграла слабая улыбка. Сердце ее уже смирилось, но смирить язык было куда труднее.
      - Однако ваша поездка так затянулась, что мы уж думали, вы навсегда останетесь в деревне.
      - Я бы и остался, да жаль стало затраченного вами труда, - игриво ответил Вугар.
      - Ишь, герой! - горько упрекнула Нарын. - Едва попали в трудное положение, сразу бежать. Вот оно, ваше хваленое мужество!
      Вугар нахмурился. Не впервые слышал он подобные упреки. Нарын медленно повернулась к Вугару.
      - Простите меня, - неожиданно сказала она. - Не обижайтесь. Мне очень горько, потому я так и говорю.
      Вугар усмехнулся.
      - У вас есть для этого основания. Язык правды всегда горек.
      - Вы были у директора?
      - Да, беседовали...
      - Ну и какой толк от вашего разговора?
      - Толк есть, технический совет высказался в нашу пользу.
      - Эх, - Нарын, покачиваясь, недовольно морщила маленький носик. - Если они высказались в нашу пользу, почему так долго задерживали отзыв? Сколько дней я обиваю здесь пороги и каждый раз слышу: "Пишем, пишем..." Можно подумать, книгу пишут!
      - Успокойтесь, задержка пошла нам на пользу.
      - Что же это за польза? - Нарын окинула Вугара надменным взглядом.
      Он взял ее под руку и повел к автобусу, ожидавшему пассажиров возле железных ворот. По дороге он рассказал ей все.
      Но, вместо того, чтобы обрадоваться, Нарын огорчилась:
      - Выходит, наши противники были правы и мы зря подняли такой шум-гам?
      - Шум-гам был не напрасен. Ведь мы не отказываемся от своего технологического принципа, а лишь совершенствуем его.
      Но Нарын по-прежнему недовольна.
      - Значит, надо начинать все сначала и зачеркнуть проведенные опыты?
      - Кажется, работа уже тяготит вас?
      - Конечно, тяготит! Я хочу, чтобы все скорее закончилось и наша победа спицей вонзилась в зрачки некоторым подлецам.
      - Надо набраться терпения, Нарын-ханум! Каждая победа дается нелегко.
      - Странный вы парень! Ну, сколько может быть вариантов одной работы? До каких пор можно переделывать? Вас словно замесили на терпении...
      - Это и есть наше главное достоинство, Нарын-ханум, пока что, кроме терпения, мы ничем похвастаться не можем, шуткой закончил он серьезный разговор.
      * * *
      Автобус был почти пуст, и они сели рядом на заднее сиденье. Нарын смотрела в окно, а Вугар с той минуты, как оказался в автобусе, забыл обо всем. Всем сердцем рвался он на свидание с Арзу. Они проехали уже полпути, как вдруг Нарын нарушила молчание:
      - То, что о вас говорили, правда?
      - Что именно? - с трудом соображая, спросил Вугар.
      - Ну, на ученом совете...
      - Там много чего говорили.
      - Про девушку...
      - Какую девушку?
      - Девушку из рабочей семьи, которую вы будто обманули, ну и еще там то да се...
      - А вы как думаете, Нарын-ханум? - с горькой усмешкой спросил он. Похоже это на меня? Только правду скажите...
      - Правду я хочу от вас услышать. В тот день каждый говорил, что ему вздумается,.
      - Но прежде я хочу звать ваше мнение...
      - Я не верю ни одному сказанному слову.
      - Спасибо! - от души поблагодарил Вугар. - Все это грязные измышления.
      - Хотели замарать вас? "
      - Да. И рассорить...
      - С профессром?
      - И еще с одним человеком.
      - Кто же он?
      - Девушка, которую я люблю.
      - Что?! - Нарын смотрела на Вугара с нескрываемым изумлением. - У вас есть любимая девушка?
      - Да, и меня хотели с ней поссорить. Та самая девушка, девушка из рабочей семьи...
      Нарын переменилась в лице, побледнела и нервно потирала руки.
      - Как я ошиблась! Мне казалось, что вас ничто не интересует, кроме вашей работы. Я даже про себя называла вас бессердечным. Простите меня. Ой, я совсем потеряла голову. Как хорошо, что я оказалась не права!
      Удивительное создание - человек! Откуда взялись у нее силы и воля, чтобы смирить свои чувства? Вугар, не скрывая восхищения, воскликнул:
      - Вы необыкновенная девушка!
      - Необыкновенная или легкомысленная? - недовольно проворчала Нарын.
      - Что вы, что вы! Назвать вас легкомысленной, Нарынханум, было бы несправедливо. Иметь бы мне такую добрую, шуструю сестренку...
      Нарын не проронила ни слова. Опустив ресницы, она отвернулась к окну. А Вугар вдруг обрадовался слову "сестренка", неожиданно сорвавшемуся с языка.
      - Нарын-ханум, у меня к вам просьба! Давайте вот сейчас, с этой минуты станем друг для друга братом и сестрой. Я знаю, у вас нет брата, а только сестра, вы сами когда-то рассказывали мне. А я... - он замялся. - Я один, никого у меня нет!
      Нарын молчала. Ласковое слово "сестренка", да еще произнесенное так нежно, звучало для нее как самое страшное оскорбление. Так вот что предлагают ей взамен любви?
      А Вугар и не помышлял о том, какую сердечную боль причинил девушке, не видел ее бледного лица и возбужденно продолжал:
      - Почему вы молчите, Нарын-ханум? Или не верите в искренность моих слов? А может, не верите, что чужие люди могут породниться, стать братом и сестрой? Если так, вы ошибаетесь! Разве родство в том, чтоб родиться от одной матери, быть вскормленным одним молоком, носить одну фамилию? Нет, не это главное. Надо, чтобы родственное чувство свило прочное гнездо в твоем сердце, надо уметь беречь это чувство, чтобы оно вошло в плоть и кровь твою, согревая своим неиссякаемым теплом. Я знаю родных братьев и сестер, которые месяцами, а порой и годами не переступают порога друг друга. Есть и такие, что завидуют, злятся, когда их родные живут хорошо. Если вы согласитесь стать моей се строй, вы тем самым подарите мне новую жизнь, навсегда сотрете с души ощущение сиротства. Я буду знать, что в одном городе со мной живет любимая сестра. Взгрустнется ли мне, заболит ли голова или зуб, я побегу к вам, чтобы утешиться...
      Нарын душили слезы. Но она снова справилась с ними, и Вугар опять ничего не заметил. Она сдержанно спросила:
      - А ваша любимая знает о тех разговорах?
      - Конечно! Если вам интересно, вот... - Не договорив, он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал письмо Арзу. - Прочтите - и все поймете.
      - Письмо?
      - Да, это она писала, когда я был в деревне.
      - Не надо! Нельзя читать чужие письма.
      Но Вугар настаивал:
      - Теперь ты не чужой человек! - с жаром говорил он, переходя на "ты" и желая этим подчеркнуть свою сердечность. - Ты моя сестра, а у брата не может быть от сестры никаких тайн.
      Нарын упрямо качала головой, но Вугар силой сунул ей письмо:
      - Прошу, прочти, посоветуй!
      Что было делать? Дрожащими от волнения руками Нарын развернула письмо, разгладила его. Слезы снова застлали глаза, и некоторое время она ничего не различала. Читать любовное письмо к человеку, которого сама любишь, какое мучение! Вугар, увидев искаженное страданием лицо Нарын, только сейчас понял, что он наделал, и мысленно обругал себя: "Что за идиотство, как мне могло прийти такое в голову!"
      Первую страницу Нарын читала долго, но уже на второй чужое горе заслонило ее собственные душевные страдания, и она быстрым взглядом пробежала тесные строчки.
      - Любит! - в волнении прошептала Нарын и, задержав дыхание, твердо спросила: - Вы ответили ей?
      - Нет, - смутился Вугар.
      - Бедняжка... - Нарын сочувственно вздохнула, голос ее звенел, как оборванная струна: - Она ждет, мучается, душа, верно, изболелась, а вы... Она долго молчала. Но вот снова раздался ее печальный голос: - Все вы, мужчины, из одного теста слеплены. И хорошие и плохие рождаетесь эгоистами. Что вам за дело до нас, женщин, что вам наши страдания?..
      Вугар глядел на нее с восхищением, снова и снова удивляясь благородству и богатству ее души. А ведь с первого взгляда Нарын и правда могла показаться легкомысленной.
      - Сейчас же, едва сойдете с автобуса, идите и просите у нее прощенья! Слышите, обязательно просите прощенья! - настойчиво и требовательно проговорила она, и слова ее прозвучали как приказ.
      "Что это? Искреннее сострадание к чужому горю или фальшь в одеждах благородства?" Вугар так и остался в неведении...
      Глава шестая
      Шеренга телефонных будок напоминала строй инвалидов - у одного аппарата вырвана трубка, у другого поломан диск, у третьего в прорезь, куда бросают монеты, засунут старый потертый пятак. А там, где аппарат в порядке, ветер разгуливает по кабине, либо стекла чем-то прогневили неизвестного маленького озорника и он превратил их в осколки, либо дверь не закрывается.
      Вугар рассердился. Ну что можно в таких условиях сказать любимой девушке?
      Мысленно ругая хулиганов, а также блюстителей общественного порядка, Вугар обошел сквер, надеясь почему-то, что с противоположной стороны кабины должны быть в лучшем состоянии, там прохожих поменьше. Он устал, болели икры, горели подошвы, шутка ли - две трети дня он провел на ногах, ни часа не посидел спокойно. Но надежда на свидание с любимой заставляла его забывать об усталости. Сумерки спустились на город, надо было спешить, не то совсем стемнеет и тогда не заставишь Арзу выйти из дому.
      Он прибавил шаг, и, когда уже подходил к центральной площадке сквера, кто-то окликнул его:
      - Вугар, Вугар!
      Кто это мог быть? Прежде всего он почему-то подумал о Зия Лалаеве. Надоедливость, нежелание считаться с чужим временем и обстоятельствами это в его характере. "А ну тебя к черту!" - махнул рукой Вугар. Но, сделав шаг-другой, задержался. Нет, этот хриплый и спокойный голос не походил на докучливое чириканье Зия Лалаева. Уж не Башир Бадирбейли ли это?
      Он прибавил шаг, изменив направление. Там, впереди, тоже много телефонов-автоматов. Среди трех или пяти будок найдется хоть одна целая! \
      - Вугар, сынок! Куда торопишься? Задержись немного...
      Вугар невольно остановился. Ласковый, сердечный голос совсем не походил на высокомерный и одновременно жеманный говор Башира Бадирбейли. Вугар вспомнил Мургуза Султан-оглы. Ведь старик каждый вечер приходил сюда, чтобы подышать свежим воздухом.
      Странное спокойствие охватило Вугара, он обрадовался сам не зная чему. Между ним и стариком никогда не было особой дружбы, они пяти минут не сидели рядом, никогда не разговаривали по душам. Знакомство их произошло в тот далекий день, когда Вугар впервые пришел к Сохрабу Гюнашли, мельком виделись несколько раз в течение минувшего года, вот и все! Но почему-то каждый раз, увидев старика, Вугар вот так, как сейчас, радовался, будто видел очень близкого человека, кого-нибудь из самых почтенных и уважаемых стариков родного села, которых знал с детства. Конечно, к тому были свои причины. Молчаливый дома и так же, в молчании, бродивший по улицам, Мургуз Султан-оглы, встречая Вугара, всегда ласково улыбался, его умные печальные глаза приветливо смотрели на него.
      Он медленно повернулся.
      Под большой сосной с побуревшими длинными иглами сидел, заложив нога на ногу, Мургуз Султан-оглы. Подойдя поближе к старику, Вугар почтительно поздоровался.
      - Давно я не видел тебя, - не выпуская руки Вугара, проговорил он. Присядь-ка, потолкуем...
      Вугар послушно опустился на скамью. По лицу Султана-оглы он чувствовал, что тот хочет ему сказать что-то, и не отводил от старика обеспокоенного взгляда,
      - Тебя, кажется, не было в городе? Ездил куда-то...
      Нетерпение Вугара все возрастало. В этом вопросе Султана-оглы явно таился какой-то смысл.
      - Вы правы, дедушка Мургуз, уезжал я...
      Султан-оглы усмехнулся в усы:
      - Как говорится, шапку на голову - и бежать?
      - Да, дедушка Мургуз.
      - Вот это другое дело! Правду сказать - достоинство сохранить. Мудрые люди говорили, что самое тяжкое преступление можно облегчить правдой.
      Вугар внимательно глядел на Султана-оглы. За последние месяцы старик сильно сдал. Его удлиненные, чуть отвисшие уши стали сизыми, на желтоватом лице ни кровинки. Вугар встревожился, непроизвольно мелькнула мысль: "Старик доживает последние дни".
      Переводя дух, Султан-оглы негромко продолжал:
      - После вашего собрания Сохраб целую неделю пролежал в постели сердце пошаливает, - очень он нас напугал...
      Лицо Вугара то бледнело, то заливалось краской. Эти слова старика, исполненные тревоги за сына, он воспринял как упрек в свой адрес. И он словно въявь увидел согбенную фигуру Гюнашли, который, с трудом волоча ноги, покинул зал заседаний. Разве мог честный человек выдержать бесстыдные речи! Вугар спросил взволнованно:
      - А как сейчас себя чувствует профессор? В институте я его сегодня не видел.
      - Хорошо, слава богу, боли быстро прошли. Но ведь сердце, как говорится, хрупкий стеклянный сосуд, дало трещину - не склеишь. Да и не впервые с ним такое...
      Вугару была известна исполненная страданий жизнь его научного руководителя, страданий, не отраженных ни в одной анкете, ни в одном документе. Кое-что он узнал из уст самого Гюнашли, что-то рассказали ему свидетели тех нелегких дней.
      Воцарилось молчание. Снова послышался охрипший, то ли от волнения, то ли еще от чего, голос Султана-оглы:
      - Хорошо сделал, что приехал, Сохраб очень волновался за тебя.
      Вугар не находил слов. Полный раскаяния, уставился он в землю, ожидая, что после такого вступления Султан-оглы начнет выговаривать ему за его поведение. Но ничего подобного не произошло. Султан-оглы спросил совсем о другом:
      - Прости, я задержал тебя, ты, кажется, куда-то спешил?
      Вугар с беспокойством посмотрел на часы. Время неумолимо летело. Почувствовав на своем лице внимательный взгляд старика, он взял себя в руки: